Текст книги "Взаправду верность – кладезь чести"

Глава шестая

После ухода Костяна старый слуга нашел в поварне тайник, оборудованный в подоконнике. Тайник оказался пуст, конечно Костян все забрал с собой. Туда Дальнев и определил, привезенный от Императора, зашифрованный артефакт.

Василий решил копию со всего текста не делать. Он ограничился выпиской отдельных предложений из разных кусков и объемом в половину стандартного листа.

Уже утром Дальнев ждал у дверей мастерской. Хозяин появился ровно в восемь часов. Бодрый и гладко выбритый он пружинистой походкой подошел к дверям мастерской, открыл их. Василий приблизился сзади и, чтобы избежать неудобства, слегка кашлянул.

– Господин Дальнев? Узнаю нетерпение настоящего ученого! Проходите и давайте сразу к делу, а то пойдут посетители и тогда нормально не пообщаемся.

Дроздов внимательно проглядел представленный текст, почесал затылок и попросил неделю срока для оценки. Причину объяснил тем, что подобного в своей практике не встречал. Но то, что создано человеком, человеком может быть и разобрано. Дальневу ничего не оставалось, как поблагодарить своего знакомого и удалиться.

Всю неделю Василий не находил себе места. Он боялся, что Император пришлет за ним курьера и призовет на доклад. Признаваться в собственном бессилии для Дальнева было равно самоубийству. Ровно через семь дней в восемь утра Василий уже стоял перед обувной мастерской. Сергей Антонович пришел с опозданием на четыре минуты, сильно извинялся и сразу провел в свою комнатенку. Из стола вынул лист со списком зашифрованных слов и хитро улыбнулся.

– Неужели удалось? – не выдержал Дальнев.

– Нет. Вы добыли монастырский документ. В древности так свои послания шифровали монахи. На моей прежней службе такой ерундой не занимались. Шифр считали громоздким и неудобным. Вместе с тем могу посоветовать обратиться к одному иноку из очень дальнего монастыря.

– Как его зовут и где находится монастырь? – сгорал от нетерпения Дальнев.

– Не побоишься ехать в такую даль, где человека встретить большая редкость? Мне в свое время довелось по необходимости ехать туда. Надобность была совершенно другая, не связанная с шифром.

– По какой другой надобности?

– Поймешь, ежели доберешься до тех мест.

Дроздов написал адрес на бумажке и подал Василию. Когда Дальнев прочитал записку, то уже не сомневался в скором своем отъезде.

Свято-Покровский Аврамиево-Городецкий монастырь располагался в Костромских лесах на берегу Чухломского озера. Имя старца Амбросий.

Вознаграждение Сергей Антонович не принял, так как считал, что поставленную задачу не решил, а подсказка, она и есть подсказка.

На другой день Дальнев помчался в министерство Иностранных дел. Именно при этом ведомстве существовало Русские Историческое общество. На двери висела эмблема общества – изображение памятника Минину и Пожарскому. Секретарь услужливо предложил кресло и поинтересовался вопросом коей привел его в секретариат. Дальнев спросил о возможности передачи почетному Председателю общества Государю Императору служебную записку.

– Для вас, Василий Георгиевич, безусловно. Вот лист бумаги, пишите.

Тут Дальнев сообразил, что написать правду он не имеет права. На то существовал запрет Государя, и еще был уверен, что записку обязательно прочтет секретарь, даже если он положит ее в конверт и заклеит его.

«Получил дополнительные материалы из Новгорода. Готов к докладу. Дальнев».

– У вас с Государем конфиденц? – не убирая своей слащавой улыбки, поинтересовался секретарь.

– Я апеллирую не к Государю, а к Председателю Исторического общества.

Аудиенция состоялась через два дня в библиотеке Анничкова дворца. Государь выслушал доклад и тут же предложил Дальневу отправляться в дорогу.

– Разрешите уточнить. Целесообразно поездку по линии общества оформить в Новгород. Береженного Бог бережет! – предложил Василий.

