Текст книги "Посмотри, отвернись, посмотри"

Глава пятая

Окна моего нового жилища выходили на трамвайные пути. Первые дни я часами болталась на подоконнике, разглядывая трамваи: их круглые глазастые морды, фигурки вагоновожатых за лобовым стеклом. В нашем занюханном городишке трамваев не водилось, и поначалу я чувствовала себя как посетитель в зоопарке. Они казались живыми.

Но долго болтаться не пришлось. Уже на третий день Вика притащила меня в местную школу. Они долго трепались о чем-то с директрисой, пока я торчала в коридоре и рассматривала потолки с лепниной. Потом меня позвали в кабинет.

Из-за стола на меня уставилась тощая очкастая выдра в пиджаке.

– Ответь на один вопрос, Александра… Отчего ты хочешь учиться именно у нас?

Я почувствовала, как заволновалась Вика.

В гробу я видала и учебу, и школу, и эту старую зануду с ее каверзными вопросами. Но от меня явно ждали чего-то другого.

– Видите ли, пребывание в моей прежней школе нельзя было назвать приятным, – помолчав, сказала я самым проникновенным тоном, на какой была способна. – Но я убеждена, что познание нового может и должно приносить радость. Мне очень хотелось бы попробовать!

У Вики и директрисы вытянулись лица. Откуда им было знать, что я нахваталась фразочек из карамазовских книжек, а заодно подцепила его манеру общения. В повседневной жизни, понятно, я так не выражалась. За такое и в рыло можно словить.

– Рада видеть тебя в рядах наших учеников, – прочувствованно заявила выдра. – Добро пожаловать, Александра!

Не верю, что я это говорю, но в новой школе мне неожиданно понравилось. Здесь все было не так, как в прежней. Классы просторные, повсюду растения в горшках – ну чисто оранжерея! Полы и парты самим оттирать не надо, для этого есть уборщица. Учителя объясняли материал так, что даже мне было понятно. Правда, пришлось нагонять почти весь предыдущий год… Но я занималась усердно, потому что быстро просекла, как хорошо это отвлекает от ненужных мыслей.

Меня не отпускал мой бывший дом.

Теперь мы с Викой делили на двоих комнату, которую сдавала заплесневелая старушонка. Вика раздобыла где-то невиданной красоты ширму, расписанную подсолнухами. Подсолнухи можно было сложить, как веер, и тогда все цветы волшебным образом прятались в складках ширмы. Зато они буйно цвели всю ночь, когда мы раздвигали ее.

За стенкой поселился немолодой усатый дядька, но мы почти не встречались – он вечно торчал в командировках. Кухня была общего пользования, одна на весь этаж, зато такая огромная, что в ней балы можно устраивать. Но обычно мы ужинали тем, что сестра приносила с работы.

Впахивала Вика будь здоров! Я смотрела, как она после смены без сил падает на кровать, будто из нее душа вот-вот отлетит, и понимала, что не хочу себе такой жизни.

У папы я вечно ходила в синяках. И глотку он любит драть, что есть, то есть. Мы жрали всякую дрянь, у нас воняло, как на помойке, и все соседи мечтали сжить нас со свету.

Но меня никто ни к чему не принуждал. Хочешь – прогуливай школу, хочешь – шляйся по дворам. Распихала пакетики – и свободна! Я болталась на реке, забредала к черту на кулички, прыгала с моста – и всем было пофиг. Сама себе хозяйка! В своей комнате я могла тупить вволю. А сколько дебильнейших передач мы посмотрели вместе с папой!

У Вики телевизора вообще не было. Каждый вечер она проверяла мои тетради, даже если у нее глаза закрывались от усталости. Она талдычила, как заведенная, что я должна хорошо учиться. По выходным водила меня в музеи, где мне тошно было от скуки – да и ей тоже. Я только и слышала: надо, надо, надо!

Но даже своими скудными мозгами я понимала, что она права. Надо. Иначе за мной вернется дядя Валера. Каждый раз, когда мне хотелось свалить от Вики, я вспоминала его разбухшую лапу утопленника.

Так что я учила уроки. Выполняла все задания. Притворялась, что жду очередных выходных. В школе держалась тихоней, ни с кем не сцеплялась. Но меня никто и не доставал.

