Текст книги "Охота на крылатого льва"

И конечно, того, кто втянул ее в происходящее!

Кто он? И как ему это удалось?

Вика пыталась заставить себя рассуждать логически, но с ней творилось что-то странное. То ли от пережитого испуга, то ли по какой-то другой причине, но она совершенно лишилась способности размышлять. Перед глазами мелькали сцены: она опускает в чашу перстень; мечется по лавке с масками; таится в загаженном кошками переулке. На нее снизошло тяжелое отупение.

Самое же плохое заключалось в том, что в ней снова прорезался внутренний голос.

Это был не тот скептик и ворчун, который помог ей прийти в себя после прилета. Ему Вика была бы только рада. Но с ней начала разговаривать та, кого она в себе терпеть не могла.

Маленькая женщина с личиком, готовым в любую секунду скривиться в плачущей гримасе. Плакса была беспомощна и робка. Она умела справляться лишь с повседневными заботами. А самое главное, она была убеждена, что больше ничего и не должна уметь. Для всего остального есть муж.

Это назойливое существо когда-то проросло в ней, как сорняк, и теперь цепко держалось за душу. Слабой и глупой оказалось быть удобно. Самое страшное заключалось в том, что она все упорнее вытесняла саму Вику. Точнее, ту женщину, которой Вика себя хотела видеть.

На некоторое время по этому сорняку прокатился красный велосипед с обложки голубого блокнота, и Плакса затихла. Но теперь снова подняла голову.

«Ты ничего не сможешь сделать одна!» – шепнула эта, плаксивая. Вика ощутила тяжесть и жар в голове, точно туда залили ведро кипятка. Захотелось разреветься. Пусть придет кто-нибудь большой и умный, пусть вернет все, как было!

«Позвони мужу! Он тебе поможет. Ты сама – всего лишь запутавшаяся дурочка».

Именно ей Вика себя и ощущала. Запутавшейся дурочкой.

«Тебя посадят в тюрьму!»

Существо ныло и канючило. Оно требовало, чтобы Вика немедленно достала телефон и набрала номер Олега. Ведь это она виновата в случившемся! Если бы не ее идиотское желание непременно поехать в Венецию, все было бы в порядке!

Неимоверным усилием воли поборов желание действительно позвонить Олегу и зарыдать в трубку, Вика стиснула зубы и велела Плаксе заткнуться. Муж ей не в силах ничем помочь. Даже если он каким-то чудом оформит визу за два часа и примчится, как Бэтмен, – что он может такого, чего не в состоянии сделать она сама?

Эта мысль ее неожиданно встряхнула. «Я, взрослая женщина, сижу и ною, чтобы пришел кто-то вроде папочки и все исправил. Но, черт возьми, я ни в чем не виновата! Это какое-то нелепое стечение обстоятельств!»

Стечение обстоятельств?

Постойте, но это же чушь.

Вика уставилась перед собой невидящим взглядом. Почему бы ей не подумать наконец, с чего все началось?

Кольцо попало в ее сумку. Да, но что этому предшествовало? Перед глазами словно кадры замелькали: касса, англичане, экскурсовод, стеклянный куб…

Плаксивый внутренний голос снова попытался бормотать насчет звонка Олегу, но на этот раз ему не хватало убедительности. Вика напряженно встраивала один факт за другим в картину случившегося. Она и сама не заметила, как отупение слетело с нее, стоило начать анализировать произошедшее и составлять мысленный портрет каждого из тех, кто вместе с ней пришел поглазеть на утраченное и вновь найденное сокровище дожа.

Кажется, ее то и дело толкали. Да, определенно! И все время это был один человек – англичанка. Хотя, вспоминая ту женщину, Вика никогда не сказала бы, что она из Англии: высокая, с темной копной кудрявых волос и ярко-алыми губами… И муж ее выглядел на удивление загорелым.

«Они говорили по-английски, но это ничего не значит».

Было что-то важное, ускользавшее от нее. Какое-то ощущение неправильности, всплывавшее, когда она восстанавливала в памяти то, что случилось в выставочном зале.

А что там, собственно, случилось?

Вспоминай, вспоминай, подгоняла она себя. Каждую секунду!

