Текст книги "Стрела гламура. Кляча в белых тапочках"

– Печка включена, сейчас согреешься, – равнодушно отозвалась Алиса, не отрываясь от увлекательного журнала с песенным названием «Я, ты, он, она». – Если очень замерз, возьми плед на заднем сиденье.

– Я замерз, но дело не в этом, – ответил Василий, прижимаясь диафрагмой к решетке тепловентилятора. – Алиса, произошла страшная ошибка! Оказывается, семейство, которому мы подсуетили Заю, не живет в этот доме, а только гостит! Я встретил тетку, которая выгуливала на улице пекинеса, разговорился с ней, и она, между прочим, сказала, что у Максимовых нет детей, они живут вдвоем.

– Кто такие Максимовы? – нахмурилась Алиса.

– Максимовы – хозяева этого особняка! – Василий махнул рукой вдоль по улице, где метрах в двадцати впереди высился большой красивый дом из белого кирпича.

– Кошмар! – ахнула она.

Алисе не нужно было объяснять, какому риску подвергает отлаженный план неожиданно вскрывшееся обстоятельство.

Кролика подбросили в этот дом, но если семья с ребенком живет в другом месте, значит, Зая отсюда уедет. Куда – неизвестно, когда – непонятно. Очень сомнительно, что удастся заработать на кроличьем «выкупе», тут как бы основное орудие производства – самого Заю – не потерять!

– Может, дадим делу задний ход и заберем Заю прямо сейчас? – подумал вслух Василий.

– У нас с собой фиалок нет, – напомнила Алиса.

– За фиалками можно домой сгонять.

– Сгонять-то можно, но вряд ли Зая этой ночью выйдет на прогулку, а в доме он запаха не учует, – рассудила Алиса. – Посмотри на окна, там же тройной стеклопакет!

– И про полнолуние они ничего не знают, – удрученно пробормотал Ложкин.

Про полнолуние знали только бывшие хозяева Заи. Всякий раз, великодушно принимая отступное за зверька, коварный Василий рассказывал доверчивым кроликовладельцам одну и ту же байку. Мол, декоративные кролики редкой поперечно-полосатой породы – очень своеобразные животные. Раз в месяц, непременно в полнолуние, кролик обязательно должен совершить прогулку на свежем воздухе, иначе у него шерсть редеть будет и полоски поблекнут.

Разумеется, заботливые хозяева не были заинтересованы в облысении и обесцвечивании шерстки питомца и в ближайшее полнолуние исправно выпускали Заю в сад. Умников, которые выгуливали бы кроткого кролика на поводке, до сих пор не нашлось, Зая всякий раз совершал подлунный моцион без привязи, так что у Василия не было никаких проблем с повторным обретением ценного пушного зверя. Щедро надушившись фиалковой эссенцией, в первое же полнолуние он приходил к дежурному дому Заи, и вскоре опьяненный любимым ароматом кролик сам находил дорогу на волю и бросался в объятия Василия.

– Что делать-то будем? – спросил он супругу.

Как повелось у Ложкиных, в трудной ситуации функции мозгового центра принимала на себя Алиса.

– Ждать, – немного подумав, коротко ответила она. – Сейчас почти половина восьмого. Маленькие дети обычно ложатся спать рано, еще до десяти часов. Там же маленький мальчик, правда?

– Года три-четыре, – подтвердил Василий.

Он внимательно слушал, но смысла рассуждений супруги пока не уловил.

– Если до двадцати двух часов мама, папа и ребенок не уйдут из гостей, значит, они останутся в доме до завтра. Тогда до утра можно ничего не предпринимать, будет время смотаться домой за фиалками, но придется и завтра сидеть тут в засаде, чтобы не пропустить момент отъезда гостей. Другого способа узнать новый адрес Заи я не вижу, – сказала Алиса. – А вот если гости завершат свой визит уже сегодня, мы сразу же сядем им на хвост.

– Короче, ждем и наблюдаем, – подытожил Василий и отодвинулся от печки, чтобы в тепле не разомлеть и ненароком не уснуть.

Развития событий пришлось ждать недолго, буквально через несколько минут мимо старенькой «Нивы» Ложкиных, припаркованной на обочине у недостроенного дома, прокатилась машина такси. Она остановился у ворот дома, за которым наблюдали Алиса и Василий, и посигналила.

