Текст книги "В объятиях дождя"

Испорченный телефон

Проснулась я от настойчивого звонка в дверь. С ленцой разлепив один глаз, посмотрела на часы.

– Семь тридцать?! Выспалась называется! Я эту тетю Люсю задушу когда-нибудь. Послал же Бог соседку, – накрывшись простыней, попыталась снова заснуть.

– Боже! Горе какое! – донесся истошный крик мамы, который мигом подбросил меня с кровати. Мгновенно я оказалась рядом.

– Что, мам, что случилось? – глядя на нее, обезумевшую, рыдающую, я и сама начала плакать, понимая, что пришла беда. Мама меня не слышала и не видела, только причитала, качаясь из стороны в сторону. Поняв, что от нее ничего не добиться, открыла входную дверь, но в подъезде уже никого не было. Придерживая, ее, обессилевшую, усадила в кресло.

– Мам, да что произошло?! – свой вопрос я буквально прокричала в лицо.

– Горе, горе-то какое! Внучок, Сашенька умер!

– Как это умер?! – задала я глупый вопрос.

Вдруг, придя в себя, она резко скомандовала:

– Быстро одевайся! Поехали!

Мозг мой отказывался верить в происходящее, разум затуманивался. Все, что было дальше, я наблюдала как будто со стороны, как в замедленных съёмках: вот я сбросила ночную рубашку, надела платье, в котором еще вчера радостно проводила время. Потом поняла, что оно яркое для такого случая, сняла его. Вспомнив, что в моем гардеробе нет ничего черного, надела его снова. Зовущий мамин голос застал меня, стоящую без движений посреди комнаты. Так и не сообразив, что от меня хотят, я стала рассматривать линии на ладонях.

«Какая из них линия жизни, и какой длины она у Сашеньки?»

За этим занятием мама меня и застала. Нерасчёсанную, неумытую она потащила меня на улицу. Мы сели в такси. Дороги я абсолютно не помню. Позвонили в дверь. Открыла невестка.

– Светочка, Сашенька… Как же так! Умер! Что же это! Сашенька! – несвязно заголосила мама.

– Что?! – откликнулась невестка и, зарыдав, буквально повисла на свекрови. – Да как же…?! Да что же…?! Только вот закрыла за ним! Пяти минут не прошло!

Словно проснувшись от ее слов, мое восприятие действительности вернулось к привычному. Я поняла, что невестка оплакивала мужа, а мама рыдала по внуку.

«Что происходит? Я точно сошла с ума. – Ничего ещё не осознав, прошла в детскую. Сашенька спал, посапывая в кроватке. – Жив?! Жив! Слава Богу! – не веря глазам, я даже потрогала племянника. – Тепленький, хорошенький, живехонький!».

Не проснувшись, малыш повернулся на другой бочок. Я быстро прошлась по комнатам и не обнаружив покойника, застыла в недоумении. – Так никто ж не умер!

Поняв всю нелепость происходящего, улыбаясь, подошла к рыдающим. Развела в стороны, одновременно встряхнув каждую за плечо:

– Хватить реветь! Ребенка разбудите! Мамуля, Сашенька спит в кроватке!

Замолчав, обе уставились на меня, не мигая.

– Жив?! Счастье-то какое! – всплеснув руками, мама пошла к внуку.

– При чем тут Сашенька – сын? Я подумала, Саша – муж умер! – всхлипывая, выдавила невестка.

– Как же умер, если ты проводила его на работу?! Проводила? – Светлана кивнула. – Лично мы его два дня не видели!

– Не поняла, а…

– Зато я кажется, поняла и зачем вы дали сыну имя отца?! – перебила я невестку. – Вам что, имен не хватило? Вон, какая путаница вышла!

Наконец и невестка сообразила что к чему:

– Господи, я чуть инфаркт не получила!

– Ты?! – усмехнулась я. – Ты минуты три попереживала, а мы чуть ли не час в таком состоянии. Я думала, крыша поедет у обеих.

Из комнаты вытирая слезы, вышла мама.

– Мам, кто тебе сказал, что Сашенька умер?

