Текст книги "Лувр делает Одесса"

Глава 9

– Ох, у меня прям гора с плеч свалилась, – облегченно вздохнула Белла, усаживаясь в повозку. – Одним делом меньше. Я так переживала и мучилась в последние дни. Все думала, какой материал брать? Какие фасоны всем заказывать? Уложимся ли по деньгам? Конечно, откуда спокойствие иметь, ежели до этого мы никогда не позволяли себе заказывать платья в приличных местах! Зря ночи не спала и расстраивалась. Сегодня, как зашли в магазин – сразу поняла: все будет хорошо, без покупок не уйдем. Как нас приятно обслужили! Культура! Специалисты своего дела работают!

– Не то слово, жена. В местечке облапошат в два счета, а уж в городе и подавно! Они же учатся деньгу из народа вытягивать, манеры для этого разные используют, а такие, как вы, сразу рот от приятного обращения раскрывают широко-широко. Вот через эту дыру продавцы-жулики видят всю безграмотную сущность и внутреннее устройство покупателя.

– Хацкель, зачем хочешь надо мной смеяться? Самому-то больше нас понравилось! Мама, подтвердите, чтобы он видел себя со стороны.

Фрейда сидела задумчивая и даже не реагировала на слова снохи.

– В магазине как с тобой продавец разговаривал? – продолжила Белла. – «Если господин желает иметь хороший костюм, значит, ему нужно покупать хорошую ткань…» Что он сказал неправильно?

– Его правда. Из китайки солидный сюртук не пошить.

– То-то же! А в ателье что тебе говорил Вольфсон? «Приличный костюм даже на вешалке висит красиво! Купить натуральную ткань и правильно скроить – это половина дела. Вторая и самая важная часть – подогнать так, чтобы он повторял все движения хозяина. Только при таком условии он прослужит в два раза дольше». И здесь что-то неправильно в его словах? Хацкель, ты бы только всех подозревал! Они умные и культурные люди. Нам учиться и учиться их выражениям. Про Фиму он как говорил? «В мальчике пока нет солидности…» Заметь, сказал «пока нет». «А нужно, чтобы родители жениха видели в нем серьезного мужчину, поэтому сюртук нужно шить такой, какой носят взрослые состоятельные люди». Хороший портной знает, как ребенку помочь выглядеть постарше. Все с первого и до последнего слова правда!

– Жена, не распыляйся! Я же не против ихних выражений! Оба правильно говорили, и я почти согласен, но от такого обхождения появляется дыра в кошельке. Одно им название – культурные жулики!

– А мне все равно было приятно. Обходительное общение делает людей добрее.

– Поэтому за культурное обхождение ты готова отдать все наши сбережения, – закончил мысль Хацкель.

– Так и есть, – вставила веское слово Фрейда. – Против внимания и уважения человек безоружен.

– Точно, мама! Мальчонка вам кресло подставил, вы разомлели от счастья и отдали ему почти все пироги.

– Уймись, сынок! Как тебе не совестно на сироту такие поганые слова говорить! Мы нашего Фимку вон как любим! А ему кто что доброго в жизни сделает? Вольфсон бьет, и подмастерья наверняка тоже обижают мальчонку. Я когда уходила из ателье, он подбежал, за руку дернул и говорит: «Бабушка, если хочете, возьмите меня к себе жить». Прям, лучше бы не ездила сегодня с вами. Сердце ноет от расстройства, и жалость такая подступает, что есть большое желание вернуться и забрать его к нам.

– Мама, вы сейчас даже не знаете, что сказали! – вмешалась Белла. – Зачем сразу брать в дом? Откудова такие мысли! Может, он больной какой или, того хуже, вороватый.

– Никакой он не больной. Вы его глазки видели? Голубенькие, чистые, как колодцы бездонные. И волосики шелковистые, беленькие, хоть питание у него невесть какое. Не надо на него шорти шо говорить. У меня свои глаза имеются. Щеночек или котенок при глистах и болезнях будут иметь блестящую шерстку?

– Ну вы сравнили, мама! – засмеялся Хацкель.

– А ты не ржи, как жеребец. Это от недальновидности и незнания устройства природы. Вспомни, когда режут овечку, у нее внутри такие же органы, как и у человека.

