Текст книги "Афродита размера XXL. Брак со стихийным бедствием"

– Ну так и есть – русалка!

– Свеженькая еще, рыбонька, совсем недолго плавала!

Мне очень хотелось заткнуть уши, но это было бы невежливо по отношению к распекающему нас с Иркой Сереге. Лазарчук имел моральное право устроить нам нагоняй: мы с подружкой уже не в первый раз подбросили ему неприятную работенку.

Сознавая это, я слушала капитана кротко, а самолюбивая Ирка опять не выдержала.

– Поперлись! – возмущенно повторила она. – А для чего сюда прутся все остальные граждане? Это, между прочим, если кто не знает, Парк культуры и отдыха! Здесь культурно отдыхают, гуляют, дышат свежим воздухом!

– И топятся, – не удержавшись, подсказала я.

Ирка осеклась, а Лазарчук фыркнул как лошадь и крайне язвительно сообщил:

– Топятся – это когда по собственной инициативе! А когда камнем в висок и замертво в пруд – это уже совсем другое мокрое дело!

– О господи! – Я ужаснулась и обернулась, чтобы увидеть несчастную жертву преступления.

Лучше бы я этого не делала!

Деревянный медальон, так приглянувшийся Ирке, с лески сорвался, и бусины рассыпались, однако и без того видно было, что убитая одета со вкусом – в шикарные замшевые брюки и кашемировый джемпер песочного цвета. Конечно, пребывание в грязной воде сильно подпортило вещи жертвы и превратило в сущее безобразие ее прическу и макияж. Собственно, только поэтому я ее и узнала.

Бледное лицо в разводах грязи и спутанные черные волосы – именно такой я видела Марию Петропавловскую, когда она была еще живой.

– Анка, я нашла твою подругу, Машу, – печально сказала я в трубку, плотно зажатую между двумя щеками – моей и Иркиной.

Подружка, взволнованно сопя и старательно маскируя неистребимое любопытство под глубокое сочувствие, старалась не упустить из моего разговора с Анютой ни единого словечка. На слова, впрочем, я на сей раз была не щедра. Язык не поворачивался объявить Анке страшную новость.

– Я знаю, Ленчик, спасибо тебе огромное! – грустно ответила приятельница.

– Да не за что, – растерялась я.

– Она мне позвонила сразу после вашего с ней разговора.

– Ань, ты знаешь, а ведь Маша…

– Да знаю я, знаю! – недослушала приятельница. – Она и мне сказала все прямым текстом: не желаю, мол, поддерживать отношения, что было, того не воротишь, мы с тобой вращаемся на разных орбитах, прости, прощай и не поминай лихом!

– Анка…

– Да не успокаивай ты меня, я не очень-то расстроена! Я прекрасно знаю свою подругу, все ее обиды ненадолго. Машка вспыльчивая, но отходчивая.

Тут моя собственная вспыльчивая подруга выразительно кашлянула и подтолкнула меня локтем, прозрачно намекая, что пора бы сообщить Анюте – отходчивая Маша отошла насовсем.

– Аня! Маша сейчас тут! – дерзнула я.

– Правда?! – Приятельница неподдельно обрадовалась. – Она рядом с тобой? Ленчик, ты умница! Настоящий миротворец! Ну-ка, передай Машке трубу!

– Анька! – вырвав у меня мобильник, гаркнула потерявшая терпение Ирка. – Единственная труба, которая еще пригодится твоей подружке, стоит на крыше крематория!

– О боже! – закатил глаза Лазарчук, присутствовавший при этой сцене. – И эти люди обвиняют меня в грубости и нечуткости?!

Ирка сердито зыркнула на него и скомандовала в трубку:

– Сиди дома, мы сейчас приедем!

Она вернула мне телефон, обессиленно упала на пенек, устало вытянула ноги и с укором сказала Сереге:

– Не о том вы думаете, господин капитан! Вы бы лучше к товарищам своим присоединились, следочки какие-нибудь поискали на месте преступления, пальчики, орудие убийства! Ваше дело – душегуба ловить, а не разговоры разговаривать!