– Мурадка, – она показала ладонью на три вершка от пола. – Сын Гульнары.

– Понятно, с ним потом разберемся. Свет, ну чего застыла? Чаем напоишь золовку со свекровью?

Во дворе, как всегда, сидели соседки, среди них была и Гульнара. В восьмидесятые мы жили в тогда еще Туркменской ССР, где я и родилась. В нашем дворе проживали не только туркмены, но и русские, казахи, татары, персы, азербайджанцы, армяне. Рядом жили люди и других национальностей. Не только наш двор, но и республика была интернациональной. Уживались все прекрасно и жили дружно. Поздоровавшись, мы рассказали о нашем приключении.

– Вах, вах, вах! – с ужасом отреагировала Гульнара, с грозным видом подозвав сына. Из любопытства с ним прибежали и другие дети. На русском Гульнара спросила: зачем он пришел к нам утром и что сказал?

Мурадка поняв, что мама на него сердится, расплакался еще до ответа. По-русски он говорил плохо, поэтому объяснился на туркменском, а Гульнара перевела нам. Оказывается, утром он увидел, как нашу кошку задавила машина. Звали кошку Мартышка. Выговорить это слово Мурадка не смог и сказал: – Ваш мальтишка умер.

Двор наш объединял два двухэтажных дома, в каждом было по два подъезда. У Гульнары был один из трех городских телефонов на два дома, ими запросто пользовались всем двором. Нас или звали к телефону, или передавали на словах информацию. Услышав такую ужасную новость, мама не задала никаких вопросов, а когда разрыдалась, Мурадка убежал. Вот и сейчас он плакал, не понимая, что происходит. Мне тоже захотелось расплакаться. Погибла моя Мартышка. Мурадке наперебой стали объяснять, что никто не рыдал бы из-за подобного известия, даже если кошку и любили, ведь это животное, а не человек.

– А есть разница?! Мартышка мой друг?! А вы все – бесчувственные болваны!!! – неожиданно для себя прокричала я, но видимо мысленно, потому что никто не отреагировал. Гульнара в сердцах залепила сыну подзатыльник, мама вступилась за него, чувствуя и свою вину.

– Не слушай их! – увела я в сторону все еще плачущего Мурадку. Он так и не понял, за что ему досталось. – Майя, переведи ему, – обратилась я к соседской девочке. – Ты правильно сделал, что пришел и сказал о несчастье! У тебя доброе сердце! – И я рассказала об одной игре. Когда один сказал на ушко мартышка, а другой услышал —мальчишка. Или сказали – картошка, а другому слышится матрешка, а если несколько человек играет, то выходит…, – тут я задумалась, рифма на ум не приходила: – Маркошка, муравьешка.

Игра слов рассмешила детей. Забыв о слезах, Мурадка побежал с друзьями играть в «испорченный телефон». А я отправилась домой, удивляясь, что в утренней суматохе не заметила, что впервые проснувшись, не услышала привычное мурлыканье любимой кошечки. Было непонятно, почему Мартышка оказалась за пределами двора. Она никогда не выходила за ворота, даже если ее подзывали. Да еще и выскочила на проезжую часть. Странно все это. Безусловно, Мартышка навсегда останется в моей памяти, а вот сегодняшний день я постараюсь забыть. Уверена, что все, что случилось сегодня – неслучайность! А хорошая концовка ужасной истории – заслуга моей кошечки, Мартышки, расплатившейся за это своей жизнью… Или же высшие силы сжалились надо мной и показали, что горе есть несоизмеримее…

