Текст книги "Летопись дел времён Иоанна Грозного"

Глава восьмая

– Скажи честно, Тодеуш! Ты, действительно, рассчитывал догнать стрельцов и утереть московитянам нос? – спросил с иронией Генрих Кенингтон.

Поляк нахмурился и своим видом продемонстрировал раздражение от услышанного. Лучшим ответом он посчитал упорное молчание.

– Не расстраивайся, Тодеуш. Главное – добытые тобою сведения. Ты же мечтал держать первенство во всем! На сей раз тебе это удалось. Если бы… если бы…

– Что если бы? Уже не знаешь к чему придраться.

– Два дня пути в Косушку, два дня в обратную сторону. Это только дорога. Два дня на сбор сведений и допрос Звонарева. Почитай, седмица.

– Шесть дней! – огрызнулся Микульский.

– Седьмой день ты праздновал победу. Обратиться к тебе в тот день, не приведи Господи. Можно было такое услышать в свой адрес…

– Как бы ты поступил, коли Короб приехал к тебе?

– Послал курьера за Звонаревым и здесь допросил бы его по полной.

– Я сделал то же самое только в Косушке, а не в Кракове.

– Грядущий триумф затмил твой разум. Ты не прояснил главного. Сколько этому таинственному Еремею годов? Хотя бы примерно. Как он выглядит? Косой, прямой или кривой. Откуда прибыл: Москва, Новгород, Казань, Свияжск, Углич? Это так около дела! Что именно Звонарев сообщил Еремею про тебя и про меня?

– Звонарев сказал, что русский не интересовался поляками, а уж про тебя и Звонарев ничего не знает.

– Ты в это поверил? Тебя он точно сдал со всеми потрохами. Насчет меня сомневаюсь. Известно, что у Звонарева забор вокруг дома высотой в два человеческих роста. Как Еремей проник в усадьбу? Он ведь сразу постучал в дверь. Лестницу с собой принес? Представляю, как ночью пятнадцать стрельцов по лестнице перемахивают через глухой забор. Сказка для дураков. Их было всего трое. И без посторонней помощи в усадьбу они не проникли бы. Скорее всего им помог привратник. Вы, поляки, очень хорошо реагируете на денежные посулы. Так что, дорогой Тодеуш, шли конвойных в Косушку и пусть везут сюда Звонарева и его слуг.

Пан Микульский вернулся домой злой и потерянный. Позу уверенного в себе вельможи сменил образ потрепанного барина, продувшегося в карты. Обстановка дома несколько успокоила взбудораженные нервы. Но Тодеушу явно не хватало воздуха. Ему всегда помогало демонстрация власти над другими людьми. Он вспомнил, что среди арестантов его тюрьмы содержится книгочей, пан Пикельник. Вообще в особой тюрьме короля, расположенной в усадьбе Микульского, находилось восемь арестантов, но Пикельник занимал в этом ряду особое место. Два года назад о нем говорил весь Краков, от богатея до последнего нищего. Его думство супротив уклада жизни содержало идею «светлого государства». В нем не существовало ни богатых, ни бедных и управлял ими добрый и справедливый король из народа. Похоже на сказку, но в нее верили очень многие. В конце концов настоящий король приказал изъять из общества Пикельника. Круги по воде, которые исходили от ученого, могли охватить весь водоем. Куда делся проповедник светлой жизни, народ не узнал, но король надеялся переманить его на свою сторону. С его помощью создать учение, из которого следовало превосходство поляков над другими славянами. Пикельник оказался крепким орешком, за отказ его ждал незавидный финал – казнь, сжигание останков и развеивание пепла по ветру.

Англичанин про особую тюрьму ничего не знал, но возникший конфликт оказался последней каплей в накопившейся обиде Тодеуша. Родилась идея свести вместе ученого и Кенингтона, чтобы утереть нос заморскому зазнайке. По плану Микульского он попросит Кенингтона переубедить ученого в его заблуждениях, а Пикельника – дать англичанину достойный отпор. Другими словами поляк хотел столкнуть лбами этих двух умников и получить долгожданное удовлетворение.

