Текст книги "Все с ошибками и без смысла"

Раньше я думала, что все это из-за мертвых точек. Случается, ты застываешь на одной из них и тебе необходимо чем-то компенсировать себе эту паузу в жизни. Иногда физическим движением вперед. Но все чаще я ловлю себя на ощущении, что дело вовсе не в этом. Когда я бегу куда-то, снова и снова возвращаясь обратно, на стартовую прямую, я напоминаю себе цвета на волчке. Когда ты раскручиваешь его, они сливаются и сами по себе как будто исчезают, превращаясь в нечто иное, как бы прекращая существовать для наших глаз. если я просто пытаюсь исчезнуть? Бегу от себя, не находя места, опасаясь, что его вовсе нет. Снова и снова не прекращая попытки, ускоряю свой шаг, неосознанно стремясь к этому. Пытаюсь исчезнуть. Хотя бы на какое-то время. Как писала Марина Цветаева: «Исчезнуть, чтобы быть».

13 марта 2017

Океанариум в Питере

Порой очень хочется стать океаном. Водой. Чем-то прозрачным, чистым, успокаивающим и безмятежным. Чем-то большим, даже огромным, обволакивающим и дарящим покой. Хочется быть частью этого мира, но не быть частью общества, не иметь никакого отношения к людям и их проблемам. Не обсуждать и не делать глупые вещи, не видеть, как это делают другие, не видеть, в принципе, действий людей и не разделять их заботы. Политика, дурацкие законы, бессмысленное противостояние, конфликты, браки, семейные проблемы, мода, стандарты, ненужные вещи, реклама, телешоу, постоянные многочисленные и ничего не меняющие разговоры, ненависть, порицание, идиотские новости… Не быть частью этого. А просто быть. Не переживать ни о чем, лицезреть бесконечную красоту этого мира, самой являться этой красотой, быть никем не тронутой, ничем не оскверненной и не опошленной. Быть нейтральной, не нести собой злобы или доброты… просто течь куда-то спокойно и знающе. Убаюкивать собой все и вся, быть безмолвной и поглощающей. Хочется, чтобы никто не трогал меня, чтобы ничто не трогало и не задевало. Не испытывать грусти, гнева, ни о чем не волноваться и не чувствовать боли, не страдать больше, никого не любить и ни за кого не переживать. Хочется ничего не бояться, вообще не испытывать страха, не испытывать обиды, не терпеть и ни о чем не тревожиться. Быть как бы над всем этим, выше этого. Чтобы чувства исчезли, чтобы их не было, чтобы меня ничто не заботило и не огорчало.

Быть плещущейся у берега пенистой водой, сильными накатывающими волнами и бездонной непознанной глубиной, неисследованной и таящей что-то бездной. Ровной и существующей вне этих дурацких людских принципов и законов, быть чем-то иным, чем-то достаточно весомым и вселяющем опасения, чтобы никто больше не мог плохо со мной обойтись, обмануть, обидеть или задеть, чтобы в первую очередь я сама этого не могла, не могла навредить себе, покалечить, причинить боль. Чтобы я больше не чувствовала боль людей вокруг, чтобы эта боль не разрывала меня на части и не доводила до слез и тошноты, чтобы я не пропускала через себя их переживания, их обиды, разочарования и горести. Чтобы всякий раз не пыталась забрать их или разделить.

Хочется забыться, раствориться в океане, стать его частью, ласкать взгляд каждого, кто появиться рядом и быть абсолютно недосягаемой. Вдохновлять, успокаивать и утешать лишь одним своим видом, и при этом не иметь никакого отношения, не чувствовать всего этого самой. Не чувствовать и не помнить. Забыть навсегда о том, что было важно, о тех, кто трогал и будоражил, о том, кого нельзя забыть.

15 марта 2017

Красная рыба с клубникой

В детстве бабушка рассказывала мне про своего давнего друга, чье имя я совершенно не могу вспомнить. Его любимым блюдом была красная рыба с клубникой. Он вообще очень любил болтать о своих своеобразных вкусах… Называл себя уникальным дегустатором и особенно это свое странное вкусовое пристрастие считал почему-то весьма отличительным, выделяющим из толпы.

