Текст книги "Стрела гламура. Кляча в белых тапочках"

– А весело нынче было! – воскликнул Колян, обрушившись на диван сразу же после ухода гостей.

– Думаю, завтра будет еще веселее! – пробегая в кухню со стопкой грязных тарелок, заявила Ирка – и, как выяснилось позже, не ошиблась с прогнозом.

Идея ясновидения все сильнее овладевала массами.

7

Андрей Петрович предупредил, чтобы мы были готовы к отъезду в семь, и оказался огорчительно пунктуален. Темно-серый, цвета графита, курихинский «Лендровер», накануне в потемках показавшийся нам черным, слоненком затрубил у ворот Иркиного дома в самом начале восьмого.

Спасибо хозяйскому будильнику, мы к этому моменту уже были на ногах, но всем, кроме Масяни, это стоило большого труда. Душераздирающе зевающий Колян был хмур, раздражителен и всем своим поведением живо напоминал медведя-шатуна, на беду разбуженного среди зимы. С сонной до отупения Ирки можно было писать вполне натуралистический портрет зомби, а я лично чувствовала себя свинцовым грузилом на конце лески, которую ежеминутно теребит беспокойный рыболов: едва я погружалась в сонный омут, как что-то выдергивало меня из темной тихой заводи. Если бы не Масяня, бодрый, как утренний напев пионерского горна, я бы заснула на ходу.

На нашем самочувствии сказались вчерашняя неумеренная выпивка и поздний отбой. Расставаясь с Курихиными – Тараскиными, мы уговорились лечь пораньше, но исправно залег в спячку в двадцать два ноль-ноль только Мася.

День затянулся по вине Ирки. Ей здорово испортила настроение и перебила сон ревизия разрушений, произведенных в ее жилище тем незабываемым вечером. Подруга долго с тоской во взоре оглядывала дверной косяк с дырками от вывернутых с корнем петель, тяжко вздыхала и не успокоилась, пока мы общими усилиями не починили дверь, для чего пришлось постучать молотком и пожужжать электрическим шуруповертом. При этом плотницком шоу Масяня еще присутствовал и даже внес свой вклад в искусство, организовав звуковое сопровождение процесса. То есть сам-то он не орал, а вот Колян, на ногу которому ребенок уронил молоток, издал целую серию громких звуков. Он начал с простой распевки «А-а-а-а!» и очень быстро дошел до бармалейской песни на стихи собственного сочинения, особенно впечатлив публику в лице малыша устрашающими строками:

 
– Вот кто-то у меня
Получит сейчас ремня!
 

Оценив суровую правоту папиного экспромта, Мася поторопился откланяться и отправился на бочок, а взрослые еще некоторое время возились, восстанавливая светомаскировку на окнах. Штору в гостиной оборвали мы с Иркой, а в Катькиной комнате молодые в ходе бурного примирения после ссоры умудрились выдрать с корнем одно из креплений карниза. Шуруповерт опять пригодился, но, так как среди нас не было ни одного толкового мастера-строителя, восстановительные работы затянулись.

Зато между делом мы еще раз убедились, как не права была Ирка, называя племянницу Моржика бледной немочью. С виду тусклая и вялая, на самом деле Катерина Курихина оказалась чертовски темпераментной особой! Чего стоила хотя бы та надпись на стекле, которую мы случайно обнаружили в ходе возни с карнизом и занавесками: «К – Т = +».

– Что за странная формула? – удивилась Ирка.

Я в этот момент балансировала на стремянке, с помощью шуруповерта закрепляя в декоративном деревянном брусе над окном «ножку» карниза и сквозь зубы ругая мужиков, не способных управиться с молотком. Мое злобное шипение было адресовано Коляну, который сидел на диване, со страдальческим видом прижимая к ушибленной упомянутым молотком стопе холодный компресс, и отстраненно наблюдал за моим акробатическим этюдом со строительным инструментом. Я как раз обозвала супруга промежуточным звеном между обезьяной и человеком, когда Ирка упомянула о формуле. Подумав, что подруга заинтересовалась моими словами, я язвительно объяснила:

– Это не совсем формула, просто известная науке последовательность превращения: австралопитек – неандерталец – гомо сапиенс. Поскольку неандертальцы совершенно точно умели обращаться с примитивными инструментами, у них были каменные топоры, я полагаю, что место Коляна на эволюционной лестнице где-то за питекантропом.