Маркус Пикельник вошел в избу в состоянии легкого возбуждения.

– Очень кстати ты захотел меня увидеть, – начал ученый вместо приветствия, – вели немедленно дать мне перо, чернила и бумагу. Я закончил разработку новой теории. Мы с тобой как приверженцы латинской веры должны легко понять друг друга. Нужно повсеместно строить храмы всех вероисповеданий.

В другой раз Микульский приказал бы выпороть ученого, но теперь придурок был ему нужен. Пришлось набраться терпения и послушать его бредни.

– Поделитесь на словах открытием, Маркус! Клянусь, если в изобретении содержится толк, я обеспечу тебя всем необходимым.

– Тогда слушайте! Мы посвящаем в веру всех людей во младенческом возрасте. Тогда, когда человек еще не соображает кто он на этой земле и зачем явился. Нужно разрешить после пятнадцати годов жизни подтверждать принадлежность к вере, либо разрешить принимать другую. Вспомним события пятивековой давности. Киевский князь Владимир прежде чем отречься от язычества, познакомился со всеми религиями мира. Выбор он остановил на греческой вере. Ныне соприкосновение греческой и латинской веры проходит непонятно в каком месте, вызывает массу конфликтов и даже человеческие жертвы.

– Какое соприкосновение? Ты уже совсем заизобретался? Существует только одна вера, наша вера. Мы никогда никому ничего не навязываем.

– В 1472 году Софья Палеолог ехала в Москву для вступления в брак с Московским князем. Кто ее сопровождал? Кардинал Антоний – посол Папы. Хотя Софья от греческой веры не отрекалась. Ее будущий муж Иван III тоже никаких обещаний не давал. Кардинал три месяца жил в Москве и замучил князя своими приставаниями поменять греческую веру на латинскую. В конце концов решили устроить словесный турнир, на который Антонио легко согласился. Русские выставили книжника Никиту Поповича, и он легко переспорил кардинала. Тот не знал, что отвечать и сослался на отсутствие нужных книг.

Еще пример. В 1495 году состоялось бракосочетание литовского князя Александра и дочери Ивана III Елены. Отпуская дочь в дальние края, московский князь взял с зятя слово не понуждать жену к католичеству. Но уже в этом году Иван III написал дочери письмо. Цитирую дословно: «Дошел до нас слух, что муж твой нудит тебя и иных людей отступать от закона греческого. Ты в этом мужа не слушай. До крови и до смерти в этом деле пострадай. К Римскому закону не приступай, чтобы от Бога душою не погибнуть. А от нас и всего православного христианства не быть в проклятии». Тебе нужны еще примеры? – Пикельник смотрел на Тодеуша глазами победителя.

Микульский чуть не сорвался. На языке уже вертелась тирада ругательств на ученого и его новую теорию. Но Маркус Пикельник был нужен в придуманной игре. Чтобы задобрить арестанта, пришлось пообещать бумагу, чернила и перья.

– Только ты мне тоже окажи услугу. С некоторого времени ко мне приставлен англичанин. Этот заморский зазнайка повадился учить меня жизни. А главное выказывает злобу на всех славян и прежде всего на поляков. Обзывает нас несовершенными, недоразвитыми и дураками. Хочу чтобы ты вступил с ним в спор и доказал ему, что поляки умнее и образованнее английских вонючек.

– Насчет поляков думаю он немного прав. Но я люблю свой народ и свою землю. Веди своего соглядатая, поспорим с ним.

Сэр Кенингтон приехал к Микульскому через день. Он намеревался выяснить время приезда в Краков конвоя со Звонаревым и его привратником. Англичанин придумал комбинацию, которая могла доказать вину дворового слуги или оправдать его. Но излагать план проверки Кенингтон не торопился. Микульский встретил его особо приветливо. Сладковатая улыбка не сходила с лица. И слова довольства лились потоком. Генри хорошо знал метод своего приятеля усыплять бдительность. Потом поляк мог огорошить новостью или предложением, поставив человека в затруднительное положение. Англичанин надел маску добродушия и расцвел в ответных комплиментах.

