Текст книги "Короткий долгий путь к себе. Сказки моих учениц"

– Да, – кивнула Элли и крепко сжала ладони с жемчужинами, – да, я поняла. Я теперь всё поняла. Моё предназначение – хранить любовь, беречь её и всё хорошее, что есть во мне и вокруг меня.

Ответом ей была полная тишина. Встрепенувшись, Элли обнаружила, что она стоит одна посреди тёмной комнаты, вокруг никого, только где-то снаружи по-прежнему сонно барабанил в окна осенний дождь.

После той беседы со своей Душой Элли пообещала себе во что бы то ни стало начать новую жизнь и теперь всё делать согласно своему Предназначению. Беречь и хранить любовь и всё хорошее в себе и в окружающем мире – это же несложно, правда?

Только что такое любовь? Любовь какая, и к кому? На всякий случай Элли решила хранить вообще всю любовь, какую только сможет найти, любую и всякую, и собирала её везде, где только могла, часто по капельке, просила, покупала, обменивала, а порой и требовала. Нужно же всю любовь сберечь, а чтобы её сберечь, сперва нужно её получить, любой ценой.

Вместе с любовью Элли стала собирать и хорошие вещи, одежду, обувь, книги, карандаши и ручки, баночки, коробочки, шкатулки. Потом пришла к выводу, что и этого мало, и принялась добывать и хранить знания, навыки, полезные советы, ценные рекомендации, инструкции на все-все случаи жизни. Старалась и других людей побудить делать так же, ведь столько хороших вещей вокруг, сколько важных советов и умений, нельзя ими разбрасываться, нужно всё собирать и аккуратно складывать на полочки, в коробочки и сундучки, чтобы всё сберечь и сохранить.

Так увлеклась Элли, что вскоре весь её дом превратился в некое подобие музея, причём весьма неаккуратного. Да, хранилось и сберегалось там множество весьма и весьма ценных и вещей, и мыслей, и чувств, и навыков, однако… Элли стала замечать, что она тратит уйму сил, чтобы всё это добро сохранить, а никому и дела нет, никто этого не ценит. Никто ни разу не то что не заглянул в её дом-музей, а даже не поблагодарил за такое важное, благое для Вселенной дело. Да и в самом доме почему-то стало темно и холодно, а ещё у Элли постоянно мёрзли руки, порой до боли и онемения в кончиках пальцев.

Как следует поразмыслив, Элли начала наводить в доме порядок. Ведь порядок – это тоже проявление любви и её отражение. У Творца вон, во всей природе абсолютный порядок, все и всё на своих местах, тогда и хранить, и контролировать всё намного проще. Элли хотелось вот так же идеально всё упорядочить, и она с большим энтузиазмом принялась разгребать свои запасы, иногда проклиная такой адский труд на чём свет стоит, а потом шла к людям и каждому предлагала любовь, знания, советы, мудрость, учила всех быть благодарными.

– Смотрите, смотрите, я вам их могу даже подарить! Это же БлагоДарность, она так важна. А любовь, может, возьмёте любовь? Я знаю, что говорю, ведь у меня есть Сила зрить в корень, да-да-да! Вот, ну хоть взгляните, всё свежее, совсем новое, оно хранится в идеальных условиях!

Но брать то, что с таким рвением и настойчивостью предлагала Элли, люди не спешили. Элли тогда, твёрдо уверенная в своей правоте и высокой миссии, возвращалась домой, подолгу плакала, ругая человеческую неблагодарность, и опять принималась за уборку, несмотря на холод, усталость, до боли мёрзнущие руки и темноту. Потом снова отправлялась к людям, теперь уже навязывая каждому встречному не только то прекрасное, что хранила и берегла, но и способы и секреты хранения.

Так продолжалось какое-то время, пока однажды Элли, устало перебирая своими ледяными руками сберегавшееся у неё добро, вдруг не обнаружила в красивом и светлом шкафу целую кучу ветхих обид. Обиды? Откуда они тут взялись? Ведь она собирала и хранила только любовь.

Однако в следующем шкафу нашёлся вместительный сундук, еле открыв который, Элли поморщилась, ведь сундук оказался доверху набит заплесневелым чувством вины. И уж самой последней каплей оказались три мешка всевозможных страхов, притаившиеся в самом дальнем и тёмном углу дома.

