Текст книги "Героев не убивают"

– Да, пожалуй, – согласилась я.

– Кстати, может быть, он инстинктивно сторонится людей, которые его помнят, как Трусова. Как мне это раньше в голову не приходило?! – задумался Антон.

– А он же газетчик, что он делал на телевидении?

– Мария Сергеевна, чувствуется, что Трубецкой вас серьезно зацепил. Он же популярная личность, снимается в разных передачах, сдает и получает информацию. Он тут почти каждый день бывает.

– Ладно, Антон, спасибо. Вы мне очень помогли. Куда вас довезти? – спросила я, подойдя к машине, в которой сладко спал рувэдэшный водитель.

– Мне тут недалеко, дойду сам, но за предложение спасибо. Держите меня в курсе, хорошо?

– Хорошо, – кивнула я, предположив, что Старосельцев не пойдет ни по каким делам, а будет элементарно поджидать свою рыжеволосую красотку где-нибудь в кафе за углом. – А можно вас попросить – когда Скачков проспится, свяжите меня с ним?

– Нет проблем. Хороший парень и журналист способный, только запойный. Ну ладно, всего хорошего.

По пути в прокуратуру я заехала к начальнику РУВД за сведениями о машинах, которыми пользуется семья Масловских. Серебристая «ауди» в этом списке присутствовала.

Прихватив список, я поблагодарила начальника РУВД за оказанную помощь, в том числе и транспортную, и со спокойной совестью направилась восвояси.

С удивлением осознав, что еще даже не кончился рабочий день, а сложнейшая проверка сообщения о преступлении уже проведена, я с чувством глубокого удовлетворения написала заключительный документ и понесла его шефу. Шеф в своей обычной манере отодвинул мои бумажки в сторону, поскольку раз уж была возможность пообщаться с непосредственным исполнителем, он этой возможностью пользовался. Я приготовилась отвечать на вопросы.

– Ну что, поговорили с Масловским?

– Поговорила.

– Ну, и где его жена?

– Рядом с ним, а он за границей.

– Угу, – кивнул шеф. – Собирается он заявлять о похищении?

– Нет.

– А была его жена в субботу на набережной?

– Была женщина на серебристом «ауди», которую аккуратно пересадили в другую машину.

– Насилие, угрозы?

– Все происходило на глазах инспектора ГИБДД. Никакого насилия, все культурно, он их принял за ее знакомых.

– Отлично. – Теперь шеф подвинул к себе документы. – Постановление написали?

– Конечно.

– Молодец. Что это?! – Прокурор поднял глаза от заключительного документа и уставился на меня.

– Постановление.

– Сам вижу. Что за бред?!

– Почему бред? – я обиделась. – Нормально написано.

– Что нормально? Вот это нормально? – Шеф выхватил из папки мое постановление и потряс им перед моим носом. – Где нормальное постановление?

– Я не понимаю, чего вы от меня хотите.

– Ах, не понимаешь, паршивка? – Да, похоже, шеф всерьез расстроился, раз допускает такой тон. За всю жизнь он меня называл на «ты» всего три раза. – Все ты понимаешь. Иди и переписывай.

– Не буду.

– Машенька. – Шеф вышел из-за стола и подошел ко мне. – Ты же сказала, что жена Масловского в порядке, он заявлять о похищении не хочет, гаишник подтвердил, что никакого насилия не было. Зачем ты дело возбудила?

– Потому что похищение было, Владимир Иванович.

– Да знаю я не хуже тебя, – взорвался шеф. – Я не спрашиваю – почему? Я спрашиваю – зачем? Кто его расследовать будет? Ты? Вот и порасследуй, съезди к Масловскому за границу, заставь его жену дать показания. Что, слабо?

– Это не мой уровень.

– Правильно, не твой уровень. Значит, в городскую отправлять. Ты представляешь, что мне там скажут?

Я совершенно аполитично ухмыльнулась.

– Ох, Маша, Маша! – Прокурор вернулся в свое кресло. – Ну что мне с тобой делать?

– Отмените мое постановление.

