Текст книги "Радуга на сердце"

Все мрачнее антивирус опускается над птицей,

и поёт, и рвётся «эхо», выдавая строки текста.

Хард грохочет. От запросов стонут гейты,

с пингом споря. Не выдерживает сервер стаи волн

и ddos-атака пробивает ход с размаху в корневые каталоги,

разбивая в пыль и брызги все админские защиты.

Буревестник с криком реет, чёрной молнии подобный,

как стрела пронзает базу, скрытый файл крылом срывает.

Вот он носится, как демон, – гордый, чёрный демон взлома, —

и смеётся, и рыдает… Над админом он смеётся, и над юзером рыдает!

В вое дисков, – чуткий хакер, – он давно усталость слышит,

близок перегрев системы, грянет переустановка!

Кулер воет… Хард грохочет…

Синим пламенем пылают сервера на горизонте.

Город ловит стрелы молний, USB-порты сжигая.

Кнопка «Пуск» не отвечает, форматируется сектор,

падает диспетчер файлов.

– Буря! Скоро грянет буря!

Это смелый Буревестник гордо рушит фаерволлы

над ревущим ру. пространством; то кричит пророк свободы:

– Пусть сильнее грянет буря!..

Оставшуюся часть переписанной в контекст современного мира поэмы Санька проглотил залпом, зацепившись взглядом только за «пророка свободы». О, с чувством справедливости у Кирьки никогда проблем не возникало. И да, тот сервер, который они взломали всем кагалом, кажется, принадлежал министерству образования, которое как раз тогда собиралось ввести определение профпригодности не по оценкам в табеле, а по психологическим тестам. Профпригодность. Оптимизация кадров. Вечная тема, ей-богу.

– А это твой новый друг, что ли? – прозвучал вдруг на всю комнату чуть механический голос из динамиков. – По стареньким пошел, Буревестник?

Санька затравленно оглянулся. Птичий разговор оказался с видеосвязью, и чуть сдвинувшаяся в сторону узкая спина Кирьки открыла собеседнику обзор на полкомнаты.

– О-о-о… – протянул тот же голос, пока согнувшийся от смеха Кирька сползал со стула, а Санька перебирался через кресло обратно, на свободное пространство. – Ну, хоть бы постель за собой поправили, мальчики…

– Прекрати, Ян, – простонал Кирька и, с трудом дотянувшись до клавиатуры, с размаху ударил кнопку сброса.

Санька столбом стоял посреди комнаты, медленно закипая от ярости. Не надо было быть особенно зрячим, чтобы понять – давнее желание удавить Буревестника за все старые грехи, в числе которых «зашкаливающая крутость» стояла на первом месте, сейчас дополнилось новым и более весомым аргументом… Да что этот его дружок имел в виду вообще? Мальчики? Постель за собой убрали?! Нет дыма без огня, но тебя, Буревестник, за что-то же бросила жена…

Кирька даже и не думал подниматься с пола. Смотрел на своего гостя снизу вверх, запрокинув голову и жестко прищурив свои чуть зеленоватые глаза, словно на харде считал битые сектора.

– Это коллега из Нидерландов, – тихо объяснил он, не дожидаясь вопроса. – У них там с этим проще как-то… Давно уже. Он все превратно понял. Извини, Саня.

Санька выдохнул. Весь тщательно построенный разговор полетел к чертям.

– А теперь к делу, – выдохнул Кирька, вставая, как столетний дед с врожденным ревматизмом.

Он попытался разогнуться, но между лопатками у него вдруг что-то хрустнуло. Смачно выругавшись, Буревестник подбитой птицей рухнул на кровать.

– Всю ночь с этой дрянью твоей провозился… – пожаловался он настороженному Саньке. – Спина ни к черту стала.

Сочувствие медленно проникало в сердце Саньки, найдя щель в частоколе шипов. О да, Валько, тебя и можно пробить-то всего двумя способами: взять на слабо или надавить на жалость. А еще содрать обещание, как кору с тоненькой ивовой лозы. Тогда она становится настолько беззащитной и гибкой… В памяти вдруг всплыл вопрос с профотбора: «Если ваши близкие или друзья попросят вас о чем-либо, что нарушит данное вами слово, вы выполните их просьбу?». Вот и черт знает, что отвечать на такое.

