Текст книги "Кукольный дом. Колдуны по ночам варят зелье, смешивая страх и веселье"

– На бутылку не дам– сообщила я и уже собиралась закрыть дверь, как вдруг незнакомец сказал:

– Привет, Моргана.

И по голосу я узнала своего спасителя! Он улыбается, но глаза остаются серьёзными. Конечно, он все знает о моей сестре, потому и пришёл. Но на это раз сказал, что для её излечения должен взять немного моей крови. Он набирает в принесённый им шприц мою кровь из вены безо всякого жгута, мы сидим в моей комнате в полумраке на диванчике. Лицо его сосредоточено, как бывает у человека, когда он делает сложную, но привычную работу. В это время я решаюсь спросить-

– Почему у вас другое лицо? Как так может быть? Кто вы..

– Я ведун. Так это называют. Это моё лицо, ну таким я родился. Таким живу в этом мире, вот в этом теле. А когда ты видела меня в первый раз, все остальные люди в толпе видели меня таким, какой я сейчас. Это ТЕБЕ я показался таким. Отвёл глаза, как говорят. Специально. Ты бы ведь не поверила мне, увидь меня в обычном моем облике. И разговаривать бы не стала.. А тот образ– я тебе показал лишь свой дух, так он выглядит, такой я за изнанкой света, на реверсе. Дай мне волосы Линки– вдруг приказывает он. Я беру с комода Линкину расчёску и выдираю оттуда запутавшиеся волосы.

Ведун достаёт из кармана кусок чего-то похожего на пластилин, смешивает это с Линкиными волосами и быстро лепит уродливую куколку, затем встаёт, достаёт какую то прозрачную трубочку, вытаскивает из шприца поршень, сует туда трубочку и тянет мою кровь, словно коктейль. Но нет, так мне лишь сперва показалось, потом стало ясно, что он просто пузырит кровь в трубочке. Затем он аккуратно полил этой кровью куколку, что-то зашептал с дикими глазами, все быстрее и быстрее, потом закрутился волчком посреди полутемной комнаты. За окном вдруг запасмурнело, занавеску рвануло свежим озоновым ветром, комната на секунду озарилась ярким неоновым светом молнии, и я увидела ведуна сидящим на корточках с опущенной головой и издающего странный тихий клокочущий звук горлом. Затем комната погрузилась во тьму, а за окном дико загрохотал гром. С письменного стола полетели мои тетрадки. Я метнулась к окну, закрыла его, нашарила выключатель, но света не было, видимо, из-за грозы. При следующе вспышке молнии комната была пуста. Ведуна я так и не нашла. Только калитка болталась и скрипела на ветру, а наш пёс испуганно забился в будку. А вскоре приехали родители– Василинке внезапно стало лучше, врачи говорят – чудо.. Линка порозовела, исчезла мертвенная бледность и губы больше не синие. Ужинали радостные и счастливые, свет уже дали. Ложились спать вместе с сестрёнкой, которая от счастья долго не могла улечься. И только засыпая, я вдруг подумала, что на это раз ведун об оплате ничего не сказал..

– Что за бред? Ей мерещились привидения? И что какой то колдун её спас. Она, скорее всего, все это сочинила. А вдруг нет? Ксеня похолодела. Она вспомнила, что сегодня они едут с Митькой разведывать у бабушки про Моргану, на ту самую Змеёвку. Див уже успел загнать на сосну белую пушистую Принцеску, которая теперь шипела, как проколотая шина велосипеда. Ксеня подумала, что в первую очередь в городе надо будет купить собаке поводок, а ещё дневник Морганы надо запрятать подальше, или лучше всегда носить его с собой в сумке и ни в коем случае никому не говорить, что нашла его.