«Я вошла. Приблизилась к стеклянному кубу. Охранники уставились на меня, но потом переключились на фотографирующего англичанина. Или это было после? Ах да, я отодвинулась от них, чтобы почитать про перстень. А камеры? Если они работают, там должно быть видно, что я не крала перстень!»

Внезапно Вика сообразила, что за неправильность царапала ее.

Когда она второй раз подошла к стеклянному кубу, перстень выглядел как фальшивка.

Вот оно! Вика махнула рукой и чуть не опрокинула чашку с кофе. Услужливый мальчик-официант кинулся было к ней, но вовремя понял, что клиентке его помощь не нужна. Она сидела с широко распахнутыми глазами и беззвучно шевелила губами. Наблюдать за ней было забавно, но мальчик деликатно отвернулся. Захочет их поганого кофе – позовет.

«Фальшивка! – билось у Вики в голове. – Перстень успели подменить, пока я отходила в сторону».

Бог знает, как воры ухитрились это проделать. Но теперь она отчетливо вспомнила и дешевый вид халцедона, и тусклый блеск жемчужин. Недаром ей на ум пришло сравнение с детской заколкой!

«Голову дам на отсечение, это был обычный пластик».

Выходит, в то время как посетители любовались на откровенную подделку, кто-то незаметно подсунул настоящую драгоценность в Викину сумку. Шкет, пытавшийся вырвать ее на улице, из той же шайки. Если бы не Викина цепкость…

«Если бы не моя цепкость, все было бы в порядке, – мрачно подумала Вика. – Я осталась бы без сумки, но и без украденного перстня. А теперь, получается, я сбила ворам все планы».

Ей впервые пришло в голову, что, возможно, в квартире ее дожидались вовсе не стражи порядка. От этой мысли Вика похолодела.

И что теперь делать?

«В полицию идти, разумеется, – проворчал внутренний голос. – Ты чертовски сглупила, когда побежала от карабинеров. Нужно исправлять эту глупость».

«В полицию?! – взвизгнула Плакса. – Идиотка! Они арестуют тебя! Они объявят, что ты воровка!»

Вика поднялась. О чем она только думала все это время? Ей стало стыдно. Бегала, пряталась… Ну чисто заяц!

Оставив на столе в кафе последние деньги, она вышла на улицу. Утром, во время прогулки по Сан-Марко, она заметила полицейский участок, скрытый от глаз в узкой сводчатой подворотне. Туда-то ей и предстояло попасть.

У нее промелькнула мысль, что можно для начала позвонить. Представиться, назвать адрес кофейни и смиренно ждать, пока за ней придут. Перспектива сидеть с чашкой остывшего кофе, когда в кафе вломятся дюжие молодцы-карабинеры, развеселила ее. Вика не думала, что в нынешнем положении ее может что-то рассмешить. Но представив лицо мальчика-официанта, она фыркнула.

Однако при мысли о том, что придется разговаривать на итальянском по телефону, тем более с полицией, ее охватило смущение. Ее станут многократно переспрашивать, направлять от оператора к оператору, и эту бесконечную беседу услышат все вокруг!

Вика покраснела. Ни за что! Лучше объяснить ситуацию лично.

Преодолей она свой страх, все пошло бы иначе. Но с того момента, как Вика Маткевич вышла на улицу, ведущую к площади Сан-Марко, ее дальнейшая участь была решена.

Глава 5

1

По мере приближения к площади Вику охватывала не робость, а парадоксальным образом усиливавшаяся уверенность в себе. Причин было две. Во-первых, ей удалось со второй попытки составить на итальянском фразу: «Я русская туристка, мне известно, где находится похищенное кольцо Паскуале Чиконья». Вике казалось очень важным упомянуть, из какой она страны. Так полицейские быстрее свяжутся с российским посольством, рассуждала она, и оттуда пришлют переводчика. В свете предстоящих объяснений переводчик явно был не лишним.

Во-вторых, толпа вокруг нее постепенно густела, и в арку под знаменитыми астрологическими часами Вика входила, плотно сжатая со всех сторон. Это ощущение успокаивало. Оно дарило ностальгические воспоминания об утреннем метро, где ты так же влеком человеческой волной. Вика даже непроизвольно сжала ладонь вокруг воображаемого поручня.