– Да ничего подобного! – тут же заспорил со мной обиженный супруг. – Это вы, гомо сапиенс – промежуточное эволюционное звено между неандертальцами и нами, гомо компьютерус! А у нас, представителей этого высшего вида, навыки работы с примитивными инструментами за ненадобностью атрофировались. В век высоких технологий умение обращаться с молотком – это такой же атавизм, как аппендикс!

– Слушайте, вы, умники! – не выдержала Ирка. – Если вы оба такие грамотеи, расшифруйте мне смысл формулы: ка минус тэ равно плюс.

– Кажется, ты тоже потеряла промежуточное звено! – сказал Колян, ехидно посмотрев на меня. – Между минусом и знаком равенства должно быть что-то еще, да и после плюса тоже. Странная какая-то у тебя формула, похоже, ты ее всю переврала.

– Да нет же, я читаю с листа! – возразила Ирка, постучав пальцем по стеклу.

Я спустилась с лестницы и тоже приблизила физиономию к темному окну. Ирка жарко дохнула на стекло, и на нем проступили буквы, начертанные, по всей видимости, пальцем.

– Это Катька намалевала, точно, – уверенно сказала подруга. – Есть у нее такая детская привычка. Я специально перед ее приездом всю пыль с мебели стерла, потому что знаю: попадись Катерине на глаза подходящая поверхность, она непременно начнет на ней каракули рисовать. Мокрый песок, снежный наст, пыльная полировка, запотевшее стекло – ей все годится!

– Это романтическая манера всех влюбленных, выписывать вензеля на стекле, как пушкинская Татьяна Ларина! – сказала я. – Ты сама разве никогда не писала: «Ира плюс Имярек равно любовь»?

– Не было у меня никаких имяреков! – напряглась подруга. И тут же отмякла, с удовольствием предалась воспоминаниям: – В первом классе я писала: «Скворцова плюс Иванов», во втором – «Скворцова плюс Петров».

– А в третьем – «Скворцова плюс Сидоров»? – съязвил Колян.

– А в третьем классе я увлеклась легкой атлетикой и некоторое время была слишком занята, чтобы отвлекаться на всякую ерунду, – ответила Ирка. – Кажется, в тот период я видела в мечтах не сердце, пронзенное стрелой, а кубок детско-юношеской спартакиады.

– Умница! – я похвалила подругу, продолжая рассматривать «формулу» на стекле.

– Ну, чемпионки из меня не получилось, – с сожалением призналась она.

– Я не об этом. Ты упомянула сердце, пронзенное стрелой, и я разгадала смысл Катькиной записи, так что мы обе с тобой умницы, – похвалилась я. – Смотри внимательно на последний символ. Видишь, под плюсиком еще значок?

– Черточка? – присмотрелась близорукая Ирка. – Получается, это не плюс, а плюс-минус?

– Что означает приблизительную точность, – подал голос математически образованный Колян.

– Это не черточка и не минус, скорее перевернутый полумесяц! – сказала я.

– Символ общества Красного Креста и Полумесяца? – прищурилась подруга. – Наверное, его навеяло Катьке посещение травмпункта.

– Да нет же! Полумесяц, опрокинутый горбом вверх, и над ним плюсик – это символическое обозначение могилки! – воскликнула я. – Крестик на холмике, никаких сомнений!

– Что, в травмпункте кого-то не спасли? – спросила Ирка, силясь понять, чем был навеян этот пугающий символ.

– Ирусик, забудь про травмпункт и прочие богоугодные заведения! – попросила я. – Вникни: ты в начальной школе писала формулу сложения: «А плюс Бэ равно любовь», а Катерина вчера начертала формулу вычитания: «А минус Бэ равно смерть»!

– Тут не А минус Бэ, а Ка минус Тэ! – напомнила подруга.

– Правильно, видно, Катерина по старой школярской привычке называет себя и своего любимого по фамилиям: Курихина и Тараскин! – кивнула я.

