Текст книги "Универсальный саквояж мадам Ренар"

– У тебя ничего не получится, – Лев держал фонарик, пока компаньон орудовал ножом, купленным на деньги мадам Ренар. – Это же бред!

– Пусть бред, достань мне клей, – Фёдор всё-таки дотянулся ножом и стал ковырять плитку. – И лак. И рамку. Деревянную.

От плитки откололся кусок. Потом второй, поменьше. К моменту, когда плитка отковырялась, она превратилась в паззл.

– Ничего, – Фёдор бережно собрал куски. – Так даже лучше будет.

– Что ты делать-то собрался?

Фёдор поднялся с четверенек и теперь отряхивал джинсы.

– Социальный эксперимент.

Он собирался проявить сдержанность и не вдаваться ни в какие подробности. В конце концов, и сам был уверен, что бред – не верить же на слово каждому жулику! Но эффект Барнума! Человеческое воображение само додумывает всё, что надо.

– Почему не попробовать? – Фёдор закончил рассказ о Барнуме и пожал плечами. – Мы ничем не рискуем.

– Не рискуем?! – Лев аж поперхнулся. – Нам ничего не угрожает, когда ты сейчас сунешь людям под нос «семейную реликвию»? То, что они видят каждый день?

– В том и дело, что видят, но не замечают. Ты сам много замечаешь? Если я сейчас попрошу тебя описать, какая плитка у нас в ванной, ты хоть цвет её вспомнишь? Каждый день! – Фёдор засмеялся. – Да ты бы никогда внимания не обратил, если бы я не показал. Я бы и сам не заметил. Случайность. Слушай, я зуб даю, хоть все зубы: никто даже не поймет, что где-то это уже видел. Давай, ну, давай попробуем?

И Лев пошёл в супермаркет. Он не понял почти ничего из того интересного, что долго объяснял продавец в отделе строительства и ремонта, но хороший водостойкий клей взял. И кислоту. И перчатки.

На следующее утро Фёдор забрался по пожарной лестнице на крышу. Приседая от дрожи в коленях, надел перчатки. Неуверенно побрызгал на куски плитки кислотой. Сжёг пачку рекламных листовок, тщательно вымазал куски сажей со всех сторон и старательно протёр их тряпкой. Потом смешал клей, вылил выедающую глаза смесь на кусок дерева и стал складывать мозаику. В ушах свистел ветер. Тряслись руки. По спине ползли мурашки. Пять-шесть минут, обещала инструкция. Хвост пришлось сунуть за ворот футболки – иначе ветер швырял его в лицо.

Но выхода не было. В любом другом месте могли остаться следы, запах или какие-нибудь другие улики.

Оставалось покрыть поверхность плитки лаком.

Северный лосось. Страсть к лососю!

– Мы только познакомились тогда, – Лев сидел на кровати Фёдора, окруженный толпой. – Сидим у меня дома. Он посмотрел и говорит: смотри, лосось. А я никакого лосося не вижу. Потом, говорит, бухта. Я гляжу: ну, да, вроде действительно бухта. Я тогда и внимания не обратил. Даже, когда он у меня эту штуку просить стал. Отдать-то, конечно, не могу – семейная реликвия. Распутин, – Лев пошевелил пальцами черные кудри, – был нашим дальним родственником. Говорят, что это осколок с его печки из дома в Москве. Из его комнаты во дворце Романовых. Не знаю, если честно. Но с собой взял. Чтобы этот неадекват не переживал. И вот…

– Я тебе сто раз говорил: совпадение, – лениво подал голос неадекват со второго этажа кровати и ещё ниже натянул на нос капюшон мантии.

Толпа внизу заволновалась. Фёдору дали семейную реликвию – осколок с голландской печи Распутина, и попросили сказать, что он видит сейчас.

– Э-э-э, э-э-э, ну, там ерунда какая-то! Шатры… церковь… лестница…

– Какая лестница?

Фёдор обратил на компаньона панический взгляд.

– Ну? – по-русски спросил тот.

– Стремянка. Такая, складная.

«Лестница для ремонта», – перевёл Лев.

Выяснилось, что у Эдиты (она была из Стокгольма) впереди свадьба. В квартире ремонт.

– Совпадение, – хмыкнул его превосходительство.

