Текст книги "Двойной заговор. Тайны сталинских репрессий"

Их оставшиеся на свободе единомышленники привычно занялись созданием подпольных групп – наконец-то появилось дело по душе! В эти группы принимались только коммунисты, как не подписавшие, так и подписавшие «отречение»: все понимали, что многие из «отрекшихся», старые революционеры и опытные конспираторы, заявляли о разрыве с оппозицией чисто формально, чтобы иметь больше возможностей тайно на свободе продолжать борьбу. Троцкий призывал держаться насмерть, отказов не подписывать – но кто его слушал? Трещина расколола партию сверху донизу – тайные оппозиционеры были во всех органах государственной власти, вплоть до верхушки партаппарата и ОГПУ.

Подпольщики печатали и распространяли среди рабочих прокламации с обращениями и статьями лидеров оппозиции. Широчайшее хождение, частично в среде рабочих, а в основном, конечно, среди интеллигенции, имел троцкистский «самиздат». Троцкистов можно найти во главе забастовок, которыми в то время часто завершался процесс заключения коллективных договоров на заводах. Они создали свой собственный «Красный Крест», собирали средства для помощи уволенным и высланным товарищам.

Во главе этого сопротивления стоял сам партийный скандалист номер один – Троцкий. Начиная с апреля 1928 года он за семь месяцев отправил из Алма-Аты 550 телеграмм и 800 писем, получил около тысячи писем и 700 телеграмм (большая часть их были коллективными). Деятельность троцкистов все более становилась уже не политической, а откровенно антиправительственной. С ними надо было что-то делать, и в первую очередь нейтрализовать их вождя.

«Левые» сами это понимали. В 1928 году, отчасти опасаясь за жизнь вождя, а еще больше, пожалуй, в рекламных целях, они выпустили листовку: «Если товарища Троцкого попытаются убить, за него отомстят… Возлагаем личную ответственность за его безопасность на всех членов Политбюро…»

Героического самопожертвования не понадобилось. Троцкого никто не собирался убивать и даже арестовывать. К нему применили другую меру пресечения – выслали за пределы СССР, за «железный занавес». Это был непростой шаг – не потому, что советские власти опасались мести троцкистов, а потому, что ни одна страна не соглашалась принять Троцкого. Наконец, согласилась Турция. Высылка, состоявшаяся в конце января 1929 года, действительно затруднила Льву Давидовичу руководство оппозицией. Многие группы ушли в «свободное плавание», отчего стало еще веселей. Другие все же ухитрялись поддерживать связь со своим патроном, который, впрочем, и не думал успокаиваться, о чем открыто заявил в интервью немецкому писателю Эмилю Людвигу.

«Людвиг: Когда вы рассчитываете снова выступить открыто?

Троцкий: Когда представится благоприятный случай извне. Может быть, война или новая европейская интервенция, тогда слабость правительства явится стимулирующим средством».

Запомним эти слова – на будущее. Может быть, это объяснит, почему одной из мер подготовки к войне с Германией стало убийство Троцкого…

А сразу же после высылки «демона революции» по всей стране начались массовые аресты «подпольщиков». 24 января 1929 года «Правда» сообщала: «Несколько дней назад ОГПУ была арестована за антисоветскую деятельность нелегальная троцкистская организация. Арестовано всего 150 человек… при обыске конфискована антисоветская нелегальная литература».

Новая волна арестов прошла весной 1929 года. Тогда впервые за оппозиционную деятельность начали приговаривать к заключению в концлагере (хотя это был еще далеко не тот многократно описанный ГУЛАГ). В одной из троцкистских листовок говорилось, что только в Москве арестовано 200 человек. В других листовках имелись сведения, которые нельзя было получить из газет: имена арестованных рабочих, рассказ о смертельной голодовке заключенных в Тобольской тюрьме. Требования оппозиции были поддержаны на рабочих собраниях некоторых заводов Москвы и Московской области. Секрет поддержки не хитер – в их число, кроме чисто политических условий, входили и требования, близкие нуждам рабочего класса: публикация данных о движении реальной зарплаты, требование сокращения расходов на аппарат, понижение ставок высокооплачиваемых категорий, прекращение продажи водки в рабочих центрах (!), прекращение выпуска бумажных денег… Заодно рабочие голосовали и «за политику».