– А! Значит, это Катька после ссоры с Вадиком так распсиховалась, что уже видела свою молодую жизнь законченной! – Ирка наконец-то поняла, в чем дело, и искренне этому обрадовалась. – Между прочим, когда она вернулась домой вся такая взвинченная, как не знаю что, обручального кольца у нее на пальце не было! Я бы заметила его, когда она махнула на меня рукой.

– Когда молодые вышли из комнаты после примирения, кольцо у Катьки было, – вспомнила я.

– Наверное, в пылу бурной ссоры после загса Катька бросила кольцо в лицо Тараскину, а он его подобрал и вернул ей после примирения, – предположила Ирка, большая любительница мелодраматических пассажей. – Надо же, как юная девушка полюбила этого немолодого лощеного зубастика! Прям до смерти!

– Непонятно только, до чьей именно смерти, – пробормотал Колян. – Интересно, кому сулил могилку разрыв между Ка и Тэ?

– Господин Тараскин не произвел на меня впечатление человека, способного скончаться от несчастной любви, – сообщила я.

– Зато Катька, по-моему, готова рвануть в мир иной, теряя тапки, – сказала Ирка. – Хотя…

Тут она задумчиво почесала голову.

– Если она не такая идиотка, какой казалась, когда тренировала кожное зрение и воспламенение взглядом, я не берусь судить о ее желаниях и намерениях, – призналась подруга. – Похоже, с Катериной нам предстоит знакомиться заново.

– Ничего страшного, мы никогда не против новых знакомств! – заявил Колян.

Это свое заявление он подтвердил уже утром, когда за нами приехал Катькин папочка. С ним в просторном, почти как трамвайный вагон, джипе прибыла дамочка по имени Зинуля. Андрей Петрович представил нам ее как свою добрую подругу.

– Вот это, я понимаю, вполне нормальная половина! – тихо обрадовался Колян, при виде пышной блондинки отбросив последние сомнения в ориентации господина Курихина.

Он галантно поцеловал дамочке ручку, после чего занял переднее пассажирское сиденье «Лендровера». Женщины с ребенком стали забираться на задний диван, и вдруг Масяня застопорил движение и трубным голосом взревел:

– Стойте! Мы точилку забыли!

– Колюша, зачем нам точилка? – удивилась я. – Мы взяли с собой не карандаши, а фломастеры, их точить не надо!

По опыту многочисленных автомобильных и автобусных поездок с маленьким ребенком я знаю, что в дорогу нужно запасаться различными предметами для малоподвижных игр. На этот раз я взяла с собой фломастеры, блокнот для рисования, новую книжку с картинками, небольшую мозаику, игрушечную футбольную дудку и мини-пианино на батарейках. Колян внес свою лепту в развлекательную программу и записал в память моего карманного компьютера пару новых мультиков, а Мася от себя добавил в комплект бейсбольный мячик и скакалку. Я не стала возражать. Трудно было представить, каким образом можно задействовать в салоне автомобиля скакалку и тем более бейсбольный мяч, но сынишка у нас изобретательный, и препятствовать его творческому развитию мне не хотелось.

– Точилку взять! – надрывался Масяня.

– Ой, Кыся, в самом деле! На кого мы точилку оставляем? – испугался Колян.

– Я не поняла, почему вас вдруг так взволновала судьба небольшой рисовальной принадлежности? – проявляя редкое терпение, поинтересовалась я.

– Какой еще рисовальной принадлежности? – удивился муж. – А, ты же не знаешь! Это мы с Масяней так нашего кролика окрестили: Точилка! Из-за характерных звуков, которые он издает, когда ест морковку.

На пару дней оставить в одиночестве в большом незнакомом доме маленького кролика действительно было бы жестоко. Ирка смоталась в дом и вскоре вернулась с решетчатым пластмассовым ящиком, когда-то принадлежавшим коту. В ящике сидел кролик Точилка.

– Ой, кто это, такой красивый, в розовую полосочку? – засюсюкала Зинуля.

– Зайцендук! – важно сказала Ирка. – Хотя, возможно, не зайцендук, а бурундаец.