Откуда, откуда взялось всё это? Элли не могла понять, ведь она с таким трудом собирала и хранила только всё хорошее.

– Творец имеет великий замысел, и каждую душу Он создаёт с огромной любовью, – вдруг раздался чей-то приглушённый голос. – Эту любовь невозможно выразить никакими словами ни на одном человеческом языке. Однако эту любовь можно видеть, слышать, чувствовать и ощущать во всех творениях благодаря тем Дарам, что у тебя есть.

Элли огляделась по сторонам. Она была уверена, что тут, в доме, она живёт одна.

– Это я, Домовой, – из-за высокого дальнего шкафа выглянул маленький человечек в мятой серой рубахе, весь взъерошенный да всклокоченный. – Вот, сидел, сидел, терпел, терпел, сторожил это всё, сторожил, а потом кааак глянул, чего это ты тут в дом натаскала… Такого ни один Творец точно не стал бы иметь в виду!

С немалым удивлением Элли посмотрела на Домового. Никогда она ни одного домового не встречала, но почему-то была уверена, что выглядеть они должны аккуратными, ведь, по поверьям, домовой – это в доме хозяин, всему барин, за порядком следит и за чистотой бдит.

– Ага, слежу, – подбоченился неопрятный Домовой. – Ты во что дом наш превратила? Надо же думать, что беречь и хранить, а что и вовсе негоже в жилище тащить. Где твоё ЗдравоМыслие, а? Тот самый Ключ, который все остальные Дары открывает. Про Силу зрить в корень вообще промолчу. Я ведь всё слышал тогда, весь твой разговор с твоей Душою. И всё про твои Дары чудесные знаю, и про твоё предназначение мне тоже известно, представь себе. Но ты первую часть послания затвердила, а вторую забыла?

– Вторую? – пробормотала Элли.

– Вторую, – Домовой важно подбоченился и громко, нараспев произнёс: – Храни любовь, Элли, взращивай её, ладь, береги. Хранить, чинить, ладить, исцелять, беречь – в этом твоё Предназначение. А в нём, – и Домовой принялся загибать пальцы, – твоя сила ИЗОбражения, ОТражения, ВЫражения и ПРЕображения реальности. Хорошее не только собирать и хранить нужно, а ещё и чинить, ежели вдруг сломалось. А коли уже нельзя наладить, то, как вы сейчас говорите, утилизировать. Вон тот сундук с чувством вины первый на очереди.

Ох… Кажется, и правда, забыла Элли эти слова. Хранить – хранила, собирать – собирала, копила, складировала, а вот про починку и остальное вылетело из головы. Как ускользнуло от внимания самое главное: любовь.

«Творец имеет великий замысел, и каждую душу Он создаёт с огромной любовью…»

Творец и есть Любовь. И Он всё делает с любовью. Созидает, даёт наставления, преподносит уроки, и даже наказывает. И порядок наводит тоже с любовью.

Только теперь поняла Элли, в чём же она ошиблась. Собирала она и хранила просто ради того, чтобы собирать и хранить. А любви, благодарности совсем и не было ни в её стремлении к накопительству, ни в навязывании такого же подхода людям. Было ли у Элли ЗдравоМыслие? Болели мысли, бродила Элли столько времени во тьме собственных заблуждений. Поэтому и Золотые руки не пригодились, поэтому и Золотому Слову никто не внимал. Что уж говорить про БлагоДарность и Силу зрить в корень, им и подавно не нашлось применения. Элли обманывалась, свято веря в то, что всё это время выполняла своё предназначение.

– Не горюй, помогу, на то я и Домовой, – бодро ответил Домовой и засучил свои длинные грязные рукава. – В здоровом теле – здоровый дух, так у вас, людей, говорят? А дух здоровым будет, только если мысли здоровы и чисты. Это правда-истина. И жилища это тоже касается. Давай порядок наведём, тогда и свет с любовью снова вернутся в дом.

И принялись Элли с Домовым порядок в доме наводить. Сперва отыскали и вынесли на солнечный свет все-все обиды, все домыслы, страхи, сплетни, пустые разговоры, сомнения, гордыню, все большие и маленькие лжи и полуправды, которых во всём доме оказалось видимо-невидимо, притаившихся среди действительно ценных и хороших вещей.