А самое главное не называется, а угадывается. Троцкисты об этом молчат насмерть, но догадаться нетрудно. Где в то время был «фронт № 1» Советской России? Конечно, в деревне – коллективизация в самом разгаре! И, естественно, взоры троцкистов были обращены – не могли не быть – именно туда.

За 1929 год в СССР было зарегестрировано 9137 террористических актов, и абсолютное большинство – на селе. В том числе: 978 убийств, 552 ранения, 1581 покушение на убийство, 3021 поджог. С января по апрель 1930 года из 4365 терактов было 1883 поджога. За июнь – август того же года было зарегистрировано 908 поджогов.

Вот, например: 30 июня 1929 года у деревни Богуславки Красноярского района был застрелен уполномоченный райисполкома Гладков. 14 сентября того же года при попытке арестовать хулиганствующую молодёжь в селе Межово Красноярского округа толпа до смерти забила председателя местного совета, а 1 октября выстрелом в окно был убит Я. Кондрашов, председатель Еловского сельсовета в Большемуртинском районе того же округа. Красноярский округ взят навскидку, такое творилось по всей стране.

Кто может сказать, сколько загубленных жизней, сожженных амбаров, зарезанного скота было на совести оппозиционеров? Скольких восстаний не было бы, если бы их не подталкивала оппозиция? Какова роль их листовок среди причин голода, охватившего в 1933 году один из оплотов троцкизма – Украину?

Противостояние

Уже к 1930 году деятельность оппозиции далеко не ограничивалась дебатами вождей на съездах – это были так, ритуальные мелочи, что-то вроде участия дореволюционных большевиков в Госдуме. К тому времени центр тяжести их работы давно уже находился в подполье – отсюда и суровость применяемых к ним мер. А то у нас пишут, что Сталин, мол, совсем озверел – стал сажать старых товарищей по партии. Не надо обольщаться – эти товарищи сами были то еще зверье!

Благодаря появившимся в стране в 90-е годы материалам из зарубежных архивов Троцкого, больше всего мы знаем о деятельности троцкистского подполья. Оно было многочисленно (для подполья), хорошо организовано и неуловимо, во главе стояли старые революционеры с огромным опытом нелегальной работы. Правда, в основном занимались они болтовней – то есть агитацией и пропагандой, но хорошая листовочка, брошенная в доведенную до точки кипения деревню, да с объяснением того, что надо делать, стоила кавалерийского эскадрона.

Кстати, именно существование подполья во многом объясняло тот факт, что многие подвергались репрессиям за прошлую принадлежность к троцкистской оппозиции, даже при условии раскаяния и последующей честной работы. Сколько среди них было невиновных, а сколько подпольщиков, мы не узнаем, наверное, никогда – после XX съезда невиновными стали все.

Впрочем, троцкистскими организациями оппозиционное подполье не ограничивалось. Существовали и другие. Например, «децисты». В теории они были сторонниками парада региональных суверенитетов и неограниченной демократии в руководстве. А по жизни – еще в 1928 году уже выступали против сбора подписей под документами оппозиции и призывали своих сторонников переходить на нелегальное положение. Их вожди Тимофей Сапронов и Владимир Смирнов были из тех, кто не каялся ни при каких обстоятельствах. 20 декабря 1928 года Смирнов послал из ссылки заявление в «Правду» и ЦКК, где говорилось: «…Теперешние вожди ВКП(б) изменили пролетариату… нынешнее правительство, действующее под вывеской Советской власти, которую оно на деле уничтожило, является враждебным рабочему классу».