На другой день после встречи с государем Дальнев поехал в Министерство иностранных дел. Сытая и гладкая рожа растянулась в добродушной улыбке и рассыпалась в сладких приветствиях. Еще не войдя в помещение, историк услышал:

– Не извольте беспокоиться. Рекомендательное письмо уже подготовлено. Остается только вписать на чье имя сие предназначается.

– Еду в Новгород.

– Стало быть так и напишем, на имя Новгородского губернатора. Теперь поставим печать, а подпись Председателя уже имеется. Идите в следующий по коридору кабинет к казначею. Денежки на поездку получите.

От полученной суммы Дальневу стало не по себе. Этих денег хватило бы доехать до Камчатки и вернуться назад. Но спорить он не стал, написал расписку по всей форме.

В коридоре его догнал молодой человек в мундире младшего чиновника Министерства иностранных дел.

– Право, Василий Георгиевич, извините. Зовут меня Воробьев Степан Тимофеевич. Служу в министерстве письмоводителем. Имею один нескромный вопрос и одно прелюбопытнейшее предложение. Может быть, пройдем в аллею перед министерством. Там имеются скамейки. И погода, знаете ли, способствует разговору на улице.

Погода способствовала очень мало. Середина апреля в Санкт-Петербурге теплым не бывает. А уж коль не светит солнце, то и на улицу выходить не хочется. Благо в этот день не шел дождь. Для себя Дальнев объяснил поведение молодого человека стеснительной упертостью.

– Знаю, что Вы собрались в дорогу в Новгород. Знаю, что исследуете новгородскую берестяную грамоту. Знаю, что этим интересуется государь.

– Вы очень много знаете, молодой человек.

– Это не простое любопытство. Есть люди, готовые заплатить хорошие деньги, если Вы откроете тайну. А именно, в чем важность берестяной грамоты, почему сим интересуется государь?

Дальнев задумался. Получалось, что все эти секретари и казначеи общества треплют своими языками почем зря. Или взбудоражились от интереса Государя к редкой находке. Кто этот письмоводитель, и какие такие люди готовы платить за информацию хорошие деньги? Еще оказалось очевидным, что в условиях пристального внимания к его розыскам, дальнейшая деятельность становится невозможной.

– А вы, Степан Тимофеевич, случаем не революционер, народоволец? Или еще кто-нибудь новенький из свободолюбцев? Может быть, тогда сопроводить Вас в полицейский участок?

– Как вы могли такое подумать, Василий Георгиевич? Я люблю родное Отечество! Здесь меня все устраивает!

– Значит за вами стоят какие-то личности? Кто они?

– Люди, готовые за понимание платить хорошие деньги.

– Нормальные люди за такую ерунду деньги не платят.

– А если это не наши люди? Я хочу сказать – иностранцы!

– С японцами и китайцами дел не имею!

– Они не азиаты, они европейцы.

– Или Вы их называете, или я ухожу по своим делам.

– Это англичане. Конечно, мне не велено говорить об этом. Но коль вы так ставите вопрос, то пойду вам навстречу.

– С англичанами я готов сотрудничать. Только как быть с деньгами?

– Я их вам передам.

– Здесь и сейчас?

– Нет! Здесь у меня денег с собой нет.

– Вот когда деньги приготовите, тогда и приходите! В дневные часы меня можно застать в Императорской библиотеке. В столице пробуду еще пару дней. Потом, как вы уже знаете, уезжаю в Новгород.

Согласие сотрудничать вызвали на лице молодого человека полное довольство самим собой. Он сообщил, что на другой день принесет деньги, попрощался и пошел к входу Министерства.

Воробьев появился в библиотеке утром следующего дня. В его поведении усматривалось некое превосходство над Дальневым. Если не на уровне начального человека, то в категории старшего брата, точно.

– Я принес деньги. Свое слово сдержал.

