Текст книги "Территория взрослости: горизонты саморазвития во взрослом возрасте"

Глава 2. Кризис взрослости: утраты и обретения середины жизни

Не стоит вспоминать то прошлое, которое не может стать настоящим.

С. Кьеркегор

Пожалуй, сегодня сложно найти такого взрослого человека, который не слышал бы о кризисе среднего возраста и о том, как его пережить. Иногда даже кажется, что люди обнаруживают у себя его симптомы не столько потому, что они реально наблюдаются, сколько потому, что читали об этом в книгах или слышали от «переживших и выживших».

Как и подростковый, этот кризис в бытовом восприятии предстает настолько разрушительным, что миновать его без психологических травм и потерь не представляется возможным. А раз так, люди склонны списывать на него свои семейные, профессиональные и личные неудачи, свою лень и бездействие, нежелание принимать на себя ответственность, неспособность справляться с самим собой.

Но действительно ли кризис «так страшен, как его малюют»? Попробуем разобраться. И для начала – послушаем наших собеседников.

Мне сорок пять. Понимаете? Уже. Сорок. Пять! Скажете – и что? А то, что жизнь перевалила через «уральский хребет». Никакая не «ягодка опять». Начался путь в старость, а я даже не чувствую, что жила, что прожила жизнь. Время утекло, как песок сквозь пальцы, а я только и успела, что устать, как загнанная лошадь.

Я ведь не сидела на месте, наоборот, все годы чего-то делала – много, быстро, как все: то училась, то жизнь устраивала сначала с одним мужем, потом с другим, потом – квартира, дети, деньги, болезни, и все время – работа, работа, работа… Постоянно исправляла ошибки молодости – то работу меняла, то с первым мужем не сложилось… Не жизнь, а черновик какой-то, а время упущено. Казалось – времени навалом, только организуй, а потом вдруг – раз! Недолго музыка играла… Смотрю назад и… нет там ничего умного. Нечем дорожить! Разве что детьми, да и те уже выросли – мы им не нужны.

И все было бы не так плохо, если бы я реально достигла чего-то, чем могла бы гордиться, но ведь – нет, я вполне рядовой товарищ, как говорится… Знаете, как в песне: «не стала звездой в Голливуде, не выйду на подиум в нижнем белье; у меня не берут автографы люди, и пою я чуть тише, чем Монсеррат Кабалье…», ну и дальше по тексту: «не выдвигалась на Оскар, французам не забивала… моим именем не назван город на карте…» Да нет, не скажу, что жизнь не удалась. Просто ничего в ней не было, не случилось, не вышло.

Сейчас я больше думаю о том, что, по сути, для себя и не жила – в юности мечтала о карьере, о большой семье, о путешествиях… И ничего этого как не было, так и нет. Да и не будет, наверное. Ничего я для себя не сделала, хотя могла. У меня ведь были способности, я всегда, еще с института, хорошо училась, быстро схватываю, начальство ценит. А по всему выходит, что ничем этим я и не воспользовалась… как будто программу какую выполняла: в детстве включили кнопочку, я завелась – и поехала… Чтобы как все. А сейчас – стоп-машина, что-то внутри остановилось, завод, что ли, кончился? Время еще есть, а завода и смысла – нет…

Вероника Л., 45 лет

Последнее время я как-то пессимистично стал смотреть на жизнь, стал больше сравнивать себя с другими. И как-то все выходит не в мою пользу, даже похвалиться нечем. Мои однокурсники лучше устроились по жизни – у кого свой бизнес, кто в девяностые раскрутился, кто за границу умотал, у кого дети поудачливее оказались, не такие правильные… Они даже выглядят лучше, некоторые по-прежнему – как пацаны, на «бэхах» и «мерсах», любовниц меняют, в Таиланд летают на праздники.