– Это декоративный кролик необычного полосато-розового окраса, – объяснила я.

– Ну, что, теперь все в сборе? – поинтересовался заметно утомленный предстартовой суетой Андрей Петрович.

– Поехали! – по-гагарински махнул рукой Масяня.

И мы поехали.

Отличная, право, машина – джип! Просторная! На заднем диване достаточно удобно разместились три взрослые тети и один ребенок, и это при том, что Ирка у нас дама крупногабаритная, сто кило живого веса, да и подруга Катькиного папочки оказалась не худышкой. Правда, Точилку мы отправили вперед к Коляну. Тем не менее вскоре мне стало ясно, что распределение пассажиров по посадочным местам произведено не идеально. По-моему, Коляна с кроликом следовало посадить рядом со мной, а вот Зинулю лучше было бы отправить вперед, подальше от моих глаз, носа и ушей.

Зинуля умудрялась неблагоприятно воздействовать на все эти органы чувств одновременно. Глазам было больно смотреть на ее сверкающие платиновые волосы, яркий макияж и свитерок, который смело можно было продавать с аукциона как шедевр художника-импрессиониста. Разноцветных пятен затейливой конфигурации на нем было больше, чем на старой общепитовской скатерке, и все они были яркими, как сигналы светофора. Обоняние мое подвергалось газовой атаке со стороны безобразно надушенной шейной косынки Зинули, но хуже всего приходилось ушам. Все четыре часа, пока джип на крейсерской скорости мчал нас к заснеженным горам, не в меру общительная Зинуля глушила меня своей болтовней.

Оказывается, это она была тем «хорошим человеком», с которым господин Курихин обедал, когда Тараскин экстренно выдернул его из-за стола телефонным звонком. Любопытная Зинуля увязалась за милым и в результате неожиданно угодила на свадьбу.

– Хотя разве это можно назвать свадьбой? Расписались по-сиротски, при двух свидетелях и совсем без гостей, праздновать вообще не стали, как будто нищие какие! Ладно, Андрюша ничего об этой затее не знал, но Тараскин-то каков! Копеечку на приличное бракосочетание потратить не захотел, словно последний кусок хлеба доедает! Жлоб! – громко возмущалась Зинуля.

– Зина! – строго сказал Курихин, до слуха которого, разумеется, доносились слова не в меру болтливой подруги.

– А что, не жлоб? – не унималась Зинуля. – Я бы еще поняла, если бы это был его пятый или шестой брак, все надоедает, даже свадьбы, но Вадик в свои сорок с хвостиком женился впервые! Это же событие, притом долгожданное! Да и Катерина тоже в первый раз под венец пошла, надеюсь, не последний, я бы на ее месте после такой пародии на свадьбу сразу же потребовала развода!

– Зина!

– Смотрите в окошко, наконец-то в полях появился снег! – громко сказала я, чтобы сменить тему, которая была явно неприятна Катькиному папочке.

– Все белое, как платье невесты! – мельком глянув в окошко, согласилась неугомонная Зинуля. Сбить ее с курса было невозможно. – Нет, свадьба должна быть пышной, как же иначе? Иначе не по-нашему, не по-русски! Вот Пархоменко в прошлом месяце старшего сына женил, так это была такая свадьба – всем свадьбам свадьба! А разве Пархоменко круче Курихина и Тараскина, да еще вместе взятых? Вы, кстати, знаете Пархоменко?

Вопрос был адресован мне. Я не знала никакого Пархоменко и знать не желала, мне хотелось спать и было глубоко плевать на брачные обряды всех народов мира оптом и в розницу, но Зинуля прицепилась ко мне как репей и просвещала меня вопреки моей воле.

– Пархоменко – это директор молкомбината, весьма состоятельный и уважаемый человек, и свадьбу он закатил себе под стать. Арендовал на три дня четырехзвездочный пансионат в заповеднике и позвал двести человек гостей! – восхищалась Зинуля. – Только представьте, для развлечения гостей были скоморохи с медведем, цыганский хор и гусарки!

– Гу… кто? – я невольно проявила любопытство.