Митька зашёл за ней, когда рассвело уже окончательно. Принёс поводок, нормальный ошейник и кожаный намордник для Дива, сказал, что ему подарил сосед, у которого собака давно умерла, а инвентарь остался. Див отлично перенёс надевание «сбруи», видимо, был приучен. Можно было, конечно запереть его в вольере, но им очень хотелось взять его с собой, Митька сказал, что его бабка любит собак и против не будет. И сам он ни разу не сказал ничего вроде «Ну ты чокнутая! Ты прыгнула в яму с крысами, о чём ты думала!», и Ксеня была за это благодарна. Див отлично вёл себя в двух автобусах, хотя народ на него косился самым неодобрительным образом и все отодвигались подальше. Булей у нас в стране не любят, боятся, сказал Митька. Вышли на остановке в довольно оживлённом районе, прошли немного пешком и свернули в пасмурный переулочек. Довольный Див семенил рядом с Ксеней смешной походочкой «враскоряку», как сказал Митька. Показался блестящий забор, огораживающий Змеёвку по периметру. Подойдя к забору первым, Митька отодвинул непрочно прилегающий в одном месте лист профнастила, и Ксеня с Дивом поднырнули под него, а следом за ними и сам Митяй. Им открылся вид вполне симпатичный– не как ожидала Ксеня, у которой тревожно забилось сердце при виде забора– лужайка с несколькими кряжистыми осокорями, покрытая холодно-зелёным ковром травы, над которым висела дымка лёгкого тумана, резко спускалась к извилистому оврагу с крутыми склонами, на дне которого нежно шептал ручей. Они продолжили своё шествие вдоль оврага, по грязной грунтовой дороге. Под их кроссовками чавкала коричневая грязь. Див уже был уделан в ней по самое брюхо и стал похож на белого имбирного поросёнка, облитого снизу шоколадом. По бокам от них зеленели ярко, по-весеннему склоны холмов, по которым лепились трущобные страшные дворы. Деревья цвели праздничными белыми цветочками, ослепительно-яркими, как будто пытающимися скрасить пасмурное хмурое утро. Вдали виднелись новенькие многоэтажки-свечи города, доносился отдалённый гул дорог– этакий оазис дикости посреди приморского мегаполиса. Воздух был напоен запахом речной сырости, травы и чем-то похожим на жасмин. В овраге басовито заухала птица– Митька сказал, что это болотная выпь. По дороге Митька опять курил и хмуро рассказывал Ксене, что Лиля вчера объявила ему о желании мамы познакомиться с его родными. Она уже рассказала всем родственникам о женихе дочки, и если теперь Митька объявит ей о том, что хочет расстаться, позора Лиле не избежать, а она этого не заслужила. Митька ей очень дорожит как другом и решил пока с расставанием повременить. Ксеня пожала плечами, мол, ей все равно. Так как родителей у него нет, то он будет знакомить Лилину маму со своим дядей Сережей, отцом Златы, и сообщит ему об этом сегодня, потому что по воскресеньям дядя часто навещает бабушку, свою бывшую тёщу, не забывает её и поддерживает материально, так что сегодня Митя ему и объявит, что дядя приглашён на ужин к родителям невесты своего племянничка. Хотя и дядя он ему был не кровный, а всего лишь муж тёти, которая умерла – Златина мама, но что поделаешь, единственный его родственник. Бабушка не в счёт, она никогда не выходит со Змеёвки, и это, пожалуй, даже к лучшему. Сам Митька был уже давно знаком с тётей Галей, Егором и их старшей сестрой Инной, часто бывает в их доме, который находится ниже по лесному шоссе, он трёхэтажный, только недостроенный, стоит на крутом склоне, при нём большой запущенный сад, из окон видна далеко внизу бухта Туманная. Самой тёте Гале ничего не нужно, кроме того чтобы порхать по клубам с подружками, несмотря на свой уже солидный возраст, вот так-то. Лиля всегда жаловалась Митьке на свою мать, считая её легкомысленной, но Митяю было ещё хуже– мать пропала без вести, родная бабка сдала в детский дом, отец неизвестен. Так что он считал жизнь своей невесты идеальной и, видимо, непрочь был бы влиться в семью, так сказать. Ксеня так и читала его мысли, как отчаянно она ему нравится и как в то же время ему хочется быть с нелюбимой Лилей ради красивой, как ему казалось, жизни. Ксеня-то что, упорхнёт в Канаду не сегодня – завтра, а ему тут жить. От этого понимания вдруг стало противно и совсем не жаль Митьку, и Ксеня решила, что он вполне заслужил этот розыгрыш от «элитного общества».

…Холмами уходила вверх узкая грунтовая дорога, заканчивающаяся старыми рассохшимися деревянными воротами, причём на калитке был нацарапан странный знак, который Ксеня уже где-то видела. Ещё не успев войти в калитку, они услышали весёлые голоса и почувствовали запах шашлычного дымка, а войдя, сразу увидели большой чёрный пикап, припарковавшийся возле старого двухэтажного дома из потемневшего коричневого сруба, с резными наличниками, конёк крыши венчало бревно, конец которого был грубо вытесан в виде разинутой волчьей пасти. Во дворе было разбросано ещё несколько подобных домов, а также полуразваленных сараев и уличных туалетов, стояла старая тойота с выбитыми стёклами, заросшая плющом. Дом Митькиной бабки стоял в конце двора, на горке, выше всех остальных. Во дворе росли высокие ели-корбы, чёрными стрелами уходящие в пасмурное небо, к одной из таких елей и привалилась боком избушка-теремок. Бабушка и её гости сидели в беседке, утопающей в высоком папоротнике, под странным раскидистым деревом, которое само напоминало гигантский папоротник и пальму одновременно. В беседке царил зелёный полумрак и тишина, потому что бабушка и её гости удивлённо рассматривали Ксеню. Девочка поёжилась. Сам дядя Сережа сидел на корточках у мангала перед беседкой и вертел шампуры.

– О, какие люди! Митяй, ты что, себе новую невесту нашёл? Ого, да она с телохранителем! – он кивнул на Дива, который с большим интересом уставился на мангал и потянул горбатым носом – Ничего себе, трубкозуб какой, да драный весь!

Дядя Сережа весело оскалился, подмигнул ребятам и выпрямился во весь рост. Был он высоким, среднего сложения и немного сутуловатым, большерукий и немного косолапый, русоволосый, с весёлыми серыми глазами, вытянутым лицом, передние зубы у него выступали вперёд, как у коня.