Текст книги "Профессия папа. Как быть осознанным родителем и сохранять баланс в семье"

Елена Патрикеева
Профессия папа
Как быть осознанным родителем и сохранять баланс в семье

Предисловие

Так много хорошей литературы написано про мам. Для мам. Про детей для новоиспеченных и уже опытных родителей. И это прекрасно. Родители вокруг становятся все более интересующимися, все более сведущими, и не только о физических потребностях ребенка, но и об эмоциональных. Конечно, местами не без побочных эффектов в виде повышенной тревожности от обилия зачастую противоречивой информации.

Не забыли ли мы о ком-то в этой литературной чехарде? Как будто забыли. О людях, без которых человечество, пожалуй, не выжило бы как вид. Ибо как может человеческая самка с абсолютно беспомощным младенцем на руках заботиться о нем, да и о себе? О людях, чей функционал родительский за последние несколько десятилетий сменился чрезвычайно стремительно и до основания. О людях, без которых структура личности растущих детей и их образ себя в любом случае будет прихрамывать на одну ногу.

О ком же я говорю?

Конечно же, об отцах. О папах. О папочках. Какие похожие слова, какая разная смысловая нагрузка. Найти литературу о роли и функции отца в развитии ребенка на удивление сложно даже в современном мире. На мой взгляд, это связано в первую очередь с тем, как развивалась психологическая мысль в XX веке. С тем, какую значимую роль отвели матери большинство исследователей. Вероятно, как человеку, который традиционно находится в большем контакте с ребенком в первые годы его жизни.

Но в последние несколько десятилетий картина сильно изменилась даже в довольно традиционных обществах. Не говорить о роли отца в развитии ребенка становится не просто невозможным, а даже вредным. И для детей, и для их отцов, которым зачастую трудно и себя найти в родительстве, и признание получить, и осмыслить свой детский опыт.

Когда я только задумывала эту книгу, я уже тогда понимала, что она будет отличаться от книги «Профессия мама». Когда женщина пишет о материнстве, особенно если у нее самой есть дети и этот жизненный опыт обогащает профессиональный, она может сделать из сухого, пусть даже научно-популярного, текста живой. Настоящий и откликающийся. В котором себя сможет узнать каждая мама. И найти что-то важное, поддерживающее.

Есть ли у меня какой-то жизненный опыт, который может помочь книгу об отцовстве сделать человечной? Или у меня есть только мои профессиональные знания и наблюдения? Я, безусловно, дочь моего отца. Каждый из нас – ребенок своего отца. Каждый из нас когда-то был по ту сторону баррикад и знает, что чувствуют дети при том или ином стиле родительства в целом и отцовства в частности.

А что чувствуют отцы? Что думают? Как проживают? С чем сталкиваются?

У меня есть обобщенный опыт, но я решила сделать эту книгу с человеческим лицом, если так можно выразиться. Я обратилась к читателям моего блога в поисках пап, которые были бы готовы дать мне интервью, чтобы дополнить теоретические главы.

Примерно через два часа я убрала сообщение о поиске пап, потому что таковые нашлись. Конечно, выборка изначально не самая валидная, как сказали бы в серьезных научных исследованиях. Потому что мои читатели заведомо включенные родители. Интересующиеся и в большинстве своем осведомленные о такой странной штуке, как эмоциональные потребности детей, например. Откликнувшиеся папы – это рефлексирующие папы, задающие себе вопросы и старающиеся быть открытыми к изменениям.

Почему я считаю, что это тем не менее идеально подходящая иллюстрация к сухой теории по теме отцовства? Потому что это все же не исключения. Это тенденция. Тенденция может быть не всегда заметна невооруженным глазом. Казаться каплей в море. Но все мы знаем, что делает вода с камнем. Так и здесь. Капля за каплей и мы выточим новую модель отцовства. И родительства в целом.

Что важно иметь в виду, знакомясь с моей работой. В первую очередь, что мы говорим о теме, в рамках которой по факту практически нет научных исследований со всеми полагающимися критериями. Эксперименты, ход которых можно повторить, а результаты проверить, ставить в теме родительства очень трудно, а порой крайне неэтично. Ход таких экспериментов зачастую ощущается издевательством над детьми. Поэтому мы располагаем в основном так называемыми корреляционными исследованиями.

