Текст книги "Мертвый кролик, живой кролик"

– Четыре месяца назад. Мы много спорили из-за этого случая с Юрой и его мамой, – добавила она. – Они обвинили Егора во всех смертных грехах. Тамара вбила в голову, что он связался с какой-то преступной группировкой…

– А на самом деле?

Вера скорчила смешную гримасу и махнула рукой:

– Господи, какая группировка! Егору просто хотелось выглядеть взрослее. Он сам перепугался до слез, бедолага. Сто раз пожалел о своем решении, а признаться вслух не мог. Гордость не позволяла. Как представлю, что он терпел боль, глотал какую-то дрянь, которую налила ему эта жуткая баба, потом боялся, что все вскроется… У меня сердце разрывалось от жалости. Но Юра – суровый человек, он плохо умеет прощать. А ведь очень важно уметь прощать, особенно – детей, – задумчиво добавила она. – Знаете, по работе мне постоянно приходится иметь дело со стариками. Большинство из них в плачевном состоянии – я имею в виду физически. Многие не способны обслуживать сами себя. Кто-то остался совсем один. Знаете, кому приходится хуже всех? Упрямцам. Им очень трудно переучиваться, принимать чужую помощь… Они постоянно ждут подвоха. Хуже всего, что они перессорились со своими родными. Особенно мужчины этим страдают. Выдумывают несуществующие обиды почище женщин…

– На вас они тоже обижаются?

Вера улыбнулась.

– Редко. Но попадаются такие, которые любую помощницу в своем доме рассматривают как дармовую рабочую силу. И начинается: «Принеси пивка!» «Метнись на рынок, купи рыбки». Если сразу не обозначить границы, после отказа они превращаются в трамвайных хамов.

– А у женщин не так?

– Женщины любят закатывать истерики или обижаться… А еще выступать королевами драмы! Но даже в роли королев они не рассматривают меня как прислугу. А мужчины могут. Меня это не задевает, скорее, развлекает… Я давно научилась ставить их на место. Знаете, что забавно? На работе я умею быть невозмутимой, и мне даже не приходится прилагать для этого усилий. Переключаюсь в другой режим – и все. Но стоит мне пересечь порог собственной квартиры, переключатель ломается. Моя мать, прикованная к постели, парой слов может скомкать меня, как половую тряпку. – Ее невидящий взгляд был устремлен мимо Бабкина, в окно. – Почему так происходит? Я искала ответы у психологов, даже в эзотерику сунулась… Везде одна ерунда. Я умом вроде бы все понимаю, а все равно: она бросит что-нибудь злое – и меня корчит. Прямо как бесов у Пушкина. «Вот веревкой хочу море морщить да вас, проклятое племя, корчить». – Вера криво усмехнулась. – Иногда мне кажется, что некоторые из моих подопечных именно поэтому остались одни. Их дети просто не нашли другого выхода. Ты не можешь отступить на шаг или два, чтобы веревка провисла. Она или натянута, или разрезана… – Она перебила себя. – Я что-то о своем трещу, а вы меня не останавливаете! Извините! Вам это все ни к чему. У вас еще вопросы есть про Егора?

– Да, если вы не против.

– Запросто. Только отлучусь покурить на минутку.

Вера вышла. Сергей видел через окно ее сутулую фигуру в накинутой на плечи куртке – такой же практичной и неказистой, как и остальная одежда.

Сергей подозвал официанта и спросил, нет ли у них горячей еды.

– Есть пицца, омлет, – перечислил молодой парень. – Сэндвичи с сыром и с курицей…

Бабкин заказал два омлета и пару сэндвичей. Шурыгина вернулась, пробралась на свое место. От нее пахло сигаретным дымом и осенней сыростью.

– На улице такой ветрище! – Она прижала ладони к щекам. – Господи, только бы Егор был в тепле и в безопасности!

Сквозь невозмутимость на миг проглянула снедающая ее тревога.

– Мы делаем все, чтобы его найти, – сказал Сергей.

Официант поставил перед ними закуски, и Вера вопросительно взглянула на сыщика.

– Проголодался, а один есть не люблю, – буркнул он. – Вы не составите мне компанию?

