Текст книги "Рука и сердце Кинг-Конга"

Среда

1

Без одной минуты девять на стеклянной двери банка еще висела табличка «закрыто». Засмотревшись на нее, Юнус не заметил, что сосед по столику поставил свой стаканчик рядом с его тарелкой, а себе взял кофе Юнуса.

– Еще кофейку? – кокетливо спросила румяная буфетчица в старомодной кружевной наколке на взбитых кудрях и белом фартуке с рюшечками поверх сатинового брючного костюма, какие носят на работе оперирующие хирурги.

Взгляд у женщины был теплый, сладкий и масленый, как пончики, которых Юнус съел уже пять штук, выпив при этом два стаканчика кофе. Кофе, кстати, в этой забегаловке был совсем не вкусный. Наверное, не стоило наливать его в пластмассовые стаканчики, но другой посуды, кроме одноразовой, в заведении не имелось. Забегаловка – она и есть забегаловка! Правда, и цены здесь несерьезные, так что даже в ранний час отбою нет от желающих позавтракать на скорую руку.

То ли от сладкой выпечки, то ли от волнения Юнуса слегка подташнивало. У него был кое-какой опыт угонов, но на сей раз он фактически грабил банк, а такое серьезное дело было ему внове.

Минутная стрелка на часах застыла за несколько делений до нужной отметки, словно примерзла к циферблату. Юнус потряс рукой, оживляя часы. Не могла она примерзнуть! Он же не торчал на уличном холоде, а ждал намеченного часа в теплой булочной, поедая чертовы пончики, лакая скверный кофе и мозоля глаза приставучей буфетчице.

– Глаза сломаешь! – злобно прошептал Юнус в пышную спину общительной дамы.

Ему совсем не хотелось, чтобы потом, когда менты и банковская охрана начнут разбор полета, эта толстуха дала слишком подробное описание его внешности. Хотя, если она запомнит только ухоженные рыжие усы, дымчатые очки, каракулевую шляпу-пирожок, долгополое кашемировое пальто и солидный кожаный портфель, это будет даже хорошо. Ни один из перечисленных элементов не являлся обязательной составляющей обычного имиджа Юнуса.

Приемник на стойке буфета разразился серией сигналов, которые во времена СССР сопровождались переводом: «Московское время – девять часов!» Сквозь грязноватое стекло витрины Юнус посмотрел на двери банка на другой стороне улицы, взял бумажную салфетку и осторожно промокнул губы под приклеенными усами. Банк должен был открыться в девять – и открылся. Юнус подождал еще несколько минут, чтобы не оказаться первым посетителем, выдвинулся из булочной и деловито вошел в банк следом за расфуфыренной дамой и молодой парой, явно торопящейся по каким-то неотложным кредитным делам. Охранник на входе включился в разговор с молодыми людьми и лишь кивнул солидному усатому гражданину, который уверенным шагом проследовал мимо со словами: «Обменник работает?»

Обменник находился в глубине здания, в глухом аппендиксе за поворотом коридора. Расфуфыренная дама тоже устремилась туда. Юнус пропустил ее вперед и, скрывшись от глаз охранника за углом, повернул в другую сторону. Толкнув дверь на лестницу, он спустился на один пролет и, оказавшись на техническом этаже, вышел во внутренний двор. Просторный, без затей оформленный под бетонный армейский плац, он был плотно заставлен машинами, лишь небольшая часть которых принадлежала сотрудникам банка. В центральной части города было традиционно плохо с местами для парковки, и предприимчивый банк получал весьма неплохую прибыль, используя свой двор как платную автостоянку.

Проходя вдоль стены под прикрытием заснеженных кустиков, Юнус с удовольствием отметил, что ворота сдвинуты в сторону и под косой балкой приподнятого шлагбаума со двора одна за другой выскальзывают легковушки арендаторов стояночных мест. Вереница автомобилей, нацеленных на выезд, была еще достаточно длинной, чтобы охранник в будке не мог заметить, с какой именно точки двора подкатила последняя машина, присоединившаяся к гирлянде. Юнуса это полностью устраивало. «Его» машина стояла в дальнем углу плаца – в одном ряду с другими транспортными средствами, принятыми банком в качестве обеспечения денежной ссуды.

