Текст книги "Стратегия победы. Разгрома 1941 года не было"

«План поражения» образца сорок первого года

Никогда не поверю, чтобы ты, с твоим-то хладнокровием и предусмотрительностью, об этом не позаботился.

Элеонора Раткевич. Превыше чести

В ноябре 1941 года бывший посол США в Советском Союзе Д.Э. Дэвис опубликовал статью в британской газете «Санди экспресс», в которой рассказал следующее. Через несколько дней после нападения Гитлера на СССР его спросили: «А что вы скажете относительно членов пятой колонны в России?» Он ответил: «У них таких нет, они их расстреляли». Дэвис имел в виду процессы 1936–1938 годов, в том числе и «заговор генералов».

Но откуда, собственно, следует, что «пятая колонна» была уничтожена полностью? В конце концов, мотив-то был мощнейший. Неужели ни один генерал, прекрасно понимавший, чем закончится столкновение Красной Армии и вермахта, не задумывался над возможностью купить себе жизнь и определенный уровень благосостояния в будущем германском протекторате? А почему, собственно, нет?

Военная контрразведка, плотно занимавшаяся в июле 1941 года причинами разгрома Красной Армии на западных границах, придерживалась противоположного мнения – там считали, что заговор как раз таки есть. Конечно, от этих документов историки небрежно отмахиваются – ну мы ведь все знаем, что это за контора, как там лепят дела и какие методы применяют. Все это еще в конце 80-х в журнале «Огонек» нагляднейшим образом объяснили, да…

Впрочем, если посмотреть, кого хватали в 1941 году чекисты, ясной картины все равно не получится. С одной стороны, генерала могли расстрелять не только за измену, но и за трусость, халатность, дезертирство. В случае с тем же бывшим командующим ЗапОВО Павловым суд не стал заморачиваться возней с заговором – дело муторное и несвоевременное, а приговор-то все равно один. С другой стороны, многие возможные предатели находились в то время вне зоны досягаемости особистов – кто в плену, а кто и гораздо дальше. С первыми разбирались уже после войны, со вторыми – никогда, ибо какой спрос с мертвых?

Однако Павлова и еще некоторых военных в высоких чинах в заговоре все-таки обвиняли. История это давняя, тянется еще с 20-х годов, со времен советско-германской «дружбы армиями», проходит через войну в Испании, через сорок первый год, послевоенные армейские репрессии и не заканчивается, а обрывается хрущевскими реабилитациями[66]66
  Подробнее об этом: Прудникова Е., Колпакиди А. Двойной заговор. М., 2008; Прудникова Е. Смертельные игры. М., 2011.


[Закрыть]. Впрочем, то, что было после войны – это уже другая история и другой противник. Предвоенные заговорщики контактировали, большей частью, с немцами и японцами, да еще с поляками – но поляки после 1939 года были не в счет.

Как они могли действовать? Тухачевский, находясь под арестом, дал подробные показания, в том числе собственноручно написал так называемый «План поражения». Документ этот состоит из двух частей. Первая часть, «стратегическая», опубликована – в ней маршал подробно и не слишком сложно, применяясь к уровню следователей, рассказывает о сценарии будущей войны, как выглядит предполагаемый театр военных действий и почему при данном расположении наших войск СССР обречен на поражение. В 1941 году такая подстава на стратегическом уровне едва ли была возможна – в Кремле очень внимательно следили за действиями военных. Но вот что касается второй части, то описанная там деятельность не отслеживаема в принципе (пока не сработает, конечно – но когда сработает, поздно предохраняться).

Опубликованный «План поражения» заканчивается следующей фразой: «Показания о вредительской работе будут изложены мною дополнительно». «Вредительская работа» – это, говоря современным языком, саботаж. Мелочь вроде железного болта, но если этот болтик сунуть в шестеренки огромной машины… И вот эту, вторую часть показаний, не видел никто и никогда. А очень жаль – возможно, там нашлось бы много знакомого по сорок первому году.

Наряду с обычным раздолбайством, в хронике июня сорок первого иной раз попадаются примеры поведения командующих разных уровней, выходящие за рамки обычного советского бардака – за который, если он не выходил за разумные пределы, в Советском Союзе не арестовывали и уж тем более не расстреливали.