А я – местами лысый, местами седой, живот мешает, перед телевизором засыпаю. Девушки на меня уже не засматриваются. На «ты» почти никто не зовет. И «Тойота» моя битая-латаная, и хрущевка ремонта требует… И это – все, что накопил за жизнь. Да и во всем остальном хвастаться нечем – работа, как у всех, дом, сыновья, жена, с которой как поженились студентами, так и живем, мать болеет – ухода требует, семье брата покойного помогаю выживать – в их провинции жизнь и вовсе никакая, а племяшей тоже нужно на ноги поднимать… Хорошо хоть сыновья и племянники у меня не нарики-алкоголики…

Тружусь, в общем, верчусь, как умею… А радости, удовлетворения ни от чего нет. Куда она ушла? Я ведь по жизни сам – оптимист, всегда был заводной, душа компании, отец-молодец: мы с женой и сыновьями на байдарках по сибирским рекам сплавлялись, в Горный Алтай ездили… Была ведь жизнь, была… А сейчас? Каждый день похож на все остальные, никакой новизны, да и сил не хватает. Приду с работы – тянет на диван. Хорошо хоть работу свою люблю-уважаю, а то и вовсе дело швах… Может, я как-то не так жил? Хочется что-то изменить, вот только не знаю что. И возможно ли поменять? Или уже конец? Поезд прибыл.

Сергей С., 42 года

Господи, как времени-то жалко! До какого-то момента я и думать не думала ни о возрасте, ни о времени! Жила, училась, работала, всех, как говорится, «строила», все время чем-то заморачивалась, что-то организовывала, доставала, делала. Без дела не сидела. И ведь на все хватало сил и энергии. И дни были наполнены под завязку, и много всего делалось, хотелось и моглось – казалось, так правильно живу, так замечательно все складывается.

Было ведь время, когда все приносило радость. Вот, вспоминаю, какое счастье было, когда я диплом получила, когда с Игорем по-знакомились, когда Артемка родился, когда квартиру купили, когда на десятилетие супружества в Париж съездили… – прямо крылья за спиной росли. Подружкам на зависть, родителям – на гордость, себе – на радость.

А сейчас все это выглядит как-то мелко и глупо. Что имеем в итоге? Да ничего особенного. Кажется, что профукала жизнь, сама себя обманула, такой «шлимазл» самой себе устроила. Я ведь – из таких, кто, как говорится, «ко всему может приделать ноги», любую задачу могла решить, со всем справиться. А пока я задачки эти решала, думая, что делаю что-то важное, жизнь-то и прошла себе стороной. Вся ушла на какие-то пустяки, растряслась, рассыпалась. И ничего-то важного в ней так и не случилось, чего-то главного – не произошло. Иногда лежу ночью и думаю, что все можно еще изменить, направить в другую сторону, сделать такое, для чего судьба предназначила. Но кто знает, что главное-то в жизни? Как следовать предназначению?

Алла Т., 36 лет

Я всегда был целеустремленным человеком, человеком слова и дела. Это из семьи идет, родители так воспитали, чтобы никогда не останавливаться на полпути и сделать что положено. Они мне, можно сказать, жизненный путь и вычертили – к благополучию, к процветанию. По молодости он мне очень нравился, я хотел «взять все рубежи», и все удавалось, все шло по прямой. Ну и вы же видите результат. Думаю, что многие могли бы мне позавидовать – моей карьере, успехам.

Но последнее время я все чаще задумываюсь: а действительно ли все это было нужно? И как мало в моей жизни такого, чем можно гордиться. Карьера? Так у многих она не хуже! Семья? А так уж ли я, лично я, ей нужен, а не мои связи и деньги? Любовь? Что-то и здесь я стал сомневаться, действительно ли кто-то любил меня по-настоящему, искренне – таким, какой я есть. Прошлая жизнь кажется какой-то стереотипной, скучной, штампованной и… бессмысленной. Ради чего все это? Можно было все сделать по-другому и быть более счастливым. Получается, всего достиг, а чего-то все равно не хватает, что-то важное упущено. И все достигнутое не так уж и нужно. Хочется свежести, яркости. А краски полиняли. Или их и не было, а я в своем карьерном раже этого и не замечал. Я все вроде бы в родительском плане выполнил, все получилось, а, оглядываясь на прошлое, вижу… может, оно мне и не было нужно? Может, жить надо было по-другому? А сейчас уже менять что-то поздно.

Вячеслав И., 43 года

Легко заметить, что во всех рассказах находят свое отражение разные признаки кризиса среднего возраста:

– беспокойство в отношении личного будущего, ухудшающегося здоровья;

– обесценивание внутрисемейных и родственных отношений, пройденного карьерного пути, текущей профессиональной деятельности;

– девальвация ранее значимых близких отношений, жизненных целей и ценностей;

– появление тенденции к духовным исканиям, поиску иных смыслов жизни;

– страх перед уходом престарелых родителей, усиливающий тревожность, и др.