– Ты что-нибудь нарыл?

Санька, которому надоело стоять столбом посреди комнаты, не придумал ничего лучше, чем усесться по-турецки прямо посреди этого хаоса, и начать задавать вопросы. Заневский удивленно вскинул брови, но все-таки ответил:

– Я сделал записи его сигнала. Но и здесь не без галактического патруля в кустах. Твоя штука пищит еще и в ультразвуке. Ни за что бы сам не догадался, если бы не Мята. Она просто с ума сходит. Так что, тебе, Валько, будет все-таки предъявлен счет, – негромко хмыкнул Кирька. – Хотя бы за нарушение ее душевной гармонии и нашу бессонную ночь.

Санька, предчувствовавший по растрепанному виду хакера что-то подобное, даже не поморщился и уже мысленно прикидывал свои финансы. По-видимому, наболтавшие ему в полночь сокурсники безнадежно отстали от жизни Буревестника, раз не сказали про его даму сердца с прекрасным именем Мята, которая, видимо, в обиде, что Кирька отдал себя этой ночью трекеру, а не ей. Интересно, она сейчас в соседней комнате?..

– Сколько она хочет? – спросил он с деланым равнодушием.

Так. Зарплата будет со дня на день, но это предпоследняя моя зарплата, если психологи передадут кадровикам свои писульки. Хотя, может, еще увольнительные будут. Боги Сети, еще и Катька замуж собралась. Зачем я вообще с этим трекером связался? Ну, лежал бы себе тихо, пищал бы в тряпочку…

– Ты чем отдавать будешь? – уточнил Кирька с самым заинтересованным выражением лица.

– Не понял…

– Ну если что, она крабовые палочки любит… Мурчит потом, как трактор. Думаю, за пару пачек она тебя простит.

Санька потерял дар речи. А Кирька уже откровенно ржал, и его всхлипывания отдаленно напоминали чаячьи крики.

– Мята – это кошка?! Какого ты меня за нос водишь, Кирька???

– Я… твой… нос… не трогал, – просипел хакер, приподнявшись на локте. – Но как же ты был серьезен, Санька-а… Серьезно собрался платить? И чем, со счета в швейцарском банке?

Санька отвел взгляд. Вечно ты на шаг впереди, Буревестник. Я не претендую на ящик Пандоры, но и читать меня, как открытую книгу, не дам.

– Откуда ты взял эту штуку? – Кирька перевернулся на живот, подпихнув под подбородок подушку. Тонкие птичьи ноги в затертых джинсах взметнулись к потолку. И не было в этом чего-то странного, нет, просто как будто он приоткрыл дверь с крыльца своей души в скудно обставленный коридор. – Давай начистоту, Валько. Потому что если ты мне назовешь этого умельца сам, может, ему и не так сильно достанется за свои шаловливые ручки и мозги извращенца от высоких технологий.

– Знаешь про роботов-снайперов, которые на небоскребах мусор с неба сбивают?

– Представь себе, даже пару модулей для таких писал, – подтвердил Кирька.

– Ну, так вот один в нашем институте сбил какую-то штуку, – Санька старался не давать подробностей, памятуя о вездесущем Первом отделе, – она, естественно, взорвалась от его выстрела, но успела выкинуть из себя трекер. Ну, а я подобрал. Создателя не знаю.

– Это давно было?

– Чуть больше недели назад.

– И таскал ты его в одежде все время?

– Да.

Кирька задумчиво пощипал кадык и прикрыл глаза. А Санька готов был поклясться транскодом со всеми его потрохами, что увидел маленькую белую искру, сорвавшуюся с кончиков его пальцев.

– Знаешь, старик, если твой этот… трекер… название ты ему выдумал, конечно, что не дай боже… Так вот, если он пищал так всю неделю, то у него давно должна была сесть батарейка. Даже если принять за правду, что то оконце, которое в нем на тыльной стороне, суть солнечная панель, то все равно заряда не хватило бы. Я ведь его даже сейчас слышу.

Санька огляделся. Да, найдешь тут что-нибудь в таком бардаке.

