Текст книги "Короткий долгий путь к себе. Сказки моих учениц"

От этих счастливых воспоминаний вспыхнула душа Феникса таким ярким огнём, что воспламенила и дрова, и самого Феникса. Затрещал хворост, огонь такой сильный разгорелся, что аж из трубы снопы искр выскакивали! Объяло пламя Феникса, но не сгорал он, ведь сам был птицей, рождённой в огне, да и рубашка волшебная защищала его.

Поэтому целый и невредимый вылез Феникс из Печки. А уж Печка разгорелась, разрумянилась, нагрелась и даже пироги успела напечь.

– Спасибо тебе, чудесная птица Феникс, – поблагодарила Печка, – спасибо за твой волшебный огонь! Подкрепись на дорожку пирожком моим. А за то, что меня в беде не бросил, вот тебе в попутчики горячий Уголёк, мой самый младшенький сынок.

– Отныне верный я твой друг, сожгу любой порочный круг! – пропищал Уголёк.

Отведал Феникс пирожка, поблагодарил добрую Печку, сел снова на ковёр-самолёт. А малыш-Уголёк вперёд покатился, и лес дремучий перед ним расступился. Так из лесу и выбрались все вместе. И где-то на горизонте уже и гора видна, где Жар-птица в пещере томится.

Глядят, а впереди – река широкая, и не одна, а целый хоровод-водоворот. Воды мутные, бурные, и волны такие огромные да сильные, что камни с пути своего сносят, деревья с корнями вырывают, ими, как палочками, играют.

– Сумеем их преодолеть, я высоко могу лететь, – заверил друзей ковёр-самолёт.

И решил Феникс рискнуть. Взмыл ковёр-самолёт высоко-высоко, выше облаков, и так смог перелететь через реки широкие и бурные.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Реки с водоворотами позади остались, а впереди одна за другой пропасти бездонные простирались.

– Так долго и высоко я летал, устал, устал, – вдруг пожаловался ковёр-самолёт и лёг прямо на камни, распластался, словно ветхая тряпочка.

– Что это с ним? – удивился Феникс.

– Мы в царстве врага невидимого и неведомого, – подсказала Палочка-выручалочка. – Ковёр-самолёт под чары попал и без сил упал. Теперь без него все эти пропасти преодолеть придётся.

Заглянул Феникс в пропасть – черно там и страшно, ох, как страшно, потому что неизвестно, что там обитает и есть ли дно.

– Одному страшно, а если мы пойдём вдвоём, то истину с тобой найдём, – заверил Уголёк. – Ну, что, прыгаем?

Феникс хоть и был птица, но прыгнуть без помощи крыльев – разве не значит разбиться?

И тут вспомнил он, как поджёг хворост в печи, и сам загорелся, но не погиб. Снова воззвал Феникс к своей пламенной душе, загорелась она ярко от его счастливых воспоминаний, от его чистой мечты и желания светить, и Феникс прыгнул в пропасть, пылая, словно огненный шар, чёрную тьму вокруг разгоняя.

Тут на помощь пришла волшебная рубашка: расправила она рукава, как два крыла, их развела, и Феникс плавно на дно пропасти опустился, и не разбился.

Уголёк приземлился рядом, загорелся ярче и воскликнул:

– Гляди, какая красота!

Оказалось, что дно бездонной пропасти было устлано самоцветами и золотыми монетами, и сверкали они, переливались всеми цветами радуги в лучах сияния, что до сих пор исходило от Феникса.

– Сокровища под ногами, а мы под горами, – напомнила Палочка-выручалочка. – Жар-птица в пещере высоко в горах томится, до цели рукой подать, не время сейчас самоцветы считать.

Подпрыгнул в знак согласия Уголёк и вдруг как запищит:

– Смотри, Феникс, там лестница!

И правда, виднелись неподалёку каменные ступени, прорубленные прямо в скалах, и вели они куда-то вверх. Уголёк покатился вперёд, за ним Феникс поспешил. Медлить нельзя, до цели уже совсем близко, скоро спасена будет чудесная птица Жар-птица!

Преодолев много каменных ступеней, оказались путники на вершине горы, да вот незадача – никакой пещеры там нет. Лишь голые скалы да кручи, что остриями упираются в тучи.

Уголёк вдруг как разбежится, да прямо о скалу как ударится! Испугался было Феникс, но смотрит – а скалы нет, исчезла.

