Текст книги "Берлин, май 1945. Записки военного переводчика"

Все бумаги, находившиеся в папке, отпечатаны на машинке огромными буквами. Никогда раньше я не встречала такого странного шрифта. Как будто смотришь в увеличительное стекло. Для чего это?

Позже я узнала, что это для Гитлера его секретарь Гертруда Юнге[38]38
  Гертруда Юнге была задержана 5 июня. Протокол ее допроса был найден мной в архиве и впервые опубликован.


[Закрыть] перепечатывала все бумаги на специальной машинке. Из соображений престижа Гитлер не желал пользоваться очками.

Вот сообщение иностранного радио о казни Муссолини и его любовницы Клары Петаччи. Синим карандашом Гитлер подчеркнул слова «Муссолини» и «повешены вниз головой». Эта находка показалась мне важной – известие об участи Муссолини подталкивало Гитлера к мысли о необходимости избегнуть после смерти обнаружения. Так я решила тогда, а позже нашла подтверждение своей догадки в архиве, в воспоминаниях Раттенхубера и в выводах Контрольной комиссии по Германии (британская группа) от 1 ноября 1945 года[39]39
  Эти документы хранились в архиве под рубрикой «Сообщения различных источников о Гитлере».


[Закрыть].

Мы разыскивали документы. Ознакомившись с ними, я снабжала их аннотациями, и они пересылались дальше – в штаб фронта, куда направлялись также и наши акты, протоколы, вся документация.

Спустя почти двадцать лет мне удалось снова встретиться в архивах с этими документами, уже пожелтевшими от времени. И то, что я снова их увидела и свою подпись переводчика под многими из них, было для меня потрясением.

Встретились и документы, которые я читала впервые, – они не были мне прежде знакомы, так как исходили из соседних армий, а сошлись все вместе в архиве. Все эти документы, порой с описками, с прегрешениями против грамматики, – живая, непосредственная и выразительная часть событий. Все они в сорок пятом залегли в архиве, и с тех пор никто к ним доступа не имел.

В то время (1964 год), когда я работала над книгой, в западной прессе писали, что смерть Гитлера осталась тайной и у западных держав не было ее доказательств.

Я уже раньше, в 1955 году, писала о том, чему была свидетелем в дни падения Берлина. Но теперь, опираясь на документы, могла подробнее рассказать, как оно было.

И я постаралась привести в книге многие из этих документов – они представляют несомненный интерес, а опубликованы до тех пор не были. Осуществить их публикацию выпало на мою долю.

Дневник Геббельса

Одна из важных наших находок в те дни – дневник Геббельса. Он был найден в подземелье, там, где находился Геббельс с семьей, в одном из двух чемоданов с документами.

Десяток толстых тетрадей разных лет, убористо исписанных с нажимом прямыми, с едва заметным наклоном влево буквами, тесно наседающими одна на другую. Первые тетради дневника относились к 1932 году, еще до прихода нацистов к власти; последняя оканчивалась 8 июля 1941 года. Впоследствии выяснилось, что на этой дате завершается рукописный дневник. Со следующего дня, с 9 июля, и почти до самого конца он ежедневно диктовал свои записи двоим стенографам.

Мне было крайне досадно, что не было возможности засесть за этот дневник, нелегко поддающийся прочтению. Нужен был многодневный, усидчивый труд. А мы не располагали и минутами – тогда перед нами стояла неотложная задача: установить, что произошло с Гитлером, и найти его. И эти тетради пришлось отправить в штаб фронта. С окончанием войны подобные исторические документы утратили всякую цену. Наступила девальвация.

В последующие годы, вспоминая о тетрадях Геббельса, я опасалась, что они затерялись среди множества других документов.

Но пришло время, когда мне представилась возможность внимательно прочитать этот самый найденный с моим участием дневник Геббельса, сохранившийся в архиве, а именно последнюю тетрадь: май, июнь, начало июля 1941 года. Понимая, что этот дневник – ценнейший исторический документ, я включила обильные выдержки из него в переводе на русский язык в свою книгу. Таким образом, мне выпало выступить первым публикатором из этого массива рукописных дневников и открыть миру их местонахождение. Предоставлять оригинал дневника для зарубежного издания, естественно, никто не собирался, а потому в немецком издании, подготовленном в России («Конец Гитлера без мифа»[40]40
  Rshewskaja J. Hitlers Ende ohne Mythos. Berlin: Deutscher Militrverlag, 1967.


[Закрыть]), эта глава практически отсутствует.