– Он в дальнем углу комнаты, – Кирька мотнул головой. – Подушкой накрыт. Не трогай пока. Мяте, правда, от него плохо. Бесится, – он вдруг с чувством добавил, – руки бы оторвал этому идиоту, будь он хоть зеленым человечком с тау Кита. Но все-таки система есть…

Санька молчал. На его глазах Кирька медленно погружался не то в сон, не то в рабочий транс, когда вся мощность процессора уходит на решение задачи, игнорируя окружающий мир. Ну что ж, Буревестник. Похоже, я смог и к тебе подобрать ключик. Ха, а ларчик просто открывался. Чей-то мягкий, едва ощутимый запрет на трату времени впустую и прекрасная лазейка в виде трекера – и вот уже твои мозги работают не на деньги фриланса и взломы, а на меня. «А ответственность примешь за то, что увел человека за собой?» – поинтересовался в голове Санька-сама-циничность. Нет ответа для тебя, циник. Я всю жизнь был одиночкой.

Санька неслышно поднялся и пробрался в дальний угол. Под подушкой и правда обнаружился трекер с алым огнем. Ладно, заберу тебя отсюда, птенец. Пожалеем Мяту и ее хозяина, хотя, знаешь, без тебя мне как-то спокойней вчера жилось. И сил как будто больше было.

– Я пойду, Кирька, – негромко сказал Санька уже от самой двери. – Трекер забрал.

– Угу, – Кирька даже не шевельнулся. – Приходи, как захочешь. Моя дверь для тебя всегда открыта.

Санька замер. А вот и то самое, оставленное «на десерт».

– Откуда у тебя мои отпечатки пальцев?

И едва не сорвавшееся с языка: «И почему они вбиты как хозяйские? С чего такое запредельное доверие?»

– С трекера, дурак, – устало выдал Кирька со стоном гуру, вынужденного опуститься до уровня самого никчемного ученика. – И не только твои там… Еще некто Ангелина Подгорная. Химанализ не заказывал, что там между вами, не знаю. Можешь не благодарить.

Ах ты ж… Санька осекся. Ладно, хакер, посчитаемся еще. А в тишине комнаты висел невысказанный ответ на не озвученный вопрос.

«Потому что я знаю, что если грязи не нанесли на мое крыльцо, то можно открыть и входную дверь. А там, глядишь, еще и цветы принесешь. Я белые люблю».

***

Утро воскресенья добрым не бывает.

Это правило Линь выучила уже давно. Но чашка дефицитной арабики немного скрашивала мглу проливного дождя за окнами и, хоть и с трудом, но мирила с размеренным существованием на этой сотне метров хай-тека. Сегодня ее снова невесть что подняло в четыре часа утра – то ли эти нарождающиеся белые ночи, то ли шум первого автобуса на трассе, кто знает. Но нагишом выскользнув из кровати, где безмятежно спал муж, она прошлепала босыми ногами сначала в гостиную за пледом, так похожим на волчью шкуру, а потом уже в кухню, где в кофе было изрядно положено еще и корицы.

Мысль о том, что надо бы поберечь сердце и перейти на цикорий, была послана в тартарары. После этого можно смело отвечать, что старость наступает в… Линь качнула головой и завернулась в волчий мех почти до самой макушки. Если сразу не можешь вспомнить, сколько тебе лет, то одно из двух: либо ты безнадежно не соответствуешь собственному сознанию или оно тебе, либо возраст твой – Вечность. Есть еще, конечно, более тривиальное – пить надо меньше, но было б что пить, ей-богу. Хоть иди с фляжкой к Грей, девчонке из байкерского клуба с волосами цвета морской волны, уж у нее этого добра навалом. И не стесняется пить в открытую, надо ж так уметь…

А вообще всю жизнь ходим по кругу, и чем ниже опускается питерское небо, тем это очевидней. Тучи с Финского, тучи с Ладоги – не все ли равно.

Круг – чашка кофе утром. Как там у знакомого поэта было?.. «Я бормотал кофейню ежедневно: гляссе, латте и сахарный сироп…». Не самое плохое в этот вечный дождь.

Круг – ссора в среду, секс в четверг, соленый дождь в субботу. Все по расписанию, даже любовь. Но только не разорвать этот круг, даже если отдаться тебе с утра пораньше. Это просто попасть колесом в другую колею на той же разбитой дороге.

