Текст книги "Закон жертвы: ловушки прошлого"

Маринка промолчала, лучше выждать, пусть девушка хотя бы начнет ее слушать, иначе говорить в пустое пространство – это бесполезная трата времени.

День никак не сдавался вечеру. Время тянулось медленно! Маринка прислушивалась к своему телу. На что похоже это ее ощущение?

Она вспомнила, как иногда в детстве она просыпалась ночью от того, что неловко подвернула руку и та повисала, как плеть. Тогда ее переполнял страх, она не чувствовала своей руки. Но через некоторое время в руку врезались тысячи маленьких иголочек, и вскоре рука снова оживала. Так было и сейчас, только не с рукой, а со всем телом, оно возвращалось к жизни, но очень медленно. Маринка изучала палату. Светло здесь, уютно. Даже вон в углу фикус растет в большой кадке, растение как растение, но на нем прикреплен какой-то приборчик, и куча проводов. Подумала:

«Цветы они здесь изучают, что ли?»

Потом мысли переключились на семью. Как там дома? Где Машенька, что с ней? Кто эти люди, с такими странными именами? Как же вырваться отсюда? Нет, прочь эти размышления, я не могу быть слабой. Стиснув зубы, Маринка начала ждать. А что она еще может в ее положении?

8

Маринка все-таки решилась на разговор с Алей. Она видела, как сильно нервничает девушка. Необходимо как-то ее успокоить. Сейчас от нее зависела жизнь ребенка.

Алька сидела на маленькой скамеечке и тщательно протирала фикус мокрой тряпочкой.

– Аля, давай поговорим?

– И так все понятно, чего говорить. Тебе нужен ребенок, а кому-то он не нужен, скорей всего, твоему мужу. Больше никто жен не заказывает. Любовницы обычно на это не идут, так как денег таких у них не бывает.

– Но может это не муж?

– Знаешь, я здесь уже три года работаю, и по-другому не было. Это обычно или муж, или любовник. У тебя нет любовника?

– Нет, и не будет. Но я, кажется, знаю, кто это сделал.

– Да? И кто же?

– Это один из моих поклонников, которому я отказала, он теперь мстит мне.

– И давно он у тебя завелся?

– Кто?

– Кто? Да поклонник?

– Недавно, он хотел сделать меня его любовницей, но у него ничего не вышло.

– Потому что ты была замужем или потому, что ты беременна?

– И потому и по-другому. Но самое главное, я люблю своего мужа.

Алька с отвращением посмотрела на Маринку. Повернув голову в сторону фикуса, она произнесла:

– Спасибо тебе, Фил.

Теперь Алькино лицо пылало от гнева.

– Ты лживая и подлая женщина! Ты врешь, Фил сказал мне об этом.

– Но я, правда, люблю своего мужа!

– Знаешь, дорогуша, только это в твоем рассказе и есть правда. А больше ни слова.

Маринка в ужасе поняла, что Фил – это фикус, который распознает, когда человек говорит правду, а когда врет. Она видела, что девушка собиралась идти звонить старому доктору. В отчаянье Маринка взмолилась:

– Алечка, миленькая, прости меня. Я боялась говорить тебе правду, потому что ты все равно не поверила бы мне. Я обещаю, что больше не обману тебя, да, я знаю, кто заказал меня, и я все расскажу тебе. Пожалуйста…

– Хорошо, я даю тебе еще один, последний шанс. Фил точнее любого детектора лжи, так как детектор лжи можно обмануть, но Фила нельзя. Это тоже последняя научная разработка нашего центра. Да ты наверняка слышала о том, что растения умеют распознавать ложь. А здесь создали прибор, который подключают к цветку. Здесь в каждой палате есть такой цветок. Фил, кстати, мой друг. Почти все люди лживые и подлые твари, которые только и делают, что врут. Столько народа лежало в этой палате, я проверяла каждого, и все врали.

– Аля, я не хотела обидеть тебя. Просто иногда не все можно говорить обыкновенному человеку.

– А ты необыкновенная?

– Да, я – маг, очень сильный маг. Но лекарство на время отключило мою силу.

Алька взглянула на Фила, и глаза ее округлились:

– Ну ты даешь! Настоящий маг?! И Фил это подтверждает! Боже, вот это да! Неужели такое бывает? И ты умеешь делать чудеса?