Сам угон, как и планировалось, оказался пустяковым делом. Во-первых, сигнализация была отключена, во-вторых, у Юнуса был ключ – не родной заводской, но очень точная отсканированная болванка. Результат соответствовал расчетному: прошло не больше четырех минут после того, как солидный усатый гражданин в кашемировом пальто вошел в банк, до момента, когда «его» машина заняла место в хвосте быстро двигающейся очереди на выезд. Юнус мог бы справиться еще быстрее, но почти минута у него ушла на то, чтобы поместить на крышу автомобиля «мигалку», под лобовое стекло – гербовую бумагу с большими буквами «ГУВД», а на полочку за задним сиденьем – милицейскую фуражку.

Небрежно забросив назад заметно похудевший портфель, пальто и мечту профессора – каракулевую шапку-пирожок, Юнус сел за руль и приступил к наиболее опасной части операции – собственно угону.

– Ты ничем не рискуешь! – уверял его сообщник, придумавший весь план. – Тачку поставят на прикол во вторник вечером, незадолго до закрытия банка. Ты придешь за ней в среду утром, едва банк откроется. В девять часов! А охрана дежурит сутки через двое, и тех парней, которые сидели в будке накануне, в восемь тридцать сменят другие. «Твою» тачку они еще не видели, так что, если машину слегка замаскировать, ее выпустят беспрепятственно.

Идея использовать выразительные милицейские аксессуары оказалась гениальной. Юнуса не просто не стали останавливать – охранник даже взял под козырек!

Сверкающая новая «Ауди А-6» проскользнула под полосатой рамкой шлагбаума, точь-в-точь как хоккейная шайба. Только белого цвета.

2

– Это просто Великое Обледенение какое-то! – весело изумлялись за утренним чаем коллеги Марьяны.

Бухгалтерские дела были отложены в сторону. Дамы прихлебывали горячий чаек, заедали его печеньем и наперебой рассказывали о своих недавних приключениях.

Заведующая отделом поутру неосмотрительно облачилась в не по сезону короткую юбку. И, хотя бобровый полушубок и сапоги на меху погоде более или менее соответствовали, они не уберегли бы пятую точку начальницы от множества неприятных ощущений при вынужденной посадке в незамерзшую лужу. На счастье опасно поскользнувшейся заведующей, какой-то добрый человек мужского пола успел вовремя подставить руку помощи под ее ягодицы, чем и спас их от купания в ледяной воде.

Юная красавица Лилечка в избытке насладилась мужским вниманием у светофора на пешеходном переходе, по которому она на своих пятнадцатисантиметровых шпильках ковыляла так медленно, что один из водителей не выдержал, посадил бедняжку в свою машину и совершенно бесплатно привез на работу.

Даже молодой бабушке Вере Осиповне выпал шанс проявить игривость! Упав в мокрый снег, она запачкала юбку, и какой-то кокетливый старец любезно потянулся ее отряхнуть.

В связи со всем вышеизложенным раскрасневшиеся бухгалтерши, проказливо хихикая, постановили писать наступившее «обледение» с буквой «я» в середине – как производное от известного неприличного слова.

Марьяна вполуха слушала разговоры коллег и уныло помалкивала. В ее жизни ледниковый период тоже наступил, но выглядел совсем иначе – далеко не так весело и увлекательно. Любовь-сосулька натворила дел! Обледеневший мир для Марьяны сузился до размеров проруби, по форме и величине совпадающей с фоторамкой десять на пятнадцать сантиметров. В этой рамке, установленной на прикроватной тумбочке под углом, позволяющим увидеть ее сразу по пробуждении, помещался любительский снимок Марьяниного нового божества. Эту оригинальную иконку влюбленная женщина смастерила сама, запечатлев кумира на камеру мобильного телефона из окна второго этажа в сумрачный денек, ознаменовавшийся поздним снегопадом. Толком разглядеть припорошенную снегом фигуру на снимке не представлялось возможным, что и сподвигло Марьянину матушку, бывшую учительницу русского языка, при первом взгляде на дочкино фотохудожество с чувством продекламировать:

– Белая береза под моим окном принакрылась снегом, словно серебром!

