Текст книги "Лувр делает Одесса"

Глава 8

Вопреки ожиданиям Хацкеля, женщины довольно быстро нашли то, что им было нужно. Уже через пару часов они вышли из магазина довольные и с большими бумажными свертками, перетянутыми шпагатной веревкой. Центральная улица пестрела рекламными вывесками, заманивая доверчивых покупателей всевозможными способами. На одном из них девчушка ангельского вида со словами «Дедушка, кури» предлагала бородатому старцу папиросы «Нарзан», ласково прижавшись к нему пухлой розовой щечкой. Плакат на лавке Фридковича настаивал на том, чтобы родители, желающие отучить детей курить, посоветовали своим чадам покупать только их гильзы, потому как они производятся без прикосновения рук и самые гигиеничные в мире. Кондитерская заманивала печеньем, конфетами, баранками и мармеладом товарищества «Абрикосов и его сыновья», аптеки настаивали принять вкусное, нежное и очень надежное слабительное средство, а на ночь пилюлю «Ара», чтобы утром с Богом идти на работу, но предварительно помыв голову мылом провизора Остроумова, от которого исчезает перхоть и вырастают пышные усы. Магазин женских товаров купца Лапина обольщал красавиц корсетами и брустень-галтерами, пошитыми по последней парижской моде. По соседству с ним врач Смирнов принимал всех глазных больных. Тугоухим рекомендовали обзавестись искусственной барабанной перепонкой «Здравый смысл», и все это за небольшие деньги, в короткий срок и, естественно, высокого качества. Жизнь в городе кипела, заставляла идти в ногу со временем, призывая не оставаться в стороне и жить полноценной здоровой жизнью. По разбитым мостовым громыхали повозки, извозчики кричали на зазевавшихся прохожих, шустрые мальчишки продавали стаканами воду, газеты и прочую дребедень. Все это было суетно и даже пугающе для местечкового жителя, привыкшего к размеренной неторопливой жизни небольших поселений.

Хоть ателье Моисея Вульфсона и находилось всего в десяти минутах спокойной езды на повозке, запряженной лошадью, этого времени хватило, чтобы голова у Фрейды пошла кругом от переполнявших ее эмоций. Фима же, напротив, был абсолютно счастлив и с радостью глазел по сторонам. Он увлеченно рассматривал яркие вывески на магазинах и привлекательных барышень, которые, как бабочки, кружились у разноцветных стеклянных витрин, рассматривая товары зимнего сезона.

– И как они в такой суете живут! – сетовала Фрейда. – Все куда-то бегут, толкаются. Никто «здрасьте» не скажет.

– Мама, это же город! Здесь тысячи людей, – попыталась объяснить Белла. – И что, им со всеми знакомиться? Поди-кась, сосед соседа толком не знает.

– Вот, это и плохо. Знали бы, добрее были. Смотри, с какими лицами все ходят. У нас в местечке беда или радость случается, кто первый узнает?

– Раввин или соседи.

– Правильно, Беллочка. А здесь куда идти? К кому обращаться? Бегут, портфельчики с бумажками в руках тискают, а сами смурные, будто их обидели. Попробуй, расскажи им про свою нужду. Они и слушать не станут! Я сейчас о своем подумала: как сироте в городе замуж выходить? Она же одна-одинешенька на всем белом свете! Кто ей приданое подготовит, о платье новом позаботится? В штетлах [15]15
  Штетл – «городок», еврейское местечко.


[Закрыть] люди всем миром для бедняков жертвуют. От каждой семьи по возможностям дают, по совести. А в городе на ком забота будет, если никто никого не знает! Кому доверить деньги собирать?

– Мама, вы за это не беспокойтесь! Синагоги в центрах побогаче наших будут. Не оставят сироту без внимания, – пояснил Хацкель.

– Ну если так, то я буду другое мнение иметь. Чудно́ здесь, сынок! Огородов нет, хозяйства не держат, а люди одеваются богаче. И на что только живут?

– Мне их статью расходов тоже трудно понять, а вы, мама, не морочьте себе голову чужими проблемами, лучше о своих позаботьтесь. Фасоны с Беллой окончательные придумали или сейчас начнется?..