Круг – превратить в привычку прятать себя от других. Настолько тщательно, что сама путаешься, где ты настоящая – в косухе или в шелковом халате, на байке или пешком под зонтиком.

Линь залпом допила последний глоток. Сверхконцентрация корицы, осевшей ближе ко дну, вдруг сработала на визуализацию. Линь четко представила себя у ленты общепита с огромной тарелкой в руках. Вот порция любви, вот страх, вот гнев, злоба и радость в ассортименте, а десерта вечно не хватает на всех, одни крошки всегда от черничного пирога «Счастье», и каждый день из раза в раз. И на выходе, в ночном итоге, когда бездумно висишь в сети, укрывшись одеялом с головой, чтоб не получить от мужа очередной втык-нытье за отсвет экрана, – понимание, что даже удачные и неудачные дни в твоем графике чередуются с регулярностью, которой может позавидовать расписание Пустельги на Москву.

Где-то на границе слышимости в этой космической тишине спящего дома послышался тихий скрип кровати. Встает? Проснулся?.. Линь крепче вжалась в стул и ткнулась носом в мех. Пусть он и искусственный, но когда вот так, на голое тело, он все равно создает иллюзию превращения в пушистого белого волка. Ведь нехитрый закон геометрической оптики прост – если ты видишь кого-то в зеркале, то и там видят тебя. А ты неизменно видишь зверя с твоими хрустальными глазами, которому в последнее время все трудней держаться в человеческих рамках обыденности, приличий и морали…

– Не спишь? – хриплый со сна голос мужа ударил по нервам.

Ну, зачем спрашивать о том, что и так видишь? Или это просто констатация факта. Надо научиться не замечать, не реагировать, пропускать мимо ушей. Только я боюсь, что тогда умрет все разом. Даже та толика чувств к тебе, которая еще жива внутри.

Ладони легко ложатся на обросшие белой шерстью плечи. Но мутный дождливый горизонт не заслоняется ничьей тенью. Значит, ты снова за моей спиной. Линь поморщилась. Я-то запомнила твое недовольство еще три года назад, когда рискнула так тебя обнять. Ты сказал «не надо, мне неприятно». Может, это подразумевало «я тебе не доверяю»? Но тогда сколько раз мне нужно сказать о том же?..

– Опять кофе с утра пораньше… – протянул нудный голос над головой, и под этот отвлекающий маневр руки содрали защитную меховую броню с груди.

Зверь-Линь оскалился.

– Пора объявление в сеть давать, – улыбка на запрокинутой к потолку морде стала откровенно угрожающей. – Продам жену. Пробег небольшой, в хорошем состоянии. Не битая, не крашеная, – Линь уже откровенно несло, обзор застилали слезы и где-то под мерзнущими плечами два бура пробивали путь к шальному сердцу. – Свечи недавно поменял, заводится с полоборота…

– Ага, – легко согласились сверху. – В употреблении была недолго, но интенсивно. А еще к кухне не приучена, магазины не любит. Последнее в плюс.

Какого лешего… Линь замерла, пытаясь справиться с накрывшей ее волной гнева. Под машинально закрывшимися веками полыхнуло алым.

– К кухне не приучена… – эхом повторила она. – Так про котят пишут. К лотку приучены. Как же ты меня достал… ср-р-равнивать с кошкой…

Тихий смех.

– Ну, киса… Мур?..

Вот она, твоя финишная ленточка, волчица по имени Линь. Или бей наотмашь, или мурлыкай. Выбирай, черт тебя подери.

Вы-би-рай.

Глава 7

Вернувшись после очередного муторного рабочего дня домой, Санька обнаружил, что в большой двухкомнатной квартире, доставшейся Ангелине Павловне от тетки и на которую Санька имел прав столько же, сколько таракан, забившийся в щель под плинтусом, для него больше нет места. В большой светлой гостиной, по совместительству – спальне, рабочем кабинете и музее Образцово-показательной Видимости Чистоты и Порядка царили Ангелина Павловна и Телевизор. Это был ее фетиш. Она могла сидеть к нему спиной, но он непременно работал на всю катушку, по специальной программе переключая каналы каждые двадцать минут. Когда-то давно Санька после тщетных уговоров вырубить этот мозгопромывательный ящик поступил решительно и спрятал пульт. Больше он так не делал. Ангелина Павловна имела особый талант ругаться, одновременно ноя. И это было хуже орущего телевизора. Впрочем, во время нытья выяснилось, что так ее наказывали в детстве.