По тому, с каким аппетитом Вера набросилась на омлет, он понял, что она действительно не ела с самого утра. «Благодетель», – похвалил себя Бабкин. Им руководила не доброта, а простой расчет: сытый человек разговорчивее.

– Вера, вы не могли случайно проговориться Егору, что его мать жива?

На ее лице отразилось изумление, сменившееся гневом.

– Его мать? – недоверчиво переспросила она.

– Я имел в виду – все эти годы только вы знали, что ваша подруга не погибла…

Вера молчала, глядя на него. Под этим взглядом Бабкину стало не по себе.

– Нина оставила двоих детей ради… ради штанов, – она запиналась от ярости. – Объясняла, что у нее вселенская любовь! Что это за любовь, ради которой женщина бросает собственных сыновей и меняет свое лицо! Я десять лет живу рядом с этими мальчиками… Они удивительные! Да, с ними бывает сложно, как с любыми детьми. Но другая каждый день благодарила бы бога за такой подарок! А Нина… Она просто успокаивала свою совесть, когда нанимала меня наушничать. И не называйте ее моей подругой! Я не желаю иметь такого человека в друзьях!

Все, что говорила Вера, совпадало с тем, что думал и сам Сергей. Но странное дело – сейчас, когда он слушал ее гневную речь, ему невольно захотелось встать на защиту Нины.

– Ей было трудно, – сказал он. – Муж не помогал, она уставала…

– Трудно – потерпи! – отрезала Вера, и это прозвучало как девиз всей ее жизни. – Оставалось каких-то три года до школы! Мальчишки пошли бы учиться, и стало бы легче!

Бабкин вспомнил слова Нины: «Я сбежала не от своих детей, я сбежала от своей жизни».

– Да, она мне платит. – Вера говорила с тихой злостью. – Вы знаете, сколько стоят памперсы? А сиделка? Но я не сдала родную мать в дом престарелых, хотя могла сделать это тысячу раз! Почему я не упорхнула от безумной старухи в лучшую жизнь, а Нина от своих тягот – упорхнула?

«Потому что вы хороший человек с повышенным чувством ответственности», – мог бы ответить Сергей. Но ей не требовались его сочувствие и дешевые формулы утешения.

– Если с Егором что-то случится, это будет только ее вина! Юра – замечательный человек, я безмерно уважаю его, но ему сложно быть отцом. Он тащит на себе всю семью. Работает не покладая рук. Если бы рядом с ним был преданный человек, ему было бы легче…

Она осеклась и порозовела.

«А вот и ответ на вопрос, почему ты так привязана к семье Забелиных», – сказал себе Сергей.

– Вера, на даче у Егора не было друзей? – спросил он.

– Нет, никого. Тамара купила дом в очень неудачном месте: хотела сэкономить. Несколько участков отделены от деревни узким оврагом. Один из этих участков – забелинский. Остальные заброшены, кроме одного: их соседа слева. Он живет там как отшельник. Может, давно умер, не знаю… Раньше к этим участкам вела грунтовая дорога, но лет восемь назад овраг пополз и перерезал ее. Теперь на машине к участку не подъехать, приходится бросать ее и идти через овраг пешком. Мальчиков возили на дачу только в детстве. После исчезновения Нины они были там всего несколько раз, много лет назад. Тамара собирается продавать этот дом.

– А в школе?

– У него нормальные отношения с одноклассниками, но дружбы Егор ни с кем не завел. Правда, ни с кем и не ссорился…

– А мне говорили о драке с каким-то мальчиком, которому Егор выбил зуб…

Вера пренебрежительно отмахнулась:

– Во-первых, это было сто лет назад, во-вторых, мальчик его сам провоцировал. А в-третьих, зуб был молочный и шатался. Подумаешь, мальчишки сцепились! Я бы не стала на вашем месте придавать этому значения.

– У Юрия есть друзья?

– Ну-у… есть коллеги и приятели… Но я не уверена, что их можно назвать друзьями. А что?

– Просто прикинул: а не мог ли Егор укрыться у кого-то из взрослых, знакомых с его семьей? Есть такие люди?