– Какая береза, мамусь! Это же мужчина! – досадливо возразила Марьяна, умудрившись произнести последнее слово так, словно оно состояло из одних заглавных букв.

– Клен ты мой опавший, клен заледенелый! – Мамусь легко поменяла цитату.

По сути она оказалась абсолютно права. Новый бог проявлял к влюбленной в него Марьяне такое равнодушие, словно он и в самом деле был деревянным и примороженным. И это при том, что за два дня пылкая неофитка, проявив чудеса изобретательности и предприимчивости, сумела встретиться с объектом своего поклонения не менее десяти раз, заодно узнав немало интересных подробностей текущей земной жизни неотзывчивого божества.

Кумир носил роскошное имя Всеволод Полонский и состоял в рекламном агентстве с менее красивым трехбуквенным названием «МБС» в загадочной, но интригующей должности креатора. Судя по отсутствию кольца на безымянном пальце правой руки, живой бог был свободен от супружеских уз, и Марьяна с наслаждением и замиранием трепетного сердца примерила на себя его божественную фамилию. «Марьяна Полонская» звучало шикарно! Гораздо мелодичнее, чем записанное в паспорте «Марьяна Горбачева». К сожалению, этими музыкальными тонкостями разница между фантазиями и реальностью не исчерпывалась. Растревоженное воображение Марьяны широкими мазками в ярких красках рисовало сказочные картинки на тему «Они жили долго и счастливо и умерли в один день». В действительности Прекрасный Принц неотступно преследующую его Марьяну сначала не замечал, а потом даже начал обходить стороной.

Влюбленной женщине оставалось утешать себя тем, что стадию полного безразличия Объекта удалось пройти в рекордные сроки – меньше чем за сутки. Одна утренняя встреча на крыльце, два «случайных» столкновения в коридоре офисного здания, артистично исполненная миниатюра «Вы позволите, я присяду за ваш столик?» в обеденный перерыв в столовой, три мимолетных, но страстных взгляда в приоткрытую дверь рекламного агентства во второй половине дня и виртуозное падение на зазевавшегося кавалера со ступенек бухгалтерии лиловым морозным вечером – и обольстительный Всеволод Полонский начал нервно оглядываться по сторонам даже в уединении мужского туалета. Марьяна определенно чувствовала, что кумир уже выведен из равновесия и колеблется, как созревший для падения Родосский Колосс. Запланированная неотступной Марьяной на обеденное время вторая мизансцена с условным названием «Приятного аппетита, любимый!» вполне могла подрубить глиняные колени колосса, обрушив его в широко раскрытые объятия идолопоклонницы.

К великому разочарованию Марьяны, в столовой Полонский не появился. Тщетно прождав его в засаде за кассой около часа, влюбленная женщина осмелилась навести справки в «МБС» и узнала, что штатный креатор агентства в компании трех других сотрудников занят проведением ответственной рекламной акции на центральной улице города.

– Пойду прогуляюсь, погода сегодня такая чудесная! – скороговоркой сообщила своим собственным коллегам Марьяна, на бегу напяливая удобное и практичное болоньевое пальто с капюшоном.

За окном месяц март не на жизнь, а на смерть воевал с оккупировавшей город зимой, так что назвать погоду чудесной мог только человек с большим и нездоровым воображением.

Зато стеклянно-оловянный грохот, с которым рухнула на подоконник тяжелая гирлянда мокрых сосулек, милосердно не позволил убегающей Марьяне услышать ехидной реплики бухгалтерш про Великое Обледенение с посторонней буквой в корне слова.

3

Свеженапечатанный плакат с зазывной надписью «Водка для всех! Даром!» сильно вонял типографской краской, и я расчихалась.