Пример образцового бардака дает нам Прибалтийский военный округ.

Командующий округом генерал-полковник Кузнецов еще 18 июня уехал в армии: сначала в 8-ю, потом в 11-ю, где и находился к 22 июня. За него в Паневежисе (штабе фронта) остался начштаба Кленов, а в Риге (штабе округа) – первый зам Софронов. В ночь на 22 июня сработал «эффект заместителя»: когда в Паневежис пришла «Директива № 1», начштаба стал искать командующего, чтоб получить от него указания – что дальше делать. Почему-то не нашел, хотя в 11-ю армию звонил. Директиву в войска все же передали, но когда в штаб начали звонить малость обалдевшие командиры частей с просьбами объяснить, что происходит, как отличить провокацию от войны, стрелять в немцев или не стрелять – то никто из находившихся в штабе ничего толком не мог сказать. Командующего тоже почти сутки не удавалось сыскать – в принципе было известно, где он находится, вот только выловить его никак не получалось[67]67
  Генерал-лейтенант Кленов был расстрелян в феврале 1942 года за бездействие в руководстве войсками округа, хотя на него имелись показания как на участника заговора.


[Закрыть].

Вот в такой обстановке встретил войну Прибалтийский фронт. Однако генерала Кузнецова никто и не думал арестовывать, он прошел всю войну, то снижаясь до начальника штаба армии, то поднимаясь до заместителя комфронта. Всю дорогу его ругали за отсутствие организаторских способностей, пока в 1948 году не отправили, наконец, в отставку. Ну… так «не каждый в армии Глазенап».

В КОВО был свой бардак. Когда штаб округа накануне войны перебирался на полевой КП, в Тернополь, начштаба догадался оставить в Киеве оперативный отдел. В результате в предвоенную ночь написать и разослать по армиям директивы было некому, и начальник штаба около 4 часов утра лично обзванивал командармов. Это еще бардак, а вот то, что пишет в воспоминаниях о предвоенных днях маршал Рокоссовский, уже наводит на размышления.

«Последовавшие… из штаба округа распоряжение войскам о высылке артиллерии на артполигоны, находившиеся в приграничной зоне, и другие нелепые в той обстановке распоряжения вызывали полное недоумение.

Нашему корпусу удалось отстоять свою артиллерию, доказав возможность отработки артиллерийских упражнений в расположении корпуса, и это спасло нас в будущем»[68]68
  Рокоссовский К. Солдатский долг. http://militera.lib.ru/memo/russian/rokossovsky/01.html


[Закрыть].

Какие полигоны? Как вообще можно изымать из частей артиллерию, когда войска уже приведены в повышенную боевую готовность и выдвигаются к границе?

Но на самые большие размышления наводит происходившее в Западном Особом военном округе, где рулил печальной памяти генерал Павлов. Тот самый, который, как он говорил на суде, «директиву Генерального штаба РККА понял по-своему и не ввел ее в действие заранее, то есть до наступления противника. Я знал, что противник вот-вот выступит, но из Москвы меня уверили, что все в порядке, и мне приказано быть спокойным и не паниковать».

Ну да, нарком действительно приказал ему не паниковать. А что, приведение войск в боевую готовность – это паника? Но какое «все в порядке» может быть, если в директиве написано предельно конкретно: в течение 22–23 июня возможно внезапное нападение немцев. А предвоенные директивы, а выдвижение войск? Их командующий округом тоже понимал «по-своему»? И вообще – о какой, собственно, директиве идет речь? «Номер один»? А из чего это следует?

Начальник связи Западного фронта Григорьев на том же процессе показал:

«Война… застала Западный Особый военный округ врасплох. Мирное настроение, царившее все время в штабе, безусловно, передавалось и в войска. Только этим «благодушием» можно объяснить тот факт, что авиация была немецким налетом застигнута на земле. Штабы армий находились на зимних квартирах и были разгромлены, и, наконец, часть войск (Брестский гарнизон) подвергалась бомбардировке на своих зимних квартирах.