– Да, умею, но это не чудеса, это немного другое, это сила, понимаешь?

Раньше Алька никогда не сталкивалась ни с чем необычным. В ее семье не верили ни в Бога, ни в черта. Да и работая в этом центре, она все больше и больше становилась материалисткой. Она удивленно спросила:

– Какая сила, энергетическая что ли?

Маринка вздохнула:

– Я сама не знаю, какая она, но сила во мне. Понимаю, как поступить, когда мне надо воспользоваться ею. Когда мне надо что-то узнать, я задаю ей вопрос, и она отвечает. Темные силы боятся рождения моего сына, потому что мой ребенок будет еще сильней меня. Ему уже не надо будет спрашивать, что и как делать, у своей силы, его уже не вырубишь уколом, не обманешь, как меня. Он родится с генетическим кодом, свободным от негативных программ, такого еще не было в истории человечества. Если, конечно, не считать Иисуса. Мой сын будет очень опасен для темных сил, поэтому они хотят его убить. Если им это удастся сделать, то зла станет очень много, человечество захлебнется от гнева и ужаса, поэтому ребенка надо спасти. Он станет предвестником. Иисус вернется. В Библии написано об этом: Иисус воскрес на третий день. Для Бога один день – это тысяча лет. Сейчас началось третье тысячелетие. Поэтому так важно спасти моего ребенка.

– А как ты получила свою силу?

– Мне тогда было двенадцать. Я помогла умереть одной ведьме, вот тогда она и передала мне силу.

– Ой, расскажи, пожалуйста, мне так интересно, я никогда не сталкивалась с этим.

– Лучше с этим не сталкиваться. Ну что ж, слушай.

И Маринка подробно стала описывать свою жизнь. Девушка слушала ее внимательно, то и дело поглядывая на Фила, потому что никак не могла поверить в то, о чем рассказывала ей Маринка. Но Фил показывал ей, что та говорит правду, так как она понимает, что Алька будет помогать ей только в том случае, если сама очень захочет этого. Иногда Алька прерывала ее рассказ вопросами:

– Так что, сатана симпатичный?

– Да, он кажется симпатичным, но это когда ему выгодно таким казаться. Он постоянно меняет личины. Я видела, как его лицо на глазах превращалось в звериную маску. И это было его настоящим лицом. Он – зло. Все, что есть плохое на свете – это от него. Благодаря людям он получил тело, да и сейчас люди постоянно работают на него. Ненависть, ложь, нищета, болезни – все это создают люди на пользу ему. Я не хочу называть его по имени, так как это тоже придает ему силы.

Когда Маринка закончила свой рассказ, девушка воскликнула:

– Господи, я, как попала сюда, так сразу и поняла, что добром это не кончится! Как нам сохранить твоего ребенка? – Алька в отчаянии обхватила голову руками, а вслух твердила:

– Думай, думай…

– Аля, мне бы только на ноги встать, я очень много могу сама, – попыталась успокоить ее Маринка.

– Да, да, ты права, надо успокоиться. Постой, сейчас я поставлю тебе очень сильную капельницу.

Видя встревоженные глаза Маринки, она успокоила ее:

– Не бойся, это никак не отразится на ребенке. Это лекарство я достала для мамы, потом достану еще.

Она подошла к стеклянной полочке, покопалась там и выудила темный флакончик с лекарством. Настроила капельницу и села возле Маринки.

– Расскажи мне, а что, ты действительно можешь убить человека, только посмотрев на него?

Маринка подумала: «Теперь она доверяет мне. А мне опять хочется обмануть ее. А разве это правильно? Только обман мешал мне всю жизнь, сейчас эта девочка рискует жизнью ради меня. Чувствуется, что она хороший человек. Но эта ее обида на ту женщину, которая убила ее отца, будет убивать и ее».

Живя с Аллочкой, Маринка видела, как такая обида разрушает в буквальном смысле этого слова жизнь и здоровье человека. Надо объяснить ей это, ведь у девушки вся жизнь впереди.

– Аля, а давай сначала поговорим о тебе.