– Будь здорова! – тут же пожелал мне вежливый Полонский.

– Как корова! – добавил неинтеллигентный Баринов и посмотрел на мои ноги с таким намеком, что мне захотелось сдернуть с них зимнюю обувь и крепко побить ею грубияна, чтобы он понял: средневековых инквизиторов, придумавших пытку «испанский сапог», я запросто могу переплюнуть!

Вообще-то мои ноги совершенно не похожи на конечности крупного рогатого скота. У меня такие ноги – о-го-го! Длинные, стройные, весьма красивые, особенно если я на каблуках. А каблуки я уважаю высокие, но устойчивые, чтобы не шататься, как неловкий канатоходец. И, зная, какая обувь мне подходит наилучшим образом, никогда не экспериментирую с моделями. Туфли, которые я купила на прошлой неделе, практически не отличаются от приобретенных к Новому году, только они новые и потому не так комфортны. Поэтому я принесла их на работу и там потихоньку разнашиваю, периодически переобуваясь в старую пару, чтобы не мучать свои выдающиеся ноги.

Этим утром я пришла на работу раньше обычного и, помимо задержавшегося с ночи Андрюхи, застала в офисе уборщицу. Она стояла, согнувшись, точно жертва радикулита, и в глубокой задумчивости смотрела под мой рабочий стол – на аккуратную шеренгу из четырех одинаковых туфель.

– Доброе утро! – вежливо сказала я.

Уборщица молча посмотрела на меня, на туфли, потом снова на меня. Оценив выражение ее лица, я поняла, что в воображении труженицы ведра и швабры уже сформировался живописный образ четвероногой хозяйки рабочего места, и не удержалась от шуточки – подошла поближе и вежливо спросила:

– Вы уже почистили мое стойло?

Уборщица смутилась, а Эндрю Сушкин зашелся смехом и позже с удовольствием рассказал эту историю всем нашим коллегам. Они смеялись, и я поначалу тоже, но теперь у меня возникло подозрение, что добрые товарищи теперь замучают меня шуточками про корову.

– Хорош трепаться, давайте работать! – хмурясь, потребовала я.

Баринов пожал пухлыми плечиками, прошел на свое место за стойкой и постучал вилкой по бутылке, имитируя камертон.

– Ля мажор, – одобрила я и дирижерским пассом активизировала выжидательно замершего Севу.

– Озоновый слой, этот тонкий газовый щит, защищает Землю от губительного воздействия определенной доли солнечной радиации, способствуя тем самым сохранению жизни на нашей планете! – бархатным голосом, не похожим на его обычный тенорок, прогудел Полонский в мегафон.

Я спешно кашлянула в кулачок, приняла из рук Всеволода громкоговоритель и глубоким сопрано сирены, безжалостно искушающей мореплавателей, проворковала:

– Озоновый слой простирается над землей огромной шапкой, уходящей в космос! Если этот слой истощится, это будет опасно для всей биосферы, для всего живого. От попадания ультрафиолетовых лучей на человека может возникнуть рак кожи, слепота и другие заболевания.

Тут жаждущий солировать Полонский нетерпеливо вырвал у меня рупор и вдохновенно продудел:

– В восьмидесятые годы ученые сделали открытие: в районе Антарктиды общее содержание озона уменьшилось в два раза! Именно тогда появилось название «озоновая дыра». На истощение озона влияют выбросы заводов, предприятий промышленности и автомобилей.

– Мы не можем предотвратить появление озоновых дыр! – резюмировала я, вновь приняв переходящий рупор. – Однако сберечь озон хотя бы на бытовом уровне нам вполне по силам. Так давайте же бороться с загазованностью атмосферы!

И мы с Полонским вместе призывно грянули в мегафон:

– Водка «Екатериновка»! Выпьем за здоровье нашей планеты!

– Ну как тут откажешься? – принимая стопку, крякнул водитель «Москвича», с риском для жизни остановленного Катькой.