Достаточно оказалось, однако, и упоминания о факте существования этой тетради с точной датой ее окончания – 8 июля 1941 года: в распоряжении немецких историков уже находились машинописные (надиктованные стенографам) дневники Геббельса, начинавшиеся со следующего числа – 9 июля 1941 года, и теперь они знали, что рукописный дневник сохранился и находится в архиве в Москве. Они стали добиваться возможности ознакомиться с ним. В 1969 году немецкой стороне были переданы микрофильмованные копии рукописного дневника, и в 1987 году все уцелевшие страницы этого дневника были изданы[41]41
  В начале 1990-х годов Елена Ржевская написала книгу «Геббельс. Портрет на фоне дневника» (М., 1994). Здесь глава «Дневник Геббельса» дается с сокращениями. – Примеч. сост.


[Закрыть].

Последняя тетрадь дневника – уникальное, интереснейшее историческое свидетельство. Она отражает факты и атмосферу подготовки к нападению на Советский Союз. Раскрывает характер провокаций, методы «маскировок», предпринятых тогда нацистской Германией.

Первые отголоски подготавливаемого нападения появляются в дневнике 24 мая. Геббельс направил своего представителя к Розенбергу[42]42
  Альфред Розенберг (1893–1946) – теоретик нацизма, вдохновитель расовой теории и «окончательного решения еврейского вопроса». С июля 1941 по апрель 1945 года возглавлял Министерство оккупированных восточных территорий. Повешен по приговору Нюрнбергского трибунала.


[Закрыть], которому предназначался пост министра по делам оккупированных восточных территорий, для согласования действий в готовящейся операции.

Две недели спустя Геббельс получил от Гитлера программу территориального раздела России:

7 июня

Азиатская часть Р. не подлежит обсуждению. А европейская будет прибрана к рукам. Сталин ведь сказал недавно Мацуоке[43]43
  Ёсукэ Мацуока (1880–1946), министр иностранных дел Японии в 1940–1941 годах, посетивший Москву в апреле 1941 года. Провожать его в обратный путь на вокзал прибыл лично Сталин (единственный случай в его практике); прощаясь, поцеловал его и сказал: «Мы тоже азиаты».


[Закрыть], что он азиат. Вот, пожалуйста!

Геббельс вовсю готовился к новой войне. Он «завинчивал гайки» где только мог. Запретил показ заграничных фильмов в «Кабаре комиков», куда на просмотр «собираются все критиканы». Готовил «новые мероприятия против берлинских евреев»[44]44
  То есть поиски и аресты скрывавшихся в Берлине евреев. Всего в Германии в подполье сумело выжить около пяти тысяч евреев, из них 1 700 – в Берлине. Для спасения каждого требовались совместные усилия его родственников-неевреев, друзей, «тихих героев», которым ныне в Берлине посвящен музей (Gedenkstätte Stille Helden).


[Закрыть]. Обрушивался на ту часть прессы, которая недостаточно превозносит успехи германского оружия, обзывая ее «мещанской прессой». Вмешивался в вопросы сохранения военной тайны во всех берлинских министерствах: «Придется беспокоить даже гестапо».

Он препятствовал Лею[45]45
  Роберт Лей (Ley, 1890–1945) – рейхсляйтер, заведующий Организационным отделом НСДАП и одновременно руководитель профсоюзов – Германского трудового фронта.


[Закрыть] выступать с обещаниями новых послевоенных социальных программ, чтобы не возбуждать в народе аппетит к миру. Вместе с тем он снял существующий запрет на танцы:

10 июня

Это нужно, чтобы по возможности замаскировать нашу следующую операцию. Народ должен верить, что мы теперь «напобеждались досыта» и ничем больше не интересуемся, как только отдыхом и танцами.

14 июня

Русские, кажется, еще ничего не предчувствуют. Во всяком случае, они развертываются таким образом, что совершенно отвечают нашим желаниям: густомассированные силы – легкая добыча для пленения.

И еще запись, помеченная той же датой:

Я приказываю распространить в Берлине сумасбродные слухи: Сталин якобы едет в Берлин, шьются уже красные знамена и т. д. Д-р Лей звонит по телефону, он целиком попался на эту удочку. Я оставляю его в заблуждении.

Геббельс рассматривал войну еще и как поставщика обильного материала для немецкой кинохроники:

Естественно, что в такое сравнительно спокойное время она (кинохроника) не может быть так хороша, как во время боевых действий.

Геббельс не забывал и о себе: в Берлине, на Герингштрассе, где он проживал, было начато строительство мощного бомбоубежища. Это будет «колоссальное сооружение», с удовлетворением замечает он.

В Шваненвердере, под Берлином, в придачу к уже имеющимся у него загородным домам заканчивалось строительство замка Геббельса. Все «великолепное», по его мнению, – и само здание, и то, как жена обставила его. Здесь, в комфортабельной глуши, на фоне идиллического пейзажа доктор Геббельс был намерен еще продуктивнее действовать «во имя всеобщей суматохи».