Над Сан-Марко синело безмятежное небо. Облака по нему плыли пухлые, как ангелочки на картинах Веронезе. Вика подняла глаза к небесам, перевела взгляд на туристов, вольготно развалившихся за столиками знаменитого «Флориана», и поклялась себе, что, когда все закончится, она закажет самый дорогой десерт и усядется так же, по-хозяйски. Может быть, даже закурит! Почему бы и нет, черт возьми!

Когда все закончится.

«Уже скоро!»

Двое неброско одетых итальянцев, идущих навстречу, поравнявшись с Викой, одновременно развернулись и подхватили ее под руки. Это было проделано так молниеносно, что она даже не успела понять, что произошло. Они волокли ее, как куклу, улыбаясь и тараторя друг с другом. Несколько секунд Вика недоуменно переводила взгляд с одного на другого. Первой ее мыслью было, что произошла ошибка. Ее с кем-то перепутали. Эти белозубые улыбки на их лицах, быстрая болтовня, из которой она не понимала ни слова…

– Пустите!

Вика дернулась, пытаясь вырваться, и к спине чуть выше и левее поясницы прижалось что-то холодное и острое, по ощущениям похожее на спицу.

Идущий слева повернул к ней улыбающееся рябое лицо, и Вику пробил холодный пот. Рот итальянца скалился в радостной ухмылке. А верхняя половина выглядела окаменевшей. Только в глазах полыхала лютая злоба.

– Веди. Себя. Тихо.

Он проговорил это медленно и внятно, не прекращая скалиться.

Вика не могла поверить в происходящее. Окруженные туристической толпой, в пяти шагах от полицейского участка, двое мужчин тащили ее в неизвестном направлении. Абсурдность происходящего не укладывалась в голове.

«Кричи! – отчаянно шепнул внутренний голос. – Кричи, пока не поздно!»

Площадь осталась сзади. Над головой нависли темные своды Прокурации, основная масса гуляющих была отделена колоннадой. Им оставалось пройти совсем немного до узкого темного проулка, похожего на крысиную нору. «Туда они меня и тащат!» – поняла Вика.

Сознание ее раздвоилось. Первая половина, настаивавшая, что Сан-Марко самое безопасное место во всем городе, по-прежнему не могла принять происходящее всерьез. Но вторая была охвачена смертельным ужасом. У Вики подогнулись ноги.

Она открыла рот, готовясь завизжать, и тогда тот, что держал ее справа, нанес короткий, почти незаметный удар в солнечное сплетение.

Вика не смогла даже ахнуть от боли. Внутренности словно стиснули в кулаке. Дыхание пресеклось. Она согнулась пополам и не упала лишь потому, что ее продолжали крепко держать с обеих сторон.

– Быстрее! – сквозь зубы приказал тот, кто ударил ее.

Вику буквально волоком протащили несколько шагов. Между колоннами мелькнула тень. Согнувшаяся Вика увидела грязно-белые кроссовки, над кроссовками – зияющие дырами джинсы.

«Меня сейчас стошнит», – успела подумать она.

Джинсы и кроссовки вдруг оказались совсем близко. Слева от нее охнули, и Вика почувствовала, что в спину больше не тычут страшной спицей. Ее оттолкнули. Вика ударилась о колонну и сползла на гранитные плиты, жадно глотая воздух.

Человек в кроссовках действовал быстро и жестоко. Удар ребром ладони – и рябой схватился за горло. Со звоном стукнулась о камень и отскочила, подпрыгивая, «спица» – тонкая заточка, хищно сверкнувшая в свете луча. Вику пробрал озноб.

Парень в кроссовках врезал второму кулаком в нос. Раздался отвратительный хруст, итальянец пошатнулся, и грязная кроссовка впечаталась ему в пах.

Вой ударил Вику по ушам. За колонны начали заглядывать любопытствующие.

– А ну, быстро! – рявкнул парень, помогая Вике встать. – За мной!

– Куда?

– Подальше отсюда!

И тут она узнала его. Носильщик! Из отеля!

Вика вцепилась в его рукав:

– Мне нужна полиция! Она вот-вот будет здесь! Подождите со мной, пожалуйста!

