Текст книги "Яма"

– Еще долго?

Нике уже дважды звонила Алина. Не принимала вызов, чтобы не говорить ей, где находится. Соврать можно было, только если отойти от орущей толпы. А она боялась потерять Уварову из виду.

– Что?

– Я спрашиваю, когда это закончится?

– А, не знаю… – пожала плечами Катя.

Ответил какой-то парень, вообще им незнакомый.

– Последний заезд. Град всегда заканчивает.

У Кузнецовой внутри все онемело.

– Какой Град? Наш? Сережа? – сама не знала, кому адресует вопрос.

– Наш. Наш, – с восторгом закивала Катька. – Вон он, на старте. Желтая с черными полосами…

Звуки вокруг Ники увеличились во сто крат. Она бы и сама заорала, если бы хватило воздуха.

Не хватит…

Внутри нее все процессы застопорились.

Отступая шаг за шагом, Доминика пятилась назад. Толпа разомкнулась и сомкнулась. И, наконец, она осталась за пределами этого адского безумия.

Брела, не осознавая, куда и зачем. Лишь бы подальше отойти… Не видеть и не слышать.

«Никогда больше…»

Скорость способна убивать. Каким же безумцем нужно было быть, чтобы так глупо рисковать жизнью?

Шагала и шагала, пока не уткнулась расфокусированным взглядом в знакомое лицо.

– Привет, Ника.

– Привет.

***

Все вокруг будто сговорились. Мир сошел с ума. О Кузе говорили, слышал ее имя не меньше трех раз в день. Даже мать завернула, за завтраком вдруг спросила, знаком ли он с младшей Кузнецовой.

«На хр*н надо!»

Какая она умница! Какая молодец! А какая красивая и артистичная!

«Вам что, голову снесло?»

А сам…

Хотел посмотреть на нее. Больше обычного. Прошло довольно много времени, и в сознание прокрался тот самый вопрос… Почувствует ли он что-нибудь при взгляде на Кузю? Рассчитывал, что переборол все эти гормональные выбросы. Конечно, переборол. Но… все еще не решался проверять.

Хорошо, что Кузя в последнее время рядом с ним не светилась. Наверное, скоро он забудет ее лицо. И ее сахарный голосок.

«Долбанная плюшка…»

Забавно будет как-нибудь потом столкнуться с ней и подумать, что она такая же, как все.

После гонок Град снова был пьян. И на взводе. Не было времени, чтобы обрисовывать свои паскудные желания девахе, которой посчастливилось сидеть у него на коленях. Пока она совала свой язык ему в рот, думал о том, как он в ее сунет член.

Придержав руками упругую задницу, поднялся с кресла вместе с ней. Зашагал в сторону лестницы.

Все знали Града и понимали, на какого рода контакт можно рассчитывать. Уговоров и прелюдий не требовалось. Она сняла свитер и лифчик. Охотно позволила трогать свои сиськи. Сама тоже руками под его футболкой шарила. Прижимаясь губами, стонала и что-то надоедливо шелестела.

– Ох, Град… Ты такой большой, Град… Такой твердый…

Поспешил занять ее рот делом, чтобы молчала. И не только для этого, конечно. Ему срочно нужна была разрядка. Вот только волосы ее были не того оттенка, глаза не того цвета. Губы слишком яркие, стоны слишком громкие.

Она все делала не так, как ему хотелось.

Парадоксально. Как будто ему когда-то были важны внешность и техника! Нет, без крайностей. Но все-таки…

Раскрепощенная. Красивая. Все при ней, и все в его распоряжении.

И он, конечно, достиг пика. Но удовлетворение и облегчение длились ничтожное мгновение. Буквально сразу вернулся каменный стояк.

– Хочешь еще? – обрадовалась девушка.

– Хочу.

– Как именно ты хочешь? Как мне лечь?

– На живот.

Впервые задумался: а является ли это на самом деле удовольствием?

Когда Серега вернулся в подвал, объявился Закревич. Почему-то один его вид Града выбил из равновесия.