Девушка вспыхнула:

– А что обо мне говорить? Я себя терпеть не могу. Жизнь у меня собачья, я ведь так мечтала о многом. А мой папочка считал, что у меня блестящее будущее. И теперь нет ни будущего, ни папы. Все отняла та холеная гадина. Папа всю семью тянул, маме что, она только рожала, чтобы удержать его. А знаешь, какая у него любовница была? Молодая, красивая, прямо супермодель! Я сейчас не понимаю, почему папа разрешал матери рожать? Мне кажется, он все время хотел ее бросить.

– А твой папа имел врагов?

– Что вы, он был святым!

Маринка удивилась:

– Имея любовницу?

– Ну так и что? Он ее заслужил, мужчина видный, с деньгами. Сейчас все так живут. Только эта целая куча детей, они нам всем отравили жизнь, ох как я их ненавижу!

– Постой, Аля. Так просто человека не убивают. Не бывает так в жизни, понимаешь? Сейчас ты думаешь, что жизнь незаслуженно убила твоего папу. Но ведь он нарушал одну из заповедей. Он врал твоей маме, изменял ей.

– Во-первых, его не жизнь убила, а одна богатая избалованная гадина, а во-вторых, все нарушают заповеди и живут себе припеваючи.

– Аля, уверяю тебя, что ты ошибаешься! Мой муж гулял, мой свекор гулял, но они не были счастливы. Когда мы выберемся отсюда, ты поговоришь с моим мужем, он многое тебе может рассказать. Он тоже сам чуть не погиб, а вот его друг… Но сейчас мы говорим не о них, вернемся к твоему папе.

Аля в удивлении воскликнула:

– Твой муж чуть не погиб? Неужели?!

– А между тем, так и было. А знаешь, что твой папа имел сознание жертвы? Мне сейчас так это хорошо видно. Я долго жила с одной очень мудрой женщиной, она все эти законы жизни в два счета объяснить может. Я тебе попытаюсь это объяснить, хотя не знаю, как у меня получится. Обещаю, что, когда я выберусь отсюда, я тебе эту встречу с ней организую. А теперь слушай. Никогда не бывает жертвы, которая не ощущает себя палачом. Очевидно, в семейной жизни твой папа был палачом.

– Ну, был, он иногда даже бил маму, она боялась его. Но это всегда было за дело!

– Я не хочу видеть в твоей маме жертву, но эту роль она явно играла. В жизни все справедливо. Твои родители встретились не напрасно. Они очень подходили друг другу. Даже если тебе кажется, что папа заслуживал лучшей участи или другой жены. Он – генетическая жертва унаследованного неправильного представления о жизни. Как, впрочем, почти все люди. В Ветхом Завете написано, что грехи отцов падут на третье и четвертое поколение. Это значит, что твой папа нарушал заповеди так же, как и его предки. Поэтому испытал то, что должен был испытать. Три поколения грешили, а на нем сработал закон. Вот почему иногда кажется, что наказание не наступает. И люди думают, что человек может поступать так, а наказания не будет. Поверь, закон обязательно сработает, не у самого человека, так у его потомков.

– И значит, мне надо мучиться за грехи своих предков, так как мне это тоже передалось?

– А знаешь, в том же отрывке Библии написано, что хорошие дела отцов должны отразиться на тысяче поколений, и в том числе на тебе самой.

– Вот мои родители дел наворотили, а я теперь расплачивайся и страдай всю жизнь?

– Нет, ты можешь отказаться жить по их законам. Ты унаследовала сознание жертвы от папы и мамы, но ты можешь изменить это сознание и перестать быть жертвой. Надо признать, что папа погиб не напрасно. Его подсознание все время искало палача, и нашло в лице той женщины, которая его «убила». Пойми сама, она в этом не виновата. Ее роль – роль палача, но и она будет когда-нибудь жертвой. Твой папа был переполнен гневом и виной, хотя умело скрывал это. Но встретился он с этой женщиной не просто так. Не было бы ее, была бы другая или другой, не важно. Но это все равно бы случилось. Его подсознание все время испускало сигналы: «Я – жертва, убей меня», а исполнитель нашелся. Поэтому, сейчас просто глупо злиться на ту женщину, желая ей смерти. Эти пожелания навредят только тебе, они разрушат твое тело. Все, что мы желаем другому, возвращается нам. Обычно такая злоба вызывает рак. Я тебе это говорю, но и сама я не идеальная. Видишь, как со мной поступил Вадик? Мне тоже есть над чем работать, как и тебе.