– Полиция? – лицо его исказила неприятная ухмылка. – Ты глупая? Тебя убьют прежде, чем приедет консул.

Вика пыталась возражать, но ее спаситель уже бежал прочь от места стычки. Кто-то приблизился и заохал, глядя на копошащихся на плитах окровавленных мужчин. Рябой бросил на Вику один-единственный взгляд, и она больше не колебалась:

– Стой!

Парень замедлил шаг, подождал, пока она догонит его. Бросил коротко:

– Не отставай!

Когда на место драки три минуты спустя прибыли карабинеры, зеваки показали им, куда побежали мужчина и женщина, имевшие отношение к случившемуся. Но даже обшарив все ближайшие переулки, полиция не нашла и следа этих двоих.

2

Обшарпанные двери, страшные, как ворота в ад. Изрисованные похабщиной стены подъездов. Входы и выходы в самых неожиданных местах, будто проколы в пространстве. Вокруг них сгустилась совсем другая Венеция, дурно пахнущая и уродливая. Вика догадывалась, что они идут примерно теми же улицами, по которым она бродила этим утром. Но на этот раз город демонстрировал им не парадную сторону, а изнанку.

Викин проводник чувствовал себя как рыба в воде. В дурной воде, опасной! – Вика ощущала это всем нутром. Это он здесь свой, а она всего лишь глупая доверчивая наживка, болтающаяся на крючке.

– Кто напал на меня? Чего они хотели?

Парень отмахнулся, словно ее вопросы не имели смысла.

– Скажи! – не отставала Вика. – Они бы меня убили?

Снова эта высокомерная ухмылка через плечо.

– Сама как думаешь?

Он выговаривал все слова очень четко, понимать его было легко.

– Куда мы идем?

– Тебе нужно спрятаться.

«Это хороший ответ, – подумала Вика. – Но это не ответ на мой вопрос».

Очередной загаженный подъезд с разбитой лампочкой они прошли насквозь, и совершенно неожиданно для Вики спустились вниз по короткой лесенке в подобие подвала. Пахло сыростью и почему-то горелой резиной, со стен сочилась вода.

«Как тюкнет он меня по голове, так я здесь и останусь гнить на веки вечные», – отстраненно подумала Вика.

Но всерьез страшно ей не было. Ничего не могло быть хуже острой холодной «спицы», втыкающейся ей в спину. При одном воспоминании о ней у Вики волосы вставали дыбом.

Они пересекли обширный подвал с низким потолком. Под ногами хлюпало. Вика едва видела, что находится вокруг, но парень шел уверенно прямо к стене. Повернув незаметный ей рычаг, он нажал на какой-то выступ – и открылся проем. Вика зажмурилась от слепящего солнца и бликов в воде.

Они выбрались на шаткие деревянные мостки, под которыми болталась лодка. Выглядела она примерно так же, как джинсы ее проводника. Ржавое корыто, которому требовалось залатать дыры.

– Спускайся, – парень кивнул на утлую лодчонку.

Вика недоверчиво уставилась на него.

– Она утонет, – объяснила она ему, как ребенку. – Буль-буль!

Он хмыкнул.

– Ты русская?

– Да! – Вика слегка опешила от неожиданной смены темы.

– У вас буль-буль делает собака.

– Что?

– Собака. – Он показал ладонью над досками рост. – Ее бросили в воду.

Вика уже сбилась со счета, в который раз за этот день ее накрывает ощущение абсурдности происходящего. Собака, значит. Которую бросили в воду. И которая делает буль-буль.

– Ты про «Муму»? – осторожно осведомилась она.

– Си, Муму!

У него получилось «мюмю».

«Господи, этот носильщик читал Тургенева».

Тем временем парень смотал веревку и бросил на дно своей жалкой посудины.

– Мюмю тонет, – сообщил он. – Лодка – нет.

И выразительно ткнул пальцем вниз.

Сраженная этим аргументом, а еще больше знакомством странного типа с русской классической литературой, Вика покорно забралась в лодку. У самого борта плеснула волна.

Парень спрыгнул вслед за Викой. Под его тяжестью посудина просела так, что теперь была почти вровень с водой. Он завел на корме маленький мотор. С дерзким шмелиным жужжанием лодчонка задрала нос – Вика едва не вывалилась – и рывками почесала вдоль берега.