Никогда не забуду

Моя мама, муж, я и наша немецкая овчарка Джерри только что прилетели из Мары в Ашхабад. Оставалось почти четыре часа до следующего рейса. Мама решила отдохнуть в зале ожидания. А мы пошли выгулять Джерри. Напоследок запечатлеть в памяти местное население в национальной одежде. Послушать их язык и вообще надышаться родным туркменским воздухом, которым я наслаждалась с рождения. Но распался Советский союз, и когда-то простые, дружелюбные туркмены вдруг возненавидели русскоязычное население и внезапно забыли русский язык. И вот спешно, практически за бесценок, продав свою квартиру, пришлось уезжать в Россию. Впереди трехчасовой перелет на Краснодар, и мы в безопасности. И было совсем неважно, что едем в никуда. Главное – быть среди своих, где никто не крикнет вслед: «Езжай своя Россия!». Радует, что туркмены, с которыми мы прожили много лет в одном доме, не поддались русофобии. Мы тепло и с сожалением прощались с добрыми соседями. Билеты были уже куплены. После консультации в окне справок, отложили нужную сумму за перелет овчарки, а это были приличные деньги, почти среднемесячная зарплата. Остальные манаты потратили на сладости. Выстояв очередь у стойки, за час до вылета, подали документы для регистрации. Взвесив Джерри, нам выставили к оплате сумму в три раза превышающую за эти же услуги предыдущую. Мы возмутились, но нам ответили, что при пересечении границы расценки уже международные.

– Девушка, но у нас нет столько денег! Мы консультировались в окне справок…

– Вот идите и разбирайтесь туда.

– Но до вылета меньше часа. Девушка, сделайте что-нибудь. Собака не занимает кресло, она же в ногах будет. Ее не увидят, и не услышат. Джерри, умри, – скомандовала я. Овчарка тут же, на весах, легла бездыханно. Трюк позабавил всех, кроме сотрудницы аэропорта.

– Девушка, миленькая, – пришлось унижаться, не бросать же Джерри в аэропорту. – Поставьте меньше вес, подгоните к этой сумме, пожалуйста, – я умоляюще сложила перед собою руки.

– Не задерживайте людей, – последовал грубый ответ.

В очереди сочувствовали, но они, как и мы – вынужденные переселенцы, за ненадобностью от местной валюты тоже избавились. Да и денег ни у кого не было. Последний год страна отоваривалась по карточкам. Пустые прилавки – следствие долгожданной независимости правящей верхушки. Хранить старые советские деньги смысла не было, в России ходили в обороте новые, которых в Туркменистане и не видели. Доллары исчезли из банков страны еще перед развалом Советского союза. Менять на манаты было нечего.

– Вставай, Джерри.

Джерри поднялась и почему-то заскулила. Не знаю, понимала ли она, что решается ее судьба или просто чувствовала беду, но посмотрев в грустные собачьи глаза, я расплакалась. Но ни мои слезы, ни жалобный скулеж Джерри не растопили сердце девушки за стойкой. Кто-то посоветовал обратиться к начальнику аэропорта, куда мы и побежали, с мужем и Джерри, не теряя драгоценного времени. Тот что-то сердито проговорил по-туркменски и указал на дверь.

Что же делать? Хоть милостыню проси. Отбросив приличия и стыд, мы выбежали на площадь перед аэропортом. Подбегали к туркменам, указывая на жалобно смотрящую собаку, объясняли ситуацию, предлагали купить ручные музыкальные часы мужа. Я пожалела о своей любви к серебру. Среди местного населения ценились только золотые украшения, но в данной ситуации мы готовы были расстаться даже с обручальными кольцами. Но одни, делая вид, что не понимают русского, злорадствовали. У других такой крупной суммы не было. Времени не оставалось, пора было идти на посадку. Был только один вариант – найти любимой питомице нового хозяина и прощаться. Подумав, мы решили обратиться к продавцам ларьков, там уж точно, местные работают. Понятно, что Джерри немецкая дрессированная овчарка, с документами, но ей уже два года и не каждый решиться взять взрослую собаку. Из ближайшего ларька к нам вдруг подошел молодой парень, туркмен. На чистом русском пояснил, что видел, как мы бегали в поиске денег и слышал нашу историю. Вложив мужу в руки стопку манатов, сказал, что здесь вся сумма и пошел в ларек. Мы не сразу поняли, что произошло. Джерри словно почувствовав свое спасение, безудержно виляя хвостом, потянула поводок за парнем. Придя в себя, мы догнали его. От счастья я разрыдалась. С трудом выговаривая слова благодарности, обняла парня. Муж снял часы, протянул незнакомцу, но тот категорически отказался. Парень стеснялся своего благородного поступка. Ему было неловко. Настоящий мужчина! Вдруг мы услышали мамин крик. Размахивая билетами, мама показывала нам, что опаздываем на посадку.

