Текст книги "Моё индейское лето"

Глава 3
Гулять!

– Только на Манхэттен! – едва Ульяна открыла дверь и высунула нос из своей комнаты, раздался громкий голос бабушки. – Только Дом Имперского Штата! И никаких «сначала Бруклин»! Что тут у нас хорошего? Они должны первым делом увидеть всю мощь и красоту города, а это возможно только с Манхэттена! С высоты! С высоты птичьего полёта!

– Бабушка, когда ты там птиц видела? – вслед за голосом Эсфири Абрамовны послышался голос Ребекки.

– Это образ, образ! Фигура речи! Птицы летают высоко, видят далеко. Ты что, не помнишь, какой прекрасный вид открывается со смотровой площадки? Наша страна, наш город, наша гордость! Вот что надо показать в первую очередь.

– Хорошо, бабушка, конечно, сразу туда… – покладисто бормотала Ребекка. – А потом куда?

– Я предложил бы… – еле слышно донёсся голос Вашингтоши, благодушного папы Ребекки.

Ульяна хихикнула и закрыла дверь. Она поняла – все давно проснулись, собрались внизу в гостиной и обсуждают планы на день. Конечно, Ульяна руками и ногами была за прогулку! Разумеется, сначала Манхэттен, чтобы первым делом посетить Эмпайр-стейт-билдинг[2]2
   Эмпайр-стейт-билдинг (Empire State Building) – небоскрёб с двумя смотровыми площадками, открытыми для посетителей, офисное здание в Нью-Йорке. Дословно название можно перевести как «Дом Имперского Штата». Имперским Штатом американцы называют сам Нью-Йорк – мировой центр культурной и экономической жизни.


[Закрыть], на высоте которого каждый американец может с гордостью почувствовать себя повелителем мира. Бабушка рулит! Хотя наверняка каждый турист, оказавшийся в Нью-Йорке, первым делом лезет на всем известную башню.

Ну и правильно! И мы туда же!

Ульяна вытряхнула из чемодана свои немногочисленные вещи, быстро подобрала подходящую одежду, разложила её на кресле и бодро побежала умываться.

Когда она оделась и вышла из комнаты, в доме было тихо. Все уже стояли на улице у крыльца. И сражались. Бабушка Эсфирь запрещала вызывать такси. Ей хотелось самой довезти семью до главных достопримечательностей. Как ни увещевала Ребекка, что на такси будет быстрее и спокойнее, бабушка не соглашалась. Это была её идея – а потому никаких компромиссов! Она усадила в свою машину сынишку Вашингтошу с супругой и Ульянку. Единственная бабушкина уступка заключалась в том, что Ребекка с Кеном должны были ехать на метро – демократично и быстро.

Наконец машина тронулась с места. Бабушка рулила уверенно, непрерывно что-то рассказывала и въезжала в каждую выбоину на дороге, которые начинались сразу за Бруклинским мостом.

– Не успевают чинить, движение не останавливается ни днём, ни ночью, – вздыхала она вместо того, чтобы чихвостить власти.

Так как была суббота, парковочное место бабушка искала долго. Она возила семейку, огибая кварталы, ругаясь и нарезая круги. И только вдоволь накрутившись среди корейских ресторанов, закусочных и бургерных, наконец отыскала свободное местечко для машины. Устала, расфыркалась, так что к очереди на знаменитую башню её вели под руки.

Ребекка и Ульянкин папа давно были на месте, даже заняли очередь. У них оказался целый пакет еды: печенье, орешки, газировка. Они были весёлыми и беззаботными. Бабушка хлебнула газировки, успокоилась и, раскатисто захохотав, пошутила про субботний отдых и поток провинциалов, в очереди с которыми она сейчас стоит.

Очередь двигалась медленно, заворачивалась улиткой вдоль натянутых между столбиками леерных лент. Через час с небольшим дружная компания наконец попала внутрь здания, но до лифтов было ещё далеко. Вашингтон Тыквер, оглядываясь, улыбался. Бабушка Эсфирь торжественно рассказывала, что её сын, будучи студентом и молодым отцом, несколько раз участвовал в ежегодном забеге по лестницам башни. Да-да, есть такой забег – с первого по восемьдесят шестой этаж на время мчатся бегуны: соревнуются, кто домчит быстрее, кто побьёт предыдущий рекорд. Вашингтоша приходил в числе первых пятидесяти человек, а его лучший результат – попадание в первую десятку! Так что семье

Тыкверов Дом Имперского штата ну просто как дом родной!