Первые месяцы по ночам меня будила тишина. Я привыкла спать под ор, драки родителей, битье посуды. А здесь только трамвай изредка дребезжал под окнами, раскачивая люстру.

Было и еще кое-что… Вика меня пальцем не тронула за все время. И голос не повысила ни разу. Но мое тело очень долго отказывалось признавать, что мы в безопасности. Я сжималась, когда у соседей хлопала дверь. Однажды при звуке громкого голоса сиганула под кровать прежде, чем поняла, что это соседу принесли пиццу и он окликает мальчишку-разносчика, убежавшего без чаевых.

Орут – прячься. Разве это не так работает?

У меня была новая одежда. Новая школа. Новый дом. Во всем этом я понемногу оттаивала.

По утрам меня встречал Какадуша. Вика сшила для него кармашек и подвесила на стену.

И все же мне казалось, что моя нынешняя жизнь – временная. Произошла ошибка. Минет еще месяц, и что-то случится. Дверь квартиры не откроется. Ключ сломается в замке. Учитель, недоуменно глядя, спросит, что я делаю в его классе. Этот мир отторгнет меня, и я вернусь в свою родную клоаку.

Но проходил день за днем, неделя за неделей, а ключ по-прежнему проворачивался в скважине. На Новый год наш класс украшал актовый зал, и я участвовала наравне со всеми. А дома мы с Викой нарядили чудесную маленькую елочку. Игрушки смастерили сами. Купили только гирлянду – из крохотных фонариков, зеленых и золотых. Она преобразила нашу комнату.

В январе к нам первый раз приехал Карамазов. Повел меня в кафе, как взрослую! Говорил, как я похорошела, хвалил новую прическу… Потом рассказал про родителей.

После избиения Карамазова на папашу завели уголовное дело. И тут он сделал ход конем: объявил, что накинулся на соседа, потому что тот приставал к его дочери. Одна из соседок подтвердила, что я проводила у Карамазова по несколько часов в неделю. Пробиралась к нему украдкой, а он оставлял для меня открытой дверь…

Эта женщина жила напротив Карамазова. Я ее толком и не знала. Всплывало в памяти что-то болонистое и блондинистое… Должно быть, торчала целыми днями возле дверного глазка, шпионила. Интересно, чем папаша ее подкупил?

– Если к словам твоего отца отнесутся серьезно, тебя неминуемо коснется эта история, – сказал Карамазов. Он выглядел старым и больным. – Мне жаль. Ты можешь услышать про меня много разнообразных гадостей.

– Я и сама могу наговорить про вас разнообразных гадостей! – живо откликнулась я.

Карамазов засмеялся и придвинул мне свое пирожное.

– Угощайся…

– А вы?

– Не люблю сладкое.

Дважды повторять не пришлось. Я схомячила эклер и только тут догадалась, что мой старикан озабочен всерьез.

– Ну вы чего! – Я положила ладонь ему на руку. – Карамазов, не раскисайте! Все обойдется! Если меня в ментовку вызовут, я за вас там всех порву. Папашу выгораживать не стану, не мечтайте.

Он криво улыбнулся.

– Спасибо, Санечка. Признаюсь откровенно, я очень боюсь тюрьмы. Если когда-нибудь тебе станут говорить, что и в тюрьме есть жизнь, не верь. Никакой жизни там нет. А для меня, если сбудутся мои опасения и твой отец подведет меня под сто тридцать четвертую статью, как ему мечтается, она закончится в буквальном смысле. И весьма мучительно. Ох, Саня, можно оправдаться, если ты что-то совершил. Но невозможно оправдаться, когда ты ничего не совершал.

Я ни черта не поняла из его бессвязной речи и сказала ему об этом.

Карамазов поднял на меня слезящиеся глаза:

– Может быть, мне придется уехать.

– Куда еще?

– Пока об этом рано говорить… Лучше расскажи, как дела у Вики!

…Карамазов приезжал еще дважды. Последний раз я видела его в середине февраля. Он привез мне книгу сказок с иллюстрациями Ники Гольц. А затем исчез, не оставив ни письма, ни записки. Никто не знал, куда он делся.

