Текст книги "Кулон с ее именем"

Прокатившиеся над землей раскаты грома вынудили Эмбер вновь взглянуть на небо, готовое прорваться потоками дождя. Крепко сжав в кулаке плату за вышивку, которую девушка положила в карман, она ускорила шаг, почти срываясь на бег и надеясь успеть до начала грозы.

Но она не успела.

Глава 8

Дневник Джессики Нуар

Время на корабле тянется ужасно медленно. Мое тело протестует, прося нагрузок, но я не могу даже нормально походить. Вынужденное безделье, приправленное чувством, схожим с тем, что испытывает загнанный в угол зверь, сводит меня с ума.

Единственная радость – книги (Генри привез с собой парочку и дал мне почитать). И этот дневник. Не думала, что я буду настолько рада тому, что родители научили нас с Эмбер грамоте. В ином случае я бы точно свихнулась. А так, читая, я хотя бы на время переношусь с корабля в другое место, иду вместе с героями, чувствую то же, что и они. Наверное, это еще один способ сбежать от реальности, и он мне в новинку. Честно говоря, ненавижу себя за то, что бегу. От правды, от своих воспоминаний. От той, кем была и кем стала. Я как будто отчаянно пытаюсь насытиться, сорвать все плоды с дерева жизни, боясь, что то в любой момент завянет или меня оттащат от него. Эмбер как-то сказала, что я веду себя по-детски. Помню, я тогда разозлилась: сестра ничем не лучше меня, прячется за маской, высеченной изо льда, которая иногда становится настолько прозрачной и незаметной, что мне уже кажется, что Эмбер всегда была такой – серьезной и собранной, отстраненно вежливой и неумолимо недосягаемой. Закованной в нежелание открываться кому бы то ни было. И тогда я задаюсь вопросом, куда подевалась та девочка, которая любила печенье с шоколадной крошкой и заразительно смеялась, когда мы, что-то учудив, бежали с места преступления. Должно быть, та Эмбер умерла, как и прежняя я.

Тоска по ним с Томом гложет меня с каждым днем все больше и больше. Мне одновременно хочется и плакать, и кричать. Могу я делать только первое (и то тихо), чтобы никто не заподозрил, что на корабль пробралась женщина. Так что да – чтение и рисование – это лучшие способы отвлечься от этого разрушающего чувства. Но и эти занятия не могут продолжаться постоянно. Приходится беречь свечи, у Генри их не так много. А еще я просто не могу постоянно сидеть в темноте. Мне постоянно кажется, что там кто-то притаился и все ждет, пока я закрою глаза, чтобы наброситься. Все-таки мне повезло, что я оказалась в самом верхнем трюме, а не в самом чреве корабля. Не знаю, чтобы делала, постоянно окружай меня тьма, ведь вниз даже не доносятся крики чаек и шипение волн. Гробовая тишина. Брр…

Хотела бы написать, что один день похож на другой, но это было бы неправдой. По крайней мере, из этого правила точно появилось исключение, произошедшее не далее, чем вчера. Шторм.

Сначала мне показалось, что я взлетела. Все тело поднялось в воздух, и на миг я ощутила себя птицей. Казалось, стоило лишь взмахнуть крыльями, и я улечу на свободу. Но в следующую секунду удар об пол выбил у меня весь воздух из легких. Это было ужасно. Беспомощно хватая ртом кислород, я попыталась перекатиться на бок, но следующий удар пнул меня обратно на бочки. Не знаю, сколько так продолжалось, после пятого столкновения с деревом я перестала считать. Меня мотало из стороны в сторону, и все-таки, уцепившись за какие-то ящики, я сумела встать и подойти к стене. Оглушительный удар грома был подобен громогласному хохоту неизвестного мне божества, потешающегося над потугами смертных. У меня скользнула мысль, что, возможно, не стоит выглядывать в световое окно. И так было понятно, что дело плохо. Но я все же выглянула. И окаменела. Все волоски на коже встали дыбом, и я не могла шевельнуть и пальцем.