Тянулись минуты, складываясь в часы, – в это время можно было бродить по улицам, изучая город. Второй час, третий… Ульянка скучала, но улыбалась довольным Тыкверам. Лифт, второй лифт. Тесно, люди, много, близко, просто вплотную…

Но на смотровой площадке, когда восемьдесят с лишним этажей остались внизу, Ульяна забыла о мучительном ожидании. Вот это да! Перед ней возникла потрясающая картина. Какая могучая даль! Торжество человеческой мысли, смекалки, бесстрашия и компромиссов! И такие высотные дома, и сякие. На маленьких квадратиках земли умещаются здания, которые этаж за этажом поднимаются в небо – и уступами, и крендельками, и пирамидкой…

Блестит на солнце, посылая прямо в глаза жёсткие лучи, стекло окон и целых стен, бликуют погашенные на день мириады рекламных фонариков. Они не складываются в фигуры и надписи, а лишь напоминают о себе блеском.

Ульянка наслаждалась. Она обошла по кругу зарешеченную площадку восемьдесят шестого этажа. Бесстрашно толкалась и извинялась, делая реверансы туристам, старалась не мешать тем, кто фотографируется, два раза даже щёлкнула чужим фотоаппаратом, чтобы заснять одну парочку. Вот это город, вот это сила и мощь человека! Ульянка и папа уважали труд и талант, и здесь, в Нью-Йорке, куда ни глянь, его было в избытке.

К Нью-Йорку, такому могучему и величественному, хотелось прижаться – да-да, отсюда, с высоты башни Ульяне хотелось, чтобы весь Нью-Йорк был с ней.

На высоте ветер оказался ледяным, он рвал кожу с лица, растрепал Ульянке волосы и унёс пушистую резинку с гномиком.

Ульяна бросала монеты в прорезь и водила окуляром смешного телескопа, рассматривая дома и улицы. Иногда даже удавалось разглядеть, что едят проходящие по тротуарам люди, рекламу, надписи.

Вот телескоп наведён на воду – как её много! Папа хотел посмотреть на реку Гудзон, припал к глазку. А когда его сменила Ульяна, она увидела… лес.

– Это штат Нью-Джерси, он на том берегу! – объяснила Ребекка. – Мы съездим туда. Там отличные магазины.

Лес казался другим, таким странным. Ульяна привыкла к милым паркам, ухоженным полям, трогательным старинным мельницам Европы. В лес, просто в лес не хотелось. Ульяна не боялась заблудиться в каменных джунглях. Город есть город – будь он азиатский, африканский или такая вот громада вроде Нью-Йорка. Язык города был ей приятен и понятен. А всё дикое и неизведанное… Да такого в Америке не будет!

Так что не пугай, лес.

Ульяна перевела окуляр на район Центрального парка. Ухоженные деревья, дорожки, водоёмы, статуи, киоски – красота и гармония.

Папа купил билеты на площадку сто второго этажа. Эсфирь в экстазе хлопала в ладоши, блистая ногтями. Но Ульяне на верхней площадке не понравилось, так что они с Ребеккой уехали вниз. Пока папа внимал рассказам уважаемых родственников, они разглядывали на первом этаже изображения семи чудес света.

На улице Эсфирь потребовала отправиться пешком на нижний Манхэттен, смотреть вновь отстроенную на месте трагически погибшего Всемирного торгового центра Башню Свободы. Бабушка уверяла, что Башня Свободы в особенно ясные дни машет своей верхушкой Статуе Свободы – это легко замечают те, у кого острое зрение. Она неустанно повторяла «Пойдёмте-пойдёмте-пойдёмте!» и обещала, что по пути они встретят много интересного, а также зайдут пообедать в ресторанчик.

Но вот тут родители Ребекки проявили твёрдость. Вечером они ждали гостей, им нужно было подготовиться, а потому они вызвали такси и умчались домой. Бабушка хищно потёрла ладошки и, оглядев внучку, её жениха и Ульянку, скомандовала идти вперёд. И бодро зашагала по улицам, на которых прошла её молодость.

Все трое её экскурсантов плелись за ней без энтузиазма. До нижнего Манхэттена было весьма неблизко. Пекло солнце, поток туристов не иссякал. Бабушка с восторгом говорила о том, что сначала они пройдут мимо Университета Нью-Йорка, где училась Бекки – жених будет преступником, если не увидит это место прямо сегодня же.