Однажды нас с Викой пригласили в гости. Девчонки с ее работы сняли вскладчину домик. Болтали, валялись в гамаках, дурачились, а вечером гадали со свечами.

Стоял конец мая. Цветы шиповника после дождя осыпались на землю. Белые лепестки напоминали крошечные скорлупки, из которых выбрались птенчики и улетели.

Вечером, загрузившись в электричку, я положила голову Вике на плечо и сонно пробормотала:

– Домой ужасно хочется…

И вдруг поняла, что под домом я имею в виду нашу комнатку на двоих. Ветки, лезущие в окно. Дребезжание трамвая. Свет фар, полосующий стены.

Впереди целое лето. Я устроюсь на подработку, а в конце августа Вика возьмет недельку отпуска, и махнем вдвоем на море… Она будет в шляпе рассекать по набережной и красиво пить вино с каким-нибудь отставным военным. А я – сидеть на пляже, швырять камешки, прыгать в волнах… Отличное лето у нас с ней будет на двоих!

* * *

Так всё и вышло.

Было лето, было море. Абрикосы, кусачие медузы, сметана на обгоревшие плечи и три дня в больнице: напоследок мы налопались несвежих шашлыков.

Я чувствовала себя гладкой, как галька, обкатанная морем. Иногда украдкой лизала руку, чтобы ощутить соль на языке. На море я впервые начала читать Вике по вечерам – те же сказки, которые когда-то читал мне Карамазов.

В начале сентября сестра вернулась в свое кафе, а я – в свою школу. Жизнь пошла по накатанной. Я не завела друзей. О чем мне было говорить с избалованными детишками, которых если и лупили, то только бабушки полотенцем по шее? Иногда мои одноклассники ляпали такое, что хоть стой, хоть падай. У одного родители стали на ночь забирать телефон, чтобы он не тупил до утра в играх… Так этот деятель всерьез вещал на перемене, что они нарушили его границы. Границы! Умереть не встать!

Но в целом они все были милые и безобидные. Как щеночки. Чистенькие, свеженькие! Половина из них еще и красила волосы в разные цвета, в том числе и парни. Один с зеленым гребнем, другой с синими кудрями… Сначала я думала: ну и дичь! Но потом как-то привыкла. Со временем мне даже стало нравиться.

Вот что поразительно: учит тебя жизнь, учит, а все равно остаешься дураком.

Это я про себя.

Когда Вика стала возвращаться после работы с таким лицом, будто целый день отдыхала в раю, я подумала, что ей повысили зарплату. Ясное дело: раз человек светится, значит, ему дали денег!

Дошло до меня только тогда, когда этот парень за ней заехал.

Вика вернулась в восемь, но вместо того чтобы упасть на кровать, вдруг начала прихорашиваться. Губы накрасила. Локоны завила по-быстрому.

– Я и не знала, что у нас есть щипцы, – говорю.

– Вчера на «Озоне» заказала, – отвечает Вика. И глаза у нее такие, будто «Озон» привез ей не китайскую плойку за триста рублей, а сертификат на виллу в Италии.

Причепурилась и давай приплясывать у окна. Налево посмотрит, направо. Снова налево.

– Шею, что ли, разминаешь?

Вика рассеянно обернулась. Тут под окном посигналили. Вжух – и Вики уже нет! Только колышется штора и висит в воздухе запах ее духов. А мою сестру будто вымели из комнаты метлой.

Я открыла оконную створку и перевесилась через подоконник.

Возле подержанного седана стоял парень с букетиком роз. Видали мы букетики и получше! Да и сам парень меня разочаровал. Я-то ждала красавца. Разворот плеч во всю улицу. Квадратный подбородок с намеком на щетину. Глаза со стальным блеском. Обязательно синие!

Цвет глаз я со своего второго этажа, допустим, не разглядела. Но ни плеч, ни подбородка у него не было. Парень как парень – ничего примечательного. Уж точно не такой, из-за которого можно вспыхнуть, как вольфрамовая нить.

Он улыбнулся Вике. Улыбка обаятельная, надо признать. Моя сестра вышла ему навстречу так чинно, будто это не его она дожидалась, скача, как обезьяна, по подоконнику. Парень обнял ее, сунул цветы. Идиот, куда они ей? Вика положила розочки на капот, и они с парнем начали целоваться.