Алька спросила с удивлением:

– То есть ты хочешь сказать, что Вадик это делал не потому, что он сволочь, а потому, что ты как бы отдавала ему команды?

– Не я отдавала команды, а мое подсознание. Он просто отразил меня. Я пока не могу разобраться, почему мужчины нападают на меня и так поступают со мной. Со мной это случается не первый раз. Что-то скрыто в прошлом. Видно, это как-то связано с моей мамой.

– Неужели это так?

– Если бы было по-другому, то Вадик не смог бы так со мной так поступить. Вспомни, разве он проделывал это с кем-нибудь? Неужели только я здесь такая красавица, что он не смог устоять?

– Но все равно, он – гад.

– Однажды я убила такого же парня. Может, жизнь сейчас наказывает меня за это? Я не знаю. Поверь мне, сейчас я бы все отдала за то, чтобы вернуть его к жизни. Он тоже был подонком. Но кто я такая, чтобы судить его? В нем тоже была частичка Бога. Даже в самом последнем негодяе и убийце есть Бог. Не суди их, Алька, они и так свое получат.

– То есть, ты за то, чтобы подставить правую щеку, когда тебя ударят по левой?

– А знаешь, что под этим скрывается в Библии? Подставить щеку – значит отвернуться от этой ситуации, в твоем случае от той женщины, которая убила твоего папу, перестать злиться на нее, довериться жизни, она все расставит по своим местам.

– Это так тяжело сделать. Последнее время ненависть переполняла меня, если честно, она даже давала мне силы. Я мечтала накопить денег и нанять киллера, чтобы грохнуть ее.

– В первую очередь ты бы убила свою судьбу. Уж поверь мне. Папу ты этим не вернешь, а себе все испортишь. Ты хочешь жить по законам твоих родителей? Ведь это они были и палачами, и жертвами. Сейчас ты чувствуешь себя жертвой. Убив женщину, ты будешь палачом, но потом ты снова станешь жертвой. Я предлагаю тебе перестать бегать по этому кругу. Твои родители добегались. Ты тоже хочешь этого?

Они замолчали надолго. Вечер наконец ворвался в палату: солнышко село, и быстро стало темно. Маринка уже не различала Алькино лицо, но чувствовала присутствие девушки. Вдруг она услышала, как та всхлипнула.

– Аля, что с тобой? – тревожно спросила Маринка.

– Знаете, мне вдруг стало так жалко себя. Мама не любила меня. Мне кажется, она вообще ненавидела всех своих детей. Стоило мне сделать что-то не так, как она набрасывалась на меня с криком: «Ты такая же бестолочь, как и твой отец!» я очень боялась ее побоев. Просыпаясь по утрам, я молилась: «Боженька, если ты есть, сделай так, чтобы мама меня сегодня не била. Сделай так, чтобы у мамы было хорошее настроение». Но если мама не ругалась, то она просто не замечала меня. А папа всегда любил меня. Правда, он редко бывал дома, но эти редкие встречи приносили мне столько радости!

– Ты сильно обижена на маму. Когда-то я так же обижалась на свою. Да и сейчас, в глубине души, продолжаю это делать. Моя мама никогда не думала обо мне. Столько лет я жила, ненавидя ее, сейчас мне стало легче, наверно, время стерло все. Но поверь, наши родители – самые лучшие для нас. Так всегда говорила мне одна удивительная женщина. Хотя мне всегда хотелось поменять своих родителей. Она говорила, что пройдет время, и я увижу любовь мамы, пойму ее страдания, и на папу посмотрю другими глазами. Знаешь, как тебе повезло, что твоя мама жива? Значит, все еще можно исправить. В моем случае уже ничего не исправишь. Я до сих пор не могу найти объяснения поведению моей мамы. И мне, как и тебе, действия моей кажутся несправедливыми.

Алька воскликнула:

– Как хорошо, что потемнело и ты не видишь мое лицо! Когда я плачу, то становлюсь такой безобразной!

– Мне даже странно слышать такое! Почему ты, такая красивая, считаешь себя страшной?

– Потому что мама все время говорила мне об этом. А в зеркале я находила этому подтверждение. Ой, мы заболтались, а капельница, наверное, уже закончилась.