Чувство вины пришлось прямо в его сундуке и сжечь, до того оно с ним срослось, и как только сгорело оно дотла, тотчас потеплели, засияли ладони у Элли, точь-в-точь как тогда, когда к ней Душа пришла с важным разговором.

И остановилась Элли, подняла голову и улыбнулась, потому что увидела, как легко плывут в ярком голубом просторе мягкие белые облака.

«Слушай тишину как лучшую музыку, Элли, слушай тишину внутри себя», – тут же вспомнились слова Души.

Элли прикрыла глаза, прижала к груди свои горячие ладони, прислушиваясь. Где-то щебетали птицы и звонко лаяла собака. Шумел ветер, скрипя сухой старой веткой на огромном дубе. Вдали на шоссе деловито шуршали шинами автомобили. Все эти звуки, а ещё стук собственного сердца и звуки собственного дыхания – всё было так далеко и одновременно близко, так здесь и одновременно не здесь. Везде, вместе, одномоментно и… вечно.

«Слушай тишину как лучшую музыку…»

– Слушай тишину внутри себя, – вслух повторила Элли и ощутила, как мягкое тепло распространяется по всему её телу. Она открыла глаза и с новыми силами, с чётким пониманием того, что она делает и с какой целью, приступила к уборке.

Вместе с Домовым Элли вынесла из дома всё ненужное, старое, негодное, отслужившее своё, и это всё пришлось предать огню. Всё то, что можно было починить, переместили в большую мастерскую. Домовой лично соорудил там отменно крепкий верстак и все необходимые инструменты расставил по полочкам, и сам очень доволен остался своей работой.

Дальше дело было за малым. Всё полезное, нужное, хорошее привели Элли и Домовой в порядок, вымыли, почистили, каждой вещи, книге, эмоции, каждой мысли было определено своё место. И порядок в доме, во дворе, в чувствах и мыслях Элли стала регулярно поддерживать. А все советы и рекомендации, как и любовь, Элли больше не раздавала просто так и никому не навязывала, а, используя свои Дары, превратила это всё в яркие краски и своими умелыми руками расписала снаружи свой дом, крышу, все окна и дверь диковинными узорами. Узоры были непростые, а защитные: теперь никакая Буря, явись она хоть с обеими своими сёстрами, да хоть с целым войском себе подобных, не смогла бы проникнуть в дом и причинить вред ни ему, ни его обитателям.

В свободное время Элли и Домовой трудились в мастерской, чиня и налаживая Внутренние установки, переформатируя вредоносные программы в пользоносные и, конечно, создавали всё новые и новые чудесные краски. Чем больше Элли работала руками, тем теплее становились её ладони, тем ярче сиял её внутренний свет, свет её Души, озаряя дом и двор. Очень радовалась Элли, с каждым днём всё явственнее ощущая, что теперь-то она действительно идёт своим путём и на самом деле счастлива. Домовой тоже преобразился, из чумазого и неопрятного лесовичка сделавшись причёсанным, интеллигентным Домовым, настоящим Дворянином, как он сам любил себя величать, потому как теперь отвечал он не только за дом, а и за весь двор.

Вскорости каждый, кто проходил мимо дома Элли, стал останавливаться и любоваться, многие и заходить начали, кто просто искреннее восхищение высказывал такой красотой и порядком, кто цветы дарил, а кто таких чудесных красок и для себя просил. Элли с удовольствием принимала заказы, а позже начала учить всех желающих изготавливать волшебные краски, и всем, кто этого хотел, показывала, как составить узоры для росписи. Для каждого человека Элли находила особенные, добрые слова, и сама поражалась до глубины души, какими великолепными получались узоры у её учеников. Больше не было нужды никому ничего навязывать или доказывать – люди сами с радостью шли за советом и помощью к Элли, а Дары, что получила душа Элли от Творца, продолжали раскрываться и работали во благо девушке и всем, кого она встречала на своём жизненном пути.