Волны яростно врезались в корабль, и дерево в ужасе скрипело, стараясь удержаться под натиском моря. Не знаю, сумею ли я когда-нибудь забыть этот звук. Ветер завывал, и его порывы превращали капли дождя в остро заточенные кинжалы, ранящие не хуже своих собратьев из металла. Вокруг словно бесновались демоны, и их морозящие кровь ухмылки сверкали молниями, раздирающими небо.

Я отчаянно металась по трюму, понимая: если «Афродита» пойдет ко дну, я упокоюсь вместе с ней. И это приводило меня в ужас. Я не хотела умирать. Я просто не могла умереть. Эмбер и Том нуждались во мне, я сама нуждалась в них. На один краткий миг корабль выровнялся, и меня посетила наивная надежда на то, что все закончилось. Резкий удар врезавшейся в волну «Афродиты» я почувствовала всем телом. Меня отбросило в сторону, сила толчка позволила мне пролететь полтрюма. Одеяла и все, что я использовала в качестве подушек, смягчили удар, не позволив переломать все кости. Но по мне будто пробежал табун лошадей. Застонав, я подползла к стене, сжимая зубы, чтобы не заскулить от страха. Слезы текли по щекам, и на губах пленкой застыл их солоноватый привкус. Привкус поражения.

Я свернулась в клубок, вздрагивая всем телом от каждого удара грома. Мое сердце замирало при вспышках молний, освещающих небо силой тысячи солнц, а панические крики матросов, доносившиеся сверху, с палубы, убивали всю надежду на благоприятный исход. Если уж они, прожженные морские волки, боятся, то чего уж говорить обо мне. Если они в ужасе мечутся по палубе, пытаясь совладать с дикой стихией и понимая, что это бесполезно – я слышала это в их криках, – то мне и подавно не стоит рассчитывать на то, что «Афродита» выдержит этот шторм.

Она, конечно, выдержала. Даже никто из людей не пострадал настолько серьезно, чтобы об этом можно было волноваться. Но в тот момент я вся состояла из страха. Этот первобытный страх, отступающий по мере того, как человечество развивалось, возобладал надо мной и снова заставил почувствовать себя маленькой, бессильной перед властью природы. Слабой.

В тот момент впервые за долгое время я начала молиться. Слова, ставшие до неправильного непривычными, легко слетали с моих губ, тогда как пальцы теребили кулон, который всегда был на мне. Он был такой же частью меня, как рука или нога. Я просила лишь о том, чтобы перед смертью увидеть лица Эмбер и Тома. Чтобы иметь возможность попрощаться, сказать последнее «прости». И то, что я люблю их.

Глава 9

Стоило Эмбер войти в город, как небо разверзлось, исторгнув из себя потоки дождя. Охнув, девушка рванулась вперед, уже не думая о том, что ей не подобает бегать по улицам, словно маленькому сорванцу. Это потеряло свою значимость, стоило возникнуть угрозе промокнуть насквозь и заболеть, в результате чего потерять возможность обеспечивать Тома и себя.

«Надо спрятаться где-то, – скользнула мысль, – переждать грозу».

Взгляд Эмбер заметался по улице, выцепляя названия лавок и других возможных укрытий. Девушка совершенно не обращала внимания на прохожих, большинство которых, как и она, забыли о приличиях и неслись к ближайшему убежищу, только пятки сверкали. Неожиданно Эмбер заметила странную темно-синюю вывеску, посередине которой был изображен шар, застланный густым туманом. Девушка уже хотела пробежать мимо, однако яркая вспышка молнии и почти сразу же раздавшийся за ней раскат грома заставили ее поменять решение.

«Лучше уж сейчас к гадалке, чем потом к аптекарю за лекарствами», – благоразумно решила Эмбер и нырнула в темное нутро дома.

Оказавшись в полумраке коридора, девушка беспомощно заморгала, силясь привыкнуть к темноте. В ноздри сразу же ударил стойкий запах воска от свечей, горящих где-то в глубине находящейся в конце коридора комнаты, а аромат благовоний вызвал нестерпимое желание чихнуть. Эмбер сморщила нос и инстинктивно задержала дыхание, но, напомнив себе, что ей придется провести здесь не одну минуту и даже не пять, бросила это занятие. Чем раньше она привыкнет к странному запаху, тем лучше.