Алька вскочила и зажгла ночничок, стоявший рядом с кроватью.

– Видишь, я же говорила?

Она сняла капельницу. Маринка вдруг ощутила, что может пошевелить пальцами рук и ног.

– Алька, я чувствую свои пальцы!

Девушка обрадовалась:

– Видишь, как здорово! Я же говорила тебе, что это классное лекарство! А сейчас я пойду звонить Петру Ивановичу. Старайся побольше шевелить пальцами рук и ног.

Этого Маринке и говорить не надо было. Руки поднять она еще не могла, но пальцы уже чувствовали простынку, она стала потихоньку теребить ее.

Алька вернулась быстро.

– Ну вот, он разрешил позвать Стаса посмотреть тебя. Он подтвердил, что аборт будет через два дня, так что у нас куча времени. Это, конечно, хорошие новости, но мне все равно очень тревожно. У нас нет никакого плана, и ничего толкового не приходит мне в голову. Девушка озабоченно посмотрела на часы:

– Сейчас охранник будет обходить здание. Дождемся его. Мы не будем больше разговаривать, закрой глаза и жди.

Алька приоткрыла дверь в палату. Через несколько минут долговязый охранник заглянул в комнату.

– Алька, у тебя все в порядке?

– Конечно, Андрюша, что может быть не в порядке?

– Стас просил передать, что придет смотреть пациентку завтра. Это ничего?

Алька поняла, что пока Стас не знает, что делать, а приходить сюда просто так не было смысла.

– Ладно, Андрюша, пока все хорошо. Позвони ему и скажи, что пациентку можно посмотреть и завтра.

– Хорошо. Спокойной ночи.

Охранник мягко прикрыл дверь.

Маринке и Альке ничего не оставалось, как только ждать наступления следующего дня.

9

На следующее утро Маринка уже смогла встать с кровати. Опираясь на Альку, она смогла дойти до окна. Она осторожно выглянула наружу. Метрах в ста пятидесяти увидела большое пятиэтажное административное здание, которое возвышалось над жавшимися к нему снизу постройками.

Указывая на них рукой, Алька комментировала:

– Это экспериментальные лаборатории для научных исследований. А вон – производственный цех и склад. А там, вдали, видишь – каменный забор, он метров шесть в высоту, не меньше, через каждые сто метров смотровая вышка.

– Ого, все это похоже на тюрьму, – сказала Маринка.

– Да, похоже. Когда я впервые увидела все это, я подумала, что попала в концлагерь.

– Аля, расскажи мне, чем занимается ваш центр. Здесь столько зданий. Неужели в них лежат люди?

– Знаешь, Мария, наш центр очень секретный. Отсюда не видно жилых корпусов общежития, а здесь их четыре. Они двухэтажные. Там живет вся обслуга. Занимается наш центр научными разработками, причем многие из них уже с успехом применяются. Например, ты слышала что-нибудь о стволовых клетках?

– Нет, ничего не слышала.

– Стволовые клетки добывают из эмбрионов, используется абортный материал. Причем аборт надо делать на достаточно большом сроке. Кажется, на четвертом месяце, не знаю точно. Сюда доставляют беременных женщин, которых уже на следующий день увозят.

– Где же они берут столько женщин? – спросила в изумлении Маринка.

– Ты слышала, сколько открылось по Москве центров, где в пробирке делают малышей? Порой беременность протекает плохо, у эмбрионов бывают отклонения, тогда аборт делают здесь. Это, во-первых, бесплатно, а во-вторых, безопасно. Женщины, как правило, через полгода беременеют вновь. А если в другом месте делают, то неизвестно, чем все закончится.

– Алька, а ты веришь в то, что у этих женщин действительно есть патология? Может, все как у меня?

– Да, я тоже об этом думала. Вот такой пузырек, как я тебе вливала, стоит три тысячи долларов. Представляешь? Моя зарплата. Но ты сама понимаешь, если я буду задавать вопросы, то кто меня здесь будет терпеть? У меня подруга в лаборатории работает, она мне это лекарство достала для мамы.

– Так ты отдала мне такое дорогое лекарство?