– Орудие преступления искать не надо, булыжник этот у жертвы за пазухой лежал – для пущей тяжести, надо понимать, – невозмутимо ответил Лазарчук, тщательно протирая полой теплой вельветовой рубашки старомодные солнцезащитные очки. – Пальчиков никаких там не будет, не стоит и надеяться, тело не меньше часа в воде пролежало, и камень вместе с ним. А вот следочки… Петь, а что у нас со следочками? Есть?

– Следочков у нас валом, но все они с одной пары ножек, – охотно отозвался лейтенант Петя Белов. – То ли кроссовки, то ли спортивные туфли на ребристой подошве, размер сорок первый, растоптанный. Похоже, тут совсем недавно какой-то чокнутый физкультурник вокруг водоема кросс бегал. Оставил отпечатки в десять слоев, один на другом, и ничего другого из-под них уже не добудешь.

Я опустила взгляд и посмотрела на Иркины вытянутые ноги. Она мгновенно подобрала их, свистнув по траве ребристыми подметками своих спортивных туфель, встала и громко сказала:

– Ну нам пора!

Подружка потащила меня прочь от водоема, вместо «до свиданья» торжественно возвестив:

– Всем спасибо, мы свободны!

– Чему лично я не перестаю удивляться! – добавил свой ехидный комментарий капитан Лазарчук.

– Ох, привлекут меня за сокрытие следов преступления! – опасливо пробормотала Ирка, внедряясь в хвойные заросли.

Дородная подружка пролезла сама и протащила меня между двумя растопырчатыми елочками, как между щетками, а потом опустилась на корточки и из-под зеленой лапы поглядела в сторону пруда. Там Петенька Белов аккуратно насыпал в пластмассовую плошку белый порошок.

– Это что за порошочек у них такой, беленький? – встревожилась Ирка.

– Это гипсик, – объяснила я. – Следочки твои отливать.

– Чудненько! – буркнула подружка.

Она резво поднялась на ноги и потрусила прочь, без труда пробурив своим телом зеленую стену самшита. Я осторожно выбралась в образовавшийся пролом и заторопилась вдогонку за убегающей Иркой. Она остановилась только на дальней окраине парка, где терпеливо дожидалась хозяйку верная «шестерка». Подружка немного повременила с отбытием, позволив мне занять место в машине, но затем стартовала а-ля Шумахер-старший. Я молча взяла ремень и пристегнулась.

– Ну? – агрессивно молвила гонщица, лихо влетев в крутой поворот. – И что теперь?

– Теперь хорошо бы остановиться на светофоре, как раз красный зажегся, – тактично подсказала я.

– Я не об этом! – проскрежетала Ирка и тормозами, и голосом.

«Шестерка» остановилась, самую малость недотянувшись до заднего бампера новенькой «Мицубиси». Я использовала паузу для того, чтобы мелко перекреститься, а Ирка – для продолжения эмоциональной речи:

– Ты понимаешь, какова наша миссия?

– Сохранить себя в целости и сохранности для будущих поколений? – с надеждой предположила я.

Светофор засиял зеленым, Ирка тяжко уронила свою стопу сорок первого размера на педаль газа и, перекрикивая рев движка, проорала:

– Мы должны найти убийцу этой Маши!

– Зачем? – вякнула я, вжимаясь в кресло.

– Затем, что я не хочу под следствие!

– А под «КамАЗ» ты хочешь, да?! – взвизгнула я, послав кривую улыбку позеленевшему водителю грузовика, опасно подрезанного нашей «шестеркой». – Какое следствие, тебе ничего такого не грозит! Лазарчук с Беловым не идиоты, они сами прекрасно во всем разберутся!

– Знаю я, как они разберутся! – фыркнула Ирка и прибавила газу. – Нет уж, придется нам с тобой им помочь, а то как бы чего не вышло… И не спорь, пожалуйста, не нервируй меня! Я за рулем!

– Вот именно, – прошептала я, после чего закрыла и рот, и глаза.

Ирка еще некоторое время продолжала горячо отстаивать необходимость нашего с ней участия в детективном расследовании, но я мудро помалкивала, и подружка постепенно успокоилась.