Джерри сама подала лапу своему спасителю – на счастье. Эту «награду» с удовольствием принял наш благодетель, у которого, в суматохе, мы не спросили даже имени.

Случайности не случайны

Белая «Нива» мчала нас в город Б., к теще родного брата. Русским женщинам иногда удавалось пробиться на верхушку власти, мужчины же там были только туркменской национальности. Настроение у всех прекрасное. Каких-то полтора часа – и мы во дворе частного дома, за шикарно накрытым столом, с важными персонами из самого А. Они машут простому люду с трибуны на парадах, выступают по местному телевидению…

Внезапно на середине пути машина заглохла. Этим маршрутом мы ездили несколько лет почти каждую неделю, но такое с нами впервые. Сначала это позабавило. Пока брат «колдовал» под капотом, мы с невесткой вышли размяться. По обе стороны от дороги привычные для нас хлопковые поля. Где-то за полем, виднеется аул. Домики и люди, как игрушечные. Но безжалостно палящее летнее солнце быстро вернуло нас в машину. Брат, обливаясь потом, пытался справиться с капризами автомобиля. Сначала мы с невесткой играли в города, потом по принципу этой игры от нечего делать перебрали – мебель, еду, животных, растения, а когда надоело, молча ждали. Прошло два часа. Захотелось и пить, и есть, но с собой ничего не было. Останавливать немногочисленные проезжавшие машины не хотелось. Надеялись, что Петр скоро справится с проблемой. Но прождали на том же месте еще целый час.

Вдруг мы увидели, как через хлопковое поле к нам с трудом пробирается сгорбленная туркменка. Кусты хлопчатника отчаянно цеплялись за длинное платье дайзы – так уважительно называют туркменских пожилых женщин. В руках она держала большой чурек и кувшин, как потом выяснилось с прохладным кумысом. Мы с радостью подошли к ней. Она не знала русского, мы – туркменского, но при желании понять друг друга было несложно. Хотя, и без перевода было понятно, что эти яства для нас. Спрятаться от жары в машине она отказалась. После утоления жажды и насыщения, безжалостно палящее солнце показалось приятно ласкающим. Брат с новыми силами взялся за борьбу с поломкой. Махнув рукой в сторону аула, дайза показала, что у нее можно переночевать. Мы рассыпались в благодарностях, желали ей здоровья и достатка. И тут машина завелась. Наше предложение подвести ее к аулу (где-то же дорога от них должна была выходить на трассу) дайза отвергла. На прощание мы даже обнялись. Оставшуюся дорогу только и говорили об этом случае. По одежде и дешевой бижутерии было видно, что она не из зажиточных, но от наших денег благородная дайза наотрез отказалась. Я родилась в Туркмении и люблю национальную кухню, но такого божественного кумыса и чурека мне больше отведать не довелось.

У дома невестки стояли две черных Волги. В каждой сидел водитель. Петя поздоровался и пригласил пройти с нами, но парни вежливо отказались. Застолье было в самом разгаре. Большой стол, заставленный деликатесами, стоял под кроной ореха. Нас представили уже «разогретым» гостям. Все-таки чиновники, занимавшие высокие посты выгодно отличались от простых людей. Это не только дорогая одежда, золотые часы, машины, но и сановитая осанка, уверенный взгляд. На таких мужчин просто смотреть уже удовольствие, а уж говорить на «ты», сидеть за одним столом для меня, тогда еще школьницы, казалось чем-то нереальным. Мне было интересно наблюдать за ними, слушать их. Разговаривали гости на чистом русском. Я не принимала участия в деловых разговорах, но пыталась вникнуть в суть. За столом решались не только судьбы людей, но и предприятий. Мне казалось, что я тоже причастна к важным событиям города, да что там – целой республики. Я представляла себя равной с этими господами. Появилось ощущение собственной значимости, зрелости. К рации в машине позвали одного из приезжих. Вернулся он не скоро, было видно, что настроение ему испортили. Оказалось, что с ним связалась подчиненная. У нее заболел ребенок, и она отпрашивалась на больничный. Разозленный начальник с жаром пересказал, как отчитал просившую и приказал заняться отчетом. Сетовал, что совсем распоясался народ. Сталина на них нет. Не дорожит люд работой. Грозился уволить сотрудницу, если ослушается.