– Да ладно, подруга еще достанет. Представляешь, здесь научились сохранять эти стволовые клетки. Раньше срок службы лекарства был всего несколько часов, а теперь месяц. Еще здесь разработали лекарство, уникальное, которое тебе вкололи, чтобы выключить твою силу. Оно, конечно, используется для других целей, в частности, полностью восстанавливает нервную систему человека после шоков и потрясений. Это целая революция в психологии.

Эти два корпуса, – она показала рукой на два отдельно стоящих здания, – они научно-исследовательские. Туда вообще никого из нас не пускают. Часть обслуги оттуда вообще не выходит, живет прямо там. Отпускают их домой раз в полгода. Причем увозят их на автобусе с затененными стеклами, и ночью, чтобы никто не видел их. А третий корпус, вон тот желтенький, это хирургия, там сложные операции делают, но какие, я не знаю. Я с подругой в общежитии встречаюсь, она живет в соседней комнате, но работа у нее такая тяжелая, что вечером она стремится побыстрее лечь спать. В общежитии у нас у каждого своя комната, у Стаса две, потому что он живет с мамой.

– Послушай, а Стас симпатичный, мне кажется, что ты ему нравишься.

– Ой, ты Варвару, его маму, не знаешь. Не даст она нам жизни. Стас – маменькин сынок, во всем ее слушает, поэтому до сих пор не женат. Варвара здесь тоже работает – уборщицей, она белье в прачечную собирает в нашем корпусе и в соседнем. Здесь в подвале есть прачечная и морг. Но морг практически не используют, у нас тут не умирают.

– Привет, девчонки!

На пороге стоял Стас, он улыбался.

Алька посмотрела на него укоризненно:

– Чего так поздно? Я уж не знала, что и думать.

– Да ладно, Алька, вечно ты драматизируешь и паникуешь! У нас еще целые сутки впереди. Глядите-ка, девчонки, что я достал, – при этих словах Стас распахнул халат, и их взору представилось комичное зрелище. Стас был одет в женское платье, шерстяную кофту, приподняв штанину, он показал им шерстяные колготки и рейтузы. Женщины расхохотались. Это был почти болезненный нервный хохот, после которого наступает разрядка. Видимо, Стас понимал это. Он покрасовался перед ними, а женщины все никак не могли успокоиться, так смешно он выглядел в этом наряде. Маринка почувствовала, как со смехом пружина, натянутая внутри нее, вдруг распустилась, слезы полились градом по ее щекам. Алька бросились успокаивать ее. А Стас, который не выносил женских слез, мягко отстранил Альку и увел ее в соседнюю комнату, приговаривая:

– Ей надо поплакать. Она слишком напряжена. Сейчас нам надо увести ее отсюда, но она должна стать спокойной, иначе мой план провалится. Мы спрячем ее в морге, я все продумал, пусть она поплачет, а потом я вам все расскажу.

Алька вскричала:

– Там же Федька-глухонемой, как же мы ее спрячем?

Маринка быстро взяла себя в руки. Она позвала Стаса и Альку.

– Ребята, идите сюда, я уже в порядке. Стас, что у тебя за план?

– Сначала мы оденем тебя. Хорошо, что мама у меня полная. Тебе ее одежда будет как раз.

Они быстро одели Маринку. Стас продолжал:

– Самое главное – увести тебя из этой палаты и спрятать. Сегодня я оставил маму дома, я поработаю за нее. Утром, измеряя ей давление, я сказал ей, что оно у нее высокое, и уложил ее в кровать, обещая поработать за нее, ведь у меня выходной. Я вывезу тебя, Мария, из палаты в коляске с грязным бельем. Сегодня я сам соберу его во всем корпусе. Я поговорил с охранниками, они мне разрешили поработать за маму. Тем более, я делал это не раз. Они все любят мою маму, она снабжает их вкусными пирожками.

При этих словах у Маринки закружилась голова от голода, только сейчас она поняла, как сильно хочет есть. Стас сразу понял это.

– Сейчас будут развозить завтрак, тебе не положено, так как ты без сознания, но я отдам тебе свой, сам я поел дома.

Так вот, я вывезу тебя в морг, там есть холодильники, мы тебя спрячем там. Видя тревожный Маринкин взгляд, он поспешно добавил:

– Не волнуйся, он выключен. А что будет потом, я не знаю. Возможно, я как-нибудь доберусь до телефона. Попрошу у кого-нибудь, в конце концов.