Что это значит? Это значит, что мы набираем большую статистику по интересующим нас параметрам (например, отсутствие отца и склонность к зависимому поведению ребенка в подростковом возрасте – такое исследование действительно есть, и его можно найти при желании). Далее мы обрабатываем массивы данных и смотрим, есть ли между двумя параметрами статистическая связь. В результате мы можем говорить о закономерностях, наблюдаемых тенденциях. При консультировании или профилактической работе мы будем учитывать эти знания для снижения возможных рисков.

Но, к большому сожалению, речь пока не идет об исследованиях, в которых бы отражались именно причинно-следственные связи. Попробую объяснить, с чем это связано, на мой взгляд, помимо этической стороны.

Человек не кошечка. Человек – многофакторная система. На нас одновременно влияет множество факторов, как внутренних, так и внешних. Качество отношений между людьми рождается на стыке индивидуальностей двух людей. Есть ты. Есть я. Наш с тобой контакт уникален. То, какой я с тобой, уникально. То, какой ты со мной, уникально. То, как ты такой влияешь на меня такого, абсолютно уникально.

Одно и то же слово, одно и то же действие с разными детьми будет иметь разный эффект. Потому что результат зависит, к счастью или к сожалению, не только от нас, родителей. А еще от того, что за человечек у нас появился.

Да, мы можем говорить о рисках. О закономерностях. О событиях в жизни ребенка, которые в случае их системности будут практически неминуемо приводить к определенным негативным последствиям. Но мы должны иметь в виду, что, во-первых, это должны быть события высокой интенсивности. Во-вторых, как я уже сказала, систематические. И, в-третьих, без возможности восстановления.

Что я имею в виду. Все мы знаем, что физические наказания неприемлемы. Они негативно сказываются на базовом доверии к миру, самооценке ребенка и прочем. Но при этом мы видим, что часть детей в итоге сможет компенсировать даже систематические физические наказания, разовьет в себе эмпатию и здоровую взрослую часть и не будет использовать этот метод на своих детях. А значит, мы можем сделать приятный вывод о том, что в большинстве случаев человеческая психика обладает потенциалом для компенсации даже самого неудачного опыта.

Итак, когда вы читаете мою работу или подобные ей, имейте в виду, что мы говорим в основном о гипотезах. Тенденциях. Закономерностях. Да, что-то из этого как будто бы очевидно подтверждается наблюдениями. Но тем не менее всегда старайтесь смотреть на подобные тексты сквозь призму критического мышления. Задавайте мысленно вопросы автору. Себе.

Всегда хочется найти истину в последней инстанции. Или волшебную таблетку. Или книжку с правильными ответами на каждую ситуацию. Но я все чаще прихожу к мысли, что родительство, как и психотерапия, – это сотворчество трех, а то и больше людей. Что-то очень живое и гибкое.

Я бы хотела, чтобы эта моя книга, как и предыдущая, давала в большей степени ощущение поддержки. Ощущение, что вы не одни в своих чувствах. Что быть идеальным родителем невозможно и вредно для всех, включая детей. Что важно быть собой. Живым. Уникальным. И искать свой путь в родительстве. В отцовстве.

Как книга выглядит технически?

Она разбита на несколько глав, которые, как я надеюсь, охватят тему отцовства с разных и дополняющих друг друга сторон. В конце каждой главы я разместила части интервью девяти пап-добровольцев. Вопросы и ответы иллюстрируют живым опытом тему главы. А в конце папы поделились своими советами будущим и настоящим молодым отцам.

Я уверена, что «Профессия папа» дополнит «Профессию мама», как инь и ян, каким бы клише это ни звучало. Но клише уместное, согласитесь. Женское и мужское. В каждом из нас. В наших детях. От нас. Мам и пап.

Я искренне полагаю, что эта книга ответит на часть и женских, материнских вопросов. Поэтому устраиваемся поудобнее – и в путь.