– Гусарки! Такие девочки-барабанщицы в гусарских костюмах, только вместо штанов у них короткие белые юбочки, – объяснила Зинуля. – Они маршировали по аллее туда-сюда и лупили в барабаны. Очень празднично! Еще играл духовой оркестр, цыгане наяривали на скрипках, а на эстраде пела девочка из «Фабрики звезд».

– Весело, – скептически пробормотала я, вообразив всю эту какофонию.

– Кому хотелось тишины, те на лодочках по озеру катались или по лесу на лошадях, – сказала Зинуля. – А на второй день была настоящая охота, трубили рога, лаяли собаки, а оленя потом зажарили на вертеле целиком! Не скажу, что это было безумно вкусно, мясо довольно жесткое получилось, но зато как оригинально! Богато, с размахом, в русских традициях! А у нас что?

Зинуля вновь сокрушенно вздохнула и наконец-то смекнула понизить голос, чтобы ее разглагольствований не слышал Андрей Петрович. Нетрудно было догадаться, что Катькиному папочке такие разговоры совсем не нравятся. Он то и дело поглядывал на нас, в зеркальце заднего вида я ловила его недовольный взгляд. Впрочем, возможно, строгость круглой физиономии Андрея Петровича придавали большие очки в черепаховой оправе. В них он был поразительно похож на директора школы, в которой я когда-то работала.

– На бракосочетании – только жених с невестой и свидетели! – вновь вспомнила Зинуля. – Оператора с видеокамерой не позвали! Фотографий не сделали! Праздничный ужин в хорошем ресторане заказать даже не подумали!

Она так расстроилась, что едва не заплакала. Я сделала над собой усилие и проявила участие, спросив:

– Неужели все было так плохо?

– Не все, – немного подумав, решила Зинуля. – Знаете, наряд невесты был очень даже хорош, я и сама бы от такого не отказалась!

Подруга Андрея Петровича стрельнула пламенным, как луч лазерного пистолета, взглядом в затылок любимого, и господин Курихин дернулся, как подстреленный Крокодил Крокодилович. Однако вопить и петь не стал, успешно притворился глухонемым.

– Платье у Катерины было вполне достойное, даже роскошное! – на два тона громче сказала Зинуля. – Не просто белое, а с искоркой, на корсаже вышивка золотом, и фата длинная, как в кино, и так, знаете, на лицо наброшена.

Еще минут сорок воодушевленная Зинуля в мельчайших подробностях описывала Катькино подвенечное платье, фату, туфли, чулки с широкими кружевными резинками и даже невестин букет со всеми пестиками и тычинками. Я не сумела соблюсти приличия и бестактно задремала на середине этого увлекательного рассказа, но, кажется, ничего не потеряла. Когда я проснулась уже на въезде в туристический комплекс, в некотором отдалении от которого располагались роскошные дачи богатеньких любителей зимних видов отдыха, неутомимая Зинуля продолжала бубнить:

– Ничего, мы еще себя покажем! Отыграемся позже! Чтобы спасти лицо, придется Катерине с Вадимом знатное венчание устроить!

– Арендовать на три дня патриарший собор! – не сдержавшись, ляпнула я.

– И для пущей оригинальности созвать три сотни гостей голубиной почтой! – добавил Колян.

Видно, он только притворялся спящим, а на самом деле тоже наслушался Зинулиных речей о шикарных свадьбах. К счастью, продолжения разговор о необычных торжествах не получил, потому что мы уже прибыли на место.

8

– Ну, вот, смотри: машина хорошая, дорогая, не какая-нибудь потрепанная «Нива», а новый джип! – обрадованно сказала Василию Алиса. – Значит, не бедные они люди, эти новые Заины хозяева, авось, на отступное наскребут!

– По-моему, это не их машина, они с какими-то друзьями едут, – возразил Василий, обеспокоенно наблюдая за процессом посадки многочисленных пассажиров в «Лендровер».

Кроме водителя, в машину залез еще один мужик, три бабы и один ребенок. Заи с ними не было.

– Если у них есть друзья, у которых есть новый джип, значит, будет у кого занять триста баксов на отступное! – упорно гнула свою линию расчетливая Алиса. – Впрочем, в порядке исключения мы можем сделать им скидку до двухсот долларов. Нет, это много. Скинем до двухсот пятидесяти.