До университета было ещё очень далеко, как вдруг раздался звонок мобильного телефона. Бабушка припала к нему, а потом неожиданно крикнула:

– Кэрри!

И поход отменился. Звонила бабушкина подруга Кэролайн, она как раз отоваривалась на фермерском рынке на Площади Объединения[3]3
   Площадь Объединения (Union Square) – площадь на Манхэттене, построенная на месте пересечения двух центральных магистралей Нью-Йорка, улиц Бауэри и Бродвей. Знаменита тем, что долгое время являлась местом для политических выступлений. Сейчас по чётным дням недели на ней располагается фермерский рынок.


[Закрыть]. И раз Эсфиренька так удачно оказалась рядом, это отличный повод встретиться и заодно продемонстрировать будущим родственникам всю щедрость сельского хозяйства страны.

Бабушка развернулась, решительно взяла восточнее и повела свой отряд обратно.

И вот тут проявила характер Бекки. Она сказала, что должна вернуться к Эмпайр-стейт-билдинг, потому что рядом находится магазин «Мейсиз»[4]4
   Macy’s – один из старейших магазинов в Нью-Йорке. Его здание на Манхэттене занимает два квартала.


[Закрыть], в котором жених непременно должен что-нибудь приобрести невесте. А потому пусть бабушка покажет овощной рынок Ульяне, а потом возвращается домой и ждёт прихода гостей.

Подхватив Кена под ручку, Бекки умчалась. Папа только успел подмигнуть Ульяне и сказать: «Звони!»

Ульяна вздохнула. Жених с невестой пожертвовали ею как пешкой в своей предсвадебной игре. Ну, уж они имели на это право.

Ульяна не обиделась. Ради папиного счастья она была готова осматривать не только фермерский рынок.

– Я знаю, что я тебе сейчас куплю! – крепко держа Ульяну за руку, сказала весёлая раскрасневшаяся Эсфирь. – Я куплю тебе настоящий тыквенный пирог. И ты его съешь. В знак присоединения к нашей семье. Я сейчас объясню почему. А может, ты уже знаешь эту историю.

И бабушка начала очередной рассказ. Она поведала о том, что фамилия Тыквер происходит от русского слова «тыква». Однажды красавица Эсфирь Захуфитцер по большой любви вышла замуж за Моисея Тыквина. Это в своей семье он был Тыквин, а по-местному Тыквер.

Но вскоре жонглирование тыквенными фамилиями закончилось – Эсфирь увидела Кэролайн и заключила её в объятья. Порция объятий досталась и Ульяне. Кудрявая Кэролайн, оснащённая очками с толстыми линзами, как следует потрясла Ульяну за плечи, и девочка зашагала вслед за подругами вдоль торговых рядов с сельдереем и морковью. Стоили здешние товары дорого, но Эсфирь уверяла, что цена оправдана, потому что эти продукты выращивались без намёка на усилители роста и вкуса.

Да, овощи-фрукты были хороши, но совершенно не интересны.

Ульяна смотрела по сторонам и терпеливо слушала трескотню Эсфири и Кэролайн.

Кэролайн и так уже знала о грядущих переменах в семействе Тыкверов, но сейчас подруги обсудили эту тему ещё раз. Прерывая обсуждение, они восхищались продуктами. Их потрясали сыры, патиссоны и салатный портулак, они говорили «о-го-го» бараньим ногам и дыням.

– Вот он, урожай! – восклицала Эсфирь, поводя широким жестом то на правые ряды прилавков, то на левые. – Вот оно, изобилие! Вот такое оно у нас, индейское лето!

После этого подруги подвели Ульяну к пирогам. Настоящим американским пирогам с тыквенной начинкой, традиционным и незыблемым, как Рождественская ёлка и индейка на День благодарения.

Большие и маленькие пироги, как в мультфильмах про смурфиков, были щедро разложены на прилавках. Эсфирь выбрала самые тёмные, кое-как слепленные, заявив, что они изготовлены из экологичной непросеянной муки по рецептам семнадцатого века. Большой пирог она завернула в пакет и убрала в свою огромную сумку, украшенную стразами и кисточками. А маленький корявенький вручила Ульяне:

– Ешь, детка. Приобщайся. Наслаждайся. И загадывай желание.

В это время бабушке Эсфирь позвонили.