Чл. Суда тов. Орлов. Чувствовалось ли в штабе округа приближение войны?

Подсудимый. Нет. Начальник штаба округа Климовских считал, что все наши мероприятия по передвижению войск к границе есть мера предупредительная».

Двадцать пять лет назад, когда были впервые опубликованы эти протоколы, казалось, что они еще больше оттеняют жестокую расправу над командующим, которого Сталин назначил виновным за неудачное начало войны, взвалив на него все свои просчеты. Но подлинная информация просачивалась, просачивалась… Сейчас мы знаем, что все необходимые приказы из Москвы были отданы вовремя, а те командиры, которые к 22 июня привели свои войска в боевую готовность, не героически проявляли инициативу вопреки правительственной политике, а просто выполняли директивы Генштаба. Помните, как 18 июня сорвался с места 12-й мехкорпус? А вот что происходило в тот же день в соседнем ЗапОВО. Рассказывает генерал Григорьев.

«Выезжая из Минска, мне командир полка связи доложил, что отдел химвойск не разрешил ему взять боевые противогазы из НЗ. Артотдел округа не разрешил ему взять патроны из НЗ, и полк имеет только караульную норму по 15 патронов на бойца, а обозно-вещевой отдел не разрешил взять из НЗ полевые кухни. Таким образом, даже днем 18 июня довольствующие отделы штаба не были ориентированы, что война близка… И после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска не были приведены в боевую готовность»[69]69
  Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Начало. Книга 1. М., 2000. С. 389.


[Закрыть].

Ну, и что перед нами – исключительное раздолбайство или негромкий такой саботаж?

Военная контрразведка, разбираясь с делом Павлова, собрала данные о его прошлой службе и выяснила, что у него довольно любопытная биография. В 1914–1915 годах он баловался анархизмом. Впрочем, многие тогдашние анархисты потом честно служили революции – Котовский, например… А вот уже серьезнее: с 1916 по 1919 год находился в германском плену. Плен – удачный момент для вербовки, не зря в конце Великой Отечественной войны бывших пленных почти поголовно пропускали через фильтрационные лагеря. С 1928 года Павлов в должности командира полка, а затем механизированной бригады служит в Белорусском военном округе, под началом Уборевича.

«Имеющимися материалами… характеризуется как проводивший в практике своей работы очковтирательство… когда, пользуясь информацией вышестоящих начальников о предстоящих учениях и смотрах, «подготавливал» и «решал» поставленные задачи».

Знакомо? Это как раз когда окопы «противника» обозначали белым цветом: то же время и тот же округ.

«В боевой обстановке командовал неумело, в связи с чем были ненужные жертвы…

В бою и на учениях недооценивал разведку.

Привлекался к партийной ответственности за разглашение военной тайны.

Павлов неоднократно восхищался обучением германской армии и ее офицерством…»[70]70
  Там же. С. 211.


[Закрыть]

Кстати, о разведке. Маршал авиации Голованов в своих мемуарах вспоминает прелюбопытнейшие вещи. Незадолго до войны он был назначен командиром авиаполка, базировавшегося в ЗапОВО, и отправился представляться командующему округом. По ходу беседы тот решил позвонить в Москву, Сталину.

«Через несколько минут он уже разговаривал со Сталиным… По его ответам я понял, что Сталин задает встречные вопросы.

– Нет, товарищ Сталин, это неправда! Я только что вернулся с оборонительных рубежей. Никакого сосредоточения немецких войск на границе нет, а моя разведка работает хорошо. Я еще раз проверю, но считаю это просто провокацией…

Он положил трубку.

– Не в духе хозяин. Какая-то сволочь пытается ему доказать, что немцы сосредоточивают войска на нашей границе.

