Текст книги "Крестовый поход на Русь"

Ливы, увидев все это, смыли крещение водой в родной Даугаве, отослав его по волнам вслед ушедшим кораблям крестоносцев. А через месяц они подняли восстание в Икшкиле, стали грабить имущество молодой церкви. По свидетельству хрониста, убыток церкви составил до двухсот марок серебра.

Казалось, введение христианства в Ливонии закончилось провалом. Единственными реальными результатами неутомимой деятельности двух первых епископов стали построенные замки и церкви в Икшкиле и Гольме, несколько оставшихся священников и несколько крестившихся старейшин из народа ливов. Дело дошло до того, что ливы решили убить всех лиц духовного звания, если те не покинут их край до Пасхи. С немецкими купцами хотели поступить так же, но те подкупили вождей ливов и спасли себе жизнь, обеспечив тем самым предпосылки для дальнейшей христианизации и колонизации края. Уже высились первые каменные замки, уже утвердились первые церкви в Ливонии.

Ливы оказали немцам сопротивление. Чем же так противна была язычникам новая вера? Почему так упорствовали ливы обращению к Христу? Дело тут не фанатическом упорстве язычников, подстрекаемых жрецами, хотя и это нельзя отрицать, а скорее в поведении пришельцев. Хронист пишет о двухстах марках серебра, а ведь это более 40 кг! Это говорит и о величине церковного дохода. Кроме того, Генрих Латвийский пишет: «Так как и кони были угнаны, поля остались необработанными»[38]38
  Генрих Латвийский. Там же: Equis eciam ablatis agri inculti remanent.


[Закрыть]. Сразу возникают вопросы: откуда кони, откуда поля? Их выкупили немцы или просто отобрали у ливов? Куда шли доходы с этих угодий? И сразу становится понятным упорство свободных язычников и их враждебность к пришельцам. Индрикис Штернс, отвечая на эти вопросы, пишет: «Наверно, будет правильнее сказать, что ливы не столько сопротивлялись католической вере, сколько… податям, земельным реквизициям, и, надо думать, барщине, так как надо же кому-то было обрабатывать поля, принадлежавшие капитулу»[39]39
  Šterns, Indriķis. Ibid. 158. lpp.


[Закрыть].

Иногда кажется странным, почему латгалы или ливы противились уплате всего десятой части, если по источникам известно, что у балтийских народов было довольно распространенным явлением принесения богам вплоть до трети урожая или военной добычи? Но предназначавшаяся в жертву часть тем или иным образом утилизировалась (пруссы и литовцы, к примеру, сжигали жертвенные дары), а вовсе не шла на обогащение жречества. Десятина и другие обязательные поборы на нужды новой церкви поначалу также воспринимались как дары божеству. Но затем местные жители были неприятно удивлены, поняв, что за счет этих даров обогащается сама церковь и ее служители.

Были и причины, связанные с различием двух религиозных мировоззрений. Языческие представления о структуре неба копировались с земной жизни. Верховный бог сеньора должен занимать в небесном пантеоне столь же почетное место, что и сам сеньор на земле. Потому прибалтийские язычники так легко принимали крещение, если хотели видеть немецких рыцарей своими сюзеренами и защитниками. При этом они вовсе не становились христианами-монотеистами, просто включали еще одного бога в свой пантеон.

Очень показателен в этом смысле случай, приведенный Хроникой Генриха, когда латгалы, получив предложение креститься сразу от представителей обоих ветвей христианской церкви, решают вопрос при помощи бросания жребия своим богам. Ведь они выбирают не веру, а сеньора.

