Текст книги "Миниатюры и частушки"

Миниатюры и частушки
Елена Найдорф

© Елена Найдорф, 2024

ISBN 978-5-0064-2976-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 
Елена Найдорф
 

Миниатюры

1

Моя первая миниатюра

Зачем встаёт солнце, и люди, сменяя друг друга, совершают всё те же ошибки? Повсюду тщетность бытия. Я ухожу в фантазию, чтобы обрести в ней мир, но покидаю её, ощутив боль.

А открыв глаза в реальном мире, я хочу видеть его наполненным радостью и желанной жизнью. Но ничего нет. Я вижу пустую комнату и чувствую ту же боль пустоты, выходящую из меня. И тогда я начинаю писать стихи или этот дневник. И боль сменяет фантазия. Или боль становится словами, покидая меня, став пережитым опытом. За ней приходит наслаждение. И они чередуют друг друга.

Хотя его можно потрогать, реальный мир пуст. И только мои эмоции и мысли делают его живым. Внешняя пустота настолько ужасна, что я сомневаюсь в реальности мира. Моя реальность – мысль и чернила этой ручки.

2

Подвал

Подвал – это цокольный этаж гостиницы, где я работаю. Назвать мою работу работой можно весьма условно. Я сижу в гардеробе и выдаю служащим униформу. Или чаще они ее сами берут, чтобы не беспокоить меня.

Несмотря на присутствие в гардеробе аж четырех ламп на потолке, здесь сумрачно и темно. Я сижу напротив окошка в коридор и наблюдаю, как работают прочие люди. Хотя работают в коридоре только уборщицы и хаусмены, катящие тяжеленные тележки с водой или бельем.

Прочие ходят в коридор на перекур. В моем окошке сослуживцы оставляют сигареты для будущих перекуров и частенько приходят за ними, шаря рукой в моей тумбочке. Я бы сказала, что, если б не они, ко мне бы вообще никто не подходил.

Через год моей работы в подвале я научилась распознавать лица проходящих мимо людей. Теперь я их даже помню. Но это только постоянные сотрудники. Лица новеньких я не запоминаю.

Текучка кадров тут круглогодичная. Отдел кадров даже запирает свою дверь на ключ в рабочие часы, чтобы кто слишком неожиданно не уволился. Многие люди увольняются, а потом возвращаются, как и я. Я уже работала здесь 12 лет назад на другой должности. Я бы с радостью сменила работу, но некуда уйти.

Моя деятельность заключается в разборке чистой одежды, ее развешивании, слушании сплетен проходящих по коридору людей, дреме сидя, перерывах на кофе и обед, и главное в моем литературном творчестве, для которого у меня свободен весь день.

Моя работа меня облагораживает. Люди рядом ходят курить, болтают, говорят по телефону и не знают, что я читаю в телефоне стихи древних поэтов – в основном персидских и пишу сама, ощутив вдохновение. За вдохновением я хожу к чистому источнику – Рудаки, Хафиз, Джами, Низами, Навои. Мои газели конечно с их не сравнятся. Я сижу на стуле с тетрадью на коленке и пишу или сочиняю стих, развешивая автоматически одежду. Вокруг меня полумрак и пустота, а я там, где моя мысль. Подвалу я обязана 3 сборникам стихов.

За свою работу я получаю тысяч десять. Но если учесть, что я ничего не делаю путного, я могу сказать, что это мои литературные гонорары. За стихи я ничего не получаю. Но я пишу не для денег, а потому что не могу не писать. Выходит, подвал – это мой кабинет. Просторно но душно и темно. А рядом за входной дверью солнце дня. Получается, те, кто курят, могут все время выходить наружу. А некурящие нет. По-моему это несправедливо.

День в подвале был бы совсем безрадостным, если бы не обед, который я сама готовлю. Когда рабочая столовая стала мне не по карману, я научилась готовить и теперь беру еду из дома.

Подвал – не тусклый гардероб, а пространство моей мысли и бытия с 8 до 17 с любимыми поэтами востока и вдохновением.

Там я уже не работаю.

3
Нежнее лепестков розы твои губы

Нежнее лепестков розы твои губы. Трогаю цветок и как будто прикасаюсь к тебе. Летний день в парке. Я хочу увидеть еще соцветия на ветвях, чтобы представить твои губы. Сегодня, гуляя в парке, я не думала о тебе, не представляла тебя рядом. Но ты таился в моих мыслях. И вот я увидела розу, и ее красота напомнила мне твои губы, потому что во всей красоте мира я вижу тебя. Красота – мое вдохновение и ты его основа.