– Хацкель, ехай себе спокойно и не думай за наши платья. Хороший портной поймет и все устроит. Мы знаем, чего хотеть, а он знает, как это сделать! – успокоила мужа Белла.

Моисей Вульфсон и впрямь был хорошим мастером, одним из тех, кто учился ремеслу у голландцев. В двенадцать лет от роду родители отдали его обучаться ремеслу не потому, что он сильно хотел, а потому, что место ученика портного было свободно. Хозяин кормил, поил, лупил чем ни попадя за любую провинность. Два года он мыл полы, топил печку, следил за железными утюгами, чтобы не остывали, и только на третьем году его начали вводить в курс дела и доверять самую простую портняжную работу. Четыре года он спал в мастерской вместе с другими учениками и подмастерьями. Штаны с рубахой носил из холстины, обувку – из сыромятной кожи с онучами. По договору родители должны были сами заботиться о его одежде, поэтому не приходилось рассчитывать на то, что хозяин выдаст костюм из фабричной ткани. Несмотря на трудности, Моисей проявлял усердие и имел большую склонность к швейному делу. Из подмастерья он довольно быстро перешел в мастера и уже имел право носить униформу. Питание оставалось все таким же плохим, как и отношение хозяина к работникам, поэтому после учебы Вольфсон нашел себе место в магазине женской одежды. С этого момента его жизнь окрасилась более яркими красками. Имея от природы хороший вкус и коммерческую жилку, он быстро заработал прекрасную репутацию у клиентов, а вместе с ней и уверенность в том, что нужно повышать мастерство.

На его счастье, через несколько лет работы на новом месте магазин был продан голландскому портному. Одному из тех, кто по императорскому указу когда-то приехал обучать славянских коллег искусству кройки и шитья на западный манер. Конечно, в отдаленных от столицы городах иностранная культура приживалась не так быстро, но, глядя на заезжих мастеров, местные портные трудились в поте лица, прививая населению «мерзкие новшества». К тому времени женщины уже не представляли свой гардероб без европейского платья, некогда считавшегося верхом неприличия, а их мужья с удовольствием носили униформу и ничем не отличались от служаших в Европе.

Рыночные отношения стремительно развивались. Выживали самые умелые и изворотливые мастера, и пошив на европейский манер уже не ограничивался только производством приталенной одежды. Прогрессивная часть дворянства довольно быстро отреклась от старых фасонов и принялась наряжать своих чад в корсеты по иноземным образцам, не жалея ни денег, ни собственных нервов. И кому, как не портным, пришлось взять на себя ответственность за красоту и прогресс. Чтобы держать монополию в швейном деле, портные объединялись в ремесленные цеха вслед за булочниками, ювелирами, печатниками, часовщиками и парикмахерами. Конечно, среди ремесленников была своя «аристократия» – золотых дел мастера. Они не только производили товары, но и занимались сбытом, от чего быстрее других богатели. Ювелиры давали деньги в рост и на благотворительность, а следовательно, имели определенный вес в городских управах. Портные не могли тягаться с ювелирами, но по своей нужности и многочисленности стояли чуть ли не на первом месте. Женщины предпочитали заказывать наряды у евреев. В отличие от христианских портных, они быстрее всего ориентировались на рынке. У них у первых появлялись новые образцы выкроек, тканей и конечно же женских журналов с красивыми цветными картинками. Печатное издание «Модное ежемесячное сочинение, или Библиотека для дамского туалета» имелось в каждом уважающем себя заведении. Дамское белье, шляпки, корсеты по последним парижским модам пользовались огромным спросом у барышень и их мамаш.

Ателье Вульфсона считалось престижным в городе. В нем все было в лучших портновских традициях. Сотрудники знали свое дело и четко выполняли доверенные им обязанности.

Завидев приближающихся к ателье людей, мальчишка лет десяти, подметающий мусор у входа, бросил метлу и с быстротой молнии скрылся в помещении. Не успели Разумовские войти, как им навстречу вышел мастер. Был он худощав, с круглой лысиной на макушке, но с пышными, закрученными кверху усами, совсем не вписывающимися в образ низкорослого человека. Карие навыкате глаза пребывали в постоянном движении. Казалось, ничто не ускользнет от его цепкого взгляда.