А я вспомнила, как однажды, начальница мамы, русская женщина, отреагировала на ее просьбу остаться дома с больным ребенком. Единственное, что ей позволили, так это прийти со мной на работу. Помню, как я больная, с температурой лежала на стульях, тогда мне было лет семь. Старалась не плакать, чтобы маму злая тетка не выгнала с работы. Слушая монолог шефа о нерадивой сотруднице, задумалась: неужели бездушие это обязательная черта характера при получении высокого поста? Ореол вокруг подобных правителей погас. Я вдруг увидела настоящую сущность этих царьков. Вспомнилась дайза, эта простая туркменка. По жаре она шла через все поле, чтобы напоить и накормить попавших в беду, пригласить под свой кров. А эти «хозяева жизни», наверное, и воды не подадут умирающему. Разочарованная, я ушла в дом.

Любаня

В свои пятьдесят Константин никогда не пользовался лифтом. Перепрыгивая через ступеньку, поднялся по лестнице на пятый этаж. Пока восстанавливал дыхание, поправил цветы – традиционный еженедельный букет жене. Специально взлохматил волосы, чтобы Любаня пригладила их своими нежными пальчиками. И только после этого нажал кнопку звонка. Никто не отозвался.

«Спят уже, наверное».

Открыв дверь, на цыпочках вошел в квартиру. В прихожей горел свет, как всегда, царил кавардак.

«Ну, что за девчонка, никак не приучу ее к порядку» – возмущенно подумал он, разуваясь. Заглянул в комнату и замер: никого не было.

«Для прогулки поздновато»

Он прошел на кухню. Взгляд упал на сотовый телефон жены, лежащий на столе.

– Ну и ну! – машинально взял его. – Позвонить некуда и записки нет! – возмутился он, возвращаясь в комнату. Внимательно осмотрелся, пытаясь найти хоть какую-то зацепку, дающую объяснение отсутствию жены и сына. Что-то настораживало его в казалось привычном беспорядке, но что – он не мог понять. Беспокойство и тревога, как два вражеских лазутчика, бесшумно подбирались к его сознанию и только умение не паниковать в сложных ситуациях, приобретенное им службой в Чечне, сдерживало их напористость.

«Ничего не понимаю, – он проверил телефон жены, сообщений не было, а в исходящих и входящих был только его номер. Неосознанно потянулся к шкатулке. – Пусто! Ограбление?! – но тут же отмахнулся от этой мысли. – Денег нет, но шкатулка стоит на месте, как и вещи вокруг. Грабители бы раскидали все. Выходит, она взяла их сама, – по этой же причине отмел и похищение. – Ушла к другому? Да нет, – он искренне верил, что жена не могла его обмануть или предать. – Выходит, просто ушла? Какие причины? Ссор не было. Да и идти ей некуда? Бабка ее давно померла. Никого кроме Ирки… Ирка!» – осенило его.

На звонок единственная подруга жены ответила сразу.

– Где Любаня с Андрюшей? – спросил он в лоб.

– В смысле? – с удивлением откликнулись в трубке.

«Голос спокойный, ответ искренний! Она ничего не знает!» – быстро объяснив ситуацию, Константин задал несколько наводящих вопросов, но ответы не оправдали его надежд.

– Ирочка, милая, выкладывай всё, что приходит на ум, ну? – торопил он. На том конце повисла тишина. – Думай, думай. Когда я был в командировке, о чем вы говорили? Может, ты заметила странности в ее поведении? Что вы делали, куда ходили?

– Никуда, – ошарашила его Ирина. – В этот раз я не ночевала у вас.

Когда он уезжал с ночёвкой, Любаня традиционно приглашала к себе подругу. Походы в развлекательные центры, магазины, посиделки у телевизора были привычным их времяпровождением.