– Ты чё такой довольный? – спросил Карп, доставая из холодильника и выставляя на стол несколько банок пива.

– Срослось с первокурсницей. Этой Кузнецовой Доминикой. Размякла недотрога. Два месяца цену себе набивала, ломалась, типа я ей не интересен вовсе… А сегодня на гонках ее встретил, она какая-то чумная была. В общагу подвез, ля-ля-тополя… – улыбнулся во весь рот.

Все притихли, ожидая продолжение. И Закревич не подкачал, самодовольным тоном выдал пикантную информацию.

– Сорвал сладкую вишенку.

Градский в самом начале, как услышал ее имя, блокировал все эмоции. Приготовился. Поставил защиту. Но вопреки всему, с последней фразой его точно небесный разряд поразил. Все внутренности сжались в одну жгучую точку. И пульсировала она так, что выбивало ребра.

[1] Высшая математика

8

«Я не верю…»

«Это неправда».

«Она бы не стала…»

«Не верю…»

«*баный, *баный мир!»

Из дома, в прямом смысле слова, сбежал. Наедине с собой столько мыслей культивировал мозг! Многое сам себе простить не мог. И отпустить тоже.

Он не стал бы по ней маяться. Он не стал бы… Она для него – ниже плинтуса. И это никакой не эмоциональный порыв. Все у него, бл*дь, нормально.

– Давай после пар сразу ко мне поедем. Поговорить хочу. Есть проблема.

Сглотнул. Кадык нервно дернулся. Руки сжались в кулаки.

Открывать рот и что-то говорить – последнее, чего ему бы хотелось. Кивнул, выказывая согласие.

– У меня, короче, полная жопа, – не удержал в себе Карп.

А вот он, Град, держал. Хотя никакого удовольствия этот процесс ему не приносил. Да и конечной задачи он, в принципе, не понимал. Просто делал то, к чему успел привыкнуть. Хотя моментами и маячили маниакальные шекспировские сомнения: отпустить – не отпустить. По правде говоря, возникало даже какое-то извращенное любопытство посмотреть, что же случится, если дать себе волю. Он ведь теперь себя не понимал. Он себя, оказывается, и не знал.

Неторопливо следуя по аудитории равнодушным взглядом, на автомате успел проанализировать примерный душевный настрой каждого их присутствующих. Серега их всех мог бы сыграть. А себя? Как понимать?

– Вчера Верка осталась ночевать и…

Сердце с субботы тарабанило. Барахлили все маркеры: температура, кровяное давление, частота пульса. Сон пропал, аппетит ухудшился. В организм попала странная инфекция, которую ему почему-то никак не удавалось отторгнуть.

– Ну знаешь, мы пару раз по-пьяни целовались. Да-да, я тебе не говорил раньше, – оправдывался Карп, как будто Серега выказал хоть какую-то реакцию. – Сейчас говорю. Когда зашло слишком далеко…

Не слушал. Повторить, конечно, мог. Чисто физически, не вдаваясь в смысл. Но полноценно не воспринимал.

Алина Кузнецова влетела в аудиторию за пять минут до звонка. Град встретил ее появление с привычным отчуждением. Внешне. Внутри что-то по касательной дрогнуло.

– Какая же ты свинья, Закревич! – проорала девушка, сбивая на пол все барахло «свиньи». – Мы этого так не оставим! Я сегодня к декану пойду! Пусть весь факультет соберут. Что бы ты, п*дла, перед всеми ответил за свою гнусную клевету! Такие подонки должны быть наказаны.

– Ты чё, больная? Что тебе от меня надо? – подал голос Закревич.

Звучал неубедительно, учитывая то, с какой экспрессией Кузнецова жонглировала его барахлом.

– Как ты, мразь, только посмел такое выдумать? Ника даже на свидание с тобой не соглашалась! Так ты назло решил слухи распустить…

Сердце Градского перестало биться.

Долгая, долгая пауза.