Но каково же было изумление неофитов, узнавших, что, признавая Иисуса и оказывая ему должное уважение, они должны отречься от собственных богов, презреть традиции предков и надругаться над своими святынями! Такого нельзя позволять даже сеньору, ведь сеньор призван защищать вассала, а не глумиться над его обычаями. А кто может призывать отречься от богов – подателей света и жизни, как не пособник злых, темных сил, черный колдун?! А тут еще монашеский статус католических проповедников. Многие нормы жизни монашеской братии, такие, как умерщвление плоти, запрет на смех и увеселения, и даже ношение черной одежды, считались у язычников признаками телесной и духовной «нечистоты». Но особенно это касалось обетов безбрачия и целомудрия монахов. В языческой культуре очень сильно развит культ семьи, и зрелый мужчина, не имеющий жены и детей, считался проклятым богами. Как можно доверять словам человека о боге и спасении, если он сознательно отрекся от главного божественного дара – продолжения рода? И это не просто предположения. К примеру, в землях родственных ливам финно-угорских народов мери и веси дела христианизации, проводимой киевскими князьями, шли намного успешнее и безболезненнее. Ведь православные попы, как правило, имели многодетные семьи, и не вызывали у местного населения такой антипатии.

Потому-то радостно крестившиеся неофиты так часто позже смывали крещение и поднимались на духовных отцов с оружием в руках, изгоняли или даже казнили их по обвинению в черном колдовстве. Иногда и латинским священникам приходилось в чем-то приспосабливаться к местным условиям. Например, в 1209 году епископ Альберт предписал служителям церкви Девы Марии сменить традиционно черное облачение на белое. Формально это объяснялось тем, что новый настоятель церкви Иоанн, принадлежавший к ордену св. Августина, носил такую одежду по уставу. Но не было ли в этом распоряжении еще и желания хотя бы внешне соответствовать традиции местных народов, для которых с древних времен белое, а не черное одеяние было признаком служителя культа?

* * *

Гибель второго епископа Бертольда стала концом мирного периода немецкой колонизации Прибалтики. У Священной Римской империи и папской курии появился прекрасный повод для начала осуществления сценария, успешно опробованного еще в XII веке в землях балтийских славян: от прихода первых миссионеров до призыва силой оружия защитить христианскую церковь. Для объявления полномасштабной «священной войны» был необходим лишь первый мученик за веру. Погибший в бою с язычниками епископ Бертольд как нельзя лучше подходил на эту роль, и прикрывать миссионерством истинные цели появления немцев в прибалтийском крае уже не было необходимости. В Ливонию вместе с новым епископом Альбертом прибыли уже не мирные проповедники, а крестоносцы.

Глава 3
Под ударом ливы. Война риги и меченосцев с Полоцком
(1199-1216)

Епископ Альберт

Ut eorum, que necesse est memoriam habere perhennem, nulla cum tempore succedat oblivio, provida modernorum discretio cum litterarum testimonio salubriter novit procurare.

(Чтобы со временем не постигло забвение того, о чем необходимо сохранить память навеки, предусмотрительное тщание современников знает целительное средство в письменном свидетельстве.)

 
Епископ Альберт
Es uzkāpu kalninā,
Pašā kalna galinā;
Ieraudzïju Rïgas pili
Ar visiem vāciešiem.
 
 
На пригорок я взошла
На макушечку холма;
Увидала Рижский замок,
Весь он полон немцами.
Латышская народная песня
 

С прибытием в древний край ливов этого человека в корне меняется жизнь всех окрестных народов. В лице Альберта фон Бексхевдена и его воинов на историческую сцену Балтии выходит новая сила. Немецкие колонисты расширили свое присутствие в Ливонии.

Альберт – уже третий епископ, посылаемый в неведомые балтийские края. Усилия двух первых священников Мейнхарда и Бертольда не увенчались сколько-нибудь выдающимися успехами в обращении темных языческих душ к Христу. Предположительно родился будущий епископ в семье министериала, имя которого происходило от названия лежавшей к северу от Бремена деревни Бексхевде (Bexhövede). К началу XIII столетия члены этой семьи уже были известны. Приходясь родственником архиепископу Хартвигу II, Альберт занимал пост настоятеля собора в Бремене. Именно на него и пал выбор, когда в Бремен пришло известие о гибели епископопа Бертольда в бою с ливами. Сведения о Ливонии Альберт мог получить от своего брата Ротмара, священника в Зегебергской обители, и от своего кузена – епископа Дитриха Любекского.