В таких случаях можно было нырнуть в детскую… Детскую. Катьке уже давно стукнуло восемнадцать, но комната названия не меняла и пустовала до полуночи, пока уже не маленькое солнце, так похожее лицом на своего отца, отрывалось на танцполе, в перекресте лазерных лучей кружась на пилоне. Фотки выплыли в сеть случайно, Ангелина Павловна ушла в разнос, и «трата времени впустую в компании этих наркоманов и голожопиков» была самой мягкой обрисовкой ее видения ситуации. А Санька… Санька поморщился. Да, я в очередной раз проигнорировал все. И призывы повлиять на дочь, и сам факт танца в принципе. Но Катька, кажется, и за это уже была благодарна, а уж отбиться от матери при таком опыте труда не составляло. Да и хакерский талант, видимо, был врожденным, больше про пилон никто в семье не слышал, хоть и возвращалась дочь иногда с рассветом.

Но отныне не было и спасительной детской. Там теперь вечерами Катька зависала со своим молодым человеком, как бишь его… Сергей? Самое интересное, что, сколько б за красавицей-Катькой не бегало парней, имена их повторялись порою раз по пять. Было даже как-то три Паши одновременно, и запутаться не страшно. А вот Сергей был первым. И, кажется, первым всерьез. Санька не имел ничего против него лично. Щупленький, хотя впечатление обманчиво, с огоньком в темных глазах, следователь. С чисто практической точки зрения никаких нареканий. Прокормит, напоит, детей нарожает и ладно. Санька поморщился. Только внуков еще не хватало… Впрочем, их дело. Сами друг друга выбрали, сами пусть и разбираются.

Вот так в этот вечер и осталось Александру Валько одно место – кресло за холодильником. И то хлеб. Он помыл посуду, ибо в квартире свято действовало правило Святцевой – кто готовит, тот и моет, включил светодиодную подсветку под кухонными шкафами и, упав в кресло, нацепил на голову шлем дополненной реальности.

Отсюда, из уютной норки истинного хакера, взломавшего код мироздания, огоньки светодиодов наложились на трехмерную картинку кабины звездолета, создав взрывную смесь самолетной полосы, уходящей через бездну звезд Магелланова облака. Одно другому не мешает, как говорил Буревестник. Почему я так часто стал вспоминать твои птичьи фразочки, Кирилл Заневский? Может, потому, что стал задыхаться в этом мирке?

Глубокий вдох. А еще ты говорил с полубезумной улыбкой, что у каждого свой транскод. Это – мой. Полеты. Хотя бы их имитация. Если б я был немного упрямей, если б не пошел на поводу у мира в погоне за престижной оплачиваемой профессией программиста, которым так и не стал, если б не разбил к чертям носовую перегородку, убив последний шанс даже в далеком будущем стать пилотом… Я бы летел сейчас к Юпитеру. Как там?.. Жизнь на Марсе, смерть на Юпитере, на Луне есть лунные кратеры1616
  Использован текст песни «Звезды 3000» группы «Смысловые галлюцинации»


[Закрыть]…

Загрузка программы.

Совсем недавно, когда я сорвался с воображаемой струнки и де-факто угнал лунник, чтобы выкинуть куда подальше эту чертову коробочку с одиноким зеленым огоньком, я почувствовал такую свободу, что не снилась и Иешуа после снятия с креста. И хотя лунник до безобразия прост, с ним справится и стажер летной школы, это был кайф. Звенящая легкость бытия, когда ты ни за что не отвечаешь, не боишься провалить программу жизни, в которой, кажется порой, от тебя требуется биологическая функция да перенос тяжестей.

Выберите тип корабля.

Аврору, потомка старых треугольных стелсов, или новый Хиус, фотонный грузовик класса А? Боевой полет пустельги или неспешный гиперпереход пингвина?

Санька с размаху ударил кулаком по рукояти кресла. Бой. Только бой. Быть пингвином мне хватает в жизни.

