Текст книги "Рихард Зорге. Легенда разведки"

Однако практика разведработы вносила свои коррективы. Советские разведывательные ведомства буквально задыхались от нехватки кадров, способных работать за границей, особенно нелегально. Так что в первой половине 20-х годов все равно сплошь и рядом работники спецслужб молодой Советской Республики являлись одновременно и бойцами Коминтерна. Затем эту практику стали ограничивать. В случае если без человека было не обойтись, его обязывали выйти из партии и перейти на работу в разведку – нетрудно догадаться, что и зарубежные компартии были не в восторге от того, что у них уводили лучших людей. Так что грозные решения по-прежнему не выполнялись. Каждый отдельный резидент персонально пасовал перед непреодолимыми трудностями самостоятельной работы и нарушал запрет, и из этих персональных нарушений вырастала повсеместная практика. Пользы же от выхода агентов из партии было немного, поскольку полиция неотступно следила как за действующими коммунистами, так и за бывшими. Кроме того, отсутствие связей с советской разведкой ни в коей мере не избавляло зарубежных коммунистов от обвинений в работе на иностранное государство, а СССР – от обвинений в шпионаже с их помощью.

Подобное положение стало одним из достаточно убедительных аргументов в пользу того, чтобы все-таки привлекать коммунистов к разведработе, хотя и не в таких масштабах, как в начале 20-х годов. И, несмотря ни на какие запреты, все равно в 20-х, 30-х, 40-х годах практически вся советская разведывательная сеть в Европе и Америке опиралась на невидимую стальную сеть Коминтерна. И оттуда же вышли ее лучшие разведчики, звезды этого времени, названного «эпохой великих нелегалов», такие как Шандор Радо, Генри Робинсон, Ян Черняк и многие другие, а также огромное количество низовых работников. И Рихард Зорге вроде бы из того же коминтерновского ряда.

Однако это лишь на первый взгляд. Дело в том, что одни из разведчиков-коминтерновцев некоторое время жили в СССР, как Леопольд Треппер или Шандор Радо, занимаясь здесь какими-то своими делами, другие приезжали учиться, как Иоганн Венцель, третьи никогда в Союзе не бывали. У себя на родине они либо находились на нелегальном положении, либо выходили из рядов компартий, маскируясь под добропорядочных обывателей. Да, они имели отношение к Коминтерну, но среди них не было функционеров центрального аппарата. Инструктор Коминтерна, который разъезжает по Европе, решая разнообразные вопросы подведомственных компартий – это далеко не маленький человек, и привлекать такого на работу в качестве простого агента, даже если это очень надо (насчет «очень надо» – несколько позже) и его направляют в очень сложный регион – явный мезальянс для привлекаемого. Это – во-первых.

Во-вторых, надо учитывать и реакцию коминтерновского руководства, которому никак не могло понравиться, что ценного работника уводит ведомство, с которым и без того идет постоянный спор за кадры. И в-третьих, такие люди, несмотря на конспирацию, все равно маячили на виду у полиции, так что Зорге был засвечен не только в своей бурной молодости, но и в конце 20-х годов в качестве деятеля Коммунистического Интернационала. И посылать его в страну, где принадлежность к компартии каралась смертью, было непростительной авантюрой. Тем более трудно представить, что эта идея принадлежит Яну Берзину – человеку, который любил и лелеял своих нелегалов, выращивал их, как цветы, и, сам в молодости приговоренный к смерти, придавал огромное значение безопасности и конспирации.

И во имя чего? Добро бы министр внутренних дел Китая был женат на сестре Зорге или у него там были какие-то другие совершенно исключительные возможности. Но ведь его посылали в Китай с журналистским удостоверением, можно сказать просто «на авось», он должен был начать работу с чистого листа. Да, он умен и обаятелен, да, хорошо разбирается в политике, но нет ни малейшей гарантии, что у него вообще что-то получится. Так что мало того, что риск был велик, он еще и не был оправдан, и трудно представить, чтобы Берзин ради такого сомнительного результата взял на себя подобную ответственность. Нет, в высшей степени странное предложение сделал Ян Карлович Берзин Рихарду Зорге. И, размышляя над этим странным обстоятельством, мы находим здесь ниточку, ведущую к альтернативной биографии разведчика.