Глава 1
Роль отца в историческом разрезе

Обратимся к истории человеческого вида. Какова биологическая, эволюционная роль отца у людей?

Когда труд, а точнее предметная деятельность, сделал из обезьяны человека, мы начали стремительно меняться. Стремительно не стремительно, но по меркам истории нашей планеты практически по щелчку пальцев. Полноценное прямохождение, смещенный центр тяжести, скрытая овуляция, узкий таз и большой череп, способный вместить наше главное эволюционное достижение – сложнейшим образом устроенный большой в пропорциональном соотношении к телу мозг. Все приобретения нашего вида, приведшие в ту точку развития, в которой мы сейчас находимся, перечислять можно долго. Но сосредоточим мы свое внимание на головном мозге человека.

Именно ему мы должны быть благодарны за развитые сознание и самосознание, речь, рефлексию и метапозицию (позицию наблюдателя), невероятную способность к обучению, а также отвесить низкий поклон за то, что мы – единственные существа на планете, осознавшие конечность собственной жизни. И на самом деле это не ирония, потому что это осознание в том числе влияет на формирование нашей иерархии мотивов и ценностей. Ведь по факту у человека нет инстинктов, которые руководили бы его деятельностью. Особенно такой сложной, как, например, родительство. А как-то себя регулировать все же нужно. Вот и придумала природа такую структуру, как ценности, приоритеты и мотивация. Я, конечно же, существенно упрощаю описание механизмов формирования человеческого сознания в разрезе эволюции, но мы здесь и не для этих дискуссий собрались.

Отдали должное нашему мозгу, а теперь подумаем, какую цену человечество платит за такой феноменальный подарок? Чтобы иметь возможность разродиться и не умереть от обширного кровотечения и разрыва внутренних органов, человеческая самка рожает своего детеныша совершенно незрелым по меркам окружающего мира. Самое беспомощное существо на планете – человеческий детеныш. Он не может ничего. Только подавать сигнал бедствия, когда испытывает чувство недифференцированного дискомфорта, и дрыгать лапками. Его нервная система в целом и головной мозг в частности на момент рождения настолько незрелы, что, оставшись без своего взрослого, он не выживет с вероятностью 146 %.

Рожать настолько неготовое к жизни существо – это единственно возможный компромисс с природой. Если бы мама вынашивала ребенка до момента, когда он мог бы быть автономен вне ее, ей пришлось бы расти вместе с ним до размеров крупной кобылицы. Потому что даже древние дети до возраста двух-трех лет в дикой природе не выживали бы. Не говоря о том, что человек развивается путем подражания и социального научения. Кто-то должен был маленькому человечку показать хотя бы, как ходить на двух ногах. Грустные истории о детях-маугли, которых растили животные, наглядно демонстрируют, что, если до определенного возраста человечек не видит перед собой прямоходящего и говорящего другого человека, шансов освоить эти навыки будет крайне мало.

И вот женщина рожает своего малыша в тот момент, когда он хотя бы физически сможет выжить. Сможет дышать, глотать молоко, его выделительная функция будет работать, а терморегуляция позволит не умереть от холода или жары, если опять же взрослый обеспечит умеренность в этом вопросе. А этот самый взрослый становится его продолжением: руками и ногами, средством удовлетворения всех насущных потребностей, как физических, так и эмоциональных (да, у младенца тоже). Первые месяцы после рождения приверженцы теории привязанности даже называют периодом донашивания или четвертым триместром беременности, что в очередной раз подчеркивает степень беспомощности наших малышей. Даже в сравнении с детенышами других млекопитающих, которым тоже предстоит многому учиться бок о бок со своими родителями, продолжительность их и нашего детства просто несопоставимы. Особенно сейчас. Особенно если мы говорим про эмоциональную и психологическую зрелость.