Вера задумалась.

– Я знаю, что у Юры было два друга, – сказала она наконец. – Но они очень давно не общаются.

– Почему?

– Тамара упоминала, что между ними произошла ссора… Но мельком, без подробностей. Вам лучше спросить у Юры.

– Егор и Леня знают этих друзей?

– Кажется, да… – Вера совсем растерялась.

Бабкин видел, что она не понимает, чего он от нее хочет, и боится навредить своему ненаглядному Юре.

– Но вы правда думаете, что Егор мог бы спрятаться у кого-то из них, и за столько времени тот не позвонил бы его отцу?

– Ну, люди на многое способны, – обтекаемо ответил Сергей.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Бывших друзей Юрия Забелина звали Роман Мордовин и Павел Колодаев. Бабкину пришлось выбивать из Забелина эти имена. Юрий категорично заявил, что Егор не может быть ни у того, ни у другого. «Он и адресов-то их не знает!» Когда Сергей задал прямой вопрос о причинах размолвки, Забелин начал юлить. Сначала врал, что давно позабыл, из-за чего была ссора. Затем сообразил, что роль папаши, потерявшего сына, дает кое-какие преференции, и исполнил арию «Как вы смеете давить на меня, когда я вне себя от горя». От фальши у Бабкина скулы свело.

Он действительно старался проникнуться к Забелину симпатией. Брошенный муж, переживший потерю жены, растящий двоих сыновей… Ему было за что уважать Юрия. Но тот изо всех сил мешал Сергею. Сначала бормотал, что все трое надрались, вышла пьяная ссора… Затем – что причина в женщине, он не хотел бы называть ее имени… Честь дамы, видите ли, под угрозой!

Что за детский лепет!

Своим тупым враньем Забелин добился эффекта, противоположного ожидаемому. Бабкин, который спрашивал о причине ссоры лишь для того, чтобы понять, может ли разозлившийся бывший приятель Юрия придержать у себя его сынка, утвердился в мысли, что здесь что-то нечисто.

Он поставил зарубку: вернуться к этому позже. Записал адреса Мордовина и Колодаева и с облегчением закончил разговор. Черт! Какой вязкий мужик – точно гудрон!

Любопытно, как выглядят друзья этого зануды.

Но сначала его ждали Красные Холмы.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вера поняла, что частный сыщик догадался о ее влюбленности в Юрия. Ей стало и неловко, и неприятно. Этот огромный бритоголовый человек со взглядом профессионального убийцы был к ней расположен. Вера умела определять такие вещи. Если тесно работаешь с людьми, рано или поздно вырабатывается чутье особого рода.

Сыщик угостил ее обедом. Придумал нелепый предлог, чтобы она не смущалась… Это растрогало Веру. Его поведение выдавало в нем человека, привыкшего заботиться о слабых. «Старший брат в большой семье, – предположила она. – Или отец нескольких детей».

Он мог счесть, что все эти годы она заботилась о мальчиках только потому, что влюбилась в их отца. А это неправда.

В свое время Юрий ей даже не нравился. Вера пыталась отговорить подругу от замужества, но переубеждать нужно было не Нину, а ее маму. Несмотря на мягкий характер, за некоторые безумные идеи Людмила Ивановна держалась крепко. Одной из таких была фантазия, будто Юрий обеспечит счастье дочери, когда ее не станет. О своей болезни она знала давно. Иногда Вере казалось, будто Людмила Ивановна тщится что-то противопоставить близкой смерти. Что может уравновесить смерть лучше, чем новая жизнь?

А значит, Нина должна выйти замуж.

«Еще успею погулять на вашей свадьбе, – повторяла она. – Может, и до внуков доживу».

Внуки, внуки, внуки… Людмила роняла расхожие фразы о топоте маленьких ножек, и глаза ее наполнялись слезами.

«Ты у меня воздушная девочка!» Ее не смущало, что воздушная девочка – плюшка с короткими ножками. Казалось, она боится, что после ее смерти Нину ничто не удержит на земле и та улетит за облака, как воздушный шарик. А за облаками холодно. Там не место ее маленькой теплой дочери.