– Знаешь, Генри, я тут немного поразмышлял и решил открыть тебе великую тайну. Касается она еще одного направления моей службы его Величеству.

– Ну вот, началось, – подумал Кенингтон, при этом совершенно не ожидал, что наконец-то откроется тайна тех душераздирающих криков, коих он слышал в первую ночь пребывания в Кракове и перстня с аббревиатурой «БЗ».

– На моей территории находится изолятор для лиц, которые своим пребыванием на свободе представляют угрозу для короля.

– Другими словами тюрьма особого назначения, – уточнил англичанин.

Поляк насторожился, уж о тюрьме англичанин в обход Тодеуша никак не мог разнюхать. Виду не подал и спокойно ответил:

– Да, именно так!

– Мне не интересно сколько душ ты загубил, интересно сколько неугодных на сегодняшний день томятся в твоих застенках.

– Восемь, – сказал с гордостью Тодеуш, поскольку цифра для королевства польского и княжества литовского была совсем незначительной. Зато следующий вопрос поверг Тодеуша в шок.

– Давно ты расправился с «БЗ»?

– С каким «БЗ»? – глаза поляка почти вылезли из орбит, и он начал часто-часто моргать.

– «БЗ» провел несколько ночей в той каморке, в которую ты меня сперва поселил.

– Там что, дух его витал? Откуда ты узнал о нем?

– Неважно откуда, но прошу тебя назвать его полное имя и фамилию.

– Не назову, пока ты не ответишь на мой вопрос! Откуда ты узнал о нем?

Англичанин сделал вид, что задумался, потом, будто на что-то решившись, заявил:

– Один из твоих бывших глухонемых слуг только притворялся неполноценным. Он слышал и говорил, как все нормальные люди.

– Кто он? – Тодеуш уже кипел как вода в котле.

– Ты хотел выяснить откуда я узнал о «БЗ»? Я ответил на твой вопрос. Но ты хочешь знать еще больше, опять славянская сущность – взять все и ничего не дать взамен? Говори полные данные на «БЗ».

– Назову, при условии, что ты укажешь на моего слугу предателя!

– Согласен, только ты еще поведаешь, в чем провинился тот самый «БЗ», – для убедительности Кенингтон добавил, – которого ты жестоко пытал и обрек на нечеловеческие муки.

Видимо, англичанин попал в точку. Микульский, будто вспомнив события той страшной ночи, глядя куда-то в сторону, начал говорить:

– Бронислав Зайчевский из Пскова ехал к своему брату Ефиму в Гданьск. Они торговали медом. Бронислав скупал в своих краях мед и воск, привозил Ефиму, тот продавал заморским купцам. В тот раз он вместо меда вез пищали десять штук. Совсем необычные, с короткими стволами и без прикладов, одни рукояти. Еще ящик круглых свинцовых шариков. Это были пули. Человек, который нам сообщил об этом был убит на другой день. Ефим сбежал. Бронислав до последнего дня убеждал, что оружие предназначалось для итальянских купцов. Но тогда мы так и не дождались их корабля.

– А Бронислав?

– Умер. Тело сожгли, прах пустили по ветру. Ефима ищем до сих пор. Кто убил доносчика, не выяснили. Теперь говори, какой из моих слуг оказался предателем?

– Тот, который провожал меня в каморку в первую ночь нахождения в Кракове. Только я давно его не видел среди твоих помощников.

– Он исчез. Причем вечером подавал мне еду, а утром пропал. Все думали, он у своей бабы, его там не нашли. До сих пор о нем никакого помину нет.

– Сбежал к русским, – сказал Кенингтон тоном пророка.

Микульский оставил догадку без ответа, понурив голову смотрел куда-то в сторону.

– С твоей тюрьмой разобрались, но ты хотел что-то еще сказать, коль начал разговор с открытия своей тайны.

Предательство слуги, его умение изображать глухонемого, осведомленность англичанина спутали планы, потребовалось время, чтобы Тодеуш смог взять себя в руки.

– Видишь ли, Генри, среди моих подопечных имеется ученый, автор всяких дурацких идей.