– Машина! – крикнула она, выслушав голос на другом конце провода. – Надо срочно переставлять машину, а она у меня припаркована незнамо где! Забыла я что-то про неё. Я с таким трудом припарковалась, а теперь мне эвакуатором грозят…

Бабушка заметалась, но догадалась вызвать себе такси на угол Семнадцатой улицы, чтобы мчать спасать машину. Сказала, что пригонит её тоже на Семнадцатую, так что пусть Ульяна и Кэрри ждут её рядом с прокатом велосипедов.

Эсфирь умчалась, а Ульяна под умильным выжидающим взглядом Кэролайн принялась за пирог.

Пирог оказался далеко не такой прекрасный, как вид Нью-Йорка с высоты птичьего полёта. Дубовую корку ещё можно было как-то разжевать, но пресная сладкая начинка из печёной тыквы могла порадовать разве что занесённых ветром в Америку пуритан семнадцатого века, слаще морковки ничего в жизни не пробовавших.

Ульяна только пару раз откусила – и часть тыквенной начинки оказалась у неё на майке, стекла по ней и плюхнулась на асфальт. Ульяна закрыла рот и попыталась проглотить оставшуюся часть пирога. Она с уважением относилась к народному творчеству и национальной кухне, но пресная комковатая субстанция подкосила её силы.

– А где здесь туалет? – спросила она Кэролайн.

Бросив злосчастный пирожок в урну, девочка и старушка отправились на поиски. Пластиковые кабинки показались за деревьями.

– Давай-ка рюкзак подержу! – предложила Кэролайн, видя, как Ульяна на ходу пытается оттереть тёмно-оранжевое пятно бумажными носовыми платками. – Я тут постою и подожду. Беги, водой смой.

Ульяна побежала к туалетам, оставив добрую старушку у лотка с мороженым.

Глава 4
На северо-восток от Площади Объединения

Вода из крана лилась с трудом, зеркало наискосок пересекала трещина. Стало быть, человек везде человек, страсть к разрушениям жива на всех континентах. Ульяна усмехнулась, подумав об этом, и в мокрой, но чистой майке вышла из туалета. Осмотревшись, она двинулась туда, где её ждала бабушкина подруга.

И увидела, что Кэролайн… протягивает руку какой-то девочке! В другой руке старушки болтался Ульянкин рюкзачок, плечом Кэролайн прижимала к уху мобильный телефон. Радостно улыбаясь, она продолжала что-то кричать в трубку. Что именно, конечно, было не слышно. Тут Кэролайн подхватила девочку под руку, решительно развернулась и, продолжая болтать по телефону, начала удаляться, ускоряя шаг.

Что это значит?

С криком: «Кэролайн! Вы куда идёте? Я здесь!» Ульяна бросилась вперёд, но дорогу ей преградил мужчина с бейджиком распорядителя ярмарки. Он показал на ленту, которой, кажется, совсем недавно ещё тут не было – она оказалась перекинутой от киоска к киоску: проход закрыт.

– Туда, туда, обходи справа! – Рукой в белой перчатке замахал Ульяне распорядитель.

Ульяна послушно направилась направо. Побежала, продолжая звать

Кэролайн.

Навстречу ей шли люди, много людей. Одни никуда не торопились, разглядывая товары, другие энергично пробирались к лоткам и прилавкам. Приходилось лавировать между ними, толкаться… Ульяна видела, как девочка почти в такой же, как у неё, серой футболке с капюшоном и нарядная яркая Кэролайн уходят всё дальше и дальше, в шумной толпе гóлоса её не слышат…

Вдруг они свернули за угол. Навстречу Ульяне проплыла плотная компания китайских туристов… Туристы улыбались, извинялись, но шли армадой. Обойти их было невозможно.

Минута, вторая, третья. Поток туристов наконец иссяк, но время было упущено.

Ульяна побежала по Семнадцатой улице налево, мимо велосипедного проката – никого. Развернулась и побежала направо, в сторону пересечения с Южной парковой авеню. Но толку-то?

Вокруг не было видно ни одного знакомого лица. Куда бежать? Прямо? Или направо? И там и там толпа. Машин на дороге куча. Может быть, здесь мчит и бабушка Эсфирь? Где она будет поворачивать, чтобы припарковаться на односторонней Семнадцатой улице? Как её отыскать? И куда сорвалась Кэролайн?