– Похоже, еще гости прибыли, – предположила Алиса.

– Прибывающие нас не интересуют, только убывающие, – сказал Василий. – Смотри в оба, не прозевать бы отъезд семейства с Заей. Вдруг это они вызвали тачку?

Еще через полминуты такси, развернувшись на широкой улице, вновь миновало притаившуюся «Ниву» с погашенными огнями и укатило в обратном направлении. Ложкины разглядели, что в машине, кроме водителя, никого не было, и не стали преследовать такси.

Вновь потянулось томительное ожидание.

– Засада на кролика! – сострил Василий.

Алиса не засмеялась. Она определенно чувствовала, что на сей раз охота на кролика будет проблематичной.

Предчувствия ее не обманули.

Видно, ночь была какая-то особенная, способствующая обострению экстрасенсорных способностей.

6

В начале восьмого, уже в полной темноте, к дому Максимовых подкатило такси.

Машину заметил Масяня. Ребенок обожает широкие подоконники и никогда не упускает возможности на них посидеть, а в идеале – даже полежать. Подоконники в Иркином доме просторные, как деревенские полати, да еще с подогревом от расположенных под ними батарей центрального отопления. Оставив некомпанейского кролика спать в коробке, Масяня с большим комфортом устроился в персональном укрытии за шторами. Он взял с собой печенье и книжку с картинками, был очень доволен жизнью и в нашей компании не нуждался. Таким образом, нам с Коляном тоже представилась редкая возможность скоротать вечерок в тишине и спокойствии.

Если бы не тревожные думы о судьбе беглой Катерины, я чувствовала бы себя вполне счастливой. Почитала бы книжку. А так я лежала на диване и прикидывала, каковы наши шансы найти беглянку. Можно отправиться в университет, узнать на факультете адрес и телефон Катькиной подружки с редким именем Дина, допросить ее в надежде, что она знает Катькиного Ромео, отыскать этого пылкого кавалера. Эх, в университет раньше понедельника соваться бессмысленно, в выходные в деканате никого не будет!

– Может, телевизор включим? – спросил Колян, не выдержав гнетущей тишины, нарушаемой только тиканьем часов, шуршанием книжных страниц за занавесками и Иркиными скорбными вздохами. – Или хотя бы музыку послушаем?

– О-о-о-о! – точно в ответ на папину просьбу довольно мелодично запел на подоконнике Масяня. – Зеленоглазое такси! О-о-о-о!

В первый момент я подумала, что малыш перепевает один из бессмертных хитов «Радио-ретро», но потом услышала хлопок автомобильной дверцы и поняла сообщение наблюдателя буквально. Такси приехало! Уж не Катька ли вернулась?!

Скатившись с дивана, я метнулась к окну. Спустя секунду рядом со мной оказалась Ирка. Мы дружно тюкнулись лбами в холодное стекло, всматриваясь в темноту за окном. За нашими спинами косым парусом покачивалась оборванная занавеска.

Машина такси развернулась на пустой просторной улице, на миг высветив фарами тонкую фигурку простоволосой девушки в золотящихся мехах.

– Точно, на сей раз это не зайцы-кролики, это она, Катька! – нехорошо обрадовалась Ирка. – Ну, я ей сейчас покажу! Джульетта недоделанная! Будут ей бурные шекспировские страсти! Колян, у тебя ремень есть? Снимай!

– Бить детей непедагогично! – возразил мой муж. – Не надо сразу переходить к телесным наказаниям, попробуй сначала поговорить с Катериной по душам и объяснить ей, что она поступила дурно.

– Ап! – возбужденный общей суматохой Масяня прямо сквозь занавеску сиганул на папу, как на дерево.

Карниз хрустнул и перекосился. Замотанный в декоративную сетку Колян с сидящим на его плечах Масяней стал похож на плененную Муху-цокотуху.

– Я тебе сейчас ремня дам! – грозно загудела гигантская мушка, тщетно цапая закукленной лапой пояс джинсов.

– Бить детей непедагогично! – ехидно напомнила Ирка и заторопилась в прихожую.