К Анке мы доехали быстро и почти без потерь. Пара царапин на крыле и помятый при парковке цветник большой утратой в данной ситуации не считались. При виде поломанных хризантем Ирка – знатная любительница флористики – виновато вздохнула, и только. Анка, мрачно наблюдавшая, как гибнут под колесами «шестерки» ее цветочки, тоже проявила необычное безразличие к судьбе фамильного добра. Я поспешила увлечь одну свою расстроенную подружку в дом другой, твердо рассчитывая там, в уютном гнездышке семейства Тороповых, снять стресс со всех угнетенных масс по собственной Иркиной методе.

Моя дорогая подружка считает наилучшим лекарством от тоски и уныния какой угодно этиологии высокалорийные кондитерские изделия. Она могла бы если не кровью, то собственной слюной и желудочным соком подписаться под каждым словом того самого слона из стихотворения Чуковского, который на вопрос «Что вам надо?» без тени сомнения отвечал: «Шоколада». Только Ирка расширила бы список до двух дюжин наименований: ей регулярно и в больших количествах надо и шоколада, и мармелада, и взбитых сливок, и пломбира, и пирожных с тортиками… Вот тортик-то мы и купили по дороге к Анкиному дому.

Расчет оказался верным. Превосходный многослойный «Наполеон» со второго захода одолел упаднические настроения, поднял наш моральный дух и уверенно утвердил его на высоте двенадцатого коржа. Анка, поначалу сидевшая как пришибленная, постепенно оправилась от первого потрясения и стала думать о том, что кто-то должен взять на себя организацию Машиных похорон. Близкой родни у той не осталось, маму она похоронила в прошлом году, а отца – еще раньше.

Пока Анюта составляла список обязательных в таких случаях безрадостных дел, Ирка отвлекала себя от печальной действительности иначе. Сначала она подбила нас всех хлопнуть под третий кусок тортика по рюмочке коньяка, а потом с пьяной искренностью полезла ко мне обниматься.

– Ты моя самая лучшая подруга! Живи долго и счастливо, а не как Анкина Маша! – прочувствованно говорила она, роняя на мое плечо слезинки – крупные, как леденцы монпасье, и блестящие, как кристаллы Сваровски.

– Спасибо тебе, конечно, на добром слове, но Машину участь лучше лишний раз не вспоминай, – покривившись, сказала я. – Не ровен час, накаркаешь!

– Я?! – Ирка перестала всхлипывать. – Кто бы говорил!

– Ты это о чем? – нахмурилась я.

– А кто вчера говорил, что найдет эту Машу живой или мертвой?

– Кто? – Анка тоже заинтересовалась нашим разговором.

– Вот она! Ленка! – Ирка бесцеремонно потыкала в меня перстом, измазанным заварным кремом.

Она так быстро перешла от поедания торта к драматическому монологу (читай – от хлеба к зрелищам), что не успела облизать все пальцы.

– Я это говорила? – усомнилась я.

– Говорила, говорила! – закивала моя памятливая подружка. – И слово свое сдержала, обещание выполнила и перевыполнила: нашла бедную Машу и живой, и мертвой!

– Мертвой – по чистой случайности! Это было несчастливое совпадение! – запротестовала я.

– Очень странное совпадение! – прошептала Анка, отстраняясь от стола, чтобы изумленно и недоверчиво, как в первый раз, поглядеть на меня с некоторого расстояния. – Ленчик, может, у тебя есть особые способности?

– Да вы что, сговорились?! – рассвирепела я. – Делаете из меня ясновидящую идиотку! Ладно, чокнутая темная бабка и глупый пацан в мистику верят, но вы-то, две умные женщины с высшим образованием! Не стыдно?

Им было не стыдно, им было любопытно. Умные женщины с высшим образованием насели на меня с двух сторон и не успокоились, пока не выспросили все подробности вчерашнего вечернего столкновения с Михеевной и утреннего разговора с ее внуком.

– Да-а-а… – протянула Ирка, нарочито робея. – Мне теперь с тобой прямо страшно разговаривать! Не дай бог, скажешь что-нибудь такое про меня, а оно и сбудется!