Ульяна попыталась успокоиться. Внимательно следя за прохожими, восстановила дыхание. Смешной нью-йоркский светофор сменил картинку – поменял большую белую ладонь, означающую «Стой!», на фигурку перебирающего ногами электронного человечка. Ульяна перебежала дорогу, долго шла по улице вперёд и вперёд. Никого.

Тем же путём она вернулась на знакомый перекрёсток и перешла на другую улицу. Здесь вообще никаких припаркованных машин не оказалось. Парковка была запрещена.

Ульяна пробежала ещё квартал, перешла дорогу, снова направилась прямо. Машин не было и тут. Наверняка бабушка Эсфирь поставила своё авто на одной из улиц, которые пересекали эту авеню.

Ульяна снова выскочила на Южную Парковую. Где же ты, Эсфирюшка?

Может быть, в тот момент, когда Кэролайн хватала чужую девочку и уходила, болтая по телефону, ей звонила Эсфирь? Вдруг она назначила новое место встречи? Теперь об этом можно только гадать…

Эх!

Ульяна не сдавалась. Она вернулась на площадь и встала там, где рассталась с Кэролайн. Постояла минут десять.

Но всё было бесполезно. Прошла вверх несколько кварталов, бегом промчалась от перекрёстка Южной Парковой авеню по Двадцатой восточной улице, проскальзывая между людьми, сталкиваясь с ними и то и дело повторяя «Сожалею, сожалею, сожалею»… Свернула на Бродвей. Машины, люди, вывески. Ого, сколько балетных школ, курсов йоги, пилатеса и борьбы! Магазины матрасов, спорттоваров, сыров, ресторан мексиканской кухни. Потренировался, поел, поспал! Есть всё что хочешь. А машины нет – не едет нигде серебристо-розовая черепашка…

Ну что, потерялась? Она, Ульяна Кадникова, такая смышлёная и бывалая, потерялась?! Смешно. В большом городе, где уйма людей, зданий, улиц. А ведь она не дикая девочка из пампасов[5]5
   Пампасы – степи в Южной Америке.


[Закрыть]…

Цирк! Просто цирк!

Никогда ещё Ульяна не влипала в такие глупые ситуации…

Но всё когда-то случается в первый раз. Настала и её очередь потеряться.

Ульяна решила вернуться обратно тем же маршрутом, развернулась и побежала в надежде, что старушки её тоже ищут, и потому точно так же прочёсывают окрестности.

Когда девочка поняла, что совсем устала, она подошла к расписной тележке с едой, купила стакан кофе и пончик, встала у перекрёстка, чтобы смотреть на все четыре стороны, и продолжала отслеживать странных бабулек Эсфирьку с Каролинкой…

Стояла и думала.

Все её вещи остались в руках у Кэролайн. Все – это значит рюкзак. А в рюкзаке…

Да, да, да… В рюкзаке новый телефон. Где находится – что? Правильно, вбитый в адресную книгу адресок

Тыкверов, полные имена Тыкверов, фотографии Тыкверов… Ульяна так привыкла надеяться на гаджеты, что давно уже не утруждала себя и не запоминала адреса и номера телефонов. Чик-чик, тык-тык – и вот нужный адрес показан на карте, вот открылись все контактные данные.

А сейчас… Кроме двадцати долларов в кошельке и пакета бумажных носовых платков у неё с собой ничего нет. Ни позвонить, ни сообщить о своём местоположении Ульяне не удастся. Печалька.

Да, всего лишь печалька. Сказать, что девочка испугалась и запаниковала, было бы совершенной неправдой. Ульяна не стала думать, что её коварно обманули, завезли и бросили, что это злодейский заговор, что она больше никогда не увидит родственников, что её сейчас поймают преступники и уволокут в свой преступный мир. Или что её схватят и начнут требовать выкуп – с тех же новых родственников.

Нет.

Она только волновалась за папу, которому скорее всего уже сообщили о том, что она потерялась в центре Нью-Йорка. Наверняка нервничает и Ребекка. Может, старушку Эсфирь от волнения хватил сердечный приступ. А как Ребеккина мама переживает! Да и славный Вашингтоша, должно быть, сам не свой. Вот это плохо.

А она-то найдётся. Вот если бы она языка не знала, тогда был бы ужас. Да и то вряд ли.