Альберт фон Бексхевден знал, как закрепиться в новой земле. У него был план, который он претворял в жизнь со всей энергией. Ему было ясно, что создание нового государства в далеком краю ливов затронет интересы русских князей на востоке, литовцев на юге и датчан на западе Балтики. Свою деятельность на новом поприще Альберт начал с поездки на остров Готланд, находящийся неподалеку от Ливонии, и с визита к датскому королю Кнуду VI и епископу Лундскому Абсалону. К датчанам епископ явился не с пустыми руками, а с информацией о положении дел в Ливонии и с договоренностью от готландских купцов о перевозке крестоносцев в Ливонию. Есть еще сведения о том, что епископ завербовал на Готланде несколько сот воинов для крестового похода.

Дальновидный Альберт не мог не видеть необходимости благосклонного отношения Дании к своим планам относительно Ливонии. Ведь известно, что датчане в то время противостояли Германии. Именно в правление Кнуда VI датские войска начали победные боевые действия в Померании и Мекленбурге, воевали за Гольштейн и угрожали Любеку который играл очень важную роль в ливонских планах Альберта. Многие историки полагают, что Альберт обратился к датскому королю за поддержкой. По мнению немецкого исследователя Хайнца фон цур Мюлена, епископ Альберт если и не обращался напрямую за поддержкой датчан, то, во всяком случае, должен был вывести из-под удара свои планы. Тем более, есть вероятность того, что Альберт высказался об уважении притязаний Дании на Эстонию[40]40
  См.: Heinz von zur Mühlen. Livland von der Christianisierung bis zum Ende seiner Selbständigkeit (etwa 1180 – 1561). Deutsche Geschichte im Osten Europas. Baltische Länder. Herausgegeben von Gert von Pistohlkors. Siedler Verlag GmbH, Berlin, 1994.


[Закрыть]. Но это только предположения и догадки.

Всю свою жизнь в качестве епископа Альберт провел в пути. Кажется, в начале XIII века предпринимать такие далекие путешествия – просто безумие. Но на самом деле Средние века – очень мобильные времена. Весь феодальный мир в движении. Путешествия, паломничество, миграции и, наконец, крестовые походы. В Риге отделенная от Германии бурными морями горстка воинственных пилигримов в окружении враждебных язычников нуждалась в постоянном подкреплении извне.

План епископа Альберта состоял в том, чтобы закрепиться в новых землях, обеспечив постоянный приток новых сил. А затем, по мере накопления сил, проводить последовательную экспансию в Балтии.

Итак, епископ начинает челночные поездки в Германию. Это происходит каждые два года. В немецких землях он передвигается от города к городу и агитирует рыцарей и разного рода мастеров принять участие в богоугодном начинании. Альберт – искушенный дипломат. Он ведет переговоры с королями Германии и Дании, с немецкими и готландскими купцами из Висбю, отмечая несомненные выгоды предприятия. Всем, кто принимает участие в походе и хотя бы один год проведет в новых землях, гарантировано отпущение грехов. Только заручившись всесторонней поддержкой и основательно подготовившись, епископ на 23 кораблях отправителе землю ливов.

В хронике Генриха написано именно так: «habens secum in comitatu XXIII naves» («на 23 кораблях»). По-видимому, значительное войско. Большой успех проповедей епископа. Тем более что вместе с Альбертом были священник Николай, граф Конрад из Дортмунда, граф Герберт из Иборга, фрисландские торговцы и другие. А графы, как известно, путешествуют с большими отрядами своих людей.

Но дальнейшее повествование хрониста наводит на мысль о том, что реальные успехи епископа не были так блестящи. И войска, насчитывавшего как минимум 500 рыцарей с Готланда, в действительности не было. Скорее всего, Альберт появился в Ливонии без большой крестоносной рати. И триумфального шествия христианства по Ливонии не получилось.