Наша секретарша приплясывала посреди дороги, точно бездомная жрица любви: в короткой юбочке, тесной курточке, сетчатых колготках и высоких сапогах на шестидюймовой шпильке. Именно этот наряд наши офисные мужчины – Полонский, Баринов и призванный на военный совет дизайнер видеомонтажа Андрюха Сушкин – коллегиально признали наиболее перспективным в смысле выполнения задачи, поставленной перед Катериной: наша секретарша должна была без разбору тормозить проезжающий мимо автотранспорт. Парни не ошиблись в расчетах, сеточки на стройных девичьих ногах ловили мужиков не хуже, чем рыбацкий невод глупых карасей. Сашка Баринов за портативной барной стойкой весь вспотел, торопясь наливать «Екатериновку» джентльменам, неосмотрительно покинувшим свои автомобили и откликнувшимся на подкупающее предложение выпить за здоровье нашей голубой планеты.

– Остался всего один ящик! – поймав мой вопросительный взгляд, обеспокоенно крикнул наш бармен.

Рекламная акция новой водки проходила с блеском, способным посрамить пустую стеклотару. Концепция, найденная лично мной и отшлифованная виртуозным рекламным трио Кузнецова – Баринов – Полонский в шесть рук, была воистину гениальной. Бронич так и сказал:

– Конгениально! Это будет новая битва при Фермопилах!

– Фермопили, пьем и будем пить, – согласился польщенный похвалой Баринов, публично афишировав свои дурные привычки и вопиющее отсутствие знаний древней истории.

Мы-то с Полонским без комментариев поняли, что шеф особо оценил место проведения нами рекламной акции. Для своего шоу мы выбрали оживленный перекресток на центральной улице, в двух кварталах от здания краевой администрации. В будний день транспорт на этом участке идет нескончаемым потоком, так что достаточно было Катьке остановить первую машину, чтобы возникла серьезная предпосылка к затору.

Правда, нам далеко не сразу попался безответственный водитель, рискнувший выпить стопку водки, находясь за рулем. Этого первого авантюриста мы с Катькой отлавливали усиленно, в четыре ноги, и я успела оглохнуть от приветственного рева клаксонов, задорного свиста и криков: «Эй, детка, садись ко мне!» Уворачиваясь от жадных рук, тянущихся в открытые окошки к моим мелкоклетчатым ногам, я радовалась, что происходящего безобразия не видит мой штатный бойфренд Денис Кулебякин. Милый милицейский капитан очень ревнив и за одно это «садись ко мне» запросто мог бы посадить крикунов к себе, обеспечив им богатую развлекательную программу суток на пятнадцать.

Первым человеком, согласившимся продегустировать халявную водку, стал бесшабашный водитель «девятки», с большой претензией тюнингованной под гоночный болид. Недалекий парень поначалу не уловил логической связи между рюмкой водки и Днем защиты озонового слоя Земли, но инспектор патрульной машины ГИБДД, примкнувший к нашей акции по собственному почину, выдал ему необходимые объяснения сразу за перекрестком. После того как аналогичным образом были просвещены еще трое неразумных водителей, наша рекламная акция приняла характер массовой и необратимой.

Цепочка автомобилей, лишившихся своих нетрезвых владельцев, вытянулась на полквартала, полностью заняв всю правую полосу. Этим явлением закономерно заинтересовался неленивый и добросовестный экипаж машины-эвакуатора. Удаляя с проезжей части мешающие движению транспортные средства, парни в оранжевых комбинезонах перегородили проезд троллейбусу. Раздосадованные пассажиры в полном составе вывалили на дорогу и утешили себя нашей бесплатной выпивкой. После этого информация в режиме «звонок другу» пошла в народ, затем о столпотворении на Зеленой сообщили в местном эфире «Авторадио», и на точку стали подтягиваться зеваки и халявщики.

– Пиар в России – больше, чем пиар! – сказал Полонский, любуясь организованным нами столпотворением.

– А где же обещанное телевидение? – через головы дегустаторов нервно поинтересовался Баринов. – Осталось всего пять бутылок, это минут на десять, не больше!