– Я свое слово тоже держу. Вот вам бумага и карандаш. Вот вам копия с бересты, – Дальнев изготовил набор несуразных значков.

– Но мы так не договаривались!

– А как мы договаривались?

– Сначала вы мне все расскажете.

– Мой рассказ ничего не будет стоить без самого текста.

– Я в нем ничего не понимаю.

– А я переведу. Вы за мной запишите.

– Мне нужен ответ на главный вопрос, почему государь заинтересовался этой писулькой?

– Слушай и поймешь! Смысл этого текста такой, что новгородский купец Ярослав Завороженный получил от Марфы Посадницы схему расположения ее схрона и ключи от входа в хранилище.

– Кто такая Марфа Посадница?

– Где же ты учился, Степан?

– Учился в школе, учился в университете, но о Марфе Посаднице ничего не слышал.

– Будущий дипломат, тяжело тебе будет на этом поприще! Во времена правления великого князя Иоанна III политика Московских князей состояла в собирании земель. Он старался уничтожить уделы и подчинить их центральной власти. В то время Новгород считался самостоятельным и независимым. Много жило там людей богатых. Но бедных и голодных было неисчислимо больше, еще лихих людей, способных за деньги на все. Вот богатые и нанимали бедных и лихих в виде крикунов – вечников. За деньги они на Вече кричали то, что было нужно их заказчику – такая была демократия. Победит какая-нибудь сторона, вожак становится тысячником или посадником. И начинает своим конкурентам мстить через тех же лихих людей. Когда Москва взяла перевес, и судьба Новгорода оказалась предрешена, богатые обратились к Литве. Те не отказали, но выставили условие – крестить Новгород в католическую веру. Тут уже московиты начали порядок наводить. Среди пролитовцев оказался сын посадника Дмитрий Борецкий. Его и других таких же казнили. Все стихло, потом снова подняли смуту. Выявили новых зачинщиков. Среди них оказался другой сын посадника – Федор Борецкий. Третью волну смуты подняла жена посадника – Марфа Исааковна Борецкая. Богатства у нее было немерено, но дознание ничего не обнаружило. Отправили Марфу посадницу в Москву, а про сокровища свои она открылась только купцу Завороженному.

– Теперь я все понял, – промычал будущий дипломат, – что это за кораблик такой в тексте нарисован?

– Так Новгород обозначали. Только не кораблик это, а ладья. С одной мачтой – Новгород, с двумя – Архангельск, – самозабвенно врал Дальнев.

Понимая, что вопросов более не будет, он посмотрел на Степана и заявил:

– Теперь давай деньги!

– Велено передать сто рублёв. За эти деньги по возвращении, тоже все подробно сообщить надобно будет.

– Ежели твои англичане и дальше будут жадничать, более ничего не скажу. Передай, что за первую часть они должны еще двести рублёв. Принесешь завтра сюда же!

– Ладно, – согласился горе-вербовщик.

Когда Дальнев остался один, он задумался над состоявшимся разговором и не мог объяснить, почему англичане готовы платить за интерес царя к обычному артефакту.

Ученый, конечно, знал о позиции Англии в делах международных. Очевидно, что британцы считали себя сверхчеловеками, а другие народы воспринимали за нелюдей. История Европы щедро пестрила иллюстрациями о жестоком поведении англичан в отношении других стран и народов. Знал Дальнев и об участии Великобритании в организации убийства Павла I, об их роли в Крымской кампании во времена Николая I, знал о том, что под давлением англичан в 1878 году сведены на нет все военные победы России в войне с турками, знал Дальнев и многое другое, но не мог представить, что англичане полезут в дела Исторического общества, в котором председательствует Государь.

Глава седьмая

Дальнев разложил на столе карту верхней Волги и отдельные листы с уездами Костромской губернии. Точное месторасположение нужного монастыря не было известно. Похоже, что Свято-Покровский Авраамиево-Городецкий монастырь находится в селе Ножкино на берегу Чухломского озера.