3

Ветер обдувал лицо. Вика провела ладонью по растрепавшимся волосам и спохватилась, что где-то потеряла кепку. Наверное, та осталась валяться на месте стычки.

Парень, не глядя, сунул ей какую-то тряпку.

– Голова! – показал он. – Закрой.

Она торопливо повязала подобие платка, надвинула пониже. Ее провожатый выудил откуда-то скомканную шляпу, расправил и нахлобучил на голову. Лицо скрылось в тени мятых полей.

Отважно лавируя среди домов, словно нарочно выставляющих острые углы, лодчонка прошлепала под двумя низкими мостами – и они выплыли на главную дорогу Венеции.

Гранд-канал.

Навстречу им разбегались по сморщившейся воде моторки, катера-вапоретто. С достоинством плыли гондолы. На мосту Риальто люди толпились так тесно, словно ожидали салюта. Все было яркое, сочное, шумное, с брызгами воды и солнечными лучами, избыточно красивое – то есть чисто венецианское.

В первые секунды Вика онемела от свалившихся на нее впечатлений. Вид Гранд-канала с воды вытеснил даже страх, засевший внутри с того момента, как в ее поясницу впечаталась «спица».

Розовые, красные, желтые, серые дворцы обрамляли канал. Величественные колонны, бесконечные стрельчатые арки, словно прорезанные в бумаге… Эта красота казалась бы декоративной, если бы не следы упадка, встречавшиеся на каждом шагу.

Уже минуту спустя Вика поняла, что перед ней дома-старики. Это были итальянские старики, они держались с достоинством, они носили безупречно отглаженные брюки, щегольские пальто и элегантные перчатки. Но уже не в силах были скрыть подагрические колени, морщинистую кожу, мешки под глазами, бурые пятна…

Их красота казалась вечной – и в то же время немыслимо хрупкой. У Вики болезненно сжалось сердце, когда она увидела сквозь окна одного из палаццо – белого, с ажурной резьбой – обвалившиеся стены. Лохмотья штукатурки осыпались, обнажая скелет.

Этот дом был мертв. Его еще держали деревянные сваи. Лиственница, крепчающая от воды, оказалась долговечнее камня. Но даже она не могла подарить прекрасному дворцу бессмертие.

Лодка внезапно дернулась и юркнула в почти незаметное ответвление канала следом за белоснежным палаццо. Парень заглушил мотор, поднял кривой багор со дна посудины и начал грести.

Сюда не заплывал никто, кроме них, и очень скоро Вика поняла причину. Мосты нависали низко-низко над водой, и приходилось пригибаться, чтобы не удариться о замшелые своды. Только их глубоко просевшая посудина могла справиться с задачей провезти пассажиров так, чтобы они не расшибли головы.

Шум и плеск Гранд-канала сменились завораживающей тишиной. Бурлящая яркая жизнь осталась позади. Фасады выглядели блеклыми, и даже небо, казалось, помутнело. Вика озиралась. Ей чудилось, еще чуть-чуть – и из оконных щелей начнет сочиться туман, съедая окончательно цвета и звуки.

Самым ярким здесь был мох. Сине-зеленый, набухший от влаги, он расползался по ступенькам, спускающимся прямо в воду, выстилал изнутри арки мостов, карабкался из воды вверх по стенам. Проплывая близко от одной, Вика протянула руку и коснулась манящей зелени. Ощущение было не из приятных: пальцы словно погрузились в холодную кашу.

Дряхлые особняки настороженно следили за людьми, вторгшимися в их царство прошлого.

– Здесь вообще есть кто-нибудь живой? – не выдержала Вика.

Парень резко дернул ее за плечо. Приложил палец к губам: чшшш!

«Чего он боится?»

Справа, как лес, выросли деревянные столбы. Одним сильным толчком провожатый Вики направил к ним лодку.

– Выбирайся.

Доски причала казались до того трухлявыми, что Вика схватилась за ближайший столб, боясь провалиться.

Парень пришвартовал судно, быстро огляделся и только тогда снял и сунул под скамейку свою драную шляпу. Повадки у него, решила Вика, точь-в-точь как у хищного лесного зверька.