Фууууу!

Потом этот цветочный ухажер усадил ее в машину и куда-то повез. Часов в одиннадцать Вика прислала сообщение: «Вернусь поздно, не жди, ложись».

Среди ночи меня разбудило чье-то прикосновение.

Вика сидела на краешке кровати. От нее пахло сигаретным дымом, духами, вином…

– Санька, ты счастлива? – Она теребила меня и смеялась. – Саня, ну ответь!

Я возмущенно забормотала, что за такие вопросики надо бить грязными тряпками. Вика, не обращая внимания, сгребла меня в охапку и чмокнула за ухом.

– Я такая счастливая, Саня! Хочу, чтобы ты тоже была счастливой!

– Буду счастливая, если ты мне дашь поспать! – огрызнулась я.

Вика захохотала, повалилась на кровать и раскинула руки. Не знаю, уснула ли она или так и валялась до утра, таращась в потолок. Когда я встала, ее уже не было.

Ее ухажера звали Олег. Отслужив в армии, он устроился водителем в городскую администрацию и теперь возил какого-то чинушу с обрюзгшей рожей. Видела я это рыло в телевизоре! Но Олег считал, что ему очень повезло с работой.

С Викой он познакомился, когда после смены зашел поужинать в ее кафе. Она обслуживала его столик. Олег взглянул на нее – и влюбился.

Неудивительно! Глаза у Вики синющие, а волосы черные и завиваются на концах. Я ей сто раз повторяла: она могла бы стать актрисой. Или блогершей! Даже и лучше. Выкладывала бы свои фотки в соцсетях – на нее миллионами бы подписывались!

Один тип целый год заходил в кафе только для того, чтобы полюбоваться Викой. Но он был старый и к тому же женат.

Она могла бы выбрать любого, честное слово! Но выбрала почему-то Олега.

Ладно, тут я лукавлю. Мне отлично известно почему. Пообщавшись с Олегом всего дважды, я поняла, отчего Вика каждый раз начинает глупо улыбаться, когда произносит его имя, и отчего сияет перед свиданием, как новогодняя витрина.

Внешне он был обычный. Парень как парень. Среднего роста, малость лопоухий. Глаза то ли темно-серые, то ли карие. Волосы торчат во все стороны. Но у него было столько обаяния, что хватило бы на семерых. Он улыбался – и ты чувствовала себя осчастливленной. От него исходило чудесное мягкое тепло. На него хотелось смотреть. Его хотелось слушать. Да что там – хотелось просто сидеть рядом с ним, быть включенной в круг его жизни, чтобы это тепло согревало и тебя.

Он улыбался как мальчишка, которому подарили щенка. Был совершенно необидчив. Не распускал перья перед Викой, как другие парни. Охотно болтал со мной, и я могу поклясться: ему не было скучно. Я сама не заметила, как стала радоваться его приходу.

Он снимал убогую комнатушку. О том, чтобы привести его к нам жить, Вика и помыслить не могла. Я же сплю на соседней кровати! Но однажды она завела со мной разговор о том, что в институт мне придется поступать самой и только на бюджет. Платную учебу она не потянет. «Хочу попробовать откладывать хоть что-то на первый взнос за квартиру», – сказала Вика. Щеки у нее покраснели, и я поняла, что она не договорила: «…за квартиру для нас с Олегом».

Вообще-то я понятия не имею, входило ли это в его планы. Он не заводил с Викой разговоров о свадьбе и совместной жизни. Но она, похоже, считала, что это лишь вопрос времени.

Олег много работал, как и Вика. Виделись они от силы раз в неделю. Сестра начинала тосковать по нему сразу, как за ним закрывалась дверь. Она не перестала меньше заботиться обо мне. И хотя уроки давно не проверяла, по-прежнему интересовалась моими делами, настроением и самочувствием.

Но в ней горел нездешний свет, и когда я видела, как она сияет, становилось грустно. Она уходила в другую жизнь. Мне там не было места.

К этому времени я прекрасно осознавала, как много Вика сделала для меня. Если бы мне сказали, что сестре нужна моя почка, я бы голыми руками вырвала ее из своего живота, или где там находятся почки.

Но мы с ней были так счастливы… А теперь она собиралась быть счастливой, только уже без меня.