– Добрый день. Господа хотят заказать у нас платье для мамы или, может быть, костюм для молодого человека?

– Совершенно точно. Для мамы и всех оставшихся, кто стоит перед вами, – ответил Хацкель.

– Замечательно! Вы пришли до нас и не ошиблись. У ателье прекрасная репутация, а главное – многолетние традиции. С кого будем начинать?

– С внука, – пояснила Фрейда. – А вы здесь хозяин или управляющий?

– Хозяин. А почему мадам интересуется?

– Тогда скажите, ваши многолетние традиции повлияют на стоимость сюртука?

– Это как посмотреть. Присядьте в кресло, отсюда будет видно все, включая цены на наши услуги. Гришка, служи клиентам! – приказал он мальчишке, которого Разумовские пару минут назад видели у входа.

Маленький шустрый Гришка мгновенно подхватил обтянутое голубым атласом кресло, привычно смахнул с сидушки рукавом невидимый мусор и ловко подсунул Фрейде под зад.

– Садитесь, мадам, оно мягкое. Вам будет очень удобно.

– Спасибо тебе, заботливый мальчик. Ты здесь в учениках числишься?

– Ага, второй год пошел. Как мамка померла, так меня тятя сюда и пристроил. Сказал, всех ему не прокормить. Тянулся, тянулся на нас в одиночку, запил и тоже помер.

– Так ты сирота теперь?

– Ваша правда, мадам.

Фрейда с жалостью поглядела на ребенка и погладила его по белобрысой голове.

– Вот горе-то! В такие года без родителей остаться! Не обижают здесь тебя? – спросила она почти шепотом.

Не успел Гришка открыть рот, как получил от хозяина ладонью по уху и был отправлен в другую комнату.

Фрейда строго посмотрела на обидчика. Перехватив недовольный взгляд клиентки, он тут же попытался ретироваться:

– Еще тот бездельник! Терплю, кормлю, обучаю портняжному делу круглыми сутками, а толку – никакого.

– Что-то я не вижу в его руках иголку с ниткой. С метлой он ловко обходится – это правда. Перетащить чего, поднести – тоже в одно мгновение.

– Мадам, а вы как хотели? Не все сразу. Он что, особенный? Лентяй, и нет для него другого слова! Не обращайте внимания. Мы и так отвлеклись. Внимательно слушаю. Какой фасон вы лично желаете иметь?

– Еще не знаю, – сухо ответила Фрейда.

– Ничего страшного. Я вам сейчас дам полистать журналы мод, а пока вы определяетесь, я поговорю с вашей дочкой.

– Со снохой.

– Пардон! Как я сразу не догадался! Вы с сыном похожи как две капли воды.

Фрейда автоматически покачала головой, взяла тощий журнал и без всякого интереса принялась рассматривать картинки. Затертые страницы не хотели отлепляться друг от друга, и это раздражало Фрейду еще больше, чем слащавое заискивание хозяина ателье. Вскоре процедура ознакомления с модными чужестранными платьями ей надоела. Она отложила журнал в сторону и принялась с интересом рассматривать помещение. Несмотря на скромные размеры, комната была светлой и довольно уютной. У широкого окна стоял длинный деревянный стол с отрезами тканей и аккуратно скрученными рулончиками кружев и атласных лент. Линейки, мелки, сантиметровая лента, разноцветные катушки ниток, лампа, кусочки темного мыла и самое замечательное, от чего Фрейда не могла отвести глаз, – это небольшой круглый футляр на золотистой ножке с малахитовой подставкой. Его створки были откинуты в разные стороны и напоминали причудливый цветок с мягкими стенками в виде атласных подушечек, сплошь утыканными английскими булавками. Из «цветка» пестиком торчали небольшие ножницы с резными витыми ручками, а рядом с ними лежал маленький колпачок – позолоченный наперсток. «Красиво сделано, – подумала Фрейда. – Нужно будет Фимке показать. Он еще лучше сделает».