Предусмотрительно созданные заранее подпольные организации «децистов» действовали в Москве, Ленинграде, Харькове, Орехово-Зуеве и других городах. По данным ОГПУ, только ленинградская группа насчитывала до 300 человек. Уже в начале 1928 года эти организации распространяли листовки, где призывали к «устранению руководства, которое способно на все, только не на большевистскую политику».

Столь же непримирим был и уже упоминавшийся Мартемьян Рютин, проделавший по отношению к оппозиции «обратную эволюцию». В 1927 году, будучи секретарем райкома партии в Москве, он создал «рабочую дружину», которая активно занималась драками с оппозицией, а уже в 1928 году пересмотрел свои позиции и столь же активно выступил против правительства. (Кстати, именно Рютин назвал Сталина «поваром, который будет готовить очень острые блюда»). Сначала ему не понравилась кампания против Бухарина – именно тогда за «примиренческую позицию» по отношению к правому уклону тот был снят с секретарей ЦК. А посетив в 1928 году родную Сибирь, где вовсю шла «выкачка» хлеба из деревни, крестьянский сын Рютин окончательно перешел на сторону оппозиции.

Что было дальше, не совсем ясно, но стоит отметить нехарактерную реакцию Сталина на этого человека. В августе 1930 года генсек пригласил его в Сочи. О чем они там два дня разговаривали, так и осталось неизвестным, но 13 сентября Сталин назвал Рютина «контрреволюционной нечистью», санкционируя исключение последнего из партии и высылку из Москвы. К тому времени Рютин уже вовсю вел со старыми большевиками беседы о том, что руководство ведет страну к краху. В том же 1930 году он был исключен из партии и арестован – однако коллегия ОГПУ признала обвинение недоказанным и освободила его из-под стражи.

После этого Рютин открыто выступил против власти. Весной 1932 года он вместе с Василием Каюровым создал собственную организацию – «Союз марксистов-ленинцев» и разработал так называемую «рютинскую платформу», которую Сталин охарактеризовал как прямой призыв к восстанию.

Что интересно – Рютин критиковал правительство с правых позиций, одновременно апеллируя к Ленину. Именно поэтому его «платформу» стоит внимательно рассмотреть. Позиция леваков понятна: они всю дорогу обвиняли Сталина и его команду в «предательстве революции», в том, что они – о ужас, ужас! – не вводят сразу на территории страны полный коммунизм. С правыми все сложнее: будучи революционерами, они одновременно выражали позицию перепуганного размахом реформ партийного «болота», обитатели которого, конечно, хотели строить новый мир, но как-нибудь так… умеренно и аккуратно. От таких реформ не отказался бы и Сталин, вместо того, чтоб гнать страну за всеми пределами возможного… да кто ж даст СССР лет двадцать пять спокойной жизни! Сталин говорил о десяти годах – и. как выяснилось чуть позже, угадал с абсолютной точностью.

Впрочем, основные приоритеты оппозиции с 1923 года ничуть не изменились.

Итак, начинается платформа «Союза марксистов-ленинцев», в отличие от «Письма 46-ти», с ругани – ну что ж, за почти десять лет противостояния отношения могли и обостриться.

«Сталин, несомненно, войдет в историю, но его “знаменитость” будет знаменитостью Герострата. Ограниченный и хитрый, властолюбивый и мстительный, вероломный и завистливый, лицемерный и наглый, хвастливый и упрямый, – Хлестаков и Аракчеев, Нерон и граф Калиостро – такова идейно-политическая и духовная физиономия Сталина…