Появился такой маршрут: поездом доехать до Твери, оттуда на пароходе до Костромы, а там на попутных с купцами или почтовыми по «сухому» пути до Домнино. Село было известно как колыбель рода Романовых, и являлось границей обжитого края Костромской губернии. Далее до самой Чухломы населенных пунктов не наблюдалось.

Пристань в Твери имела множество причалов. Каждый принадлежал какой-нибудь пароходной кампании. Об этом кричали яркие рекламные щиты с предложениями по перевозке людей и грузов. Дальнев решил сравнить тарифы перевозок. Оптимальными оказались цены общества «Самолет». От Твери до Астрахани первый класс у них стоил семьдесят рублей. Второй класс – сорок один рубль пятьдесят копеек, третий – двадцать пятьдесят рублей. Дальнев постоял у объявлений обществ «Дружина», «По Волге», «Меркурий». Потом вернулся к «Самолету» и купил билет в третий класс до Костромы. Время в пути тоже устраивало Василия. Двадцать с небольшим часов при средней скорости двадцать верст в час. Плюс полуторачасовые стоянки в крупных городах. Пароход «Баян» имел просторную верхнюю палубу для пассажиров третьего класса. Натянутый тент от дождя и солнца, удобные скамейки. На пароходе готовили и разносили горячую еду, но посещение ресторана пассажирами третьего класса не приветствовалось.

Соседом оказался монах по имени Савватий из Новоторжского Борисоглебского монастыря. Следовал Савватий в Ярославль в Толгский Свято-Введенский монастырь. Из разговора выяснилось, что игумены двух монастырей договорились о помощи в реставрационных работах. А Савватий был искусным художником.

В Костроме на выход приготовилось народу много, но основная часть пассажиров следовала дальше и выходила на берег размять ноги. На пристани царил сумбур, чувствовалась крайняя возбужденность толпы, объясняемая прибытием большого количества судов.

Дальнев приценился к услугам извозчиков и сильно удивился, так как их цены значительно превосходили столичные. По совету некоторых прохожих Василий пошел к торговым рядам. Его заверили, что там все идет своим чередом и удивляться уже не придется. Каменные торговые ряды были построены по образцу столичного Гостиного двора. Снаружи пестрели вывески магазинов, лавок. Внутри на площади под навесами стояли лоточники. Василий походил по рядам, приценился к продуктам, товарам, справился о наличии продавцов из села Домнино. Товарки показали на бородатого мужика, торгующего медом. Дальнев подошел к нему, поздоровался и купил меда в глиняной емкости небольшого размера. Понюхал продукт и рассыпался в похвале. Выражение лица деда оставалось каменным. Он продолжал смотреть в сторону и курить махорку.

Тогда Дальнев задал вопрос прямо. Дед подумал и попросил у Дальнева документы. Пасечник долго сравнивал фотографию с оригиналом, наконец, вернул удостоверение личности и произнес:

– Что тебе в Домнино требуется? Тоже будешь клад боярыни Шестовой искать?

– О кладе слыхом не слыхивал! Но коли расскажешь, буду знать. А в само Домнино мне и не нужно вовсе! Иду я к Чухломскому озеру, в места дикие и попутчиков здесь точно не найду. А до Домнино, глядишь, и с тобой сговорюсь.

– Это ты хорошо придумал. В Домнино ждать попутчиков на Чухлому сподручнее будет! А к озеру зачем идешь?

– Обет дал поклониться мощам Преподобного Авраамия.

Дед прищурился, подозрительно глянул на Дальнева и заявил:

– Небось к старцу Амбросию попасть желаешь?

– Желаю, дед, очень желаю!

– Это дело! Слушай сюда! Поеду в Домнино завтра с утра. Торговля моя тут от нечего делать. Зятя дожидаюсь, должон прибыть из Нижнего. За ним сюда приехал. Думаю, к вечеру прибудет. Иди, мил человек, вон к пожарной каланче, за ней приличный постоялый двор, там и переночуешь. А завтра с утра пораньше подходи к воротам торговых рядов.