– А я бы хотела быть в курсе, что меня ждет, – задумчиво призналась Анюта. – Если впереди что-то хорошее – можно и не знать, пусть будет сюрпризом, но если какая-нибудь гадость, то лучше приготовиться заранее. Может, успела бы соломки подстелить. Что скажешь?

Она выжидательно уставилась на меня, и тут бес попутал меня принять предложенную игру.

– Что я скажу о твоем будущем? – Я напустила на себя значительный вид, скрестила руки на груди и нахмурила брови в подражание Кашпировскому. – Тебя интересуют возможные неприятности, так-так…

– Ну, ну? – вытянула шею Ирка.

– Ну вижу я одну назревающую проблему, – сказала я. – Нечетко вижу, но в общих чертах. Это касается твоего, Анка, мужа.

– Димочки? – побледнела та. – А что с ним?

– Ты только не волнуйся! – увидев, что приятельница неподдельно занервничала, я пожалела, что затеяла это представление, но потом вспомнила легкую – вприпрыжку – походку Анкиного Димочки, поспешающего к кому-то в офис с кульком деликатесных продуктов, и решила продолжать. Осторожно, сугубо намеками! – У мужа твоего, Анечка, начался очень непростой период, когда ему особенно требуется твое внимание. Повышенное внимание!

Я это сказала в надежде, что Анка начнет приглядывать за мужем примерно так же, как Ирка за Моржиком, и в результате сама заметит неладное.

Ирка, на которую мои опыты ясновидения большого впечатления не произвели, неуверенно хихикнула, но Анюта послушно кивнула и даже записала в блокноте:

– Димочке – внимание. Так, а еще что?

– Димочке-то? Еще ему побольше заботы, ласки и тепла, а тебе – стойкости, терпения и женской мудрости, – не скупясь, пожелала я: терпение для решения проблемы мужней неверности Анке точно пригодится.

Либо терпение, либо крепкая палка – одно из двух.

Анюта прилежно законспектировала сказанное, а Ирка тем временем доела остатки торта, с поглощением четвертого куска достигла полного душевного равновесия и сквозь умиротворенное чавканье предложила мне ехать домой. Не желая снова расстраивать подружку, я не стала напоминать, что в наших вечерних планах еще было пристальное наблюдение за сексуальными полетами ласточки-Моржика, и попрощалась с озабоченной Анкой, попросив ее звонить, если понадобится помощь.

– Чем ты хочешь ей помочь? На кофе погадать? – вредничала Ирка, уже сидя в машине.

Ударная доза чудотворного тортика с коньяком на некоторое время привела мою подружку в состояние эйфорического склероза. Она напрочь позабыла все свои и тем более чужие неприятности и буквально излучала позитивное мироощущение. Я вынуждена была смотреть на нее с прищуром: сияние Иркиной ауры, заштопанной и усиленной «Наполеоном», слепило глаза. Жмуриться быстро надоело, и я попросила подружку высадить меня пораньше – у Экспоцентра. Присущие мне, как представителю средств массовой информации, дотошность и въедливость диктовали необходимость проверки строящегося пресс-центра на предмет наличия или отсутствия в нем заказанных дверей.

Я рассталась с подругой у контрольно-пропускного пункта и затем примерно час условно наслаждалась обществом меланхоличных мужчин в комбинезонах, украшенных наглой и лживой надписью «Застройщик». Застраивать что бы то ни было эти ленивые типы категорически не желали, так что, в конце концов, после нежных уговоров, перетекших в грубую ругань, мне пришлось подать лодырям пример и начать собственноручно прорезать вожделенную дверь извлеченными из сумочки маникюрными ножничками. За этим увлекательным рукоделием я не заметила предсмертного писка разрядившегося мобильника, поэтому никто из тех, кто желал поговорить со мной по телефону, не смог сделать этого до семи часов вечера.

В девятнадцать ноль одну я перешагнула порог своей квартиры и еще успела уловить отголосок басовитого «Бам-м-м!», произведенного соседскими курантами. В следующий миг меня оглушил азартный крик:

– Вот она! – и из гостиной один за другим выбежали в прихожую Ирка, Колян, Масяня и Филимон.