Стала распространяться молва о прекрасной доброй Элли, мастерице на все руки, и всё больше людей приходили к ней, кому что подсказать, кому наладить, починить, кому красок или порядка не хватало, и непременно благодарили, и достойную награду приносили. Слова благодарности, тепло людских сердец поднимались в небо, собираясь в облака, и над домом Элли стали идти золотые дожди. Земля впитывала золотые капли, и однажды во дворе пробился родник, настоящий золотой источник. Оказалось, он многие века был замурован, скрыт под толщей земли. А как стала Элли с любовью порядок наводить и жизнь свою ладить, когда начала она следовать по пути своего Предназначения и использовать Дары, то золотой источник набрал силу, и забил, зажурчал, становясь всё сильнее, жизнерадостнее и полноводней.

И с тех пор Элли каждый день благодарила Творца и свою Душу, всё больше раскрывала свои драгоценные Дары и шла уверенно и смело дорогой Предназначения. Многим людям она помогала, таким образом умножая, взращивая, сохраняя и рождая любовь в себе и других. И с улыбкой признавалась, что жизнь её была теперь наполнена подлинным счастьем.

30.11.2022

Дорогами мечты шагая

Сказка о поиске Пути

На мой взгляд, это самая невероятная сказка из всех, что сложились за время обучения в Высшей Школе Сказкотворчества. Путь, в который я отправилась вместе с неожиданным для меня героем, оказался долгим, извилистым, полным препятствий. Однако по мере продвижения вперёд я, как и главный герой, лишь укреплялась в мысли, что все ресурсы, необходимые для достижения цели, у меня есть. Как и помощники, если они нужны, непременно появятся на пути. Сказка эта, даже если читать её по прошествии времени, наполняет невероятной энергией и помогает расправить крылья.

Древние духи, что обитали в самой глухой чаще леса, видели, бывало, сияние, что мелькало между деревьями. То был Феникс. Как и все птицы его племени, он был спокойного нрава, трудолюбив и в то же время полон энтузиазма и стремления к свободе.

Только какая свобода тут, в тёмном дремучем лесу? И коротал свои дни Феникс, опутанный сетями. Коварный Страх постарался, сам пожелал единолично владеть чудесной птицей, думая, что уж тогда все его мечты сбудутся и все его чаянья осуществятся, особенно главная – чтобы люди перестали мечтать. И однажды поймал Страх Феникса, накинул сети прочные и крепкие, да не одну, а тысячи.

Так и жил с тех пор Феникс, порабощённый, ни взлететь, ни крылья расправить, даже голову поднять и то трудно. Только ходить по земле мог, но за пределы тёмного леса выбраться не получалось.

Всё же Феникс помнил, что когда-то он умел летать. Когда-то он горел вдохновением и страстью так ярко, что все любовались его светом и величали его самой прекрасной птицей, приносящей счастье. Ему часто снилось, что он снова на свободе, что опять парит высоко-высоко, и может лететь, куда захочет, и, неся в себе силу и сияние самого Солнца, дарит людям свет, тепло и искры вдохновения, которые сыплются с кончиков его радужных перьев на крыльях и на хвосте. И тогда у людей начинают сбываться их самые светлые, самые смелые и прекрасные мечты…

После таких снов птице Феникс очень хотелось стать самим собой, вновь летать и постигать высоту небес, опять через свои полёты отражать красоты этого огромного мира и показывать всем живущим на земле, что каждый способен воплотить в жизнь свою самую заветную мечту.

И вот однажды, бродя в бесплодных поисках выхода по тёмному лесу, Феникс нашёл старый-престарый сундук, притаившийся в корнях огромного и тоже очень древнего дерева. Сундук был открыт, наверное, потому, что из него уже забрали всё, что могли. Но Феникс всё равно заглянул внутрь.

Сундук оказался действительно пустым, только на самом дне, в углу что-то слабо поблёскивало. Да это же перо Жар-Птицы! Откуда оно здесь?

Удивился Феникс. Однажды, очень давно, ему довелось увидеть Жар-Птицу, и та встреча была поистине незабываемой. Такой яркой, сияющей птицы больше не было на всём белом свете.

– Феникс, Феникс, – вдруг заговорило маленькое Пёрышко и затрепетало, зажглось ярче, словно тонкая свеча. – Ах, как же так! Сидишь один в тёмном лесу, опутанный сетями. А там, в мире, ждут тебя люди, очень ждут твоего света, твоего огня!