16 июня. Накануне было последнее воскресенье перед страшной войной на востоке. Геббельс, как обычно, описывал в дневнике события предшествующего дня. Тайное свидание заговорщиков.

После обеда фюрер вызывает меня в имперскую канцелярию. Я должен пройти через заднюю дверь, чтобы никто не заметил. Вильгельмштрассе находится под постоянным наблюдением иностранных журналистов, поэтому уместна осторожность… Фюрер подробно объясняет мне положение: наступление на Россию начнется, как только закончится развертывание наших сил. Это произойдет примерно в течение одной недели. Кампания в Греции в материальном отношении нас сильно ослабила, поэтому это дело немного затягивается. Хорошо, что погода довольно плохая и урожай на Украине еще не созрел.

Таким образом, мы надеемся получить еще и большую часть этого урожая. Это будет массированное наступление самого большого масштаба. Наверное, самое большое, которое когда-либо видела история. Пример с Наполеоном не повторится… Большевизм развалится как карточный домик. Впереди нас ждет беспримерная победа…

Мы должны напасть на Россию также и для того, чтобы получить людей. Небитая Россия вынуждает нас держать постоянно 150 дивизий, людской состав которых нам крайне необходим для нашей военной промышленности. Наша военная промышленность должна работать более интенсивно, чтобы мы могли выполнить нашу программу по производству оружия, подводных лодок и самолетов, тогда США также не смогут нам ни в чем повредить…

Цель похода ясна: большевизм должен пасть, и у Англии будет выбита из рук также последняя шпага на континенте…

Возможно, мы обратимся к германским епископатам обоих вероисповеданий с тем, чтобы они благословили эту войну как ниспосланную Богом. В России не будет восстановлен царизм, но в противовес большевизму будет осуществлен настоящий социализм. Каждому старому нацисту доставит глубокое удовлетворение, что мы это увидим… Я замолвливаю словечко также за Розенберга, цель жизни которого благодаря этой операции снова оправдывается.

Фюрер говорит, правдой или неправдой, но мы должны победить. Это единственный путь, и он верен морально и в силу необходимости. А когда мы победим, кто спросит нас о методе? У нас и без того столько на совести, что мы должны победить, иначе наш народ и мы во главе со всем, что нам дорого, будем стерты с лица земли…

Итак, вперед! Богатые поля Украины манят. Наши полководцы, которые в субботу были у фюрера, подготовили все наилучшим образом. Наш аппарат пропаганды находится наготове и ждет…

…Проехал через парк, через задний портал, где люди беззаботно гуляют под дождем. Счастливые люди, которые ничего не знают обо всех наших заботах и живут лишь одним днем. Ради всех них работаем и боремся мы и берем на себя любой риск. Дабы здравствовал наш народ.

А немцы в это последнее воскресенье «беззаботно гуляют под дождем», не ведая о той катастрофе, в которую они будут ввергнуты через несколько дней теми, кому так безрассудно доверили управлять своей судьбой.

Последние дни…

17 июня

Все приготовления закончены. В ночь с субботы на воскресенье должно начаться. В 3 ч. 30 м. русские все еще стоят на границе густомассированным строем. Со своими крохотными транспортными возможностями они не смогут в несколько дней изменить это положение…

18 июня

Маскировка в отношении России достигла кульминационного пункта. Мы наполнили мир потоком слухов, так что самому трудно разобраться… Испытывал новые фанфары. Все еще не нашел нужного. При этом следует все маскировать.

«Слухи – наш хлеб насущный», – пишет Геббельс.

Работал до позднего вечера. Вопрос о России становится все более непроницаемым. Наши распространители слухов работают отлично. Со всей этой путаницей получается почти как с белкой, которая так хорошо замаскировала свое гнездо, что под конец не может его найти.

Записи этих дней заканчивались вздохами: «Время до наступления драматического часа тянется так медленно»; «Ожидаю с тоской конца недели. Это действует на нервы. Когда начнется, тогда почувствуешь, как всегда, что точно гора с плеч свалилась».

20 июня

У фюрера: дело с Россией совершенно ясно. Машина приходит постепенно в движение. Все идет как по маслу. Фюрер восхваляет преимущество нашего режима… Мы сохраняем народ в едином мировоззрении. Для этого служат кино, радио и печать, которые фюрер характеризовал как самые значительные средства для воспитания народа. От них государство никогда не должно отказываться. Фюрер хвалит также хорошую тактику нашей журналистики…

21 июня

Вчера: драматический час приближается. Напряженный день. Еще требуется разрешить массу мелочей. От работы трещит голова.

…Фюрер очень доволен нашими фанфарами, он приказывает еще кое-что добавить. Из песни «Хорст Вессель» [46]46
  «Horst Wessel Lied» – гимн нацистов, названный по имени автора. Официальное название – «Die Fahne Hoch».


[Закрыть].