В эти дни я часто рассматривала наши фотки из поездки на море и злилась на Олега. Теперь у них с Викой будут общие воспоминания. А я превращусь в обузу, в надоедливую младшую сестрицу, которую нужно везде таскать с собой… В глубине души я понимала, что несправедлива к ним обоим. Однако что-то заставляло меня растравливать эту рану и отдирать болячку, стоило ей чуть-чуть подсохнуть.

Все вокруг только и говорили что о любви. В классе закручивалось по сто романчиков на дню. Сложились и три крепкие пары, о которых поговаривали, что они поженятся через несколько лет. Для меня все это было дико. Поженятся? Я нагляделась на семейную жизнь родителей! Сунуть в такое голову по доброй воле?

Да вы все с ума посходили!

Я не хотела никакой любви. Перед Днем святого Валентина моих одноклассников скосило повальное сумасшествие. Все носились с этими валентинками, шушукались по углам, хихикали. Установили перед учительской здоровенный почтовый ящик, выкрашенный в розовый. Четырнадцатого февраля девчонки явились на уроки разряженные в пух и прах. Парни старательно притворялись, что их вся эта суета не касается. Хотя я своими глазами видела, как они бросали в щель почтового ящика бумажные сердечки!

На большой перемене учитель физики, прицепивший розовую бороду, вытащил валентинки из ящика и раздал адресатам. Ладно, признаю: это было мило. Никто не остался обиженным. Все получили хотя бы по одной открытке. Уверена, большую часть написали сами учителя.

Но затем меня ждал неприятный сюрприз. За первым сердечком на мою парту упало второе. За ним – третье. И еще одно! И еще, и еще! Одноклассницы, разинув рты, смотрели на груду валентинок, скопившихся передо мной.

Сразу же начали болтать, что я сама себе их отправила. Но мне бы и в голову такое не пришло! Я удивилась больше всех. Мне не нравилось чужое внимание. Девчонки шарили по мне взглядами, будто пытались понять, вокруг чего столько шума. Парни тоже смотрели, хотя и по-другому… Даже учителя сдерживали улыбки, поглядывая на меня.

После четвертого урока я сбежала из школы. Не выдержала всеобщего любопытства. Меня словно поставили на постамент посреди шумной площади и повесили на грудь табличку, но прочесть, что на ней написано, я не могла.

Я еле дождалась Вику. Мне не терпелось поделиться с ней, услышать утешение и совет. Мне не польстила кипа валентинок на моей парте, а неприятно удивила. Каких еще сюрпризов ждать от одноклассников? В этом я считала Вику авторитетом. Это ведь за ней постоянно ухаживали, а не за мной!

Но когда Вика вошла в комнату, все вопросы вылетели у меня из головы. Бледненькая, маленькая, ссутулившаяся… И некрасивая!

Моя Вика – и некрасивая!

Я в растерянности смотрела на нее. Вика подняла глаза и без выражения сказала:

– У Олега есть другая.

Я не поверила. Ни одна девушка не могла сравниться с Викой. Даже старушонка, сдававшая нам комнату, – маленький хитрый хорек! – и та влюбилась в мою сестру. И ни разу за прошедшее время не повысила арендную плату. Хотя таких хорьков даже страданиями Иисуса на кресте не разжалобишь.

Вика села на постель и рассказала, глядя мимо меня в окно.

Она заподозрила неладное несколько недель назад. Мелочи, детали. Ни одна сама по себе ничего не доказывала.

То Олег не сумел встретиться с ней и отговорился загруженностью. То девчонки с работы якобы видели Олега там, где его никак не должно было быть. Несколько раз он запутался в собственных отговорках, и ей стало ясно, что это вранье…

Всё это – чепуха. Я так и сказала сестре. Девчонки с работы ошиблись. Жирный босс и в самом деле постоянно требовал возить его задницу то в сауну, то к любовнице, – мог вызвать водителя и в неурочное время. А забывчивость Олега и вовсе ни о чем не говорит. Он, как и Вика, вкалывает до седьмого пота. Тут имя-то свое забудешь, не то что события прошлой недели.

– Я видела его с девушкой, – устало сказала Вика.