Я тоже заволновалась и посмотрела на часы: телевидение опаздывало. Съемочная группа, которую обещал прислать мой друг и давний поклонник Максим Смеловский, застряла в пробке, которую мы же сами и устроили.

– Идем пешком в полной амуниции, будем минут через пятнадцать! – задыхаясь, доложил срочно вызванный Максим в телефонную трубку. – Тяните время!

– Время – деньги! – вспомнила я и крикнула секретарше: – Кать, пиастры на наше на пропитание у тебя?

Катерина кивнула: выполняя функции кадровика, она поутру выбила из шефа пятьсот рублей на прокорм сотрудников, занятых ответственной рекламной работой на выезде.

– Было нам на прокорм, станет им на пропой! – вздохнул Полонский, с лету уловив мою мысль.

Он быстро пересчитал пятьсот рэ на водочные поллитры, обнадежил нас сообщением, что денег должно хватить на семь бутылок, а семи бутылок – еще на пятнадцать минут, и умчался на поиски продовольственного магазина, в ассортименте которого имеется стремительно набирающая популярность водка «Екатериновка».

Толпа прибывала, как паводок. За первым троллейбусом остановился второй, и из его открывшихся дверей водопадами хлынули потоки пассажиров, на лицах которых без труда читалось радостное оживление. Активного недовольства внеплановой остановкой никто не выражал. Я заподозрила, что городское троллейбусное управление пустило машины по спецмаршруту к нашей бесплатной водочной точке. Утомленная Катька, сделав свое дело, передвинулась с середины запруженной улицы на тротуар, но и там не нашла тихого местечка. Какая-то целеустремленная тетка с пухлыми хозяйственными сумками наступила ей на ногу и вместо извинения нахамила:

– Посторонись, шалава!

– Сама шалава! – мгновенно окрысилась Катерина. – Корова!

Я кашлянула: слышать про коров мне было неприятно. К тому же невысокая коренастая тетка в мышином пальто больше походила на ослицу, чем на буренку. Но острослов Баринов со своего места поддержала Катькину версию, громко продекламировав:

– Организованной толпой коровы шли на водопой!

– Алкоголики и тунеядцы! – обругала организованную нами же толпу обиженная Катерина. – Что делается, а? Будний день, рабочее время, а они водку глушат без зазрения совести! Никакой культуры у людей!

Тут я вспомнила, что культурную часть программы поручено обеспечивать мне, и быстренько еще разок озвучила в мегафон рекламно-информационный текст про героическую роль сорокоградусной в борьбе за сохранение многострадального озонового слоя Земли.

Прибежал взмокший Полонский, приволок в большом пакете с иезуитской надписью «Пейте на здоровье!» еще семь бутылок «Екатериновки» и с ходу заорал Баринову, плотно занятому на розливе:

– Сашка, суши весла! Пока тивишники не подойдут, никому ни капли, ни-ни!

Я окончательно наплевала на правила приличия, влезла на подножие афишной тумбы и, эротично обнимая ее одной рукой, из-под ладошки второй оглядела окрестности. В направлении «на двенадцать часов» уже видна была просека, шириной аккурат совпадающая с длиной съемочного штатива, возложенного на плечи дюжего оператора на манер коромысла.

– Идут, родимые! – обрадованно закричала я и от полноты чувств залихватски свистнула в два пальца.

Дисциплинированно отреагировав на свист, затормозили еще две легковушки.

– Дорогая, я уже здесь! – К основанию моей тумбы картинно пал на одно колено обольстительно улыбающийся Максим Смеловский.

Телевизионный принц с недвусмысленным приглашением открыл мне свои объятия, но я не обрушилась в них, а только капризно брыкнула ножкой и потребовала:

– Сначала победи дракона!

– В смысле вашего зеленого змея? Это мы запросто! – Максим поднялся, отряхнул колено и буром ввинтился в толпу у барной стойки, бойко покрикивая:

– Граждане, расступаемся, расступаемся, пропускаем телевидение, популярная программа «Их ждет вытрезвитель», кто не хочет засветиться в кадре с рюмкой, отступаем в сторону!