– Что же мне делать? – вздохнул Феникс. – Я и сам рад бы выбраться из этого леса, да не взлететь, крылья прочно сетями Страха спутаны, никак освободиться не получается. Сколько уж пытаюсь, сколько ищу выход, а всё напрасно. Сети силы из меня пьют, вырваться из плена не дают.

– Коварен Страх, уж если вцепился в кого, то не отпустит просто так. И эти сети его не простые, а колдовские. Он и Жар-Птицу хотел изловить, чтобы перестала она миру светить. Но только меня, Пёрышко, сумел выдернуть, обжёг свои руки загребущие, да и бросил меня здесь. Но я тебе помогу. Покажу, где Страх спрятал волшебные вещи. Они и помогут тебе выбраться из леса. А дальше путь лежит к Жар-птице, чтоб от сетей тебе освободиться. Только сперва скажи: ты правда этого хочешь?

Подумал Феникс и уверенно кивнул:

– Да, очень хочу. Тут слишком темно и холодно. И я не могу выполнять то, для чего я рождён – воспламенять сердца и души людей любовью к жизни и мечте.

Пёрышко тогда выпорхнуло из сундука и устремилось куда-то в чащу леса. Феникс едва поспевал за ним.

Пришли они к мрачному дворцу, где обитал Страх. Дверей он не запирал и злых псов не держал, потому что уж очень самоуверен был, что здесь, в его вотчине, никто не посмеет нарушить границы его владений.

Беспрепятственно Феникс и Пёрышко через весь дворец пробрались к сокровищнице. А там богатств несметных видимо-невидимо! Награбил их Страх у людей, да всё мало ему, ибо сокровищница его, как огромная пещера.

– Скорее, пока спит хозяин дворца, нужно найти три сокровища, да не простых, и не золотых, а волшебных. Поэтому смотри внимательно, – велело Пёрышко.

Поначалу растерялся Феникс. Как же среди всех этих гор драгоценностей найти именно волшебные вещи, и только три?

– Смотри не глазами, – подсказало Пёрышко. – Смотри своей душой пламенной. Тело твоё и могучие крылья Страх сетями опутал, но душу не сумел поработить. Иначе ты уже и во снах прекратил бы летать, и о свободе забыл бы мечтать.

Слова Пёрышка в самое сердце Феникса проникли, как живая вода. Встрепенулся он, вдохнул воздух полной грудью и закрыл глаза. Засветилась душа его, яркая душа Феникса, и по зову души ноги сами подвели к одному из сундуков. А на сундуке рубашка лежала, на вид простая, из грубой ткани, только со скромной вышивкой красными нитями по горловине. Поэтому Страх и бросил её смятую, пренебрёг, решив, что никакой ценности в ней нет.

– Это волшебная рубашка. Она душу твою чистую сбережёт, огонь сохранит, не солжёт, – объяснило Пёрышко.

Кивнул Феникс, клювом подцепил рубашку и просунул голову в горловину.

Следующим волшебным предметом, который откликнулся на зов пламенной души Феникса, оказался невзрачный, кое-где уже побитый молью ковёр. Ай да жадина Страх, неужели настолько алчен, что не брезгует и такие ненужные вещи похищать?

– Это волшебный ковёр-самолёт, – ответило Пёрышко.

«Зачем же мне, птице, ковёр-самолёт?» – подумал Феникс.

– Он тебе крылья даст, взамен твоих, пока сам летать не научишься. Скорее, ищи третью вещь волшебную, пока Страх не проснулся!

Ох, и непросто было среди груд золота и каменьев самоцветных отыскать неприметную деревянную палочку, гладко отполированную, с резьбой незатейливой на рукояти. Тоже волшебная?

– Это – Палочка-выручалочка, – сказало Пёрышко. – Она всегда совет добрый даст, из беды выручит. Повезло тебе, что именно эти вещи нашлись. Помогут они тебе, ведь дорога ждёт дальняя. А теперь прощай. Дальше сам себя выручай.

Вспыхнуло Пёрышко ярким пламенем – и тотчас исчезло, будто его и не было. Лишь в воздухе остался очень лёгкий, неуловимый аромат, и Феникс двинулся по нему, как по невидимой ниточке, которая и вывела из недр дворца.

Вокруг был лес, куда дальше направиться, неизвестно.