– Уголёк, чудесный друг, сжёг он первый заколдованный круг, – пояснила Палочка-выручалочка.

Чары сжёг Уголёк, и теперь видна стала пещера, и вход в неё, мрачный да тёмный. Однако, оказавшись в пещере, Феникс опять был сбит с толку. Пещера была совершенно пуста. А где же Жар-птица, что тут в заточеньи томится?

– Враг наш не только неведомый, но и невидимый, много ловушек нам выдумал, – дала совет Палочка-выручалочка. – Вспомни, что есть у тебя подарок от Бабочки. Немного её волшебной пыльцы развей, то, что невидимо, с нею всегда видней.

Так и сделал Феникс, тряхнул он правым рукавом волшебной рубашки, где хранилась волшебная пыльца. Рассыпалась искрящаяся невесомая пыльца вокруг, по всей пещере, и вдруг сначала очертания проявились, а потом предстала перед путниками во всей красе Жар-птица. Да вот беда – вся она опутана тонкими золотыми цепями, и глаза закрыты.

– Спит она так крепко, что уже не дышит, ни мольбы, ни криков больше не услышит, – протянул голос откуда-то из мрака пещеры.

Вышла навстречу Фениксу девица нечёсаная, ухмыляется да потягивается, платье на ней всё в пятнах и заплатах.

– Так вот кто этот враг неведомый, – прошептала Палочка-выручалочка. – Это же Лень! В один присест она съедает хоть целый день, хоть сотню лет.

– А вы как раз поспели на обед, – ухмыльнулась Лень и поманила Феникса пальцем. – От братца моего Страха ты убежал, Бабушку-Тоску перехитрил да развеял. Но от меня не уйти. Вот и конец твоего пути. Были вы Феникс да Жар-птица, а нынче, как мелкие синицы. Проглочу и не замечу!

Как разинет Лень свою пасть, а зубов там – в пять рядов!

Уголёк бесстрашно ей навстречу бросился да и вышиб первый ряд зубищ.

Взвыла Лень, отбросила от себя Уголька и кинулась на Феникса.

Феникс не чувствовал страха, он знал, что не просто так проделал весь этот долгий путь. Он должен спасти прекрасную Жар-птицу! Как людям без неё жить, как любовь на земле хранить? Запылала пламенная душа Феникса, и смело выступил он вперёд.

Тут снова пришла на помощь волшебная рубашка. Взметнулся правый рукав, да и выбил второй ряд зубов у Лени. А следом и левый рукав подоспел, и третьего ряда как не бывало. Лень завопила от злости не своим голосом и впилась зубами острыми в шею птице Фениксу. Но и тут защитила его рубашка волшебная: воротник вышитый засиял, огнём запылал и срезал подчистую четвёртый ряд зубов у Лени.

Ох, и разъярилась Лень, так разъярилась, что в дракона превратилась! Изрыгнул дракон пламя жаркое, испепеляющее, да только нипочём оно Фениксу.

– Я в огне рождён, я огнём крещён, – воскликнул Феникс, гордо подняв голову, – это силы моей источник! Я от Страха сбежал, Тоску развеял, со мной мои друзья-помощники, одолею и тебя, коварная Лень, и спасу Жар-птицу!

Заревела Лень-Дракон и схватила Феникса за грудь, и зубами стала терзать, рвать и глодать, пытаясь до сердца достать. Да так старалась, что разорвала своими зубищами все сети, которые опутывали Феникса.

Вырвалась сила птицы Феникса на волю, и загорелся он, распростёр могучие крылья, запылала душа его, пламя такое мощное было, что всю пещеру заполонило.

И сгорела Лень-Дракон, сгорела в пепел, лишь серая горстка от неё осталась, с землёй смешалась. А на том месте выросла прекрасная роза.

Сгорели и цепи золотые, которыми Лень Жар-птицу усыпила.

Упала Жар-птица на пол, лежит бездыханная. Подошёл к ней Феникс, весь пламенем объятый, крылья распахнул, ими Жар-птицу обернул, осторожно обнял и с земли поднял.

– Ты проснись, пробудись, прекрасная Жар-птица! Все люди на планете ждут твоего света! Проснись, мечта, оживи, миру пламя своё яви!

Пламя Феникса перекинулось на Жар-птицу, влилось ей в сердце. Тепло этого пламени разбудило её душу, и сама Жар-птица тотчас проснулась, и по сторонам с удивлением оглянулась.