Одна из женщин вдруг вылезла из машины, бегом побежала в дом и вскоре вернулась с корзиной для перевозки животных.

– А вот и Зая! – обрадовался Ложкин. – Ну, теперь можно ехать!

«Лендровер» точно дожидался его разрешения. Джип тронулся, проехал мимо припаркованной неподалеку «Нивы» – Ложкины дружно пригнулись, чтобы их не было видно, – и покатил, набирая скорость, к шоссе.

– За ними! – скомандовала Алиса, прижимаясь лопатками к спинке сиденья.

Василий рванул «Ниву» с места в карьер.

На шоссе джип сразу же показал, на что он способен, и быстро оторвался от преследующей его «Нивы». Громко проклиная отечественную автопромышленность, Василий вжимал в пол педаль газа, но без особого результата. К счастью для Ложкиных, «Лендроверу» не повезло: он нагнал караван грузовиков-длинномеров и вынужден был пристроиться к нему замыкающим. Грузовики тащились неспешно, «Нива» наверстала упущенное и повисла у джипа на хвосте.

– Отлично! – радовался Василий. – Авось дотащимся таким манером да города, и будет полегче. Там на каждом перекрестке светофоры, даже джип особо не разбежится.

Однако вскоре выяснилось, что «Лендровер» вовсе не собирается сворачивать в город. Не отцепляясь от грузовиков, которые тоже потащились мимо поворота с шоссе на оживленную городскую магистраль, джип проследовал дальше и вскоре вышел на трассу федерального значения.

– Е-мое! – искренне огорчился Ложкин. – Они не местные! Смотри, на Майкоп покатили!

– Значит, и мы туда покатим, – хмуро сказала Алиса. – Хочешь не хочешь, а придется, Заю-то забрать надо!

– Вот бы они по пути где-нибудь остановились, вышли все из машины – покушать или в туалет, например, а мы бы подкрались к джипу и выманили Заю! – мечтал Василий.

Мечты его сбылись с точностью до наоборот. Остановиться и выйти из машины пришлось самим Ложкиным, и даже дважды. Часа через три после старта пришлось тормознуть на заправке, чтобы залить полный бак бензина. К этому моменту уже было ясно, что «Лендровер» четко идет к горам, и Ложкины решили, что теперь быстроходный автомобиль никуда не денется. Алиса трезво рассудила, что путешественники на джипе отправились провести уик-энд на природе, а дорога к обустроенным лыжным трассам была одна-единственная.

Тем не менее, отчалив с заправки, «Нива» двинулась вперед со всей возможной скоростью. Ложкин, стиснув зубы, смотрел на дорогу, а Алиса обшаривала взглядом обочины, проверяя, не прячется ли за заснеженными кустиками джип. «Лендровера» она не высмотрела, зато увидела придорожный мотель с прилагающимся к нему минимальным набором удобств, среди которых был и магазинчик с многообещающим названием «Все для отдыха». Тут только Алиса сообразила, что у нее лично для стихийно случившегося зимнего отдыха нет ничего, и вознамерилась сделать покупки.

– Счастье еще, что я одета в спортивный костюм и лыжную куртку! – сдержанно радовалась она, пробираясь мимо частокола лыж и лыжных палок к витрине с бельевым трикотажем.

На всякий случай Алиса купила смену белья себе и мужу, две пары теплых шерстяных носков, лыжные шапочки, вязаные перчатки и солнечные очки. Василий купил три шоколадки с тематическим названием «Путешествие» и две из них съел тут же, в магазине, мотивируя это необходимостью срочно пополнить запас жизненных сил.

Выйдя из магазина, супруги увидели у своего автомобиля живописную группу из трех человек. Два юноши и одна девушка в картинных позах моделей из модного журнала застыли у «Нивы», выжидательно глядя на дверь магазина. Все трое были одеты в яркие одежды из шуршащей непромокаемой ткани и имели за плечами небольшие рюкзаки. Темноволосый юноша и девушка с серьгой в носу туго оплели друг друга руками, а высокий блондин держал свои руки при себе, в карманах приспущенных на узкие бедра мешковатых штанов.