4

Безобразие

По понятным причинам я не могу назвать столовую, в которой я работаю. Хотя это скорее закусочная. В детстве я проходила мимо одной забегаловки, расположенной во дворе частного дома, носившей гордое название «Ресторан Лондон». Со стороны улочки были видны только каменная стена и калитка. Ресторан видимо олицетворял Лондон глухого средневековья. Это же имя я могу дать и моей столовой.

Насчет всего заведения изнутри ничего говорить не стану. А вот в зале, где я работаю, творится настоящее безобразие. Вообще это точка быстрого питания. В ней всегда многолюдно. Но мне не понять, почему все эти люди хотят поесть именно здесь, когда рядом есть куда менее посещаемое кафе домашней кухни со вкусными и сытными блюдами по приемлемым ценам. Я фаст фудом просто не наедаюсь. Нет ощущения, что еда в животе. Вот я и стала брать обед в домашнем кафе. Мой организм не воспринимает быструю еду. И почему столько людей хотят ее поесть, для меня загадка.

В зале постоянно царит шум. Неподалеку шумит фонтан. Звук падающей воды сливается с музыкой и голосами людей, пришедших поесть. Эти люди приносят с собой маленьких детей, крики которых добавляют общую картину. Коляски перегораживают дорожки зала и мне становится негде ходить. Если детей пытаются накормить, они кидают еду и салфетки на пол и никто, уходя, этот мусор с пола не поднимает. Дети постарше бегают по залу, создавая неразбериху, или оставляют после себя на столах горы разбросанного мусора.

Но и взрослые ведут себя не лучше. Я заведую уборкой подносов в этом месте. Пиком культуры тут считается сложить грязную бумажную посуду с объедками после себя на поднос и оставить его на столе. Многие этого правила не придерживаются и оставляют полный стол мусора, не положив его на поднос. Хотя чаще всего столы залиты колой или кофе, которые потом невозможно отмыть. И эти пятна так и остаются на столах. Напитки, как и соусы, проливаются на пол и мне приходится все это убирать. Как взрослый человек мог разлить стакан, мне не понять.

Да что там жидкость, объедки падают на пол и не беспокоят посетителей, пока они не уйдут. Так что я убираю мусор как со столов, так и с пола. Лично для меня подобное отношение к чистоте называется свинарником. На полу лежат кости, салфетки, чеки, трубочки и обвертки от них и даже стаканы, не говоря уже о крошках. Все это я должна поднять. Однако, если мусор забивается далеко, я оставляю его там. Его уберут те, кто будут мыть в зале полы вечером.

Моя задача выносить грязные подносы в мусорники и мыть затем подносы. Главное здесь следить, чтобы баки с мусором не переполнялись и не пересыпались на пол. Для экономии места в пакете с отходами их приходится тромбовать руками. Спасибо у меня есть одноразовые перчатки.

Когда мусор уплотнять больше некуда, пакет нужно срочно сменить. В целях экономии мусорных пакетов мне часто приходится пересыпать мусор из одного пакета в другой, а старый пакет использовать вторично. Пересыпать мусор не весело, потому что он часто выпадает на пол. Либо пока я несу полный пакет, из него просачивается жидкость из стаканов, оставляя за собой на полу мокрый след.

Однако некоторые посетители выбрасывают за собой мусор сами, не зная всей тонкости обращения с баком. Я заметила, что процесс выноса подноса посетителями – дело большого умственного труда. И очень немногие справляются с ним. Многие недалекие по моему мнению люди кидают мусор с подноса быстро и как можно дальше. Он падает за пределы бака, вызывая мой гнев и негодование про себя. Объедки приходится поднимать вручную, втиснувшись в мусорную тумбу. Люди, выкинувшие так подносы, вызывают мои мысленные проклятия. Однако самые отсталые посетители выкидывают мусор вместе с подносом в бак или прямо на пол. Это за пределами моего понимания. Поднос из бака протирается той же тряпочкой, что и остальные подносы.

Мой уход на обед вызывает в зале катастрофу. Баки никто не меняет и мусор вываливается горами на пол. Баки закрыты в тумбе и посетители мусора не видят. Зато его вижу и выгребаю руками я. Когда я возвращаюсь с обеда, меня встречают полные столы грязи и переполненные мусорники. Благом считается сходить на обед пока людей мало. Тогда за время моего отсутствия зал не успеют так загадить.