А потом его сердце начало колотиться с сумасшедшей скоростью. Раскаленная кровь понеслась по венам. Горячее дыхание, вразрез внутренней буре, чрезвычайно медленно покинуло до предела расширенные ноздри. Взгляд помутился. Тело налилось тяжестью. Внутри восстали все сознательные и подсознательные инстинкты.

Град не успел отследить собственных эмоциональных реакций и осознать действий. Опрокидывая стул, сорвался с места. Стремительно пересек требуемое расстояние. Одним ударом, включающим в себя всю его ярость и мощь, сбил Закревича на пол. Парты и стулья, образуя сумасшедший грохот, полетели в разные стороны. Кто-то из парней закричал, девчонки практически в унисон запищали.

– Боже мой! Кто-нибудь, остановите его!

Нет, Серега не мог допустить, чтобы его остановили! Ни хр*на!

В его распоряжении находились все необходимые ресурсы: мощь, техническое умение, силовая выносливость. В одно мгновение все это вырвалось из-под контроля. Градским руководила лишь чистая и безжалостная ярость.

– *бать, Град! Хватит! Тормози!

Бил и бил Закревича, словно в конечном итоге намеревался забить ублюдка насмерть. Брызнула кровь, мышечные ткани стали мягкими, появился характерный чавкающий звук.

– Прекратите немедленно!

– Твою мать, Серега! Харэ уже…

– Град, пожалуйста, остановись!

У Карпа ничего не получалось, а никто другой просто не посмел бы остановить Градского.

Выпустил Закревича, лишь когда осознал, что тело того обмякло. Тогда позволил себя оттащить. Судорожно перевел дыхание, но оно все равно осталось учащенным. Проклятое сердце ломало грудную клетку. Эмоции и гормоны, которые он всю свою жизнь теоретически изучал, вошли в сговор и устроили внутри него коренной переворот.

Раньше слышал, что чувства могут разрывать изнутри. Но, как оказалось, и близко не понимал, что это значит. Теперь не знал, как с ними справиться. Каким должен быть алгоритм действий, чтобы не сбросить кожу и не превратиться в зверя?

Содержимое желудка перевернулось и толкнулось вверх. Пришлось несколько раз кряду сглотнуть, чтобы остановить рвотные позывы. Получилось. Но все еще предпринимал попытки вернуть дыханию нормальную ритмичность.

Алина первой бросилась приводить Закревича в сознание. Хлестнула в залитое кровью лицо воду, повернула на бок.

– Давай же, скотина… Ты не имеешь права подыхать.

Очухался. Закашлялся. Простонал и снова закашлялся.

А Градского так и подмывало вернуться и продолжить. И если он все же стал зверем – без разницы. Чудовищем. Бешеным псом, который сорвался с цепи. Любым существом.

– Вас ждут большие проблемы, Сергей, – проскрипел седой хлыщ, ведущий у них курс информационных технологий.

«Положить, нахр*н».

Глянул на старика, как на таракана. Испытал абсолютное безразличие к обещанию, что ему как-то прилетит за содеянное. И не в обычном смысле, к которому он привык. Это гребаное безразличие тоже являлось каким-то яростным. В аудитории, кроме хлыща, возились еще несколько преподавателей. И Градский как будто ждал, чтобы кто-то из них еще что-то вякнул! Надеялся на живую провокацию.

Это было очень, очень хр*ново. Хорошо, что понимание этого все же замаячило где-то на задворках его сознания.

– Где она? – тронул старшую Кузнецову за плечо.

Та помедлила, но все-таки ответила.

– В общежитии.

– Какая комната? – номер блока он помнил.

Повторная раздражающая пауза.

– Четыреста сорок шестая.

– Сергей, боюсь, вы не можете сейчас уйти, – проинформировал тот же хлыщ.

Но Градский уже шел к двери.

– Град? – окликнула его Аля.

– Что?

– Прежде чем ехать к Нике, зайди в уборную и приведи себя в порядок, – тихо попросила и снова склонилась над Закревичем.