– Добрый король, все богатые равны, живут и радуются жизни?!

– В основном похоже, только нашему королю захотелось обратить ум этого ученого в нашу пользу. Почти год я бьюсь с ним, но сдвинуть с места не могу. Пришла мысль просить тебя о помощи. Вдруг найдешь нужные слова и переупрямишь этого заумного человека.

– У нас таких мыслителей еще в то время, когда я жил в Лондоне, появилось так много, что на них перестали обращать внимание. Подавляющее большинство супротивников – люди свихнувшиеся от образованности, либо мечтающие любыми способами оказаться в центре внимания, во главе толпы. Не удивлюсь, если твой подопечный разновидность чего-то подобного.

– Я же не могу королю ответить такими словами. Но после твоей беседы с ним я смогу с чистой совестью прекратить все свои потуги и доложить королю.

– Веди этого злодея. Посмотрим на светилу польской мысли.

Маркус Пикельник вошел в избу с загадочной улыбкой и со свитком в руках. Поздоровался, представился как теоретик здоровых идей, невольник мысли. Кенингтон ограничился званием близкого друга Тодеуша Микульского. Ученый передал англичанину свиток, объяснил, что в документе изложены основные тезисы на злобу дня. Три листа исписанные мелким почерком недолго занимали внимание Кенингтона. Отложив мысли Пикельника в сторону, англичанин задал совершенно отвлеченный вопрос. Семейное положение Маркуса интересовало его меньше всего, но как правило подобные вопросы сбивали оппонента с толку и указывали на степень эмоциональности.

– Да, да я одинок и никогда не женился. Свое личное счастье положил на алтарь служения народу, – прозвучало в ответ.

– Жаль, что вы не встретили в жизни того, кому могли бы доверить свое будущее. Может быть причина в здоровье, которое не позволяло приближаться вам к женщинам?

Уловка не сработала. Пикельник спокойно отнесся к прозвучавшему подозрению на неполноценность и предложил вернуться к обсуждению его тезисов.

– Что привлекло ваше внимание в моем конспекте? С чем вы могли бы согласиться, а что категорически опровергнуть?

Оппоненты сидели друг против друга, Микульский в конце стола, как судья поединка.

– Обсудить вашу теорию «светлого государства» мы успеем, но вы мне интересны прежде всего как личность, как живой человек. Интересны ваши привычки, наклонности. Вы любите вино? Хорошее заморское вино из бочки?

Ученый задумался, видимо, его смутил второй вопрос иноземца, он начал искать соприкосновения его учения с проблемами потребления вина.

– Вижу мой вопрос поставил вас в затруднительное положение. Знаете в чем дело? Отвечу не задумываясь. Кроме вашей теории в жизни существует много радостей. По моему глубокому убеждению, чтобы учить людей, просвещать их, тем более призывать к чему-либо, получит благословение тот, кто попробовал в жизни все, испытал горести и радости, низость падения. Вы же прожили всю жизнь в отрыве от реальной жизни. Найдете чем возразить, или ответа скоро не ждать?

Англичанин, почувствовав свое превосходство, еще некоторое время издевался над ученым и уже, празднуя победу, заявил:

– Перед нами, дорогой Тодеуш, типичная жертва познания. Наука его так захватила, что он отрекся от всего земного. Сначала уверовал в собственное ясновидение, а потом приступил к разработке учения. В своих изысканиях зашел так далеко, что потерял дорогу назад. Теперь чем больше невзгод обрушится на его бедную голову, тем упорнее он будет отстаивать свое учение.

С торжествующим видом Генри закончил свои выводы и хотел уже подняться из-за стола, но Пикельник вдруг заговорил:

– Я хоть и не знаю земных радостей, не прошел через грехопадение и очищение, но умею хорошо разбираться в людях. К тебе, Тодеуш, приставили настоящего дьявола. Ты в сравнении с ним агнец. Делаешь свою работу потому что надобно, потому что на службе у короля. При этом ты не придумываешь изощренных издевательств. У славян вообще сердобольство в крови, оно наследуется из поколения в поколение. У англичан все наоборот. Где Англия и где Польша? Этот господин приехал на нашу с тобой землю и хочет, чтобы мы плясали под его дудку. Он не будет бить кулаком, рубить топором, он сделает так, что нам станет в сто раз больнее, а ему станет в сто раз радостнее.