Действительно, светиться в кадре хотели далеко не все. Хитромудрый Смеловский словом и делом (тычками микрофона под ребра) живо расчистил подступы к барной стойке, и освободившийся пятачок мгновенно оккупировал оператор с камерой на треноге.

– Ну слава богу! – смахнув пот со лба, с облегчением сказал Полонский. – Успели!

– Слава нам! – горделиво поправила я. – Какую рекламную акцию организовали, а? Загляденье просто!

– Теперь осталось красиво отчитаться о проделанной работе и срубить с клиента полновесный гонорар! – Полонский облизнулся и зажмурился, как сытый кот. – Между прочим, что ты делаешь сегодня вечером?

Я с неудовольствием взглянула в хищно распахнувшиеся зеленые глаза, вздохнула и напомнила:

– Всеволод, ты же обещал!

– Так это когда было! – Полонский нахмурился и угрюмо воззрился на афишную тумбу, украшенную плакатом, приглашающим детей и взрослых на спектакль «Он улетел, но обещал вернуться» в городском ТЮЗе.

– Видишь? – Я постучала пальцем по красной кнопке на животе нарисованного Карлсона. – Даже дети знают, что настоящие мужчины в полном расцвете сил всегда держат свое слово! Обещал вернуться – и вернулся!

– Обещал не клеиться – и засох на корню! – язвительно поддакнул обиженный Всеволод.

Две недели назад, когда в нашем процветающем рекламном агентстве открылся кастинг претендентов на должности копирайтера и креатора, я лично привела Полонского к шефу и дала ему самые лучшие рекомендации. Причем на тот момент продолжительность нашего с Севой знакомства исчислялась минутами. Всеволода мне торопливо представил и горячо расхвалил Зяма – мой родной брат, гениальный (как говорят) художник-дизайнер. Родственникам я привыкла верить. То, что Зямин протеже парень творческий, было видно с первого взгляда: черненые серебряные кольца на пальцах, в ушах и пупке, а также итальянские ботинки из желтой (!) лакированной кожи африканского крокодила говорили сами за себя.

Правда, я только позже узнала, что Зямина забота о карьерном росте Полонского имела под собой воистину шкурный интерес, так как эти два гениальных любителя выпендрежных шмоток познакомились на почве купли-продажи Зяминого дорогущего пальто из меха бенгальского тигра. Пижону Зямке приспичило от своей тигровой шкуры избавиться, а у модника Севы банально не нашлось наличных для совершения этой сделки каменного века. Поэтому мой гениальный братец сначала помог приятелю-покупателю с работой, а уже затем открыл ему кредитную линию под зарплату нашего штатного креатора! А свою родную сестрицу беззастенчиво использовал втемную! Но к чести Зямы надо сказать, что хотя бы в одном немаловажном вопросе он проявил похвальную принципиальность: Полонскому пришлось поклясться, что, работая в «МБС», он не будет клеиться к сестричке своего благодетеля – то есть ко мне.

Конечно, это не было проявлением братской заботы о моральной чистоте родной кровиночки – Зяма просто не хотел, чтобы к нему был в претензии капитан Кулебякин. Что до Всеволода, то поначалу поставленное Зямой условие не показалось ему трудно выполнимым. Но, по мере того как мы день за днем делили в офисе кров и стол (скуповатый Бронич не спешил раскошеливаться на персональную мебель для сотрудника, чей испытательный срок еще не закончился), Полонский все чаще засматривался на мои коленки с выражением лица, которое имел Смоктуновский в роли Гамлета, размышляющего: «Быть иль не быть?» Если бы он (не Смоктуновский) осмелился спросить мое мнение, я бы сразу сказала: «Не быть!» – Всеволод категорически не нравился мне как мужчина. Глаз у меня наметанный, претендентов я еще при первой встрече оцениваю с точностью до восьмого знака после запятой. Вердикт, вынесенный Полонскому, однозначно гласил: «Герой не моего романа!»