– А вам откудова, мама, знать, какой человек изнутри?

– Люди зря говорить не станут. Все Богом, сынок, придуманы, и значит, одинаково устроены вместе с болезнями и страданиями. Наступи нашему Мурчику на лапку – он заорет, как скаженный. Почему? Потому что ему больно. Тебе наступи – и ты не поблагодаришь. Схожи мы со всякой животиной и все равно природу уважать не желаем. Что природу! Господа чтить не хотим! Потому и живем в скорбях. Милосердие от людей улетело, как птица. Далеко ходить не нужно. Прошлой осенью к Цалкиным девочку-сиротку привезли, а они на порог родственницу не пустили. Выпроводили на ночь глядя. Ямщик умолял слезно, шапку снимал, кланялся в ноги, просил за бедняжку, и все без толку. На дворе дождь со снегом, а Цалкин дал немного денег, продуктов в сумочку собрал и сказал ямщику, чтобы вез ее обратно.

– Его тоже можно понять, не богато живут. Зачем лишний рот кормить, а потом еще и приданое давать, когда вырастит? Никогда не знаешь, какая завтра жизнь наступит, – заметил Хацкель.

– Если Бог дает детей, он даст и на прокорм. Фимочка, что Тора говорит о милосердии?

– Кто милосерден к другим, к тому и небеса милосердны.

– Умница моя! Что ни спроси, все знает! Дай бабушка тебя поцелует.

Фима послушно наклонился. Фрейда чмокнула внука в макушку и тут же дала легкий подзатыльник.

– Всю жизнь мечтала, чтобы у меня дети с внуками блондинистыми были. Как назло, ни одного! Фимка, давай Гришу к себе заберем?

– Давай, я не против, – охотно согласился Фима.

– Мама, не слушайте его, – вмешалась в разговор Белла. – Он сам не знает, чего сейчас нам желает.

– Благословения он нам желает, глупая ты женщина! Мама полпути агитацию ведет, а ты понимать не хочешь.

– Хацкель, а мое желание никто спрашивать не будет?

– Обязательно! Белла, мама сказала, что в следующий раз после примерки Гриша поедет жить к нам. Ты же не будешь против?

– Конечно, не буду! Можно подумать, я такая дура, шобы разбрасываться благословениями.

– Не сноха, а умница! Другого ответа не ждала. Все вы про меня знаете. Знаете: как только Фимка от нас уедет, сразу слягу и помру с тоски.

– Мама, зачем вы так грустно мечтаете! Живите себе на здоровье и воспитывайте еще одного мальчика, если вам так хочется. Лишняя тарелка супа или каши в доме всегда найдутся.

– Вот и порешили, – довольно произнесла Фрейда, прижимая к себе внука.

– Хацкель, ты меня слышишь?

– Конечно! Что хотели, мама?

– Хотела сказать про твоего папу. Сейчас он с небес на нас глядит и радуется. А еще он совсем не жалеет, что ты когда-то женился на Беллочке.

– Баб, знаешь о чем я сейчас думаю?

– Нет.

– О Мэри думаю, а еще о том, как в новом сюртуке к ней пойду. Все будут на меня смотреть и радоваться, какой я красивый жених. Очень хочу ее снова увидеть.

– До свадьбы, детка, нельзя. Злые люди могут опозорить, наговорить невесть что, и все расстроится.

– Ой, мама, бросьте вы этих старых порядков! – заступилась за сына Белла. – Сейчас уже не так строго. Молодые могут увидеться в любую субботу, тем более, что у нас есть повод. Фима не знает размер Мэриного пальчика. Как колечко без мерки делать?

– Ну тогда я спокойна. Спеку ей плетеную булку с маком. Когда будете отдавать, скажете: «Сколько маковок на китке, столько желаю ей детей, а нам внуков». Ты, Белла, ей тоже что-нибудь от себя передай. Пускай Фимочка с вами едет к Блюменфельдам. Шимшон – человек набожный, уважаемый и никакого позора не допустит. Внук сходит с ним в субботу в синагогу, а потом мне подробно расскажет, как все было.