Только кот пронесся мимо, целясь в приоткрытую дверь темной кухни. Все остальные сгруппировались в прихожей, щедро одаривая меня вниманием.

– Мамочка, что ты мне принесла? – подпрыгивая, спрашивал ребенок.

– В чем лучше хранить деньги – в рублях или в евро? Купить мне шубу или зима будет теплой? Где сейчас Моржик и как ее зовут? – нетерпеливо и с большим пристрастием интересовалась Ирка.

– А ужин сегодня будет? А что у нас на ужин? – монотонно вопрошал Колян.

– Тихо, вы! – слегка обалдев от такого натиска, крикнула я. – Я вам кто – справочное бюро? Устроили тут выездное заседание клуба «Что? Где? Когда?»! А где «добрый вечер, мамочка»? А где «дорогая, я рад тебя видеть»?

Пристыженные Коляны замолчали, но бессовестная Ирка продолжала ко мне приставать:

– А что будут носить в новом сезоне, каблук или платформу?

– Тапки! – рявкнула я.

– Белые? Свят, свят, свят! – Подружка перекрестилась, перешла на свистящий шепот и наконец затихла.

– Тапки мне дайте, горлопаны! И помолчите! – раздраженно закончила я, метким броском зашвырнув сумку в просвет открытой двери.

Из темноты донесся гневный мяв придавленного Филимона.

– Я сказала, молчать! – в тон кошачьему воплю проорала я, мгновенно осатанев.

– Лучше послушаться, – обращаясь к Ирке, тихо посоветовал Колян. – А то сейчас Кыся пожелает нам всем онеметь, и будем мы потом молчать, как Михеевна!

– Про тапки она мне тоже как-то двусмысленно сказала, – пожаловалась ему Ирка. – Это не проклятие было, не знаешь?

– Эту тайну знает только человек с бородой! – внушительно сказал Масяня, очень точно копируя интонации киношной Черепахи Тортилы.

Это неожиданное, но авторитетное замечание положило конец бессмысленным воплям, так как ни одного бородача среди нас не имелось. Единственным, кто мог похвастаться густым волосяным покровом на передней части головы, был кот Филимон, но он прятался в темной кухне и не выражал желания делиться своими тайными знаниями, даже если обладал таковыми.

Сунув ноги в тапочки, любезно принесенные мужем, я прошла в гостиную, рухнула на диван и с похвальной вежливостью поинтересовалась:

– А позволено ли мне будет, в свою очередь, спросить: с чего это вдруг у вас столько вопросов, и все ко мне?

– Она, что, не знает? – Колян обернулся к Ирке.

– У нее же с телефоном какая-то проблема, дозвониться невозможно! – напомнила Ирка. – Конечно, она ничего не знает! Откуда ей знать?

– Все мои знания проистекают, главным образом, из школьной программы, университетского курса и многотрудного жизненного опыта, – все еще вежливо, но уже не без язвительности сообщила я.

К раздражению, которое вызывала манера присутствующих говорить обо мне в третьем лице, примешивалась добрая порция любопытства. Чего такого я не знаю? Вышеупомянутый жизненный опыт вкупе с интуицией подсказывали, что речь идет отнюдь не о таблице умножения и правописании «не» с глаголами.

– Ах, это все не то! – Ирка помотала головой, выражая пренебрежение и к школьной программе, и к университетскому курсу, и, что было особенно обидно, к моему жизненному опыту. – Нам вот Анка звонила! С жуткой новостью!

Подружка сделала драматическую паузу, но запланированный эффект испортил Колян, поспешивший сказать:

– Муж Анны где-то за городом попал в аварию!

– И погиб?! – ужаснулась я.

– Нет, не погиб, но лежит в реанимации в тяжелом состоянии.

– Таким образом, в жизни Анкиного Димочки действительно наступил трудный период, когда ему очень нужны внимание и забота жены, а ей самой требуются большие запасы стойкости и терпения! – закончила Ирка. – Вот и получается, что ты у нас вроде как прорицательница! Самая настоящая фурия!

– Пифия, – машинально поправила я.

– И поэтому я с особой надеждой на правдивый ответ спрашиваю тебя, дорогая пифия: что у нас сегодня на ужин? – терпеливо вопросил Колян.