Привести себя в порядок оказалось невыполнимой задачей. Лицо, руки и одежда были забрызганы кровью. Пришлось ехать домой. Зато хватило времени немного остыть.

Телефон разрывался. Трезвонила мать. Видимо, и ей уже донесли.

– Слушаю, – из-за долгого молчания голос вышел хриплым.

– Сережа! Боже, где ты находишься? – сорвалась мать. – Тут такое творится! Закревича «скорая» увезла. Тебя кругом ищут! Полицию вызвали! Я не знаю, что делать? – зачастила между громкими сиплыми выдохами. – Пришлось папе сообщить. Он уже едет.

– Мама, погоди. Послушай, – остановил ее, сворачивая с проспекта и перестраиваясь в нужную полосу. – Утряси там все, чтобы сегодня тихо было. На завтра собрание факультета собери. Типа, чтобы разбирали меня, я за свой поступок отвечу. Можно с полицией.

– Да ты что!

– Мама, мам, слушай меня. Узнай, не звонил ли кто-то в общагу? Мне нужно, чтобы меня впустили. Скажи, чтобы меня впустили. Слышишь меня, мам?

– Слышу, Сережик. Но…

– Я на тебя рассчитываю. Потом вечером поговорим, хорошо? И отцу передай, чтобы дома меня ждал, не искал. Я все объясню, ладно?

– Ладно, – выдохнула дрожащим тоном.

Хотела еще что-то добавить, но Серега отключился.

В общежитии ему довелось побывать впервые. На эмоциях как-то сообразил подойти к вахтерше. Сказал, к кому пришел, оставил «студенческий», и она позволила ему пройти.

Пока поднимался на четвертый этаж, в ногах слабость появилась. Во всем теле. Сердце снова замолотило, как безумное.

Постучал. Но за дверью не отразилось ни единого звука. Тишина.

Повторил – тот же эффект. То есть полное отсутствие результата.

Раскачиваясь на пятках, задумался, как дальше поступить. Кузиного номера телефона у него не было. Да и вряд ли бы она впустила, если бы он попросил. Вот если бы открыла, попытался бы ее задержать.

Сознание растоптало страшное опасение…

Сбежал на первый этаж, на ходу набирая Алину.

– Я сейчас передам трубу вахтерше вашей. Скажи, пусть ключ мне даст.

– Какой ключ?

– От вашей комнаты.

– Зачем это? Ника тебе не открывает?

– За дверью очень тихо, словно ее нет. Но я… это… Я просто подумал… вдруг она… вдруг она себе что-то сделала… – промямлил, будто умственно отсталый.

Воздуха не хватало. И слова где-то в глотке застревали. Щекам неожиданно сделалось горячо, и он тупо порадовался тому, что, кроме старухи с вахты, его никто не видит.

– О Боже… – пискнула Аля и на какое-то время потерялась. Сереге даже показалось, что звонок прервался, пока она не заговорила снова. – Хорошо. Передай телефон Надежде Леонидовне.

Второй раз поднимался на нужный этаж быстрее. Действовал без промедления. Вставил ключ в замок. Провернул. Вошел.

9

Кузя находилась в комнате. И она была, слава Богу, в которого он продолжал не верить, жива и здорова. Приподнялась на кровати и, обернувшись, оторопело уставилась, будто не Градского увидела, а приведенье графа Дракулы.

Серега на нее смотрел так же ошарашено. Только не потому что, как она, не ожидал увидеть. А потому что охр*нел от эмоций, которые разбились в его груди.

Он себя убеждал, что все прошло и схлынуло. Химические и гормональные реакции не должны тянуться так долго. Он же столько времени провел в завязке! Сейчас должен был случиться тот самый эпизод, когда ему забавно, а она – такая, как все.

Ни хр*на.

От одного ее вида его накрыло. Внутри все перевернулось и болезненно сжалось. Горло подпер ком, который не позволял Граду ни говорить, ни дышать. А сердце забилось с такой силой, что казалось, тело по инерции тоже туда-сюда заходило.

«Супер».

«Ох*ительно просто».