Причинами кризиса могут быть возрастные изменения гормонального баланса, смена социальных ролей, трансформация жизненных целей, переоценка степени самореализации и успешности в жизни и даже уровень развитости рефлексии. Поэтому под термином «кризис среднего возраста» сегодня понимаются очень разные явления: возрастные, индивидуальные, жизненные, ситуативные кризисы, переходные периоды, сензитивные этапы развития, критические ситуации (явления), критические состояния, стрессы, конфликты, экстремальные обстоятельства и т. д.

«Земную жизнь пройдя до половины, я заблудился…»: когда может наступить кризис среднего возраста?

Кризис среднего возраста негласно считается нормативным, но вот привязывать его к определенному возрасту вряд ли стоит. Большой разброс индивидуальных вариантов развития, выстраивающихся на протяжении почти трех четвертей жизни, которые занимает взрослость, делает почти уникальным как сроки наступления кризиса, так и его продолжительность. Считается, что на преодоление любого кризиса уходит от 2–3 месяцев до 2 лет, хотя некоторые люди не справляются с ними и в течение 3–5 и даже 7 лет.

Причем кто-то может и не вспомнить о том, что «было и прошло» в потоке жизни, а кто-то страдает в течение нескольких лет, не имея возможности однозначно понять и оценить происходящее и периодически впадая в тягостные переживания с не менее тягостными последствиями (алкоголизм, экзистенциальные вакуумы, суицидальные попытки и т. д.). Для кого-то кризис проходит, не оставляя болезненных следов, а у кого-то симптоматика кризиса среднего возраста незаметно перерастает в симптоматику кризиса пожилого, надолго делая его неудовлетворенным жизнью мизантропом.

Традиционно наиболее опасной признается дистанция от 30 до 45 лет (те самые «сороковые-роковые»). Ранний кризис, как правило, свидетельствует о неизжитых проблемах юности и молодости, о ригидном следовании родительским сценариям, часто – об общей личностной инфантильности, запоздалых поисках идентичности и предназначения, неизжитом в подростковом возрасте бунтарстве против общепринятых норм и ограничений. Поздний кризис обычно носит более экзистенциальный характер: переоценка собственных достижений, ревизия жизненных планов и стратегий, анализ целей и возможностей. Однако поскольку часто он протекает на фоне психофизиологических изменений, ухудшения здоровья, угасания потенции, гормональных сдвигов и пр., все эти проблемы вытесняют смысловые и ценностные аспекты существования, которые в результате перестают быть отчетливым предметом рефлексии.

И в том и в другом случае кризис может быть преодолен двояко. Он либо становится стимулом к дальнейшему развитию и способом прорыва к новым формам самореализации (люди готовы менять профессию, место жительства, образ жизни, индивидуальный стиль и пр.), либо приводит к спокойно-созерцательному принятию того, что происходит, смирению и насыщению смыслом того, что уже есть, что достигнуто.

Причины кризиса середины жизни

Понятие «кризис» в психологии обычно рассматривают в двух аспектах:

– как тяжелое состояние, сопровождающееся утратой иллюзий, отсутствием внутренних ресурсов для преодоления возможных проблем и иной негативной симптоматикой, роднящей его со стрессовыми ситуациями или даже переживанием посттравматического синдрома,

– как «переход» на новую возрастную ступень с акцентом на смену социального статуса (например, от «молодого специалиста» к «профессионалу», «опытному сотруднику», от «пробивающего себе дорогу юнца» к «уважаемому гражданину», от «молодожена» к «почтенному семьянину», «отцу», «кормильцу» и т. д.) и смену ритма жизни, ориентированного с этого момента не столько на достижение, сколько на «окончание жизненных странствий», упрочение достигнутого положения, интеграцию его результатов.

Специальных исследований, которые касались бы не простого перечисления симптомов кризиса взрослости, а объяснения его причин и механизмов, не так уж много. Наиболее цитируемые работы (Д. Левинсон, Э. Эриксон, Дж. Виткин, В. Вайллент, Б. Ливехуд, М. Пек, М. Стайн, Э. Жак, Г. Шихи, П. Муссен, Г. Томе, Н. Коуэн, П. Блос, Р. Хавигурст и др.) увязывают его с процессами упорядочивания и переоценки накопленного жизненного опыта, осуществляемыми при достижении в 30–45 лет точки «акме» (апогея, полного расцвета жизненных сил и способностей), но зачем оказывается нужна эта экзистенциальная ревизия, все еще остается не до конца проясненным.