…Кто из нас мог тогда подумать, что не пройдет и двух недель, как Гитлер обрушит свои главные силы как раз на тот участок, где во главе руководства войсками стоит Павлов? К этому времени и у нас в полку появились разведывательные данные, в которых прямо указывалось на сосредоточение немецких дивизий близ нашей границы. Но упоминалось, что немецкий Генштаб объясняет это переброской войск на отдых в более спокойные места…

Как мог Павлов, имея в своих руках разведку и предупреждения из Москвы, находиться в приятном заблуждении, остается тайной…»[71]71
  Голованов А. Дальняя бомбардировочная. М., 2004. http://militera.lib.ru/memo/russian/golovanov_ae/06.html


[Закрыть]

Тут надо пояснить, что полк Голованова стоял в глубоком тылу, под Смоленском. И если уж там имелись соответствующие разведданные, то сколько же их должно было накопиться в штабе округа? Две недели до войны, а у товарища Павлова «нет сосредоточения». Опять исключительное раздолбайство? Нет, раздолбай не стал бы спорить со Сталиным, он взял бы под козырек и ничего потом не выполнил. А это что было?

Отвечая в 1952 году на вопросы Военно-научного управления Генштаба, то же самое отмечал бывший начальник штаба 10-й армии генерал-майор Ляпин. «Все распоряжения штаба ЗапОВО были направлены на то, чтобы создать благодушную обстановку в умах подчиненных. «Волынка» с утверждением разработанного нами плана обороны госграницы, с одной стороны, явная подготовка противника к решительным действиям, о чем мы были подробно осведомлены через разведорганы, – с другой, совершенно дезориентировали нас и настраивали на то, чтобы не придавать серьезного значения складывавшейся обстановке…

Судя по тому, что за несколько дней до начала войны штаб округа начал организовывать командный пункт, командующий войсками ЗапОВО был ориентирован о сроках возможного начала войны. Однако от нас никаких действий почему-то не потребовал…»[72]72
  Крикунов В. Фронтовики ответили так! http://liewar.ru/content/view/186/2/


[Закрыть]

Обстановка в округе была настолько мирной, что Голованов, получив сообщение о начавшейся войне, ему… не поверил. Директиву в последнюю предвоенную ночь их полку не присылали, она касалась приграничных частей. Накануне, в три часа утра 21 июня, полк провел учебную тревогу. На следующий день был объявлен выходной, субботним вечером в клубе устроили танцы. Голованов ушел домой, взял книгу и читал до рассвета. Собрался уже было лечь спать, но тут зазвонил телефон.

«…Я поднял трубку и услышал из Минска взволнованный голос дежурного по округу:

– Боевая тревога, немцы бомбят Лиду!

Такие звонки в связи с учебными тревогами были в то время не редкостью.

– Товарищ дежурный, – ответил я, – дайте хоть один день отдохнуть личному составу. Только вчера я поднимал полк по своему плану. Нельзя ли отложить?!

– Немцы бомбят Лиду, времени у меня больше нет, – ответил дежурный и выключился.

Я вызвал дежурного по полку, передал условный пароль тревоги; не торопясь, натянул сапоги и вышел из дому… На улице я увидел, как бежали на аэродром летчики, штурманы, стрелки-радисты, стрелки, инженеры, техники, на ходу надевая поясные ремни и застегивая пуговицы гимнастерок.

– Взрыватели выдавать? – спросил меня подбежавший инженер полка по вооружению.

Вопрос застал меня врасплох, взрыватели находились в запаянных ящиках, а тревогу проводил не я.

– Доставьте ящики с взрывателями к стоянкам самолетов поэскадрильно, без моих указаний не вскрывать!

Все были в сборе. Летный состав ждал заданий.

Я дал распоряжение начальнику штаба доложить в Минск о готовности и просить дальнейших указаний.

Пять минут спустя пришел начальник штаба и сказал, что связь с Минском не работает. Что ж, на учениях и так бывает. Проверяют, что будет делать командир при отсутствии связи… Решил позвонить командиру корпуса полковнику Скрипко и спросить, как у него идут дела…»

Тут надо пояснить: полк Голованова был центрального подчинения, а корпус полковника Скрипко – авиасоединение ЗапОВО. По логике вещей, ему должны были сообщить больше, чем «москвичу» Голованову. Тем не менее…

«По голосу Скрипко я понял, что разбудил его и ни о каких тревогах он ничего не знает. И только в этот момент у меня мелькнула мысль, что дежурный из Минска мне говорил правду!