Несмотря на кулинарные ассоциации, которые Нина вызывала у Веры, она понимала, что пытается сказать ее мать. В ее подруге была удивительная легкость. Несчастная затюканная Вера рядом с Ниной чувствовала себя так, будто в стене ее тюрьмы пробили форточку.

Юрий Забелин был земным. Людмила решила, что это как раз то, что спасет ее дочь. Она увидела Юрия состоявшим из одних достоинств: серьезный, ответственный, со здравым, практичным подходом к жизни. Кто вьется вокруг ее дочери? Художники и музыканты. Очаровательные веселые юнцы, спору нет. Однако Нине нужен не мальчик, а мужчина. «Санитарный инспектор», – это даже звучало весомо.

И Людмила задавила Нину своей предсмертной волей. Нина обожала мать и верила ей во всем – поверила и в правильность ее выбора.

Долгие годы Вера считала, что ее подруга совершила чудовищную ошибку. «Кирпич, – пренебрежительно думала она о Юрии. – С кирпичом и правда далеко не улетишь».

Но Нине все-таки удалось.

После того как Вера узнала правду, каждая встреча с брошенным мужем вызывала в ней мучительный стыд – целых два года стыда. Нина сделала ее своей сообщницей. Вера давно призналась бы ему во всем, если бы не взятка, которой Нина прочно запечатала ей уста. Ежемесячные поступления спасали Веру. Она покупала уход для матери и несколько часов свободы для себя.

Иногда она с отчаянием думала: как хорошо было бы стать богатой! Вот бы иметь хоть чуть-чуть своих денег!.. Не жалкой зарплаты, которой даже не хватало, чтобы содержать их с матерью, а нормальных денег! Вся мерзость, в которой выпачкала ее Нина, отвалилась бы, как сухая грязь, как короста.

Но откуда могло взяться богатство у такой, как она? Для удачного замужества нужна красота, а Вера не была хороша собой даже в юности. О карьере и говорить смешно. Вместо трех старух обихаживать семерых – вот весь ее карьерный взлет.

Как-то раз одна из ее подопечных, тихая безволосая женщина, похожая на сморщенного пупса, ласково сказала:

– Я хочу сделать тебе подарок, Вера. Когда я умру, возьми себе вон ту вазу… – Она кивнула на сервант, в котором синела огромная фарфоровая ваза с аляповатыми цветами, сидевшими на ободке, как жирные мухи. – Это дорогая вещь, очень дорогая. Пока уж полюбуюсь ею… – Старушка удовлетворенно закудахтала, словно сказала что-то смешное. – Она больших денег стоит. Ты за мной хорошо ухаживаешь, миленькая… Руки у тебя добрые.

Вера задержала взгляд на вазе. Сколько может стоить такое страшилище?

Забрать ее после смерти владелицы? Чтобы великовозрастные дети жадно перебрали барахло, не обнаружили дорогущей вещи и подали в суд на сиделку? И какие доказательства предъявит Вера в суде?

Ославят воровкой.

Старушка, казалось, догадалась о ее мыслях.

– Я своим скажу, что разбила ее. Уж разбитую-то вазу они не станут искать… – Она снова хихикнула.

Когда пациентка уснула, Вера из любопытства сфотографировала вазу. Вернувшись домой, она включила планшет и вбила «поиск по картинке».

В первое мгновение, увидев цену, Вера решила, что ошиблась с нулями. Пересчитала их. Тихо ахнула.

Ей никогда не приходило в голову, что подопечные должны ее чем-то одаривать. Вера получала зарплату и работала старательно. Она считалась хорошей медсестрой и ответственной сиделкой. Ее передавали из рук в руки, благодарили, заискивающе называли Верочкой… Хрупкая старая женщина с бесцветными глазками, не встававшая с постели, распахнула перед Верой дверь в мир больших возможностей.

У нее не возникло и мысли о воровстве. Вера была щепетильна и честна. Но она впервые задумалась над тем, что в действительности ее труд должен оцениваться совершенно иначе.