– Как? Любаня говорила… И приветы передавала, – запинаясь, пробормотал он.

– Андрюшка заболел, сразу после твоего отъезда, – с готовностью пояснила Ирина. – Любаня сказала, чтобы я не приходила: инфекция, лечение, сам понимаешь.

Ноги подкосились. Обессилев, он опустился в кресло. Закрыв глаза, задумался: Что-то произошло за эти две недели, но что? Что могло случиться?! Зачем она врала мне, подруге? – недоумевал Константин. – Я звонил каждый день, о болезни сына ни слова.

Мысленно он прокручивал командировочные диалоги. Как правило с женой они состояли из набора стандартных вопросов. С сыном же он говорил подолгу и обо всем, но сегодня Андрюшка был не разговорчив, не хотел пропустить мультик, что вполне естественно для ребенка. – Моему возвращению из командировки Любаня обрадовалась. Не оттолкнула в постели, даже наоборот была страстной… Может, для неё это была прощальная ночь, – пронеслась мысль, но он мгновенно заставил себя забыть это предположение. – Утром я ушел на работу, они еще спали. В течение дня она отвечала на мои звонки, общалась, как обычно, а вечером они исчезли! Что произошло?!»

От неспособности понять происходящее, он сжал кулаки и с силой ударил по подлокотникам кресла. На кожаной обивке образовалась вмятина. Подумав, Константин решил отправиться в полицейский участок, написать заявление о пропаже жены и сына. По дороге позвонил боевым товарищам Виктору и Алексею и попросил их приехать утром, помочь в поиске родных.

Дежурный полицейский принял заявление только после скандала, ссылаясь на то, что трое суток не прошли. А когда понял, что пропавшая моложе мужа на двадцать три года, сразу выдвинул стандартную в таких случаях версию – нашла молодого.

Припарковавшись возле дома, он не сразу вышел из машины. Вспомнились слова покойной матери после ее знакомства с будущей невесткой: «Сынок, послушай мать, зачем сразу жениться? Да, она миленькая, но у вас такая огромная разница в возрасте! – поняв, что для сына это скорее достоинство, чем недостаток, тяжело вздохнув, продолжила. – Возможно, она и неплохой человек, но неинтересный, с ней не о чем даже поговорить! А этот деревенский говорок! Это сейчас он тебя забавляет, а потом будет раздражать! Вы совершенно не подходите друг другу!».

«Послушай я ее тогда – не было бы такого ужасного сегодня! – в отчаянии подумал Константин, но тут же испугался своей мысли. – Не было бы и Андрюшки, а это шесть лет счастья отцовства» – сына он любил больше жизни, которую отдал бы за него не задумываясь.

– Решил здесь заночевать? – услышал он знакомый голос.

Оказалось, не дожидаясь утра, приехали друзья. Поднявшись в квартиру, Виктор сразу заговорил о документах, что совершенно упустил Константин. И как выяснилось после поиска, паспорт жены и свидетельство о рождении сына отсутствовали.

Единогласно пришли к выводу – это побег. Не вдаваясь в причины, попытались понять, куда и на чем они могли уехать. В рассуждениях опирались только на факты: телефон ее остался, последний раз Костя с ней разговаривал, судя по записи, в двадцать один час сорок семь минут, значит, она была еще в квартире. Пришел он около одиннадцати вечера. Их уже не было. Примерное время побега выяснили. А так как поздним вечером городской транспорт ходит редко, не в интересах сбежавшей было привлекать к себе внимание на остановке. Выходит, она вызвала такси или кто-то за ними приехал.

Осталось выяснить, покинули ли они город. Алексей взялся еще раз внимательно осмотреть вещи. После того, как Виктор позвонил знакомому в аэропорт и попросил того пробить по базе были ли заказаны билеты на имя пропавших, присоединился к другу. На железнодорожном вокзале знакомых не было, поэтому они решили отложить поиск в этом направлении в надежде на полицию.