– Ты что… – Доминика села. – Ты зачем пришел? Как вошел? – она, вроде, рассердилась, но в то же время все еще не могла справиться с шоком. – Уходи сейчас же.

Граду пришлось проглотить обратно все свое дерьмо, чтобы просто иметь возможность ответить ей. И это было труднее всего, что он делал ранее.

– Не уйду.

Странно, но он до такой степени жаждал смотреть на Нику, что готов был сказать ей, что угодно.

– Алина тебя прислала, да? Так передай, что у меня все нормально.

– Я сам захотел прийти.

– Ну и зачем? Я лично тебя видеть не хочу! И чтобы ты ко мне приходил – никогда не хотела.

– Ты меня ненавидишь, я помню.

– Хорошо, что помнишь. А теперь проваливай!

Яростно дернула со стороны допотопного шкафа какую-то штору. Протянула ее до самого окна. Сергей замер, ошарашено глядя на бордовое полотно. Это не являлось балдахином, это было… фиг пойми чем!

Растерянно оглядевшись, мимоходом подумал, что вся обстановка комнатки для него дичайше странная. Он такого дизайна нигде раньше не встречал. Количество кроватей и прочей разносортной мебели на квадратный метр зашкаливало. Тут тебе и спальные места, и рабочие зоны, и гардероб, и кухонный уголок. Даже на стенах не наблюдалось свободного пространства. Плакаты, пробковые доски с фотографиями и яркими лоскутками заметок, книжные полки, гирлянда и скопище разноцветных бумажных бабочек.

«До самой далекой планеты не так уж, друзья, далеко!»

Да, нашлось место и для совкового мотиватора с Гагариным. Он им, что, по наследству достался?

Вопреки хамской встрече, которую устроила ему плюшка, и банальному эстетическому недоумению, Градский не смог просто развернуться и уйти. Первое, что сообразил, тупо глядя на цветочный узор тонкого длинного коврика: нужно разуться.

Скинул кроссовки. Куртку снимать почему-то не посмел. Нерешительно пересек комнату. Сел на скрипучий стул у письменного стола и уперся взглядом в бордовую штору.

– Я все улажу, Кузя. Будет собрание факультета. Все узнают, что это неправда. Закревич сам признается, что оболгал тебя.

«Если сможет…»

– А тебе откуда знать: оболгал или нет? Может, я…

Сжал кулаки. Поступательно вдохнул и выдохнул.

– Молчи, Кузя. Молчи. Когда ты уже научишься?

– Я в своей комнате. Хочу – говорю, хочу – нет. А ты можешь не слушать. И вообще…

После он сам себе покается, и сам себя осудит.

После…

Резко задрав штору, стремительно нырнул в бордовый полумрак. Двинулся на сжавшуюся в уголке девушку. Она что-то пропищала в знак протеста, но как только Градский остановился – ответно замерла. Широко распахнув глаза, смотрела на него с запредельной озадаченностью.

Маленькая наивная Ника.

Пока она увязала в смятении, в его испорченном подсознании родилась потребность: максимально ограничить ее подвижность. Разместил одно колено между бедер девушки, второе – с внешней стороны. Выставил по бокам ладони. Кузя, будто под гипнозом, следила за этими действиями с неожиданным смирением. Придвинувшись ближе, словно то самое животное, которое полтора часа назад бесновалось и жаждало убивать, вдохнул в себя ее запах. И он ему невероятно сильно пришелся по вкусу.

Внутри все задрожало. Распознал свирепое сексуальное возбуждение и еще какой-то долбанный трепет. Остальное легло на душу неразделимой массой.

В очередной раз подвергся шекспировским страстям: уйти или остаться?

Стиснув зубы, посмотрел Доминике прямо в глаза, напоминая себе, что пришел не за тем, чтобы ее обнюхивать.

«Сука…»

Вот только и она в ответ так смотрела, что дух захватывало, и все мысли сбивались в кашу.