Результатов Сталин, как и Луи Бонапарт, добился: переворот свершен, личная диктатура самая неприкрытая, обманная, осуществлена. Основная когорта соратников Ленина с руководящих постов снята, и одна часть ее сидит по тюрьмам и ссылкам, другая, капитулировавшая, деморализованная и оплеванная, – влачит жалкое существование в рядах партии, третьи, окончательно разложившиеся, – превратились в верных слуг вождя-диктатора. За последние 4–5 лет Сталин побил все рекорды политического лицемерия и беспринципного политиканства…»

Еще Марк Твен в бессмертном рассказе «Как я баллотировался в губернаторы» раскрыл роль политической ругани в борьбе за власть. А уж человека, который победил, «поливать» будут много и со вкусом. И… любопытный нюансик: оказывается, что Вышинский в своих знаменитых речах 1937–1938 годов не исходил злобой, как могло бы показаться по нынешним меркам, а всего-навсего поддерживал сложившийся стиль отношений. Вот примерно так они друг с другом и разговаривали.

Да, но кроме того, что злобный Сталин отодвинул оппозицию от власти, конкретные претензии будут?

Ну…

«Планирование из орудия социалистического строительства становится орудием расстройства экономики и внесения в нее анархии и хаоса. Решающее преимущество социалистического строительства перед капитализмом – план, предвидение, расчет и учет – исчезают. Мало того, при этих условиях плюс… превращается в минус, ибо в то время, как при капитализме закон стоимости (хотя и через кризис и величайшие жертвы, но через 2–3 года) создает условия (конечно, очень узкие, ограниченные рамками частной собственности) для нового развития производительных сил, или, по крайней мере, для прекращения их дальнейшего падения, то при плановом строительстве авантюристические планы из года в год могут дезорганизовывать экономику в течение более длительного периода и довести всю страну до полного паралича и голода, как это имеет место в данный момент…»

Правда, каким образом Сталин дезорганизовал планирование, из этого отрывка непонятно, поскольку все реформы проводились по плану. В чем заключалась авантюра? В пятилетке? В коллективизации? Ладно, колхозы на тот момент были делом спорным, но что можно иметь против индустриализации? Голод – понятно. Голод в 1932 году был (как и предшествующие полвека) – но паралич экономики-то откуда взялся в стране, производительные силы которой росли невиданными в истории темпами?

«Экономическая политика Сталина, несмотря на то, что мы за последние годы построили десятки крупнейших заводов и фабрик, электрических станций и пр. по последнему слову техники… привела… не только к невиданному экономическому кризису всей страны, но она дискредитировала самые принципы социалистического строительства и отбросила нас в экономическом отношении не менее, чем на 12–15 лет назад…»

То есть, в одной стороны, построили десятки заводов и фабрик, а с другой – отбросили страну в 1920 год, во времена разрухи. Непонятно. Объяснение будет?

Не будет. Кинув тезис, оппозиция традиционно переходит к наболевшему. А именно к «внутрипартийной демократии», то есть, в переводе с языка политики, к свободе неограниченной болтовни и мерах по ее недопущению – исключениях из партии и даже высылки из крупных городов. Более жесткие меры в те годы не применялись. Но, с точки зрения политиков, любые действия, лишающие трибуны – все равно террор.

«Террор в условиях невиданной централизации и силы аппарата действует почти автоматически. Терроризируя других, каждый в то же время терроризирует и самого себя, заставляя лицемерить других, каждый в то же время и сам вынужден выполнять определенную долю этой “работы”…

Вся верхушка руководящих партийных работников, начиная со Сталина и кончая секретарями областных комитетов, в основном прекрасно отдают себе отчет, что они рвут с ленинизмом, что они насилуют партийные и беспартийные массы, что они губят дело социализма, но они так запутались,… попали в такой заколдованный круг, что сами не в состоянии из него уже вырваться. Ошибки Сталина и его клики… переросли в преступления… Они на деле рассматривают партию лишь как свою вотчину. Не они для партии, а партия для них…»

Тут имеет место быть малюсенькая подмена понятий. Сталин действительно пользовался партией как инструментом и не терпел возражений – но не для себя, а для решения задач социалистического строительства. Двадцать лет спустя, во время июльского пленума 1953 года, эта претензия будет высказана уже открыто: Берия, мол, использовал партаппарат как каких-то исполнителей. «Он считал секретарей областных комитетов партии диспетчерами. За какое дело он возьмется, по такому делу секретарь обкома – диспетчер». Возмутительно! А что надо было? А вот что: «Не было положения, чтобы он… у партийной организации попросил помощи организовать партийную работу».