За ремень подруга так и не взялась, но и разговора по душам у нас с Катериной не получилось. Ирка открыла дверь, отступила с порога и встала посреди прихожей, уперев руки в бока, но Катька эту демонстрацию недовольства проигнорировала. Она вошла в дом, отогнала насупленную Ирку со своего пути просторным взмахом руки, твердо сказала:

– Не сейчас! – И решительно протопала прямиком в свою комнату, даже не сняв шубу и сапоги.

Мы с Иркой проводили ее удивленными и встревоженными взглядами. Из гостиной выступил Колян, за которым на манер мантии волочилась тюлевая занавеска.

– Катюша, добрый вечер! – как ни в чем не бывало сказал он великосветским тоном, который удивительно хорошо сочетался с кружевной монаршей мантией.

– После! – невежливо обронила Катька, сворачивая в свою комнату.

Хлопнула дверь, со скрежетом провернулся ключ в замке. Ирка почесала в затылке.

– Что она имела в виду? – обернулся к нам озадаченный Колян. – Что это значит: «Добрый вечер после»? Что вечер у нее был добрый, но после него она чувствует себя неважно? Или что по-настоящему добрый вечер ожидается впоследствии?

– Если не знаешь, что сказать, лучше помолчи, не морочь нам головы! – попросила я.

Муж, однако, не стал молчать и тут же высказался еще, явно желая утешить расстроенную Ирку:

– По крайней мере, на этот раз Катерина шла по коридору с открытыми глазами!

– Видимо, с семинаром по кожному зрению что-то не сложилось, – пробормотала я.

– Она шла с открытыми глазами – это раз. И второе: она ничуть не прихрамывает! Печатает шаг, как кремлевский гвардеец! – обиженно заметила Ирка, загибая пальцы на руках. Не задействованные при счете пальцы она тоже завернула и получившимся кулаком погрозила закрытой двери Катькиной комнаты. – Похоже, мы были правы, негодяйка нас жестоко разыграла!

– Ничего, лучше дружеский розыгрыш, чем настоящее несчастье! – примирительно сказала я. – Радуйся, что твоя подопечная не попала под машину, не поскользнулась на льду и не стала жертвой похищения с целью получения выкупа.

– Да, в таком контексте ситуация выглядит поприятнее! – подумав немного, согласилась подруга.

Она заметно повеселела и минут через десять попыталась подступиться к Катерине, засевшей в своей комнате, с ласковыми речами, но Катька в разговоры через дверь не вступала. Поерзав по щели у дверного косяка максимально развернутыми ушами, мы с Иркой уловили звуки рыданий, отчасти приглушенных подушкой. Ирка опять помрачнела и некоторое время настойчиво скреблась в дверь, пока не поняла, что это бесполезно.

– Пусть девочка поплачет и успокоится, тогда и выяснишь, что с ней случилось, – посоветовала я.

– Я бы предпочла обратную последовательность, – проворчала Ирка.

Из этого можно было сделать вывод о том, что любопытство ее томит даже сильнее, чем беспокойство. Однако от Катькиной двери подруга отступилась и, чтобы занять себя чем-нибудь полезным и созидательным, отправилась в кухню готовить ужин. Это ее решение нами было единогласно одобрено, я даже помогла поварихе почистить овощи для рагу, а Колян, надев Моржикову стеклянную маску для подводного плавания, порезал лук.

Часа через полтора мясное рагу заблагоухало на весь дом, приободрившаяся хозяйка и не страдающие от отсутствия аппетита гости сгруппировались в гостиной вокруг накрытого стола, но добровольная затворница Катерина дивными ароматами не пленилась и к ужину не вышла.

Зато к вечерней трапезе поспели незваные гости.

Об их прибытии нам также сообщил Масяня. Улучив момент, он стащил из вазочки на кухонном столе пригоршню твердых, как камешки, конфет «Грильяж в шоколаде» и унесся с неправедной добычей в свое укромное гнездышко на подоконнике. С четверть часа ребенка не было ни видно, ни слышно. Это было странно и внушало некоторые опасения, поэтому я пошла на поиски. Услышала доносящиеся из-за перекошенной занавески азартное чавканье и пугающий хруст, пошла на звук, и тут Масяня перестал глодать конфету и с большим чувством и дикцией, заметно ухудшенной защечной конфетой, напел:

 
Черный «бумер»,
черный «бумер» под окном катается!
 