Не к месту и совсем не вовремя вспомнилось, как Леська несколько лет назад, треща по телефону, сообщила одной из подруг: «Он только обнял меня, а у меня в животе бабочки закружили, представляешь?»

У Кузнецовой ничего еще не было, теперь он это знал. И поразился своему скотскому желанию стать тем, кто разбудит этих бабочек.

Не стоило об этом даже думать. Вот только мысли эти, мучительно волнующие, никак не хотели отступать.

Град сам себе не верил, настолько все ощущения казались невероятными. Ничего подобного и вообразить бы никогда не смог. А сейчас… Старался не дышать, а все равно в груди все гремело.

Утвердил новую оправдательную теорию: просто давно ее не видел. Давно не чувствовал, забыл, какую странную это имеет силу. Вот эмоции и кипели, как в те первые встречи. Видел бы Кузю регулярно – уже бы привык, реакции бы стерлись.

Доминика мало что понимала в отношении полов. Но то, что дыхание Градского участилось, не могла не заметить. И то, как он смотрел на нее, словно ему от нее что-то смертельно необходимо – тоже.

Реагируя на близость Сергея и жар его взгляда, Нике вдруг захотелось сместиться ровно настолько, чтобы ему пришлось ее поймать.

«Господи, Боже мой!»

«Какая неуместная глупость!»

Преследуя это постыдное желание, щеки моментально запылали смущением.

– Что тебе от меня надо, Градский? – выпалила сердито.

И он поразил ее своим невозмутимым откровением.

– Хочу смотреть на тебя.

– Еще не насмотрелся?

– Нет.

Толкнула в грудь, но он не сдвинулся.

– Ты всегда такой неотесанный? Отодвинься хотя бы немного!

Он отступил, буквально на десять сантиметров. И ни с того ни с сего пристыдил ее сурово, как семиклашку:

– Кузя, почему ты такая вредная?

– Можно подумать, ты полезный?

Он лишь качнул головой и снова спокойно заговорил.

– Хватит меня мариновать.

– Я, что ли… Я ничего… Ты сам.

– Я сам. И ты тоже.

Обмен этими странными предложениями ни к чему конкретному не привел. Ника ни черта не поняла, только распсиховалась еще сильнее.

Ресницы Града дрогнули, словно ему стало трудно держать веки открытыми. Взгляд сместился ниже – на ее губы. И сердце Доминики застучало с отчаянной и болезненной частотой. Чтобы как-то удержать его от вероломного бегства, закрыла глаза и протяжно вздохнула.

«Почему он теперь молчит?»

«Мог бы сказать хоть что-то!»

«И, в конце концов, отодвинуться на нормальное расстояние…»

– Оставь меня в покое, Градский, – потребовала, метнув к его лицу еще один сердитый взгляд.

Вместо этого… Он к ней прикоснулся. Большой палец его левой руки приподнялся и, сместившись чуть в сторону, медленно-медленно прошелся по ее бедру. Кожа Ники покрылась мелкой дрожью. Горячее и нетерпеливое волнение толкнуло сердце к горлу. Дыхание перехватило: ни вдохнуть, ни выдохнуть. Ноги инстинктивно сжались, невольно зажимая мужское колено. Град скрипнул зубами и зашипел, будто она причинила ему физическую боль, что было, конечно же, невозможно. Но Кузнецова отреагировала моментально, выпуская его из захвата и упираясь руками в грудь.

– Прекрати уже…

– Я пытаюсь тебя поддержать, – заявил он очень серьезно. – Я пришел к тебе, несмотря на то, что ты меня тогда послала.

– Непохоже, чтобы ты, Сережа, сильно горевал, – упрекнула слишком взволнованно.

А у него, после ее неподражаемого произношения его имени, горячая волна по позвонкам сбежала.

– Горевал, вообще-то. Все? – лишил дара речи, никак иначе. Взглядом дал еще больше пояснений, чем этим скупым признанием. – На этом закончим. Я мусолить одно и то же не люблю.