Те же претензии предъявлялись и Сталину, но все же в более завуалированной форме. «Мы хотим не работать, а болтать о политике» – в начале 30-х массы бы такого не поняли. Точнее, поняли бы, но правильно – а оно надо?

«В партии мы, несомненно, имеем некоторую, хотя и незначительную, прослойку немолодых, честных субъективно партийцев, продолжающих, однако, искренне верить в правильность политики Сталина. Как можно объяснить такое явление? …У значительной части партийцев с небольшим теоретическим багажом или вовсе без багажа, с небольшим теоретическим кругозором выработалась традиция, привычка поддерживать ЦК, ибо “ЦК всегда решает правильно”… Эти партийцы не могут объяснить гигантских противоречий между декларациями сталинского руководства и действительностью, но они боятся как огня всяких “уклонов”, они привыкли голосовать за ЦК и поэтому стараются не замечать этих противоречий… Они все объяснения противоречий нашей действительности сводят или к неизбежности трудностей социалистического строительства, или к неизбежным недостаткам во всяком большом деле…»

Противоречия между декларациями сталинского руководства и действительностью объяснялись примерно так же, как противоречия между видом квартиры в разгар ремонта и картинкой, нарисованной дизайнером. И партийцы, не замороченные «теоретическом багажом», это понимали правильно. А то, что возводимое здание по виду не совпадало с возведенными теоретиками воздушными замками… так в воздушных замках люди и не живут. Они же воздушные!

Сталинская авантюристическая “архилевая” политика… с абсолютной неизбежностью ведет к реставрации капитализма… Партия и рабочий класс в своем подавляющем большинстве против Сталина и его клики. Надо только эти распыленные и терроризированные силы объединить… и начать работать по устранению сталинского руководства…»

Как мы теперь знаем, «авантюристическая архилевая политика» вместо реставрации капитализма привела страну к невиданному рывку и положению сверхдержавы. Партия и рабочий класс в абсолютном большинстве тоже оказались за Сталина. Почему бы это, а?

Мы поймем это, если рассмотрим, что предлагают оппозиционеры.

«Конкретно вся сумма мероприятий, необходимых для вывода партии и страны из кризиса и тупика, сводится в основном к следующему:

В области внутрипартийных отношений:

1. Ликвидация диктатуры Сталина и его клики. (Кто бы сомневался. – Авт.)

2. Немедленный слом всей головки партийного аппарата. Назначение новых выборов партийных органов на основе подлинной внутрипартийной демократии и создание твердых организационных гарантий против узурпации прав партии партаппаратом. (Это как? По любому чиху собирать митинги, а по двум чихам – съезды? – Авт.)

3. Немедленный чрезвычайный съезд партии. (Ну вот с чего они взяли, что съезд их поддержит? Ни разу до сих пор партийные массы не поддерживали оппозицию! – Авт.)

4. Решительное и немедленно возвращение партии по всем вопросам на почву ленинских принципов (Интересно, каких именно? Первым давить “внутрипартийную демократию” начал именно Ленин. По очень простой причине: она была категорически несовместима с государственным строительством. – Авт.)

В области советской:

1. Немедленные новые выборы Советов и решительное действительное устранение назначенчества. (Пока не пришли к пресловутому назначенчеству, в стране был та-а-акой бардак! Именно из-за Советов. И все почему-то в области экономической, и все почему-то в интересах спекулянтов… – Авт.)