Солнце все ниже и ниже спускалось к земле. Тяжелое, словно огромная спелая тыква, оно выкатилось из серых облаков и устало легло на землю. В одно мгновенье кроны деревьев и крыши деревенских изб заиграли всеми цветами радуги. Даже серый унылый дым, струящийся тонкой лентой из покосившихся труб, превратился в оранжево-красный и стал похож на огни праздничного фейерверка. Шустрая назойливая сорока сидела на корявой ветке березы и без устали трещала. Стоило повозке проехать мимо, как она тут же увязалась за ней. Видя в Разумовских благодарных слушателей, она перелетала с ветки на ветку, с забора на конек крыши или просто скакала за лошадью по земле. Судя по ее звонкому треску, последние новости были только хорошие.

До самого дома Фрейда почти не разговаривала. Первый раз за последние месяцы она выглядела спокойной и умиротворенной. Шершавой, огрубевшей от работы рукой она нежно гладила Фимину голову и смотрела на небо, откуда ее муж, лудильщик Хаим, наблюдал за своей семьей и очень радовался.

Глава 10

Предсвадебные хлопоты. Что может быть ответственнее и утомительнее! Со дня помолвки семьи теряют покой, сон и конечно же деньги, будь они неладны. Список гостей, приглашения, пошив нарядов, кольца, праздничные столы, кухарки… И это не полный перечень обязательных к выполнению мероприятий! Вейз мир, какие нервы! Как пережить, с чего начать, и главное, как выйти из всего этого с наименьшими потерями?!

За пару недель до свадьбы Фима с отцом и матерью поехали к Блюменфельдам. Пока молодые общались друг с другом, родители вооружились бумагой с карандашами и принялись подсчитывать общее количество приглашенных, а следовательно, и продуктов, необходимых для столь важного мероприятия.

– Нужно нанять несколько кухарок, – предложила Белла. – Одна никогда не сможет вкусно приготовить рыбу и печенку, а потом заниматься выпечкой.

– Абсолютно с вами согласна, уважаемая Белла, – поддержала мадам Блюменфельд. – В прошлом месяце мы ходили на свадьбу к дальним родственникам, так они нанимали аж трех поварих! Вы не поверите, что им пришлось пережить, пока они нашли «то»! Но когда гости сели за стол, сразу стало все понятно. Какие фаршированные шейки подавали! Если вы думаете, что на куриных шкурках были зашитые дырки, то я вас умоляю! Не было такого! Ни одной дырочки! Так искусно снять кожу – это что-нибудь да значит. А какая начинка! Даже страшно подумать, если бы ее приготовили неправильно! Расползись она – считай опозорились. Все было правильно и вкусно. Мало того, что главная повариха хорошо готовила, она еще оказалась честной! Перед тем как согласиться, женщина не постеснялась спросить, по каким рецептам будет проходить торжество.

– Что значит «по каким»? – ухмыльнулся Хацкель.

– Муж, замри в ожидании и не трепыхайся раньше времени! Роза все красиво рассказывает, а ты делай выводы.

– Так вот, она спросила: «Столы делать зажиточные или так себе, чтобы не голодные?» Конечно, на первый взгляд звучит «не очень», но она же должна на что-то расcчитывать. Сразу скажу, все прошло хорошо и благородно, а то, знаете, некоторые додумываются зашивать куриную кожу цветными нитками! Они же могут полинять в горячей воде, и считай, вы еще раз опозорились. Моя подруга одним глазом наблюдала, как работала главная повариха. В порубленные потроха она добавляла обрезки шкурок и правильно делала. Кто бы их там заметил среди пережаренного лука и вытопленных шкварок!

– Роза, зачем нам это сейчас нужно! – остановил жену Шимшон. – Давай про другие блюда.

– Я на вас, мужчин, не перестаю удивляться! Вам все равно, что на празднике есть? Если «да», то пожалуйста, и будьте себе спокойны! Пускай люди уходят домой и говорят, что у нас была самая плохая свадьба! Ты этого хочешь?

– Ну зачем сразу так!

– А по-другому не получается, уважаемый муж.

– Реб Хацкель, давайте пойдем, выпьем по стаканчику вина, пока женщины решают, кто им нужен и в каком количестве. Для нас главное – вписаться в намеченную смету, а с остальным мы уже согласны.

– Шимшон, прекрати уходить! Сначала скажи, кто у нас будет весельчаком?