Она перепутала дни и вышла не в свою смену. Оказывается, сегодня у нее был выходной. Вика обрадовалась и стала звонить Олегу. Ну конечно же – День всех влюбленных! Сестра простодушно радовалась празднику.

Олег с сожалением сказал, что сегодня занят, увидимся вечером, малыш, я целый день в разъездах…

Вместо того чтобы вернуться домой, Вика решила погулять. Она поехала в городской парк. Каталась с горок, рассматривала влюбленные парочки, мечтая о вечерней встрече… Купила в кафетерии горячий чай с круассаном – редкое для нее баловство – и встала за столиком, рассматривая сквозь стекло отдыхающих.

– Они под руку шли, Олег и эта девушка. Маленькая совсем. Лет восемнадцать, может, не больше. Хорошенькая. – Вика подняла на меня сухие глаза. – Непростая очень малышка. Шубка из соболя. По пятам идет телохранитель.

Я не нашла ничего умнее, чем спросить:

– Как ты поняла, что телохранитель?

– На них налетел с разбегу какой-то пьянчужка. Этот мужик сразу сунулся вперед, перехватил его, оттолкнул в сторону. И дальше идут втроем. Как под взглядом строгого папаши.

– Ты уверена, что это был Олег?

Вика кивнула.

– Они прошли прямо передо мной. В двух шагах от стекла. Странно, что он меня не заметил.

Я молчала. Что тут скажешь…

– Тебе не хотелось их догнать?

– Посмотреть ему в глаза? – невесело усмехнулась Вика. – Меня как пришибло. Думала, в обморок сползу прямо там. И чай не допью. А он тридцать рублей стоил, между прочим. Бурда бурдой. У нас за такое клиенты скандал бы закатили.

Вика говорила как-то механически. Я было порадовалась, что она не рыдает, не бьется головой об стену… Но, послушав ее, решила, что лучше б плакала.

Как ее успокаивать? Что говорить? Я-то, дура, в глубине души надеялась, что они рано или поздно разбегутся и Вика останется вся моя. Сейчас она, может, и моя, но до того несчастная, что сердце кровью обливается.

Нет, такого я не хотела!

Я подсела к ней, обняла. Какая она маленькая! Будто съежилась от горя.

Что делать с горюющей сестрой? Я не знала. Это Вика всегда утешала меня. Вика была моей опорой.

– Пойду воды налью, – сказала я и взяла чайник. – Хоть нормального чаю попьешь, а не бурды за тридцать рублей.

Вика нашла в себе силы улыбнуться.

– Спасибо, Санька…

Когда я взялась за ручку двери, она негромко сказала мне вслед:

– Можно еще кое о чем тебя попрошу?..

Я с готовностью обернулась:

– Все что захочешь!

– Подумай, пожалуйста, над именем.

– Каким именем?

– Именем для ребенка.

Я поняла сразу. Позже мне самой было удивительно, что такое тупое существо, как я, один раз не сплоховало.

Мы смотрели друг на друга. Комнату окутывали зимние сумерки. Их рассеивал только свет настольной лампы и гирлянда на нашей маленькой искусственной елочке. Я вдруг ощутила нас обеих брошенными в море, в огромную нескончаемую синеву… Я на одном плоту, Вика – на другом, и наши фонарики все дальше друг от друга. Нас разносит волной, и свет скоро исчезнет.

Ёлы-палы, ребенок! Ну очуметь.

– Это мальчик или девочка?

Вика слабо улыбнулась.

– Я не знаю, Санька. Ты кого хочешь?

Мне достало мозгов не ляпнуть «Я хочу собаку». Даже моего микроскопического жизненного опыта хватало, чтобы понять: втроем, с младенцем на руках, нам придется нелегко. У меня впереди поступление в институт. Вика вылетит с работы, как только живот попрет из форменных юбок. Но даже если ее пожалеют и оставят до родов, с младенцем столики не пообслуживаешь. На что мы будем жить? У нас почти никаких накоплений. Пес с ним, с институтом! Найду я работу! Но зарплата должна быть такая, чтобы прокормились трое.

Кто отсыплет столько денег вчерашней школьнице?

– Аборт я не смогу, Санька, – виновато прошептала Вика. – Я хотела. Не могу… Прости, пожалуйста…

– Дура, что ли! – грубовато прикрикнула я, хотя только что размышляла, что аборт стал бы спасением.