Памятуя о том, что малыш сегодня вечером уже имел успешный опыт работы впередсмотрящим, я торопливо сунулась в окно и увидела, что под ним действительно имеется незнакомый черный автомобиль. Правда, это был не «бумер», то есть не «БМВ», и в данный момент он не катался. Автомобиль неподвижно стоял перед закрытыми воротами, сверкая фарами и сигналя клаксоном.

На призывное «пам-пам!» из кухни прибежала Ирка. Я сняла с подоконника самодеятельного артиста Масю, который от пения перешел к пляскам и в прыжке закрывал нам обзор, рискуя при этом сверзиться на пол. Подруга присмотрелась к лже-«бумеру», улыбнулась и обрадованно сказала:

– Какое счастье! Это же Катькин родитель пожаловал, сам господин Курихин, это его черный джип!

Иркина радость была заразительна. «Самого» господина Курихина мы вышли встречать почти в полном составе, за исключением одной лишь Катерины, продолжающей прятаться за закрытой дверью. Собрались в прихожей, на ковровой дорожке.

– К нам приехал наш любимый Андрей Петрович дорогой! – с цыганской удалью распевал Колян, прихлопывая себя ладонями по коленкам.

Мои родные и любимые сегодня весь день упражнялись в вокале.

– Кто там? Кто там? – нетерпеливо подпрыгивая, возбужденно гомонил Масяня.

Ирка помчалась открывать дорогому гостю дверь и по пути размашисто перекрестилась на репродукцию шишкинской картины с тремя медведями, висящую в проеме между двумя большими шкафами.

– Слава тебе, господи! – воскликнула она. – Дождались! Теперь все образуется! Авось добрый папочка Курихин заберет от нас свою тронутую детку!

Как только Андрей Петрович вошел в дом и открыл рот, стало ясно, что святая медвежья троица приняла Иркину горячую молитву благосклонно.

– Добрый всем вечер, а вот и мы! – радостно возвестил отец блудной дочери. – Мы за Катюшей приехали!

По Иркиному счастливому лицу было видно, что вечер и в самом деле имеет тенденцию к существенному его улучшению. Я с интересом разглядывала толстяка, употребляющего вместо местоимения «я» монаршее «мы», и тут позади господина Курихина кто-то повторил:

– Добрый вечер!

Оказывается, местоимение «мы» объединяло Катькиного папу и еще одного представительного джентльмена. Просто мы не сразу разглядели его за шаровидным телом господина Курихина. Сам Андрей Петрович шутливо отрекомендовал своего спутника так:

– Это Вадим Иванович Тараскин, моя лучшая половинка! Прошу любить и жаловать!

– Добро пожаловать! – послушно откликнулась хозяйка дома.

Колян посмотрел на новых гостей с недоумением, качнулся ко мне поближе и опасливым шепотом спросил:

– «Голубые» они, что ли?

Я задумалась. Обычно люди называют своей половинкой мужа или жену. Супруги у Курихина нет, Ирка говорила, что он вдовец. Однако наличие у Андрея Петровича родной дочери, по идее, свидетельствовало о нормальной сексуальной ориентации. Хотя ориентацию ведь и поменять можно, нынче это даже модно.

Я внимательно рассматривала Катькиного папочку. Он не был похож на «голубого» той ярко выраженной разновидности, которая частенько встречается у нас на телевидении и в артистических кругах. Обычно это томные худощавые юноши с художественным беспорядком на голове и полным ртом чупа-чупсов. Андрей Петрович Курихин больше походил на другой стереотипный образ, с виду он был типичный «новый русский» из анекдота. Костюм на нем был солидный, дорогой, но не самый модный, такие «двойки» в полоску богатые банкиры и важные политики носили в прошлом году. В приталенном полосатом пиджаке толстый Курихин смахивал на арбуз, а помятый зеленый галстук, лежащий на выпуклом животе, напоминал прилипший к арбузу молодой лист хрена. Физиономия у арбузно-хренового тостяка была под стать общей огородной теме – самая простецкая, щекастая и курносая, с россыпью веснушек и лохматыми белесыми бровками. Такое жизнерадостное глуповатое лицо могло иметь пугало на грядке.