Епископ на корабле (на одном корабле!) поднялся вверх по Даугаве сначала до острова Гольм, а затем направился в Икшкиле, где находилась его епископская кафедра. По дороге на корабль напали ливы и убили священника Николая, а также нескольких из сопровождавших епископа. В Икшкиле епископа встретили священнослужители и купцы. Собравшиеся тут же ливы заключили с немцами перемирие на три дня. Вероятно, старейшины ливов получили от Альберта подарки. Не чувствуя себя в безопасности в Икшкиле, епископ Альберт отправился обратно в замок Гольм. Два из (еще два!) из остававшихся в устье Даугавы (Дюнамюнде) кораблей повезли епископские регалии в Гольм.

«По дороге, когда они поднялись выше Румбулы, ливы, нарушив мир, жестоко напали на них; один корабль отступил и спасся, а другой был захвачен, и почти все бывшие на нем убиты. Продвинувшись затем к Гольму, ливы осадили епископа с его людьми».

Люди со спасшегося от нападения корабля, скорее всего, дали знать оставшимся кораблям в Дюнамюнде. И тогда на помощь осажденным в Гольме немцам пришел один (!) фризский корабль («Interim Frisones cum una tantum navi»). Корабельщики «подожгли нивы ливов и стали, насколько хватало сил, тем и другим вредить им».

Ливы, испугавшись, что на помощь осажденным придут еще корабли, сочли благоразумным заключить с пришельцами мир. Альберт заключил с ними мир и крестил нобиля Ассо и его людей в месте, называемом Рига. Для закрепления мира, по тогдашней дипломатической практике, ливы выдали сыновей своих старейшин в качестве заложников. Отнюдь не добровольно. Альберт, пригласив «вероломных», но почему-то легковерных князей ливов на пир, запер их в «пиршественной зале» и вынудил заключить с немцами договор и предоставить место для нового немецкого города. В подкрепление «дружбы» епископ распорядился отобрать сыновей «лучших людей» в заложники и увез их в Германию. Ливам ничего не оставалось, как принять условия немцев и указать место для строительства города. Так появилась крепость, а вместе с ней и город Рига, главный результат неутомимой деятельности Альберта. В хронике под 1201 годом записано:

«В то же лето построен был город Рига на обширном поле, при котором можно было устроить корабельную гавань».

По прочтении хроники возникает резонный вопрос: а где же были привезенные епископом крестоносцы, и почему они не сопровождали Альберта в Гольм, почему не пришли на помощь вместе с фрисландскими купцами? Епископ вынудил ливов отдать заложников скорее хитростью, чем силой. Нарушение обычаев гостеприимства у ливов, как и у других народов Балтии, считалось, скорее всего, большим преступлением. Потому, вероятно, старейшины ливов с берегов Даугавы и из Турайды и оказались столь легковерными. Но куда же исчезла вся крестоносная рать, прибывшая с целым флотом?

Индрикис Штернс считает, например, что рассказ хрониста о сотнях сагитированных епископом крестоносцев не что иное, как пропаганда крестового похода в Ливонию и преувеличение заслуг епископа. По мнению историка, из 23 кораблей, если только их действительно было 23, только один вез крестоносцев, которые защищали все остальные купеческие корабли на Даугаве, а не епископа Альберта[41]41
  См.: Šterns Indriķis. Latvijas vēsture 1180 – 1290. Krustkari. Latvijas vēstures institūta apgāds Rīga 2002. 160 lp.


[Закрыть]. О том, что Альберт оказался в Ливонии без крестоносцев, проговаривается и летописец Генрих в своей хронике:

«Зная злобу ливов и видя, что без помощи пилигримов он ничего не добьется с этими людьми, епископ послал в Рим брата Теодориха из Торейды за грамотой на крестовый поход».