– И отменю! – Шеф схватился за бумаги. – Идите. Нет, подождите. Мария Сергеевна, я ваше постановление уничтожу, а Горчаков вынесет постановление об отказе в возбуждении уголовного дела за отсутствием события преступления. Отменять не будем, сделаем вид, что вашего постановления не было. Горчакову помогите.

Я пожала плечами.

– Владимир Иванович, Горчаков сам справится. Я свободна?

– Уйдите с глаз моих долой! – замахал руками шеф, как будто я просилась остаться.

Я ушла к себе, с досадой вспомнив, что не купила ничего поесть, теперь еще и Лешка будет недоволен. Не обнаружив в канцелярии Зои, у которой я хотела стрельнуть что-нибудь съестное, я с повинной головой направилась к Лешке, с ходу открыла дверь и увидела нежно целующуюся парочку – Горчакова и Зою, сидевшую у него на коленях.

Похоже, я смутилась гораздо больше этих прелюбодеев. Горчаков с трудом оторвался от Зои, а та с достоинством, не торопясь, слезла с его колен.

– Извините, ребята, – покаянно сказала я. – Вы бы хоть дверь закрывали.

– Забылись. – Горчаков развел руки. – Ты пожрать принесла?

Мои надежды на то, что Горчаков, застуканный за амурами, не вспомнит про жратву, не оправдались.

– Не успела. Хочешь, сейчас схожу?

– Да ладно уж, Зойка сходит. Сходишь, Зой?

Зоя послушно поправила платье и ушла в магазин.

– Рассказывай, – пригласил меня к столу Горчаков.

– Нет, это ты рассказывай. Что это ты на старости лет? Молодого тела захотелось?

– Захотелось, – склонил голову Лешка. – Ты же знаешь, я давно ей нравлюсь.

– Знаю. И что дальше?

– Да ничего. Ключи дашь от квартиры? У тебя же ребенок в лагере?

– Ну ты нахал! – поразилась я.

– Давай без нотаций. Дашь ключи?

– Дам, Леша. Куда я денусь, – вздохнула я. – Но я надеюсь, ты разводиться не собираешься?

– О чем ты говоришь, – отмахнулся Горчаков. – Конечно, нет.

– Ну ты и кобель.

– Ладно, не обзывайся. Что там с Масловским?

Я в двух словах рассказала Лешке, что мне удалось накопать за сегодняшний день.

– Отказала? – спросил он.

– Возбудила.

– Понятно. Что шеф?

– Бесится.

– Еще бы. Тебе что, трудно было написать постановление об отказе?

– Трудно.

– А почему?

Тут я задумалась. А в самом деле, почему?

– Леш, наверное, потому, что я нюхом чую – тут преступление.

Лешка обидно захохотал.

– Помнишь, у Юрия Германа написано про повесившегося парикмахера, который оставил записку: «Кончаю с собой, потому что всех не переброишь»? Тебе что, больше всех надо? Ты себе представляешь, чем пахнет это расследование? А потом, ты же говоришь, что с бабой все в порядке?

– Это Масловский говорит.

– Ну, он не стал бы так говорить, если бы имел на руках ее хладный труп.

– А если она еще у похитителей? И он просто боится за нее?

– Маш, если бы да кабы… Ну не будь ты святее Папы Римского. Тем более что ты кашу заваришь, а мы расхлебывай.

– Что ты имеешь в виду? – Я обиделась. – Когда это я на тебя спихивала кашу расхлебывать? Наоборот, это я всегда закрывала грудью амбразуру…

– Да успокойся ты. Шеф тебе не сказал? Да нет, конечно, ты ему голову-то задурила…

Я поняла, что лучше не спорить с Лешкой и терпеливо дождаться продолжения.

– Ты едешь на семинар по борьбе с организованной преступностью, – сообщил мне Горчаков с подозрительной торжественностью.

– Какой кошмар! – заныла я. – У меня два дела на выходе, про остальные я уже не говорю… И на сколько?

– На неделю. А почему ты не спрашиваешь, куда?

– Какая разница? Все равно я не могу поехать. – Я призадумалась. После того, как я подгадила шефу с возбуждением дела по похищению жены Масловского, уже неудобно идти к нему и клянчить, чтобы он послал не меня, а Лешку… Горчаков как будто прочитал мои мысли:

– Решила уломать шефа и отправить туда меня? И не мечтай даже!