– Хватит! – заорал Кенингтон, – польский ублюдок, недоделанный тупица!

По сигналу Микульского вбежал слуга и заломил ученому за спиной руки. Поляк велел отпустить Пикельника и сопроводить его в темницу.

– Ненормальный, сдвинутый на всю голову, скотина…

– Извини, Генри, если доставил тебе нерадостные минуты. Однако Маркус надоумил меня задать тебе вопрос. Ты действительно испытываешь наслаждение от человеческих мучений?

Глава девятая

Впервые за много лет артисты Иржи могли не думать о куске хлеба. Полученное серебро обеспечило аренду дома, конюшни и регулярную еду. Иржи внимательно следил, чтобы беззаботная жизнь не привела к потере физической формы, не утащила впечатлительных артистов в объятия Бахуса или в другие пагубные дела. Он придумывал новые трюки и самостоятельные номера. Серж научился работать на вертикальном шесте, его называли перш. Бруно научился метать ножи, бросал их в цель с пяти шагов. Иржи мечтал поставить у деревянного щита медведя, а Бруно должен был бросать в него шесть ножей так, чтобы они втыкались близко к шкуре.

Дом располагался в конце улицы, и скорее всего являлся условной границей города. Дальше простиралась необжитая местность с неровностями, оврагами и возвышениями. Еремей, как человек бывалый, начал изучать местность, разрабатывая пути к бегству в случае непредвиденных обстоятельств. Предлог нашелся – выгул лошадей. Они нуждались в ежедневных нагрузках. Однажды, ведя лошадей под уздцы вдоль леса, Еремей увидел в траве молодого ворона. Птица не осталась безучастной к появлению человека. Каркнула на своем языке и попыталась взлететь. Оказалось, что у ворона перебито крыло. Не составило труда взять птицу в руки, и ворон занял место на правом плече Еремея. Так и сидел в течение всей прогулки, вместе вернулись они в лагерь. Больше всех обрадовалась Барбара, принесла вареную репу и предложила птице. Через полчаса корнеплод лишился мякоти и представлял собой лохмотья из кожуры. Птица взмахнула здоровым крылом, кое-как пошевелила раненым и перелетела на плечо девушки. Стали подходить шпилеры. Каждый пытался заговорить с вороном. Тот благосклонно кивал головой и отвечал гортанными звуками. Начали подбирать кличку птице. Пошли мужские имена, атаманские прозвища, но как только кто-то произнес Кремер, раздался клокот птицы и голова гордо поднялась вверх, клюв задрался к небу.

– Значит Кремер, – подвела итог Барбара, – пойдем покажу тебе наше жилище, Кремер.

В отведенном девушке чулане, нашелся уголок для ворона. Бруно принес глиняную кружку для воды, Курт тарель для корма.

Когда Барбара занималась кухней, стиркой или другими делами, она оставляла Кремера дома. Остальное время они проводили вместе. Ворон важно восседал на плече девушки и с любопытством воспринимал все новое, что попадалось на его пути. Однажды Иржи принес четыре прямоугольных листочка плотной бумаги разного цвета.

– Покажи мне мое будущее, – произнес хозяин и протянул птице сложенные веером листочки.

Ворон покрутил головой, достал бумажку бордового цвета и продолжал держать ее в клюве. Иржи повторил свой трюк четыре раза и Кремер выдергивал клювом одну и ту же карточку. На другой день то же самое исполнила Анна, только Кремер вынул карточку зеленого цвета. За ужином хозяин сделал предложение Барбаре стать ярмарочной гадалкой. По мнению Иржи животные вызывают у людей большее доверие. Карточка «береги ближних» была черного цвета, «следи за нажитым добром» – серого, «бойся огня» – красного, «жди прибавления» – зеленого, «подарок с неба» – белого, «нечаянная радость» – синего.