– Здравствуй, чудесная птица Феникс! – улыбнулась Жар-птица. – Я видела тебя во снах, я знала, что ты придёшь и меня спасёшь!

– Здравствуй, прекрасная Жар-птица! – улыбнулся и Феникс в ответ. – Это ты меня спасла, мечта быть свободным к тебе привела. Смог я Страх, Тоску и Лень одолеть, и теперь я свободен мечтою гореть, и лететь выше звёзд, полетели со мной!

– Вслед за Солнцем, с любовью и яркой мечтой! – Жар-птица согласно кивнула и блестящими крыльями взмахнула.

И две чудесные птицы, Феникс и Жар-птица, полетели вместе, взяв с собой дружка-Уголька, и ковёр-самолёт захватили. И всех помощников волшебных благодарили.

Пролетали над водоворотами-хороводами, бросили им с перьев искры счастья, и бурные реки сделались живописными водопадами.

Пронеслись над лесом тёмным, домой Уголька доставили, помахали крыльями Печке, и искорки вдохновения, попадая на деревья, раскрасили мрачный лес во все цвета радуги, и сделался он Лесом Плодородия, красивейшим из лесов.

Промчались Феникс и Жар-птица над Реченькой и ей тоже искорок счастья оставили. Реченька теперь текла и золотой песок несла.

Когда над камнем путеводным пролетали, оставили ему на сбережение ковёр-самолёт, рубашку волшебную да Палочку-выручалочку, чтобы каждый путник, выбрав одну из дорог, волшебную вещь взять в помощники мог.

А когда летели они над дворцом Страха, над его тёмным лесом, три раза взмахнули крылами, и Страху пришлось распрощаться с его мечтами. Рухнул его дворец, поредел тёмный лес, и все мечты, что Страх у людей украл, вернулись к их владельцам. Сморщился Страх, уменьшился, и блохой обернулся.

Феникс и Жар-птица всё летели и летели по небу, высоко-высоко, и несли свой яркий свет по всему миру. И искры счастья, вдохновения, любви к жизни разлетались по планете, и начали сбываться мечты у многих людей.

С тех самых пор чудесная птица Феникс летает вместе с Жар-птицей в паре, искры радости и вдохновения распространяет, новые мечты зажигает. И весело им вдвоём, тепло и солнечно, потому что благо они приносят людям, потому что живут свободными и своим волшебным светом дают силу осуществляться самым прекрасным, самым смелым и светлым мечтам.

05.12.2022

Как Нелюдимка свой голос обрела

Сказка о поиске попутчика

Долго, долго рождалась эта сказка. Но как только удалось подобрать метафору, завертелась история, и сам ход повествования даже меня не раз удивил. И снова сказка, как старый добрый друг, что знает меня лучше всех, очень деликатно, словами мудрого Кузнеца указала мне на «корень зол», обозначила то слепое пятно, которого я не замечала и не осознавала. Да, сказка умеет и такое.

В одном большом-пребольшом лесу жила-была ворона, и звали её Нелюдимка. Нелюдимка с самого детства была не похожа на своих братьев и сестёр. Была она не как все ворОны, не чёрная, а белая, и нраву кроткого, тихая и трудолюбивая, а голос у неё был звонкий да тонкий. Ещё была у маленькой Нелюдимки очень странная мечта: научиться петь, как соловей. Услышала она это пение однажды и так была очарована, что и сама захотела так же петь, о чём и объявила родне.

– Вот глупости так глупости, – ворчали все как один многочисленные родственники Нелюдимки. – Где это видано, чтобы ворона о песнях мечтала? Ты посмотри на себя: мало того, что ты и так белая, ненормальная, так ещё соловьём заливаться мечтаешь. Не бывать этому никогда!

– Но почему? – робко спрашивала Нелюдимка.

– Да потому, что ты ворона, – однажды пояснил дедушка Ворон. – А вороны каркают, но не поют.

– Но я же белая ворона, – с надеждой поглядела на дедушку Нелюдимка. – Вдруг, раз я не такая, как все, я смогу научиться петь?