Бабушка любила говорить о нем, о его биографии, и часто выдавала разные забавные факты о своем друге, но я запомнила лишь этот, про рыбу с клубникой. Все потому, что, наверное, плохо ее слушала. Да и вообще никогда не любила биографии людей. Они всегда не то чтобы пугали меня, нет… Скорее, опустошали и вводили в ступор. Я думала, как это странно, что о целой жизни человека можно рассказать за какой-то несчастный час. Как это неуважительно, неправильно и в то же время необходимо. Особенно это чувствуется, когда читаешь чью-то жизнь, изложенную в письменной форме. Читаешь о другом, незнакомом… его историю, так называемую биографию, в которой упоминаются различные важные для него события, ключевые моменты и то, что неотвратимо его поменяло, привело к существенным переменам. Вроде бы вчитываешься, иногда размышляешь, но абсолютно ни черта не можешь понять. Понять и даже близко представить, каким был этот человек, что он пережил и что испытал. В голове все всегда складывается, очевидно, отличным от действительности образом, создается какое-то свое впечатление, воображение рисует разные картины, но всегда ложные, не те. Все потому, что нам трудно что-то вообразить, если сами не пережили подобное, трудно понять эмоции другого человека, хотя бы потому что у всех разное восприятие и взгляды на одну и ту же ситуацию, да и потому, что мы не особо пытаемся. И это… Правильно? Нормально? Естественно? Как-то так. У каждого своя жизнь, свои проблемы и концентрация лишь на себе и своем близком окружении. И, казалось бы, ничего удивительного в этом нет. Но все же, даже понимания это, мне все равно не по себе от осознания, что вся жизни человека, жизнь любого из нас, со всеми переживаниями, падениями и взлетами, маленькими и не очень катастрофами, важнейшими событиями, наполненными счастьем или печалью обычно умещается в несколько листов сухого текста формата А4, которые абсолютно ничего не могут передать.

Вот ты сидишь и читаешь эти отчасти нудные главы о ком-то, попутно пропуская особенно скучные и условно неважные моменты, и не ощущаешь почти ничего. Пропускаешь абзацы, стремясь поскорее добраться до сути, до основных событий, которые, обычно, везде одни. Вот он родился, детство провел в таком-то городе, поехал куда-то учиться, встретил кого-то, создал семью, завел ребенка… И даже близко не можешь себе представить и вообразить все то, что там творилось, все эти особенности, тонкости и переживание, хотя бы примерно осознать, какой была личность, чью биографию ты устало мусолишь, стараясь побыстрее дочитать. Мусолишь, не представляя масштабов, не имея возможности понять или помыслить, что значило то или иное событие, и что человек чувствовал, проживая его. Не осознаешь, как и сколько для него тянулись определенные годы, что было между ключевыми эпизодами, упомянутыми в его биографии, чем он занимался, что чувствовал и сколько всего еще происходило. Все обычно заканчивается предложением о смерти. Мол, умер от болезни или скончался в таком – то году. Предшествующую этому финалу боль, печаль или, не знаю, трагичность… никогда не описывают, никогда не упоминают. Да и если бы попытались, вряд ли бы из этого что-то вышло.

Кто-то любит есть рыбу с клубникой, у кого-то глаза необычного оттенка, кто-то имеет интересные пристрастия и экзотические хобби. Каждый по-своему реагирует на какую-то музыку, фильмы, книги. Каждый заключает в себе набор нюансов и особенностей, о которых мы, бывает, думаем с определенной гордостью. Все эти мечты, стремления, реакции на какие-то события, переживания, чувства, о которых не принято говорить. Все то, что делает нас нами… Умирает вместе с человеком навсегда. А вслед за этим постепенно исчезают фотографии, памятные вещи и люди, которые были нам знакомы. Некоторые избранные удостаиваются паре листиков сухого текста о важных (по мнению составителя) моментах жизни, а подавляющее большинство и того не удостаивается. И, если честно, я не знаю, что из этого лучше. И есть ли здесь это «лучше» вообще.