Я сказал Скрипко о разговоре с дежурным по округу, о том, что привел полк в боевую готовность, и что связи с Минском у меня нет. Скрипко по корпусным каналам связи обещал связаться с Минском или Москвой. Шли томительные минуты ожидания… Лишь во второй половине дня мы узнали о войне, и то по радио, из обращения В.М. Молотова к населению».

Да, конечно, повесть о связи в Красной Армии – печальная повесть. Да, конечно, немцы накануне войны послали диверсантов резать провода. Но почему не было связи между Минском и Смоленском? И тем более между Смоленском и Москвой?

…А вот какая интригующая разборка произошла на суде между Павловым и командующим 4-й армией Коробковым. Расквартированные в Бресте, то есть на самой границе, три дивизии 4-й армии, несмотря на все директивы Генштаба, так и не были выведены из города, где их и застало начало войны. Павлов утверждал, что отдавал приказ о выводе, но не проверил исполнение, Коробков – что никаких приказов он не получал. Кто-то из них явно врал – но кто?

Лишь спустя много лет нашелся свидетель – генерал-майор авиации, а тогда полковник Белов, командир 10-й смешанной авиадивизии.

«20 июня я получил телеграмму начальника штаба ВВС округа полковника С.А. Худякова с приказом командующего ВВС округа: «Привести части в боевую готовность. Отпуск командному составу запретить. Находящихся в отпусках отозвать».

Сразу же приказ командующего был передан в части. Командиры полков получили и мой приказ: «Самолеты рассредоточить за границей аэродрома, там же вырыть щели для укрытия личного состава. Личный состав из расположения лагеря не отпускать».

О приказе командующего ВВС округа я доложил командующему 4-й армией генералу Коробкову, который мне ответил:

– Я такого приказа не имею.

В этот же день я зашел к члену Военного совета дивизионному комиссару Шлыкову.

– Товарищ комиссар, получен приказ от командующего ВВС округа – привести части в боевую готовность. Я прошу вас настоять перед округом отправить семьи комсостава.

– Мы писали в округ, чтобы разрешили вывести из Бреста одну дивизию, некоторые склады и госпиталь. Нам ответили: «Разрешаем перевести лишь часть госпиталя». Так что ставить этот вопрос бесполезно»[73]73
  Белов Н. Горячие сердца. http://brestfortress.blogspot.ru/2010/03/blog-post_3015.html


[Закрыть].

Получается, врал на суде все же Павлов. Есть тому и еще подтверждения. Вот одно из них. 7 октября 1941 года состоялся суд над начальником оперативного отдела штаба Западного фронта генерал-майором Семеновым и его заместителем, полковником Фоминым. Их обвиняли в том, что они проявили преступную халатность и беспечность в деле подготовки и приведения войск округа в боевую готовность, не приняли должных мер к обеспечению оперативного развертывания воинских частей. Об измене и участии в заговоре речи не шло[74]74
  Степанов В. Без вины виноватые // Красная звезда. 2011. 6 апреля.


[Закрыть].

Так вот: на суде Семенов утверждал, что еще до начала войны неоднократно предлагал вывести части и соединения округа из мест постоянной дислокации и отвести их на 10 км от границы. Командование округа предложение не приняло. Боялись, что эти действия сочтут провокационными? Но ведь оно не выполнило и директиву Генштаба, данную за несколько дней до войны – вывести приграничные части на их рубежи по плану прикрытия!

Что у нас получается? Не менее недели Павлову шли из Москвы приказы – вывести воинские части из мест постоянной дислокации, а командующий округом «понимал их по-своему», не только не доводя до частей, но и прямо запрещая выводить войска. Ладно, «не доводя» – спишем на разгильдяйство. А запреты чем объясним?

Странных деяний, очень напоминающих саботаж, в предвоенные дни было больше чем достаточно.

Что может помешать немцам проломить войска прикрытия и выйти на оперативный простор? В первую очередь артиллерия и авиация. По нашим планам прикрытия именно они, вкупе с мехкорпусами, помогали приграничным дивизиям держать первые удары, давая время остальной армии на развертывание и отмобилизование.

И вот что происходило перед самой войной с этими двумя родами войск в приграничных округах – по многочисленным книгам и мемуарам рассыпаны совершенно потрясающие факты, причем касаются они всех округов.