Косте поручили изображая заказчика звонить в службу такси. Возмущаясь долгим отсутствием машины, которую якобы давно вызвал, он с легкостью получил нужную информацию: на их адрес заказов не было. После этого хотел помочь друзьям, но те усадили его в кресло. Объяснив, что все вещи он хорошо знает, а здесь нужен посторонний, не замыленный взгляд.

Наблюдая за происходящим, Костя почувствовал, что к душевной боли добавилась и физическая. Каждая отброшенная друзьями вещь, подобно разорвавшейся боевой гранате, ранила его осколками семейной жизни. Не в силах это вынести, он закрыл глаза и увидел Любаню. Она молча улыбалась, а Андрюша сидел рядом на голой земле и плакал. Но почему-то жена совершенно не реагировала на плач. Он попытался дотянуться до сына, забрать его, но не мог пошевелиться, так безмолвно и наблюдал за ними…

Постепенно Константин приходил в себя, картинка размылась, но плач сына все еще стоял в ушах.

– И здесь ничего! – недовольный возглас Алексея окончательно вывел его из кошмарного видения.

– Светает, пойду с соседями поговорю, – с трудом поднялся Константин.

– Имей в виду, нам молодежь нужна. Вспоминай, кто у вас вечером штаны протирает на площадке? – спросил Виктор.

Константин задумался, как-то тусовалась молодежь из ночи в ночь, но старожилы разогнали их, чтобы спать не мешали.

– Понятно, знакомства с соседями не избежать, – с легкостью считал Виктор ответ с лица друга, – Но сначала в полицию съездим, без их помощи не обойтись.

Следователь попался вменяемый. Поддержав их версию, подкрепленную вескими доводами о побеге жены с сыном, минут десять поносил всех баб (только так он и называл женщин) а потом, искренне посочувствовав брошенному мужу, пообещал помочь. ЖД и автовокзалы он «пробил» в их присутствии, но результата не было. Опрос соседей тоже ничего не дал. Последняя надежда была на расклеенные по всему городу фотографии жены и сына.

К ночи, переступив порог квартиры Константина, все разом ощутили навалившуюся свинцовую тяжесть в теле. Чтобы снять усталость и напряжение, пришлось выпить водки. Закусив солеными огурцами прямо из банки, друзья разместились на ночлег. Стоило Константину закрыть глаза, как он вновь увидел улыбающуюся жену и плачущего сына, и снова не смог ничего поделать. Вывели его из этого состояния слезы, которые буквально, как ему показалось, прожгли на лице дорожку. В голову лезли очевидные факты, которые он упорно старался игнорировать все семь лет, надеясь на русское «авось обойдется». Не обошлось.

«Права была мама! – впервые признал он, раскуривая сигарету. – Хоть Любаня и родила, а материнские чувства у нее так и не проснулись!»

…Их бригада проводила учения недалеко от хутора, где и жила Любаня. Как-то Константин с друзьями зашли в единственный магазинчик. К ним обратилась сгорбленная старушка, с просьбой выделить солдатика в помощь: вскопать огород и наколоть дров. По уставу это запрещалось, но чисто по-человечески… Константин вызвался осмотреть объем работ.

– Любка, подь сюды! – крикнула старушка, едва открыв калитку. – Любка, зараза эдакая!

– Да тута я, – откликнулась девушка, появившаяся на пороге покосившейся хатки. Константина поразил ее внешний вид. Эдакая Настенька из сказки «Морозко», одетая в какие-то столетние тряпки, безропотно выполняющая приказы злобной, в данном случае, бабки. У него тут же появилось желание защитить бедную девушку.

– Покажь охфицеру копанку, апосля в хату провяди яго.

Кивнув, девушка молча направилась в огород.

– Строгая бабуля, – решился заговорить Константин.

На что Люба только кивнула в ответ.

– А кто еще с вами живет?

– Нихто. Батькы давно помэрли вид горилки, – равнодушно пояснила девушка.

– Сколько тебе лет? – не унимался Константин.

– Двадцать тры роки.

– Учишься или работаешь? – он и сам не понимал своего любопытства, но ему почему-то хотелось больше узнать об этой девушке.

– Пидлогу мыю в сельпо.