Пугало, однако, было богатенькое. Под распущенным галстуком поблескивала толстая золотая цепь, нагрудный карман пиджака, предназначенный для визиток, оттягивал ультратонкий мобильный телефон. Сережек в ушах у Курихина не было, зато на пухлых пальцах имелось четыре безвкусных и тяжелых золотых кольца. Все с такими массивными каменьями – хоть сургуч ими запечатывай! Вот интересно, Катька тонкая, вялая и блеклая, как вареная спаржа, а папочка у нее такой яркий круглый живчик – куда до него зеркальному новогоднему шару с позолотой! А как же законы наследственности? Или Катерина похожа не на папеньку, а на покойную маму?

– Мы с вами где-то встречались? – заволновался Катькин папочка, смущенный моим неотрывным взглядом. – Я Курихин Андрей Петрович, бизнесмен. А вы?

– Это моя лучшая подруга, Лена, – поспешила представить меня Ирка.

– Ну, конечно! – господин Курихин просиял и звонко хлопнул себя по лбу. – Звезда экрана! Я вас видел в «Новостях»! Елена, да?

– Просто Лена, – сказала я, вынужденно пожимая мясистую теплую руку Андрея Петровича.

– Очень приятно, Тараскин, – шагнув ко мне, скороговоркой произнес спутник господина Курихина.

Ладонь у него была холодная, твердая. Она рыбкой выскользнула из моей руки и нырнула в лапу Коляна, а потом перепрыгнула к Ирке.

– Тараскин Вадим Иванович, можно просто Вадим, – гудел наш новый знакомый. – А это что за милый мальчик? Как его завут?

– Его зовут Николай Николаевич! – высокомерно сообщил «милый мальчик» Масяня и спрятался за папу.

Я подумала, что общительный господин Тараскин ему не понравился. Обычно Мася запросто представляется Колей, а важное «Николай Николаевич» выдает только подозрительным и неприятным людям, от которых хочет держаться подальше, – например, процедурной медсестре в детской поликлинике.

Пока народ упражнялся в ритуальных реверансах и книксенах, я критически оглядела «половинку» Катькиного папочки и в отличие от Масяни не испытала желания убежать и спрятаться. Вадим Иванович Тараскин выглядел респектабельно: моложавый мужчина лет сорока с небольшим, высокий, подтянутый, с гладким загорелым лицом. Загар не горный, пятнами, а ровный, бронзовый – либо с далеких островов, либо из солярия, откуда еще в феврале месяце? Отличный костюм без малейшего сходства с овощами и фруктами, безупречная стрижка, из украшений – одно обручальное кольцо. Глаза синие, яркие, с легким хитроватым прищуром, а вот рот немного подкачал: губы слишком тонкие. Впрочем, положение спасает сияющая улыбка в тридцать два превосходных зуба.

Я представила себе, какие счета выставляет улыбчивому Вадиму Ивановичу его дантист, и мои собственные небезупречные зубы болезненно заныли.

– Проходите! Прошу сюда, к столу, мы как раз собираемся ужинать! – запела радушная хозяйка Ирка. – Присаживайтесь, устраивайтесь, а я сейчас Катеньку позову… Катя! Катюша!

Из-за Катькиного упрямства прелюдия к ужину несколько затянулась. Пока Ирка на все лады звала под дверью вредную девчонку, мы с Коляном и Масяней в меру сил развлекали новых гостей. Мася с детской непосредственностью рассмотрел шейное украшение господина Курихина и дружелюбно сообщил ему, что у нашей собачки Томки тоже есть такая блестящая толстая цепочка, к ней еще поводок пристегивается. Колян, не менее бестактный, чем его прямой потомок, не найдя лучшей темы для разговора, открытым текстом спросил Вадима Тараскина, в каком это смысле они с Курихиным «половинки»?

– Мы совладельцы одного предприятия! – с готовностью ответил Тараскин.

– И не только! – возвестил Андрей Петрович, с радостью оставив скользкую тему универсальных украшений.