22 июня – в этот день германские войска перешли границу и напали на СССР.

С несокрушимой методичностью Геббельс описывает, как всегда, истекший день. И хотя в те часы, когда он это пишет, мир уже потрясен известием о нападении на Россию и поступают новые сведения с Восточного фронта, он долго болтает в дневнике о том о сем: о прослушивании новых фанфар, о беседе с актрисой, приглашенной сниматься в новом военном фильме, о завтраке в честь итальянского министра Паволини, о приеме, устроенном им для итальянцев у себя в Шваненвердере, – прежде чем подойти к главному:

В 3 ч. 30 м. начнется наступление. 160 укомплектованных дивизий. Фронт в 3 тысячи километров. Много дебатов о погоде. Самый большой поход в мировой истории. Чем ближе удар, тем быстрее исправляется настроение фюрера. С ним так всегда бывает. Он просто оттаивает. У него сразу пропала вся усталость… Сделано все, что вообще было возможно. Теперь должно решать военное счастье.

…3 часа 30 минут. Загремели орудия.

Господь, благослови наше оружие!

За окном на Вильгельмплац все тихо и пусто. Спит Берлин, спит империя. У меня есть полчаса времени, но не могу заснуть. Я хожу беспокойно по комнате. Слышно дыхание истории.

Великое, чудесное время рождения новой империи. Преодолевая боли, она увидит свет.

Прозвучала новая фанфара. Мощно, звучно, величественно. Я провозглашаю по всем германским станциям воззвание фюрера к германскому народу. Торжественный момент также для меня.

…Еще некоторые срочные дела. Затем еду в Шваненвердер. Чудесное солнце поднялось высоко в небе.

В саду щебечут птицы.

Я упал на кровать и проспал два часа.

Глубокий, здоровый сон.

Геббельс вступал в войну, уповая на то, что «для германского солдата нет ничего невозможного», и на инстинкт фюрера («У фюрера снова инстинкт оказался верным»).

Пресловутый инстинкт Гитлера – он был последним доводом для его приближенных в подземелье имперской канцелярии и в те роковые дни, когда Берлин был окружен советскими войсками и катастрофа надвинулась неминуемо.

23 июня

В народе слегка подавленное настроение. Народ хочет мира, правда не позорного, но каждый новый театр военных действий означает горе и заботы.

24 июня

В народе колебания. Слишком внезапен поворот. Общественность должна к нему сначала привыкнуть. Долго не продлится, – цинично замечает он. – До первых ощутимых побед.

Карты России большого масштаба я пока придерживаю, – записывает он на другой день. – Обширные пространства могут только напугать наш народ.

В Германии очень плохо с продовольствием, – записывает Геббельс перед нападением на Советский Союз, – предстоит еще снижение нормы на мясо. – В Италии – безутешная картина. Повсюду отсутствуют организация и систематика. Нет ни карточной системы, ни приличной еды, а вместе с тем большой аппетит на завоевания.

Война призвана приглушить все внутренние противоречия. Военный успех – их единственный бог.

25 июня

Я думаю, что война против Москвы психологически и, возможно, в военном отношении будет самым большим успехом для нас.

1 июля

Во всех странах необычайно восхищаются мощью наших вооруженных сил…

Финляндия теперь официально вступает в войну. Швеция пропускает одну немецкую дивизию… В Испании демонстрации, направленные против Москвы; Италия намеревается послать экспедиционный корпус, если это только не обернется против них же; антибольшевистский фронт Европы продолжает создаваться… Япония должна получить свободные руки в Китае, чтобы она могла быть включена в наш расчет.

Все заняты определением срока победы. Если Гитлер назвал четыре месяца, то теперь отовсюду раздаются голоса, предрекающие победоносное окончание войны через недели и даже дни.

В дневнике – близкое предвкушение триумфа. Главная забота Геббельса – чтобы триумф не оказался несколько общипанным забегающими вперед прорицаниями.

Я резко выступаю против глупых определений сроков победы со стороны Министерства иностранных дел. Если сказать четыре недели, а будет шесть, то наша величайшая победа в конечном счете будет все же поражением. Министерство иностранных дел также в недостаточной мере соблюдает военные тайны. Против болтунов я велю вмешаться гестапо.

Геббельс дает распоряжение поэтам срочно сочинить песню о русском походе, но песня все никак не удается, к его досаде и негодованию. Наконец:

Новая песня о России готова. Совместный труд Анаккера, Тислера и Колбе, который я сейчас сопоставляю и перерабатываю. После этого он будет неузнаваем, – с обычным самодовольством записывает он. – Великолепная песня.

«Великолепной» – иного нет теперь у него определения – стала кинохроника, которой он занимается, «содержание ее – война» (26 июня).

30 июня

Прекрасные съемки с востока. Захватывающий дыхание киномонтаж..