– Почему ты так думаешь? – спросила снизу Эдита.

– Да потому! Я вижу русскую церковь. У неё наверху вроде лука… – Фёдор показал руками купол-луковицу. – А ваша церковь другая!

– Это понятно, – успокоила девушка. – В твоём сознании церковь выглядит именно так, это привычный тебе образ. Работа подсознания.

Фёдор быстро отдал реликвию компаньону и сказал, что в такие игры не играет.

Упрашивали его три дня. Больше всего старалась сама Эдита. Это было трудно. Она посещала психотерапевта с тринадцати лет. Цитировала статьи из «Психолоджист». Напирала на умение принимать чужую точку зрения и не ограничивать свою жизнь тем, во что веришь. На возможность узнавать новое. Говорить миру «да». Не отрицать то, что выглядит неочевидно. Она ещё и верующей была. Но три дня Фёдор всё-таки выдержал.

– Ну, порт, – нехотя проговорил он, глядя на табличку уже для Сильвии, подруги Эдиты. – Мачты. Корабли.

– О Господи! – ахнула та. – О Господи! Я поеду в Англию!

– При чём тут Англия? – Фёдору самому было интересно.

– Как это при чём! Англия – морская страна.

– Страна? Морская. Точно, морская. Только корабли-то я вижу парусные.

– Конечно. Это подсознание показывает образ. Ты ведь усвоил образ корабля из исторических фильмов.

– Всё! Это был последний раз. Теперь только за деньги! – его превосходительство помахал пальцем для выразительности.

Бумажка в десять евро оказалась в его руке даже быстрее, чем он почувствовал: дадут. Долго отнекивался, по-настоящему краснел и пытался вернуть купюру.

Следующая клиентка услышала от него про даму с причёской и пуделем на поводке.

– Здесь точно нет связи с реальностью, – его превосходительство сконфуженно заржал. – Нет? Ну, я говорил, что нет.

– У моей собаки в июле выставка, – Фелисита подняла на него карие глаза, в которых читался неподдельный восторг. – Неужели я все-таки буду участвовать в «Вестминстер Дог Шоу»! О Боже, значит, у нас получится! У нас получится!

И она бросилась этой сволочи на шею.

– Только не говори, что пудель, – через сердцебиение услышал Лев.

– Нет, – разочаровала итальянка, – у меня три шпица. Но ведь собака! И я точно так же бегу по улице с Паффи, Гуффи и Бобо. Я как раз думала, что на выставке у нас будет family look! Это мы! Это мы!

Так Фёдор заработал ещё десятку. Он предсказывал будущее до поздней ночи и Лев, у которого в животе дрожало от предчувствия неприятностей, в конце концов уснул под весь этот гам.

– Теодор, – констатировал он наутро, – моему миру больше не стать прежним.

– Это каким, прежним? – Фёдор ногой задержал дверь туалета, не давая её закрыть.

– Таким, дорогой друг, в котором я не зарабатываю как все. Не впариваю гражданам херню всякую.

– А как? Я не шучу, ты что. Как?

– Своей… своим… – Лев попробовал запереть дверь. – Честно.

– Честно? – вскинул бровь его превосходительство. – А что тут нечестного? Это, значит, я людям вру? Я вру? Я?

– Так, всё. Не надо.

И Лев закрыл дверь за собой.

Молчание компаньонов, впрочем, продлилось недолго. Через сутки они заработали восемьдесят евро. Через четыре дня повалили ребята из других корпусов. Через две недели Фёдор был счастлив посидеть один, пока все на работе. Он убил бы того, кто посмел сказать, что он не пашет в поте лица.

– Большая задница, – после некоторого молчания сообщил Фёдор клиенту. – Очень большая.

«Денег не даст, – тоскливо думал он в это время. – Кому нужна эта правда? Надо было придумать что-то другое».

Но клиент обрадовался. Оказывается, перед отъездом этот парень поссорился с женой. У которой как раз была большая… Ну, короче, он увидел в этом хороший знак.