Он значительно воздел вверх указательный палец, розовый, плотный, похожий на детскую соску, и Тараскин в ответ сделал то же самое, только палец оттопырил другой – безымянный. Сверкнуло золото обручального кольца. Курихин понимающе кивнул, тоже воздел безымянный палец, продемонстрировав безвкусный массивный перстень, и «половинки» весело засмеялись. Обмен жестами напоминал манипуляции биржевых брокеров. Я смысла этой пантомимы не уловила, но из вежливости улыбнулась. Бледненько так, чисто формально.

В гостиную вошла Ирка, она и вовсе не улыбалась. Виновато посмотрев на лучезарного Андрея Петровича Курихина, подруга огорченно сказала:

– К сожалению, Катюша никак не хочет выходить. Не знаю, что с ней делать.

– Да не волнуйтесь, Ирочка, все в порядке! – ничуть не опечалился Катькин папа, продолжая с подозрительной нежностью взирать на своего компаньона.

– Точно, «голубые»! – шепнул Колян.

– Как же «все в порядке»! – не сдержавшись, брякнула я. – Девчонка полдня пропадала неизвестно где и неизвестно с кем, вернулась сама не своя, заперлась в комнате и видеть никого не хочет!

Андрей Петрович на мои слова ответил беззаботным смехом, словно я необыкновенно удачно пошутила. А Вадим удивил нас и того больше. Он встал с дивана, застегнул пиджак, заявил:

– Я немедленно поговорю с Катей! – и твердой поступью вышел из гостиной.

– Вот и ладненько, Вадик восстановит мир! – потер ладони довольный господин Курихин.

Мы с Иркой озадаченно переглянулись, и тут в коридоре шумно грохнуло: похоже было, что миротворец Тараскин для начала выбил плечом закрытую дверь Катькиной комнаты.

– Моя дверь! – возмутилась рачительная хозяйка Ирка, разворачиваясь на звук и выразительно сжимая кулаки.

– Забудьте про эту дверь! Я вам все компенсирую! – быстро пообещал Андрей Петрович. Он неожиданно прытко вскочил с дивана и схватил разгневанную Ирку за руку, удерживая ее от скорой и неминуемой расправы над вредителем Тараскиным. – Прошу вас, Ирочка, не вмешивайтесь! Не надо!

Из Катькиной комнаты слышались крики. Катерина обзывала достопочтенного господина Тараскина разными нехорошими словами. Где только выучила такие затейливые ругательства? Мне запомнились «провинциальный Борджиа», «полнозубый синантроп» и «предприимчивый микроцефал». Я мельком подумала, что университетское образование – это, что ни говори, вещь! В то же время мне подумалось, что на досуге следует попробовать докопаться до смысла этой велеречивой ругани. Что-то в ней было. Во всяком случае, с тем, что Тараскин «полнозубый», спорить не стоило. В его возрасте у среднестатистического россиянина своих зубов вдвое меньше.

В Катькиной комнате орали, зато в гостиной сделалось тихо. Ирка, Колян и я сама застыли истуканами, решительно не зная, что надо делать и надо ли что-то делать вообще. Масяня не поленился сбегать в коридор и вернулся с докладом:

– Дверь совсем поломалась, и тетя Катя плачет!

Действительно, визгливые крики сменились тоскливым щенячьим подвыванием. У меня были сильные сомнения в том, что тетя Катя оплакивает сломанную дверь, но я промолчала. В напряженной тишине абсолютно некстати умиленно вздохнул Катькин папочка:

– Милые бранятся – только тешатся!

Тут я подумала, что Катькин идиотизм достался ей по наследству, от батюшки.

– Кто милые? – хмурясь, переспросила Ирка.

– Ну, молодые! – солнечно улыбаясь, объяснил Андрей Петрович.

– Кто молодые?

Катькин папочка запнулся, обвел нас удивленным взглядом и недоверчиво спросил:

– А вы разве не знаете?

– Чего мы не знаем?! – потеряв терпение, взревела Ирка.

– Что Катюшка с Вадиком сегодня поженились?

– Х-р-рясси! – Импортный диван, на который с размаху села шестипудовая Ирка, выдал что-то из непереводимого итальянского фольклора.