– Народ в большинстве безграмотный, но цвета умеет различать. Думаю будет правильно карточки раскрасить, но значение продублировать словами.

– Вечно ты что-то придумаешь, а мы потом бегаем по белу свету, уходим от погони. Увидит какой-нибудь ксендз и обвинит Барбару в ведьмачестве. Баба, да еще с черным вороном, ее точно на костре сожгут.

– Дай мне договорить! – вскипел Иржи, – бабу нарядим мальчиком, никто не догадается и не заподозрит в ней женщину.

– Похоже у тебя, хозяин, один способ спрятать человека – мужика нарядить бабой, а бабу мужиком!

– Когда такое оправдано, то сделано правильно.

Остальные шпилеры в спор не вступали. Им не хотелось обидеть Барбару, ведь предложение Иржи очень ей нравилось.

Интересно было наблюдать за общением Барбары с вороном. Девушка рассказывала птице новости из жизни артистов, делилась радостью, жаловалась, иногда просто объяснялась в любви. Ворон вертел головой, кивал или размахивал клювом в разные стороны, а то замирал и долго смотрел на девушку не моргая.

Первый выход гадальщика Мигеля и ворона Кремера решили провести не на городском рынке, а на одном из мелких торжищ, коих в городе насчитывалось бесчисленное множество. Иржи постоянно повторял, что человеческое любопытство похоже на бочку с порохом. Нужно лишь умело поджечь фитиль.

Поджигателями выступили все шпилеры и Анна. Фразу «я знаю этого гадальщика, он ясновидящий» на польском языке Еремей учил всю ночь. Добился, что она звучала непроизвольно, с выражением удивления. Эту фразу Еремей и все другие соумышленники разносили по толпе торгующих и покупателей.

Одна женщина приняла с осторожностью разноцветные карточки из рук Барбары. Девушка что-то ей говорила, а толпа любопытствующих все увеличивалась. Наконец женщина несмело развернула карточки веером и протянула птице. Кремер внимательно посмотрел на незнакомку и вытащил карточку синего цвета. Барбара объяснила значение, женщина пожала плечами и вернулась за свой лоток. Разочарованные любопытствующие начали расходиться, по-разному комментируя увиденное. Неожиданно к той женщине подбежал мальчишка и пошептал ей на ухо. Торговка ахнула и принялась собирать свой товар в корзины. К ней посыпались вопросы. Она сообщила, что вернулся ее муж с заработков. Вокруг Барбары снова образовалась толпа. Нашлись еще желающие. Наконец их поток стал ослабевать. Иржи дал сигнал, и Барбара быстро ушла.

Через пару дней выход повторили. Потом переехали на другое торжище. На городской рынок пока не спешили. Слухи о гадальщике Мигеле и его вороне Кремере постепенно заполняли город. Часть заработанных денег Барбара отдавала хозяину. Но тот ее тоже не забывал. Девушка купила себе новую одежду. Иржи начал мечтать об использовании Мигеля и Кремера в выступлениях группы. Он уже слышал слова: «Главная неожиданность сегодняшнего дня – гадальщик Мигель и его волшебная птица. Делайте ставки».

В один из дней к Барбаре подошли два мужика, по всему люди лихие, воры. Попросили гадальщика свести их со «старшим». Девушка ответила, что «старшего» у нее нет.

Тогда эти двое, один назвался Сипатым, а другой Хорьком, вынесли свой приговор. Отныне Барбара будет работать на них и всю выручку отдавать им. Они сами решат сколько платить за выход.

– Зачем тебе деньги? На пряники можно и попрошайничеством срубить медяков, – Сипатый заржал и его радость подхватил Хорек.

– Теперь будешь работать каждый день. Первый взнос сегодня вечером, – довольная парочка удалилась.

Вечером на встречу с ворами пошел Иржи, Бруно и Серж держались неподалеку. От торжища разговор переместился на задворки каких-то строений. Там для порядка лихих воров сначала отметелели больно, но без увечий, потом наняли их охранять гадальщика Мигеля и его птицу. Иржи пообещал за работу кормить воров.