Освободить поднос от остатков – это только часть дела. Его еще надо положить сверху в стопочку и не забыть выкинуть из него бумажную салфетку, служащую скатертью. Подавляющее большинство посетителей кладут, а точнее кидают поднос как попало, оставляя на нем салфетку, видимо считая, что она многоразовая. Подносы лежат неровной горой, чем раздражают мою внутреннюю любовь к порядку. Но некоторые идут еще дальше и просто оставляют на тумбочке полный мусора поднос, хотя баки в это время чаще всего пустые. Немногие кладут поднос правильно и аккуратно. Таких людей я называю нормальными. А прочих недоделанными.

Часто люди, поев, не уходят, а еще долго сидят за столами в телефонах. Таких посетителей я считаю странными. Чего просто так сидеть? Поел и уходи. Некоторые ложатся на диваны как в зале ожидания. Я таких хамов ненавижу. Приходят в зал и бомжи посидеть просто так. Либо пьяные мужики спят, сидя, целый день. Я им не мешаю. Группы подростков воруют остатки еды со столов. Меня это тоже не касается.

Не знаю, как можно отдыхать в зале, где стоит постоянный шум толчея и грязь. Это точно не место высокой культуры. А посетителей хоть отбавляй. Номера заказов на кассе выкрикивают, что создает ощущение базара.

В помещение залетают птицы. Они гнездятся в вентиляционных шахтах, прилетая в зал и питаясь крошками с пола. Для пущей чистоты мне сказали разгонять птиц, чтобы они не гадили на столы. Но это бесполезно, потому что бегать за воробьями все равно, что пытаться поймать ветер. Я решила не работать пугалом и оставила птиц в покое.

Такая у меня работа – ходить без остановки по залу и собирать грязные подносы. За день можно намотать километров 8—9 пешком. Когда в зале много народа, на обед меня не отпускают. Нужно подождать. А кушать хочется. Тогда я сама ухожу на десять минут в соседнее кафе и беру там себе пирожок с соком. Никто моего отсутствия не замечает. А потом я иду на свой перерыв. Так у меня иногда получается два обеда.

Наша столовая расположена в развлекательном центре, где я развлекаюсь по восемь – девять часов в день. Ходят слухи, что наш зал хотят передать другим уборщикам. Я с нетерпением жду этого дня, когда для меня закончится это безобразие.

5
Самое страшное министерство

Лично я считаю, что самое страшное министерство – это не МВД или обороны, а министерство здравоохранения. Именно оно управляет психбольницами, а они куда страшнее тюрьмы или армии. Если боязнь нарушить уголовный кодекс предохраняет людей от совершения преступлений, то куда более сильный страх перед психбольницей удерживает психов от нарушения порядка в обществе. Посудите сами: преступники вновь и вновь попадают в тюрьму, а умный «псих», один раз побывав в психушке, никогда больше не попадет в нее по своей глупости. Из тюрьмы можно выйти, а из психбольницы – не факт. Увидев жизнь там, псих боится не нарушить уголовный кодекс, а попасть обратно туда. Поэтому от правонарушений психов общество охраняет самое страшное министерство здравоохранения в лице психбольниц, а конкретно в бесчеловечных лицах санитаров, являющихся царями в этих учреждениях. Нет, есть психи, которым больница – дом родной. Но здравомыслящий «псих», единажды там побывав, никогда не захочет туда вернуться. Так что, если бы в тюрьмах творился бы такой же «порядок», как в психушках, то все заключенные тут же бы перевоспитались и перестали бы совершать преступления. А, не будь страха перед психбольницей, на улице бы творилась полная анархия. Так что порядок в стране поддерживает не милиция, а минздрав. Преступники вновь и вновь нарушают закон, а умный «псих», побывав в психушке один раз, «вылечился» от нее раз и навсегда и ведет себя тише воды, ниже травы на свободе, лишь бы никогда больше не вернуться в больницу. Поэтому я считаю, что минздрав обеспечивает порядок куда больше, чем милиция и армия вместе взятые. Умный «псих» никогда не совершит преступления, а будет самым добропорядочным и вежливым гражданином, потому что хуже психбольницы ничего нет. Значит самое страшное и ужасающее министерство, охраняющее порядок, -это не МВД или армия, а минздрав. Проверено лично.

6
Слушая индийское радио

Я смотрю только индийские фильмы. Они дают мне ощущение родины, возможно потерянной в прошлом рождении. Я настолько ощущаю их культуру, музыку и язык, что если бы моя душа рождалась прежде, она жила бы в Индии. Меня с детства завораживает звучание хинди и теперь я различаю много слов, понимая значение гораздо меньших. Индия – родина моей души. Ее ритмичная народная и популярная музыка завораживает меня.