Проглотив последний кусок пончика, Ульяна представила, как она подходит к первому попавшемуся полицейскому и на пальцах объясняет ему, что она есть «рашенчайлд» и хочет в «рашен-амбассадорс-посольство». Бедный, не говорящий по-английски «чайлд» привлечёт к своей проблеме внимание общественности, после чего полицейский – под пристальным вниманием этой же самой общественности – вникнет в проблему и свяжется со своим участком. И руководство организует доставку потерявшегося ребёнка в русское посольство. А там уже создавшуюся проблему благополучно разрулят.

Ульяна даже усмехнулась, представив, как всё будет. Так что не беда. Тем более что решить проблему можно ещё проще. Достаточно подойти к полицейскому, объяснить, что ей надо попасть в Бруклин к таким-то, а рассказать, кем она этим таким-то приходится, ей не составит труда.

Впрочем, есть и ещё более простой способ… Позвонить! Ну конечно!

Допустим, вот так вот сходу позвонить Ульяна не сможет – номеров не помнит. Значит, надо просто войти в доступную социальную сеть (единственное, что она отлично помнила, это свои логины и пароли!) и отправить послание хоть папе, хоть Ребекке. Их гаджеты всегда с ними, так что может не сразу, но они откликнутся.

Хотя почему не сразу – сразу!

Они и так уже наверняка и полицию на уши поставили, и от экранов не отрываются.

Так что надо сделать? Правильно – попросить у кого-нибудь какое-нибудь средство связи, подключённое к интернету!

И всё.

Попросить…

Вот говорил папа Ульяне, что это всё гордыня – ни у кого ничего не просить, не быть никому обязанной! Ульяна соглашалась, но делала по-своему. Привыкла сама выкручиваться.

Но сейчас не тот случай. Надо перебороть себя.

Очень надо.

Тот, кто хоть раз просил незнакомых людей на улице дать телефончик позвонить, Ульяну поймёт.

Страшно.

Неудобно.

Как выбрать правильного человека? К кому подойти? Как вычислить того, кто поверит, что ты не воришка, а действительно попал в затруднительную ситуацию?

Ульяна думала обо всём этом и не переставала смотреть по сторонам. А по этим сторонам – ну просто во все концы света! – бурлил огромный и удивительно интересный город! Нужен всего один маленький шаг, маленький, но такой важный – сообщить родным, что она жива-здорова, – и вот он, этот город, перед тобой! Ходи, Ульянка, смотри, наслаждайся. И ведь деньги есть – на мороженное, на булку с котлетой, на кока-колу. При рациональном использовании средств даже на билет в метро хватит.

Звони, дружок!

Проси, Ульяна Кадникова, проси!

Что сказать сначала? «Сожалею», «Простите меня» или «Пожалуйста»? Ведь люди так обычно говорят. Только чего тут сожалеть, за что просить прощения? Хоть эти фразы и приняты в обществе, Ульяна будет говорить только правду!

– Пожалуйста, дайте мне свой айпад, я потерялась, и мне надо сообщить папе о своём местонахождении. – Так сказала Ульяна девушке, которая сидела на железных, круто уходящих к двери квартиры ступеньках.

Смело сказала. Громко. И посмотрела девушке в лицо, встретившись с ней глазами.

Луч солнца блеснул на чёрных гладких волосах незнакомки. Она слегка помотала головой, точно прогоняя туман. Золотое на чёрном смотрелось красиво.

Ульяна тут же поняла, что ей не поверили! Поэтому быстро-быстро заговорила:

– Вы просто зайдите, пожалуйста, в мою соцсеть, я даже трогать ваш айпад не буду, я продиктую свой логин, пароль… Нет-нет, я не опасный террорист! Я не помню ни одного номера телефона, мне надо сообщить папе, где я… Пожалуйста!

– Напиши с моего, – вдруг услышала она.

Откуда взялся этот парнишка, Ульяна не заметила. Девушка по-прежнему молчала. Может быть, она иностранка и не знает английского?

Ну конечно, ведь она одета в индейскую рубашку! Коричневую, из очень тонкой кожи. Теперь ясно, она вовсе не иностранка, а представительница коренного этнического меньшинства! Не хочет говорить на языке угнетателей! Вот оно в чём дело.

Но в то же время улыбается…

И парнишка индейский. Наверное. С заплетённой косой, перекинутой на грудь и замотанной кожаным ремешком с каменными бусинками. Голубая джинсовая куртка, синие джинсы. Мокасины! Настоящие, кожаные, должно быть, индейской ручной работы, немного потёртые.