– Потому что все твои романы динамичные и остросюжетные, в оригинальном стиле «лав-триллер», – прокомментировала моя лучшая подруга Алка Трошкина, специально зайдя к нам в офис, чтобы посмотреть на Полонского. – Тебе нужен мужчина головокружительный и крепкий, как ямайский ром, а этот милый молодой человек больше смахивает на обезжиренную простоквашу в неадекватно яркой упаковке!

Я согласилась с Алкой целиком и полностью. Несмотря на неординарную внешность и профессиональную креативность Полонского, в нем не чувствовалось ни малейшей готовности к самоотверженному безумству в личной жизни. Я находила Всеволода нервным, истеричным, трусоватым и, что хуже всего, откровенно скучным. А посему носитель экстравагантных крокодиловых башмаков вызывал у меня гораздо меньше интереса и сочувствия, чем тот желтушный аллигатор, который стал невинной жертвой итальянской обувной промышленности, посмертно обеспечив претенциозному Полонскому обманчивый шарм.

Так не пора ли сказать об этом Всеволоду?

Я испытующе посмотрела на хмурое лицо отвергнутого поклонника и решила еще немного помолчать. Этот парень страшно самолюбив! Пожалуй, ему не стоит знать, что в списке моих симпатий талантливый креатор Всеволод Полонский занимает малопочетное место после безымянного дохлого крокодила…

Торжеству похвального гуманизма помешал Смеловский. Он бесцеремонно протиснулся между мной и Всеволодом и озвучил краткий монолог Победоносного Принца:

– Дорогая! Дракон уже бьется в конвульсиях! Я заслужил награду?

Не дожидаясь ответа, который явно не внушал ему сомнений, Максим нахально обнял меня за талию. Вытянутое породистое лицо Полонского еще больше удлинилось, приобретя несомненное сходство с конской мордой. При этом, надо отдать должное, даже с такой миной он смотрелся величаво, как боевой скакун Георгия Победоносца, брезгливо попирающий копытами мясную нарезку, в которую превратился огнедышащий дракон. То есть я хочу сказать, что пара Принц Смеловский – Конь Полонский смотрелась вполне органично.

– Мой новый четырехколесный белый конь роет землю, готовый умчать тебя на край света! – пафосно заявил Максим, продолжая развивать актуальную тему драконов, рыцарей и их верных транспортных средств, и звучно чмокнул меня в щеку.

Этой чрезмерной демонстрации превосходящей силы соперника оскорбленный Полонский уже не выдержал. Издав гневное горловое клокотание (очень похожее на ржание), он круто развернулся и резвым галопом помчался прочь.

– Сева, ты куда? А ящики выбрасывать кто будет? – из-за стойки, в тылу которой выросла баррикада из пустой гофротары, закричал вслед дезертирующему коллеге Сашка Баринов.

Полонский только мотнул головой и ускакал за угол.

– Вот наглая морда! – возмущенно заорал Баринов. – Севка! А ну, вернись!

– Всеволод, куда ты? У нас же есть деньги на такси! – закричала и Катерина, решив, что Полонский побежал к трамваю.

Наш водочный источник иссяк, толпа добровольных дегустаторов рассосалась, уличное движение быстро налаживалось. Уже тронулись с места троллейбусы, и автомобили с водителями, опоздавшими к раздаче, бойким ручейком обтекали машины, застопоренные гибэдэдэшниками.

– Странный парень! – проводив взглядом убежавшего Полонского, заметил Макс с доброжелательным интересом энтомолога, неожиданно встретившего на своем жизненном пути прелюбопытную козявку. – Куда это он?

– Да хоть куда! – машинально процитировала я Карлсона, раскормленным купидоном парящего над красными крышами нарисованного на афише Стокгольма. – Мужчина в самом расцвете сил…

– Ты это к чему? – Смеловский нахмурился, но быстро нашел моим словам невинное объяснение: – А! В смысле он тоже улетел, но обещал вернуться?