Алька сказала:

– Ага, попросишь, тем самым выдашь себя. У кого ты попросишь телефон? Наших больных охраняют почище заключенных.

– Алька, сказал с раздражением Стас, – у тебя есть другой план? Предложи его.

Алька сразу сникла. Действительно, что тут придумаешь?

– Послушай, Стас, а как ты провезешь ее мимо охранников? Это так опасно!

– Поэтому я хотел, чтобы Мария была предельно спокойной. Ее жизнь, да и наша, будет зависеть от того, как она сможет затаиться.

– Не волнуйтесь, ребята, я уже в порядке. Я буду сидеть тихо.

В коридоре послышался шум. Они быстро уложили Маринку в кровать, накрыли ее, дверь распахнулась. Молодая полная женщина приветливо улыбнулась им:

– Привет. Кушать будете?

– Да, Светочка, я голодный как волк, мама заболела, я сегодня не завтракал.

– Опять давление? – с участием спросила женщина, подавая Стасу поднос с завтраком.

– Как всегда.

– Ты за нее сегодня белье собираешь?

Стас кивнул.

– Тогда забери наши полотенца, уже много скопилось.

Как только женщина ушла, Стас озабоченно произнес:

– Черт, надо же, как не вовремя с этими полотенцами.

Алька спросила:

– А в чем дело, Стас? Ну, какая разница, заедешь сначала на кухню, а потом за Марией.

– Ты что, Алька, кухня на первом, а собирать белье я буду с верхнего этажа.

– Ну и что? – спросила с удивлением Алька.

– А то, что корзина уже будет полной, когда я доберусь до первого. А ты видела эту тетку, которая завтрак привезла? Понимаешь, у нее привычка белье в корзине подминать. Нажмет, а там Мария, а кухня, как ты знаешь, рядом с охраной.

Все замолчали. Тишину нарушила Маринка, она спросила в тревоге:

– Стас, значит, все сорвалось?

– Ладно, девушки, я пошел собирать белье, будет, что будет, попробуем проскочить, скоро я вернусь. Ты, Мария, будь готова.

Алька и Маринка остались в палате. Мария накинулась на еду. Утолив первый голод, с благодарностью сказала:

– Спасибо, Алька, что вы помогаете мне.

Девушка улыбнулась:

– Да ладно, считай, мы человечество спасаем. Слушай, а какой у тебя размер ноги?

– Тридцать шестой.

– Отлично, здесь у меня запасные ботинки есть, «прощай молодость» называются, надень их на всякий случай, они старенькие, я их в плохую погоду ношу.

– Как вырвусь отсюда, я помогу тебе и твоей маме, честное слово, Алька.

Алька только махнула рукой:

– Ладно, не парься с этим. Только бы выбраться тебе отсюда.

Очень быстро вернулся Стас. Он поставил тележку с бельем плотно к двери, вывалил белье на пол. Взял Маринку на руки и посадил в тележку. Маринка легла и свернулась калачиком, насколько позволял ей живот. Сначала ее укрыли простынкой, а сверху Стас завалил ее грязным бельем.

– Алька, выжди минут тридцать и беги, звони профессору о том, что пациентка пропала.

Стас толкнул тележку, и та плавно покатилась к лифту.

На первом этаже он подошел к дверям кухни и замер от ужаса: по коридору бежал Петр Иванович собственной персоной. Увидев Стаса, он закричал:

– Чего ты тут торчишь?!

Стас испугано залепетал:

– Мама заболела, вот белье…

– Оставь это, быстро беги, готовь операционную. Обстоятельства изменились, пациентку из двести двенадцатого будем кесарить срочно.

Стас бросил тележку и пулей влетел на второй этаж. В висках стучало:

– Я должен предупредить Альку.

Влетев в палату, с порога Стас закричал:

– Быстрее к лифту, сюда идет Петр Иванович!

Девушка от ужаса оцепенела. Стас схватил ее, больно сжал за плечи, встряхнул и уже шепотом произнес:

– Сейчас от тебя будут зависеть наши жизни.

Девушка бегом рванула по коридору. Стас еле успел выскочить на лестницу, как двери лифта открылись, и старенький профессор столкнулся с Алькой. Девушка в ужасе смотрела на профессора.