19 марта 2017

Письмо №0

В прихожей, около двери, висит странный и облезлый металлический лев. Я про него тебе писала, помнишь? Как-то очень-очень давно. Он висит там столько, сколько я живу тут, и примерно столько же меня пугает. Мы не снимаем его только потому, что он нравится папе, я же папе не нравлюсь совсем. Но это ничего. И тоже совсем. Дверь в мою комнату все еще с большущей дырой внизу, кажется, на тот раз это был молоток, она закрывается на полотенце, как и те, что были перед ней, дверные ручки у нас не задерживаются надолго, но без них даже забавнее, да? Я все еще несу с собой хаос и, сколько бы ни пыталась, вокруг волшебным образом почти мгновенно образовывается беспорядок. На стуле, в комнате, много одежды, потому что удобно, потому что я никак не приучусь вешать все сразу на место и потому, что Барсик очень любит ложиться на этот ворох. Он все еще очень красивый, очень рыжий и очень классно мурчит. На моем столе творится сущий ад. В коробке куча новых прекрасных блокнотов и книга, которую мне подарил мой преподаватель по философии, над ней какие-то баночки, волосатая расческа, таблетки в неограниченном количестве и кот, которого я недавно сваляла из шерсти. Там, рядом, разбросано много разноцветных листиков, я все еще пишу на них какие-то дела, чтобы не забыть сделать и успеть что-то в определенный срок, но все еще забываю и делаю в последнюю минуту. Это только то, что бросается в глаза, как и прежде, я совсем не люблю убираться, умею и не люблю готовить и вообще из меня никудышная хозяйка. Кажется, что ничего не изменилось. Но только кажется. На кровати, около подушки, лежат наушники и книга. Я никак не начну ее читать. Как-то не читается совсем и уже больше года. Но я всегда кладу ее рядом с собой перед сном, видимо надеясь, что так скорее соберусь. Распечатанные картинки, как сказала Наташа: «с кровью и убийствами» все еще на шкафу. Не совсем с кровью и убийствами, конечно. Просто то, что близко, а все, что близко, какое-то всегда грустное. Около них висят фотографии и одна спрятана. Ее совсем не видно, я никому про нее не говорю и никому не показываю, но приятно осознавать, что она там есть. Жаль, что скоро все это придется снять. Даже эту, секретную. Потому что пора.

У меня откололся зуб недавно, и я совсем не хочу идти к стоматологу. Странно, но мне уже не так страшно, как было раньше, но все же. А еще, недавно, мама выбросила старый кактус и больше ничто не впитывает излучение или отрицательную энергию или… что там они впитывают? Может, ничего. Я постоянно на него натыкалась и поэтому сейчас странно, что его нет, и больше ничто не колит мне пальцы, ну, кроме иголки для валяния, которой я укололась уже раз десять минимум. Где-то месяц назад я перевесила семейный портрет на стену около двери. Теперь рассматриваю, когда не могу заснуть, и, знаешь, я все еще ни на кого не похожа. А еще я недавно захотела нежно – голубое пальто, чтобы быть, как зефир. Думаю, было бы здорово быть, как он.

Я давно не писала. Давно – это очень. Но вчера, прочитав статью про детей, которые отправляли письма Богу с одним вопросом, вспомнила себя и решила написать тоже. Как в старые добрые. Хотя я уже не ребенок и не пристало… Видишь, как я все еще наивна? Раньше я писала тебе очень часто. А сейчас, когда я даже не знаю до конца, во что верю и верю ли во что-то вообще, я все сажусь, собираюсь с мыслями, и все, что получается – это неконструктивная речь в пустоту. В пустоту, которой не существует. Смешно. Нет, правда. Смешно же. Ну и пусть.