А вот если «перевернуть» ситуацию, то все объясняется. Давайте представим, что эта идея – стать разведчиком и отправиться в Китай – пришла в голову не Берзину, а Зорге. А что тут неожиданного? Он вполне мог так поступить. Такой неспокойный человек, как Рихард, вечно искавший на свою голову приключений, за пять лет в СССР должен был озвереть от этой мирной безопасной жизни. Работа инструктором в спокойной и благополучной Европе ни в коей мере не давала ему то «упоение в бою», которое он так любил. И тогда он, прекрасно разбираясь в мировой политике, сам придумал для себя эту роль – разведчика-журналиста. Да, это риск. Но, с другой стороны, ведь не Берзин посылал его на этот риск. Доброволец – это совсем другое дело. Если человек сам готов поставить на карту жизнь, предлагает приемлемый вариант и есть шансы, что у него получится, то почему бы и нет? Не мальчик, в тридцать четыре года можно и самому отвечать за свою жизнь и свою смерть.

Неожиданное подтверждение нашлось среди недавно опубликованных документов.

9 сентября 1929 года резидент в Германии К. Басов (Ян Аболтынь) сообщает в Центр:

«Телеграфировал относительно предложения Зорге. Он действительно очень серьезно намерен перейти на работу к нам. С теперешним его хозяином (ну и лексика, однако! – Е. П.) у него очень неопределенное положение, и уже почти целый месяц, как он не получал никаких указаний относительно своего будущего. Сидит также без денег… Если его положение решится в пользу нас, т. е. теперешний хозяин не будет держать его, то он лучше всего подойдет для Китая. Туда он может уехать, получив от некоторых здешних издательств поручения по научной работе…»

Из этого письма видно, что на самом деле так и было – Зорге сам обратился с предложением работать на разведку, и не к самому Берзину, а к Басову, советскому резиденту в Берлине, с которым, по-видимому, его свел кто-то из немецких товарищей. Похоже, что и предложение использовать Зорге именно в Китае также исходит от него самого: кому еще знать, какие поручения может получить доктор социологии по научной работе?

Из Центра ответили:

«Зорге, по сообщению его хозяина, должен приехать в ближайшее время сюда. По приезде пускай зайдет к нам, мы лично с ним переговорим…»

Как видим, от легенды о вызове к Берзину и предложении Яна Карловича работать на разведку не остается и следа. То есть вызов-то был, в это здание просто так люди не попадали, но предыстория у вызова оказалась совсем другая.

Басов снова пишет в Центр:

«Зорге получил телеграмму, в которой разрешают ему поехать в Москву для переговоров. Причем обратно он должен вернуться за свой счет. Как видно, хотят уволить его. Он зайдет к вам и поставит вопрос о переходе на работу к нам. Я наводил справки – чем вызвано такое поведение в Коминтерне по отношению к нему. Получил некоторые намеки, что он замешан в правую оппозицию. Но все-таки знающие его товарищи отзываются о нем очень хорошо. Если вы возьмете его, то самое целесообразное будет послать в Китай…»[11]11
  Дело Рихарда Зорге. Неизвестные документы. Сост. А. Фесюн. М., 2000. С. 44.


[Закрыть]

Как видим, к 1929 году у Зорге сложились весьма и весьма непростые отношения с «хозяином», то есть с Коминтерном, так что ему все равно пришлось бы с этого места работы уйти. Оттого-то он и сделал Басову предложение работать на его ведомство. Но почему? Что случилось? Конечно, для данной организации левый уклон был куда характернее, чем правый, но к тому времени оппозиция вообще объединилась.

Нет, явно не все так просто…

Итак, что конкретно мы знаем о работе Зорге в Коминтерне? Весной 1924 года, занимаясь организацией партийного съезда, он познакомился с товарищами из Москвы, которые вскоре пригласили его на работу в центральный аппарат. Было это в августе 1924 года.

В октябре он пишет:

«Уже в середине августа меня спрашивали, готов ли я работать в Москве? И, хотя я сразу ответил, что смогу быть в Москве в начале октября, с тех пор я ничего не слышал от Москвы. Разумеется, сейчас я волнуюсь о том, что, возможно, что-то не в порядке, может быть, существуют какие-то возражения против меня как личности либо ответ просто потерялся. Короче говоря, я каждый день жду сообщения об этом, так как скоро я получу паспорт, есть и другие причины, беспокоящие меня. Например, относительно работы, так как уже полтора года я не являюсь партийным работником… Конечно, это не самое страшное, но все же это усиливает неясности в отношении меня… Исходя из этого, прошу вас еще раз, так как никакие попытки получить ответ из немецкого центра не возымели действия, приложить все усилия, чтобы я получил ответ относительно моего переезда в Москву и чтобы все решилось для меня в хорошую сторону…»[12]12
  Там же. С. 27.