* * *

Пан Микульский работал над новыми списками приехавших за последний месяц русских беженцев. Он готовился к очередной встрече с Кенингтоном. Единственный говорящий и слышащий слуга в доме поляка буквально влетел в избу. Проявить возмущение Тодеуш не успел, за слугой на пороге появился личный лекарь короля немец гер Кремер.

– Моему терпению пришел конец. Следующий кому я пожалуюсь, это всеми любимый король. Воевода меня слушать не стал, староста от меня спрятался, последняя надежда на вас. Вы хоть официально не представлены, но я знаю ваши возможности.

– Здравствуйте, гер Кремер. Позвольте узнать причину вашего неудовольствия?

– Вы еще ничего не знаете? А весь Краков только и говорит про рыночного гадальщика Мигеля.

– Честно признаюсь я впервые слышу об этом. Чем он вам не угодил?

– Гадает его птица – ворон по кличке… простите… Кремер. Получается, что короля лечу не я, а какой-то ворон. Не знаю как у вас, а у нас в Германии вороньем называют мародеров, сборщиков падали. Получается я не лекарь, а мародер! – немец задыхался от гнева в своих изречениях.

– Успокойтесь, гер Кремер. Продолжайте делать свою работу. Я во всем разберусь. Вы правильно сделали, что пришли ко мне.

– Знаете, я уже не могу выходить на улицу. За спиной слышу возгласы «вон, ворон пошел». Раньше со мной приветливо здоровались, а теперь давятся от смеха при упоминании фамилии.

Микульский угостил лекаря вином, справился о семье, пожелал здоровья и выпроводил восвояси. Сел на скамью и задумался. Получалось, что какой-то мальчишка решил высмеять королевского лекаря. Подобное деяние само по себе крамола, государева измена. Но мог ли мальчишка все это придумать сам. За ним явно кто-то стоит и не удивительно ежели организатором окажутся русские. План моментально созрел в голове Тодеуша. Гадальщика немедленно арестовать, птицу тоже, пригласить лекаря и на его глазах отрубить ворону голову. Кремеру отрубить голову на глазах у Кремера. «Какой-то каламбур получается», пронеслось в голове поляка. Естественно, мальчишку он сможет допросить без особых приемов и методов. Тот расскажет все сам. Если даже за парнем не стоят русские, он заставит его дать нужные показания. Действовать будет один и своими силами. Говорящего слугу Тодеуш немедленно послал в торговые точки с заданием установить места выступлений гадальщика.

На третий день слуга доложил о выполнении задания. Посмотреть на самого мальчишку и его птицу Микульский решил сам. Он предпочитал в подобных ситуациях иметь собственное мнение. Выехали к торжищу на карете, запряженной парой лошадей.

Перед гадальщиком стоял дядька годов сорока, хотя, судя по повадкам, был гораздо моложе. Ворон вытащил ему карточку серого цвета, что означало «следите за нажитым добром». Дядька замотал головой и забормотал «верно, значит все верно».

– Что верно? – спросил Микульский.

– Вернулся мой брат. Три года пропадал в далеких краях, а тут свалился как снег на голову и давай делить отцово наследство. Ай да Кремер, ай да ворон!

Последняя капля упала в сосуд терпения Микульского. Он велел городскому стражнику отвести Барбару к его карете. Ворон, будто почуяв неладное, сумел взлететь и скрыться из вида за крышей ближайшего дома. Тодеуш велел слуге остаться на месте, организовать поиск птицы, при необходимости привлечь все силы порядка и решить поставленную задачу.

В усадьбе Барбаре отвели отдельную комнату с кроватью и окном. Ничего не сказав, оставили одну. Птицу слуга не нашел и вернулся домой с пустыми руками. Расстроились все планы Микульского, в этот же вечер погадать себе.

Не дождавшись возвращения Барбары, Иржи приехал на торжище. Тут же к нему подбежал Сипатый и сообщил о происшедшем. Спустя какое-то время, появился Хорек. Ему удалось проследить за каретой Микульского и он знал куда отвезли девушку.