Чтобы клиентам было удобно рассматривать себя в новых нарядах, на стене висело большое зеркало в красивой золоченой раме. Буквально на расстоянии вытянутой руки от него стоял маленький крепкий столик с изогнутыми резными ножками. Для чего он был нужен, Фрейда могла только предположить. «Поди-кась дамочек на него ставят, когда подол на платьях подрубают или кружево с лентами на иголки сажают. Если меня попросят на него встать, ни в жисть не полезу. Срам какой, на верхотуру забираться в моем возрасте. Не дай Бог, ножка на столе подломится. Мало того что убьешься, так еще иголки в тело во-ткнутся. Дойдут до сердца – и поминай, как звали. Шиш ему! И Беллу нужно будет предупредить, чтобы не соглашалась. Прям как щас вижу. Сядет вальяжно на венский стул, возьмет в руки указку и будет ей тыкать да указывать, как подмастерьям складки на юбке закладывать. Ох и жучара этот Вульфсон! А в общем помещение уютное, и шторки на окнах красивые, с рюшечками по низу. Кисточки на концах обхваток забавные, как хвостики у ярочек болтаются. Бумажные выкройки я бы отсюда унесла в другую комнату и машинки швейные убрала бы подальше, стучат, мешают клиентам на фасонах сосредотачиваться. Устала от всего, скорее бы домой», – подумала Фрейда и не заметила, как задремала.

– Мама! Мама, просыпайтесь! – тормошила Белла свекровь. – Срам какой, в культурном помещении так громко храпеть! Мы уже все, ваша очередь наряд заказывать.

Фрейда спокойно посмотрела на сноху и отмахнулась от предложения, как от назойливой мухи.

– Домой поехали. Не хочу ничего здесь шить. Наш Лущик не хуже наряд сработает, и не по западным манерам, а по нашим, привычным меркам.

– Мама, вы снова хочете одеваться по-старому? Сколько можно уже! Посмотрите, как люди в городе выглядят, загляденье прям.

– Вот я и вижу, что вы загляделись и главного не замечаете.

– Какого такого главного? Мама, прекратите начинать скандал, – вмешался Хацкель.

– Ша, конец разговорам! Домой хочу.

– Хацкель, ты случайно не знаешь, какая муха ее укусила? – недоумевала Белла. – Все так хорошо прошло, и снова плохо!

Фрейда грузно встала с кресла, поправила юбку и молча направилась к выходу. Перед тем как открыть дверь, она оглянулась и еще раз окинула взглядом помещение, словно кого-то искала. Громко попрощавшись с хозяином ателье, она вышла на свежий воздух и пошла к лошади. Не успела она сделать и пары шагов, как кто-то одернул ее за рукав. Фрейда оглянулась и увидела Гришку. Он смотрел на нее ясными голубыми глазами и от волнения то и дело потирал побитое ухо.

– Бабушка, если хочете, возьмите меня к себе жить. Я послушный, все-все делать умею. Вы будете мной довольны, вот увидите.

– Боже ж ты мой, – только и смогла прошептать Фрейда.

Сама не зная почему, она начала рыться в холщовой сумке, и только когда ее рука нащупала пироги в завернутой тряпице, поняла, что это ее спасение.

– Вот, возьми. Они очень вкусные, с капустой или сушеными ягодами. Не знаю, какие тебе попались.

Вместо того чтобы обрадоваться подарку, Гришка взял по одному в каждую руку, поблагодарил и медленно пошел обратно.

– Ты смотри-кась, шустрый какой, – ухмыльнулся Хацкель. – Выцыганил у бабки пироги напоследок. Как я уже понимаю, мама, к фотографу мы сегодня не поедем?

– Правильно понимаешь, сынок. Дело к зиме идет, световой день стал маленьким, таким же, как и человеческая душа у некоторых. А в темноте настроения не бывает. В следующий раз на карточку запечатлимся, когда на примерку поедем.

К моменту возвращения Разумовских из ателье конь Анилин уже давно съел причитающуюся ему порцию овса. При виде хозяина он одобрительно зафырчал и принялся нетерпеливо переступать с ноги на ногу.

– Заждался нас, красавчик, – ласково произнес Хацкель, потрепав коня за холку. – Не переживай, сейчас до дому поедем.