И вот такое совершенно недееспособное существо попадает на руки матери (конечно, матери, потому что искусственная смесь – изобретение XX века, а на ткани, смоченной коровьим молоком, выживать было несколько затруднительно, хотя, безусловно, человеческой смекалке надо отдать должное, вспоминая и кормилиц, и другие разнообразные способы выкормить ребенка, если с грудным вскармливанием не заладилось). Женщина и во время беременности становится довольно уязвимой, ее потребность в защите, безопасности и помощи в норме резко увеличивается (сейчас в большей степени именно в безопасности психологической, но во времена мамонтов, полагаю, речь шла о вполне конкретной физической безопасности, ведь с животом далеко не убежишь). А что уж говорить о периоде, когда у тебя на руках младенец. Даже собирательством так заниматься несколько проблематично.

И в этот момент на сцену выходит отец. Партнер. Как новорожденному жизненно необходима мать, так же и древней женщине жизненно необходим древний мужчина, который обеспечит безопасность и принесет в пещеру еду. Сейчас появляются данные о том, что не только мужчины охотились, но и женщины, но точно не женщина с новорожденным. Здесь распределение ролей и функционала остается довольно очевидным.

«Партнерские» отношения в то время были залогом выживания по сути всего вида. Так, к слову, сформировался специфический тип отношений – серийная моногамия. Люди образовывали пары, производили на свет потомство, выращивали его до возраста автономии и образовывали новые пары. Это если говорить про биологию. И мужчин, и женщин. Моногамия в современном ее прочтении – это вопрос осознанного выбора человека, который в какой-то момент стал регулироваться государством и религией (причем в каждой части планеты с этим обошлись на свой лад). Это вопрос совпадения ценностных ориентаций людей, выбора, решения и, конечно, степени зрелости лобных долей, которые отвечают за саморегуляцию.

Если вернуться к истокам человеческого вида, роль отца заключалась в обеспечении безопасности в ее изначальном смысле. Безопасность как выживание. Отец заботился о своем потомстве косвенно: вначале опосредованно через заботу о беременной партнерше, затем вновь через обеспечение ее необходимыми для взращивания потомства ресурсами. Так было и во времена матриархата (до неолита), когда женщина имела ведущую роль в хозяйстве, как единственная, кто мог обработать и использовать в быту добытое мужчиной. Ну и родить, соответственно. И во времена патриархата, когда у людей появилась необходимость защищаться друг от друга и мы узнали, что такое воины и защитники. На уровне пары «женщина с младенцем плюс мужчина» функции не менялись долгие тысячелетия.

Естественно, в функционал мужчин (но, что важно, не обязательно родного отца) входило обучение мальчиков необходимым им во взрослой жизни навыкам. Картинка начала меняться всего несколько тысяч лет назад. По меркам истории это доли секунды. Постепенно фигура отца приобретает все большую значимость не только в контексте обеспечения ресурсами. По мере развития религий, особенно монотеистических, в которых мы видим одного бога, а не пантеон богов, как в языческих культурах, отец становится чем-то богоподобным, требующим почитания, уважения, подчинения. И да, немного дистантным. Своеобразный светлый (или не очень) образ вдалеке.

В последние пару столетий эта ситуация также видоизменилась. Постепенно отец человеческого детеныша стал гораздо более включенным не только в вопросы обеспечения семьи (теперь безопасность, в первую очередь, касается финансового вопроса и статуса), но и в уход за ребенком и даже в непосредственное эмоциональное взаимодействие с ним независимо от возраста. Мы говорим в первую очередь о европейской, североамериканской и отечественной культурах. Но в целом со своими особенностями такую тенденцию на все большее включение мы видим повсеместно. Это, на мой взгляд, глобальный процесс.

Впервые с научной точки зрения функциями отца и его ролью в психическом развитии детей заинтересовались ученые, которые развивали идеи психоанализа. И, несмотря на повсеместно распространенные идеи, приписываемые сторонникам этого направления, о главенствующей роли матери в развитии детей, изначально Фрейд писал именно о роли отца. Считалось, что мать лишь обеспечивает уход и заботу, а отец – функцию контроля, насаждая правила, запреты, дисциплину и прививая социальные навыки. Также именно отец становится проводником ребенка в социум. Сам Фрейд писал, что нет ничего более важного для ребенка, чем противопоставить себя фигуре отца и «бороться» с ним. В интрапсихическом смысле, конечно. То есть, по сути, отцу отводилась основная роль в формировании человека именно как личности.