Зять оказался мужиком видным, с повадками медведя, да еще на счастье молчаливым. Зато дед разговорился будто краевед.

– Знаешь ли ты, Василий, что после смерти Федора Иоанновича, сына Ивана Грозного, и гибели другого его наследника Димитрия, претендентов на русский престол оказалось двое?

– Откуда мне сие ведомо? – подыграл деду историк.

– Один претендент – Борис Годунов, а другой – Федор Никитич Романов. Только Борискина сестра Ирина была женой Федора Иоанновича – старшего сына Ивана Грозного. Димитрия тогда уже убили. Конечно, победил Годунов, но шибко он боялся Романовых. Сразу обвинил их в заговоре против себя и разметал романовскую кровь по белу свету. Федора Никитича сослал на север в Антониев монастырь. Насильно постриг в монахи под именем Филарета. Жену его, Ксеню Ивановну, в девичестве Шестову, сослал за Онежье, в Толвутский погост. Постриг ее в монахи под именем Марфы. Детей их Татьяну и Михаила отправил на Белоозеро. Будущему царю Михаилу Федоровичу было тогда пять лет. Слыхал об этом?

– Нет, не слыхал! Рассказ твой для меня интересен! – еще раз Василий поддержал деда, даже не подозревая, что далее услышит, действительно, для себя неизвестное.

– Предок Ксении Ивановны, боярин Шестов создал наше село Домнино. Потом муж боярыни Федор Михайлович Романов частенько приезжал сюда. Ксения Ивановна называла Домнино своей старинной и прародительской вотчиной. Сюда и сокровища романовские свезли, и здесь их спрятали. В последующем аккурат на месте их палат построили храм Успения Богородицы. Но прознали про сокровища, и сперва налетели кладоискатели, стали храмовую землю перекапывать. Приезжали из такого далека, что оторопь берет.

Потом часа два ехали без разговоров. Дед заговорил снова:

– Пришло Смутное время. Из Домнино народ разбежался, прятался по лесам. А Марфа Ивановна и ее сын Михаил оставались в селе. И когда наши стали брать верх над поляками, то на Михаила стали смотреть как на царя будущего. Но поляки еще надеялись посадить на российский трон сынка короля Сигизмунда III – Владислава. Что тут говорить? Многие бояре в Кремле эту идею поддерживали. Да вот конкурент Михаил Федорович мешал им. Послали поляки специальный отряд своих душегубов в Домнино. Только проводника у них не было. А картами тогда почти не пользовались. Недалече от Домнино повстречал этот отряд управляющего Шестовых, крестьянина Ивана Сусанина. Начали поляки требовать от него проводки в Домнино. Старик сразу сообразил, о чем тут речь, и велел своему внуку Данилке нести Марфе Ивановне и Михаилу предупреждение. Велел уходить им в Кострому. Сам же потащил поляков в другую от села сторону и завел в болото. Что было дальше? Знаешь, Василий, али нет?

– Дальше знаю.

– Вот такие у нас знаменитости!

Свою телегу дед подогнал прямо к избе старосты. Велел идти к нему на проверку. Сказал, что ежели все будет хорошо, то и на постой путника определят.

Староста сильно пытать паломника не стал, удовлетворился рассказом Дальнева. Отвел к тетке и велел ей предоставить кров путнику. На другой день новость о появлении паломника облетела все дворы села. Общим количеством мнений решили, что Василий мужик одинокий. Много горя хлебнул в жизни, судьба его сильно покалечила, но не все так плохо. Приятная наружность, благородные манеры позволят ему еще раз попытать счастья в жизни. Вместе с тем отметили, что неухоженная борода и копна волос на голове состоят в полном несогласии с ухоженными руками, холеными пальцами, со стриженными ногтями.

Вокруг этого противоречия проницательные сельчане сильно ломали свои головы. Тут тоже победила догадка, что Василий в прошлом был барином, но по каким-то причинам опустился до низкого звания.