– Интересно, почему? Что тебе, не выручить старую больную женщину?

– Эх, Машка! – вздохнул Горчаков. – На самом деле я бы с удовольствием съездил вместо тебя. Но почему-то требуется женщина.

– В каком смысле?

– В прямом. Поставлено условие – направить работника прокуратуры, женщину, владеющую английским языком.

– А язык-то тут при чем?

– А-а! Вот с этого надо было начинать! При том, что семинар будет проходить в Англии, в Эссексском университете, и высокая честь участвовать в нем почему-то оказана именно тебе.

– В Англии?! Я что, поеду в Англию?

– Поедешь как миленькая. Привези мне чая английского.

– Леш, ты хочешь сказать, что я поеду в Англию?

– Если не будешь, как дура, выпендриваться, – подтвердил Лешка. – Но вообще тебе надо торопиться, завтра у тебя должна быть виза. Так что иди фотографируйся, надеюсь, хоть паспорт у тебя заграничный есть?

– Есть, – растерянно сказала я. – А как же Василиса?

– Какая Василиса? Ах, жаба твоя? Вот я и говорю – давай ключи, мы с Зоей будем ухаживать за жабой. – Горчакову так не терпелось, что он сразу протянул руку, словно ожидая, что я положу в нее ключи прямо сейчас.

– Леша, уймись и смири свою плоть. Вот я уеду, и делайте что хотите. Только жабу не уморите в любовном угаре, а то будете иметь дело с Хрюндиком.

Как раз в этот момент вернулась Зоя с мешком провизии и начала кормить своего ненаглядного Лешеньку, а этот здоровый кот только мурлыкал от удовольствия. Я почувствовала себя чужой на этом празднике жизни и отправилась фотографироваться.

6

На следующее утро, набравшись храбрости, я все-таки зашла к шефу. Он уже успокоился, деловито перебирал бумажки и не заговаривал со мной на темы о похищении людей.

Я робко задала ему вопрос про семинар и получила исчерпывающий ответ:

– Съездите и все узнаете.

– А-а?..

– В счет отпуска. Идите.

Все необходимые сведения я получила от Зои в обмен на обещание никому не говорить про то, что я видела накануне в кабинете Горчакова. Оказывается, шеф еще в мае отправил мои данные для участия в семинаре, но из суеверия молчал, пока не пришло подтверждение. А в итоге нужно все бросать и прыгать в самолет, потому что послезавтра нужно быть в Колчестере, графство Эссекс.

– А что мне там нужно будет делать? – спросила я в ужасе.

Добрая Зоя достала из стола пакет документов: программу семинара, список участников, подробную инструкцию, как добраться до Колчестера из всех аэропортов Великобритании, куда позвонить, добравшись, и прочие полезные советы, вплоть до того, сколько стоит такси от вокзала в Колчестере до отеля со странным названием «Вайвенхоу парк».

– А кто еще от нас едет? – нервно спросила я, ознакомившись со списком участников и отказываясь верить своим глазам.

У меня засосало под ложечкой, когда Зоя хладнокровно заявила:

– Из России ты одна.

– Как одна?! Что, даже из Москвы никого не будет? Как же я поеду одна?

– А что такого?

– Как что! Я должна сама получать визу, сама покупать билет… Интересно, на какие шиши? Зоя, сколько стоит билет до Англии?

– Почем я знаю? – пожала плечами Зоя. – Тебе все оплатят, в консульстве тебя не укусят, язык ты знаешь, в самолете не пропадешь.

– Хорошо тебе говорить, – ныла я. – Может, ты со мной пойдешь в консульство?

– Машка, не дури, – одернула меня наша секретарша. – Что ты, как маленькая?

– Что за идиотизм – скрывать от меня, что я должна поехать в Англию!

– Он тебе сюрприз хотел сделать, – заступалась Зоя за любимого начальника.

– Вот спасибо-то! – Я дернулась в кабинет к прокурору, чтобы высказать ему все, что я думаю относительно подобного сюрприза, но Зоя грудью встала у меня на пути:

– Не надо беспокоить шефа!

– Я только его поблагодарю, – угрожающе пообещала я, прорываясь в кабинет.