– Как будто я люблю…

– Знаю, ты очень расстроена. Выговорись. Мне можешь сказать все. Клянусь, что останется между нами. А потом разберемся с остальным.

Благодаря Леське примерно представлял и то, как Ника переживает произошедшее, и то, что должно принести ей облегчение.

Переместился к изножью кровати. Уперся спиной в стенку шкафа и стал ждать ее реакции. В узком пространстве полумрака смотрел на нее непрерывно. Просто не мог заставить себя отвести взгляд. Сорвался, ведь, как наркоман.

Смотрел, смотрел, смотрел…

Видел, что она снова начинает злиться. Но никак не мог прекратить. Ему необходимо было ее видеть. Наверстать. Запомнить, мать вашу, еще детальнее.

Возможно, когда-нибудь он позволит себе написать ее чертов словесный портрет.

– Я ничего тебе рассказывать не буду, – выдавила Доминика решительно и скрестила руки на груди.

Не отреагировал. Даже не моргнул.

– Перестань пялиться.

– Начинай говорить, я не буду смотреть.

– А больше ты ничего не хочешь? Может, мне еще раздеться?

– Можно.

– Я вот все равно не понимаю, зачем ты пришел? На что рассчитывал? Что я с горя брошусь тебе на шею?

– Не надо бросаться мне на шею. Я тебе другое предлагал.

– Предлагал… – ее голос впервые дрогнул. – У тебя все так просто.

– Вообще, нет.

– Нет?

– Нет.

Обхватив дрожащими пальцами растрепанную косу, безуспешно попыталась привести в порядок светлые прядки.

– Ладно… – вздохнула расстроенно. – Слушай. Только не смотри на меня. Сейчас.

Градский опустил взгляд вниз, и тело Ники ударила первая дрожь. Закрыв глаза, она прижала голову к согнутым перед собой коленям.

– Закревич подвез меня к общежитию и напросился провести до комнаты, – начала говорить то, что в какой-то момент, вопреки ее желаниям, потребовало выхода. – На улице было холодно, и мы оба промерзли. Стас… Он попросил чаю, чтобы согреться. Я сама разрешила ему войти. Пока готовила все необходимое, он вдруг притиснул меня к стене и… попытался поцеловать. Я оттолкнула и… ему это сильно не понравилось. Он бросил меня на кровать и прижал к матрасу. Я… тогда подумала: как я смогу вырваться, если не могу даже пошевелиться? И… мне стало страшно, как никогда в жизни, – таких подробностей даже сестры не знали, все в себе держала.

А теперь сама понять не могла, почему доверила свои чувства именно Градскому.

Замолчала. Слушая образовавшуюся тишину. Слушая свое тяжелое прерывистое дыхание. Слушая свое сердцебиение. Слушая и пытаясь успокоиться. Но ничего не получалось.

– Ника, не молчи… – хрипло выдохнул Град. – Продолжай.

Он впервые назвал ее нормально. Не какими-то прозвищами, а по имени. И в голосе его улавливалось неподдельное беспокойство.

Внутри Доминики оборвалась последняя струна. И зазвучала, только не так, как она хотела. Вместо слов у нее вырвалось жалкое всхлипывание.

«Стоп. Стоп. Стоп».

«Только не это…»

Он оказался не готовым к тому, чтобы Кузя страдала и плакала.

Сопереживание – впервые погрузился в пучину этого чувства. Заболело в груди, словно ему со всей дури всадили в солнечное сплетение. Дополнительная нагрузка заключалась в том, что он ощутил острую необходимость что-нибудь сделать, чтобы забрать ее страдания.

Оторвал спину, чтобы двинуться обратно к Кузе, но она вдруг подскочила и сама к нему бросилась. Впечатавшись в грудь, нырнула руками под куртку и судорожно заплакала.

Тепло, запах, визуальное восприятие, ощущения – окружило.

Вроде не маленький. Вроде телом и духом сильный. Вроде жизнь понимал… А внутри развернулась бойня – массовая гибель нервных клеток. Канаты порвались, наружу вырвалась душа, в существовании которой он до знакомства с Никой сомневался.