Вика вскочила, подлетела ко мне, стиснула так, что у меня дыхание перехватило.

– Санька, я тебе клянусь: найду деньги! Найду! Ты будешь учиться, поняла? Институт окончишь! У тебя все будет хорошо! У меня уже кое-какие мысли появились…

– Разберемся! – Я постаралась изобразить в голосе уверенность, которой не чувствовала. – А имя вместе придумаем. Лишь бы не Юрой!

Олег позвонил вечером, как и обещал. Я накинула пуховик, собираясь выйти, чтобы Вика могла поговорить с ним без помех, но сестра замахала руками: «Останься!» Я послушалась. Тем более, мне было до ужаса интересно, в каких выражениях Вика даст отставку этому козлу.

Того, что она ему выдала, я никак не ожидала.

– Встречаться с тобой я больше не буду, – сказала Вика. Она была бледная аж до синевы, однако говорила ну совсем как кассирша с забулдыгой, который пытается купить бутылку в кредит. Голос не дрожит, на ее стороне – вся правда мира. – Но готовься платить алименты. Я беременна, это твой ребенок.

На Олега обрушилось слишком много. Я слышала его взволнованный голос в трубке, хоть и не разбирала слов.

– Хватит! – прервала Вика. – Я тебя видела с твоей девицей, ясно? Сегодня в парке.

Олег замолчал. И молчал долго-долго. А потом заговорил быстро и горячо.

– Не нужно сюда приезжать и ничего объяснять! – Сестра повысила голос. – Нет! Я не хочу тебя видеть, ты понял? Ни видеть, ни говорить, ни слышать!

Но Олег все-таки приехал.

Мне кажется, втайне Вика надеялась именно на это: что он все объяснит. Что девица в соболях окажется дурацкой шуткой, недоразумением… Что каким-то образом все это разрешится. Хотя как оно могло разрешиться…

Это была вера в чудо. В один шанс из миллиона.

Олег приехал не один. Из машины вышел коренастый рыжеватый парень, огляделся, улыбнулся недоуменно, словно не понимая, зачем он здесь. Я наблюдала за ними с подоконника.

Когда они вошли, в нашей комнатушке стало сначала очень холодно, будто с ними вошел февраль, а потом очень жарко. Вика предупредила, что я сплю, так что все говорили вполголоса. Я притаилась за своей ширмой. Огромные плошки подсолнухов нависали надо мной. Я так устала и перенервничала из-за событий этого дня, что начала проваливаться в сон. Мне казалось, будто от сидящих в комнате меня отделяет необъятное желтое поле. Изредка ветер доносит слова. Но куда отчетливее я слышу шелест трав и стрекот кузнечика, отчего-то похожий на дребезжание трамвая.

Парень, которого Олег привез с собой, оказался таким же водилой. Звали его Костей. Костя совсем недавно возил ту самую девчонку в соболях. Дочка губернатора, вот кто она была – ни больше ни меньше.

У меня челюсть отпала, когда я услышала про губернатора. Мне подумалось, что Вике тут ничего не светит, и непонятно, зачем Олег притащился, да еще и с товарищем. Но Костя продолжал говорить – тихо, убедительно, – и постепенно передо мной стала вырисовываться совсем другая картина.

Девчонка была с характером. Избалованная, и денег куры не клюют. За свою коротенькую жизнь она ни разу не слышала ни от кого отказа.

Сначала она захотела Костю.

– Я вообще-то женат. Так ей и объяснил. Но она заладила свое. Тянется, как ребенок к игрушке. Тогда я прямо ей сказал: нет, не могу. Ты не подумай, Вика, что я такой уж принципиально верный… Не в этом дело. Всякое бывало. Но ежу понятно, что связываться с ней – это как сесть на мину замедленного действия. Нафиг-нафиг! Короче, отказал. Ну и угадай, как быстро меня вышибли?

Этим губернаторская дочка не ограничилась. Бедного парня ославили так, что он несколько месяцев мыкался без нормальной работы.