– Нашего, местного возьмем. Абрашка такое вытворяет, что все за животы держатся! Вы не поверите, реб Хацкель, прошлым летом наш купец Птицын продал ему плохой товар, а деньги возвратить отказался. Так наш Абрашка от обиды на следующий день пошел на рынок и нанял бригаду строителей для ремонта крыши. Ранним утром Птицын проснулся от стука топоров и визга гвоздодеров, выбежал во двор, глаза протирает, а крыши на его магазине уже и нет: мужики почти всю успели снять. Купец орет, прогоняет хулиганов, а те и слушать его не хотят, мол, не ты нас нанимал, не тебе и приказы отдавать. Пока разобрались, что к чему, магазин без кровли остался. Пришлось ему в скобяной лавке по соседству асфальтовый толь покупать и крыть по-новой, а потом еще и за работу заплатить. Вот смеху-то было! Поделом Птицыну! Влетел ему обман в копеечку. Нет, лучшего весельчака для свадьбы, чем наш Абрашка, трудно сыскать!

Визит к будущим родственникам прошел на высшем уровне. Разумовские покинули дом невесты в благолепии и с полной уверенностью, что они сделали все возможное для счастья любимых детей.

По приезде домой Хацкель взялся за изготовление обручальных колец.

– Пап, может быть, я сам сделаю?

– Нет, и еще раз нет! Жених не должен иметь своего кольца! Раз положено, чтобы кто-нибудь отдал, возьмешь от меня. Никакого золота! Только серебро! В день свадьбы жених подобен королю! Он должен быть милосердным к будущей супруге. За это ему простятся все грехи. А что у нас символ милосердия?

– Серебро.

– Правильно, сынок. Пока я занимаюсь кольцами, иди читать текст приглашения. Подумай, с какими вензелями штемпель делать. Неужто при нашей профессии в типографии заказывать будем или, того хуже, рукой писать! Вырежешь красивое клише, останется только штамповать да имена гостей вписывать. После свадьбы в лавку к Шамшурину пойду, предложу ему купить заготовку. А что? Удобно для брачующихся, и выгода немалая. Вместе со штемпелями только успевай продавать бумагу с разноцветными чернилами. То-то! Учись, Фимка, коммерции у родного отца!

Удивительная штука – время. Для кого-то оно летит быстрее птицы, для другого ползет ленивой черепахой. И нет никакой возможности повлиять на этот процесс, разве что смириться и продолжать жить в ожидании важных и волнующих событий.

После свадьбы внука самым главным событием для Фрейды было забрать от Вольфсона Гришку. Она и сама не могла объяснить, чем именно он ей запал в душу. Всю дорогу до ателье Фрейда прокручивала в голове различные варианты разговора.

«Если не захочет отпустить мальчонку, припугну его полицией. Прям так и скажу, мол, жестоко обращается с ребенком и создает невыносимые условия для жизни. Он сразу испугается и согласится. Зачем ему неприятности иметь с властями? У него же репутация в городе. Неужто захочет, чтобы фамилия Вольфсон полоскалась на каждом углу? Нет, лучше бы по-доброму отпустил. Поди, захочет денег за него просить. Напридумывает небывалых расходов, вложенных в обучение, и что тогда? Это плохой поворот событий, но денег дать придется. Ой, правильно ли я делаю, что затеялась чужого дитя в дом забирать? На что семью обрекаю?»

Уже издалека Разумовские увидели работающего Гришку. Как и в прошлый раз, он наводил порядок перед входом в ателье. Навалившись грудью на черенок большой деревянной лопаты, он загребал полотном нападавший за ночь снег и волоком тащил за собой к краю дороги. Шапка-ушанка сбилась набок, но мальчишка не замечал болтающегося перед глазами «уха» и продолжал усердно трудиться на благо Вольфсона и его многолетней репутации. Увидев подходящих Разумовских, он, как и в прошлый раз, отшвырнул лопату в сторону и было уже собрался бежать сообщать хозяину, но потом почему-то передумал и остановился.

– Здорово были, Григорий! – весело произнес Хацкель.

– И вам, здрасьте.

– Как жизнь? Как работа?

– Ничего, у некоторых и хуже бывает.

– Ну давай, не ленись! Сегодня тебе лучше не огорчать хозяина.

– Это еще почему?

– Работай и не задавай лишних вопросов. Дядя Хацкель тебе потом все скажет.