Фокус внимания на мать сместился учениками Фрейда, а теория привязанности Боулби вообще заставила нас несколько зафиксироваться на отношениях в диаде «мать и дитя». Доведя многих ответственных матерей до нервного тика. Заставив думать, что только от матери и благополучия отношений с ней зависит вся дальнейшая жизнь ребенка. Тяжеловатый груз для одного человека.

Получается, если ортодоксальный психоанализ низвел роль матери до бутылочки на ножках, то теория привязанности слегка ослепла на один глаз и не заметила папу рядом. Вероятно, это было сопряжено с историческими событиями того времени: двумя мировыми войнами и распространенным феноменом отсутствующего отца. Для нашей действительности он особенно актуален, начиная с революции, заканчивая страшными цифрами смертности от алкоголизации.

И правда, за последние сто с хвостиком лет численность мужчин несколько раз резко уменьшалась. Дети теряли отцов, женщины теряли мужей. Происходила вынужденная смена ролей, когда женщине нужно было быть и за маму, и за папу. Дети целых поколений массово не видели полоролевую модель мужчины перед глазами, и им приходилось собирать ее по крупицам из рассказов, книг, через другие значимые фигуры, вплоть до авторитарных руководителей целых государств.

История вносит свои коррективы. Но не меняет функции. Оказалось, что отношения эмоциональной привязанности и с мамой, и с папой одинаково важны для ребенка. Для его внутреннего ощущения безопасности, самоценности, устойчивой и адекватной самооценки, для того чтобы он смог сформироваться как целостная личность. Обе ролевые модели перед глазами важны и мальчикам, и девочкам, чтобы им было от чего отталкиваться при построении уже своих отношений и семей.

Да, зачастую так получается, что папа присоединяется к непосредственному взаимодействию с ребенком чуть позже мамы, потому что либо занят обеспечением по старинке, либо не очень хорошо понимает, с какой стороны подходить к новому человеку, или не видит в этом необходимости. Но тенденция такова, что это происходит все раньше.

Помимо «внешних» функций, папа выполняет очень важные интрапсихические функции. Он встраивается внутрь психики своих детей как образ. Как первая полоролевая модель. Как первый опыт отношений с противоположным полом у девочек. Как часть мужской идентичности у мальчиков. Образ себя у ребенка соткан из образа матери и образа отца, из отношения ОБОИХ родителей к нему, а также отношений МЕЖДУ родителями. Все эти компоненты важны в равной мере.

А теперь давайте посмотрим, что помнят из своего детства живые реальные папы. Как они, будучи маленькими мальчиками, видели роль отца, наблюдая за своими папами.

Интервью

Вопрос: Когда вы были ребенком, как вы понимали для себя роль папы? Кто такой папа, в чем его функции, каким он должен быть?

Папа 1: В своем детстве я как-то даже не думал о том, какова роль папы, он просто есть, и все. Как мне кажется, мой отец построил отношения в семье так, что отец особо никому ничего не должен. Если папа хочет на рыбалку, то он едет. Папе нужно в гараж – он идет. Хочется выпить – не вопрос. И все равно, кто против этого, он же глава семейства и делает что хочет, он же зарабатывает деньги. Было ощущение, что с некоторыми просьбами лучше обращаться к отцу: попросить денег на большую покупку, починить что-то, смастерить.

Ну вот, пожалуй, и все. За всем остальным лучше было обращаться к маме. И в детстве меня вроде даже все устраивало, я не задумывался, что не так и что может быть лучше. Может, чуть ближе к подростковому возрасту я хотел бы, чтобы отец не пил (он не был алкоголиком, но очень любил выпить и, когда напивался, становился просто невыносим).

Папа 2: В детстве мне казалось, что папа должен быть сильным и успешным человеком. Я считал, что мой папа должен быть самым красивым и богатым, что должен со мной играть и разделять мои увлечения (но это было не всегда). Чуть позже я мечтал о том, чтобы отец меня сводил на футбольный или хоккейный матч.