– Как поженились? – по инерции спросила еще моя подружка, валясь в подушки.

А Андрей Петрович Курихин, заливаясь счастливым смехом, как связка серебряных ямщицких колокольчиков, уже рассказывал нам, как порадовала его сегодня единственная дочь. Сделала папке роскошный подарок сюрпризом! Без предупреждения вышла замуж за того самого человека, которого родитель давно уже прочил ей в мужья, а Катька, хитрюга такая, делала вид, что жених ей совсем не люб, и нос от него воротила! И Вадим тоже хорош, разыграл компаньона, ни словечка не сказал Андрею Петровичу о том, что сумел поладить с капризной и упрямой Катериной.

Такую новость невозможно было проглотить натощак, и мы, не сговариваясь, налегли на ужин. Даже Мася, обычно возмутительно переборчивый в еде, молча уплетал нелюбимое овощное рагу. Под влиянием вкусной еды настроение присутствующих пошло вверх, как столбик термометра в руке успешного эстрасенса.

– Я, конечно, не слепой! – с аппетитом поедая тушеную свинину и жмурясь от удовольствия, повествовал папа Курихин. – Я видел, что с Катюшей что-то происходит. Это еще летом началось: она похудела, странная какая-то стала, задумчивая, подолгу где-то пропадала, косметики и тряпок накупила, прихорашиваться начала. По всем признакам – девчонка влюбилась, роман закрутила. Но я-то думал, что она в какого-то хлыща-молокососа с пустыми карманами втрескалась! Я спрашиваю: Катька, кто он? Она молчит! Я говорю: познакомь нас! Она ни в какую! И чем дальше, тем хуже дело, уже и по ночам девке дома не сидится! Тут в университете каникулы начались, на занятия ходить не надо, вот я и отослал ее от греха подальше, за город, к тете под крылышко.

Тут Андрей Петрович кивнул на Ирку, у которой от великого интереса к рассказу родственника глаза сделались яркими, как лампочки новогодней гирлянды.

– И что дальше? – спросила благодарная слушательница.

– А дальше вот что. Обедаю я сегодня с одним хорошим человеком в ресторанчике, и тут звонит мне Вадик, – отставив пустую тарелку и потянувшись к полной рюмке, продолжил Курихин.

– Как это он вам позвонил? – встряла я. – Мы тоже сегодня звонили вам с обеда и до ужина включительно, а у вас мобильный телефон выключен был!

– А у меня два мобильника, – кивнул Андрей Петрович, последовательно похлопав себя свободной рукой сначала по нагрудному карману пиджака, а потом по боковому. – Один разрядился, а второй в полном порядке был. Вадик оба номера знает. В общем, звонит он мне и озабоченно так говорит: «ЧП, Андрей Петрович! Приезжай срочно к банку на Ноябрьской, дело важное, отлагательства не терпит, и разговор не телефонный!» Я, конечно, все бросил и полетел. Мы как раз в этом банке на Ноябрьской кредит на новую линию розлива оформляем, понятно, что дело важное, и ясно, что не телефонный разговор.

Андрей Петрович весело оглядел слушателей, поднял рюмку:

– Выпьем за фантазию!

Мы были так заинтригованы, что выпили бы за что угодно, хоть за процветание Атлантиды, вечная ей память, лишь бы Катькин папочка поскорее продолжил свой увлекательный рассказ.

– И вот примчался я к банку. Уже на ступеньки взлетел, озираюсь в поисках Вадика и вдруг вижу: стоит он прямо через улицу, у Ноябрьского загса, улыбается во весь рот и ручкой мне машет. А другой ручкой держит под локоток в перчаточке девицу в белой фате! Ай, молодца! – Андрей Петрович хлопнул в ладоши. – Тут я, конечно, сообразил, что Вадик меня разыграл. Рассмеялся, иду поздравлять жениха и невесту, и тут второй сюрприз, да покруче первого! «Знакомься, Андрей Петрович, с моей молодой женой! – говорит Вадик. – Это Екатерина Андреевна Тараскина, в девичестве Курихина, прошу любить и жаловать!» То есть Катька моя! Тут я, признаться, чуть не упал!

– А сами вы дочку не признали, что ли? – удивилась Ирка.