2. Смену судебного аппарата. Введение строгой революционной законности. (Интересно, что под ней понимается? Первый Уголовный кодекс был принят в 1922 году, до того законов вообще не было. А судей откуда новых возьмут, если и для первого состава образованных людей не хватало? – Авт.)

3. Смену и решительную чистку аппарата ГПУ. (От кого их чистить и на кого менять – понятно. На тех, кто вместо оппозиционеров будет сажать сталинистов. Но как же быть с Уголовным Кодексом? – Авт.)»

В целом понятно: нормальная программа оппозиционных болтунов, озабоченных исключительно «внутрипартийной демократией». Сколько их таких было! Но затем они делают роковую ошибку – влезают в экономическую сферу, особенно в деревенскую, о которой не имеют ни малейшего представления.

«В области индустриализации:

Немедленное прекращение антиленинских методов индустриализации и игры в ленинизм за счет ограбления рабочего класса и крестьян в деревне, за счет прямых и косвенных, откровенных и замаскированных налогов и штрафов. Проведение индустриализации на основе действительного и неуклонного роста благосостояния масс».

Дивное высказывание! Благосостояние масс на основе индустриализации – это понятно, как раз это в стране, хоть и не сразу, а делалось. А что такое «индустриализация на основе благосостояния масс»? Массы скидываются на строительство завода, как во время войны на танковую колонну? Но для этого оное благосостояние надо иметь.

Да и «ленинские методы индустриализации» – совершенно темная материя, поскольку никакой индустриализации при Ленине не проводилось. Зато ясно, что следует делать: повысить зарплату рабочим, отменить все налоги и штрафы. Как при этом обеспечивать благосостояние масс? За счет «ленинских методов» не получится, поскольку национализировать и конфисковывать больше нечего. Тогда как? Наверное, высаживать кусты, с которых червонцы рвут…

«Приведение вложений в капитальное строительство в соответствие с общим состоянием всех наличных ресурсов страны».

То есть полное свертывание индустриализации, потому что денег нет, а надо еще и благосостояние масс обеспечивать. Это, по-видимому, и есть «ленинские методы».

Но это еще мелочи. «Марксисты-ленинцы» все-таки горожане и завод хотя бы из окна трамвая видели. А вот когда они переходят к сельскому хозяйству… тут и начинается песня!

«1. Немедленный роспуск всех насильственно созданных дутых колхозов». Понимаете, в чем фишка? Сталин требовал позволить выйти из колхозов тем, кого загнали туда против воли. Рютин – вообще распустить колхозы. Практически все, поскольку процент «насильственной дутости» не оговаривается. Если пятьдесят процентов колхозников привлечены против воли – распустить. А если десять? Если пять? Тоже ведь дутые цифры!

Но это только начало. Потому что другие меры куда круче.

«2. Немедленное создание всех необходимых реальных условий и оказание поддержки для развития индивидуального бедняцко-середняцкого хозяйства».

Собственно, к тотальной коллективизации и перешли лишь после осознания того факта, что меры по развитию индивидуального хозяйства страна не потянет. На то, чтобы сделать хотя бы окупаемыми 25 миллионов мельчайших хозяйств, не хватит не только государственного бюджета – сюда и десять бюджетов уйдут, как вода в песок. Однако товарищи оппозиционеры вопрос, откуда взять деньги, считают пошлым. Какие деньги, когда революция?

«3. Ликвидация всех дефицитных совхозов. Оставление… такого количества… совхозов, которые мы действительно в состоянии сделать подлинно образцовыми социалистическими предприятиями».

Вот объясните мне, почему единоличников поддерживать надо, несмотря на чудовищную убыточность их хозяйств, а совхозы не надо? Наверное, потому, что это «не по-ленински», хотя Ленин-то как раз считал совхозы будущим села, а уступки единоличной «мелкобуржуазной стихии» делал вынужденно.