Следующая картинка была до того бесперспективной, что предсказатель весь измучился. Но кругом была толпа, ему заглядывали в лицо, придумать что-то интересное в такой обстановке было невозможно, и он выдохнул:

– Дети на автобусной остановке. Э… это символ. Наверное, у вас много мелких проблем? Я так и знал. – Он посмотрел на женщину, быстро оценил её испуганные глаза и нервные движения. – Чувствуете себя беззащитной? Видимо, сверху намекают, что нужно разобраться с самооценкой. Осознать себя как, гм, личность. Не бойтесь, я бы так сказал. Будьте смелее. Как, э, с детьми. Как с детьми, так и с жизнью, нужно быть, э, взрослой.

В выходные, когда все нормальные люди отдыхали, его превосходительство трудился, как проклятый и к понедельнику не мог встать раньше половины четвёртого. Обитатели комнаты на всякий случай ходили тихонько, переговаривались вполголоса, пока он спал.

– Как, как это так? – веселился его превосходительство, когда они со Львом остались одни. – Я же ничего не делаю! Они сами!

Лев хотел щёлкнуть его по лбу, чтоб не выделывался, но его превосходительство увернулся и пришлось применить некоторые усилия, чтобы добиться цели. Цели Лев не добился. Фёдор обладал большим опытом по части уворачивания.

– Моему миру уже не стать прежним, – уныло констатировал Лев Берёзкин.

– А зачем? – Фёдор повернулся к нему и на этот раз всё-таки получил по лбу. – Зачем тебе прежний мир? Ты что, верил, что у людей здравый смысл есть?

– Допустим, – неохотно признал Лев. – Не обобщайте, Теодор. Это просто контингент.

Глава 11. Выясняется, что справедливость на свете существует

– Эй? – Лев попробовал растолкать компаньона. – Вставай, дитя порока. Вставай, у нас неприятности!

Фёдор растолкался не сразу.

Директор завода вызывал на ковёр менеджера по персоналу и ещё десять человек.

Они успели как раз к тому моменту, когда директор, господин Хикипяя, быстрым шагом шел по коридору. Его пузо подпрыгивало под тонким джемпером, подбородок с наметившимся зобом трясся, седые усы и брови гневно топорщились. Дверь кабинета захлопнулась за ним со страшной силой.

Перед дверью его превосходительство притормозил, но храбро нажал ручку и вошёл первым.

А когда вышел, обогнал выходящих товарищей и побежал по лестнице вниз.

Северный лосось. Страсть к лососю!

– Ещё не хватает обсуждать увольнение менеджера по персоналу, – бормотал Лев. – Не стоит злить человека, который ещё успеет выписать вам штраф.

– Есть справедливость на свете, – Фёдор сидел на травке, вертел в зубах желтый цветок и любовался облаками. – Лео! Есть справедливость?

– Ты чего, оправдываешься?

– Ему как, ночевать с нами надо было, чтобы за всем уследить? Установить за каждым видеонаблюдение и все записи самому просматривать? Он-то здесь при чём?

– А вы бы спросили, Теодор, откуда всё стало известно.

– А откуда всё известно?

– Стукнул кто-то, вот и известно. Специальная такая дружба. Тоже, кстати, его обязанность. Неформальная. Теодор, что же вас всему надо учить! Элементарных вещёй не знаете.

– Не узнали, кто?

– Не-а. Подозреваемых человек пять. И то…

Фёдор встал, сунул руки в карманы и подтянул штаны.

– Ты знаешь, похоже, ошибся тот хиппи. Помнишь, лысый дрыщ, такой, в татуировках? Он ещё говорил, что ничего нет, кроме нашего отношения к чему-то? Ну, вся эта ересь про пустотность мира и иллюзорность собственного «я». Как, не помнишь? Ты же всё время рядом вертелся.

Лев только моргал.

– Из меня месяц пьют кровь, а он ничего не видит! – возмутился его превосходительство. – Он только своих баб видит! Посмотрите на него, люди добрые!

Лев начал оправдываться, но Фёдор уже сменил гнев на милость.

– Забери меня салат, мирозданию не наплевать. Уволили гада. Мы с вами, Лео, наблюдаем акт вселенской справедливости.

Примерно в этот момент радость Льва Берёзкина испарилась. Вместе с гипотезой о том, что у его превосходительства, кажется, есть совесть.

– Если уехать отсюда, где мы аудиторию на твои фокусы возьмём?

– Наконец-то вы меня поняли.