Дорогой Господь! Ты помнишь меня? Тебе снова пишет девочка Лена с планеты Земля. Я не знаю, каким я стала человеком, не знаю, хорошая я или плохая по твоим меркам, не знаю, есть ли эти мерки вообще и если есть, смогла бы ли я когда-нибудь их осмыслить или осознать. Знаю только, что превратилась в дурацкую идеалистку. Я очень стараюсь понимать людей и просто понимать, бывает, матерюсь, как сапожник и даже хуже, иногда вру и пью… да, ничему пример папин не учит. Еще я не говорила раньше, но в детском саду я украла пластмассовую помаду, просто потому, что очень ее хотела, а мама не могла мне ее купить. И как-то раздавила в ладони божью коровку, чтобы посмотреть, что будет. Вообще, я делала много вещей, за которые мне стыдно, и за некоторые из них мне все еще трудно себя простить. Говорят, ты не слышишь тех, кто грешит или не молится тебе, не соблюдает какие-то правила. Говорят, что ты не любишь тех, кто придается унынию и всякому такому. Они вообще много чего говорят, но я уже давно не слушаю. Думаю, что если ты и есть, то тебя мало волнует, ем ли я, к примеру, мясо в определенный период времени. Хочется верить в это. Но, как и все, я могу ошибаться и успешно ошибаюсь во многом в течение уже почти 22 лет. Знаешь, мне не хватит одного вопроса, их слишком много всегда, да и ты все равно не ответил бы, правда? Поэтому, печатая это, я ни на что не надеюсь и, на самом деле, просто пытаюсь успокоиться после очередной волны самопоедания. Я не знаю, зачем ты меня сюда, если это ты, и я все еще чувствую себя совсем чужой и неприкаянной. Все это очень давит, но я правда надеюсь, что моя жизнь хоть что– то значит, что я хоть чего-то стою, хоть что-то могу и все это не просто так. И, может, это наказание. Может, я ничего не понимаю. Может, тебя и вовсе нет. И все это всего лишь глупая случайность. Но все же хочется верить, что и для меня когда-нибудь найдется место, где мне будет легко и спокойно, где я не буду казаться такой неправильной и неуместной. И, может, даже найдется кто-то, кто сможет принять и полюбить меня, такую вот ошибочную со сбоем во всех возможных системах. Или, быть может, мне самой давно уже пора стать этим «кто-то».

23 марта 2017

***

Иногда как-то задумываешься о будущем. И ничего. Конец. Слегка не по себе становится поначалу. Так, что холод с мурашками по спине. Как-то вроде заглядываешь, пытаешься представить, увидеть что-то, а там пустые листы. И страшно даже не потому, что будущее не определено, что ты в подвешенном состоянии, страшно от своей реакции на это. Спокойствие. Как будто, так и должно быть, так правильно, как будто там ничего не будет и в принципе быть не может. Ты перебираешь варианты и сценарии и ни один не можешь хотя бы примерно примерить на себя. Замужняя или разведенная домохозяйка с детьми? Смешно. Учитель, находящий утешение в своей дурацкой работе? Глупо. Космонавт? Было бы круто, но не в этой вселенной. Хоть кто-нибудь, на самом деле. Но никто и никак. Может, это от не понимая того, чего ты вообще хочешь от этой жизни. Может от понимания того, что то, чего ты хочешь, несбыточно. А может, попросту не та эпоха тебя выбрала для существования. Не повезло.

Есть категория людей, которые навсегда остаются молодыми, потому что им просто не суждено долго прожить. Это отражается во всем, что они делают, как существуют. Это в их лицах, в их глазах и в том, что и как они говорят. Не знаю, может, это и во мне отражается… И поэтому в будущем вместо перспектив или хотя бы фантазийных картинок что-то абсолютно черное, не пропускающее света. Трудно судить, не будучи человеком со стороны. Но, может, я правда попросту отношусь к тем, кто слишком быстро исчерпывает себя? От того и болезная со всех сторон, куда не посмотри, просто оболочка по швам расползается. Но такие, обычно, чего-то привносят в мир, оставляют огромный след. А я? Нестыковка. Если бы только был выбор, я бы, наверное, хотела стать таким человеком. Но выбора не было. И это все бред. А я, наверное, просто еще слишком молода. Пубертат, наконец, ударил в голову. С кем не бывает, правда? Но я ничего не могу поделать с этим странным чувством ничевойности. И когда я вижу людей, которые даже близко не думают о вещах, что тревожат меня снова и снова, людей, которые как-то, собственно, живут и, может, даже думают, что знают, кто они, и видят впереди себя и хоть какое-то будущее, острее ощущается своя неуместность и непредназначенность. Чуждость всему. Они строят планы, худо-бедно к чему-то стремятся, тащат что-то в этот большой муравейник. А ты смотришь на себя со стороны и все чаще задумываешься о том, что ты просто ходячая ошибка 404.