«Надо бы предупредить гадалку, что я здесь, – подумала девушка, ежась: мокрое платье неприятно липло к телу, – а то еще испугается. Она же не ожидает, что здесь кто-то есть».

– Простите! – крикнула Эмбер в темноту перед собой, обращаясь к призрачной полоске света, льющегося из приоткрытой двери, – простите, я… Я тут спряталась от дождя, мне ужасно неудобно за вторжение! Могу ли я…

– Не кричите, я здесь, – раздалось над самым ухом, и Эмбер, взвизгнув, подпрыгнула от страха и метнулась вперед.

Сделав резкий поворот и схватив первую попавшуюся под руки вещь, стоящую на полке, девушка занесла ее над головой, собираясь огреть подкравшегося сзади человека. Мышцы были предельно напряжены, Эмбер чувствовала пьянящую силу, которая бурлила в теле и требовала выхода.

– Я бы попросила вас опустить мой шандал. Он много значит для меня, – спокойно произнесла бесшумно подошедшая женщина, ничуть не испуганная резкой реакцией Эмбер.

– Ч–что? – не до конца понимая смысл слов незнакомки, пролепетала Эмбер. Оружие качнулось в руках девушки, но она его не опустила.

– Вижу, я вас напугала своим неожиданным появлением, – мягко, как будто успокаивая чересчур бойкого питомца, начала женщина, но была прервана раскатистым ударом грома, раздавшимся прямо над домом.

Эмбер, нервы которой и так были напряжены до предела, вновь позорно взвизгнула и шарахнулась в сторону, больно ударившись бедром о комод.

– Прошу вас, успокойтесь, – нараспев произнесла женщина, и девушка отметила, что у нее очень красивый тягучий голос, – мое имя – мадам Веретемир, и вы находитесь в моем доме.

– Я прошу прощения, – Эмбер готова была провалиться сквозь землю от стыда, – не знаю, что на меня нашло.

– Пойдемте, – ласково улыбнулась ей мадам Веретемир, – негоже стоять в дверях.

Не дожидаясь ответа, женщина пошла вперед, ловко обогнув Эмбер и направившись в комнату, откуда лился теплый свет зажженных свечей.

«Выставила себя полной дурочкой», – раздраженно подумала девушка и собралась поднести руку к лицу, но тут же отдернула ее и недоуменно уставилась на канделябр, который держала в руке. Нахмурившись, Эмбер припомнила его необычное название, которое произнесла мадам Веретемир – шандал. Он неприятно оттягивал руку, и девушка поспешила поставить его обратно на полку, но невольно задержала на нем взгляд. Подсвечник был красив. Изящный, и в то же время мощный, он завораживал и притягивал взгляд, а грациозно изогнувшаяся на ножке шандала русалка того и гляди была готова ожить и, кокетливо махнув хвостом, попросить отпустить ее в океан, на свободу. Мысли девушки вновь вернулись к Сирене, и Эмбер тяжело вздохнула. Она уже повернулась, собравшись последовать за гадалкой, но тут обратила внимание на темнеющий проем двери, которую она поначалу не заметила.

«Должно быть, мадам Веретемир вышла оттуда, – догадалась Эмбер, – но почему тогда я ничего не услышала? Ни шагов, ни скрипа двери, хотя она ведь была совсем рядом. Не может же она открываться бесшумно, особенно в таком старом доме».

Эмбер поежилась и быстрым шагом направилась в комнату со свечами, в которой исчезла мадам Веретемир. Стоило ей переступить порог, девушка недоуменно застыла на месте, пораженная открывшейся ей картиной. Никогда до этого не бывавшая у гадалок, предсказательниц и людей, хоть отдаленно связанных с паранормальным, Эмбер знала об их домах лишь по рассказам знакомых. А те либо были чересчур восторженны и тараторили без умолку, во всеуслышание восхищаясь сверхъестественной силой гадалки, предсказавшей им великую судьбу, либо были настроены слишком скептически, считая гадалок воровками и лжецами, и не могли дать непредвзятой оценки. Поэтому Эмбер, у которой были достаточно расплывчатые представления о жилище провидицы, не ожидала увидеть то, что предстало перед ее глазами, и не сумела удержаться от поднятия бровей.