– И не мечтай, – строго отрезал дедушка Ворон, хотя он и был очень терпелив и мудр. – Вороне соловьём не стать, никогда, и неважно, какого она цвета, она останется вороной. Твоё дело каркать, как и вся твоя родня. И вообще, это очень, очень тяжело, Нелюдимка, быть не такой, как все. Уж лучше не выделяться и не высовываться. А ты ещё и со столь глупой мечтой выставляешь полным посмешищем не только себя, но и всю свою семью. Подумай об этом как следует. И я бы тебе советовал каждый день, каждый божий день валяться в саже. Раз уж ты чёрной не уродилась, то хотя бы делай вид, что ты чёрная, как и все прочие приличные вороны. Поняла?

– Поняла, – вздохнула грустно Нелюдимка.

Конечно, ей пришлось после этого разговора идти и как следует вываляться в саже. Хватало такой маскировки на пару дней или до первого дождя. Часто Нелюдимке приходилось купаться и в грязи, чтобы перестать быть белой. Выглядела она потом нелепой и неаккуратной, и всё равно была не похожа на своих родных, как ни старалась.

Грустно было Нелюдимке, не по себе. Косо на неё смотрели в семье, посмеивались над её глупой мечтой. И от этого становилась Нелюдимка всё более замкнутой, подолгу сидела одна, в стороне от шумных и весёлых компаний своих сородичей.

Время шло, вскоре мечта петь и самой Нелюдимке стала казаться нелепой и несбыточной, но и каркать она как следует не научилась, а потом и вовсе перестала это делать, голос у неё был тихий и невыразительный. Из-за этого родные больно клевали Нелюдимку, отгоняли от общего пиршества, и пришлось белой вороне переселиться на край леса, чтобы никому не мешать и никого не раздражать своей неправильной внешностью и замкнутостью. Там она летала, много и часто, и научилась отменно летать при любой погоде. А ещё языки разных птиц, зверей и растений выучила.

Как-то раз сидела Нелюдимка на ветке старого дуба. День был солнечный и тёплый, и было слышно, как где-то в чаще поёт соловей. Нахохлилась Нелюдимка, горестно вздохнула. Эх, никогда ей не петь так, никогда ей вообще не петь, потому что воронам только каркать положено. А она, увы, уже и каркать как следует не может.

– Что вздыхаешь, белая ворона? – прошумел вдруг старый Дуб. – Али не по нраву тебе моё гостеприимство?

– Что ты, что ты, дядюшка Дуб, – встрепенулась Нелюдимка. – Я очень тебе благодарна. А вздыхаю я потому, что я ворона, а мне петь хочется. Позором я стала для своей семьи из-за этой глупой мечты.

– Отчего же она глупая? – поразмыслив, ответил Дуб. – Я, конечно, сам петь не мастер, однако ты слетай за советом к маэстро Соловушке. Он тебе точно подскажет, как быть.

Не поверила Нелюдимка своим ушам. Весь день и всю ночь покоя она себе не находила, а рано поутру всё же решилась и полетела в чащу леса, где жил и собирал овации маэстро Соловушка.

Он с раннего утра уже сидел в своём сером кафтане на самой высокой ветке и упражнялся, выпуская одну заливистую трель за другой.

Заслушалась Нелюдимка, и стыдно ей сделалось. Ну куда ей до такого изящного мастерства? Как до Луны, не дотянуться никогда. И всё же она робко подлетела поближе и от чистого сердца зааплодировала.

– Спасибо, спасибо, – маэстро Соловушка раскланялся, хотя было раннее утро и, кроме Нелюдимки, других слушателей пока не было. – Моё пение весьма хорошо, не так ли?

– Так, совершенно так, – закивала Нелюдимка. – Ах, маэстро, если б Вы могли и меня научить так же великолепно петь!

– Тебя? – Соловушка с сомнением покосился на Нелюдимку. – Ты же ворона. Вороны только каркать умеют. Вот когда каркать перестанешь, тогда и прилетай, посмотрим, смогу ли я тебе помочь.

– Маэстро, так я не каркаю, уже много лет не каркаю.

Соловушка уставился на Нелюдимку с большим удивлением.

– Как это – не каркаешь? Все вороны должны каркать. Погоди, а ты вообще ворона?

– Ворона, только вот с самого рождения я белая, – со вздохом пояснила Нелюдимка.

– Вот оно что, – маэстро задумался. – То, что ты белая, это не беда. А вот то, что ты каркать не умеешь, нехорошо. У каждой птахи свой голос должен быть. Понимаешь? И как я могу тебя петь научить, если ты даже по-своему, по-вороньи, каркать не можешь?

Пригорюнилась Нелюдимка, что теперь делать?