Такой страницы не существует.

29 марта 2017

О редком, смысленном, простом

А облака были такого жутко красивого цвета… Как любимое с детства мороженное или то варенье, которым мама кормила меня, когда я болела. Как бабушкина новая комбинация, которую я тайком нацепляла прямо поверх футболки, оставаясь дома одна или как большой плюшевый и усатый кот, заманчиво красовавшийся когда-то на витрине магазина в нашем доме. Они напоминали цветы, что я любила собирать в деревне и прозрачный платок с обложки журнала, который, казалось, будет вечно лежать на наших почтовых ящиках.

Вдалеке летел самолет, в котором, наверное, было много людей. И кто-то, может быть, смотрел в этот момент в окна иллюминатора на эти самые облака, площадку и дома, мимо которых я проходила. И, конечно, никто из них не мог разглядеть оттуда такую маленькую и ничего не значащую меня. А солнце изредка появлялось и слепило глаза, мимо проходили незнакомые люди, асфальт был сухим, и не раздражала постоянная особенность спотыкаться на ровном месте.

И вот, совсем незаметно для меня, вся боль вдруг будто поместилась в один воздушный шарик, который я сумела отпустить и который ветер унес туда, где его никто не сможет обнаружить. Казалось, что ничего страшного никогда не происходило и не может происходить в принципе. И было ощущение, что за спиной остается все плохое и грустное, оттого совсем не хотелось оборачиваться, не смотря на ветер, дующий прямо в затылок и настойчиво путающий волосы. Сердце было легкое, и шлось вперед. В наушниках играла правильная и самая подходящая песня. И как это бывает порою, ничего не хотелось, но при этом хотелось всего.

Просто это был один из тех моментов юности, не запиши я который, забыла бы спустя какую-то несчастную неделю. Один из тех, так быстро проходящих, едва уловимых, но чуть ли не самых важных, создающих жизнь.

Ты здесь. Ты счастлив. И кажется, что смерти нет.

6 апреля 2017

8Без названия8

Если бы ты был тут, мы бы сидели на полу, близко-близко друг к другу, и, наверное, о чем-нибудь разговаривали. Я бы без остановки рассказывала тебе всякие глупости, например, про то, как недавно мне так долго сверлили зуб, что чуть было не досверлились до внутренних демонов. Или про то, как однажды я всю ночь гонялась за комаром с освежителем воздуха в руках. Я бы рассказала тебе все, что трудно произнести, те вещи, при одной мысли о которых перехватывает дыхание и становится тяжело говорить. Я бы поведала обо всем, что меня тревожит, что гложет и не дает уснуть по ночам. Была бы честной как никогда, и ничего не утаивала, я бы, наконец, рассказала все, и мне бы совсем не было страшно, знаешь. Не существовало бы ничего, способного остановить меня, никаких стен, преград, которые я обычно строю в своем сознании, никакой неловкости. Я бы поделилась всеми этими безумными вещами, что приходят иногда в голову, абсурдными для кого-то теориями и забавными догадками о мироустройстве. Ты бы, наверное, даже улыбался изредка и глаза бы твои были по-доброму усмехающимися. Такими, знаешь, близкими и полными понимания, такими, какие они бывают только у тебя.