Кабина медленно удлиняется, повторяя форму обтекаемого носа боевой машины. Перед глазами бежит текст задания, на экране локации вспыхивают цели и вспомогательные корабли, но Санька одной короткой мыслью убирает виртуальных союзников. Это его фича – пристроить датчик шлема через специальный разъем к имплантам и получить в итоге силу мысли в качестве третьей руки, более точной и быстрой, чем реальные. И лучше не вспоминать эту подпольную операцию по нелегальному апгрейду высоких технологий в башке, что было запрещено властями еще полвека назад. Слишком уж неуправляемыми и своевольными становились представители человеческой биомассы, получившие вместе с прокачанными имплантами крылья свободы и возможность подняться в небо, чтобы увидеть выход из овечьего загона.

На экране остается три цели. И он один. Система запрашивает подтверждение, но Санька отмахивается не глядя. Это его выбор, так было бы, даже если не тренировочный полет, даже если б не семьдесят процентов реалистичности, как в специальных машинах полного погружения, даже если б реальный космос вместо той картинки, что сейчас закрывает от уставших глаз хлебницу, термос с шиповником и шестилитровую кастрюлю борща на плите.

Пятая минута полета.

Одна цель взрывается по всем законам жанра с сумасшедшей ударной волной. Как-то раз, попытавшись возгуглить, бывает ли она на самом деле в космосе, Санька нырнул в такие дебри физики и космостроения нынешнего двадцать второго века, что, вынырнув, почувствовал облегчение. Прочитать все эти формулы и остаться в живых – вот истинное чудо. И бог с ним, с реальным космосом. Никогда уже не летать, а здесь, в виртуальном мире, можно звездочкой уйти вверх по касательной, выпустив по висящим на хвосте двум ласточкам пару лазерных лучей.

Десять минут полета.

За трезвоном счетчика Гейгера и стремительно падающей к нулю полоской жизни шумит вода из-под крана и доносится ангельский голос дочери. Сознание Саньки путается в показаниях, и, в крутом пике подбивая вторую ласточку, он слышит в песне Катьки зов вестницы запредельной Вальгаллы:

– Что еще я оставить смогу,

Что еще я оставить смогу,

В двух шагах от покоя,

В двух словах от прощанья

На твоем берегу…1717
  Использован текст песни «Берег» Aire & Saruman


[Закрыть]

Вспышка. Одна цель. Один на один. Закон стаи «око за око, зуб за зуб», и компьютер хорошо его знает. Противник чист, свеж и ни царапинки. Он отомстит за своих.

На тринадцатой минуте у Саньки от очередной перегрузки мутнеет в глазах и отказывают руки. Алым бьется полоска жизни у самого дна шкалы, датчики перегрева бортовой лазерной пушки обжигают виски… Ну что же ты, рыба мороженая, играй до конца, черт тебя подери. Может быть, триста раз сделав это в воображении, триста раз издохнув понарошку, ты потом сможешь все-таки пройти этот короткий последний путь в реальности.

И последней мыслью, которой повинуется машина, становится мертвая петля, заход в тыл врагу и преднамеренный, абсолютно сознательный таран.

В чувство Саньку привел отнюдь не шум кухонной возни, а вибрация телефона в нагрудном кармане. Комната была пуста. Быстрый взгляд на часы у двери – десятый час вечера. Боги Сети, кому еще я понадобился в такое время?

В ушах продолжал звучать грохот двух взорванных машин. Благо, что не все тактильные ощущения передаются в мозг, сгорающие на твоих глазах собственные ноги – это только полбеды. Несколько секунд Санька фокусировался на экране смартфона и вникал в короткие три звездочки над иконкой зеленой трубки. Не может быть… Линь?

– Да, – коротко ответил Санька, давно уже заменивший на эти две буквы привычное «алло».

– Доброй ночи, Саня, – голос девушки был очень далеким и немного смущенным. – Прости, не разбудила?

С языка чуть не сорвалось «твоим звонком можно мертвых воскрешать, ангел», но не к ночи, как говорится.

– Нет, Линь, что случилось?