Конь одобрительно дернул ушами и замер в ожидании команды. Хацкель любил его безмерно и относился как к полноправному члену семьи. Каждое утро, перво-наперво, он шел в сарай проведать своего питомца и только потом начинал заниматься домашними делами. Не было случая, чтобы он пришел к лошади с пустыми руками. Морковь, яблоко или просто сухарик всегда были припрятаны в кармане пиджака. Хозяин не жалел для животины ласковых слов, за что она платила ему послушанием и добрым нравом.

– Повезло тебе с конем, Хацкель, не то что мой, – пожаловался как-то сосед. – Вчера хотел подкову на левой ноге проверить, так он меня чуть не лягнул. Еле успел увернуться.

– Правильную лошадь выбирать нужно. Люди как говорят: рыжую не покупай, вороную продай, о белой заботься как о себе, а ездий на гнедой. Ее воспитывать нужно правильно, не кричать, разговаривать. Она же как человек, все хорошее помнит и плохое никогда не забудет. Обидишь несколько раз – не будет повиноваться, потому что характер сызмальства закладывается. Он у меня умный, с полуслова понимает, как собака.

– Это точно! Только он у тебя больше на шакала похож, а не на собаку. Я бы такой окрас в жисть не купил. И имя ты ему непутевое дал, – съязвил сосед.

– Я его не за окрас брал, а за характер. Имя тоже не просто так давал, по случаю.

– Знаем мы твой случай, – не унимался сосед. – Ежели не цыгане, фиг бы ты на буланой ездил.

Что ни говори, но сосед был прав. До того как Анилин появился у Разумовских, Хацкель не раз говорил о своем желании купить гнедую или вороную масть. Он долго откладывал деньги на лошадь и в один прекрасный день отправился на базар. Обойдя торговые ряды и не найдя ничего подходящего под размеры своего кошелька, он уже было засобирался домой, как его остановил молодой цыган.

– Неужель уйдешь с пустыми руками? Посмотри моего коня. Красавец! Молодой, без норова! Тебе такой подойдет.

– Откуда знаешь, какой мне подойдет?

– У тебя глаза добрые и волосы волнистые, как у меня. А я по своей природе не злобливый. Бери, конь хороший, не пожалеешь!

Меньше всего Хацкель хотел покупать лошадь у цыган. Зная их склонность к обману, обходил на базаре стороной. Более того, не останавливался и ускорял шаг, когда они тянули за руку, предлагая посмотреть товар. Что случилось на этот раз, он и сам не понял. Парень особо не приставал, а больше шутил по-доброму. Хацкель обошел лошадь со всех сторон, заглянул в рот, посмотрел внимательно зубы, проверил колени и копыта на предмет трудноизлечимого ревматизма. Во время осмотра животина вела себя смирно, не противилась. Придраться было не к чему, кроме легкого раздражения на коже. Хацкель провел рукой по холке. Конь посмотрел на него и одобрительно фыркнул.

– Чесоткой или лишаем, случайно, не страдает?

– Какой лишай! Посмотри, щетина ровная, здоровая, ни одной плешины. От снаряжения у него раздражение. А подпалины, так это нормально! Ты же не чистокровку покупаешь. Хороший конь, не ленивый. Прокатись, почувствуй, подойдет тебе или нет.

Хацкель без труда взобрался на лошадь и натянул поводья. Конь беспрекословно выполнял все, что требовал от него наездник. Уже с первых шагов Хацкель понял, что это его лошадь. Все в ней нравилось, а особенно масть. Торговались долго, как и положено. Хацкель старался не показывать заинтересованности и даже пытался один раз уйти, но цыган тоже был не из новичков. При виде уходящего покупателя он спокойно сидел, покуривал трубку и не пытался его остановить. Хацкель сделал еще один круг по базару и «совершенно случайно» наткнулся на продавца.

– Старый знакомый и снова до меня! – улыбнулся цыган, сверкая железным зубом.

– Сам не ожидал. Судьба, видно! Забыл, какую цену ты просил?

– Какую просил, такую и сейчас скажу.

Видя, что продавец не спешит уступать, Хацкель решил выкинуть последний козырь – посчитать при нем деньги. До того как пойти на базар, Белла посоветовала ему разложить их по разным местам.

– Часть положи в сапог, а другую я у себя припрячу. Будешь торговаться, говори, что купить хочешь, но не хватает. Потряси ассигнациями у него перед глазами. Продавец как видит живые деньги, сразу сговорчивее становится. Проверяла много раз, всегда получалось.