– Трудно было ее признать! – засмеялся Андрей Петрович. – Представьте: наряд на ней белый-белый, аж глаза слепит, волосы хитрыми кудельками закручены, лицо фатой закрыто. Конечно, когда она занавеску эту подняла, я увидел – Катька это, только сильно раскрашенная. Она ж обычно косметикой не пользуется и волосы носит просто так, гречишным веником. А тут стоит красивая, как фарфоровая кукла, молчит, накладными ресницами хлопает и накрашенными губами улыбается. Я, впрочем, тоже ничего толкового сказать не успел, растерялся очень, а молодые мне ручками сделали – и бегом в машину! Только я их и видел! Одно слово: новобрачные!

– Но уже после бракосочетания молодые успели разругаться, так я понимаю? – спросила я.

– Не зря Масяня днем рассыпал соль, это верная примета, всегда ведет к ссоре! – вспомнила Ирка.

– Не поделили чего-то голубки, повздорили, – шире прежнего улыбнулся счастливый отец новобрачной. – Ничего, сейчас помирятся.

Действительно, в Катькиной комнате уже не орали, мебель и предметы быта не крушили. Это обнадеживало. Мы решили голубкам не мешать, пусть мирятся обстоятельно, скрепляют союз и так далее. Ирка сбегала в винный погреб и принесла еще одну симпатичную пузатую бутылочку. Мы распили ее за здоровье новобрачных, но кричать «Горько!» не спешили, чтобы не сглазить. После рассыпанной соли Ирка стала несколько суеверной.

Захмелевшая хозяйка дома в порыве энтузиазма порывалась бежать на кухню и срочно печь свадебный торт, а я вызвалась махнуть за тортом в кондитерскую. Сладкоежка Колян предлагал компромисс: Ирка печет один торт, а я еду за вторым. Потомственный лакомка Мася громко скандировал: «Тор-тик! Тор-тик!» – а происхождение вожделенного торта было ему до лампочки. В разгар дискуссии размякший, как подтаявший пломбир, Катькин папа вдруг зазывно сказал:

– Послушайте! А давайте прямо сейчас махнем все в горы?

Горы как-то не вписывались в контекст беседы о тортиках. Все, кроме Масяни, озадаченно замолчали, а Андрей Петрович продолжал нас агитировать:

– Нормальной свадьбы у ребят не было, так организуем праздничный выезд на природу! Представьте: шашлык, сауна, катание со снежных гор!

– Снега же почти нет! – напомнила я.

Зима в городе выдалась морозной, но малоснежной. Это ее не красило.

– Так я же говорю: в горы поедем! – не смутился Катькин папочка. – Там у меня неплохая дачка, все удобства, и снега вокруг – завались!

Завалиться в снег после баньки было бы, пожалуй, неплохо.

– Что скажете? – неуверенно спросила я мужа, сына и подругу.

– Шашлык! – мечтательно сказал Колян.

– Сауна! – в тон ему молвила Ирка.

А малыш высказался гораздо более пространно:

– Коля будет кататься с горы на санках, играть в снежки и лепить снеговика!

Минут за двадцать мы в общих чертах спланировали выездное мероприятие. Поедем на двух машинах, Иркину «шестерку» не трогаем, ей по заснеженной горной дороге не пройти. У партнеров-компаньонов у каждого по джипу, на них и двинемся. Компания такая: молодожены, счастливый отец и тесть – два в одном – Андрей Петрович, его дама сердца, нас четверо, а также свидетели свадебной церемонии – подружка Катерины Дина и приятель Вадика Антон.

Наконец из комнаты со сломанной дверью вышли умиротворенные молодожены. Вадим наши намерения горячо одобрил, а Катька была верна себе: она отстраненно помалкивала и то и дело закрывала глаза.

– То ли нас всех видеть не может, то ли снова кожное зрение тренирует? – заволновалась Ирка.

– Или просто устала до упаду и спать хочет, – примирительно сказала я. – Денек нынче выдался беспокойный!

С этим все согласились, поэтому единогласно постановили объявить сегодня ранний отбой, а уже завтра с утра ехать в горы. Молодожены Катька и Вадим и их общий отныне папенька Андрей Петрович убыли восвояси, а мы остались.