Основные функции отца как мужчины в детском понимании – это строительство, решение вопросов обеспечения семьи (финансовая часть) и домашнего хозяйства (функционирование электрики и сантехники, починка сломавшихся вещей и предметов). С точки зрения взаимодействия с ребенком, – возможность передать свои практические знания, навыки и опыт (в общении с миром, взаимодействии с людьми и противоположным полом).

Папа 3: Когда я был ребенком, роль папы описывалась песней «Папа может». Папа рано утром уходит на работу, возвращается вечером, смотрит телевизор, играет с тобой по мере возможности. Папа зарабатывает деньги, водит машину, копает, пилит, рубит, пашет. В этом его функция – добывать блага для своей семьи, выполнять «мужскую» работу, учить детей мужским умениям.

Папа смелый, уверенный в своих действиях, умный. А, и еще папа не психует.

Папа 4: Отец – это человек, который приходит вечером с работы и решает все накопившиеся в доме проблемы. Человек, который все умеет делать, но который вечно устал и задействовать его можно, только если без него решить проблему никак не получается. Но если ты его вовлекаешь, то это гарантированное успешное решение.

Папа 5: Отец все детство был для меня бесстрашным, всемогущим и грозным защитником. Немногословен, часто пьет, курит, может починить все что угодно, сильный, выносливый. Порой сердитый, иногда заставляющий маму плакать.

Один раз у меня пятилетнего была температура, он пьяный пришел домой с собутыльниками, начал громко и весело просить меня выйти им показаться. Мне было плохо, я был сильно напуган. Он грозно, но тихо ругался, если мы с братом поздно ночью разговаривали, мешая ему спать. Он был щедрый, любил смотреть кино и играть в видеоигры. Он – рыбак.

В целом я знал, что папа защитит, починит, найдет, передвинет, расскажет. Он никогда не осуждал, не унижал и не бил нас с братом. Руки на мать также не поднимал. Я его немного побаивался, но любил. Папа работал, мама была домохозяйкой. Так что модель отца у меня такой и была. Он работает, часто его нет дома, но, когда он дома, помогает маме. Он ничего не боится, у него все получается, он может буквально все, он знает все. Ласки от него не было, как и от матери. Но нас это устраивало. Я так и привык, что проявления любви не должны быть явными. Поступки и жертвы говорят громче слов.

Папа 6: Роль и функции папы в детстве (как, впрочем, и сейчас) я представлял по образу и подобию своего папы. Отец всегда был равноправным участником семейной жизни: помимо стандартных мужских обязанностей (починить кран, поиграть с сыновьями в шахматы и забрать из сада) мой папа довольно часто готовил и умел обращаться с ниткой и иголкой – никаких гендерных стереотипов. Отец семейства должен быть готов брать трудности на себя. Это я тоже понял на примере папы. Помню, как в голодные девяностые сливочное масло было дефицитом, папа уступал его нам с мамой, а сам мазал на хлеб совершенно несъедобный маргарин розового цвета.

Папа 7: В моем детстве папу я практически не видел. Мы жили в закрытом военном городке, где он проходил службу в СМУ (строительно-монтажном управлении). Он приходил тогда, когда я засыпал. Когда же я просыпался, он был уже на рабочем месте. Его отсутствие компенсировалось очень хорошим уровнем жизни, потому что на заработанные деньги я мог получить то, что не могли себе позволить другие дети: игровые приставки, дорогие игрушки, одежду и обувь в огромном количестве. В те редкие моменты, когда он был дома, мы с ним в основном читали вместе (он был не любитель активных игр). Много рассказывал интересного и познавательного. В отличие от довольно строгой мамы, он всегда был добрым и понимающим. В итоге у меня в голове сложился образ папы: добрый, всезнающий человек, на которого всегда можно положиться, но который, как Дед Мороз, появляется только по праздникам. Зато, если кто-то из нас попадет в беду или будет в чем-то нуждаться, он всегда придет на помощь.