Сам же епископ спешно отправился в Германию, откуда в следующем, 1201 году действительно привез много крестоносцев. А сыновья ливских старейшин остались в заложниках в немецкой земле. Теодорих тем временем добивается аудиенции у римского папы Иннокентия и излагает ему дело. Самое главное – это идейная основа. А она более чем солидная. Иннокентий III объявляет крестовый поход против язычников Балтии. Поддержка Римской церкви начинаниям епископа Альберта обеспечена. Грамота вручена Теодориху. Правда, сама булла не сохранилась. Так Альберт получает из рук самого папы карт-бланш на завоевание язычников.

Завоеванные крестоносцами владения Альберт назвал Terra Mariana (Земля Девы Марии). Всего четырнадцать раз предпринимал он трудное плавание от берегов Даугавы в далекую Германию. Пополнять ряды крестоносцев стало для него и его детища – Риги – жизненной необходимостью. Получилось нечто вроде «вахтового метода» в завоевании язычников. «Служба во отпущение грехов» для многих заканчивалась через год. Очистив себя от прошлых преступлений, крестоносцы возвращались на родину. На их место заступали другие, зачастую отпетые разбойники и авантюристы, (такие, как некий Бернард, который «в своей стране был виновником многих битв, пожаров и грабежей»), привезенные епископом из Германии. Желающие отправиться с епископом всегда находились. Ведь кроме получения амнистии можно было поправить свое материальное положение.

Искусный политик, Альберт вел свою линию, сообразуясь с обстановкой и используя все силы. Эти силы, вовлеченные в круг ливонской политики, были многочисленны и многообразны: Римская церковь, германские феодалы, русские князья, датчане, шведы, орден меченосцев и вожди местных народов.

Альберт отправлял послов с дарами к князю полоцкому Владимиру, уверял его в неизменном дружелюбии и в том, что помыслы его состоят лишь в распространении христианства среди язычников. Н.М. Карамзин писал о нем: «Альберт говорил как христианин, а действовал как политик: умножал число воинов, строил крепости, хотел и духовного и мирского господства». Как мы уже писали, епископ рижский вынужден был считаться с влиянием Полоцка в Ливонии. Полоцкое войско постоянно угрожало Риге. Чтобы выиграть время и развязать себе руки для военных действий в краю эстов, епископ даже обязался платить за ливов дань Полоцку.

Но уже через пару лет, в 1212 году, у замка Ерсика в личной встрече с князем Владимиром Альберт добился полного отказа Полоцка от сюзеренных прав на Ливонию.

Что касается мирского господства, то после одной из агитационных поездок по Саксонии и Вестфалии Альберт действительно сумел добиться того, чтобы Ливония или Земля Святой Марии сделалась частью Германской империи. Он поклонился Ливонией королю Филиппу, и сам получил из его рук титул германского князя.

Чтобы закрепиться на завоеванных землях, Альберту необходимо было иметь в руках инструмент в виде постоянной обученной военной силы. Своих рыцарей у епископа было немного. Они осели в Ливонии на правах «служилых людей» епископа, получая за службу в лен замки и земли. Так, например, рыцарь Конрад фон Мейндорп получил от епископа в лен замок Икшкиле и земли вокруг него. Такие ленники (Lehnträger), получившие возможность сражаться не только за веру, но и за свою кровную собственность, и составили в будущем основу ливонского рыцарства. Это были светские рыцари, в отличие от братьев ордена Меча. Вторым ленником епископа стал рыцарь Даниель, получивший во владение замок Ленневарден (Лиелварде).

Наделение ленами вассалов стало вторым по значению делом епископа Альберта. Конрад и Даниель сделались первыми вассалами в древней Ливонии, положив тем самым начало служилому сословию на завоеванных землях.

Потомки упомянутого рыцаря Конрада из Икшкиле (по-немецки Юкскюль (Üxküll), осевшие в Ливонии, в последствии изменили свою фамилию на Юкскюль. Другая ветвь потомков Конрада стала именоваться Юкскюль фон Мейендорфф. Представители этой ветви были возведены в баронское сословие в 1679. Еще одна ветвь потомков Конрада, известная под фамилией Гюлденбанд, получила титул баронов в 1648 году[42]42
  См.: ]ohann Konrad Philipp Willigerod. Geschichte Estlands vom ersten Bekanntwerden desselben bis auf unsere Zeiten. Revel. 1817.