4 июля

Каждые полчаса поступают новые известия. Дикое, возбуждающее время. Вечером хроника готова. Полноценный кусок. Захватывающая музыка, кадры, текст. Теперь я совершенно удовлетворен. Еще полчаса подремал на террасе.

…Темп в Берлине почти захватывает дыхание. В эти дни приходится прямо-таки выкрадывать для себя время. Но я желал для себя такой жизни, и она действительно красива.

Война не разрешила жгучих вопросов, не принесла ожидаемой разрядки:

…на Балканах царит настоящий голод. В особенности в Греции. В Италии высказывают большое недовольство. Муссолини действует недостаточно энергично. В Румынии симпатии к нам заметно уменьшились. Заботы, куда ни посмотришь.

Но никакие заботы, никакие войны, никакие невзгоды немецкого народа не мешают его личному благоустройству и обогащению. Помимо только что отстроенного замка в Шваненвердере, где Геббельс теперь частенько обитает, комплекса домов в Ланке, куда он также выезжает из Берлина, и других его загородных владений, в дни войны «строится новый норвежский домик. Он будет стоять в весьма идиллическом месте… Осмотрел наш новый блокгауз, который очень красив. Блокгауз расположен в лесу и приспособлен для мирного периода, который, конечно, придет».

Для этого нужна лишь малость – одолеть русских.

Мы должны действовать быстро, и операция на Восточном фронте не должна затянуться слишком надолго. Об этом позаботится фюрер.

Геббельс с яростью записывает в конце этой тетради:

Англичане пытаются предпринять теперь все, чтобы использовать отсрочку своей казни. Но она, надо надеяться, не заставит себя ждать.

…Смоленск сильно бомбардируется. Все ближе к Москве.

Капитуляция! Таков лозунг (8 июля 1941 года).

Капитуляция

Был вечер 2 мая 1945 года

Война пришла в Берлин. Капитуляция! – не лозунг, живая реальность. Но не та капитуляция, о какой мечталось Геббельсу и Гитлеру.

Был вечер 2 мая. Уже несколько часов, как гарнизон Берлина прекратил сопротивление. Сдача оружия, начатая в 3 часа, еще продолжалась. Площадь возле ратуши была загромождена сваленными автоматами, винтовками, пулеметами. На улицах – брошенные немецкие орудия с уткнувшимися в землю стволами. Моросил дождь.

Под триумфальной аркой Бранденбургских ворот, над которыми развевался красный флаг, брели разбитые на Волге, на Днепре, на Дунае, Висле и Одере германские части. У многих солдат на головах – нелепые теперь каски. Шли измученные, обманутые, с почерневшими лицами, кто сокрушенно, сгорбившись, кто с явным облегчением, а чаще всего – в состоянии полной подавленности и безразличия.

Еще не потушены пожары. Горит Берлин. Дядька-ездовой нахлестывает лошадь, и дымящаяся кухня подпрыгивает, перебираясь через завалы. На врытом в мостовую немецком танке отдыхают бойцы, сидят на башне, на стволе пушки, поют, крутят цигарки. Перекур. В Берлине кончилось сражение.

На врытом в мостовую немецком танке отдыхают бойцы, сидят на башне, на стволе пушки, поют, крутят цигарки. Перекур. В Берлине кончилось сражение.

Войска под командованием маршала Жукова овладели германской столицей[47]47
  Автором здесь допущена неточность: в штурме Берлина участвовали также войска под командованием маршала Конева.


[Закрыть].

Все смешалось на этих улицах: счастье освобожденных из неволи людей, радость нашего единения, удивительные встречи. Угрюмые колонны немецких мужчин, оставляющих город, бредущих в плен. И женская тоска – им вслед.

Трагический сплав победы и поражения, торжества и расплаты, конца и начала.

В Быдгоще, задолго до Берлина, майор Быстров в памятный вечер поделился: он ставит себе задачу захватить Геббельса. Именно его. И не раз доверительно заговаривал о том же. Я пропускала мимо ушей. Чушь какая-то. Мы были тогда еще в Польше, и где застанет нас победа и где окажется Геббельс – потемки.

Победа нас застала в Берлине. Геббельс оказался в саду рейхсканцелярии.

Геббельс распорядился после смерти сжечь его дотла. Бензина было мало. Облив покончивших с собой Геббельса и его жену, исполнители скрылись, не доведя дело до конца. Около Магды Геббельс лежал отвалившийся с обгорелого платья золотой партийный значок с однозначным номером[48]48
  Официальное название – Золотой почетный знак НСДАП. Введен 9 ноября 1933 года по указанию Адольфа Гитлера в ознаменование десятой годовщины Пивного путча. Золотым знаком были награждены первые 100 тыс. членов партии, состоявшие в ней непрерывно с 1925 года. Магде Геббельс Гитлер подарил свой значок с номером 1.