– Бабушка, – дернул он Фрейду за руку, – вы, что ли, хочите забрать меня к себе?

– С чего взял? – с деланым равнодушием произнесла Фрейда.

– А зачем вам нужно было сегодня ехать в такую даль, вы же платье у нас не заказывали?

– Вот наблюдательный какой! Не заказывала. Только вот как не приехать, когда внуку сюртук к свадьбе шьют? Я должна все своими глазами посмотреть. Я же знаю, заберут невесть что, и кто потом огрехи исправлять будет?

– Можете нисколечко не сомневаться! Все сделано в лучшем виде. Я видел готовую работу. Вольфсон примерял сюртук на рыжего Кузьму. Он у нас в подмастерьях ходит. Хозяин сел на стул, приказал ему одеться и медленно поворачиваться в одну сторону. А еще то и дело заставлял руку в локте сгибать и вверх поднимать: смотрел, правильно ли рукав в пройму вшит. Все как и положено, мадам, будьте себе спокойны.

– А ты не помогал?

– Нет, мне еще нельзя шитьем заниматься. Несколько раз спрашивал, чтобы дозволили в цехе работать.

– И что?

– Ухмыльнутся и выпроваживают печку топить или мусор убирать.

– Нелегкое дело – ремеслу обучаться.

– Ваша правда, бабушка. У нас не забалуешь! Хочите, я вам что-то скажу?

– Конечно.

– А я все равно буду ждать, когда вы меня заберете.

Фрейда глубоко вздохнула и погладила Гришку по голове.

* * *

– Добрый день, мадам Разумовская, лично вам и всей вашей семье, – заискивающе произнес мастер, пятясь назад и давая возможность клиентам пройти в зал. – Можете здесь присесть, а я мигом позову хозяина. Все ваши заказы готовы. Если бы вы знали, как все получилось! Уверяю, будете очень довольны и поедете домой в полном счастье.

– Спасибо большое! – с благодарностью ответила Белла, присаживаясь на мягкий стул.

– Не радуйся раньше времени. Сначала будем посмотреть, а потом говорить дружное «спасибо», – сказала Фрейда.

– Мадам Разумовская, вы опасываетесь? Но я вас искренне понимаю, – послышался голос Вольфсона. – Я лично следил за работой.

– Так, что ли, не вы шили сюртук нашему мальчику?

– Мадам, я не могу шить всем! Достаточно того, что я внимательно наблюдаю за производственным процессом. Поверьте, портные строго наказываются, если работа не соответствует моим представлениям о качестве.

– Да кто вас знает! Может, таким клиентам, как мы, ваш Гришка шьет.

– Мадам, этого оболтуса я близко не подпускаю к работе, можете быть себе спокойные. Угораздило мне согласиться обучать его портняжному делу. Чуть ослабишь контроль, он тут же усядется и давай ножницами резать все, что под руку попадается. Бездельник эдакий. Кузьма, неси вещи в зал!

Казалось, худощавый рыжий Кузька только и ждал команды хозяина. Не успел Вольфсон закончить говорить, как он торжественно вынес на плечиках Фимин сюртук. Заискивающе улыбаясь, подмастерье поправил на костюме ворот и маленькой щеточкой счистил невидимые пылинки с рукавов.

– Молодец, молодец! – похвалил Вольфсон парнишку. – Старательный ученик, за что и люблю. Для клиентов рассыпается мельче маку сушеного, лишь бы угодить. Ну-с, приступим к примерке? Молодой человек, прошу за ширмочку и ждем-с, когда вы пройдетесь важной проходкой в новом наряде на глазах у обрадованных родственников.

Фима послушно переоделся и вскоре предстал перед семьей в новом сюртуке.

– Какой красавец наш мальчик! – ахнула Белла. – Вот что значит рука мастера!

– Подождите, мадам, нахваливать, нужно все тщательно проверить.

– Фимка, а ну расправь плечи! – приказал отец. – В сюртуке нужно ходить с достоинством.

– Попрошу вас не торопить сына, – остановил Вольфсон Хацкеля. – Никаких расправленных плеч! Мне нужно видеть, как костюм будет сидеть на нем в привычной позе, а не напоказ. Так-так. Плечи не свисают, рукав не морщит, шов четко там, где начинается плечо. Молодой человек, поднимите руки вверх и немного пройдитесь. Вам удобно?