О том, как в КОВО вывозили артиллерию для стрельб на полигоны, мы уже говорили. А вот другой случай. В ходе подготовки к войне в 28-й стрелковый корпус ЗапОВО с окружных складов привезли артиллерийские снаряды, не приведенные в боевую готовность. Дело в том, что снаряды и взрыватели к ним хранятся отдельно, и лишь перед стрельбой их снаряжают – то есть привинчивают взрыватели. Так вот, взрыватели оказались недовернуты (отчего снаряды при стрельбе не взрывались). Обратите внимание: не привезли снаряды отдельно, а взрыватели отдельно – в этом случае артиллеристы снарядили бы их сами – а именно недовернули. Большинство минометных мин, кстати, были привезены вообще без взрывателей.

А вот что учудили в Прибалтийском округе. В полк тяжелой артиллерии 16-го стрелкового корпуса 11-й армии то ли 19, то ли 20 июня прибыла комиссия штаба округа. Возглавлявший ее генерал приказал снять с пушек прицелы и сдать их для проверки в окружную мастерскую в Риге, за 300 километров от расположения части. Правда, командир полка после отъезда комиссии и не подумал выполнять данное распоряжение. А вот в гаубичном артполку 75-й дивизии 4-й армии (ЗапОВО) прокатило – 19 июня были увезены в Минск на поверку все оптические приборы, вплоть до стереотруб. Естественно, к 22 июня их назад не вернули. И стреляли артиллеристы, целясь через ствол.

(Примечание Олега Козинкина. Оптику в артиллерии вообще ни на какие «поверки» не возят. Это просто запрещено делать. Прицелы, как и всю оптику, не «поверяют» – это вам не манометры в котельной, которые надо в лабораториях поверять ежегодно – а «выверяют». Делается это в самих полках – штатными спецами, командирами расчетов или батарей. В мастерские артиллерийскую оптику могут отвезти только в одном случае – для ремонта, причем наводчику тут же выдадут новый прицел. Т.е артполк нельзя оставлять без оптики, категорически!)

Генерал, приехавший к артиллеристам ПрибОВО, сообщил еще много интересного. Например, что пехота будет отведена от границы в тыл на 50 километров. По-видимому, речь шла о той самой директиве, о которой, отвечая на вопросы генерала Покровского, упоминал бывший командир 72-й горнострелковой дивизии 26-й армии, генерал-майор Абрамидзе.

«20 июня 1941 года я получил такую шифровку Генерального штаба: «Все подразделения и части Вашего соединения, расположенные на самой границе, отвести назад на несколько километров, то есть на рубеж подготовленных позиций. Ни на какие провокации со стороны немецких частей не отвечать, пока таковые не нарушат государственную границу. Все части дивизии должны быть приведены в боевую готовность. Исполнение донести к 24 часам 21 июня 1941 года»[75]75
  http://liewar.ru/content/view/186/2/


[Закрыть].

Страна у нас, конечно, большая – но едва ли позиции для войск прикрытия готовили на расстоянии в 50 километров от границы. Жирно будет так территориями разбрасываться.

А еще генерал разрешил комсоставу частей в выходные съездить в Каунас, к семьям.

Такое ни на ошибку, ни на разгильдяйство уже не спишешь, это честный и откровенный саботаж. Начштаба ПрибОВО генерал Клёнов был арестован в начале июля и расстрелян в феврале 1942 года, начштаба ЗапОВО осужден одновременно с командующим округом. Но самое интересное – то, что один и тот же прием использовался в разных округах, так что это, возможно, и не местная инициатива.

Интереснейшая история случилась с ПВО все того же Западного округа. Исследователь Д. Егоров в своей книге «Разгром Западного фронта» приводит свидетельство генерал-лейтенанта Стрельбицкого, который в 1941 году был командиром 8-й противотанковой бригады. Немецкие летчики в небе над Лидой вели себя странно. Они бомбили, как на учебе, совершенно не опасаясь зенитного огня – а зенитки молчали. Полковнику Стрельбицкому командир дивизиона ответил, что накануне ему пришел приказ: «На провокацию не поддаваться, огонь по самолетам не открывать». Зенитчики начали стрелять, лишь когда полковник явился к ним с пистолетом в руке. Тут же были подбиты четыре машины, и вот теперь самое интересное. Три пленных немецких летчика заявили: они знали о запрете для ПВО открывать огонь.