[Закрыть] и золотой портсигар с факсимиле Гитлера.

2 мая, когда берлинский гарнизон прекратил сопротивление, на улицах шла сдача оружия, немецкие солдаты строились в колонны и шли в плен, а в рейхсканцелярии кое-где еще слышна была перестрелка с несдавшимися эсэсовцами, в этот день, ближе к вечеру, именно майор Быстров вместе с двумя офицерами обнаружил Геббельса.

Фантастика. Как и многое в дальнейшем в этой истории.

Геббельса вынесли на дверном полотне на Вильгельмштрассе перед рейхсканцелярией. Это как-то само собой получилось в апофеозе того дня. Берлин пал. Его гауляйтер[49]49
  Gauleiter – партийный руководитель округа. Геббельс занимал должность гауляйтера Берлина с 1926 по 1945 год.


[Закрыть], комиссар обороны Берлина, министр пропаганды, правая рука Гитлера, мертв. Геббельс был узнаваем, так пусть увидят его воины-победители и жители Берлина. За неимением в этот день Гитлера обгоревший Геббельс символизировал крах Третьей империи.

Улица задымлена, еще не развеялась гарь сражения, не выгорели, не унялись пожары. Здание рейхсканцелярии во вмятинах от снарядов, побитое осколками, в зазубринах рваных стекол, но уцелевшее. Цел и орел со свастикой в когтях над главным входом. Вмазаны в стену рейхсканцелярии, разнесены по всему ущелью улицы искореженные машины противника.

Из жителей города мало кто проник сюда. Скопились группками офицеры, солдаты. Снимала кинохроника. И Геббельса обступили какие-то командиры, желая попасть в кадр.

Я стояла в стороне и в какой-то момент издали увидела майора Быстрова, не двинувшегося с места: потемневшее, заострившееся лицо его было почти неузнаваемо, он, подавшись вперед, оцепенело смотрел на мертвого Геббельса.

Вся эта сцена с черным трупом на подмостках, в клочьях нацистской формы, со странно уцелевшей на черной оголенной шее желтой петлей галстука с шевелящимися под ветром ржавыми от огня концами, казалась гротеском истории. Когда позднее в дневнике Геббельса я прочла с ликованием записанное: фюрер одобрил его идею ввести желтую звезду как специальную мету для евреев, я подумала: не символична ли была желтая петля на шее изобретателя той шестиконечной звезды?

Перед смертью Геббельс уничтожил собственных детей. Круг убийств замкнулся. Яд, огонь – испытанные в концлагерях средства…

«Труп мужчины низкого роста, ступня правой ноги в полусогнутом состоянии (колченогий)». Из личного архива Елены Ржевской

«Акт опознания германского рейхсминистра доктора Йозефа Геббельса, жены Геббельса и 6 детей»[50]50
  «Акт опознания трупов германского рейхсминистра пропаганды доктора Йозефа Геббельса, жены Геббельса и 6 их детей». На нем помимо подписей непосредственных участников событий, майоров Быстрова и Хазина, подполковника Клименко, расписались все высшие чины контрразведки и «опознавшие предъявленные трупы военнопленный немецкой армии вице-адмирал Фосс, повар рейхсканцелярии Ланге, техник гаража рейхсканцелярии Шнейдер».


[Закрыть] гласил:

2 мая 1945 года в центре города Берлина, в здании бомбоубежища германской рейхсканцелярии, в нескольких метрах от входных дверей, подполковником Клименко, майорами Быстровым и Хазиным в присутствии жителей города Берлина немцев Ланге Вильгельма, повара рейхсканцелярии, и Шнейдера Карла, техника гаража рейхсканцелярии, в 17.00 часов были обнаружены обгоревшие трупы мужчины и женщины, причем труп мужчины низкого роста, ступня правой ноги в полусогнутом состоянии (колченогий), с обгоревшим металлическим протезом, остатки обгоревшего мундира формы партии НСДАП, золотой партийный значок, обгоревший…[51]51
  В акте судебно-медицинской экспертизы уточняется: «На шее завязан желтый шелковый галстук с круглым металлическим значком со свастикой».


[Закрыть]

Пистолет «Вальтер», найденный возле них, использован не был.

Долгие годы войны мы шли по разоренным, сожженным землям Калининской области[52]52
  В 1931 году город Тверь был переименован в Калинин, а в 1935 года была выделена Калининская область, центром которой стала Тверь. Фронтовой путь Елены Ржевской начинался под Ржевом – районным центром тогдашней Калининской области.


[Закрыть], Смоленщины, Белоруссии, Польши.

Мы видели геббельсовскую пропаганду в действии: дикое опустошение земли, лагеря смерти, рвы с замученными людьми, «новую цивилизацию», когда человек человеку – палач.