– Тебе нужно выйти в сеть? Бери! – Индейский мальчик протянул Ульяне телефон.

И всё-таки он не настоящий индеец, потому что не краснокожий. Просто загорелый. Ульянка была знакома с папиными коллегами мексиканцами и парагвайцами – стопроцентными индейцами. Лица у них смуглые, плоские, с небольшими глазами, часто раскосыми.

У парня лицо было другим.

А ещё Ульяна видела индусов – и в Европе, и в Индии. Вот индусы на индейцев больше похожи. Их кожа цвета кирпичей домов в Квинсе. Ульяна успела подумать, что кроме актёра Гойко Митича[6]6
   Гойко Митич – югославский киноактёр, режиссёр и каскадёр, получивший известность как исполнитель ролей индейцев.


[Закрыть] из фильмов советских времён, североамериканских индейцев она никогда не видела. Да особо как-то и не планировала увидеть. И не потому, что плохо к ним относилась. Просто никогда особо ими не интересовалась. Ну есть где-то индейцы – и есть.

А он, значит, не индеец. Просто американский американец.

В крайнем случае – метис.

Сцена явно затягивалась. Если бы кто-то начал снимать происходящее, получился бы забавный ролик. Ролик «Из жизни статуй». Девушка с планшетом молчала и, улыбаясь, смотрела то на Ульянку, то на метиса. Парень, протягивавший Ульянке телефон, тоже молчал и с интересом наблюдал за ней, ожидая, что же она предпримет. Ульянка просто зависла, глядя на незнакомцев. И чего она, дочь Иннокентия Кадникова, рьяного космополита, так зациклилась на их национальности?

– Могу я тебе чем-то помочь? – наконец услышала девочка столь часто звучащую в цивилизованном мире фразу.

– Мне надо сообщить папе, что со мной всё в порядке, потому что я… – очнувшись, затараторила Ульяна.

– Я понял. Пиши. – Незнакомец вложил в руку Ульяны телефон, а затем уселся на ступеньку, шлёпнув ладонью по кованому железу. – Садись сюда.

Ульяна расположилась на соседней ступеньке, уткнулась в экран и, развернув телефон так, чтобы добрым людям было видно, что она печатает, принялась быстро работать пальцами. Всем своим видом она демонстрировала, что не делает ничего противозаконного. Просто пишет. Технику не портит, на подозрительные сайты не заходит. Сделала и отправила папе селфи – для убедительности.

Секундное дело! Папа тут же обнаружился, папа тут же захотел поговорить, перезвонил в мессенджер – и вот уже он и Ульяна, перебивая друг друга, заговорили по-русски.

Ну вот, теперь никаких проблем: бросив все дела, папа и Ребекка немедленно отправились на перекрёсток Девятнадцатой восточной улицы и Южной парковой авеню.

– Стой, где стоишь, мы тебя заберём! – сказал папа, заканчивая разговор.

– Прости… – с трудом пробормотала Ульяна парнишке, – у тебя есть ручка? Написать кое-что? Ручка. Или карандаш.

– Да, возьми. – Благородный помощник, так вовремя появившийся на Ульянкином пути, взял у своей знакомой шариковую ручку и протянул её девочке.

Ульяна, поглядывая на экран, быстро переписала себе на ладонь номер папиного телефона, который он переслал ей в сообщении. Переписала Ребеккин номер, Эсфирькин, свой. Пусть будут на всякий случай. Перестраховаться – если папа с Ребеккой не доедут, она окажется во всеоружии. Номер Вашингтона Тыквера наполз уже на сгиб локтя. Усердно записывая прямо у себя на руке бруклинский адрес Тыкверов, Ульяна перехватила удивлённый взгляд парнишки.

– Удобно – так точно не потеряется, – объяснила она и протянула телефон и ручку. Постаралась отдать их очень аккуратно, не касаясь чужих пальцев.

И ей это удалось.

Парнишка щёлкнул кнопкой ручки, протянул её девушке, девушка спрятала её в сумку.

Ульяна широко улыбнулась – и девушке, и парню. Любезная, благодарная, открытая. Встала, отошла от ступенек на шаг, выполняя договорённость «стой где стоишь».

Говорить было не о чем.

Единственное, что смущало Ульяну, – весёлые карие глаза. Парнишка не уходил. Он смотрел на Ульяну с интересом. Просто сидел на ступеньках и смотрел.