Если бы ты был тут, мы могли бы молчать. Просто слушать вместе тишину, глядя в окно, державшись за руки, и думать о чем-то необязательно, но случайно схожем. Если бы ты был тут, я бы слушала тебя часами напролет, внимательно и, вслушиваясь в каждое слово, каждое предложение, что ты произносишь. Я бы слушала обо всем, что тебя тревожит или когда-либо тревожило, обо всем, что ты хотел бы мне рассказать. И я бы совсем не смотрела на часы, забыв, что они вообще существуют, потому что это было бы неважно. Важным тогда являлось только то, что ты мне говоришь. Если бы ты был тут, я бы тебя обязательно обняла, прижалась бы к тебе и не отпускала, потому что естественным образом боялась потерять. И было бы очень спокойно и хорошо, как бывает, когда я засыпаю после долгих ночей мучительной бессонницы, прижав к солнечному сплетению лекарственную мягкую игрушку, и моя ненависть к себе в тот момент покинула бы мое тело, как будто и не было ее никогда. Я показала бы тебе моего любимого лиса и сложное оригами-дракона по кличке Сережа и дала бы посмотреть весь этот кошмар, что я накалякиваю на парах по художественному творчеству. Если бы ты был тут, я бы сделала тебе кофе, наконец, достав кофеварку, к которой боюсь подходить. А если бы ты не захотел кофе, я бы сделала чай с лимоном, который делаю обычно себе, предварительно предупредив, что он у меня получается довольно отвратно, но в этот раз все должно быть по-другому. И ты бы спросил, возможно, почему так. А я бы не ответила, подумав о любимой маминой фразе, что все нужно делать с любовью, чтобы получилось хорошо.

Если бы ты был тут, мы бы вместе смотрели сериалы. Я бы изредка отвлекалась и украдкой смотрела на тебя, пытаясь уловить и запомнить каждую черточку твоего лица. Я бы улыбалась чуть заметно, только уголками губ, но ты, скорее всего, все равно заметил бы это и улыбнулся бы в ответ. А потом мы бы обсуждали сюжет или персонажей, может, спорили или соглашались в чем-то, но это было бы очень интересно и весело, как никогда. Если бы ты был тут, я бы даже прочитала тебе стихи, которые по глупости писала в пятом классе. Или что-нибудь из любимого, если бы ты захотел их услышать. И даже рассказала про шрам на плече. И он, возможно, не показался бы тебе таким отвратительным, коим мне кажется. Если бы ты был тут, я бы просто была тут тоже. Ни где-нибудь в своих мыслях, прошлом или будущем, я была бы в настоящем, в этой самой комнате, с тобой… каждой частичкой своего тела и своей души и мне бы не хотелось никуда уйти больше. Я бы просто сидела рядом, и не было бы человека счастливее. Если бы ты был тут, мир не казался бы таким никчемным и пустым, таким холодным и совершенно чуждым. И я бы больше ничего не боялась. Даже стоматологов. Если бы ты только был тут.

Если бы ты только был.

12 апреля 2017

«Ни суррогаты любви, Ни шумные праздники…»⁴

Случаются моменты, когда я очень злюсь на всех нас, включая, конечно, себя, когда смотрю по сторонам и вижу лишь негатив. Ложь, ненависть, зависть, злобу и непроходимую глупость со всех сторон. И это невольно вызывает у меня дикое презрение ко всему роду человеческому, вызывает жуткое раздражение и нежелание быть частью всего этого. И тогда я нередко думаю, что будь я богом, давно бы покончила с планетой Земля. Нажала бы на кнопку с надписью «delete» без особых колебаний и раздумий по этому поводу.