– …Полгода таксовал по ночам. А куда деваться? Она пустила слух, что я ее чуть ли не изнасиловал. Ладно, дурная-молодая, какой с нее спрос. Это как под лавину попасть. Ну а пару месяцев назад она положила глаз на Олега…

Я удивилась, что девица так долго ждала. Олег возил жиртреста из администрации уже год. Ей достаточно было поздороваться с ним два раза. Голос у него был чудесный. Вроде бы ничего особенного, но хочется слушать и слушать. Правда, говорил Олег немного. Ну а если он улыбнулся ей хоть раз – все, пиши пропало! Я упоминала, что он был самым обаятельным парнем из всех, кого я встречала. Девчонки к нему так и липли. Он еще слова сказать не успел, а ему уже строят глазки. Вика рассказывала, что половина официанток при виде Олега просто голову теряла. Менеджер кафе, тетка лет сорока, откровенно висла на нем. То галстук поправит, то пылинку смахнет с плеча, то грудью прижмется ненароком… А у самой, между прочим, муж и двое детей! Вика и бесилась, и смеялась.

А мне кажется, все эти бедолаги просто не осознавали, что делают. Было в Олеге что-то такое, отчего у них отказывали мозги. Мое счастье, что я от всех этих любовных историй шарахалась, как черт от ладана, иначе и мне пришлось бы тяжко. Втюриться в парня собственной сестры – врагу не пожелаешь! Особенно когда она самая красивая девчонка в городе, а ты – замарашка.

– Вика, я не мог потерять работу, – говорил Олег. – Придумал так: отшивать ее не буду. Повторять Костину историю мне не хотелось – извини, Костян!

– Да чего уж… Все правильно.

– Погуляю с ней пару раз, изображу болвана, чтобы она от меня отвязалась…

– В постель запрыгну! – в тон ему продолжила Вика.

Олег с Костей одновременно фыркнули.

– Чтобы меня его превосходительство губернатор ржавыми ножницами кастрировал?

– Во-во! Дураков нет! – поддакнул Костя.

– Никакой постели не было, Вика, – уже серьезно сказал Костя. – Гуляли под ручку. Сзади охранник. Да ты сама видела! Я всякую чушь нес. Что мы с ней поженимся, она будет мне детей рожать и борщи варить… В таком духе. Поцеловались пару раз.

– И что, увенчалось успехом твое предприятие?

Вика спрашивала с сарказмом, но я-то по голосу слышала, что она в растерянности.

– Это не мое предприятие, – с неожиданной жесткостью отрезал Олег. – Я в ловушке, если ты не заметила. У меня вообще-то любимая девушка есть! Я уже свою жизнь мысленно на двадцать лет вперед расписал: как женюсь на ней, квартиру купим, будем детей растить… Слышишь, любимая девушка? Это о тебе, если ты не поняла.

Вика молчала. Я так думаю, губы сжимала, чтобы не разреветься. Она впервые услышала, что у него такие планы на их совместное будущее, – иначе точно поделилась бы со мной.

– Мне нужно было и от этой щучки увильнуть, и тебя попусту не пугать. Я дергался, как карась на крючке. Вроде бы все продумал! Репетировал свои речи для совместных прогулок. На бумажке их записывал. Она о своем лепечет, а я несу пургу, будто не слышу ее. Мне нужно было изобразить тупицу. И чтобы она ни о чем не догадалась! Вроде как я страшно обрадовался, что меня оценила такая девчонка. И уже мысленно свадебку с ней сыграл. Дорвался деревенский парнишка до своей мечты.

– А это не так? – тихо спросила Вика.

Олег помолчал.

– Вика, моя мечта – это ты… Видишь, я даже Кости не стесняюсь.

– А я уже ушел! – Костин голос. – Разбирайтесь сами! Мое дело – подтвердить, что Олежек не единственный, кто попал под этот каток. А уж как он будет выкручиваться, меня не касается. Ладно, ребята, бывайте!

Скрипнула дверь.

Стало тихо-тихо.

Тут я не выдержала. Встала, зевнула во весь рот, будто только что проснулась, выползла из-за ширмы и изобразила на лице удивление.

– Ой, Олег… Привет! Как это меня так срубило… Вика, у нас печенье есть? Нету? Пойду куплю…

Они не успели и слова сказать. Я натянула лыжные штаны прямо на пижаму, схватила пуховик с шапкой. Ноги в унты – и потопала.