[Закрыть]

А вот это уже на самом деле интересно! Как это так: «уже полтора года не являюсь партийным работником»? Полтора года – это примерно с весны 1923 года. До этого он явно занимается партийной работой, поскольку отвечает за кассу и за картотеку, и вдруг становится просто связным – весьма существенное понижение. Здесь мы явно встречаем отголосок какой-то неприятной истории. И теперь совершенно неудивительно, что, познакомившись с советскими деятелями из Коминтерна, он предпринял шаги, чтобы перебраться на работу в Москву, и потом напоминал о себе снова и снова: он сам явно хотел уехать из Германии.

И еще любопытный момент проскользнул в одном из писем того времени. Зорге пишет:

«Особенно хочу вам подчеркнуть, что моя жена – член партии, причем одна из немногих, входивших в группу “Спартак”».

При этом сам Зорге, как мы помним, спартаковцем не был. Ай да Кристина, ай да «двадцатилетняя жена профессора социологии»!

Дальше тоже с женой какие-то непонятки. 1 декабря 1924 года Зорге пишет своему начальству в отдел информации:

«Поскольку не знаю, будет ли кто-нибудь встречать меня в Москве, сообщаю вам, если к этому имеет какое-то отношение Отдел информации, что прибываю вместе со своей женой. Мы приезжаем вместе по приглашению Института Маркса и Энгельса, где она будет работать библиотекарем».

Как хотите, но это не похоже на приглашение, а скорее на то, что Зорге и здесь проявил инициативу, решив после неприятностей на работе в партийном аппарате КПГ «переменить судьбу».

И вот 7 октября состоялось решение о том, чтобы принять Зорге на работу в информационный отдел Коминтерна в качестве специалиста по экономике и политике. Закончив работу, связанную с выборами, 15 декабря он прибывает в Москву. А уже в конце июня просит перевести его из отдела информации в отдел агитации и пропаганды и в апреле 1926 года становится заместителем начальника этого отдела.

Однако и эта работа вскоре становится Зорге скучна. И вот в 1927 году его друг и покровитель, член Исполкома Коминтерна Дмитрий Мануильский, рекомендует его в отдел Международных связей в качестве инструктора. По-видимому, к тому времени Рихарду окончательно прискучила эта мирная спокойная жизнь, потому что уже в апреле по поводу его персоны из Москвы в Скандинавию некоему Освальду пишут:

«Ему не сидится и не работается у нас. Он хочет скорее выехать, а мы затрудняемся его послать на самостоятельную работу, ибо опыта практической работы у него почти нет… Выясните следующее: будут ли они возражать, если он поедет в ваше распоряжение и будет работать под вашим руководством…»[13]13
  Там же. С. 33.


[Закрыть]

У Зорге нет опыта практической работы? А это как понимать?!

И вот Рихард в Стокгольме, вырывается на оперативный простор. Освальда он здесь не находит, об его приезде никто не информирован. На все про все у него 14 дней. Он тут же начинает работу, самостоятельно определив ее объем.

«Я буду здесь работать над следующими вопросами, – пишет он в Москву, – разделение труда в аппарате ЦК; работа отделов: отдел профсоюзов, агитации и пропаганды… вопрос о руководстве вообще, районы, области, коммуны, работа нескольких функционеров в Стокгольме, подготовка к конференции профсоюзов в конце января, работа в самых важных цехах заводов в Стокгольме и вопрос заводских газет»[14]14
  Там же. С. 34.


[Закрыть].

Ну прямо генсек, ни больше ни меньше – и всё за две недели! Планы у него грандиозные, вопрос только в том, имеет ли он соответствующие полномочия? Однако ни о какой «работе под руководством» речи уже нет. В мае он уже оказывается в Норвегии. Несколько ошарашенные такой энергией, московские товарищи весной 1928 года пытаются поймать его там и вернуть в Копенгаген. Но он почему-то оказывается в Великобритании, потом в Берлине. К этому добавляются еще и денежные взаимоотношения с руководством.