– Вася, чего им от нас надо? – дернула мужа за рукав Алиса, встревоженная пристальным взглядом одинокого блондина.

Парень был настоящим красавцем и явно знал об этом, потому что смотрел нагло, с дерзкой улыбкой. Глаза у него были ярко-голубые, сияющие, как ксеноновые лампочки.

– В чем дело, господа? – громко спросил Василий, принужденно улыбнувшись.

– Извините, пожалуйста, вы не могли бы нас подвезти до туркомплекса? – вежливо спросил чернявый.

– Тут всего двадцать километров, – застенчиво добавила его подруга.

– Мы заплатим, – сказал блондин.

– Мы не едем в туркомплекс, – возразил Василий, которому не понравилось, как блондин смотрит на его жену.

Блондин рассмеялся, словно Ложкин сказал что-то смешное.

– А куда же вы едете, если не в туркомплекс? – прищурился чернявый. – Дорога ведет именно туда.

– Или вы на буржуйские дачи? – спросила девушка. – Петь, там же еще дачи есть, дальше по долине.

– На буржуйские дачи? – повторил белокурый наглец.

Он выразительно оглядел потрепанную «Ниву» и покачал головой, красиво разметав по плечам длинные волосы:

– Нет, это вряд ли!

– Да, машина пролетарская. Ребята, если вы дикарями отдохнуть хотите, то тут этот номер не пройдет, – сочувственно сказал чернявый. – В горлышке долины пост, там шлагбаум, обойти его не получится, а без гостевой карточки туркомплекса вас не пропустят. Без гостевых карточек только дачники проезжают, их буржуйские морды охранники знают наперечет.

Супруги Ложкины переглянулись и безошибочно угадали мысли друг друга.

– А у вас есть эти самые карточки? – спросил Василий.

– А как же! – чернявый вытянул из кармана блестящую картонку.

– Садитесь в машину! – велел Ложкин.

С карточками чернявого и его подруги они миновали пост без проблем, даже из машины не выходили: показали в окно картонки, и равнодушный охранник без вопросов поднял перед «Нивой» шлагбаум. Алиса расхрабрилась, высунула голову в окошко и с очаровательной улыбкой спросила сторожа:

– Подскажите, темно-серый «Лендровер» тут давно проехал? Это наши друзья, мы от них отстали и теперь не знаем, куда ехать дальше.

– Почти на час отстали, – охотно ответил охранник.

Он тоже критично посмотрел на задыхающуюся хрипящую «Ниву» и хмыкнул:

– Ну, еще бы, куда вам на этой дряхлой развалюхе против «Лендровера»!

Василий обиделся, а сторож махнул рукой, указывая направление, и сказал:

– Сейчас поезжайте прямо, но у туркомплекса сверните с главной дороги и снова катите вперед. Мостик проскочите, а за ним уже увидите дачи.

– Спасибо! – вежливо сказала Алиса и втянула голову в салон.

Ложкины снова обменялись понимающими взглядами и заговорщицки улыбнулись. «Нива» миновала караульную будку и покатила по заснеженной дороге, стараясь держаться ближе к расчищенной середине.

На заднем сиденье, притиснутый в угол обнимающейся парочкой, коварно ухмылялся белокурый красавец.

9

«Дачкой» Катькин папочка называл свои владения уменьшительно-ласкательно. На просторном участке, окруженном забором из проволочной сетки, имелось несколько капитальных строений, среди них два коттеджа – один побольше, другой поменьше.

Тесниться в одном доме никакой необходимости не было. Андрей Петрович с подругой Зинулей и молодые разместились в двухэтажном хозяйском доме, а гостям предоставили флигель из четырех комнат с кухней. Мы сочли жилище царским, остались очень довольны и начали обживаться. Только Мася никак не хотел уходить со двора. Он вывалился в большой пышный сугроб прямо из открытой дверцы машины и готов был навеки поселиться в снежной берлоге.

Было решено немного отдохнуть с дороги, пообедать, а уж потом идти с лыжами и санками на снежные склоны.