– Не надо! Я ему передам спасибо от тебя.

– Отлично. Тогда еще передай ему, что я поехала в лагерь к ребенку: надо повидаться перед отъездом, а мои дела пусть заканчивает Горчаков.

Последнее слово осталось за мной, я гордо удалилась, плохо представляя, куда бежать в первую очередь – в консульство, к Регине клянчить денег в долг или к ребенку в лагерь. Выйдя на улицу и рассудив, что если мне не дадут визу, то незачем будет просить денег, а ребенка нужно ставить в известность о моей поездке, только когда я буду точно знать, что еду, – я пошла в консульство.

Для начала британское консульство в хорошем смысле шокировало меня отсутствием бюрократизма, к которому я привыкла с детства. Испортив анкету – написав ответ на вопрос не в той графе, в которой нужно, я поплелась к охраннику униженно просить новый бланк.

– А зачем? – удивился охранник. – Зачеркните этот ответ и впишите в нужную графу.

Недоумевая, как это можно сдать в учреждение анкету, в которой что-то зачеркнуто и исправлено, я сделала, как посоветовал охранник, и отдала изгаженную анкету в окошечко, где ее приняли как должное и задали мне один-единственный вопрос – кто оплачивает поездку. Я объяснила, что учебу устраивает и оплачивает Организация Объединенных Наций. Ответ их удовлетворил, и мне велено было прийти вечером – забрать паспорт с визой.

В легком потрясении от такого удачного начала я отправилась к богатой подруге занимать денег на билет.

Регина так прониклась моими проблемами, что поехала покупать билет вместе со мной, выложила свои кровные доллары, поскольку в программных документах семинара было обещано возмещение стоимости билета по прибытии в Эссексский университет. Плюс она буквально навязала мне еще некоторую сумму в валюте, несмотря на программные документы, которыми я потрясала и в которых было написано, что участники семинара будут находиться на полном обеспечении, с голоду не умрут и ночевать будут не под открытым небом.

– Значит, так, Машка, – сказала она, засовывая мне в сумочку деньги, – отдашь, когда разбогатеешь. Твоя задача там – подцепить какого-нибудь мужчинку, желательно – иностранца, хорошо бы итальянца, они нежадные и страстные… Там будут итальянцы?

– Вроде да… Поляки точно будут.

– Поляки – только в крайнем случае. Ты меня поняла?

От души поблагодарив Регину, я добежала до вокзала, прыгнула в электричку и понеслась в лагерь к своему ненаглядному сыночку, уже заранее скучая по нему.

В лагерь я, по закону мировой подлости, притащилась аккурат в тихий час. Но, зная, что ребенок мой ни при каких обстоятельствах днем спать не будет, я уговорила воспитателя выдать мне мальчика повидаться перед отъездом. Мальчик выдался с огромным удовольствием, и мы пошли с ним по тихому лагерю к лениво плещущейся озерной воде.

Я рассказала Хрюндику, что меня посылают в Англию, чем вызвала бурный приступ зависти и нытья о том, что он тоже хочет в Англию и особенно в Колчестер, откуда родом Шалтай-Болтай.

– Кстати, мама, имей в виду, что на завтрак тебе придется есть вареные помидоры. Это национальное английское блюдо.

– А что, помидоры варят? – удивилась я.

– Варят, – авторитетно подтвердил ребенок, – мы на английском проходили. Вареные или жареные помидоры – это традиционный английский завтрак.

– Ладно, перенесем и вареные помидоры, – вздохнула я.

Ребенок выдал мне еще несколько полезных сведений о Великобритании, почерпнутых на уроках английского, строго выяснил, что будет с Василисой, пока я буду развлекаться за границей, получил заверения в том, что Василиса будет находиться на полном пансионе у дяди Леши Горчакова, после чего сменил тему.

– Ма, а почему ты меня в тот раз спрашивала про девочек?

– Почему? Ты растешь, я в твоем возрасте уже влюблялась напропалую, и мне не хочется, чтобы ты повторял мои ошибки.

– Желаешь научить меня безопасному сексу? – хитро прищурившись, спросил Хрюндик, и я поперхнулась.