Здесь не было ни загадочных чаш, ни темных и тяжелых портьер, ни даже колоды карт, служившей, как думала Эмбер, неотъемлемым атрибутом любой гадалки. Ничем не примечательная, привычная девушке комната, в которой единственной деталью, подтверждающей, что она попала не в обычный дом, служил большой стеклянный шар. Точно такой же был изображен на вывеске. А рядом с ним вальяжно развалился огромный кот. Его черная, как безлунное небо, шерсть лоснилась, а на хвосте, которым он лениво помахивал, словно звездочка сверкало белое пятнышко. Взгляд кота показался Эмбер слишком осмысленным, человеческим. Животное словно оценивало девушку, приглядывалось к ней. Его зеленые глаза сверкали в полутьме. Эмбер передернуло.

Мадам Веретемир, зажигавшая оставшиеся свечи, обернулась на звук шагов и приветливо улыбнулась девушке.

– Садись, – кивнув на стул, пропела она и вновь вернулась к прерванному занятию.

Эмбер осторожно направилась к стулу, напряженно поглядывая то на мадам Веретемир, то на кота. А тот грациозно поднялся и прогнул спину, вставляя напоказ острые коготки на передних лапах. После чего кот неодобрительно взглянул на девушку, ловко спрыгнул на пол и, бесшумно ступая, развязной походкой направился по своим делам.

Рука Эмбер потянулась к груди, и тонкие пальцы привычно сжали кулон, хоть на миг дарящий девушке спокойствие и уверенность. Она уже не дергалась при каждом ударе грома или резко сверкнувшей молнии, на долю секунды освещающей всю комнату, однако в безопасности себя не чувствовала.

– Первая гроза в этом году, – попыталась начать беседу девушка, надеясь таким образом избавиться от гнетущего чувства и понять, что из себя представляет гадалка. Но больше всего ей хотелось разорвать тишину, прерываемую лишь поскрипыванием половиц и едва слышным потрескиванием огня.

– Да, – согласно кивнула мадам Веретемир и снова замолкла.

Она все еще стояла к Эмбер спиной, однако все свечи уже были зажжены. И все же теплое сияние огня не разгоняло тьму, сгустившуюся по углам комнаты, и девушка, как ни силилась, не могла разглядеть, что там делает гадалка. Эмбер нахмурилась, следя острым взглядом за мадам Веретемир.

– Простите мне мою нелюбезность, – неожиданно прервала затянувшееся молчание гадалка и повернулась к Эмбер, – мы с вами так и не представились друг другу по всем правилам. Как вы уже знаете, мое имя – мадам Веретемир. А ваше?

– Эмбер, – ответила девушка, – Эмбер Нуар.

– Ах, Нуар, – мадам Веретемир подошла к столу и оперлась о него одной рукой, – я слышала о ваших родителях, ужасное несчастье. Мои соболезнования.

Эмбер окаменела. Казалось, даже сердце застыло. Эта рана еще была свежа, она едва покрылась корочкой, как новый удар – исчезновение Джессики – вновь разбередил ее. Эмбер уже отвыкла от того, что кто-то выражает ей соболезнование. Многие уже и забыли, что она потеряла родителей.

– Благодарю, – хрипло произнесла девушка и не узнала собственного голоса.

– Ох, прошу простить мою беспардонность, – заметив побледневшее лицо Эмбер, поспешно сказала мадам Веретемир, – мне жаль, если я позволила себе лишнего.

Эмбер неопределенно качнула головой.

– Не хотите ли, чтобы я вам погадала? – вдруг с улыбкой предложила мадам Веретемир и присела напротив девушки.

Эмбер вскинула глаза и перевела взгляд с загадочно улыбающейся женщины, черные, словно вороново крыло, волосы которой буйными прядями покоились на ее плечах, на стоящий посередине стола большой стеклянный шар. В данный момент он был абсолютно прозрачен, и девушке не хотелось, чтобы его наполнял туман.

– Нет, спасибо, – покачала головой Эмбер и скрепя сердцем ответила на вопросительный взгляд гадалки, – мне нечем вам заплатить.