– Аля, что с тобой? Почему ты не в палате? – спросил он строго.

– Петр Иванович, пациентка пропала!

Огромная лысина на голове у профессора стала багровой. Одной рукой он схватился за сердце, а другой вытащил пузырек с лекарством и дал его Альке. Дрожащими руками Алька достала таблетку.

– Петр Иванович, я только в туалет вышла, всего не было меня минут пять. Вернулась, а кровать пустая.

Голос профессора перешел на хрип:

– Быстро поднимай охрану, она далеко не уйдет. Она была без одежды?

Алька кивнула.

– Ну, тогда беспокоиться не о чем. Куда денется голая беременная баба? Чего стоишь, говорю, беги, сообщи охране.

– Петр Иванович, я вас не брошу, я сейчас врача позову.

Более спокойным голосом он проговорил:

– Отпустило, иди уже. Сейчас ее поймают, и будешь мне ассистировать, Стас операционную готовит. Я буду в ординаторской. Скажи им, пусть проверят каждую палату, она где-то в здании. Послушай, неужели она не подавала никаких признаков жизни?

– Нет, Петр Иванович, я ее каждые полчаса проверяла, как вы велели.

– Ладно, иди уже.

Алька быстро побежала к лифту.

А в это время Стас уже был возле Маринки. Оставив тележку почти возле самой охраны, Стас сильно нервничал. И не напрасно. Когда он вернулся, толстая повариха засовывала в тележку грязные полотенца, приговаривая:

– И чего это туда положили? Белье не сминается совсем.

– Это одеяла, я их под низ засунул.

– То-то, засунул, а Варвара все складывает. Давай все вытащим, да сложим.

Маринка в ужасе следила за происходящим. Она почувствовала, что женщина начала хватать белье из тележки и бросать на пол.

Стас заорал на нее:

– Да вы что, с ума сошли?! Мне Петр Иванович приказал в операционной быть, а я тут буду белье складывать!

– Ладно, давай я сама сложу и отвезу, – сказала примирительным тоном женщина, продолжая кидать белье на пол.

Стас стал белее мела. Он понимал, что сейчас, если он что-то не придумает, то ему конец. Он грубо оттолкнул женщину от тележки, быстро собирая белье и запихивая его обратно в тележку.

– Что я маме скажу? А если белье пропадет?

Лицо женщины от обиды и ярости пошло красными пятнами.

– Да что же ты, щенок, меня в воровстве подозреваешь?! Вот поэтому ты и не женат, все за мамину юбку держишься, жлоб!

А в это время мимо бежала Алька, возле тележки она в ужасе остановилась, не понимая, что происходит. Ей показалось, что Маринку обнаружили, она залепетала:

– Я ничего не видела, она сама залезла туда!

Стас больно толкнул ее в бок. А женщина на слова Альки отреагировала мгновенно:

– Это куда это я залезла? Я сроду чужого не брала! Ах ты, сучка, с ним заодно, небось, спишь с ним?!

Бледный Стас залез в карман, вытащил оттуда сто рублей и, подавая их Альке, произнес:

– Вот твои деньги, я их на полу нашел. Некогда мне с вами тут болтать, и так столько времени потерял, меня Петр Иванович, наверно, обыскался уже.

Стас схватил тележку и бегом бросился к лифту. Голос поварихи перешел на визг:

– Это значит, из-за какой-то паршивой сотни весь этот скандал?! Я буду жаловаться!

Аля поняла, что объяснять что-то этой женщине бесполезно. Тем более что охранник уже сам шел к ним. Алька поспешила к нему навстречу:

– У нас ЧП: пациентка пропала. Петр Иванович послал меня к вам, он сказал, чтобы вы обыскали все палаты.

Охранник накинулся на Альку:

– А ты куда смотрела?

Алька махнула рукой.

– Я только в туалет вышла, вернулась, а ее нет.

Стас тем временем, наконец, добрался до подвала. Он вытолкал тележку из лифта и очутился в длинном коридоре, освещенном тусклым голубым светом. Из-за этого света ему показалось, что он попал в другой, нереальный мир. Он никак не мог прийти в себя от страха. Стыдно было признаться, но он панически боялся именно этого коридора.