– Не то слово! У меня никогда не было такого хорошего костюма, – улыбнулся Фима.

– Белла, шо он делает! – шепнула Фрейда снохе. – Зачем он хвалит раньше времени!

– Мама, наш мальчик честный и говорит сразу обо всех мыслях в голове.

– Это плохо. Мне нужно, шобы Вольфсон чувствовал себя хоть капельку виноватым.

– Вам это зачем?

– Глупым объясню потом, а сейчас, мамаша, лучше посмотрите на сына и представляйте о том, как он будет выглядеть на свадьбе.

– Фимочка, сынок, застегни на пиджаке первую пуговочку! Мама хочет посмотреть, не мал ли он тебе.

– Мадам, вы совершенно правы! Это самое первое, что нужно было сделать.

– Ты смотри-кась! Как ужик! Из всего вывернется, – буркнула себе под нос Фрейда. – А рукав не слишком короткий? Наш мальчик еще будет расти. И что делать с таким добротным костюмом через год?

– У вас нет детей помладше?

– Пока нет, но ради такого дела можем забрать вашего Гришку к себе. Не пропадать же добру.

– Ой, да ради Бога, всегда пожалуйста! – засмеялся Вольфсон. – Способностей к шитью у него нет, а кормить себе в убыток не очень-то хочется.

– Договорились! Тогда слушайте, что я скажу после ваших слов. Вы, Вольфсон, и впрямь прекрасный мастер. Ворот на сюртуке хорошо пошит: плотненько прилегает к рубахе, не душит, не топорщится. Сдается мне, наш Фима и Мэри будут стоять под хупой с большим шиком.

– Даже не хочу сомневаться. Ваш внук будет выглядеть очень и очень достойно. Ну что, все прекрасно, все довольны? Тогда следующей за ширму идет мадам Разумовская?

– Ой, ви меня прям напугали от неожиданности! – попыталась кокетничать Белла.

– Иди, жена, и возвращайся к нам при полном наряде, – по-хозяйски распорядился Хацкель.

– Уже бегу. Волнуюсь и бегу!

Как только Белла скрылась за ширмой, Фрейда встала и направилась к выходу.

– Мадам перестало быть интересным смотреть на работу? – заволновался Вольфсон.

– Душно у вас здесь для пожилой женщины и пыли от сукна много. Пойду прогуляюсь в свежем воздухе.

Выйдя на улицу, она тут же направилась к Гришке, который все так же усердно счищал снег с тротуара.

– Гриша, поди сюда к бабушке на пару слов!

Гришка с радостью бросил лопату и подбежал к Фрейде.

– Мадам снова хочет угостить меня пирогами?

– Нет, детка. Мадам хочет пригласить тебя на пироги. Поедешь?

– Еще бы! Я так давно не был в гостях! Там всегда вкусно и интересно. А вы не шутите?

– Куда уж мне! Все на полном серьезе. Беги, собирай вещи, пока я буду разговаривать с твоим хозяином.

Радостный Гришка зашвырнул лопату во двор и на всех парусах помчался в подсобку за нехитрым скарбом. Фрейда немного постояла на улице и вернулась в ателье. К ее возвращению Белла все еще любовалась своим отражением в зеркале. Она внимательно рассматривала себя со всех сторон, приподнимала юбку с подъюбником, отставляла правую ногу в сторону, как это делают кокетки, и была очень довольна смотрящей на нее из зеркала женщиной.

– Мама, вы только посмотрите, с каким вкусом пошит наряд! Что скажете?

– Мне нравится, дай Бог процветания этому заведению! Да, господин Вольфсон?

– Большое мерси, мадам Разумовская. Нам всегда приятно хорошее настроение клиента. Уверяю, вы и на мужа не меньше удивитесь.

Как и обещал мастер, глава семейства произвел-таки впечатление на родственников. В новом костюме он выглядел подтянутым и даже помолодевшим на несколько лет. От всеобщего внимания Хацкель жутко разволновался и не знал, куда пристроить свои руки. Он то и дело поглаживал ткань, стараясь убедиться в ее добротности, прятал руки в глубокие карманы, тут же их вытаскивал и начинал поправлять прическу. На лице появился румянец, а на лбу выступили мелкие капли пота.