Можно, конечно, объяснить данный приказ тем, что в Кремле перестраховывались, предпочитая снег студить, лишь бы не поддаться на провокацию. А частям «люфтваффе» эту информацию тоже из Кремля сливали? Или все же кто запретил, тот и немцев известил? А?

Обратимся теперь к многострадальным нашим ВВС. Полк Голованова был расквартирован далеко от границы, так что незнание о начале войны сказалось только на отсутствии боевых вылетов – но хотя бы сами самолеты остались целы. В приграничных авиачастях, к сожалению, так удачно не обошлось.

Любопытные вещи рассказывал уже в наше время генерал-лейтенант Долгушин, бывший во время войны летчиком-истребителем. Их полк стоял в ЗапОВО, аэродром находился, считай, на самой границе – в пяти километрах от нее. В пятницу, 20 июня, к ним прилетели Павлов, командующий авиацией округа Копец и их собственный комдив. Летчики доложили о результатах разведки – они заметили, что аэродромы на немецкой стороне буквально забиты бомбардировщиками. Вы думаете, им приказали срочно приводить полк в полную боевую готовность?

Известный на военно-исторических форумах Василий Бардов на сайте «Авиафорум» выложил записи собственных бесед с Долгушиным[76]76
  В воспоминаниях летчик рассказывает то же самое, что и на форуме, но менее подробно.


[Закрыть], где тот рассказывает:

«Закончили мы полёты примерно в 18 часов. Часов в 19 нас разоружили – поступила команда «снять с самолетов оружие и боеприпасы и разместить их в каптерках» – дощатых и фанерных сарайчиках за хвостом самолётов…

И мы спросили: «Почему сняли оружие?! Кто такой идиотский приказ издал»?! Даже к командиру полка Емельяненко обратился и говорит: «Ну почему?!» А командир полка разъяснил командирам эскадрилий: «Приказ командующего», а командиры эскадрилий нам»[77]77
  http://aviaforum.ru/showthread.php?s=b8de73ee429ffef377c59db23cc4be29&t=7645&page=2


[Закрыть].

Василий Бардов считает, что речь тут идет о Павлове, но это вовсе не факт. Приказы авиаполкам должен был отдавать командующий ВВС округа, генерал-майор с символической фамилией Копец. Вообще ситуация в округе складывалась интересная. Продолжим слушать Долгушина:

«Многое и до этого дня делалось будто «по заказу»: – начат ремонт базового аэродрома в г. Лида, не были подготовлены запасные площадки, было уменьшено число мотористов и оружейников до одного на звено…

Бардов. А как было до этого?

Долгушин. А раньше было: техник (это был офицер, как правило техник-лейтенант), механик, моторист и оружейник. А тут посчитали, что артиллерист свою пушку драит, пехота свою винтовку драит – а почему летчикам не драить?! И отняли у нас! А потом, сразу же в первые месяцы войны все ввели! Сразу же ввели: почувствовали, что идиотство натворили!

И летчики таскали пушки. А пушку вставить в крыло… Оно же не широкое! И вот туда пушку вставить… А там центроплан прикрыт дюралью и люк, куда пушку совать – он тоже дюралевый и все на шпильках – все руки обдерёшь!»

Тревогу в полку объявили в 2.30, еще до нападения немцев. Но летчики, вместо того чтобы разбежаться по самолетам, принялись таскать ящики с боеприпасами и вставлять обратно пушки. В результате полк начал подниматься в воздух примерно в 6.30-7 часов, до того беспрепятственно пропуская через себя немецкие самолеты.

Есть и еще свидетельства подобного рода. Тот же Василий Бардов, когда выложил интервью с Долгушиным на одном из форумов, получил отклик из Канады, от сына одного из летчиков 16-го бомбардировочного полка той же 11-й дивизии, где служил и Долгушин.