Он улыбнулся ее говору. Люба внимательно посмотрела на Константина. Поняв, что он хочет еще о чем-то спросить, решила рассказать ему все сама. – Закинчила висемь классив, ехаты поступаты не було гроший, – помолчав, добавила. – И одяги.

– Хочешь уехать отсюда? – вдруг спросил он. У девушки мгновенно оживился взгляд.

В город он вернулся уже с Любаней. Бабка только обрадовалась, что избавилась от нахлебницы. Бракосочетание отметили через неделю, дома, в кругу друзей, жены которых единодушно не одобрили выбор Константина, но все же в гости молодоженов приглашали. В то время как все веселились, Любаня, единственная в компании держалась особняком, и с годами, к сожалению, для Константина ничего не изменилось. А когда родила сына, с радостью пропускала посиделки с друзьями мужа. Общалась же Любаня только с Ириной. Та была такой же деревенской простушкой, работала мастером по маникюру, но в городе, как и Люба, так и не адаптировалась. Видимо, это их и сблизило. Константин не возражал против их дружбы, он часто ездил в командировки и ему было спокойнее знать, что жена не остается в одиночестве…

– Ты ведь бросил курить еще курсантом! Сдохнуть решил?! Позеленел уже от никотина! – возмутился Виктор, заглянув на кухню. – Все наши сигареты скурил.

Только сейчас Константин с удивлением обнаружил, что пепельница забита окурками. От этого вида у него потемнело в глазах, а ноги вдруг стали чугунными. Поняв, что Константин себя не контролирует, друзья решили не оставлять его ни на минуту, да он и не возражал против их присутствия. Поиски затянулись. Вот уже четверо суток о пропавших не было никаких известий. А вечером к ним приехала Инга – жена Алексея с признанием, что ездила с фотографией Любани и Андрюшки к ясновидящей бабе Наде.

– Вот уж никогда не думал, что ты веришь в подобную ерунду, – удивился Алексей сообщению жены.

– Знаешь, что… – возмутилась Инга. – Если бы Олег Родионов поверил в эту, как ты говоришь, ерунду, то сейчас был бы жив и здоров.

– Причем тут он?! – разозлился муж.

– Притом! – нисколько не смутилась Инга. – Перед вашим отъездом в Чечню, только Ольге баба Надя сказала, что та не должна отпускать мужа в командировку – убьют.

Друзья озадаченно переглянулись.

– Совпадение, – буркнул муж. – Накаркали са…

– Инга, мы поняли, – перебил друга Константин. – Что она о моих сказала?

– Они живы! – мужчины с облегчением выдохнули. – Только вот… – Инга опустила глаза.

– Говори, – побелев, процедил Костя.

Инга набрала воздуха в легкие и глядя Кости в глаза выпалила: – Если ты не поверишь в то, что я расскажу и не поедешь туда, куда я скажу, то Андрюшка умрет.

– Ты сдурела?! – закричал на нее муж, вскочив со сжатыми кулаками. Инга отпрянула, ей показалось, что Алексей ударит ее, чего никогда не случалось. Испугавшись такой реакции жены, он сел на место, тихо произнес: – Думай, что говоришь!

Костя вытерев вдруг набежавшие слезы, решительно спросил:

– Куда ехать?

– В Ростовскую область. – Инга достала заготовленную карту, ткнула пальцем. – Вот в этом районе ты и встретишь их.

– А конкретнее нельзя.

Инга виновато пожала плечами:

– Баба Надя сказала, что там будет какое-то безлюдное место… Скорее всего это хутор. Людей мало, домики невысокие, деревянные, а еще река, поле.

Константин вскочил, готовый сейчас же тронуться в путь. Инга положила ему руки на плечи, заставив присесть:

– Костя, на рассвете выедешь. Искать нужно возле воды.

– Я с тобой, – разом отозвались оба друга.

Ранним утром, взяв с собой сухпайки (так они по армейской привычке в шутку называли бутерброды) выехали на ростовскую трассу. Заехав в квадрат поиска, часа четыре колесили по бездорожью вдоль реки, пока не наткнулись на группу странно одетых людей. Женщины были в цветных длинных сарафанах, мужчины в рубахах навыпуск.