Обзор библиографических источников (Баканова, 2001; Брюдаль, 1998; Василенко, Манукян, 2006; Йоманс, 1997; Козлов, 2003; Малкина-Пых, 2005; Манукян, 2003; Пергаменщик, 2004; Поливанова, 2000; Солдатова, 2007; Худоян, 2010; Юрьева, 1998 и др.) показывает, что осмысление природы и причин кризиса среднего возраста, как и кризисов вообще, может быть осуществлено в нескольких направлениях.

Одно из наиболее известных – отношение к любому кризису как к закономерному возрастному явлению, обусловленному внутренней логикой развития и связанному с тем, что изменившийся субъект стремится преодолеть «старую» социальную ситуацию развития с помощью возросших и/или новых психических ресурсов (новообразований) и достичь новой целостности между собой и социальной средой. Пока этого не происходит, человек переживает себя находящимся в некоем «маргинальном состоянии». Этим пониманием кризисов психология во многом обязана культурно-исторической теории Л.С. Выготского, в которой развитие предстает как диалектический процесс, естественно включающий в себя необходимость скачков, переломов, революционных сдвигов.

Содержательно близок этой теории подход, описывающий кризис как нормативное социально-психологическое явление, обусловленное перестройкой мотивационно-потребностной сферы личности, принадлежащей к определенной социально-возрастной группе; вхождением в новую событийную общность, профессиональной «состоялостью» личности, реорганизацией отношений с окружающими людьми, с самим собой и миром.

В рамках современной психологии жизненных кризисов их возникновение связывается с неспособностью личности к решению жизненных задач, закономерно встающих перед ней на каждом возрастном этапе. Справляясь с ними, человек совершает качественный переход, постепенно приближаясь к социально признанной, одобренной, «канонизированной» зрелости, к становлению индивидуальной и групповой идентичности. Кризисы, в том числе и кризис среднего возраста, чаще всего возникают у людей, не справляющихся с решением социально-возрастных задач, не вполне состоявшихся, не очень успешных в карьере, не реализовавшихся и т. д.

Кризисы также понимаются как состояния, связанные с попытками индивидуального преодоления проблемной ситуации, с которой человек не сталкивался в прошлом опыте. Они возникают, как указывает Дж. Якобсон, если жизненные события создают потенциальную угрозу удовлетворению значимых потребностей и создают проблему, от которой личность не может уйти и которую не может разрешить в обозримое время привычными способами.

Кризис может рассматриваться и как ситуативное явление – как частный случай попадания личности в непредвиденные неожиданные обстоятельства. В этом понимании природа кризиса сродни природе стресса, кризис отождествляется с преодолением экстремальных обстоятельств, использованием, как пишет Л.Ф. Брюдаль, «полного опасности шанса», что формирует отношение к нему как к нарушению здоровья человека на физическом или психическом уровне.

Анализируя кризис взрослости, легко увидеть, что тезисы каждого из направлений не в полной мере объясняют его природу. Так, он не есть прямое следствие изменившейся социальной ситуации развития человека, требующей построения новой модели поведения, хотя новый уровень рефлексии и самосознания открывает перед личностью новые перспективы саморазвития. В это время, как правило, основные социальные задачи (профессиональные, семейные, личностные) уже решены или находятся в процессе решения для большинства взрослых людей, что не должно делать кризис столь уж распространенным явлением. Наконец, он не всегда возникает на фоне сложных жизненных обстоятельств, и даже наоборот – его переживают люди, чья жизнь вполне стабильна и удовлетворительна.

Сказанное означает, что анализ кризиса середины жизни, как и взрослости в целом, требует принципиально иной методологии. В качестве таковой эффективно выступает экзистенциальная психология, помещающая кризис в целостный контекст жизни человека.