Но проходит немного времени, а я продолжаю наблюдать. Смотрю на прекрасные творения людей: на картины, скульптуры и дома, на книги и обычные картонные скворечники для птиц, на удивительные украшения и простые вещи, создающие уют. Я слушаю музыку, в которую, некогда, была вложена частичка чьей-то души, смотрю фильмы и сериалы, пробуждающие гамму невероятных чувств… Вспоминаю тот прекрасный новогодний поезд в метро и аккуратные фигурки на его окнах, которые ежедневно поднимали настроение сотням людей. Вспоминаю красочные и яркие салюты, на которые приходят посмотреть многие семьи и не только. Я наблюдаю за парами, тепло обнимающимися и держащимися за руки на улицах города и за женщинами, с любовью везущими коляски со своими детьми. Вижу маленькую девочку, кормящую и гладящую бездомную кошку, парня, помогающего бабушке поднять тяжелые сумки по ступенькам и пожилого мужчину, нежно целующего руку своей жене и смотрящего на нее с такой невероятной добротой и заботой.

Я смотрю и вижу, какими бывают люди, когда они счастливы, когда любимы. Какими мы все можем быть, если немного отодвинем цинизм и язвительность, если будем чуточку добрее и терпимее друг к другу. И как мы все красивы, когда скромно улыбаемся своим мыслям по пути на работу или когда печально и задумчиво смотрим в окно автобуса по пути домой. Какие мы разные и по-своему чудесные. Блондины или брюнеты, кареглазые или зеленоглазые… Оболочка абсолютно неважна, красота слишком относительна. Банально, но всегда важнее то, что кроется внутри. И в большинстве из нас, в конечном счете, кроется что-то прекрасное и светлое. Правда, мы не всегда можем найти это «что – то» в глубине себя, часто теряем. Поэтому, временами, нужно, чтобы это заметил кто-то посторонний, заметил и напомнил нам, что мы тоже можем мечтать, не быть безразличными, что были, есть и все еще могут быть люди, за которых мы переживаем, которых мы любим и которые любят нас.

И когда я вижу мельчайшие случайные проявления человечности, такие, казалась бы, банальные вещи, на которые все мы способны, когда вглядываюсь в глаза и улыбки своих друзей, людей, которых я люблю, или просто незнакомцев, я вспоминаю о том, что что-то хорошее здесь все еще существует. Существует и всегда существовало.

И я могу написать кучу вещей про грусть, отчаянье и очень плохие исходы. И искренне верить в это во время написания, но, знаете, при этом я все еще верю в вас. Верю в нас всех и эта вера определенно крепче. Потому что когда мы говорим слова любви и когда наши глаза буквально светятся от добрых чувств, когда мы не стыдимся искренности и когда проявляем милосердие, когда плачем над грустным фильмом и берем листовку у раздающего на улице человека, когда мы чувствуем вину и сожаление и с любовью смотрим на тех, кто рядом, когда мы прощаем друг друга и когда сами просим прощения, когда пытаемся понять… В эти мгновения мы – больше чем животные, больше, чем грусть, обреченность и бессмысленность. И гораздо сильнее. Поэтому, думаю, что у нас все еще есть надежда. Не у конкретной страны, не у конкретного поколения, но у человечества в целом.

Пока мы помним о том, что значит быть людьми, все еще может быть хорошо.

17 апреля 2017

Вы когда-нибудь любили?

Это было довольно давно. Еще до появления у меня привычки не расставаться с наушниками. Я куда-то ехала в метро и, по обыкновению незаметно, рассматривала людей вокруг. Ничего необычного. Просто люди и просто вагон поезда. Серьезная пожилая женщина напротив, читающая книгу, сонный парень рядом, замечтавшийся о чем-то ребенок через два сидения и снова женщина с большой белой сумкой. Я думала о чем-то своем, когда в вагон зашли две девушки. Одна с мини микрофоном, как выяснилось позже, другая с небольшой камерой. Они сказали что-то то ли про какой-то опрос, то ли про какой-то эксперимент, плохо помню, что именно, но суть была в том, что каждому в вагоне предлагалось ответить на один единственный вопрос: «Вы когда-нибудь любили?»

Люди отвечали по-разному: кто-то с улыбкой, кто-то довольно серьезно, а кто-то воздерживался от ответа совсем. Мне почти не было слышно, что они говорят, но эмоции, которые они при этом испытывали, читались довольно хорошо. Наблюдать за этим, надо сказать, было интересно.