Она носила сумки с продуктами. Формально им полагалось быть не тяжелее четырех килограммов, но Вере приходилось таскать и по десять. Готовила, стирала, помогала заполнить бессчетное количество бланков. Она гуляла со стариками, подмывала их, переворачивала, меняла белье и подгузники. Умела вправить выпавшую цистостому, обработать пролежни, сделать инъекции, поставить катетер и постричь ногти. Ей поручали отнести кошку к ветеринару. Позвонить сыну. Написать старой подруге. Сводить в театр, в кино, в цирк, которого давно не было на прежнем месте… Она в жизни не повысила голос на самого вздорного пациента.

Вера была ангелом-хранителем, дарующим утешение и облегчающим боль. Кое-кого из своих подопечных она проводила в последний путь. Вера знала: если бы на том свете их спросили, довольны ли они своим провожатым, ни один не ответил бы «нет».

Разве она не заслужила вазу мейсенского фарфора?

Вера не торопила чужую смерть. Но она ждала ее как освобождения.

Ждать пришлось меньше полугода. Первое, что сделала Вера после того как врач скорой констатировал смерть, – спрятала вазу в подготовленную спортивную сумку. И только после этого позвонила родным.

У нее все было продумано заранее. Вера не зря часами просиживала на форумах, где продавали и обсуждали антиквариат. Фамилию специалиста и номер его телефона она выучила наизусть.

На следующее утро Вера бережно вынула свое сокровище и поставила перед усатым человеком, больше напоминавшим рыбака, чем антиквара.

– Подделка, – коротко сказал «рыбак».

Вера начала бормотать что-то о клейме, которое она сверяла с картинкой, но антиквар покачал головой.

– Подделка, – повторил он. – Таких очень много на Авито. Грубая имитация.

Вера вспомнила, как старушка и в самом деле упоминала что-то об Авито: о выгодных покупках, удобной доставке… Она так изменилась в лице, что антиквар встревожился.

– Вы присядьте, пожалуйста… – Он торопливо вышел из-за прилавка. – Вот сюда, на стульчик…

Вера оттолкнула его с такой силой, что он отлетел назад, и, пошатываясь, вышла на улицу. Села на корточки у водосточной трубы. Обтерла лицо грязноватым снегом.

Как она могла купиться? Как могла поверить старой дуре, вбухавшей половину пенсии в фальшивку?

Ей не хватало воздуха, но Вера знала, что это скоро пройдет. Нужно просто потерпеть.

За вазой она не вернулась. Можно было, наверное, выручить хоть что-то за этого синего монстра, но Вера боялась, что ее стошнит при одном взгляде на аляповатые цветы. Ваза была ее отражением. Не сокровище, а пустоголовый урод.

Она долго бродила по городу, заплутала, взяла такси… Предполагалось, что она потратит с шиком часть денег, вырученных за мейсенский фарфор. Но вышло иначе. Вера непроизвольно назвала адрес Забелиных. Ехать домой не было сил.

Юрий, увидев ее на пороге, обрадовался. Он не заметил ни ее подавленности, ни бледности. Решил, что она зашла помочь мальчишкам с домашним заданием. Нина называла эту черту эмоциональной глухотой. Но Вере в эту минуту не было нужно ничего другого. Расспросов и сочувствия она бы не вынесла.

Они сидели в кухне, Юрий рассказывал о чем-то скучном – как приходил сантехник чинить вентиль, заломил цену, но он поставил его на место… У него всегда выходило, что люди вокруг либо глупцы, либо жулики. Прежде Веру это раздражало. Но сейчас его монотонное повествование действовало успокаивающе. Она впервые задумалась, что все эти годы смотрела на Юрия глазами Нины. Может быть, если Нина оказалась не так хороша, как ей раньше казалось, то и Юрий не так уж плох?

Эта мысль ее заворожила. Она стала разглядывать его, словно видела впервые.

Вот брови. Почти сходятся на переносице, волоски растут вразнобой.

Вот губы. Слишком пухлые для его лица.

Вот лицо. Наверное, такие лица трудно рисовать художникам. Они как невыразительная мелодия, которую невозможно напеть, сколько раз ни прослушаешь. Юрий не умеет выражать лицом эмоции. Когда злится, просто багровеет и брызжет слюной. У него даже губы шевелятся так, словно экономят место вокруг себя – еле-еле. Половину слов не разобрать.