«После того как я узнал, что у вас некоторые удивляются, что я в течение шести недель уже потратил двести долларов, а некоторые удивляются еще больше тому, что я к настоящему времени потратил почти пятьсот, я всем им рекомендую хорошенько посмотреть отчет. Вы можете убедиться, что я указал там лишь деньги, потраченные на билеты и зарплату, а не для телеграмм и прочих нужд, средства на которые, по правилам, я мог бы указать в отчете. Далее, должен сказать, что одно путешествие от Москвы до Осло через Берлин, как и путешествие от Осло до Берлина и обратно… к сожалению, оба путешествия стоили свыше ста долларов. (Жалованье было около 140 долларов. А остальные деньги куда ушли? На телеграммы? – Е. П.). Если в итоге кто-то имеет что-то против моей поездки из Москвы в Осло, то этим людям следовало бы подумать об этом заранее…»[15]15
  Там же. С. 37–38.


[Закрыть]

Насчет того, кто и что имеет против его поездок, то тут есть еще один любопытный документ: В декабре 1928 года некто Б. Васильев пишет:

«Ни мне, ни т. Сирола (уполномоченный Секретариата ИККИ. – Е. П.) неизвестны и поэтому непонятны планы путешествий т. З. В свое время было условлено, что он должен работать в Норвегии, можно согласиться, чтобы он время от времени наезжал в Данию и, может, даже Швецию, но на ближайшие месяцы такие поездки, по-моему, не нужны… Т. Зорге, по-моему, должен ехать в Норвегию и там остаться, как было условлено.

Что касается предложения о его поездке в Англию, я высказываюсь против. Он слишком слаб для Англии и не сможет удержаться, чтобы не вмешиваться в политические дела. Для Англии это совершенно неприемлемо»[16]16
  Там же. С. 40.


[Закрыть].

Тем не менее в Англию он поехал, «ввязался в политические дела» и даже вроде бы был арестован.

Нетрудно догадаться, что работник с подобным уровнем самомнения, дисциплины, да еще вдобавок склонный постоянно вступать в пререкания, очень скоро «достал» руководство ОМС. Его пытаются отозвать в Москву, отправив работать в экономическую комиссию, а затем секретарем Мануильского, но он все равно каким-то образом оказывается в Берлине.

Однако, предчувствуя свою судьбу, Рихард уже ищет для себя новое место работы, ибо ему светит откомандирование в распоряжение ЦК ВКП(б) и ЦК КПГ, которое ничего хорошего не обещает – запрут в какой-нибудь институт бумаги писать или снова курьером… И вот тут очень кстати оказывается знакомство с Басовым, с которым, по некоторым данным, Зорге свела Кристина. К тому моменту, когда его «вычищают» из Коминтерна, уже готово альтернативное место работы, и он переходит в Разведуправление.

Берзину Рихард вполне подходит: Ян Карлович, бывший литовский боевик, член отряда «лесных братьев», еще и не таких бойцов видел и умел находить с ними общий язык.

Впрочем, те качества, которые пугали коминтерновцев, вполне годились в разведке, при одном условии: что бы ни случилось, в чьи бы руки разведчик ни попадал, он не должен признаваться, что работает на СССР. Таково было в те годы непреложное правило советской разведки.

Итак, в Центре решили, что Зорге им подходит. Дальше, по официальной версии, последовала кропотливая подготовка разведчика к будущей работе. Но в реальности для этой подготовки просто не было физического времени. В октябре решается вопрос о работе Зорге в Разведупре, а в январе 1930 года он уже сходит с корабля в шанхайской гавани. Притом что за это время он должен был самостоятельно подготовиться к легализации в Китае – советская разведка ему в этом не помогала. Что еще раз подтверждает версию о том, что весь план принадлежал Зорге. Итак, что же он успел за эти два месяца?