Весь вечер шпилеры совещались. Никто не мог объяснить зачем ее повезли в частную усадьбу. Вельможа, который занимался этим, имел влияние на городскую стражу. Сошлись на том, что он решил сделать из Барбары домашнего гадальщика. Но по любому, девушку надо было вызволять, пока не раскрылся обман. Рано утром Еремей приехал на место событий в надежде найти птицу. Кремер отозвался на кличку, он спрятался в копне соломы, куда человеку было бы не добраться. Пришлось протянуть птице длинный шест. Ворон забрался на деревяшку и вцепился в нее когтями. Еремей аккуратно подтянул шест и наконец взял Кремера в руки.

Анна перевоплотилась в слепую нищенку, Курт в ее поводыря. Они шли вдоль домов медленно, иногда останавливались. Очередную остановку сделали возле усадьбы пана Микульского. Но что могли рассказать закрытые ворота, глухая стена и пустынная улица. Возвращаться без конкретных результатов было не в привычке Анны. Наконец, за углом стены увидели костел. Двери храма оказались закрыты. Пошли по дорожкам храмового парка и в конце аллеи замаячила фигурка человека с метлой. Подошли ближе и услышали:

– Кто вы, откуда, зачем объявились здесь?

Надежды на дружеский разговор рухнули. Подметальщик сдвинул брови и взял метлу в руки так, что казалось вот-вот начнет драться.

– Пути Господни неисповедимы, мил человек, – начала Анна, – только чувствую в здешних местах кругом витает зло. Тебя обходит лишь потому, что ты очень несчастлив. Можно сказать, получил свое.

В глазах подметальщика заискрился интерес.

– Это ты верно заметила, тетка! Я столько хлебнул горя, что хватило бы на семерых.

– Ты явно поторопился назвать меня теткой, мил человек. Довелось мне жить при дворе и судьбу предсказывать самому королю. Но однажды за правду он прогнал меня. Теперь ходим с внуком и не знаем где пристать. Зовут меня Сибелия, небось слыхал? Вот я, она самая, стою перед тобой.

Мужик задумался, будто что-то вспоминал, потом ожил и, применяя вежливые слова, видимо все, которые знал, взялся приглашать ясновидящую в свою сторожку.

– Нет у меня времени разговоры с тобой вести. Надобно улицу вашу обойти еще разок. Чувствую где-то здесь спрятан нужный мне камень, но где именно найти не могу. А ведь только мне доверено его отыскать.

Курт всегда удивлялся находчивости этой женщины, но сегодня она превзошла любые ожидания.

– Скажи, мил человек, кто живет за воротами, которые отделаны кованным железом?

– Ты что же, Сибелия, трогала их руками? Свят – свят.

– Я только дотронулась до них и на мою руку будто вылили кружку кипятка.

– По нашим представлениям ты совершила чудовищный проступок. Тебе повезло, что в тот момент охранник отвлекся. Страшные вещи связывают с хозяином усадьбы. Вроде состоит на службе у короля, но большую часть времени сидит дома, а по ночам слышаться крики людей.

– Мужиков или баб? – вырвалось у Курта.

– Мужиков – мужиков, – дворника не насторожила реплика молодого парня.

– Баба у него живет одна, повариха. Моя дочь как-то хотела с ней заговорить, так та побежала прочь, будто моя дочь прокаженная. И ко всему все охранники у него глухонемые.

– Как его величают?

– Пан Микульсикй, но имени не знаю.

– Кто же ему продукты привозит? Он же не святым духом питается?

– Так повариха и привозит. Ездит она с охранником на рынок не часто, но раз в седмицу точно. На рынке торгует мой родственник и сказывает, что еды они покупают очень много. Во всяком случае хозяину, пятерым охранникам и поварихе ужраться можно.

– Выходит у него еще кто-то живет?

– Или он кого-нибудь прячет, а может насильно держит. Крики кто-то издает!

– Почему у вас на улице так пустынно?

– Здесь живут богачи, до полудня никого нельзя тревожить. Нарушителей или наказывали, или они куда-то исчезали. Небось обратили внимание, что собаки у нас не лают, кошек тоже всех извели.