Экзистенциальные аспекты кризиса середины жизни

В психологии характеристики кризиса среднего возраста рассматриваются следующим образом:

1) кризис среднего возраста есть время осознания человеком своей смертной природы, когда временнáя перспектива переворачивается, как песочные часы, и заставляет его смотреть на собственную жизнь ретроспективным взглядом, с позиции уже начатого движения «к закату жизни»;

2) этот кризис есть уникальная для жизненного пути фаза переоценки и переосмысления достигнутых результатов (в профессии, в карьере, в личной и семейной жизни и пр.) с позиций необходимости «правильно потратить оставшееся время жизни»;

3) наступление кризиса мотивируется поиском новых смыслов существования, связанных с осознанием вариативности, вероятностно-возможностного характера собственной жизни;

4) вступление в кризис связано с субъективным эмоционально-когнитивным переживанием внутреннего застоя, обусловленного решением личностью основных социальных задач взрослости, достижением ею основных целей (обретение профессии, создание семьи, завоевание желаемого социального статуса и пр.) и тяготением к экзистенциальной новизне, к новым целям, которые пока еще могут быть личности даже и не видны;

5) вступлению в кризис способствует становление зрелой рефлексии, дающей возможность посмотреть на собственную жизнь как бы «извне» и требующей создания новой структуры целей и ценностей;

6) одной из возможных причин кризиса среднего возраста может стать неудовлетворенность реализуемым (хотя бы и успешно) способом жизни, поскольку его выбор и осуществление связывается повзрослевшей личностью с некоторой степенью социального давления, пережитого в процессах социализации, от которого она, продемонстрировав социуму определенные жизненные достижения и доказав тем самым свою зрелость и «состоялость», освобождается и начинает переживать себя свободной и автономной.

Можно предположить, что кризис среднего возраста выступает как закономерно возникающая фаза жизни, обусловленная необходимым и обязательным вхождением развивающегося человека в зазор между первичной и вторичной социализацией.

В предшествующие периоды человек в каком-то смысле принудительно испытывал воздействие первичной социализации, пользуясь универсальными для его сообщества образцами поведения, рассуждения, чувствования, задаваемыми извне и транслируемыми через институты социализации (образовательные учреждения, средства массовой информации, религиозные и идеологические сообщества, литературу, театр и пр.). В какой-то момент прямое действие первичной социализации субъективно содержательно исчерпывается, а вторичная социализация должна быть инициирована, «запущена» самой личностью, а не внешними социальными агентами и/или обстоятельствами, как это было до сих пор. Чтобы преодолеть «зазор», личность должна перейти к самоорганизации, известному «самопринуждению», культивированию «опыта самого себя» (Элиас, 2001, с. 39–40) и поисков своих собственных, определенных именно для себя путей развития. Сложность и продолжительность кризиса среднего возраста будут зависеть от того, как скоро человек сможет найти новый «способ жить», новый путь развития.

Первичная социализация предназначена для базовой идентификации взрослеющего человека как с этнокультурными (ценности, смыслы и пр.), так и с социально-нормативными характеристиками (роли, нормы, правила и т. д.) опыта, накопленного обществом, в котором он родился. Целью вторичной социализации может являться будущая самобытная индивидуация и обогащение общесоциального опыта результатами жизнедеятельности и жизнепостижения конкретного человека. В отличие от первичной социализации вторичная не предполагает ни сильной, ни неизбежной идентификации с имеющимися образцами, она носит возможностно-вероятностный и даже в каком-то смысле креативный (жизнетворческий) характер, в ней заключена свобода личности.

Как только процессы базисной идентификации в основном завершены (а это идентификация со своей культурой, социумом, группами, профессией, статусом и пр.), взрослая личность начинает постепенно «перерастать» самое себя, получает возможность в процессах экзистенциальной рефлексии слышать рождающийся изнутри «зов личностного роста» и пытается откликнуться на него (см. об этом: Ассаджиоли, 1997; Харониан, 1997).

Происшествия уже состоявшейся жизни (встречи с людьми, переживание определенных обстоятельств, межличностные коллизии, утраты, интуитивные прозрения и пр.) открывают в каждом человеке те миры, о которых он мог и не подозревать до столкновения с ними, «при этом возможность предстает не просто как еще нереализованный потенциал, а скорее как невозможность полной реализации, как путь» (Тульчинский, 2001, с. 15). И если до сих пор в качестве экзистенциального ориентира для человека выступал императив выстраивания социокультурного сходства с окружением, то теперь он объективно ставится перед необходимостью вычленить себя из общего, осознать свою подлинность, выстроить свою самобытность.

Иными словами, на определенном этапе жизни человеку объективно вменяется разотождествление с самим собой («Я-наличным»), переориентировка на поиск/построение в себе нового, уникального («Я-иного»), после чего и может возникнуть новая, необходимая самой личности целостность (реинтеграция).