Правда, достаточно быстро справилась с собой и подумала: «А почему бы нет? Все равно когда-нибудь это делать придется, вряд ли мой бывший муж об этом позаботится, считая это извращением, а меня, по определению, глубоко развратной женщиной. А весь-то мой разврат в том, что мне хотелось любви и ласки. Вот как бы сына научить не только безопасному сексу, а еще и тому, что нельзя наплевательски относиться к чувствам другого человека… Что рядом с любимой женщиной хорошо бы слушать не только себя, но и ее, и хотя бы изредка задаваться вопросом, а о чем она думает и какие у нее проблемы».

– До секса бывает еще период ухаживания, – твердым голосом постановила я. – И для начала тебя нужно учить, как обращаться с девочками.

– Забей, – пренебрежительно отмахнулся сыночек; сколько раз я ему говорила, чтобы он не употреблял при мне этого дурацкого слова. – Все я знаю, даже в стихах, нам вожатый рассказал.

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовалась я, и Гоша мне поведал науку страсти нежной в интерпретации лагерного вожатого.

– Значит, так, ма. Помнишь, в «Приключениях Буратино» такая песенка есть – «Какое небо голубое, мы не сторонники разбоя»? Помнишь?

– Ну? «На дурака не нужен нож – ему с три короба наврешь…»

– «И делай с ним, что хошь», – подхватил мой мальчик. – А как дальше, помнишь?

На жадину не нужен нож, ему покажешь медный грош и делай с ним, что хошь.

На хвастуна не нужен нож, ему немного подпоешь, и делай с ним, что хошь…

– Пока что я не понимаю… – начала я, да Хрюндик вежливо, но неуклонно прервал меня:

– Сейчас поймешь. А дальше – На мужика не нужен нож, ему стаканчик поднесешь и делай с ним, что хошь.

А с женщиной вообще просто. Догадалась, как? – И поскольку я ошеломленно молчала, продолжил:

На женщину не нужен нож: ты ей с три короба наврешь, потом покажешь медный грош, потом немного подпоешь, потом стаканчик поднесешь…

– …И делай с ней, что хошь, – в глубоком оцепенении машинально пробормотала я.

– Правильно. Ну как, клево?

– Потрясающе. – Я действительно была потрясена. И не могла не отдать должное универсальности рецепта. – Ладно, детуля, я приеду, и мы еще раз обсудим эту проблему.

Ребенок повис на мне, я чуть не расплакалась, но нужно было ехать.

– Ладно, ма, приезжай скорее. Ты сразу приедешь, как вернешься?

– Конечно, цыпленок.

Он отцепился от моей шеи и нехотя пошел к лагерному корпусу. Обернувшись у дверей палаты, он помахал мне рукой. Я смотрела на него, пока он не скрылся в палате. Потом пошла на станцию. Если электричку не отменят, я успею получить в консульстве паспорт с визой. И, может быть, забежать в зоомагазин за тараканами для Василисы. И отдать белье в прачечную… И маме завезти продуктов… И два постановления написать… И английский словарь найти… И какую-нибудь литературу по борьбе с организованной преступностью… И… В электричке я заснула и проспала до самого Питера.

7

До отъезда у меня оставался один день, в течение которого я планировала привести в порядок дела, оставляемые на попечение Горчакова. Запереть двери, отключить телефон и не отзываться на крики из коридора.

Вывалив из сейфа на стол дела, я приуныла. Почти по каждому делу, а не только по тем, что были на выходе, напрашивались какие-то срочные мероприятия. Не выдержав, я постучала в стенку Горчакову. Так и есть: сначала из соседнего кабинета простучали по коридору Зоины каблучки, потом появился верный друг. Я это оценила по достоинству.

– Маш, ну ты что, насовсем уезжаешь? Нет. А за неделю ничего страшного не случится. Ну вот по этому делу я все сделаю, отправлю отдельное поручение и съезжу в тюрьму, возьму образцы слюны. А вот это вполне может полежать, не соскучится.

Лешка ловко рассортировал дела на большую и маленькую кучки; с маленькой он готов был поработать, а большая оставалась ждать моего возвращения. Я вздохнула. Никому не нужны мои дела, придется им, бедненьким, ждать меня.

– Правильно, Машка. Да, кстати, что насчет материала по жене Масловского?