Но дальше еще лучше.

«4. Передача всего крупного машинного инвентаря ликвидированных совхозов и колхозов в руки местных сельскохозяйственных товариществ…»

Товарищ Рютин в 1928 году работал уполномоченным по коллективизации в Казахстане. Тогда немногочисленные трактора и вправду принадлежали колхозам – которые, кстати, их покупали. Так что предложение попахивает обычным грабежом: объявить колхоз дутым, совхоз – дефицитным, отнять трактора и отдать… кому? Никаких «местных сельскохозяйственных товариществ» в области производства, кроме колхозов, в деревне не было. Потребкооперации, что ли? Или кредитному товариществу?

Но самое занятное – не это. К 1932 году основная часть тракторов колхозам не принадлежала: они были государственными и сосредоточены в МТС. По-видимому, существование МТС вообще прошло мимо наших оппозиционеров.

«5. Немедленное прекращение хлебозаготовок… и заготовок других продуктов сельского хозяйства современным методом ограбления деревни».

А как их заготавливать? Ответ напрашивается сам собой: покупать у крестьян. Но ведь в ходе заготовок продукты не отбирали, а именно покупали, причем в объеме и по ценам, прописанным в заключенных договорах. В чем же проблема?

А проблема исключительно в том, что хлеб и прочие продукты было выгоднее продать не государству, а спекулянту-перекупщику. Как только в 1932 году был разгромлен черный рынок, те же крестьяне выполняли и перевыполняли задания по хлебозаготовкам добровольно и с удовольствием. Потому что девать продукты больше было некуда. Огурцы еще можно на рынке продать – а зерно, например, куда денешь?

Прекращение хлебозаготовок было выгодно только спекулянтам: оптовикам в деревне и нэпманам в городе. Поэтому один из следующих пунктов совершенно не удивляет:

«Немедленно прекратить авантюристическую политику раскулачивании в деревне, направленную фактически против всей основной массы в деревне».

Напомним, что по самым мрачным подсчетам, было раскулачено не более 5 % сельского населения. И если они являются «основной массой», то кто ж тогда остальные 95 %?

Если бы товарищ Рютин пришел с такими идеями в деревню где-нибудь в Поволжье, его бы там на вилы подняли. Но в городе все эти деревенские сказки работали.

Остальные пункты программы демонстрируют примерно такое же знание основ экономики. Особенно умиляет «прекращение экспорта за бесценок промтоваров широкого потребления». Советские товары широкого потребления не нужны были за границей не только «за бесценок», но и даром – и по причине низкого качества, и потому, что своих девать некуда. Причины «товарного голода» были совсем иными…

Искренне ли автор «платформы» верил в то, что пишет, или занимался популизмом? Впрочем, разницы никакой, потому что эти призывы, несмотря на отсутствие связи с реальностью, вполне годились для разговоров в очередях и дестабилизации и без того сложной обстановки, для чего и были предназначены. В числе потомков Адама всегда было немало людей, как написано в повести о Ходже Насреддине, «с избытком наделенных благородством, но немного обиженных умом». Да и чего тут думать? В семнадцатом долго не думали, скинули Временное правительство и сели сами. Также и теперь, главное – скинуть Сталина, а там видно будет. Не справятся, загубят страну? Так ведь никто и не предполагал, что можно построить социализм в России, это не по Марксу, зато теория будет неприкосновенна, а идеи прекрасны. Потом, после всего, можно будет уехать если не в Женеву, то куда-нибудь в Мексику, писать мемуары о великом времени и строить партию – в изгнании, но зато с совершенным соблюдением внутрипартийной демократии.