Самым надежным прикрытием для разведчика была журналистская или коммерческая работа. Коммерцией Зорге не баловался, а вот журналистика ему была вполне доступна. Но для этого надо было обзавестись местом штатного корреспондента достаточно серьезного издания. Для человека, который мог предъявить в качестве работ лишь статьи в коммунистических изданиях, это было совсем непросто. Помогла работа в институте социологии во Франкфурте. Еще в те времена он познакомился с главным редактором ежедневной газеты «Дойче гетрайде цайтунг». Это была коммерческая газета, посвященная торговле сельхозпродукцией. Она тщательно следила за конъюнктурой на мировом рынке в Европе и обеих Америках, но Азиатский регион был освещен слабо. Этим и воспользовался знакомый Рихарда. В конце концов, не каждый день серьезный аналитик с докторской степенью предлагает свои услуги в качестве корреспондента. Кроме того, предприняв поездку в Соединенные Штаты, опять же в приснопамятном институте он познакомился с немецким синологом Августом Виттфогелем. Теперь, в ноябре 1929 года, Рихард возобновил это знакомство. Виттфогель, узнав о том, что Зорге собирается в Китай и ищет заказы на работу в этом регионе, свел его с известным синологом, профессором Рихардом Вильгельмом, директором Института Китая во Франкфурте. Через два дня Зорге подписал с Германо-китайским обществом договор об исследованиях на тему «происхождение и развитие банковского права в Китае».

По некоторым причинам, о которых несколько позже, в Китае далеко не всегда выгодно было быть немцем. Рихард предпринял еще и поездку в США, где договорился о сотрудничестве с двумя американскими газетами и получил соответствующие документы. В этих документах был указан предполагаемый псевдоним: «Алекс Джонсон». В начале декабря все было готово к отъезду. Ну и где же тут время на подготовку?

Нет, не было ни предложения Берзина, ни тренировок и инструктажей. Зорге засылали в Китай по его инициативе, под собственным именем, в качестве агента, каковым он и являлся на протяжении всей своей работы. Косвенным подтверждением того, что он не был кадровым сотрудником военной разведки, является тот факт, что всем сотрудникам этого ведомства присваивали воинские звания, но кто и когда предал гласности звание доктора Зорге? А прямым подтверждением являются его «Тюремные записки», где он прямо указывает, что штатным сотрудником Четвертого управления не был, а по служебным делам был связан с Информбюро ЦК ВКП(б), и там же находился на партийном учете. От ЦК его курировал некто Смолянский. Впрочем, это еще ничего не значит, и немало превосходных разведчиков, в том числе и резидентов, были в том же положении «внештатных сотрудников» Разведупра. Главное, что мучительный период сотрудничества с Коминтерном остался позади. Работа в разведке более соответствовала характеру этого человека, особенно в таком месте, как Китай…

Какого рода задание получил Зорге? Естественно, у него были свои идеи и свое представление о том, чем он должен заниматься в качестве разведчика. Он определяет свое предназначение как «широкомасштабную политическую информационную деятельность». Берзин все это, в принципе, одобрял, но реальные запросы Четвертого управления были значительно скромнее. Разведупр РККА занимался военной и технической разведкой, соответственно, ему была необходима военная и техническая информация, все-таки это не ОМС Коминтерна, делающий мировую революцию. По части технических ноу-хау – промышленным шпионажем тогда тоже занималось четвертое управление – в Китае было ловить особенно нечего, но военная информация о китайской, а особенно о японской, армии была нужна. Что же касается политических, экономических и прочих аспектов, которые интересовали доктора социологии Рихарда Зорге, то по этому поводу Берзин проконсультировался с людьми из ЦК и военного отдела Коминтерна. Конечно, широкомасштабная деятельность – дело хорошее. Но такими вещами, вообще говоря, занимаются дипломаты, в крайнем случае легальная резидентура, а держать нелегала ради политического анализа слишком дорогое удовольствие. Впрочем, спорить с Зорге по этому поводу было бессмысленно: ученый – он и есть ученый, пусть в этом качестве и занимается своей «широкомасштабной деятельностью», а разведчик из него может получиться хороший, это видно, хотя он и не без недостатков. Однако если искать работников без недостатков, то ведомство придется вообще закрывать.

Итак, после нескольких встреч с Берзиным и короткой – очень короткой! – подготовки Рихард Зорге вступил на новую стезю. Он сам писал, что Китай – это был его выбор, что Восток больше соответствовал его темпераменту, чем Европа. Старая, скучная, филистерская Европа, где надо все делать кропотливо, с оглядкой на начальство и полицию. То ли дело Китай – там есть где развернуться. Надо еще упомянуть, что именно к этому времени теоретики из Коминтерна основные надежды по части революции возлагали именно на Китай…