– А что насчет материала?

– Шеф мне велел написать постановление об отказе в возбуждении дела…

– Велел – пиши. – Я повернулась к Горчакову спиной.

– Смешно получается: ты проверку проводила, а я постановление выношу.

Я молчала. Лешка продолжил:

– Я напишу постановление от твоего имени?

– Леша, делай что хочешь.

– О'кей. – Лешка помолчал. – А ты решила, кто тебя в аэропорт повезет?

– Нет еще.

– Правильно. – Лешка елейно покивал головой. – Я тебя знаю, ты это начнешь решать завтра утром, за полчаса до выхода, и в итоге поедешь на автобусе. А потом опоздаешь на самолет. И мы с Зоей останемся без ключей.

– Вот-вот. Мои ключи тебя волнуют, а вовсе не то, что я опоздаю на самолет.

– Какая разница? Даю бесплатный совет: позвони Кораблеву. Они все равно все за штатом, делать им не хрен, пусть Леня поработает извозчиком.

А что, это была хорошая идея. У меня мелькнул было в качестве возможной кандидатуры Старосельцев, но с его машинкой в любой момент могло случиться что-то непредвиденное, а я не могла рисковать. А кораблевский транспорт, надо отдать должное хозяину, содержался в идеальном порядке, как по ходовой части, так и по части внешнего вида, не стыдно приехать в Пулково-2.

Я тянуть не стала, набрала телефонный номер Кораблева в отделе РУБОПа, и он тут же откликнулся.

– Слышал, слышал, что вы, Мария Сергеевна, вместо того, чтобы заниматься своими прямыми обязанностями, опять отлыниваете, да еще и за границу за государственный счет…

– Леня, за счет Организации Объединенных Наций.

– Какая разница?! А здесь за вас несчастный Горчаков паши?

– Да уж, он такой несчастный. А сколько я за него пахала?

– Ой, ну что ж вы такая мелочная? Отдежурили раз за парня, теперь всю жизнь его попрекать будете?

– Лень, я вообще-то звоню с просьбой, – попыталась я сменить тему.

– Ну конечно, вы ж не позвоните, не спросите: как здоровье, старик, как дела у тебя?

– Прости, Лень. Как здоровье?

– Да уж поздоровее вас, не жалуюсь. Короче, Мария Сергеевна, чего надо? Не тяните кота за хвост, говорите прямо, а то – «как здоровье», у-тю-тю, сю-сю-сю, тьфу!

Я высказала свою просьбу, и Леня заметно обрадовался.

– Наконец-то и от вас, Мария Сергеевна, будет какая-то польза обществу. Посылочку друзьям моим передадите?

– Надо же, у тебя друзья в Англии? – удивилась я.

– Да так, деловые контакты. Они во Францию часто ездят по делам и посылочку дочке моей отвезут. Вы же помните, у меня дочка во Франции.

– Какую посылочку?

– Ну, вы посылочку захватите? Там друзьям отдадите моим. А я вас за это в аэропорт отвезу.

– Кораблев, какая еще посылочка?! Учти, я беру с собой очень мало вещей, всего одну сумку. Если посылка большая, она просто не влезет в мой багаж…

– Да ладно, маленькая посылочка. Пакетик, в общем. Во сколько у вас самолет?

– В час дня.

– Понятно. В одиннадцать я у вас. Смотрите, не опоздайте, соберитесь вовремя. Ждать вас никто не будет.

– Понятно, – вздохнула я.

С Кораблевым не забалуешь. Поскольку он будет забирать меня из дому, придется перед отъездом делать генеральную уборку и косметический ремонт, иначе он пройдется по квартире с инспекцией, придерется к какой-нибудь пылинке под диваном и испортит мне настроение на всю грядущую неделю.