– Что… он сделал?

По правде, не понимал, стоит ли ему это знать. Наверное, лучше нет. Забаррикадироваться. Не принимать. Не представлять. Не позволять даже мысли случайной проскочить… Ему и без того хотелось поехать в больницу, или куда там увезли этого недоноска, и закончить начатое. Размазать его, чтобы патологоанатому потом соскребать пришлось.

– Ничего, – бурно замотала головой. – Ничего больше. Закревич попытался перевести все в шутку, типа я – дурочка, что испугалась. Я сказала, чтобы он убирался. И он ушел, отпуская свои шуточки, даже в коридоре. Ну и несколько девчонок, естественно, видели, как он уходил, – говорила, не отрывая щеки от его груди. – А сегодня, прям на пороге… Катя Уварова нам с Алиной сообщила, что Стас всем рассказывает, будто мы переспали.

Скрипнул зубами. Тяжело перевел дыхание.

– Как так можно, Сереж? Я не понимаю, как так можно… Такая подлость. Как можно так жестоко обойтись с другим человеком?

Что он должен ей ответить? Цензурных слов не находилось. Да и не хотелось выплескивать на нее свой гнев. Не тогда, когда ей и так плохо.

– Все будет хорошо. Обещаю.

Ника притихла. Повисла пауза, но она не казалась Сергею неловкой. Тишина была спокойной.

– Сережа?

– Что?

– Спроси меня еще раз. Сейчас, пока я… – не хотела озвучивать свое уязвимое состояние серьезными словами. Воспользовалась самоиронией, которую подбрасывал неутомимый мозг. – Пока я вся в слезах и губной помаде.

– Что именно спросить?

– Ты знаешь, – заглянула в глаза и очень тихо попросила: – Предложи мне еще раз.

Грудь Сергея стремительно поднялась и так же резко опала. Но он себе не дал подумать, осознать и передумать.

– Будешь со мной дружить? Имей в виду, последний раз спрашиваю…

– Да, – выдохнула, не дав договорить.

Подняв руки, обняла за шею. Закрепила их дружеский союз крепкими объятиями. Градский тоже чувствовал удовлетворение. Но… он никак не мог сосредоточиться на той дружбе «привет-пока», что когда-то придумал сам.

Сейчас он чувствовал. И эти чувства весили тонну. Пытался абстрагироваться от всех возможных физических ощущений. И ничего не получалось.

Сердце топило в груди. Скорость зашкаливала.

Стучало в висках. Громыхало в ушах. И кровь неслась по венам. Неслась, как раскаленная лава.

Наверное, ему просто стоило перестать париться по поводу своих ощущений. Они же такие яркие только по новизне, а дальше, все книжки пишут – отпустит.

– Будем с тобой самыми лучшими друзьями, Сережа.

– Значит, ты больше не будешь на меня злиться?

– Буду, конечно, буду. Что за дружба без ссор?

– Супер, – угрюмо пробубнил Серега. – Я прям счастлив, что ты, наконец-то, согласилась. Два месяца фантазировал, как мы с тобой скандалить будем.

– Я просто очень упрямая. Могу вспылить, но предупреждаю заранее, это не значит, что я к тебе плохо отношусь.

– А как ты ко мне относишься?

Затаил дыхание, потому что понял, что это его как никогда сильно беспокоит.

– Хорошо.

– Хорошо?

– Да, хорошо.

– И только? У меня от тебя, Кузя, нервный тик начинается, а тебе хорошо.

Ника засмеялась.

– У меня от тебя, Сережа, тоже нервы шалят.

Спустя короткое время она вырубилась, по-другому не скажешь. Вроде говорила-говорила, на мгновение замолчала, и вдруг засопела.

Так и держал ее у себя на груди, опасаясь лишний раз побеспокоить. Сам неожиданно тоже ощутил долгожданное умиротворение. Все другие эмоции, наконец-то, притихли. Казалось, ничего не осталось.

Только она у него внутри.

Она. Его Республика.