Прием «затравки» и впрямь сработал безотказно. При виде купюр цыган слегка занервничал и начал двигаться в цене. Для закрепления успеха Хацкель еще раз пересчитал наличные и в последний раз попросил о снижении цены. Цыган помялся и нехотя согласился.

– Какую лошадь тебе отдаю! За бесценок! Один окрас чего стоит!

Хацкель стоял с равнодушным видом, но в душе трепетал от счастья. Вороной, да еще с покладистым характером! О таком только можно мечтать! Рассчитавшись, он взял лошадь под уздцы и заторопился домой.

– Жена, не отставай. Пошли отсюда поскорее, пока цыган не передумал.

Белла еле-еле поспевала за мужем, но вскоре подустала и наотрез отказалась идти в быстром темпе.

– Хацкель, я глупая женщина, а ты еще хуже!

– Но-но, поосторожнее с оскорблениями!

– Так и есть. Зачем с лошадью торопиться пешком! Садись на нее и ехай отсюда быстро, только не один, а с моими тяжелыми сумками.

– Твоя правда. Хоть ты и женщина, но имеешь в голове умные мысли, – похвалил жену Хацкель.

Придя домой, он перво-наперво вскипятил воду и запарил листовой табак, чтобы подлечить раздражение на коже. Вначале он решил помыть коня дегтярным мылом, а потом для надежности ополоснуть травяным отваром.

– Смотри, сынок, какого я красавца купил! Не конь, а мечта всей моей жизни, – похвалился Хацкель, подъезжая к дому. – Вороном его назову.

Фима, как и любой мальчишка, был безмерно рад покупке. При виде отца с лошадью он побежал навстречу, но Хацкель его остановил.

– Не торопись, сынок. Подойдешь, когда животное успокоится. Мы для него чужие, поэтому будем знакомиться по очереди. Лучше дерни морковочку с грядки и с ней на аудиенцию. Животное, как и человек, внимание любит.

Так и сделали. Подношение пришлось Ворону по вкусу. Прожевав морковь, он потянулся за новой порцией, мягко пощипывая теплыми губами Фимины ладони.

– Полюбил нас вороной, – улыбнулась Фрейда, глядя на коня.

– Я, мама, плохого не куплю, – гордо произнес Хацкель. – Щас пройдусь по нему щеткой с мылом, и тогда уж совсем наш будет, а то неизвестно, где и как его до меня содержали.

– Правильно, сынок. Купил – помой перед использованием для всеобщего блага.

Хацкель сбил в ведре крепкую пену и принялся намыливать лошадь. Не успел он толком потереть, как из-под щетки потекли черные струи воды. Конь фыркал от удовольствия, перебирал ногами и всем видом демонстрировал, что водные процедуры для него весьма приятны. Хацкель же, напротив, видя, как бока животины с каждой порцией мыла cветлеют, становился чернее тучи. К концу чистки от вороной масти остались только ноги, и то до уровня лошадиных колен.

– Вот сволочь цыганская, «шакалий» окрас за вороной выдал. Теперь понятно, отчего у него было раздражение на шкуре. Это ж надо, анилином выкрасить скотину! И какой он теперь вороной! Самый что ни на есть анилиновый.

Убитый горем, он отбросил щетку в сторону и сел на чурбан возле плетня. Конь недолго постоял в одиночестве и подошел к новому хозяину.

– Ты смотри-кась, животина, а как чутко определяет сокровенную натуру человека. Сынок, не расстраивайся! Твоя мама может только одно сказать: тебе очень повезло с покупкой! Не каждая женщина может так чувствовать, а он все понял. Понял, что тебе сейчас плохо, и подошел за продавца каяться, чужую вину заглаживать. Зачем переживаешь? Хотел лошадь, Господь тебе дал. Поблагодари за то, что имеешь, а там, глядишь, скотинка ответит тебе любовью и безотказной работой.

Всю ночь реб Хацкель не спал, ворочался, а чуть свет, пошел в сарай. При виде хозяина конь оживился, потянул к нему морду. Хацкель посмотрел в его умные глаза, погладил и успокоился.