– Не тужи, знаю я, как помочь тебе обрести свой голос и сделать его сильным и красивым. Живёт в соседнем лесу фея Радуга, она-то точно подскажет, что делать. Лети за Тучкой, Тучка тебя проводит.

Поблагодарила Нелюдимка Соловушку и полетела следом за Тучкой в соседний лес.

– Ну и неаккуратная ты, – фыркнула Тучка, – грязная, серая и скучная. Негоже в таком виде перед феей Радугой показываться. Давай я тебя хоть дождиком полью, чтобы эту серость смыть.

Согласилась Нелюдимка, ей и самой стало вдруг неловко от того, что она так скучно выглядит. Полила её Тучка дождём, а дождь холодный и колючий, но из вежливости ничего не сказала Нелюдимка, только «спасибо» тихонечко каркнула.

– Всегда пожалуйста, – деловито подбоченилась Тучка. – Фея Радуга очень любит чистоту и красоту, уж мне ли не знать. Да вот мы и прилетели, смотри, вон её дворец. И не забудь как следует вытереть у порога свои грязные лапы.

Кивнула Нелюдимка и плавно спикировала ко дворцу феи. У порога, по наставлению Тучки, тщательно вытерла лапки и робко постучала клювом в дверь.

Дверь распахнулась, и сама фея Радуга встретила гостью.

– Здравствуй, белая ворона, – доброжелательно улыбнулась фея. – Как тебя зовут, и с чем ты ко мне пожаловала?

– Здравствуйте, фея Радуга, – вежливо поклонилась Нелюдимка. – Имя моё Нелюдимка, я из соседнего леса. Маэстро Соловушка посоветовал к Вам обратиться. Я ведь петь с детства мечтала, да только родня моя и друзья сказали, что это всё глупости, что никогда мне не петь, потому что вороны петь не умеют. Каркали на меня, каркали, да так громко, что мне сделалось стыдно за то, что я позорю семью.

– Так стыдно, что ты и петь не научилась, но и каркать со временем перестала, верно? – понимающе уточнила фея Радуга.

– Верно, – понурилась Нелюдимка.

– Непростой у тебя случай. И всё же, помочь тебе можно. Нужно тебе свой собственный голос обрести, чтобы он сильный стал и красивый. Тогда тебе не будет нужды петь, как соловей, или звучать, как дрозд.

– Но тогда я буду просто каркать, как все ворОны, – пригорюнилась Нелюдимка.

– У каждой птахи должен быть свой голос, Нелюдимка, – фея Радуга мягко погладила птицу по голове. – Да, вороны каркают, однако даже их голоса все звучат по-разному, двух одинаковых нет. К тому же, ворона – это особенная птица. У неё нет певческого голоса, но взамен даны другие таланты. Знала ли ты об этом?

– Нет, не знала, – удивилась Нелюдимка.

– Самое время узнать. Но для этого придётся тебе в путь долгий отправиться. Готова ли ты к путешествию?

– Да, да, я готова, – Нелюдимка захлопала крыльями.

– Что ж, тогда слушай внимательно. Тебе нужно полететь за тридевять земель, в тридевятое царство, в тридесятое государство. Там Заповедный лес, и живёт там справедливый Кузнец. Он может выковать всё, что у него попросят – удачу, волю, характер, даже голос. Найди того Кузнеца, а уж дальше будешь его наставлениям следовать. В добрый путь, Нелюдимка!

Попрощалась Нелюдимка с феей Радугой и полетела. Летит, летит, а вдруг сообразила, что и не знает, где оно, это тридевятое царство. Как туда добраться, как попасть?

Тут увидела Нелюдимка, что мимо Ветер несётся.

– Брат Ветер, помоги, подскажи, где мне тридевятое царство, тридесятое государство искать, – закричала она, ведь знала язык всех стихий.

Но Ветер не услышал. И тогда пришлось каркнуть Нелюдимке, один раз, и второй, а поскольку Ветер всё ещё не слышал её, то каркнула она и в третий раз, да так громко и раскатисто, что аж сама диву далась!

Ветер тотчас притормозил и воскликнул:

– Ого, какой голос! Я уж было решил, что это Перун громыхает. А это всего-то малая птаха меня окликает. И чего тебе надобно?

– Брат Ветер, прошу тебя, подскажи, как мне попасть в тридевятое царство, тридесятое государство, – попросила Нелюдимка.

– Что ж, я как раз туда и лечу. Садись мне на спину, только крепче держись, с ветерком прокачу!