Палаццо, возле которого они остановились, выглядело таким же неприступным и заброшенным, как и прочие. Окна на первом этаже забраны глухими решетками, каждый прут толщиной с ее палец. На огромных деревянных воротах, в которые могла бы пройти лошадь со всадником, висел железный замок. «Были ли в Венеции лошади? – некстати подумала Вика. – Кажется, их запретили. Зачем мы здесь?»

Она не успела задать вопрос вслух. Обойдя дворец справа, провожатый втиснулся в узкую щель между домами. «Хуже, чем Алисе падать в кроличью нору», – обреченно подумала Вика, следуя за ним. За спиной зашуршало неприятно, сверху посыпался какой-то мусор. «Сейчас мы здесь застрянем. Я-то уж точно».

Однако проход вдруг расширился. Несильно, но парню этого хватило. Он подпрыгнул, ухватился за выступ подоконника – Вика только сейчас заметила, что здесь есть два зарешеченных окна, – и подтянулся. Длинные пальцы обхватили решетку, парень прикусил губу, дернул – и прутья вышли из пазов.

Вика, открыв рот, следила за ним. Действия его были отточены многократными повторениями. Стремительности, с которой он двигался, позавидовала бы кобра. Повесив ненужную решетку на торчащий из стены штырь, который словно специально был вбит на этом месте, парень спрыгнул внутрь – и исчез. Какое-то время не доносилось ни звука.

Появился он в окне так неожиданно, что Вика вскрикнула и отшатнулась.

– Не кричи! – осадил он злым шепотом, спускаясь к ней. – Теперь ты.

Сцепив руки в замок, он выжидал, пока она приблизится. «Господи, что я делаю?» – мелькнуло у Вики, окончательно переставшей понимать что-либо в происходящем. Сперва он зашвырнул внутрь ее сумку, которую Вика чудом ухитрилась не потерять во всей этой дьявольской неразберихе. Она послушно поставила ногу на подставленный «захват». А затем ее подбросили вверх.

Она уцепилась за подоконник, засучила ногами, перевалилась куда-то в темноту и ухнула вниз, от страха даже забыв крикнуть.

Полет был коротким.

Сначала Вике показалось, что она упала в опилки. Но, приподнявшись, в слабом свете обнаружила, что лежит на пыльном старом ковре, изъеденном молью. Многострадальная сумка валялась неподалеку.

Свет исчез. Скорчившаяся фигура заполнила собой оконный проем. Потом фигура спрыгнула вниз, приземлилась по-кошачьи бесшумно и выпрямилась.

Вика поднялась, увязая в сбившемся ковре.

Они находились в огромной полутемной зале. Глядя снаружи на маленькие окошки, она и представить не могла, что здесь столько места. Три стены были покрыты фресками, едва различимыми в сумраке, вдоль четвертой поднималась вверх роскошная лестница – и терялась в черноте второго этажа.

В дальнем углу залы громоздились сваленные друг на друга стол, стулья, еще какая-то мебель. Изогнутые ножки перевернутого кресла торчали как рога. С потолка свисала многоярусная люстра, стеклянные капли льдинками переливались даже в этом тусклом свете.

– Это что? – с замирающим сердцем спросила Вика.

Парень не ответил – он возился с окном. Тогда она сделала несколько шагов к лестнице и замерла, вглядываясь в тающие наверху ступеньки.

Долю секунды ей казалось, что кто-то точно так же сверху вглядывается в нее. Но когда она подалась вперед, иллюзия пропала.

– Где мы? – повторила Вика громче и сама испугалась своего голоса. Он звучал как писк мыши в амбаре. – Это твой дом?

– Мой дом? – переспросил парень и издевательски рассмеялся.

Он бросил еще несколько слов, но Вика не смогла перевести ни одного – похоже, это был какой-то сленг.

– По лестнице не ходи. – Он двинулся своей крадущейся бесшумной походкой к окнам.

Вика только сейчас заметила, что изнутри есть ставни. Проводник закрыл все, кроме того, через которое они пролезли. В зале стало совсем темно.

– Зачем ты это делаешь? – шепотом спросила Вика.

– Чтобы снаружи не было видно.

– Не было видно чего?

Вместо ответа послышался громкий щелчок – и люстра зажглась.