– Ничего, – Линь замялась и вдруг подавила очаровательный смешок. – Помнишь разговор про то, что ты ангел-хранитель стенда? Так вот… Я придумала выход. Давай я куклу-домовенка в пультовую притащу завтра? Это такой тряпичный ангел, нас в Карелии как-то учили делать.

– Давай, – легко согласился Санька, и, уцепившись за спасительную соломинку, постарался вложить как можно больше теплоты в голос. – А ты была в Карелии? Где?

И со скоростью сверхзвука летели минуты за спасительной беседой о пустяках, словно оба они стремились всеми силами уйти из окружающего мира, и если уж не в друг друга, то хотя бы в то прошлое, которое не вызывало печали. И Ладога оказалась не самой избитой точкой соприкосновения с потерянным счастьем. Линь запоем рассказывала про Кивач, рубленые своды церквей в Кижах, про пенный поток незамерзшей реки посреди обглоданных скал… И вот тогда Санька решился. Тысячу раз слыша от близких «да ну, все не так было», он вдруг понял, что именно сейчас у него есть Шанс рассказать, как выглядит мир с его точки зрения. Сначала несмело, про ветер с Ладоги, который не спутаешь ни с каким другим, от которого теряешь тело и обретаешь невесомость. Потом, уже не сдерживая поток воспоминаний, про горелые ветхие домики Лахденпохьи, про горы, с которых видны ладожские шхеры – настоящий лабиринт поросших ельником горбатых островов, между которыми можно петлять часами и не выбраться к открытой воде. И, наконец, контрольный выстрел в висок. На том конце провода затаили дыхание. Обкатанный ледниками скалистый берег одинокого саари, на котором…

Санька умолк на полуслове и поднял глаза. Его взгляд уперся в Ангелину Павловну, опершуюся своим холеным задом о кухонную столешницу и сложившую руки лодочкой под грудью. Что и говорить, баба была что надо. В теле. И куда выше Санькиных скромных метр шестьдесят… Впрочем, что бы эта стерва не говорила про стенд, она одного отрицать не могла. От такой работы у Саньки появилась не только ноющая боль в запястьях, но и мышцы, даже там, где об их существовании не подозревало и само тело.

– Са-а-аня… – голос в трубке звал проникновенно, певуче, а Санька все никак не мог оторвать взгляд от этих гречишных бездн напротив. Спустя долгих десять секунд он выдавил из себя, – завтра договорим… родная.

Ангелина Павловна вскинула брови.

Кнопка сброса.

Давай, гидра, распни меня.

За истину всегда так. И хорошо, что я сказал до того, как. Это, знаешь ли, очень трудно – проповедовать с креста. Просто невыносимо больно.

– Кто звонил? – мягко спросила жена.

Не обманешь меня этим, дорогая. Не обманешь, не скроешь змеиного шипения, что сизым туманом стелется за каждым словом твоим.

– Коллега по работе.

– Ясно.

Обманный маневр. Отойти от главной темы, чтобы вдруг зайти с тыла и ударить побольней. Мы похожи с тобой, Ангелина Павловна. Санька стиснул зубы. Ты была бы отличным противником в моих полетах. А кстати, почему нет?.. Только я даже предлагать не буду, знаю, что не согласишься.

– Какие планы на вечер?

Санька удивленно посмотрел на часы. Стрелки сходились в едином порыве за одним делением до полуночи. Вопрос был однозначным – планы на вечер у Ангелины Павловны означали только исполнение супружеского долга. Оно и понятно, должен, но, черт побери, после того, как ты собственноручно вышвырнула меня с работы?! В душе Саньки колыхнулась злоба. Вот ведь угораздило с такой кобылой связаться… Конечно, на работе попу от стула не оторвет, вечером выдрыхнется, а потом включается режим «пильщик».

– Никаких планов. Я устал, – выпалил Санька и поднялся.

– А что ты сделал за сегодняшний день полезного? – в голосе жены была неприкрытая насмешка. – Кстати, тебе еще не предложили писать увольнительную?

Санька увидел, как ее правая рука замерла с растопыренными пальцами, приготовленными, чтобы сосчитать за ним, Александром Валько, все стоящее в этом умирающем дне.

– Ужин собрал, посуду помыл… – выпалил Санька и осекся.