Едва только Нелюдимка устроилась у Ветра на спине, помчался он дальше, всё быстрее и быстрее. И очень скоро оказались они в тридевятом царстве, тридесятом государстве.

– Прибыли, птаха, – сказал Ветер, опускаясь к земле. – Только учти, тридевятое царство, оно большое. Тебе куда именно нужно?

– Спасибо, брат Ветер. Мне нужно найти Заповедный лес, там живёт справедливый Кузнец, который всё, что угодно, выковать может. Знаешь ли, как его отыскать?

– Конечно, знаю, это брат мой названный. Я ему в кузне часто помогаю, меха раздуваю. Что ж, пойдём вместе к нему. Как хоть звать тебя?

– Нелюдимка.

– Странное имя для белой птицы, ну да ладно, какое есть. Только ты учти: Кузнец сам без дела не сидит и тех, кто трудиться не хочет, тоже не жалует.

Кивнула Нелюдимка, она ведь не боялась работы. И вместе с Ветром отправились они в Заповедный лес.

Дом Кузнеца был виден издалека. Крепкое деревянное строение в два этажа, а сама кузня рядом, и именно там, как пояснил Ветер, Кузнец и проводил большую часть своего времени. Поэтому первым делом туда и нужно было идти.

Постучал Ветер в дверь, да сразу и отворил её, ведь здесь он был частым гостем, и не просто гостем, а верным помощником и другом.

– Здравствуй, брат Кузнец, – Ветер подлетел к Кузнецу, который как раз ковал что-то на своей наковальне. – Вижу, работа у тебя спорится.

– Здравствуй, здравствуй, брат Ветер, – молвил в ответ Кузнец, ловко стуча молотом да искры яркие высекая. – Где летал, что видал?

– Летал над заморскими лесами, гостинцев тебе принёс, – Ветер вытащил из-под полы своего длинного кафтана несколько книжек и показал Кузнецу. Тот кивнул. – А ещё встретил я белую ворону, которая искала путь в Заповедный лес, чтобы к тебе, брат, попасть. Вот я её и доставил, одну в беде не оставил.

Кузнец сосредоточенно ещё пару раз ударил молотом по заготовке, опустил её в бочку с водой и только потом поглядел на ворону.

От его прямого взгляда Нелюдимка вся сжалась. Вдруг её снова начнут ругать да попрекать?

– Ну, здравствуй, белая ворона, – сказал Кузнец. – Как имя твоё, и зачем ко мне пожаловала?

– Здравствуй, справедливый Кузнец, – негромко ответила ворона. – Зовут меня Нелюдимка, я с детства не такая, как все мои родичи. Петь мечтала, а в итоге даже каркать не научилась как следует. И фея Радуга посоветовала мне к тебе обратиться за помощью, за советом. Говорят, ты всё, что угодно, выковать можешь.

– Могу, – Кузнец снова невозмутимо принялся за работу. – Так тебе мой совет надобен? Что ж. Вот тебе тогда первая помощь. Больше никогда не валяйся в саже или грязи. Ты родилась белой, прими это. Невозможно исполнить свою мечту или раскрыть талант, притворяясь тем, кем ты не являешься.

Удивилась Нелюдимка такому совету. Как же так? Дедушка Ворон совсем иначе учил.

Кузнец тем временем опять заготовку в воду погрузил и снова поглядел на Нелюдимку.

– Ты говоришь, что ты мечтала петь. А зачем тебе петь?

– Я… Я однажды услышала, как поёт соловей, это же так прекрасно. И другие певчие птицы, они так чудесно поют, такие высоты берут. Все их слушают, все их любят и восхищаются их голосами.

Усмехнулся Кузнец и ответил:

– То есть, ты хотела петь, чтобы тобою восхищались и чтоб тебя любили?

Нелюдимка робко кивнула. Выходит, что так. Хотя прежде она никогда и не задумывалась об этом.

– Коли ты ворона, но притворяешься соловьём, неужели ты думаешь, что, обманув других, обманом заслужив любовь и восхищение, сумеешь обмануть саму себя и Матушку-Природу?

И Кузнец так пристально поглядел на Нелюдимку, что ей показалось, будто видит он её насквозь.

– Простите, – Нелюдимка понурилась, стыдно ей стало за саму себя. Мало того, что белая уродилась, так ещё и обманом любовь и славу мечтала заполучить.