– Садись на меня, птица Феникс, – вдруг сказал ковёр-самолёт. – У Страха глаза велики да ноги быстры. Но меня ему не догнать. Не смотри, что я выгляжу худо, в царстве тьмы я таким и буду, а как выберемся на свет, я тотчас поменяю свой цвет.

Сел Феникс на ковёр, и полетели они быстро, быстрее ветра. Деревья стали ветви тянуть, остановить пытались беглецов, да не тут-то было: ковёр ловко петлял между веток, уворачивался от ловушек, и вскоре забрезжил вдалеке тусклый свет, и показалась опушка.

С облегчением вздохнул Феникс, когда ковёр-самолёт приземлился уже далеко за окраиной тёмного леса. Выбрались! Но дальше куда путь держать?

– Птица Феникс, погляди, чудо-камень впереди, – подсказал ковёр.

И правда, лежал неподалёку огромный серый валун, поросший изумрудным мхом. Едва только Феникс приблизился к камню, как тот заговорил гулким, раскатистым басом:

– Куда идёшь, спешишь, от кого бежишь?

– Сбежал я от Страха, из его тёмного леса, – ответил Феникс. – Куда дальше идти, не ведаю. Мне бы сети снять, чтобы вновь летать. А чтоб освободиться, мне нужно встретиться с Жар-Птицей.

– Чтобы дальше идти, пред тобой три пути. Один из них способен обмануть, да и с него не так легко свернуть, второй хоть ярок, но тернист и труден, давно уж там не ходят люди. А третий путь и лёгок, и широк, да не забудь, придумай небылицу, и решето воды возьми с собою впрок.

Подумал Феникс, подумал, да и выбрал третий путь. И ковру легче лететь будет, и светла там дорога была, в отличие от первых двух.

– Нет, птица Феникс, не ходи этой дорогой, – вдруг подала голос Палочка-выручалочка, которая лежала в волшебной рубашке, в нагрудном кармашке. – Не ходи, не ходи, ждёт опасность впереди.

Покачал головой Феникс и всё же пошёл по выбранной дороге. Никогда прежде он решений своих не менял, и сейчас не станет. А до Жар-Птицы добраться надо.

Едва ступили они с ковром на ту дорогу широкую и светлую, так и радостно сделалось на душе. Травы перед ними расступаются, цветы улыбаются, а пахнут так, что голова кругом идёт. Ковёр-самолёт отряхнулся, встрепенулся, стал, как новенький, яркий, красивый, с позолоченой бахромой!

– Ох, как я хорош, как хорош, и цена мне не медный грош, – стал вдруг хвастаться ковёр-самолёт. – Я райская птица, мне нужно петь и веселиться. Я тут полетаю, поищу свою стаю.

– Стаю? – удивлённо пробормотал Феникс. Что-то не то произошло с ковром-самолётом, стал носиться он туда и сюда, а дальше следовать ни в какую не хотел.

Ничего не поделаешь, побрёл Феникс дальше один, только Палочка-выручалочка при нём и рубашка волшебная.

Идёт птица Феникс, ступает, чудо-цветы перед ним расцветают, играют бровками, качают головками. И цветов этих вокруг видимо-невидимо.

– Помогите, помогите! – вдруг послышался чей-то крик. Глядь, а на одном ярком цветке бабочка сидит, и отчаянно крылышками бьёт, а улететь не может.

Подошёл Феникс и увидел, что цветочек распахнул роточек, да не роточек там, а пасть зубастая, того и гляди, бабочку заграбастает!

– Держись, Бабочка, за мою Палочку-выручалочку, – и спас добрый Феникс Бабочку от хищного цветка.

– Спасибо, птица Феникс, – пропела Бабочка, – ах, как твой свет прекрасен! Но путь впереди опасен. Возьми немного волшебной пыльцы моей, то, что невидимо, с нею всегда видней.

И насыпала Бабочка пыльцы в правый рукав рубашки волшебной, всё равно он пустой болтался.

Поблагодарил Феникс Бабочку, немного удивился, что та его свет разглядеть смогла, и двинулся дальше. Долго ли, коротко ли шёл, а привела дорога к реке. Река широкая и глубокая, как быть, ковра-самолёта нет, как реку переплыть?