«Какого ты ведешься на ее провокации? – возопил внутри зануда-циник, поднятый яростью со дна сознания. – Ведь тебе больше сказать нечего! Ни слова ведь про стенд не произнесешь: ни про взорвавшуюся на прошлой неделе батарею, ни про Линь, которая на тот свет чуть не загремела с ее чертовой аритмией, ни про психологов… Про тебя, сучка, что ты мне смертный приговор подписала по профнепригодности!»

– И всё-ё? – протянула Ангелина Павловна, жестко сощурившись и подходя вплотную. – Не слишком много, как ты…

– Тебе хватит, – рявкнул Санька и крутнулся на пятках.

Все-таки полеты были лишними. Это только в эмуляторе ты можешь управлять машиной одной силой мысли. Виртуальная железка послушна, предсказуема, в отличие от собственного тела. Пытаясь уйти с траектории, однозначно направленной в угол стены в коридоре, Санька зацепился за ботинки Катькиного жениха и с грохотом покорил серый линолеум на полу. Коротко, но емко описав ситуацию, Санька поднялся и судорожно ощупал трекер в кармане брюк. Вроде цел. Проверить бы…

Включить свет, вытащить едва слышно пищащую коробочку, покрутить в руках – дело одной минуты.

– С вами все в порядке, Александр… э-э-э…

Санька дернулся всем телом. Рядом стоял Сергей. Но смотрел он не на будущего тестя, а на трекер. Смотрел хищно, как на явно знакомую и желанную вещь. Санька судорожно сглотнул и сунул трекер в карман. Не квартира, а дурдом на выезде.

– Да, Сергей. Все хорошо. И можно просто Александр, ненавижу официоз.

***

Про день рождения у Ильи Моисеича все вспоминали внезапно и именно в тот момент, когда он в буквальном смысле закатывался на работу с фирменным тортом своей жены. Размер торта был под стать и габаритам самого Ильи Моисеича, и количеству тех, кто был с ним в хороших отношениях.

Саньку Илья Моисеич выдернул из каморки ближе к трем часам дня. Ремонтная бригада, чинившая пятую батарею, в услугах Валько уже не нуждалась, ибо расположение инструментов при создании мира было рассказано, а фразой «ищите сами» Валько отбил у них всякую охоту пообщаться поближе. И теперь в силовом помещении что-то гремело и эхом отражался от стен отборный мат, а Санька в сотый раз пересматривал четвертую и пятую части «Матрицы» и все гадал: это транскод создавали по мотивам фильма или все-таки фильм по запрещенной ныне виртуальности?..

– Са-ша, пойдемте со мной, – сунулся Илья Моисеич в каморку, сверкая полированной лысиной, – у меня сегодня день «ождения, я то’т п’инес.

Санька неловко заерзал. Вот что он никогда в этом НИИ понять не мог, так это почему здесь принято, что именинник сам приносит все для застолья и только он один, собственно, и помнит о своем празднике, а остальные приходят, дай бог пару слов скажут и все съедят.

– А куда идти? – смущенно уточнил Санька.

Найти подходящие слова не получалось, но это и не страшно. Санька прекрасно знал, что стоит ему сейчас за столом опрокинуть первую рюмку, сразу появятся фразы, которые, впрочем, от градуса в крови не потеряют искренности.

– У нашего солнышка соби’аемся, – улыбка Ильи Моисеича озарила комнату. – У них там кабинет большой.

Кое-как умывшись, Санька вышел со стенда и нырнул в лифт. Третий этаж, залитый солнцем коридор. Вот, оказывается, как живут все нормальные кабинетные люди. В распахнутые настежь окна рвался уже почти летний ветер и чаячий гомон.

Санька неслышно подошел к комнате Линь. Гостеприимно распахнутая дверь выпускала в коридор запах выпечки и звон посуды. Само же «солнышко» носилось как угорелое, расставляя на сдвинутых посреди комнаты столах блюдца и тарелки.

Санька вошел в комнату, нарочно лязгнув ботинком на железном порожке. Линь встрепенулась. Они встретились взглядами, и в глазах девушки Санька увидел замешательство. О, светлая, похоже, ты и правда еще не видела меня в мирной одежде, такого, как все. Джинсы и растянутый белый свитер – но и это уже слишком, да?