– Надо что-то делать! – заорал Лев.

– Надо, – милостиво согласился его превосходительство.

Две гадюки (итальянская народная песня)

Пользуясь тем, что Фёдор куда-то подевался, Лев подхватил рюкзак, второй рюкзак, саквояж компаньона драгоценный – вдруг потом не впустят? – вышел из общежития и рванул к кабинету директора завода.

Секретарши не было на месте. Лев робко сделал четыре шага и приоткрыл дверь.

В кабинете господина Хикипяя пахло одеколоном. На столе жужжали три телефона. Директор не обращал на них никакого внимания – он собирался откусить имбирный пряник.

– В чём дело? – директор положил пряник на стол.

– Понимаете, – Лев не мог оторвать взгляда от злосчастного пряника, – видите ли…

Чашки с чаем, кофе или хотя бы бутылки воды не было. Кулер стоял в углу. Лампочка на директорском кофейном автомате не горела.

– Господин Хикипяя, – стараясь не спешить, выговорил Лев, у которого от нервов дёргались сразу оба глаза, – пожалуйста, уделите мне пять, нет, лучше десять минут. И давайте, я сварю кофе, а то всухомятку нельзя есть.

Директор рыбного завода взял в очередной раз зажужжавшую трубку, дал отбой и сидел, смотрел на него.

Лев Берёзкин открыл саквояж. Расстегнул «молнию» футляра, похожего на футляр электробритвы. Подкачал насос. Вставил кофейную таблетку. Отвинтил крышку, налил из кулера воду.

– Где у вас чашки? – Лев машинально повернулся туда-сюда, принял из рук директора маленькую фарфоровую чашку, наполнил её кофе и дрожащей рукой поставил на блюдце.

– Вы не удивляйтесь так, у нас как раз таблетка последняя. А нас двое. Так что вот, пригодилась.

– Это взятка? – господин Хикипяя, стоя, пил кофе. – Она вам всё равно не поможет!

– Зато вы меня выслушаете. Вы же все равно пьёте кофе? Вот.

– Вы это специально придумали? Автомат сломали? Вы?

– Нет, честное слово. Просто мой друг куда-то делся, я взял наши вещи, но решил всё-таки с вами поговорить, а тут вы… и пряник.

Оба снова посмотрели на пряник. Директор рыбного завода взял его со стола, откусил и сделал рукой – говорите.

В это время Фёдор Летний стоял в коридоре на первом этаже общежития около кофейного автомата.

Он делал вид, что не замечает, что все смотрят сквозь него. Непринужденно здоровался, кивал, улыбался. Не прятаться же теперь.

Как вы смеете! – возмущался в его голове голос мадам Ренар. – Как вас угораздило стоять здесь, как пугало и ничего не предпринимать, когда творится несправедливость! Вы рады? А знаете, сколько семей в разных концах света надеются на деньги, с которыми вернутся их близкие? Они так же бедны, как вы, а некоторые ещё беднее! У них ведь нет бабушки с с гробовыми!

Фёдор попробовал отвлечься. Голос Ренара уже стал навязчивой идеей.

Вы считаете это справедливым? Ну, конечно, среди них много дураков. Почему же тогда у вас так гадко на душе? Ах, вы не знаете, что делать? Делайте что-нибудь!

И Фёдор тоже направился к кабинету господина Хикипяя.

Лев Берёзкин как раз выходил оттуда – красиво, непринужденно.

– Оли? – произнес из кабинета мощный голос хозяина рыбного завода.

Господин Хикипяя говорил по телефону. «Оливер» было имя старшего менеджера.

Дверь закрылась.

– Тон-тонтон-тонтон! – Лев как раз изображает танец лосося, чтобы повеселить компаньона – тот приуныл после возвращения на работу. Ничего особенного. Лев выгибается во все стороны, приставив к глазам круглые печенья. А что было делать? Вот уже сбежалось всё общежитие и все скачут. «Тон-тонтон-тонтон!» – печенья валяются по всей комнате.

Ну что за свиньи, а. Прав был Сартр: ад – это другие.

Как вдруг одна девушка пробивается к Фёдору и на ухо о чём-то спрашивает. Его превосходительство слегка оживляется и милостиво кивает. Она достает деньги и отдаёт ему. Десять евро.