И вот я люблю слушать индийское радио с музыкой из фильмов. Она говорит о струнах моей души и другие не должны ее понимать. Это мой способ войти в унисон сама с собой и отгородиться от других.

Как хорошо вечером лечь и включить радио болливуда. Обожаю ритмичные ударные, схожие по звучанию с армянской музыкой, и звучание ситара. Если бы я могла играть, то играла бы на ситаре. Музыка перекликается со струнами моей души.

Припев в индийских песнях идет в начале песни. Текст повторяется и я легко запоминаю слова, понимая общий смысл. И не понимая остального, я легко пою вместе с радио. Я исполняю и мужские и женские партии, включая хор. Чарующий радостный голос Удита Нараяна, прекрасный Алки Ягник – индийской Аллы Пугачевой, и несравненный голос Латы Мангешкар – это музыка, которую можно слушать всегда, уносясь по волнам ритма и сливаясь голосами с исполнителями.

Это музыка освобождения моих эмоций, соединяющая меня с моей душевной родиной. Я слушаю индийское радио, когда готовлю и когда еду на работу и домой, в наушниках. Я люблю бодрые танцевальные хиты. Хотя есть и прекрасные медленные баллады.

По-особенному звучат народные инструменты. А постановка народных танцев особенно красочна, не говоря уже о классических танцах таких прекрасных актрис как Рекха, Шридеви, Джая Прада и Мадхури Дикшит. Легко представить себе их танец, слушая музыку. И моя душа танцует вместе с ними. Хотя мне всегда хочется танцевать мужскую партию, когда я смотрю фильм.

Прекрасно звучание протяжной и быстрой исламской музыки на хинди, берущей свое начало от пакистанских авторов на урду. Физгармония сливается с голосом певца, темп убыстряется, унося в мир экстаза.

Прекрасно вечером слушать индийское радио, уносясь на свою родину, отдыхая и исполняя песни вместе с радио. Есть песни, что я знаю наизусть, такие как «Abhi jaa», " Chand chupa badal main», «Yeh kiski hai ahat». Я пою эти песни в душе. Стоит политься воде, как я начинаю петь во весь голос. Я вообще всегда пою, когда одна, или про себя, когда я среди людей. Я вообще мало общаюсь с людьми по ходу своей работы, поэтому могу напевать мотив про себя весь день.

Как по родному звучит хинди. Я чувствую этот язык и обожаю его. Я уверена, я жила в Индии в прошлых жизнях. Слушая индийскую музыку, я возвращаюсь на родину своей души.

7
Колышутся цветы на ветру

Колышутся цветы на ветру. Колышутся мои волосы. Отдых в парке и ветер щекочет мне спину. Аромат цветов ласкает дыхание. Я вспоминаю бабочку, которая порхала над тропинкой. Она была лёгкая, как безмятежное счастье. Я хочу такую же лёгкость. Тени ложатся на дорожку. Я сижу на скамейке и мне не надо щуриться. Это то место, где я начинаю писать. Я уже писала сегодня газель для тебя. Но меня привлекло колыхание цветов и волос и мои мысли облеклись в миниатюру, не сумев стать хокку. Все мои мысли облекаются в стихи или в прозу, чтобы вы их читали. Это мой способ разговора с вами. Я говорю с вами в дневнике. Но вы не можете его прочитать. Но я могу прочесть вам стихи и миниатюры. Это мой способ мысли. Она становится стихами. И я говорю с вами так, где бы я ни была. Сейчас я сижу под пальмами и отдыхаю после восхождения на вершину парка. Мне было тяжело подниматься. И вот я спускаюсь. Моя газель дописана. Эмоции прожиты. Я донесу их вам, как и всё, что я чувствую. Я попила воду из фонтанчика и продолжаю спускаться.

8

Я сижу за столиком…

Я сижу за столиком в почти что пустом зале торгового центра. В моих руках ручка и листок бумаги, взятый в моём ресторане. Я взяла его, чтобы записывать свои мысли, потому что это не даёт уснуть. Я выпила таблетку на ночь вчера и от неё теперь клонит в сон и всё тело и мысли заторможены.