«Мой отец находился на лагерном аэродроме Черляны в момент штурмовки немцами в 4 утра 22 июня 1941 г. Где то в 52–53 годах он мне, мальчишке, рассказал трагическую историю начала войны. Рассказал, как за сутки до начала войны с бомбардировщиков было снято пулеметно-пушечное вооружение, как проснулся от грохота и стрельбы. На его глазах взлетел его комэск Протасов, и как он шел на таран… Затем, через час появились немецкие мотоциклисты, с которыми они вступили в бой, но вскоре появились немецкие бронетранспортеры с пехотой и пришлось отступать. Где-то в 10–11 утра нашли брошенную полуторку, отец вытер мокрый трамблер и завел ее…»[78]78
  http://aviaforum.ru/showthread.php?s=b8de73ee429ffef377c59db23cc4be29&t=7645&page=2


[Закрыть]

Самолетов, следовательно, к тому времени у летчиков уже не было – иначе к чему возиться с полуторкой? Почему не было? Тут возможны варианты. Их могли сжечь немцы при бомбежке. Или, например, не завезли на аэродром горючее – случалось и такое.

Еще одно свидетельство привел в своем интервью летчик Анатолий Король. Перед войной его полк был перебазирован на аэродром Высоко-Мазовецк в Западной Белоруссии, в 30 километрах от границы.

«На 21 или 22 июня командир полка назначил учения и приказал снять с самолетов вооружение. На учениях должен был присутствовать командующий Белорусским военным округом. В субботу, 21-го, он не смог приехать, учений не было. А 22-го рано утром, в начале пятого, прозвучала боевая тревога. В воздух поднялись два или три наших звена. А минут через пятнадцать подходит «Мессершмит 110-й». Думали, разведчик. А он дает пушечную очередь. Длинную такую! Поняли, что это война.

Я первый вылет сделал в шесть утра – на разведку границы. Вся она была в огне.

В этот день мы сбили два немецких самолета. Отличились младший лейтенант Кокарев и капитан Круглов, заместитель командира полка.

Круглов вылетал позже, ему успели пулемет поставить. А Дима Кокарев взлетел в 4.30 – безоружный. «Месса» 110-го он сбил, применив таран. Это был первый в истории Великой Отечественной войны воздушный таран»[79]79
  Шилин Д. Гвардии Король. http://h.ua/story/47470/#ixzz2PhuYxL2T


[Закрыть].

Методы были разными, цель одна – не дать авиачастям воевать. В одних полках снимали вооружение, в других объявляли выходной, как было в 13-м скоростном бомбардировочном авиаполку.

«…На воскресенье 22 июня в 13-м авиаполку объявили выходной. Все обрадовались: три месяца не отдыхали! Особенно напряженными были последние два дня, когда по приказу из авиадивизии полк занимался двухсотчасовыми регламентными работами, то есть, проще говоря, летчики и техники разбирали самолеты на составные части, чистили, регулировали их, смазывали и снова собирали. Трудились от зари до зари.

Вечером в субботу, оставив за старшего начальника оператора штаба капитана Власова, командование авиаполка, многие летчики и техники уехали к семьям в Россь, а оставшиеся в лагере с наступлением темноты отправились на площадку импровизированного клуба смотреть новый звуковой художественный фильм «Музыкальная история». Весь авиагарнизон остался на попечении внутренней службы, которую возглавил дежурный по лагерному сбору младший лейтенант Усенко»[80]80
  Цупко П. Пикировщики. М., 1987. http://militera.lib.ru/memo/russian/tsupko/01.html


[Закрыть].

Видите, тут несколько иначе сделано. Сперва вымотать летчиков регламентными работами (число техников-то сокращено!), потом отправить на отдых. После прихода «Директивы № 1» никаких приказов передано не было, несмотря на то что в ней прямо предписывалось: срочно перебазировать авиацию на полевые аэродромы. О войне летчики узнали, когда им на головы стали падать бомбы. Правда, младший лейтенант Усенко не растерялся. Выяснив, что нет связи, он своей властью объявил боевую тревогу. Но что можно сделать, если в полку почти нет личного состава?