– Вот тебе и вторая моя помощь – негоже прощения просить без проступка, – сказал Кузнец. – Ежели виновата и сама знаешь, что не по совести поступила, то извинись. А если извинения у тебя в привычку вошли, чуть что, так ты сразу повиниться готова, даже в том, в чём твоей вины нет и быть не могло, в огонь эту дурную привычку бросить надобно.

Задумалась Нелюдимка. Впервые такие мудрые слова приходилось ей слышать, и пускай сурово выглядело тёмное лицо Кузнеца, но в глазах его, во всей его могучей фигуре не было злости. Наоборот, веяло от него надёжностью, искренностью и простотой.

– Чтобы я мог и дальше тебе помогать, помоги и ты мне, – продолжал Кузнец. – Кую я оберег особенный, а чтоб он силу набрал, нужна мне вода живая и вода мёртвая. Брат Ветер скажет, где добыть её можно. Справишься, тогда поговорим, подумаем, как тебе голос твой выковать.

В глубокой задумчивости вышла Нелюдимка из кузницы. До сих пор звучали у неё в ушах слова Кузнеца.

– Ну, что, Нелюдимка, – хохотнул Ветер, – летим, воды мёртвой и живой добыть надобно.

И полетели они вдвоём в чащу Заповедного леса. Глухо там было и темно, хоть глаз выколи, зато родник бил из-под земли, вода в нём прозрачная, чистая, как слеза.

– А как узнать, какая это вода, живая или мёртвая? – спросила Нелюдимка. – Знаешь ли ты об этом, брат Ветер?

– Нет, об этом я не ведаю. И проверить никак не могу. Сквозь меня вода проходит, не задерживается, ни пользы, ни вреда мне не приносит. Поэтому не знаю, как понять, что за вода в этом роднике бьёт, и какая сила в ней живёт.

Быть может, поэтому Кузнец и послал именно её, живую птицу, чтоб на себе испытала водицу?

Набравшись смелости, подставила Нелюдимка под воду кончик своего правого крыла. И – о, ужас, почернели перья, будто обуглились, усохли и серым пеплом осыпались. Едва успела ворона крыло убрать, пока совсем оно не растворилось. Теперь, конечно, стало понятно, что в этом роднике текла вода мёртвая.

Прикрыла Нелюдимка своё повреждённое правое крыло левым, вроде и не больно, а летать теперь не сможет. Одно название, а не птица.

– Смелая ты птица, Нелюдимка, – заметил Ветер. – Сколько путников я сюда приводил, никто не решился воду из родника вот так, на себе, проверить.

Смелая? Пожала плечами белая ворона, уж она-то себя смелой совсем не считала.

– Где бы склянку раздобыть, чтобы воды набрать? – между тем спросил Ветер.

Огляделась Нелюдимка по сторонам. Чёрная чаща леса вокруг, ничего не видно. Жаль, что сразу не догадалась она взять с собой посуду.

Вдруг со зловещим шипением вылезла из-за кустов длинная белая змея.

– Ишшшь, чего решшшили, воду волшшшебную утащщщить, – прошипела змея. – Не пущщу!

– Прошу прощения, что потревожили Ваши владения, любезная госпожа Змея, – сказала Нелюдимка на языке змей и вежливо поклонилась. – Мне очень, очень нужно немного мёртвой воды. Быть может, Вы знаете, что живёт в Заповедном лесу справедливый Кузнец. Так вот, он нынче оберег особенный куёт, и чтобы оберег силу набрал, ему нужна вода живая и вода мёртвая.

Молча слушала Змея, неподвижны были её золотые глаза.

– Откуда знаешшшь, что вода эта мёртвая? – с недоверием спросила она.

– На себе испытала, – Нелюдимка показала Змее повреждённое правое крыло.

– Сссмелая ты птица, хоть и белая. Ну, хорошшшо. За сссмелость твою разрешшшаю набрать немного воды. А есссли отгадаешшшь мою загадку, то и сосуд предоссставлю, мою ссстарую кожу, ей мёртвая вода не вредит, её не рассстворит.

Кивнула Нелюдимка, соглашаясь на условия белой Змеи.

– Нет ни рук, ни ног, ни тела, не сссхватить и не поймать. И не зверь он, и не птица, но может бегать и летать.

Какая интересная загадка. Крепко задумалась Нелюдимка, как вдруг её осенило:

– Это же брат Ветер. Точно, это Ветер!