Удовлетворительный ответ на этот вопрос я смогла дать только после вдумчивой ревизии холодильника, какового момента моя подружка не дождалась: в четверть восьмого она покинула нас и умчалась по своим делам. Антидепрессивное воздействие тортика закончилось, Ирка вспомнила о предстоящем свидании Моржика и укатила в одинокий рейд по городским фонтанам.

Остаток вечера в тихом семейном кругу прошел без эксцессов. Мася в десятый раз посмотрел «Буратино», без особой настойчивости поспрашивал меня, где находится потайная дверца, вразумительного ответа не получил и отправился спать. Я мягко отклонила предложение мужа поиграть в веселых сексуальных зверушек, с головой залезла под одеяло и тоже уснула.

Ночь прошла спокойно, чего нельзя было сказать о последовавшем за ней утре.

Вторник

Утро началось с подтверждения того, что знание таблицы умножения по-прежнему в цене. Вадик Рябушкин позвонил мне на домашний телефон и, опустив такую мелочь, как вежливое приветствие, требовательно спросил:

– Вот скажи мне, сколько будет пятью восемь?

– Сорок, а что? – ответила я, не особенно удивившись.

Однажды Вадик позвонил мне среди ночи с вопросом, нет ли у меня знакомого вора-медвежатника, способного быстренько вызволить из сейфа бриллиантовое колье. Вот это был по-настоящему неожиданный вопрос!

– А то, что, кроме нашей, на форуме будет еще семь «флаек». Итого восемь машин, по пять киловатт на каждую. А эти придурки…

– Не ругайся! – зевнув, миролюбиво попросила я.

– Они заказали в три раза меньше электроэнергии! Мало того, этим при…

– Не ругайся!

– Этим при… прекрасным людям не хватило ума заказать трансформатор! Они подвели к позиции силовой кабель – и все, он так и лежит на земле, как обезглавленный питон! Просто кабель с обрубленным концом! – ярился Вадик.

Будучи гуманитарием по образованию и складу ума, я довольно смутно представляла, что такое трансформатор и как должен выглядеть правильный конец силового кабеля (при этом обезглавленного питона я почему-то воображала довольно живо), однако негодование напарника было мне вполне понятно. За организацию рабочих мест всех наших телевизионных братьев по разуму спросят с нас с Рябушкиным, значит, придется нам разбираться и с кабелями.

«И с кобелями», – недовольно добавил мой внутренний голос.

Разговаривая с Вадиком, я вынуждена была торчать у телефона в прихожей. От нечего делать я машинально посмотрела в глазок и увидела на лестничной площадке давешнего рыжего юношу. Влюбчивый внук противной бабки Михеевны терпеливо дожидался моего выхода из квартиры. У его ног дремал лопоухий песик в вязаной попонке – любимый четвероногий друг старухи-соседки, карликовый пинчер Бетик.

Этот несерьезный с виду собакевич – наша дворовая легенда. Полное имя песика – Бетон. Так остроумно окрестили щенка каменщики, обнаружившие подкидыша в неработающей бетономешалке. Супруг Михеевны – добродушный старикан Валерий Семенович – работал на той стройке сторожем и великодушно усыновил найденыша.

Пенсионеры в своем Бетике души не чают. Дед мастерит для него колокольчики из пластмассовых крышечек от одеколона, а бабка вяжет на спицах шерстяные попонки, крошечные пинетки и шапочки со специальными отверстиями для ушей. Также для изготовления оригинальных собачьих прибамбасов активно используется барахло, которое Бетик самолично добывает на просторах окрестных улиц. У этой собаки ярко выраженная тяга к приобретательству, типичный мещанский вещизм. Один раз увидев какую-нибудь тряпку, Бетик может плениться ею на веки вечные. Он без устали тащит в дом найденные им носовые платки, упавшие с бельевых веревок носки и трусы, потерянные детьми варежки. Из-за этой пагубной страсти карликового пинчера к бывшим в употреблении мануфактурным изделиям в нашем подъезде напрочь повывелись придверные коврики, а жильцы, которые сушат белье на площадке во дворе, скинулись, чтобы удлинить столбы и поднять веревки повыше.