[Закрыть]. Но большинство пилигримов отправлялось после служения в течение года домой. Поэтому возникла идея на завоеванных землях основать военно-духовную организацию, подобную тем рыцарским орденам, что крестоносцы уже имели на Востоке.

Не менее значимым для истории стало основание военно-монашеского ордена в Ливонии. Наиболее известным орденом тогда был орден Храма или орден тамплиеров, который вел вечный бой с сарацинами в королевстве Иерусалимском. С благословения епископа Альберта в Риге возник орден по образцу тамплиеров – «Братья Меча» или меченосцы. Альберт хотел сделать его орудием своей политики. Ведь братья ордена постоянно жили в своих замках – монастырях и в любой момент могли выступить в поход против язычников. Но Орден быстро вырвался из-под опеки епископа и заявил о себе как о самостоятельной силе.

Разногласия епископа и ордена начались из-за раздела завоеванных земель. Братья потребовали свою долю, отдельно от епископских владений, подчиненных Риге. Под натиском меченосцев Альберт соглашается выделить одну треть всех вновь обретенных церковью земель. Но этого мало. Хотя обстоятельства вынуждают меченосцев и епископа часто действовать заодно, все же глухая вражда между ними не прекращается. Орден интригует против Альберта перед германским императором и римским папой. Император вопреки епископу признает за орденом безусловные права на завоеванные земли эстов. Когда епископ предлагает поделить Эстонию, то орден уже предлагает ему лишь одну треть владений.

Непростые отношения были у Рижского епископства с Данией. Неизвестно, что обещал Альберт королю перед началом христианизации Ливонии. Однако датчане претендовали на то, чтобы Ливония признала свою зависимость от Дании. Особенно обострились эти отношения в связи с завоеванием Эстонии. Брат Кнуда VI и его наследник, король Вальдемар II, воспринял обращение епископа Альберта за помощью, как уступку Эстонии Дании. В 1219 году датские войска захватили древний замок эстов Линданисе и назвали его Реваль. Эсты же именовали город по-своему: Датский город (Taani linna). Скрытая борьба с датчанами не прекращалась ни на минуту. Несмотря на то, что речь шла о единоверцах, возмущенный епископский хронист писал:

«Датчане же, стремясь занять эту, соседнюю с ними землю, отправили своих священников как бы на чужую жатву. Они окрестили некоторые деревни, а в другие, куда сами не могли сразу поспеть, послали своих людей, велели поставить по всем большим деревням большие деревянные кресты, рассылали через поселян святую воду, приказывая окропить женщин и детей, и таким образом пытались опередить рижан, чтобы всю страну подчинить власти датского короля».

Этот небольшой отрывок из хроники очень показателен. Сомневаться в правдивости данных слов не приходится. Такая гонка священников за скорейшее обращение местных язычников в христианство на деле превратилась в скоростную колонизацию края. Принятие крещения все расценивали как принятие господства над новообращенными.

Но оказалось, что датчанам без поддержки немецких рыцарей и епископа Альберта все-таки было не обойтись. Внутренние события в Дании помешали датчанам установить господство над всей Ливонией, которое епископу Альберту пришлось признать на словах.

Шведы также попытались поучаствовать в дележе прибалтийских земель. Еще раньше, в эпоху викингов, они пытались закрепиться в Курсе. Но курши разрушили их крепости. В правление епископа Альберта шведы высадились в Эстонии с теми же намерениями, что и датчане. Но и здесь их ждала неудача. Эсты осадили шведский замок и уничтожили его. Времена шведов в Балтии еще не пришли.

Почти тридцать лет своей жизни посвятил епископ Альберт укреплению и расширению завоеваний под знаменем Девы Марии. Его энергия, дипломатические способности и политическое чутье не раз выручали Ливонию. Основанный епископом город Рига неизменно рос и развивался.