Когда эти девушки подошли к женщине напротив, что сидела с очень серьезным и даже суровым лицом и книгой, я не увидела за ними ее реакции и не услышала, что она сказала в ответ на вопрос. Но отошли они от нее довольно быстро, пропустив людей, сидящих справа и сразу перейдя к следующему ряду. Я не сразу поняла, что что-то случилось, посмотрела им в спины, а затем перевела взгляд на женщину, от которой они отошли. И… стоп. В этот момент как будто все остановилось, как будто кто-то нажал на паузу, затормозив происходящее во временном потоке на какое-то время.

Это была картина, которую я запомнила настолько отчетливо и ярко, что, думаю, смогла бы воссоздать в уме и через десять-двадцать лет. Лицо этой женщины и без того мрачно – суровое стало еще более угрюмым, на сколько это вообще возможно, губы были поджаты в кривой трясущейся улыбке, она теребила ремень своей сумки и, кажется, говорила что-то себе под нос, ее брови изредка подергивались, а в уставившихся куда-то немного мутных глазах стояли слезы.

Она плакала. Наверное, едва слышно или совсем не издавая звуков, слезы текли по ее щекам быстрыми струйками оставляя влажные следы на светлой куртке и ярко рябом повязанном под шею платке. Поезд тем временем все еще мчался вперед, заглушая все своим шумом, но ее плач для меня был настолько оглушительным, что, кажется, я не слышала и не видела ничего кроме. И мне тогда всерьез казалось, что это было слышно не только мне, не только людям, сидящим рядом, не только людям в этом вагоне и поезде. Мне казалось, что ее плач раздается на несколько станций вперед, оставляя пронзительное эхо, таким он был режущим, острым и пропитанным горем. На нее в тот момент смотрела не только я, но она, конечно, не замечала ничего и никого вокруг, как не заметила и девушку, пытающуюся подать ей носовой платок.

Эта женщина поспешно вышла на следующей станции, я даже не успела посмотреть ей вслед, мой взгляд так и остался зафиксированным на том месте, где она сидела. Я все думала об этом, о том, что могло случиться или не случиться в ее жизни и о том, что случается и не случается в жизнях других.

И вот прошло уже почти пять лет, а я все еще вспоминаю этот эпизод. Вспоминаю, когда размышляю о любви и смысле. Все тщетно пытаясь осознать, насколько прекрасна она должна быть… эта любовь. Чтобы люди добровольно шли на страдания ей сопутствующие и, возможно, даже не жалели ни о чем после. Насколько она важна и нужна каждому. Насколько бесценна, что человек готов испытать что угодно, зная, что больно непременно будет, что готов пережить все это, чтобы, спустя время, на вопрос «Вы когда-нибудь любили?» подумать о ком-то и тихо ответить: «Когда-нибудь, да». Или вовсе промолчать.

27 апреля 2017

Про страх, любопытство и еще раз про страх

А вообще интересно, что из меня сотворит жизнь. В кого я превращусь спустя годы, какие кардинальные изменения произойдут в моем мировоззрение, мировосприятии, во мне самой… Что я буду из себя представлять? И буду ли что-то представлять вообще. Интересно, что она, эта жизнь, приготовила для меня, как и чем еще изволит одарить? Сколькими потерями, горестями и степенями боли? Продолжит ли она безустанно нащупывать мой личный край в своей неповторимой изощренной форме? Или будет давать редкие передышки, оставляя в покое хоть на какое-то время. Будут ли моменты, когда я буду ловить себя на мысли, что все это стоило того? Будет ли радость, перекрывающая все, как лечебный пластырь, изолирующая и отгораживающая от всех этих малоприятных отрывков, крушений надежд, обрушений иллюзий? Интересно, сколько еще я способна вынести, вытерпеть, пережить. Сколько готова на себя взять. Действительно, довольно забавно думать, что все происходящее через какое-то время вполне может показаться и, что уж там, покажется лишь цветочками. Увлекательно размышлять об этом, вспоминая, какими не цветочными были эти самые цветочки.