Самодельные аксессуары придают лилипуту Бетику совершенно дурацкий вид, что нисколько не мешает песику ощущать себя стопроцентным собачьим мачо. Идиотски принаряженный карликовый пинчер нахально клеится даже к пуделихам, которые от такой наглости впадают в оцепенение, весьма способствующее дерзким планам сексуального гангстера Бетона. В результате по окрестным дворам бегает уже немало оригинальных собачьих помесей.

– Не паникуй, встретимся через час на Экспо и все решим! – сказала я Вадику и положила трубку.

Потом открыла дверь, выглянула на площадку – рыжий парень спрыгнул с перил и встал навытяжку, Бетик вскочил и завилял хвостиком – и веско сказала:

– Избавление от неразделенной любви не практикую! Тем более в отношении животных!

– А в отношении девушек? – с надеждой спросил молодой человек.

Я хмыкнула, оценив шутку. Рыжий, однако, сохранял серьезность и смотрел на меня умоляюще. Бетик склонил головок набок и просительно заскулил – надо полагать, проявил мужскую солидарность.

– Ладно, заходите, – я отступила, пропустила незваных гостей в квартиру и провела их на кухню.

Филимон, отлеживавшийся на полу после очередного утреннего сафари, вскочил и попятился, но неразборчивый эротоман Бетик игриво лизнул его в ухо, и у изумленного кота подкосились лапы. Мне стало ясно, что кто-кто, а песик точно нуждается в действенном лекарстве, типа «антисекс». Впрочем, нельзя было исключать вероятности того, что он принял разлегшегося Филимона за хорошенький меховой коврик. В таком случае Бетик наверняка попытается уволочь Филю в зубах, как очередной трофей.

– Придержи своего кобеля, – строго сказала я Витьке, открывая холодильник.

Две котлеты, тактически грамотно размещенные в противоположных углах кухни, на некоторое время разлучили противоестественную собаче-кошачью парочку.

– Чай пить будешь?

– А можно? – застеснялся Витька.

– С сырниками или с мороженым? – я быстренько проинспектировала глубинные недра холодильного агрегата.

Юный сладкоежка предпочел второе. Я с треском вырвала из морозилки примерзший пакет с пломбиром, выдала Витьке солидную порцию, собралась положить его обратно и надолго засмотрелась на упаковки с замороженными мясопродуктами. Под сдвоенное чавканье Бетика и Филимона и томные вздохи стеснительного Витьки у меня родилась мысль, показавшаяся весьма перспективной.

«Раз уж настойчивый внучок Михеевны так хочет получить здесь скорую магическую помощь, надо дать ему желаемое, выдав таковое за действительное», – посоветовал мой внутренний голос.

В упрощенном пересказе этот витиеватый пассаж означал, что я созрела для небольшого театрального представления.

– Значит, ты хочешь избавиться от несчастной любви? – спросила я. – Ладно, попробую тебе помочь, но предупреждаю, что результат гарантировать не могу. Поэтому давай мы с тобой раз и навсегда договоримся: я, так и быть, один раз и только для тебя проведу соответствующий обряд, но, если это не поможет, ты не придешь ко мне с претензиями и впредь будешь искать другую ворожею. Идет?

– Идет! – обнадеженный Витька, как пеликан, заглотил огромный кус пломбира, отодвинул тарелку и вскочил, всем своим видом демонстрируя полную готовность к церемонии отворота.

Будучи натурой творческой, я постаралась сделать ее максимально убедительной, для чего мне очень пригодилась упаковка говяжьих субпродуктов, хранившаяся на черный день полного безденежья в вечной мерзлоте нашего семейного холодильника. В махровом от инея полиэтиленовом пакете помещался похожий на кусок темного гранита фрагмент говяжьего сердца – об этом сообщала скромная наклейка фирмы-производителя. Я протерла скрипучую пленку тряпочкой, продемонстрировала крупно написанное на ярлычке слово «сердце» заинтригованному Витьке и сказала:

– Это, мой мальчик, очень-очень холодное, практически ледяное, сердце. Полная противоположность твоему собственному пламенному мотору. Моя, как практикующего мага, задача – вывести из данных двух крайностей среднее арифметическое.