– Хорошшшо, хорошшшо, – прошипела Змея и, казалось, даже тень улыбки мелькнула в её глазах. – Вот моя пуссстая ссстарая кожа, можешшшь воды в неё набрать. И есссли вода ещщщё понадобитссся, милосссти прошшшу, белая ворона.

– Спасибо тебе, мудрая Змея, – поклонилась Нелюдимка, набрала воды в прочную кожу змеи, и теперь можно было отправляться за живой водой.

Лететь сама Нелюдимка не могла, поэтому её донёс на спине Ветер. Примчались они на край тридесятого царства, а там, в уютной долине – маленький водопад сказочной красоты. Вода по камням плещет, кипит, шумит.

Но едва Нелюдимка пару шагов по направлению к воде сделала, как, откуда ни возьмись, появился огромный белый волк и преградил дорогу.

Испугалась Нелюдимка, но она знала язык волков и решила к волку обратиться.

– Прошу прощения, что потревожили Ваши владения, уважаемый господин Волк, – поклонилась ворона. – Мне очень, очень нужно немного живой воды. Быть может, Вы знаете, что живёт в Заповедном лесу справедливый Кузнец. Так вот, он нынче оберег особенный куёт, и чтобы оберег силу набрал, ему нужна вода живая и вода мёртвая. Мёртвую воду разрешила мне набрать госпожа Змея. Позвольте и Вы набрать немного живой воды.

Внимательно выслушал Нелюдимку Волк и спросил:

– Откуда ты, ворона, знаешь язык волков? Вороны только по-вороньи каркать умеют, иную речь не разумеют.

– А я разумею, – ответила Нелюдимка. – Сама научилась, господин Волк, это долгая история. Как-нибудь, если захотите, я Вам её поведаю. А сейчас позвольте набрать немного живой воды. Ждёт её справедливый Кузнец.

– Я вижу, у тебя крыло сожжено, не иначе, мёртвую воду на себе проверяла. – Волк прищурил свои умные жёлтые глаза. – Для себя живой воды разве не попросишь, крыло заживить?

– Дал мне поручение Кузнец, я обещала его выполнить, и слово своё привыкла держать, – ответила Нелюдимка. – Кузнец важную работу выполняет, всем нужную, многим помогает. Его любой совет – на вес золота. Ему живая вода нужнее.

– Что ж, – молвил белый Волк и, как показалось Нелюдимке, улыбнулся одними глазами. – Если найдёшь пустой сосуд, куда живой воды набрать, так и быть, позволю её тебе взять.

Растерялась Нелюдимка, огляделась по сторонам. Где же здесь взяться кувшину или хотя бы стаканчику?

– Ах, – вдруг откуда-то раздался тоненький голосок, – такую смелость и такую одарённость впервые встречаю за свой век! Подумать только, беседовать с господином Волком!

Увидела Нелюдимка рядом с собой бабочку, маленькую и белую, порхала она легко и прямо в воздухе сделала изящный реверанс.

– Я случайно услышала, что Вам нужен сосуд для живой воды, уважаемая белая ворона, – пропела Бабочка. – Возьмите мой кокон, мне он больше не нужен, однако он прочен и надёжен. Воду доставите, ни капли не потеряете.

– Благодарствую, госпожа Бабочка, – кивнула Нелюдимка и, увидев кокон, прикреплённый к высокому стеблю тюльпана, сняла его осторожно клювом.

Белый Волк, видя такое дело, лишь молча посторонился и позволил Нелюдимке набрать живой воды из водопада.

– Спасибо, господин Волк, – поблагодарила ворона.

– Всегда пожалуйста, – усмехнулся Волк. – Если ещё вода понадобится, милости прошу.

Взяла Нелюдимка в клюв за края кокон с живой водой и змеиную кожу с мёртвой водой, села на спину Ветра, и полетели они обратно в кузницу.

Там уже очаг пылает, труба дымит, работа у Кузнеца вовсю кипит.

Едва только Ветер дверь в кузницу распахнул, как Кузнец произнёс:

– Вовремя вы, как раз минута в минуту. Подай-ка мне, Нелюдимка, воду сначала живую.

Протянула Нелюдимка Кузнецу кокон, где живая вода была. Кузнец взял да и выплеснул эту воду на правое крыло вороне, то самое, что повредила она мёртвой водой. И отросли перья, даже сильнее стали и чище, и крыло зажило, здоровым и целым сделалось!