– Можно мне тоже? – вскакивает женщина постарше.

Опять деньги. Опять и опять. И вот уже четыре женщины и два парня отдали этому типу по десятке.

– Перешел на личные? Почтой шлёшь? – на ухо поинтересовался Лев.

– Слушай, не могу, – вполголоса сообщил его превосходительство. – Никаких сил больше нет предсказывать. Глаза вылезают. Пойдём в ванную, расскажу. Придумал попроще кое-что.

– Гороскопы? – ахнул Лев в ванной. – А это-то как?

– Очень просто. Вот ты, например, кто?

– Ну, Дева.

– Отлично. Дева – не будьте так уверены в своей точке зрения, вы тоже можете ошибаться. Стрелец, смотрите, чтобы не обидеть кого-нибудь важного для вас. Это может вызвать конфликт, а чуткость – не ваше достоинство. Овны, э-э-э, старайтесь видеть и слышать окружающих, а то ваш эгоизм окажет вам плохую услугу.

– А ты сам – какой знак?

– А, э-э-э… первое ноября – кто?

Лев полез в сеть. Выяснил, что тип, который составляет людям гороскопы, а сам понимает в них, как в китайском – Скорпион.

– Гороскопы персональные, – продолжал ядовитый гад. – Поможешь с переводом?

– Постой, но ты же должен выдать им всю херню! Хоть сайты почитай! Ты же что-нибудь ляпнешь!

– Не ляпну. Все вечно уверены в своей точке зрения и все боятся, что им кто-нибудь что-нибудь скажет. Все могут кого-нибудь обидеть и потом об этом жалеть. Все вечно не слушают друг друга, все думают, что их мнение самое важное, а все остальные еноты. Все ошибаются. Эффект Барнума!

– А если не обидят? Если не ошибутся? Если слушают?

– Хотел бы я на это посмотреть, – Фёдор вытащил из кармана смятую бумажку, развернул. – Тут у нас гороскоп про любовь. Коллега, у вас как на этом фронте? Я ж с себя пишу, а у меня материала нет.

– С себя?

– Ну да. Иначе сфальшивлю, понимаешь? Должно звучать так, будто ты чувствуешь, что говоришь. Я кроме себя, никого особо не чувствую. Смотрю на человека, прикидываю, что у меня с ним общего, какие недостатки – вот это и пишу.

– Ты что, хочешь сказать, все люди одинаковые? Ты же попадёшься, енот. К бабке не ходи, попадешься.

– Лео! Эти люди не заметили, что фрагмент печки Распутина, ваша, Лео, семейная реликвия, каждый день у них перед глазами! Не попадусь.

Фёдор посмотрел на присевшего на пол Льва и засмеялся.

– Как ты это устроил? – спросил тот.

– Да я случайно. Хотел убедить одну девицу, что у неё все не так страшно, как она думает. А она про свои дела на астрологическом форуме советуется. Тогда я ляпнул, что мать у меня астролог, пишет в журнал, и я тоже кое-что понимаю.

– Какой же ты омлет. Зачем?

– Она меня замучила своим нытьём!

– Да ведь не было такого! Твоя мать…

– Было, – Фёдор поскрёб затылок. – Я когда маленький был, она месяца три в один журнал гороскопы писала.

– Так она заодно и астролог, что ли?

– Лео, – Фёдор сочувственно посмотрел на компаньона. – Что вы, как дитя. Моя мать – жур-на-лист-ка.

– Ну-ну, и ты что? Я про девушку.

– Вот я и говорю. Сказал, что посоветуюсь с матерью. А эта кряква остальным рассказала.

Фёдор достал ещё бумажку.

– Сможешь красиво перевести? У меня ещё одна такая клиентка есть. Несчастная любовь у неё.

– А там что?

– А там нужно написать: «Разворачивайтесь и бегите в обратную сторону. Но помните, что выиграть игру вы не сможете, это игра в одни ворота, и продлится она только до тех пор, пока вам интересно. Впрочем, сыграть необходимо для того, что узнать свою истинную цену». Цена, как ты догадываешься, высокая. Подумает ещё, что я ей комплименты пишу.

– Сам придумал?

Фёдор смотрел в сторону.