Вика ахнула. Это было незабываемое зрелище. Капли по одной начинали сочиться светом: робким, золотистым, как речная вода на закате, и постепенно наливались яркостью. Зажглась от силы десятая часть «сосулек», но их мягкое сияние разогнало темноту на всем этаже.

«Как же все это выглядит, когда люстра включается целиком!»

– Инкредибильменте белла, – прошептала она. – Потрясающе красиво.

– Это ненадолго, – усмехнулся ее новый знакомец. – Пять минут. Больше – нельзя. Опасно.

Вика обернулась, и при свете волшебной люстры наконец-то смогла рассмотреть его как следует.

Лет двадцати пяти, поджарый, по-мальчишески узкоплечий, с въевшейся в губы ехидной улыбочкой и неуловимой асимметрией лица. Черные цыганские глаза окаймлены такими густыми ресницами, что кажутся подведенными. Драные джинсы – не дань моде, а следствие суровых будней, судя по зверски обтрепанным снизу штанинам. «Дитя подворотни», – говорила про таких свекровь. В целом – вылитый пират. Или уголовник мелкого пошиба, что в общем-то одно и то же.

– Откуда ты знаешь про Муму? – внезапно спросила Вика.

Не самый уместный вопрос в данных обстоятельствах, но не спросить она не могла.

– Один знакомый рассказал. Русский. Моряк.

Упоминание о моряке в контексте размышлений о пиратах прозвучало как нельзя более уместно. Хмырь, как есть хмырь, думала Вика, отчаянно пытаясь найти, за что ухватиться в нагромождении хаоса. Зачем он меня сюда притащил?

– Почему мы приплыли сюда?

Он пожал плечами:

– Безопасное место. Здесь тебя не отыщут.

Вика сделала шаг вперед, вглядываясь в его лицо:

– А почему ты вообще за меня заступился?.. – Она вдруг осознала, что понятия не имеет, как его зовут.

Словно прочитав ее мысли, он отвесил шутовской поклон:

– Бенито.

– А я – Виктория, – мрачно сказала Вика. – Виктория в переводе значит «победа».

Он усмехнулся. Конечно, с горечью подумала она, на его месте я бы тоже посмеивалась.

– Ну извини! Имени «идиотское поражение» в России не существует. – Она огляделась. – Так почему ты меня защитил перед теми двумя? И кто они были?

Из груды мебели Бенито вытащил низкий резной столик, поставил на ковер и сел, скрестив ноги по-турецки. Щелкнул пальцами – и в ладони сама собой возникла пачка сигарет. Он закурил, небрежно роняя пепел прямо на столик (насколько Вика могла судить, антикварный).

– Они были те, кто тебя убьет.

Вика почувствовала, что ей тоже необходимо сесть. И, пожалуй, даже закурить. Хотя больше всего хотелось пить.

– Здесь есть вода? – голос звучал до отвращения слабо.

Парень с той же усмешечкой обвел рукой окружающее пространство: мол, вся Венеция к твоим услугам.

– Я хочу пить, – тихо сказала Вика.

Он помолчал, разглядывая ее, бросил тлеющую сигарету на столик и поднялся.

– Жди здесь. Никуда не уходи.

Ей даже хватило сил рассмеяться над его последней фразой. Куда же, интересно, она может пойти? Ей и до окна не добраться, через которое они попали сюда.

Бенито спустился по лестнице со второго этажа. В руках его было блюдце с порезанным на четвертинки яблоком и бутылка воды. И то и другое он поставил перед ней, а сам снова устроился на полу с сигаретой.

Вика накинулась на яблоко и воду как человек, спасенный с необитаемого острова. Она не ожидала, что настолько проголодалась.

– О чем мы говорили? – поинтересовался Бенито, пока она вгрызалась в сочную свежую мякоть.

– Почему ты пришел мне на помощь?

– А! Я знаю этих людей! – он запрокинул голову и выпустил кольца дыма в потолок. – Бенито всех знает в этом городе. И не только в этом!

Он покосился на нее, словно проверяя, оценила ли она его масштаб личности. Вика торопливо закивала: да, мол, ей все понятно. И Молдаванка, и Пересыпь. Все обожают Беню-моряка.