Тем временем Дальнев познакомился с настоятелем храма Успения Пресвятой Богородицы. Предложил свои услуги в работе по хозяйству. Отец Онуфрий с удовольствием принял предложение и направил паломника на физические работы: наносить воды в баки, наколоть дров, покрасить ограду церкви. Настоятель заверил Василия, что путники к Чухломскому озеру мимо его храма не пройдут. Действительно, через четыре дня в Чухлому за товаром направлялись три купеческие подводы. Отец Онуфрий сговорился с ними, и они не противились взять в свою компанию новичка. Тем более, что цель его была не торговая, а духовная.

Из дорожных разговоров Василий понял, что в Чухломских краях купцы закупают меха, шкуры и мед. Из-за отсутствия спроса на местах, цены очень приспособленные для получения хорошего навара. Только круг скупщиков очень ограничен, чужаков сюда не пускают.

Игумену Свято-Покровский Авраамиево-Городецкого монастыря пришлось сообщить о нужде беседы со старцем Амбросием. Игумен не удивился, велел написать на приготовленном листочке имя и ждать день, а может и более. А может и вовсе придется ехать назад.

Василия поселили в гостевой келье и позволили посещать трапезную. Столы накрывали два раза в день. Сухари можно было брать в любое время, они лежали на большом блюде при входе. В келье висела полочка для книг, и Дальнев с большим удовольствием ознакомился с набором писаний.

Старец принял его на третий день. Сопровождающий долго вел Дальнева по лесной тропинке. Хвойный лес давил на тропу с двух сторон да так сильно, что сама дорожка казалась помехой в дивном мире. Граница проходила прямо по краю. Василий, заглянув внутрь непознанного, подивился многообразию природной фантазии и художественному вкусу. Таких оттенков он не видел ни на одном пейзаже, хотя регулярно посещал выставки. Видимо человеку было не дано вступить в соревнование в Божьим промыслом. От молочно-изумрудных на земле, до нежно голубых на верхушках деревьев. Даже валежник казался к месту среди муравейников, буреломов и чащоб, среди шершавых стволов сосен и елей. На них преобладали светло-коричневые и даже красно-розовые цвета. Впечатление дополняли звуки шелеста верхушек деревьев, птичьих голосов, скрипов и шорохов из глубины лесной бездны.

Наконец, взору открылась лесная поляна с убогой избушкой посередине. Одно оконце и низкая дверь. В избе пахло ладаном, стоял полумрак. Провожатый легонько подтолкнул гостя за порог и удалился.

– Заходи, раб Божий, Василий! – послышалось из глубины кельи.

– Низко кланяюсь тебе, отец Амбросий! И прошу выслушать меня. Твой совет, Отче, мне нужен.

– Боюсь люди неверно присоветовали тебе. Не смогу, наверное, разрешить дело от самого Государя! Ну уж коль пожаловал, то сказывай!

Дальнев, конечно, удивился такой проницательности и начал медленно без лишних отступлений излагать суть дела. Потом достал из сумки привезенное с собой одно из двух писем.

– Дай-ка сюда грамотку! – старец достал очки, надел их и поднес бумагу к глазам.

Послание пробежал взглядом, сказал:

– Ты вот что, Василий, поживи в монастыре немного. Келью тебе дали добротную, еда имеется. Чтоб не было скучно, послушание придумаю по твоей образованности. Только грамотку эту мне оставь, в сохранности будет. Буду готов для разговора, призову. Обратную дорогу сыщешь?

– Найду, отец Амбросий.

– Ступай к игумену.

Тот встретил Дальнева уже более приветливо. Поинтересовался доволен ли гость кровом, едой и, получив ответ, вызвал к себе монаха.

– Ты брат, Паисий, отведи нашего гостя в библиотеку, дай ему ножницы, клей, кожи и бумаги. А ты, Василий, займись ремонтом потрепанных писаний и составь опись как подобает в библиотеках. Паисий тебе будет помогать. Ну, с Богом!