Дорога войны привела нас в имперскую канцелярию.

Теперь, спустя много лет, меня иногда спрашивают: не страшно ли было смотреть на этих мертвецов? Было другое: чувство содрогания, – но страшно не было. И не потому лишь, что много страшного мы видели за четыре года войны, но скорее потому, что эти обгоревшие останки, казалось, не человечьи – сатанинские.

Но мертвые дети – это страшно. Шестеро детей – пять девочек и один мальчик, умерщвленные своими родителями.

Запах горького миндаля[53]53
  Эта главка состоит из допросов, проводившихся в первые майские дни в фюрербункере. В этих допросах я участвовала как переводчик и воспроизводила их по памяти как живую речь, во избежание ошибок памяти сверяясь с архивными документами.


[Закрыть]

– Чьи это дети? – спросил майор Быстров у вице-адмирала Фосса.

Он только что доставил его сюда, в подземелье. Фосс имел задание – добраться к гросс-адмиралу Деницу, чтобы передать ему завещанную Гитлером верховную власть и приказ продолжать войну во что бы то ни стало. О капитуляции не может быть и речи!

Вместе с остатками группы Монке[54]54
  Вильгельм Монке, офицер СС, руководитель группы обороны рейхсканцелярии, 2 мая организовал прорыв из рейхсканцелярии, в котором участвовали многие свидетели смерти Гитлера. Многие – в том числе Борман и доктор Штумпфеггер, помогавший отравить детей Гитлера, – при этой попытке бежать погибли.


[Закрыть], оборонявшей рейхсканцелярию, Фосс пытался прорваться из окружения в районе Фридрихштрассе, но был взят в плен.

Быстров вез по улицам капитулировавшего Берлина вице-адмирала Фосса, представителя военно-морских сил в ставке Гитлера. Навстречу брели понурые колонны пленных.

Фосс неотрывно смотрел в стекло машины. Страшные, дымящиеся развалины. Толпа берлинцев у походной кухни, где русский повар раздает горячий суп… Развороченные баррикады, через которые карабкалась машина и ползла дальше по узким тропкам, выбитым на заваленных обломками, щебнем, мусором улицах…

Когда позднее в дневнике Геббельса я прочла с ликованием записанное: фюрер одобрил его идею ввести желтую звезду как специальную мету для евреев, я подумала: не символична ли была желтая петля на шее изобретателя той шестиконечной звезды?

– Вы знали этих детей? – спросил майор Быстров.

Фосс кивнул утвердительно и, спросив разрешения, изнуренно опустился на стул.

– Я их видел еще вчера. Это Гайди[55]55
  Heidi. Все дети Геббельса носили имена, начинающиеся на букву H – в честь Гитлера.


[Закрыть]. – Он указал на самую младшую девочку.

Перед тем как войти в бункер, он опознал Геббельса и его жену.

Геббельс со свитой корреспондентов приезжал летом 1942 года на крейсер «Принц Ойген», которым командовал Фосс. Геббельсу он обязан своим выдвижением. И не так давно, всего лишь в феврале, когда ставка переехала в Берлин, Геббельс с женой и Фосс были приглашены к гросс-адмиралу Деницу на семейный ужин. Разговор был разнообразным, касался и организации обороны Берлина. «Мы говорили о необходимости строительства более мощных уличных укреплений и более широкого привлечения к обороне молодежи из числа фольксштурмовцев, но все эти вопросы были затронуты поверхностно и как бы мимоходом». И приятный вечер не нарушался вторжением тревожных мыслей.

Загнанные событиями в подземелье, они встретились здесь как старые знакомые. А вчера, перед тем как уйти отсюда с бригадой Монке, Фосс, прощаясь с Геббельсом, услышал от него: «Для нас теперь все проиграно». Жена Геббельса добавила: «Нас связывают дети, с ними теперь нам никуда не уйти».

Майор Быстров и Фосс вдвоем находились в этой сырой, страшной комнате подземелья, где под одеялами лежали дети.

Фосс был потрясен, опустошен, сидел сгорбившись. Молчали. Каждый думал о своем. В тот же день майор Быстров поведал мне о случившемся вслед за тем. Фосс, этот, казалось, сникший совсем человек, внезапно сорвался с места, бросился бежать. Быстров – за ним по коридору темного подземелья. Вот-вот тот скроется в закоулке, канет в неведомые тайники. Но настиг его и понял: то был порыв отчаяния, без цели, без надежды скрыться.

Детей обнаружил в одной из комнат подземелья старший лейтенант Леонид Ильин 3 мая.

Они лежали на двухъярусных кроватях, одетые в длинные ночные сорочки или пижамы из светлой ткани, в которых в последний раз легли в постели. На их лицах был румянец от действия цианистого калия, и дети казались живыми, спящими.