Это была одновременно и правда, и ложь. С детства тяготившаяся от необходимости изредка врать Эмбер почувствовала, как лежащие в кармане монеты вмиг потяжелели и будто потянули ее к полу. Девушка сжала челюсти и нацепила на лицо непроницаемую маску. Да, деньги у нее были, но они не предназначались на праздное развлечение вроде гадания.

– Я не возьму за свое предсказание ни гроша, – по-птичьи склонив голову, тягуче произнесла женщина.

– Но тогда какой в этом смысл? – подозрительно нахмурилась Эмбер, и в уголках губ мадам Веретемир затаилась улыбка, не перешедшая, однако, в ее глаза, – какова ваша выгода?

– Я всего лишь попрошу выполнить мою просьбу.

– Просьбу? Какую?

Сердце тревожно забилось, и Эмбер невольно отклонилась на спинку стула, подальше от сидящей напротив женщины. Она уже успела пожалеть о том, что забежала в этот странный дом.

«Лучше бы промокла», – напряженно смотря на гадалку, подумала девушка.

– Сыграть на скрипке.

– Сыграть на скрипке, – задумчиво повторила Эмбер и хмыкнула, – в чем же подвох?

– Ни в чем, – мадам Веретемир обезоруживающе улыбнулась, но девушку это не убедило.

– Неужели вы просто хотите послушать, как я играю на скрипке? – Эмбер качнула головой, – я вам не верю.

– Должно быть тяжело никому не верить, – гадалка слегка улыбнулась, и девушка внутренне ощетинилась от сочувствия, которым была пропитана улыбка мадам Веретемир, – не доверять, не подпускать слишком близко. Что вас так ранило, мисс Нуар? Почему вы так боитесь открыть свое сердце кому-то?

– Прошу простить мою грубость, но я не собираюсь откровенничать с вами, – Эмбер выпрямилась и холодно взглянула на гадалку, – это лишь мое дело, которое вас не касается.

– Верно, – согласно кивнула мадам Веретемир, – вот только мне больно смотреть на то, как вы сгораете от одиночества. Попробуйте довериться кому-нибудь кроме своей семьи.

– Как я уже сказала, это вас не касается, – бросила в ответ Эмбер, не позволяя женщине увидеть путаницу внутри.

Она желала бы, чтобы слова мадам Веретемир вызвали у нее лишь раздражение, однако они задели что-то в девушке, подтвердили то, о чем она уже долго думала сама. Боязнь довериться кому-то стала неотъемлемой частичкой маски, которую Эмбер носила каждый день и которая вплелась в характер девушки.

Чем меньше людей находятся в твоем сердце, тем меньше вероятность, что тебя ранят. После гибели родителей Эмбер поняла эту нехитрую истину и закрыла свое сердце на ключ, не подпуская никого слишком близко, чтобы довериться или полюбить. Это дозволялось лишь Джессике и Тому, остальные никогда не проникали так глубоко, чтобы причинить страдания в случае своего ухода.

Мадам Веретемир спокойно смотрела на Эмбер, и взгляд ее разноцветных глаз – одного голубого, а второго – зеленого – неожиданно напомнил девушке немигающий взгляд змеи. Женщина словно пыталась проникнуть в душу Эмбер, прочитать ее мысли. Девушка ощетинилась.

– В моих словах нет никакого скрытого смысла. Я всего лишь хочу, чтобы в определенное время вы сыграли на скрипке, – произнесла мадам Веретемир, и Эмбер облизнула пересохшие губы.

– И что же со мной будет, когда я сыграю?

– Вы исполните то, чего жаждете больше всего.

– Мои желания разнообразны, – стараясь понять, что подразумевает гадалка, сказала Эмбер, – так какое же именно исполнится?

– Вы найдете то, что потеряли. Давным-давно и совсем недавно.

Эмбер вздрогнула. То, что она потеряла совсем недавно. Если она все правильно поняла, ей всего лишь и стоит сыграть на скрипке, чтобы найти Джесс.

– Когда оно придет? – напряженно спросила девушка, – это определенное время, когда оно наступит?