Игумен возложил на Дальнева крестное знамение и углубился в чтение своих бумаг. Василий немного удивился такому подходу, но с другой стороны, его никто ни к чему не обязывал. Не хочешь, забирай пожитки и возвращайся домой.

В библиотеке монастыря царил дух древности. Книги удивляли своими размерами и зачитанностью. Хотя Дальнев был убежден, что все издания не старше Никоновской эпохи, все-таки требовалась смелось для прикосновения к этим раритетам.

Василий моментально обо всем забыл. Начал примеряться к новому рабочему месту. Он уже не слышал, как брат Паисий предлагал свои услуги по ремонту книг, рассказывал о том, что в мирской жизни служил портным, шил одежды, делал выкройки.

К концу первой седмицы Дальнев полностью вошел в ритм монастырской жизни. Вставал, как и все монахи, в пять часов пополуночи, посещал храм и шел в библиотеку. Никогда не опаздывал к утренней трапезе. И снова садился за книги. Сам организм подсказывал время второй трапезы, потом была вечерняя молитва, к вечеру историк приходил в келью и не чувствовал себя усталым.

Но как только ложился на лежанку, тут же засыпал, и утром с благодарностью встречал новый день.

Когда старец Амбросий снова призвал его к себе, Дальнев будто очнулся от сна и с большим нетерпением пошел к избушке старца.

– Вижу, Василий, монастырская жизнь идет тебе на пользу.

– Спаси Господи, отец Амбросий!

– Грамота твоя премного мне сообщила. Первый раз держу в руках документ такой необыкновенной силы. Сколь времени прошло, а сильная энергетика исходит от сего письма. Строки писал человек, который привык отдавать команды, повелевать людьми. Почерк это тоже подтверждает. Вглядись в буквы, написаны они с прямыми углами, нет никаких особых закруглений. Хотя чувствую, что некоторые буквы давались автору с трудом. Он-то мог этого еще не ощущать, но к нему уже подступала старость. Этот человек был возраста преклонного. Ждешь от меня отгадки?

– Жду, отец Амбросий! Жду так, что даже боюсь.

– Садись за столик и пиши на листе любые три слова из текста, – предложил старец.

Василий прилежно выполнил его задание и перед ним появились слова: ЖАКИБУГ, АРГИДУВЖКИ, ВИБРАГУЖ.

– Начинай с конца зачеркивать каждую вторую букву. У тебя получилось: ЖКБГ, АГДВЖИ, ВБАГЖ. Теперь пиши азбуку послереформенную, запетровскую, первые двенадцать букв.

Дальнев выполнил и это задание старца. Тот наклонился и зачеркнул две буквы из двенадцати.

– И вот теперь пронумеруй оставшиеся десять букв, где десять имеет значение ноль. Слова в цифровом выражении получились: 7024, 145379, 32147. После этого берем ключевую книгу, ищем нужные слова. Первая группа цифр – страница 7, строка 2, слово 4. Вторая группа – 145 страница, строка 37, слово 9. Третья группа цифр – 32 страница, строка 14, слово 7. Понятно, что цифры считываются с конца.

– А книга какая? – не выдержал Дальнев.

– Не торопись. Могут встречаться названия стран, городов, фамилии людей. Тут может быть своя тайна, угадать которую мне не дано.

– Книга какая? – снова спросил Дальнев.

– Точно не скажу. Смотри Евангелие, изданное после 1825 года большим тиражом.

Видимо в поведении Василия обнаружились некие изменения, которые вызвали у старца срочные предупреждения.

– Ежели прочтешь здесь, то беды потом не оберешься. За тобой по пятам бежит «черная лисица». Такие звери в наших лесах не водятся, но природа на твоей стороне. И помни, что под лежащий камень вода не течет. Когда правый человек бессилен, Господь ему в помощь шлет природу. Домой поезжай, когда завершишь свое послушание.