…Хотя, по большому счету, это была болтовня, не нашедшая широкой поддержки, но меры на сей раз приняли суровые. Оппозиционеров надо было проучить, и их проучили. 2 октября 1932 года Объединенный пленум ЦК и ЦКК, рассматривавший дело «Союза», принял решение об исключении из партии его членов и всех, знавших о его существовании (!) и не сообщивших о нем в ЦК или ЦКК. 11 октября без суда, решением коллегии ОГПУ, всем 24 человекам, проходившим по делу «Союза», вынесли приговор. Рютина приговорили к десятилетнему одиночному тюремному заключению. Остальные тоже получили срок тюрьмы или ссылки (в том числе Зиновьев и Каменев – за недоносительство, но уже в следующем году оба были возвращены в Москву и восстановлены в партии). Всего по делу «Союза марксистов-ленинцев» было привлечено к партийной и уголовной ответственности в 1932–1933 годах тридцать человек. Впоследствии всем им приговоры были ужесточены, а в 1937 году большинство «рютинцев» приговорили к расстрелу.

Сталин придавал исключительное значение возникновению «Союза». На процессах 1936–1938 годов большинство подпольных «центров» признавалось выросшими из «Союза», а тот факт, что коммунист читал «рютинскую платформу», уже сам по себе был тяжелым государственным преступлением. Рютина, и его товарищей не реабилитировали ни в 1956-м, ни в 1963-м, ни даже в 1986 году. В ответ на очередную просьбу о реабилитации В. Н. Каюрова Прокуратура СССР ответила: «К уголовной ответственности за участие в контрреволюционной деятельности и проведение антисоветской агитации был привлечен обоснованно». Только в 1988 году, когда оправдывали всех, Верховный Суд реабилитировал участников «рютинского дела».

Несмотря на то, что многие оппозиционеры в 1930–1931 годах заявили о прекращении фракционной деятельности, ОГПУ, на всякий случай, за ними присматривало. В январе 1933 года Сталину донесли о существовании глубоко законспирированной организации во главе с И. Н. Смирновым, включавшей более 200 бывших активных троцкистов. Организация имела филиалы в Ленинграде, Харькове, Горьком, Киеве, Ростове-на-Дону и в других городах, группы в Госплане, Наркомтяжпроме и других учреждениях. Это было уже очень серьезно. И дело тут не в том, что обнаружили очередную троцкистскую группу, дело в личности ее руководителя.

Иван Никитич Смирнов был привычен к нелегальной работе. В партию он вступил в 1898 году, прошел через аресты и ссылки, участвовал в московском вооруженном восстании в декабре 1905 года. В 1917 году был в числе руководителей военной организации большевиков в Сибири. Во время Гражданской войны, будучи членом Реввоенсовета при Тухачевском, он обеспечивал «предварительное» взятие сибирских городов красными партизанами, причем обеспечивал так хорошо, что иногда город, как перезрелый плод, сам падал в руки Красной Армии. Его (а не Тухачевского) называли «победителем Колчака». Упорный и последовательный троцкист, он был в конфликте с большинством в партии еще со времен войны. (Так, в 1921 году Ленин был против избрания Смирнова в состав ЦК.) В 1923 году его из военного ведомства убрали, сделав наркомом почт и телеграфа. С самого начала И. Н. Смирнов входил в состав руководства троцкистской оппозиции, за что был отправлен в ссылку и «покаялся» в 1930 году. После восстановления в партии сразу же занялся созданием антисталинской группировки.

Провалилась группа случайно. Один из ее членов в 1932 году был арестован и выдал остальных. (Смирнов имел своего человека в ОГПУ и потому обо всем этом знал.) Всего взяли 89 человек – почти все в свое время исключались из партии за фракционную деятельность, 35 человек из них потом восстановились, «покаявшись». Среди арестованных были известные оппозиционеры, такие, как сам Смирнов, Вагаршак Тер-Ваганян, Евгений Преображенский. Особое совещание при коллегии ОГПУ осудило 41 человека на лишение свободы сроком от 3 до 5 лет, а 45 человек были отправлены в ссылку. Смирнов получил десять лет.