– Вы поймете, – уклончиво ответила мадам Веретемир, а после ее разные глаза блеснули в неровном свете свечей, – вы согласны?

– Пока нет, – Эмбер закусила губу. Соглашаться сразу было рискованно, – вы можете рассказать более подробно? Что именно я найду?

– Несколько лет назад, – начала гадалка, но девушка нетерпеливо нахмурилась. Ее не интересовало то, что она потеряла давно. Если она все это время прожила без этого, то может и дальше обойтись.

– Что я потеряла совсем недавно?

– Вы и сами знаете ответ на этот вопрос, – хитро улыбнулась мадам Веретемир, и ее разноцветные глаза вспыхнули, – без этой пропажи вы чувствуете себе неполноценной. Все валится из рук, потому что вы не знаете, где она. И где вы можете найти то, что потеряли.

Сомнений быть не могло. Эмбер сглотнула тугой ком в горле, и он тяжелым камнем упал в желудок. Мадам Веретемир не внушала доверия, как и ее слова. Но девушка была готова ухватиться за любую возможность.

– Вы согласны? – снова спросила гадалка.

Эмбер помедлила лишь миг.

– Да.

Если это поможет ей найти сестру, она готова рискнуть. Какова бы ни была цена, Эмбер ее заплатит.

Мадам Веретемир улыбнулась, и девушка вздрогнула. Шар вдруг заволокло дымом, и от него начало подниматься мягкое сияние. Оно теплым светом освещало лицо гадалки, делая его одновременно и моложе, и старше, и красивее, и страшнее. Мадам Веретемир ласково провела пальцем по холодной поверхности шара.

– В каждом из нас живет стремление узнать то, что ожидает впереди, – начала женщина, и ее грудной голос, словно патока, разлился по комнате, – кто-то скрывает это, кто-то нет. Но все желают увидеть свое будущее. Будто мотыльки, люди неосторожно стремятся к этому знанию, не подозревая, что оно может не только пролить свет. Но и сжечь их дотла.

По спине Эмбер пошли мурашки. Пальцы непроизвольно стиснули край стула, на котором сидела девушка. Голос гадалки завораживал, он переносил Эмбер в другой мир. Ее слова мягко проникали в девушку, вызывая странный трепет.

– Однако есть люди, которые не желают знать, что им предначертано. Не стремясь к знанию своего будущего, они предпочитают сами ковать свою судьбу. Не желают жить в ожидании того, что было предсказано. Вы – одна из этих людей. Ваша жизнь в ваших руках, и вы не хотите, чтобы было иначе. Словно волчица, вы боретесь с любыми попытками контролировать себя. Пусть и не так яростно и открыто, как сестра.

Мадам Веретемир замолкла, словно обдумывая что-то. В следующий миг по ее губам скользнула улыбка. Эмбер вся подалась вперед, напряженно ловя каждое слово гадалки.

– Настанет день, когда вы предстанете обнаженной перед всем миром. Станете хрупким цветком, раскрывающим свои нежные лепестки и больше не желающим оставаться закрытым бутоном. Но вам предстоит пройти долгий путь, чтобы сделать это. Правильный выбор, сделанный однажды, приведет вас к счастью.

– А не правильный? – опасливо спросила Эмбер, и ответ мадам Веретемир заставил ее поежиться.

– Неправильный же выбор станет причиной вашей смерти.

«Отлично. Либо все, либо ничего, – раздраженно подумала Эмбер, – либо ты счастлив, либо ты умираешь. Ну разве нельзя найти золотую середину?»

– Я чувствую, что вас что-то волнует, – мадам Веретемир прикрыла глаза и простерла руки над шаром, туман в котором поднялся выше, словно ластясь к ее пальцам.

– Верно, – медленно, осторожно подбирая каждое слово, произнесла девушка, – меня интересует не моя судьба, а судьба моей сестры.

«Хуже от этого точно не будет», – решила Эмбер и налегла грудью на край стола, впитывая все, что произносит гадалка, словно губка.

– Ваша сестра… Сильная, отважная девушка, она словно поток первозданной энергии, мощная струя воды, пробивающая себе путь среди равнодушных скал. Но она в клетке…

– В клетке? – слова слетели с языка прежде, чем Эмбер успела подумать.