И тут вспомнил Феникс про напутствие камня, что воды нужно с собой набрать, да вот беда – некуда, нет никакой посуды, и никакого сосуда.

– А рубашка волшебная тебе для чего? – подсказала Палочка-выручалочка. – Рукав левый в речку опусти, он сам воды зачерпнёт. Только сначала попроси у Реченьки разрешения её воды набрать.

– Река-реченька, путь мой лежит далече, – обратился Феникс к реке. – Позволь тебе поклониться, набрать твоей чистой водицы.

– Давно не чиста моя голубая вода, – молвила Реченька. – Помоги мне, птица Феникс, уж не знаю, как быть. Помоги мою воду от грязи болотной отмыть.

Ну и дела! Никогда не слышал Феникс о таком прежде, что воду можно мыть. Что там камень советовал? Придумать небылицу? Раньше он такое умел, почему не попробовать.

– Как-то раз дикобраз коз-стрекоз на дубе пас, – начал рассказывать Феникс и, окунув левый рукав в реку, медленно побрёл вдоль берега. Вода в реке от его слов стала рябью покрываться, будто дрожа от смеха. – Стриг он сено с коз-стрекоз, лил его на сеновоз. А потом с речным котом шил из глины мокрый дом. Шил его глазами, латал зубами, пилил языком, месил босиком. Вышел дом ни левым, ни правым, на славу всей дубраве.

Чем дальше рассказывал Феникс небылицу, тем сильнее волновалась и дрожала вода в реке, появились волны, начали пениться. И вдруг вся река вздыбилась, и три мощные волны выбросили на берег трёх жуков-грязевиков, одного за другим.

– Так это они вредили, чистую воду в реке мутили, – сказала Палочка-выручалочка.

– Как же их наказать, чтобы впредь не творили зла? – спросил Феникс.

– Дай мне их коснуться, тогда они проснутся, станут из вредителей целителями, губками-цедителями.

Сказано – сделано. Как только волшебная Палочка-выручалочка коснулась всех трёх жуков-грязевиков, тотчас они превратились в губок-цедителей и вернулись в речку уже благо ей нести, воды её очищать.

– Спасибо, чудесная птица Феникс, – поблагодарила Реченька. – Как прекрасен твой свет! Возьми в дорогу мою водицу, теперь она чиста, и вместе с нею дарю я тебе волшебное слово, и слово то – Чистота.

Поблагодарил Феникс Реченьку, набрал воды в левый рукав рубашки волшебной и двинулся дальше, пропустила его река. И привела дорога к избушке, а на пороге сидит старушка. Сидит и вздыхает, чёрствую хлеба краюшку ломает и бросает крошки прямо на дорожку.

– Здравствуй, бабушка, – поклонился старушке Феникс, – подскажи, где мне Жар-птицу найти, долго ль ещё мне идти?

– Нету здесь никакой Жар-птицы, это всё сущие небылицы, – вздохнула Старушка. – Это край земли, дальше нет пути. Здесь трава не растёт, маков цвет не цветёт, нет ни росточка, ни колосочка, ни еды, ни воды. Зачем ты явился сюда, чудесная птица Феникс, если даже и ты не сумеешь дать надежду? Вон, без крыльев живёшь, век свой серый коротаешь, таким и помрёшь, счастья не узнаешь.

Пригорюнился Феникс, правду ведь говорила Старушка. Такую длинную дорогу он прошёл, а Жар-птицу до сих пор не нашёл, и от сетей не смог освободиться. Быть может, нет в помине никакой Жар-птицы?

– Не слушай её, не слушай, – зашептала Палочка-выручалочка, – это Бабушка-Тоска, льёт отраву в уши. Светлый ум твой коли дашь ты ей одурманить, то и сгинешь навсегда в отравленном тумане.

И вспомнил Феникс, как попался во власть ядовитого аромата цветов ковёр-самолёт, какой вред нанесли Реченьке жуки-грязевики. Кто запахом тех цветов дышал и воду грязную из Реченьки пил, тот сам себя на этой дороге и погубил. И дорога эта не та, что ему нужна, привела она не к Жар-птице, а во владения Бабушки-Тоски.