– Сынок, мое сердце волнительно трепыхается! В этом костюме ты очень сильно похож на своего папу. Чего рассказываю, сам знаешь, на него было куда посмотреть даже в рабочем фартуке. Он бы обязательно сказал тебе «да» и сильно порадовался, шоб ему было хорошо без нас на том свете.

Видя довольные лица Разумовских, Вольфсон искусно подвел разговор к оплате. После оглашения цены в воздухе повисла мертвая тишина. Правый глаз Хацкеля нервно задергался, а рука автоматически сжала свернутые в трубочку ассигнации.

– Господин Вольфсон хочет нам голодной смерти? – наконец-то выдавил из себя Хацкель. – Вы же говорили, что мы останемся довольные, а получилось сильно наоборот.

– Я назвал примерную цену, потому что не знал, сколько времени уйдет на работу.

– Извините, минуточку, – вмешалась Фрейда, – может быть, ваш работник много раз ходил попить воды или, того хуже, в туалет и там страдал запорами, а вы нас заставляете оплачивать все его прогулки.

– У нас ведется строгий учет рабочего времени.

– С откудова такие правила? – недовольно буркнул Хацкель.

– Это придумал не я. Если хотите, можете справиться в ремесленном цехе портных.

– Спросить можно, и наверняка нам ответят. Но зачем омрачать прекрасный день такими глупостями? Вы сделали хорошо, мы остались довольны, разрешите и нам выручить вас, – взяла инициативу в свои руки Фрейда.

– Это как? – поинтересовался Вольфсон.

– Вы принимаете от нас деньги, как договаривались на первой встрече, а мы за это заберем к себе Гришу. Ваши хлопоты уменьшаются, расходы тоже, и все расстаются в трепетном оживлении и с приятными воспоминаниями друг о друге. Идет?

– Конечно, ваше предложение весьма интересно, но за два года я привязался к мальчишке. Он мне, можно сказать, теперь как сын.

– Я вас умоляю! Поэтому вы его и лупите тем, что только под руку попадается, – язвительно добавила Фрейда.

– В целях воспитания никому не мешает. Даже в Святом Писании говорится: «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына: а кто любит, тот с детства наказывает его». Приходится, мадам, наставлять.

– Я вас умоляю! Не раздражайте мой интерес в эту сторону, а то я стану несдержанной и смогу резко нагрубить.

– Мадам Разумовская, я вас вежливо понял и хотел уже было сказать, что согласен, но вы меня сильно опередили. Рассчитаемся по старой цене, и справляйте себе на здоровье красивую свадьбу.

– Вот и порешали. Хацкель, отсчитай деньги при мне, пока я не вышла. А месье Вольфсону на прощанье желаю много богатых клиентов и счастливых лотерейных билетов. Сынок, мы тебя у лошади подождем.

К моменту возвращения Фрейды Гришка уже сидел на телеге, крепко сжимая в руках небольшой узелок, в котором покоилось все его имущество.

– Бабушка, а вы точно не пожалеете, что меня забрали? – еще раз поинтересовался он.

– Господи, откудова в тебе столько осторожности? В твои лета нужно думать не дальше, чем на один день! Ты не успел уехать, уже заботишься. Похоже, жисть тебя сильно потрепала, коль голова живет в нешуточном беспокойстве.

Как обычно, Фима помог Фрейде сесть в повозку, накинул на ноги войлок и, убедившись, что ей удобно, уселся рядом. Гришка, видя, что Фима не пошел к отцу, а примостился поближе к бабушке, тут же отодвинулся на почтительное расстояние.

– Ты чего это от меня пересел? – поинтересовалась Фрейда. – Я не кусаюсь.

– Ему будет обидно, что я рядом.

– Вон оно как! Внук, тебе будет делать заботу, если Гриша поедет близко ко мне?

– Нет, конечно! Можете всю дорогу сидеть, как вам хочется, – улыбнулся Фима. – Твоей любви на всех хватит.

– Тогда подоприте бабушку с двух сторон, чтобы она на первой же кочке случайно не рухнула, и поехали отсюдова в другое ателье. Хацкель, мне помнится, в прошлый раз ты нам обещал доехать до фотографа?