Но мадам Веретемир не обратила на них и капли внимания. Ее неожиданно прошила дрожь, глаза гадалки широко распахнулись и невидяще уставились на шар.

– Я слышу голос, – чужим, хриплым голосом, вмиг потерявшим былую плавность и мелодичность, продолжила женщина, – зов, которому сложно противиться… А еще песня. Сквозь толщу воды до меня долетает песня… Мое сердце разрывается от тоски… Так много сестер, так много разбитых сердец. Я вижу блики, сверкающие на солнце, да темную толщу воды, что поглощает все живое. Тьма шепчет, ей так сложно противиться…

Мадам Веретемир затряслась. Ее глаза закатились, и Эмбер испуганно отшатнулась.

– Мадам Веретемир! – позвала женщину она, боясь, что гадалка умрет, что видения будущего поглотят ее, задушат.

Туман в шаре бесновался, его белесые щупальца изворачивались, словно пытаясь сказать что-то, достучаться до людей через стекло. Но в тот миг, как мадам Веретемир открыла глаза и в ее взгляде засветилась осознанность, дымка взметнулась вверх и тут же опала. Поблекнув, она постепенно исчезла. Однако перед тем, как ее совсем не стало, Эмбер разглядела то, что выбило у нее весь воздух из легких. Большой корабль, гордо развернувший огромные паруса и скользящий по водам бескрайнего моря. А на палубе, глядя в пустоту, притаился тонкий силуэт, смотрящий вперед. Силуэт, принадлежащий Джесс.

Глава 10

Джесс. Эмбер была уверена, что это был силуэт сестры. Пусть она видела его лишь миг, но не могла не узнать длинные волосы, гибкую фигуру Джессики и ее манеру держаться за перила: так, словно девушка собирается оттолкнуться от поручней и взлететь ввысь.

Эмбер сглотнула и медленно подняла глаза на мадам Веретемир. Грудь женщины тяжело и часто вздымалась от рваных вздохов, а лицо осунулось. Гадалка будто опустела.

– Вы это видели? – дрожащим голосом спросила Эмбер, но тут же прочистила горло и вновь задала вопрос, но уже более уверенно, – вы видели силуэт в тумане?

– Да, – тихо промолвила женщина.

– Ваши слова… Что они означают?

– Предсказания сложно трактовать, – уклончиво ответила мадам Веретемир, и Эмбер заметила, что ее голосу вернулась прежняя мягкость и напевность, – иногда можно понять его скрытый смысл, но чаще всего истинное значение выясняется лишь после того, как случится предсказанное. А в случае с вашей сестрой… Понимаете ли, обычно я вижу более-менее полную картину, отдельные отрывки из будущего человека. Но все же они ясные, с легкостью можно разглядеть даже самые мелкие детали. Однако сейчас что-то не давало мне увидеть больше. Лишь разрозненные обрывки, скорее образы, нежели полноценные картины.

– То есть вы сами не знаете, что означает сделанное вами предсказание? – подытожила Эмбер.

– К сожалению, – склонила голову мадам Веретемир, – нечасто такое бывает, но сейчас у меня нет ни малейшего представления, что пытался показать нам шар. Будущее вашей сестры скрыто в дымке неизвестности, и некая сила не дает мне пробиться дальше прихожей.

– Прихожей? – не поняла Эмбер и нахмурила брови.

– Линия жизни человека как длинный-длинный коридор, – мадам Веретемир прочертила линию на столе. – В нем много поворотов и развилок, и от выбора человека зависит, по какому пути он пойдет дальше. В этом коридоре также много комнат. Среди предсказателей много мнений, что есть комнаты, что они из себя представляют. Я считаю, что это самые важные воспоминания человека. Те, что определяют его, как личность. Неважно, грустные или радостные, но они оставили свой след в душе человека и стали «комнатами воспоминаний». Есть мнение, что эти комнаты – что-то наподобие тихих гаваней, в которых человеку комфортно и куда он возвращается в минуты отчаяния. Некоторые считают, что это грани человеческой личности. Например, комната великодушия, в которой собраны воспоминания обо всех добрых, бескорыстных поступках, которые человек совершил. Великие предсказатели могли двигаться по этому коридору, заглядывать в комнаты и один в один повторять путь, который до этого прошел человек и который он может пройти. Но времена, когда в воздухе витала магия, прошли, остались лишь малые крупицы, которые позволяют выживать некоторым существам и дают нам возможность гадать. Пусть и не с такой точностью, как раньше.