– Люди стали говорить странное, – веско уронил парень. – Что ищут одну женщину. Будут караулить ее возле полицейских участков.

– Кто ищет? – тихо спросила Вика, забыв про яблоко.

– Я не собирался вмешиваться, – он пожал плечами, будто не слышал ее вопроса. – Бенито все равно. Я здесь ни при чем. Я не играю в эти игры. У меня своя игра.

Он затушил окурок об пол.

– Но когда увидел тебя, вспомнил отель. Ты вмешалась тогда. Я вмешался сейчас. Все справедливо. Я был у тебя в долгу. Долг закрыт.

– У хозяина отеля не было ножа, – тихо заметила Вика.

Он отмахнулся от этого факта как от незначительного.

– Этот жадный… – тут он употребил слово, от которого Вика покраснела, – заставил бы меня отсидеть за каждый осколок его паршивой вазы.

– Вы с ним поссорились? – наивно спросила Вика.

Бенито рассмеялся.

– Не с ним. Один постоялец, лягушатник. Чванливый кретин. Требовал, чтобы ему сворачивали полотенце.

– Как сворачивали?

– Чтобы было красиво. Лебедем. Цветком.

Вика вспомнила. Лебедей и прочие заковыристые фигуры крутили горничные в турецком отеле, куда Олег повез ее на медовый месяц. Медовый месяц длился целых одиннадцать суток, и каждый день, возвращаясь с купания, Вика находила на кровати небольшой шедевр дизайнерской мысли.

– И ты не свернул? – сочувственно спросила она.

– Свернул.

В цыганских глазах Бенито заплясали черти. Он выудил из кармана мятый платок и в несколько ловких движений превратил его…

Вика поперхнулась яблоком.

– Ты поставил это на кровати у постояльца? – она недоверчиво уставилась на то, что случилось с несчастным платком после всех метаморфоз.

– Почему только на кровати? – удивился парень. – Везде. На столе. На телевизоре. На его вонючем чемодане. На подоконнике. Всего двадцать три штуки.

– Видно, в прачечной был большой запас полотенец, – пробормотала Вика.

Она представила, как злосчастный француз входит в номер и обнаруживает себя в окружении анатомически безупречных розовых махровых фаллосов.

Теперь ей стала понятна ярость владельца отеля. Успокаивать взбешенного постояльца не многим придется по вкусу.

Не говоря уж о том, что кому-то пришлось разматывать двадцать три рукотворных произведения Бенито.

– И долго ты проработал у Иланти?

– Две недели! – он выставил перед собой большой и указательный. – «Бенито принеси, Бенито прибери, Бенито помоги, Бенито беги еще быстрее!» – парень очень похоже передразнил бас хозяина. – Бенито делает все, а потом лягушатник разговаривает с Бенито как с куском дерьма.

«Ну и характер у тебя, дружок!»

Вика поежилась. В палаццо было прохладно. Интересно, как он обходится зимой?

Мысль о зиме вернула ее к более насущным вопросам, чем увольнение этого прохиндея.

– Ты сказал, меня хотят убить?

– Си. – Он кивнул с таким видом, будто она спросила, можно ли ей закурить.

Вика немного помолчала. Со стороны казалось, будто она сидит совершенно спокойно, созерцая уже рассеявшийся по комнате дым. В действительности внутренняя Плакса просто надрывалась, требуя найти хоть кого-нибудь, кому можно поручить ответственность за свою жизнь. Понятно, что это не может быть голодранец, уволенный из отеля, как теперь выяснилось, за дело.

«Заткнись. Заткнись. Заткнись. Заткнись».

Ей не хотелось спрашивать, кто ее хочет убить. Казалось бы, именно это и нужно выяснить в первую очередь! Но Вика, как могла, отодвигала тот момент, когда она получит ответ.

Потому что с этим ответом нужно будет что-то делать.

Бенито поднялся, щелкнул выключателем. Золотистые капли одна за другой начали угасать. Зала постепенно погрузилась в сумрак.

– Что это за место? – тихо спросила Вика. – Ты сказал, это не твой дом. А где твой?

Она догадывалась, каков будет ответ. Ее предположение оказалось верным.

– У меня нет дома. Зачем, когда можно жить здесь? – Он обвел рукой великолепные стены.