– Ну, не Пушкин же. Ох, Лео, не смотрите на на меня так. Сложил из нескольких статей! Читал что-то. Давно.

– А кто она? Та девушка.

– А такая, помнишь, длинная. Илон.

– Это выше тебя которая? Такая рыженькая блондинка? – Лев изобразил пальцами длинные кудри. – Хм.

– Чего?

– Если ты сейчас скажешь, что ни о чём не догадываешься, я тебе плюну в глаз.

– Не надо. Я в курсе.

– Ах, ты в курсе. Совесть есть?

– При чём тут совесть. Илон похожа на гигантскую маленькую девочку. Я её боюсь.

– Девушка просто так одевается.

– Мало ли, кто как одевается. Она и ведёт себя точно так же. Короче, нужно вот: какой-то хороший человек добивается вашего расположения, а вы этого не замечаете и тратите время на какое-то… какого-то…

– Это кто добивается её расположения?

– Пускай ищет. Пока будет глазами стрелять, у нас как раз контракт закончится. А она, может, и зацепит кого.

– Понял. Ты девиц в нашем доме считал?

– Девятнадцать.

– Ты понимаешь, что они сейчас – если тебя не побьют, конечно – все за гороскопами побегут?

– Для того и стараюсь. У меня уже Оли был. Ты знаешь, какая у него дилемма? Коллекция перцев – или его девушка.

– Каких перцев?

– Да офигеть, разных! У него там есть один сорт – смертельно ядовитый, и как раз цветёт. Он трижды в год зацветает. Оли в эти дни живёт у родителей. Уже пять лет. А его девушка сейчас ждет ребё…

– И что ты с остальными девушками делать будешь? – перебил Лев увлёкшегося компаньона. – Что ты им напишешь-то?

– Так я же тебя для чего спрашиваю! – заорал его превосходительство. – Мне нужен материал!

И Лев Берёзкин в глубокой задумчивости отправился изучать материал. Француженка Илон отличалась не только высоким ростом, длинными ногами и приятными формами (а также гольфами в горошек). Ей было лет двадцать шесть. Лев, которому природой было отмерено всего-то метр шестьдесят семь, а по паспорту не исполнилось и двадцати, не мог себе позволить подойти к такой женщине.

Точнее, думал, что не может.

Через неделю его превосходительство орал:

– Ты превратил мою жизнь в ад!

Орал, правда, шёпотом, потому что беседовали они в ванной.

– А что сразу я! – отбивался Лев.

– Я устал от твоих баб! Одна рыдает, вторая рыдает, все на тебя жалуются. Сделай что-нибудь! Я так больше не могу!

– Не могу же я разорваться на всех!

– Я тоже не могу! Когда мне все успевать-то? – Фёдор открыл воду, чтобы их не подслушали. – Десять дней отбиваюсь от Ингриде: где он, где он! Делаю вид, что тормоз! Я так заврался твоей Илон, что уже записываю по пунктам, что сказал, и что ещё собираюсь сказать, чтобы не сбиться! Я с часу ночи до четырёх утра слушаю рыдания Лисяо! Сплю два часа в сутки!

– А что сразу я! Взял бы и нейтрализовал хоть одну! Я материал изучаю! Ты сам просил!

Лев внезапно открыл, что просто-напросто смотреть на девушку – не сквозь, не мимо, как раньше, а прямо в глаза, – чертовски помогает в личной жизни.

Его превосходительство назвал это по-другому:

– Бабник!

– Я не виноват, – Лев развёл руками. – Они же все красивые.

– Да они идиотки все, ужас какой-то, вот маньяк на мою голову! – Фёдор схватился за волосы. – Надо различать, где личное, а где работа!

– Почему это маньяк. Просто ты мизантроп, а я нет.

На этом эмоциональная часть разговора закончилась. Перешли к части деловой.

– Завалили мелочью, – возмущался Фёдор. – Слышь, в магазин пойдёшь – поменяй, а?

– Не поменяю, – гордо отказался Лев. – Привык, что все вокруг него бегают. Сам иди! Клиентов своих попроси!

– Двести восемьдесят шесть, двести восемьдесят восемь… – старательно считал его превосходительство, сидя на коврике перед ванной – короче, тут около трехсот.

На коленях Фёдора, у него в горсти и на полу оставалось ещё много монет.