Договорившись с Кораблевым, я положила трубку, и мы с Лешкой продолжили сортировку дел. В конце концов я признала Лешкину правоту. Это только кажется, что все дела неотложные, ни одно не может потерпеть. Я искренне так считала много лет, боялась в отпуск уйти или заболеть – ах, все пропало, гипс снимают, клиент уезжает… На третьем году работы меня отправили в институт усовершенствования повышать квалификацию. Так вот, если для иногородних следователей этот месяц повышения квалификации был внеплановым отпуском – они-то все свои дела пооставляли на работе и приехали в Питер с чистой совестью, – то для меня усовершенствование превратилось в сущий ад. До трех часов я высиживала на лекциях, а потом мчалась в прокуратуру и судорожно пыталась не нарушить процессуальные сроки. В результате недовольны были все: преподаватели института – что я задерживала сдачу рефератов, а прокурор – что я тянула с обвинительными заключениями; а про мужа я уже не говорю, он был недоволен тем, что я дома появляюсь только к ночи. И так я разрывалась до тех пор, пока не загремела с деструктивным аппендицитом в больницу на две недели. Прикованная к койке, будучи не в состоянии вскочить и бежать допрашивать свидетелей и осматривать вещдоки, я страшно мучилась – а как там без меня мои дела? Выписавшись и доковыляв до прокуратуры, я обнаружила, что все мои дела эти две недели спокойненько пылились в сейфе, но ни одно из них не покрылось плесенью, ни одно не растворилось, и вообще прокуратура не провалилась в тартарары в связи с моей двухнедельной неработоспособностью. Вот тогда я задумалась – а может, и правда, незаменимых нет?

В двенадцать начал разрываться телефон. Я проявила упорство и трубку не снимала. Минут десять он заливался беспрестанно, после чего стали колотиться в дверь.

– Ты что, заперлась? – встревоженным шепотом спросил Горчаков.

Я кивнула. Но дверь так прогибалась под напором желавшего попасть в мой кабинет, что я почла за благо открыть. Может, и не открыла бы, да тяжелая поступь, которой посетитель шел к кабинету, шумное дыхание и уверенная настойчивость недвусмысленно указывали на то, что ко мне ломится родной прокурор.

Конечно, за дверью оказался он. Оглядев взъерошенного Лешку, открытый сейф, гору дел на столе, он не нашел ничего лучшего, чем спросить:

– Ну что, амурами занимаетесь? Двери позакрывали!

Боже, как можно быть таким слепым и не видеть, что делается у тебя под носом, подумала я, зачарованно глядя на шефа. Как можно подозревать в каких-то амурах с Лешкой меня? Неужели он не замечает двух обалдевших от взаимного чувства сотрудников, один из которых (одна) вообще сидит в его собственной приемной? Оба, и Зоя, и Горчаков, последние два дня, в те короткие промежутки времени, что они не обнимаются за запертой дверью горчаковского кабинета, перемещаются по прокуратуре с отсутствующим видом, на вопросы сослуживцев отвечают невпопад и краснеют, когда встречаются взглядами друг с другом. Или шефу просто в голову не приходит, что секретарь и следователь могут влюбиться друг в друга после десяти лет совместной работы, зато нас с Горчаковым он подозревает в тайном сожительстве все эти десять лет? Напрасно.

– Собирайтесь на выезд, – сказал прокурор, игнорируя нашу явную занятость.

– Что, оба? – вопросил Лешка. Шеф кивнул.

– Нападение на ювелирный магазин.

– А мы-то тут при чем? – не сдавался Горчаков. – Милицейская подследственность.

– Четыре трупа, – терпеливо пояснил шеф. – Я тоже еду. Собирайтесь.

– Владимир Иванович, – взмолилась я, – а как же я? У меня самолет завтра утром…

– Во сколько? – деловито уточнил шеф.

– В тринадцать.

– Это не утром. Успеете. – Шеф повернулся и вышел из кабинета, распорядившись уже из коридора: – Жду вас в машине.

Мы с Горчаковым в отчаянии переглянулись. Мое-то отчаяние было вызвано необходимостью переться на место происшествия и работать там до ночи, вместо того, чтобы привести в порядок дела, пораньше прийти домой, спокойно собраться и выспаться перед отъездом. А Лешкино отчаяние объяснялось предстоящей разлукой с возлюбленной на целый рабочий день. Но все равно друг счел необходимым меня ободрить:

– Не волнуйся, Машка, начнем вместе, потом начальники разъедутся, и я тебя прикрою. Владимир Иванович, – крикнул он вслед прокурору, – а можно Зою взять в качестве понятой?..