Впоследствии, прочитав эти строки, Л. Ильин написал мне письмо:

Вот я и есть тот самый старший лейтенант Ильин, большое спасибо, что не забыли вспомнить… Были я, мой солдат Шарабуров, Палкин и еще один солдат, фамилию его не знаю, по национальности еврей и был дан на всякий случай в качестве переводчика. В то время стреляли мы, стреляли в нас, но, к счастью, остались живы. «Walther» 6,35 мм, заряженный, с запасной обоймой мной был взят у Геббельса в кабинете в столе, там были еще два чемодана с документами, два костюма, часы. Часы Геббельса сейчас находятся у меня, мне их дали как не представляющие никакой ценности, и я их храню как память.

3 мая, уже немного освободившись, бродил по рейхсканцелярии и продовольственным складам. Ну что ж, теперь это уже забытая история… Ну вот и все, что я хотел написать.

…А в комнате, где лежали отравленные дети, абсолютно ничего не было, кроме постельной принадлежности. Я спросил через своего переводчика, почему отравили детей, они не виноваты[56]56
  Письмо из моего личного архива.


[Закрыть].

В госпитале имперской канцелярии среди медицинского персонала нашелся врач, причастный к умерщвлению этих детей, Гельмут Кунц. Он работал в санитарном управлении СС Берлина, а 23 апреля, когда санчасть была распущена, его направили в имперскую канцелярию.

Шестеро детей Геббельса, умерщвленные родителями. Из личного архива Елены Ржевской

Небритый человек с запавшими глазами, в эсэсовской форме, говорил прерывисто, вздыхал, сплетал и расплетал пальцы рук. Он был, пожалуй, единственный тут, в подземелье, кто не утратил впечатлительности, нервного отношения ко всему, чему был свидетелем. Он рассказал:

27 апреля перед ужином, в 8–9 часов вечера, я встретил жену Геббельса в коридоре у входа в бункер Гитлера, она мне сказала, что хочет обратиться ко мне по одному очень важному поводу. И тут же добавила: сейчас такое положение, что, очевидно, нам с ней придется умертвить ее детей. Я дал свое согласие.

1 мая он по телефону был вызван из госпиталя в фюрербункер.

Когда я пришел в бункер, то застал в рабочем кабинете самого Геббельса, его жену и государственного секретаря Министерства пропаганды Наумана, которые о чем-то беседовали.

Обождал у двери кабинета примерно минут 10. Когда Геббельс и Науман вышли, жена Геббельса пригласила меня зайти в кабинет и заявила, что решение уже принято (речь шла об умерщвлении детей), так как фюрер умер и примерно в 8–9 часов вечера части будут пытаться выйти из окружения, а поэтому мы должны умереть. Другого выхода для нас нет.

Во время беседы я предложил жене Геббельса отправить детей в госпиталь и передать их под опеку Красного Креста, на что она не согласилась и заявила: пусть лучше дети умирают.

Минут через 20 в момент нашей беседы вернулся в рабочий кабинет Геббельс и обратился ко мне со словами: «Доктор, я вам буду очень благодарен, если вы поможете моей жене умертвить детей».

Геббельсу, так же как и его жене, я предложил отправить детей в госпиталь и передать их под опеку Красного Креста, на что он ответил: «Это сделать невозможно, ведь все-таки они дети Геббельса».

После этого Геббельс ушел, и я остался с его женой, которая около часа занималась пасьянсом.

Примерно через час Геббельс снова вернулся вместе с зам. гауляйтера по Берлину Шахом, и, поскольку Шах, как я понял из их разговора, должен уходить на прорыв с частями немецкой армии, он простился с Геббельсом…

После ухода Шаха жена Геббельса заявила: «Наши сейчас уходят, русские могут в любую минуту прийти сюда и помешать нам, поэтому нужно торопиться с решением вопроса…» Геббельс возвратился к себе в рабочий кабинет, а я вместе с его женой пошел в их квартиру (в бункере), где в передней комнате жена Геббельса взяла из шкафа шприц, наполненный морфием, и вручила мне, после чего мы зашли в детскую спальню; в это время дети уже лежали в кроватях, но не спали.

Жена Геббельса объявила детям: «Дети, не пугайтесь, сейчас вам доктор сделает прививку, которую сейчас делают детям и солдатам». С этими словами она вышла из комнаты, а я остался один в комнате и приступил к впрыскиванию морфия… После чего я снова вышел в переднюю комнату и сказал фрау Геббельс, что нужно обождать минут десять, пока дети заснут, и одновременно я посмотрел на часы – было 20.40.

Поскольку Кунц сказал ей, что у него едва ли найдутся душевные силы, чтобы помочь дать уснувшим детям яд, Магда Геббельс попросила его найти и послать к ней Штумпфеггера, личного врача Гитлера.