Эмбер ненавязчиво отодвинулась от стола. Она прислушалась к шуму дождя за окном. Гроза начала затихать, но ливень все не унимался.

«Магия, коридоры жизни, – скептически подняв бровь, думала девушка, – эта женщина либо сошла с ума, либо любит рассказывать сказки. В любом случае, надо выбираться отсюда как можно скорее».

– Обычно я могу двигаться по этому коридору, заглядывать в некоторые комнаты, но это не длится долго, – продолжила мадам Веретемир. – Например, я могу увидеть, ждет ли человека великая судьба, будет ли он одинок или, наоборот, окружен семьей. Иногда мне являются и более ясные образы – то, кем станет тот, кому я гадаю, сколько у него будет детей или удастся ли ему вырастить богатый урожай. Но с вашей сестрой дела обстоят… сложнее. Мне с трудом удалось пробиться дальше прихожей – того места, с которого можно начинать предсказывать будущее, – но я оказалась в темноте. В ней проносились разные образы, столь разрозненные и нечеткие, что некоторые мне не удалось даже разглядеть. Но постоянно звучал какой-то шепот из самого сердца этой тьмы. И песня. Совершенно незнакомый мне мотив, но поющие его голоса были такими пронзительными, такими требовательными и одновременно просящими. Если бы ты не позвала меня, боюсь, я пошла бы на их зов и затерялась в темноте. Спасибо.

Эмбер склонила голову, тронутая искренностью в словах мадам Веретемир. Она и не заметила момента, когда гадалка начала обращаться к ней на «ты», но в устах женщины это звучало так естественно, что девушка не стала поправлять ее. Однако слова мадам Веретемир вызвали у нее противоречивые чувства. О какой магии говорила гадалка? И о каких существах? Не о тех ли, что населяют воображение малых детей и душевно больных взрослых?

– Понимаю, тебе тяжело поверить в мои слова, – улыбка отразилась в разноцветных глазах мадам Веретемир, и Эмбер, помедлив секунду, утвердительно кивнула, – однако я говорю правду. Большинство людей не верят в магию, не видят ее. Волшебных существ вы считаете обитателями сказок и легенд, а нас, предсказателей судеб, – шарлатанами. И я не в силах помочь тебе уверовать в силу, что существовала еще до того, как нога человека ступила на землю. Возможно, однажды ты поймешь и увидишь все своими глазами. А может быть, это так и останется для тебя пустыми словами. Как бы то ни было, тебе было суждено зайти сюда и заглянуть под завесу тайны, бросить взгляд на предначертанный путь.

Эмбер склонила голову. Она ничем не выдала обуревавших ее чувств и мыслей, стремительно проносившихся в голове. Слова мадам Веретемир были по меньшей мере странными, но они вызывали в девушке непонятное ей пока чувство. Она словно давно знала то, о чем говорит гадалка, просто забыла об этом, а сейчас опять вспомнила. Стало тяжело дышать.

В образовавшейся тишине Эмбер вдруг поняла, что гроза закончилась. Лишь изредка одинокие капли ударяли в окно, и сквозь облака уже робко пробивался лучик солнца.

– Я вынуждена вас покинуть, – произнесла Эмбер, и ее голос зазвенел, разбивая молчание, – я зайду завтра. Принесу плату. Знаю, – девушка подняла руку, не давая вскинувшей голову мадам Веретемир возразить, – мы уже договорились, что я сыграю на скрипке, чтобы оплатить ваше предсказание. Однако когда это будет – неизвестно, вы можете не застать этот момент. А я привыкла уважать чужой труд и платить за услуги, которые мне оказывают. Одними обещаниями не прокормиться, – голос Эмбер на миг дрогнул, но девушка быстро взяла себя в руки, – итак, завтра в три часа вас устроит?