Да и почему он должен был уходить, если он пришёл к этим ступенькам раньше Ульяны! Значит, у него тут дела. Вернее, у них. Потому что они с девушкой переглядывались и улыбались друг другу. Понятно, что они вместе.

Ульяна пожала плечами и развела руками.

– За тобой приедут? – спросил вдруг парнишка.

– Да.

– Ты не беспокойся, мы побудем тут с тобой. Дождёмся.

Где-то сейчас был счастлив Ульянин папа. Даже несмотря на то, что торопился к потерявшейся дочери. Рядом с ним была любимая женщина, а потому, даже взволнованный, он был счастлив. Ульяна это чувствовала.

И от простых слов черноглазого парнишки вдруг тоже почувствовала себя счастливой. «Ты не беспокойся…»

Ты не беспокойся.

Не беспокойся.

Ты…

«Ты» на английском языке, равное «вы». «Ты», сказанное так, что по всему телу пробежал обжигающий холод.

Это было сказано именно ей, Ульяне. Ей миллион раз говорили «ты». На разных языках. Но не так.

Мелочь, конечно, но сейчас это слово было сказано как-то по-другому.

Как-то по-особенному. Девочка закрыла лицо руками. Она улыбалась.

Осознав это, Ульяна тут же хмыкнула: вот точно так же, наверное, ведут себя все женщины. Услышав от мужчины добрые слова, они тут же решают, что их позвали замуж и пообещали полсердца, полцарства и руку в придачу. И у себя в голове соглашаются, надеясь, что после свадьбы приберут вторую половину сердца, царства и схватят супруга за обе руки.

Ульяна усмехнулась уже громко. Всё нормально, она трезво воспринимает ситуацию.

И в это время парнишка встал со ступенек, подошёл к Ульяне, нагнулся и попытался заглянуть ей в лицо. Из-под неплотно сомкнутых пальцев Ульяна видела, что его чёрные глаза по-прежнему смеются. Казалось, во всём свете для этого парнишки нет ничего интереснее, чем случайно встреченная незнакомая девочка.

Ульяна убрала руки от лица и ещё шире улыбнулась.

Этому парнишке невозможно было не улыбаться.

Ульяна сейчас чувствовала покой, защищенность и радость. Как с папой. Только по-другому.

Как там называются брутальные молодые люди? Мачо? Мачо-мэн? Мачо-бой? Интересно, Ребекка сейчас чувствует то же самое рядом с папой? А папа брутальный? Этот мальчик-метис брутальный точно. Хоть на вид обычный, не гора мышц. Или брутальные – это не обязательно с мышцами?

Размышляя об этом, Ульяна даже не сразу увидела отца.

Парнишка и девушка оживились, услышав бурные восклицания:

– Ах, вот ты где, Ульяночка!

Ульяна оказалась последней, кто заметил папу и его невесту. Сквозь уличный шум и весёлую солнечную вату в голове она слушала, как родители знакомятся с её спасителями.

– Меня зовут Харви, – сказал парень, пожимая руки папе и Ребекке. – А это моя мама Шеннон. Она глухонемая, поэтому я перевожу ей.

Он сделал в сторону девушки, оказавшейся его мамой, несколько движений пальцами и лицом; та кивнула, улыбнулась, дёрнула бровями, подмигнула, провела перед лицом рукой. Видимо, Харви хорошо понимал даже едва заметные движения её лица и рук.

Он сказал, что они были рады помочь иностранной девочке. Если будет нужна ещё помощь, они здесь, в Нью-Йорке, и готовы снова прийти на выручку – стоит только позвать. С этими словами Харви чуть наклонил голову и посмотрел на Ульяну. Он больше не улыбался. Просто смотрел и молчал.

Ульяна тоже молчала. Пора было говорить «До свидания» и уходить.

И тут Харви закатал рукав, вытянул руку вперёд и, не отводя взгляда от Ульяны, шёпотом произнес:

– А напиши мне свой телефон.

Ульяна от неожиданности согласно кивнула.

Не оглядываясь, Харви отвёл другую руку в сторону мамы. Та не слышала его речи и даже не видела, как он шевелит губами. Тем не менее она быстро вложила в его ладонь ту же самую ручку, которой недавно писала Ульяна.

Харви щёлкнул кнопкой и протянул ручку девочке.

Ульяна почувствовала, как папа и Ребекка отошли от неё подальше. Своего нью-йоркского номера она не помнила. Пришлось тоже закатать рукав и посмотреть недавнюю запись.