Юрий разогрел ужин мальчишкам, позвал их за стол. Не прекращая бесконечно долгого занудного рассказа, накормил обоих, проследил, чтобы они помыли посуду. Вера взяла полотенце, вытерла тарелки.

Каждое действие как будто возвращало ее к себе прежней. До того, как она встретилась с синей вазой.

Ей впервые пришло в голову, что Нина – дура. Эгоистичная мелкая дура. К каждому человеку можно найти подход, но Нина даже не попыталась. Юрий из тех мужчин, которые не выносят, когда им возражают, – считают, что это подрывает авторитет. Так зачем с ним спорить? Нужно действовать вкрадчиво, ласково. Не ломать его об колено, а тихонько подталкивать в нужную сторону. Чтобы он ощущал себя главой, добытчиком и всегда правым. Вера научилась этому в первый же год работы со стариками.

И пресловутая эмоциональная глухота – не такой уж серьезный недостаток. Почти каждого можно обу– чить. Продумать систему поощрительных мер, играть на чувстве важности, на самодовольстве, гордости… Да, у нее бы получилось.

Вера примеряла Юрия, словно неразношенную пару ботинок, от которой отказался предыдущий покупатель.

Семья Забелиных подходила ей точь-в-точь, будто по ней создавали. Вера всей душой полюбила мальчишек, подружилась с Тамарой. Она заглядывала к ним два-три раза в неделю, но знала, что в один прекрасный день останется у них навсегда – и это выйдет естественно, само собой. Что может быть нормальнее! Ненормальна ее нынешняя семья, ее симбиоз с бе– зумной матерью. Когда Вера переедет к Забелиным, она сможет продать свою квартиру, а для матери купить однокомнатную на соседней улице. Не жить с Региной, а заходить, чтобы проведать ее, – это ли не счастье! Разницу в стоимости квартир потратит на профессиональных сиделок.

Это был хороший план. Отличный! Там, где не справилась Нина, у нее, Веры, все получилось бы.

Она чувствовала, что нельзя делать первый шаг. Юра должен сам прийти к тому, что Вера ему необходима. За эти годы у него случались короткие связи. Вера не переживала из-за них. Все эти женщины были на редкость неподходящими, словно он нарочно выбирал таких: ярких, лживых, истеричных… Вера называла их стерильным словом «партнерши».

Со временем в присутствии Юры она стала испытывать странную робость. Не из-за тайны, которую хранила от него, а из-за того, что могло случиться. Как будто в любой миг он мог обернуться, вглядеться в нее – и наконец разглядеть. Так и произойдет рано или поздно, Вера это знала.

Ее старики болели, умирали, переезжали. Кто-то отправлялся в дом престарелых, кто-то на кладбище. Ко многим Вера искренне привязывалась. В конце концов, так было легче работать.

После истории с вазой она стала задумываться о справедливости. Если бы кто-то из ее подопечных завещал ей квартиру, это было бы справедливо. Вера слышала о таких случаях. Компаньонки, случайные знакомые по санаторию – и вот квартира уплывает из рук близкой и дальней родни.

Десятки брошенных отцов и матерей проходили через нее. Бабушки и дедушки, чьи внуки не вспоминали о них даже в их день рождения. Но стоило беднягам умереть, как наследнички возникали на пороге: жадные, нахрапистые. Они выбрасывали из квартиры домашних питомцев. Сжигали старые письма. Вера с болью в сердце смотрела, как отправляются на помойку картины и простенькие сервизы с трогательными васильками под золотым ободком. В этих людях не было ни совести, ни уважения к чужой жизни, не говоря о смерти.

За годы работы Вера пристроила не меньше дюжины старых кошек и собак. Она наблюдала столько гнусных скандалов над телом усопшего, что давно потеряла им счет. Не люди, а падальщики! Разве справедливо, что им достается наследство?

Вера иногда читала в журналах о карме, о законе бумеранга. Но ничего из того, что она наблюдала, не подтверждало этой теории. Где воздаяние для Нины? А для нее самой?