Половина моей головы спит, та, что отвечает за приступ. Оставшаяся часть способна двигаться и поверхностно думать, отсеив все болезненное. Мой рот скован таблеткой. Я хочу улыбнуться прохожему, но не могу. Таблетка как будто заковала меня в панцирь. Она будет действовать сутки. Я приняла её по своей воле, зная её действие, чтобы прекратить приступ, мучавший меня в последнюю неделю. Это сильная, действенная таблетка и я сама ответственна за её приём, за свое состояние. Такую пытку себе можно устроить в редких случаях, когда телу плохо, а голове хорошо.

С ночи я почувствовала, как таблетка сковала мою голову и шею, но проснулась более бодрой чем обычно от неё просыпаюсь. Однако меня так клонило дома ко сну, что я не смогла накрасить ресницы, легла на кровать и, чуть было не уснув, заставила себя встать и идти на работу.

Здесь, взяв лист и ручку, моё сознание оживилось. Я всегда начинаю писать, когда засыпаю. Теперь я проснулась, но улыбаться всё ещё не могу. Я сижу за столиком веранды третьего этажа. Внизу шумит фонтан. Я села туда, где меня не видно людям, потому что я не хочу, чтобы они на меня смотрели, и сама не хочу их видеть. Им не нравятся мои глаза, а мне не нравятся их личности.

Время от времени мне приходится вставать и идти по залу, забирать пустые подносы. Я изображаю кипучую деятельность, хоть сейчас в ресторане гостей почти нет и я свободна писать даже дневник, но так, чтобы никто из сотрудников не увидел.

На обратной стороне моего листа бумаги красуется реклама ресторана «ждём тебя в команде». Я в этой команде уже почти два года. Я всё время обслуживаю зал. Я думала перевестись внутрь ресторана (кафе-забегаловки), но поработав там две недели, поняла, что это не для меня. Внутри ты все время занят работой и у тебя нет возможности думать. А я хочу писать. Я не живу без этого. Я попросилась обратно в зал и меня отпустили. Теперь я снова могу писать стихи и миниатюры на работе. Это в сущности и есть моя работа. Я творец, работающий головой, в то время, как моё тело выполняет механические задачи. Сегодня мне не до стихов. На этой таблетке хорошо не попишешь. А эта миниатюра позволила мне проснуться. Хотя все же часть моей головы спит. Все ненужные мысли оставили меня. Жаль, что эту таблетку нельзя принимать постоянно. Побочка слишком сильная. Я надеюсь прекратить принимать её через пару дней, когда она окончательно замучает мой организм, но просветит разум. После пары дней её приёма у меня начинается депрессия и я её бросаю. Депрессия проходит, радость возвращается, разум освобождается от оков и, перезагрузившись, радуется свободе. В этом экстренная терапия таблетки.

Наступил полдень и я пообедала. Убрав поднос, я продолжаю писать. Я существую в этом мире поскольку я в нём могу думать и творить. Прочие виды бытия меня не интересуют. Они являются лишь вспомогательными условиями моей жизнедеятельности. А мысль и эмоции – суть моего существования.

Сейчас моя голова свободна от доброй половины мыслей, приводящих к приступу. Мне непривычно, но хорошо.

В зале нашего торгового центра поставили искусственные растения. Я вначале думала, что они настоящие. Но их неестественный салатовый цвет выдал себя. Я дотронулась до них – искусственные. Зачем ставить искусственную красоту? Это как нарощенные ресницы, ногти или волосы. Только настоящая природа красива. Когда я крашусь каждое утро, аккуратно нанося карандаш на брови и тушь на ресницы, я теперь всё время думаю: зачем я это делаю? Ведь от меня все отворачиваются. Людей не устраивают мои глаза и в разговоре я смотрю на собеседника, а он отворачивает голову или взгляд от меня. Так делают почти все. Почти. Я устала от этого. Мне это крайне неприятно. И я сама стараюсь не смотреть на лицо того, с кем говорю, чтобы не вызывать такую реакцию, и чтобы не видеть, что от меня отвернулись. В чем смысл моих крашений? Можно я одену паранжу и противогаз и пойду по городу? Может тогда от меня никто не отвернётся?! Я крашусь для себя. Я привыкла и хочу видеть себя ухоженной. А настоящая красота естественна. Моё лицо более естественно и красиво такое, какое оно есть. А краска – это только внешнее дополнение.

Мой перерыв закончился. В зале набралось достаточно людей. Мне надо возвращаться к работе. Но я могу в любое время сесть за столик и писать. В бумаге дефицита в нашем ресторане нет. Её кладут на подносы. А я нашла ей более полезное применение.

Моя голова проснулась и мне легко. Я надеюсь оставить таблетку через пару дней. Я привыкла к свободе мысли и тела.