Обед, приготовленный к нашему приезду домовитым мужиком по имени Анатолий с функциями прислуги-за-все, оказался выше всяких похвал, особенно жаркое по-охотничьи. Анатолий сказал, что для его приготовления использовалось мясо дикого кабана, и восторженная Зинуля тут же начала проситься на охоту.

– Ты же не умеешь стрелять, дорогая! – ласково возразил подруге Андрей Петрович.

– Зато ты умеешь! – ответила Зинуля и без промедления поведала присутствующим, как замечательно господин Курихин стреляет по тарелочкам и баночкам.

Разрумянившийся Андрей Петрович пообещал нам продемонстрировать свои таланты после обеда, а Тараскин предложил устроить соревнование, заявив, что он охотник со стажем. В доме были охотничьи ружья и пистолет, но стрельбу решили отложить до окончания послеобеденного тихого часа и по предложению хозяина дома занялись дегустацией редких спиртных напитков из его личных запасов.

К сожалению, принять участие в этом увлекательном мероприятии мне не удалось. Ровно в полдень на мобильник позвонила моя коллега, редакторша Любовь Андреевна. Мы вместе работаем в одной небольшой телекомпании, где у каждого сотрудника, помимо основных служебных обязанностей, есть обязательные общественные нагрузки. Любовь Андреевна, например, отвечает за выход программы наших телевизионных передач в местной газете. Составлять программу – дело муторное, чреватое неожиданными и разнообразными осложнениями, поэтому мы неизменно сдаем ее газетчикам в последний момент, за что и получаем постоянные нахлобучки. По тону Любови Андреевны было похоже, что свою порцию оплеух она сегодня уже получила.

– Леночка! Где анонсы?! – страшным голосом вскричала она, едва я безмятежно аллекнула в трубку.

– Ох! – Все мое благодушие мгновенно испарилось, и на смену ему пришла дикая озабоченность. – Я про них совсем забыла!

– Ты их не написала?! – в голосе старшей коллеги послышалось отчаяние.

– Я напишу! – горячо пообещала я. – Вот прямо сейчас напишу и сброшу вам по электронной почте!

Мысленно я порадовалась тому, что у меня есть с собой «наладонник» и мобильная связь в горах действует нормально.

– Крайний срок – пятнадцать ноль-ноль! – проинформировала меня Любовь Андреевна. – Не успеешь – получим обе по первое число!

Этого она могла и не говорить: наш директор, весьма харизматическая личность по имени Василий Онуфриевич Гадюкин, крут нравом и скор на расправу. Сам он не журналист, вообще не телевизионщик, а бывший директор оптового рынка – личность смутного, как я подозреваю, полубандитского происхождения. Его хлебом не корми, дай только кому-нибудь всыпать по первое число! Особенно любит Гадюкин наказывать провинившихся рублем, производя денежные вычеты из зарплаты сотрудников в пользу собственного кармана. За это наш редакционно-студийный народ Гадюкина очень не любит. Природную глупость и огорчительное отсутствие профессионализма мы бы ему простили, но жадность и подлость – никогда. Однако Василий Онуфриевич наш директор, и его распоряжения приходится выполнять.

Не далее как в минувшую пятницу, часа за три до окончания рабочего дня, Василий Онуфриевич вызвал меня к себе в кабинет и собщил, что у меня отныне будет особое задание.

– Еще одно? – дерзнула спросить я.

Я работаю редактором телевизионной службы новостей, что предполагает изготовление информационных сюжетов. Вдобавок я веду прямые эфиры с разными знаменитостями, сочиняю тексты рекламных роликов и контролирую редакционные запасы сахара. Честно говоря, последняя обязанность – самая трудная, потому что за нашим народом не уследишь. Пока я стою на ковре у директора, мой напарник-оператор Вадик наверняка нагло шарит в ящиках моего стола в надежде найти там сладкий песок, который я поутру конспиративно пересыпала из сахарницы в жестянку из-под детского гранулированного чая «Живот без проблем». Вадика к сахару подпускать нельзя, он ест его ложками прямо из банки, абсолютно не думая о потребностях других людей. Проблемы своего живота занимают его гораздо больше.