Это разотождествление, как предпосылка перехода к процессам вторичной социализации и индивидуации, позволяет взрослому человеку осознать, что в его личности действительно «свое» (подлинное, настоящее, обретенное им самим путем приложения жизненных усилий), а что – «не свое», но воспринятое в качестве «своего» в процессе настойчивой первичной социализации и теперь нуждающееся в пересмотре и переоценке.

Осознание в себе «не своего» вовсе не пагубно и не травматично для взрослой личности, как раз наоборот – это осознание демонстрирует, что первично-социальное «не свое», влияние «Другого» на развитие самосознания уже выполнило свою определяющую функцию и требует от личности перехода к саморазвитию, самотворению.

Становление любой личности осуществляется в непрерывном взаимодействии с внешней по отношению к ней средой, главным элементом которой являются другие люди. «Относясь к “Другому”, личность оценивает себя и удостоверяется в своей самостности» (Шерозия, 1979, с. 82). Удостоверившись в том, что «Я есть», взрослый с необходимостью переходит к возможности понять, «что именно есть Я», и это – закономерный путь к зрелости. И чем взрослее становится человек, тем сильнее в нем нарастает жажда отыскания «своего», «подлинного», персонального, единичного, уникального «Я» и построения «Для-себя-бытия».

Можно предположить, что в кризисе среднего возраста рождается такое персональное «Я», которое переживается как самобытная целостность и самотождественность.

Стоит добавить, что у взрослой личности практически нет никакой возможности отказаться от этого «разотождествляющего вызова». Если человек по-прежнему будет пытаться продолжать свое существование в рамках достигнутых целей, усвоенных смыслов и ценностей, неминуем застой, неудовлетворенность, инфантильная незрелость, зависть, одиночество, скатывание к непродуктивным, лишенным потенциала самоактуализации формам существования и любые другие «симптомы» кризиса. Следовательно, как говорит Б.Д. Эльконин, у него остается единственный путь – к самоинициации перехода от «Я-наличного» к «Я-иному», к запуску нового режима существования, к генерации новых смыслов.

Самоинициация и самопреодоление могут рождаться на разном эмоциональном фоне. Как мы говорили в первой главе, человек в силу конкретных обстоятельств своей жизни может остро переживать:

– неудовлетворенность («жизнь проходит зря…»),

– зависть («у других бизнес, капитал, собственность, должность, власть… а у меня…»),

– переоценку достигнутых жизненных результатов («не так надо было делать…»),

– недовольство собой («не на то поставил», «как много сделано ошибок»),

– чувство собственной неполноценности («другие распорядились жизнью лучше»),

– страх перед быстротекущим временем («а если начать все заново, успею ли…»),

– одиночество («никому я не нужен, мной только пользуются…»),

– жалость к себе («жизнь могла бы сложиться лучше…», «столько усилий… и ради чего?») и пр.

Это способно усилить кризисные симптомы и даже сделать их индивидуально непреодолимыми, что часто приводит личность к депрессии и даже к мыслям о суициде.

Но по большей части кризис взрослости преодолевается конструктивно. Итогом временного внутрикризисного разотождествления с достигнутым «Я-наличным» становятся осмысление итогов свершенной жизни и проектирование «Я-иного», качественно новое осознание «необходимости себя». Сердцевиной этого процесса становится самодетерминация вкупе с доверием к самому себе, отыскание оснований дальнейшего развития, осознание своей свободы. Из кризиса человек выходит более индивидуальным, самобытным («именно этим, а не каким-то другим»).

Завершая анализ, выскажем предположение, что чем больше достигнуто в социальном, профессиональном и личностном планах, тем больше вероятность вхождения в кризис середины жизни. Именно уровень желанных жизненных достижений свидетельствует о том, что ресурс первичной социализации (ее стратегии, прецеденты, образцы и пр.) личностью исчерпан и необходимо создавать новые основания себя – теперь уже самостоятельно, опираясь на нажитый опыт. Поэтому первичными в этом кризисе являются не неудовлетворенность и негативные переживания, а тот самый «зов личностного роста», выражающийся в жажде перемен, новизны, стремлении «попробовать сделать что-то еще (иное) в жизни», «начать с чистого листа», «начертить новый эскиз будущего» и пр. Это происходит в условиях, когда взрослый человек в принципе еще вполне полон сил, энергии, имеет достаточный временной ресурс (несколько десятилетий) для реализации новых жизненных проектов.