– Страх твоё тело сетями опутал, Тоска разум заморочила, но душу твою пламенную им не пленить никогда, – напомнила Палочка-выручалочка. – Вспомни, Феникс, кто ты есть, вспомни, куда и для чего пустился в этот путь, яви свою суть, суть огня и очищения, волшебство перерождения. У тебя навсегда есть слово заветное – Чистота.

«Чистота!» – чей-то голос, чистый и звонкий, разнёсся в уме птицы Феникса. Это волшебное слово Чистота стало, как колокольный звон, волнами расходиться во все стороны, и звон этот очищал разум Феникса и распространялся далеко за его пределами, очищая всё вокруг, разгоняя отравленный туман.

– Чистота! – воскликнул Феникс и вдохнул полной грудью.

Задрожала от досады Бабушка-Тоска, помутнела, побледнела, погрозила прозрачным кулаком, да и растворилась, испарилась, как роса на солнце.

А Феникс обратно пошёл, нужно было вернуться к камню, чтобы верный путь найти. Проходил мимо Реченьки и поклонился ей ещё раз, поблагодарил за то, что помогла Тоску победить.

Добрался до цветочного луга, глядит – а ковёр-самолёт так и носится до сих пор над цветами, парит без всякой цели.

Взмахнул Феникс левым рукавом волшебной рубашки, полетели оттуда брызги чистой воды, разлетелись по всему лугу, щедро смочили ковёр-самолёт и все цветы, в землю впиталась чистая вода.

– Ох, и долго я спал, в чулане лежал, – встрепенулся, потянулся ковёр-самолёт, подлетел к Фениксу. – Спасибо, чудесная птица Феникс! Полетели, нам ещё Жар-птицу отыскать нужно!

А цветы от чистой воды исцелились, очистились от яда и стали благоухать ароматом вдохновения, и всем путникам с той поры дарили надежду и сил прибавляли.

Долго ли, коротко ли, привела дорога обратно к путеводному камню. Тот стоит, усмехается:

– Молодец, Феникс! Бабушка-Тоска уж сколько людей погубила, цветы отравила, Реченьку загрязнила. А ты Тоску победил, Страх его верной помощницы лишил. До цели тебе чуть-чуть, выбирай теперь правильный путь. Доберись до своей мечты, разбудить её можешь лишь ты!

Поклонился Феникс камню и на ковре-самолёте полетел по второй тропе, яркой, но тернистой, давно не хоженой.

Вырос, как из-под земли, лес тёмный, густой, непролазный и бесконечный. Ковёр не сумел сквозь ветки колючие протиснуться, и пришлось опять идти Фениксу пешком. Шёл он, шёл и выбрался на опушку. А там, на пригорке, стоит Печка. Ни дома поблизости, ни забора, странное место.

– Здравствуй, Печка, – поклонился Феникс, – подскажи, куда мне идти, где мне Жар-птицу найти?

– Дорога туда далека, – молвила Печка. – Ветер мимо пролетал, да мне нашептал, что Жар-птица высоко в горах, в пещере томится. Враг невидимый и неведомый её к себе заманил. Вырваться оттуда нет у неё сил.

Выходит, Жар-птица в беде, и ей тоже нужна помощь. Ещё больше преисполнился Феникс решимости найти её и спасти, ведь только она могла избавить его от пут Страха.

– Помоги мне, чудесная птица Феникс, – вдруг попросила Печка. – Нет огня у меня, невидимый враг погасил мой очаг, не могу ни пироги печь, ни лес оберегать.

Феникс растерялся, ведь у него тоже огня не было, но решил подсобить Печке. Насобирал хвороста, вместе с ковром наломали сухих веток, сложили в Печку. А как поджечь-то, чем?

Вспомнил Феникс про свою пламенную душу, про то, что он сам когда-то был рождён из огня. Неужели не сумеет высечь пару искорок?

Залез Феникс прямо в Печку, темно там, холодно, только шум ветра где-то в трубе слышен.

– Душа моя пламенная, – тихо прошептал Феникс, – услышь меня, помоги, дай огня. Нужно хворост подпалить, чтобы Печку растопить.

Ничего не происходило, только по-прежнему ветер тихо шумел в непроглядной тьме. Феникс закрыл глаза, вспоминая, как он раньше летал, высоко-высоко, как парил свободно на могучих ярких крыльях, и свет его был так ярок, что люди им любовались, и мечты у людей сбывались.