– То есть остудить мое сердце и согреть говяжье? – проявил сообразительность мой клиент.

– Мя-а! – льстиво сказал прожорливый Филимон, всецело одобряя план разморозки питательного мясного продукта.

– Вот именно! – подтвердила я, приступая к активным обрядовым действиям. – Как видишь, метод очень простой и даже где-то гомеопатический. Расстегивай рубашку! Берем замороженное сердце, прикладываем его к левой стороне твоей груди и фиксируем в данной позиции с помощью обыкновенного скотча. Готово! Вуаля, ты свободен!

– И это все? – недоверчиво спросил придирчивый клиент. – Вот так просто? А разве вы не должны сказать какие-то волшебные слова?

Я считала, что изобретенный экспресс-обряд любовного отворота гениален в своей простоте, поэтому Витькины сомнения меня задели.

– Хочешь волшебных слов – иди к другому специалисту! – обиженно сказала я. – Я лично по старинке не работаю, у меня методы современные, ориентированные на экономию времени и минимизацию речевой деятельности. Впрочем, если ты очень настаиваешь, я готова пойти тебе навстречу и слегка изменить процедуру. Пара-тройка волшебных слов дела не испортит.

Я сжала кулаки, а потом три раза подряд лучиками выбросила из них растопыренные пальцы и сопроводила эти псевдомагические пассы единственным заклинанием, которое смогла вспомнить:

– Крекс, фекс, пекс!

Наш маленький фанатичный любитель сказки про Буратино мог гордиться тем, как хорошо его мамочка усвоила текст первоисточника. Однако вредину-Витьку волшебная формула деревянного мальчишки не удовлетворила.

– Только три слова? – огорчился он.

– Будут еще три, – выкрутилась я. – Потом, когда ты снимешь с ребер говяжье сердце. Значит, так: сейчас беги домой, отклеивай ливер и сразу же говори: «Крекс, фекс, пекс!» Это будет вроде фиксации волшебного действия. Потом вырой ямку, положи в нее три золотых и ложись спать… То есть просто ложись спать, без золотых и ямки, они из другой оперы.

Оживленно болтая, я проводила Витьку до двери.

– А с сердцем что делать? – спросил он, уже стоя на лестнице. – С говяжьим, то есть?

Бетик, подпрыгивая у его ног, на собачьем языке давал какие-то свои настоятельные рекомендации по этому поводу, но услышан хозяином не был.

– Лучше всего потушить его со сметаной, – посоветовала я и плотно закрыла дверь за гостями. – Фу-у-у… Ох, нелегкая это работа – на ходу сочинять отвороты!

Я пробежалась по дому, привела в относительную гармонию интерьер, как обычно, изрядно пострадавший после утренних сборов Коляна на работу и Масяни на прогулку, позавтракала остатками пломбира и тоже снарядилась к выходу.

Вадик ждал меня, сидя на штабеле фанеры у павильона. Его протяженная, как борт океанского лайнера, стена уже не была глухой: в белой парусине зияли два сквозных отверстия, аккуратно прорезанных по контуру, который я вчера собственноручно наметила с помощью карандаша для глаз. С сожалением вспомнив, во что он превратился после этих чертежных работ, я подумала, что моя самоотверженность просто беспримерна. Какая другая женщина с такой легкостью отдала бы работе самое дорогое – новенькие косметические принадлежности? А я вот и карандаш стерла, и ножнички затупила!

«С кобелями благополучно разобралась, теперь очередь за кабелем!» – напомнил внутренний голос.

– Так что у нас с транспортиром? – деловито спросила я Вадика, не спеша присаживаться на фанерный лист с махровым краем, чреватым занозами и фатальным повреждением колготок.

– С чем? – заметно удивился напарник.

– С трансформером? – неуверенно предположила я.

Мне помнилось, что та проблемная штуковина, которую «прекрасные люди» из отряда застройщиков не подцепили к силовому кабелю, начинается на «транс», но что там дальше – я запамятовала. Внутренний голос оживился и засыпал меня вариантами: «Транспортер, транспарант, трансвестит?»