Текст книги "Мы станем звёздами!"

Глава третья. Арифметика любви

Го рло все-таки немного побаливало, в глаза словно сыпанули песка. На уроке литературы Маринка поняла, что не поменяла учебники в рюкзаке, и теперь сидела с тетрадкой по русскому, по пятому разу обводя тему урока «Повесть временных лет. Плач Ярославны».

Вот жизнь… столько времени прошло, а там все кто-то плачет и плачет.

Влада удалось заметить только на большой перемене в столовой. Он смеялся, он был с друзьями. Он был окружен такой плотной стеной друзей, что даже если бы захотел, не смог заметить Маринку. Но он не хотел. Он не искал.

Еще раз заметила его, когда с четвертого этажа шла на музыку на второй этаж. У кабинета русского стоял смех. Вскрикнули:

– Снимай! Снимай!

Маринка узнала голос и невольно замедлила шаг.

Влад полуприсел, растянул губы в дурацкой улыбке, задрал брови. Белая рубашка, тонкий галстук, черные брюки. Ребята навалились на него сзади, один упал. Девчонка в мини-юбке стояла с телефоном.

– Только чур не выкладывать! – крикнул тот, что упал.

– Конечно! – отозвался Влад, забирая телефон у девчонки. – Мы для этого и сфоткались.

Маринке показалось, что Влад ее увидел. Но вместо того, чтобы остановиться и поболтать, она вдруг побежала, в два прыжка преодолела лестничный пролет, устремилась дальше и затормозила только у кабинета музыки.

– Ты чего бегаешь? – спросила Натусик и поморщилась.

– Горло болит, – пробормотала Маринка, отводя взгляд.

Не хочется ни на кого смотреть. Ну и что, что Влад фотографировался. Ей-то до всего этого какое дело? Он сейчас с одноклассниками или друзьями. Ничего в этом странного нет. Странно было, когда он с оператором к ним с Натусиком подошел, – это да. А тут…

– Слушай, ты не знаешь, почему Влад нас снимал, а не девчонок на соседней лавочке? – спросила вдруг Маринка. Вдруг – потому что сама удивилась, что задала этот вопрос. Не об этом же думала. Или об этом?

– Потому что мы самые красивыееее! – пропела Натусик, входя в класс.

Ну да, красивые. Кто бы спорил… Конечно, если задавать глупые вопросы, то только им. Но все равно.

На музыке говорили о фольклорных жанрах. Слушали песни, подпевали. Учительница сияла. У нее была раздражающая особенность радоваться всему. Слепцов фальшивил, она говорила: «Великолепно!» Натусик не успевала в ритм, это тоже было «Прекрасно».

– Ну хорошо, – вздохнула учительница, когда певец закончил тянуть последнюю ноту, а народ перестал в разноголосицу за ним повторять.

Маринка закрыла глаза и прислушалась к себе. Вдруг и правда стало хорошо. Ушла саднящая боль из горла, голове стало легко, словно из нее вычерпали все тревоги. Про резь в глазах забылось.

– Давайте еще раз послушаем эту песню и разложим ее по голосам! – раздавала команды учительница по музыке.

Снова запел солист. Учительница прикрыла глаза от наслаждения.

Вот правда. Были же все эти сомнения, вопросы, а теперь – ничего, словно эта старая, всеми, кроме учительницы, забытая мелодия, унесла их далеко-далеко. Не было никаких потрясений. Все в порядке.

– Параллельная, – услышала она шип через ряд.

– Дятел, – повернулась к Сашке Марина.

Натусик оказалась права – все забылось, и теперь ей было совершенно все равно, какие рожи корчит Слепцов. Только немножко грустно. Ведь непонятно – что же это было? То, что закончилось…

И все эти сомнения Марина проносила с собой весь день и вывалила на папу, который неожиданно оказался дома. Ботинки в прихожей, свет по всей квартире, громко работающий телевизор на кухне.

– Папа! – кинулась она к нему на шею.

– Дочь! Ты хорошо учишься? – Папа попытался придать своему лицу строгость.

– Ну папа! – взвыла Маринка.

Она не любила, когда папа начинал строить из себя что-то скучное.

– Мама сказала, что ты болеешь.

– Я не болею, – надулась Маринка. – Я нормальная.

– Да уж вижу. Будешь чай с тортом пить?

У папы был талант из ничего устраивать праздник. Он мог неожиданно купить мороженое или манго. Посреди размеренного вечера вдруг предложить пойти в кино или поехать на пруд смотреть оранжевых уток огарей. Или они вдвоем оказывались в бассейне. Или он учил Маринку грести на весельной лодке в парке отдыха. Мама всегда была недовольна, а Маринка счастлива – это были те мгновения, когда папа доставался только ей.

Сегодня торт! Как кстати.

– Бери нож, работай, – командовал папа.

О! Это была самая сладкая команда, которая когда-либо звучала. Маринка вытащила самый большой нож и щедро разрезала торт двумя движениями на четыре части. Отец рассмеялся, взял нож поменьше и сделал из одного куска два.

– По-честному. – Он прищурился, оценивая размер кусков.

Блюдца доставать не стали, ели ложками из коробки. Маринка торопилась и как-то сразу наелась половиной своего куска, ковырнула ложкой крем.

– Папа, а почему ты выбрал маму?

Вопрос вырвался сам собой. Она об этом не думала раньше. Мама и папа были ее данностью, ее правильным миром. Самая лучшая, самая красивая – мама, самый сильный и умный – папа. Они были вместе всегда. Еще до того, как на Землю прилетел метеорит и стряхнул с нее динозавров. А люди удержались, потому что они всегда к кому-то привязаны. Друг к другу, например.

– А с чего ты взяла, что я ее выбирал? – Папа ел медленно и осторожно, но при этом подбирался уже к третьему куску. – Просто увидел, и мы сразу стали вместе.

– Но почему? Почему не кто-то другой?

– А тебе нужен кто-то другой? – Папа вонзил ложку в расковырянный Маринин кусок.

– Нет, но как понять?

Папа глянул на Маринку, ухмыльнулся и вновь принялся уничтожать торт.

– Просто она хорошая, – буркнул он, отхлебывая чая.

Ответ был неправильный. Не тот. Он ничего не объяснял. Папе было легко выбрать маму. Она уже была – мамой. Хорошей, красивой и единственной. Другой такой не было. Тут не ошибешься. А как же быть ей? Как понять, что все идет правильно? Никто не спешит появляться с табличкой «Я – твой».

Маринка выбралась из-за стола.

– Что у тебя сегодня, может, погуляем? – спросил папа и посмотрел на нее просительно. Он всегда ухитрялся как-то так все предложить, что выходило – это ему Маринка делает одолжение, это ему хочется смотреть огарей и плавать в бассейне.

– У меня уроки… – отозвалась Маринка.

– Значит, после них, – легко согласился папа, подливая себе чая.

Предложи папа это вчера, Маринка бы сразу согласилась. Какие могут быть уроки, когда впереди ждут неожиданности – встреча белки в парке, разговор с енотом в контактном зоопарке или горы мармеладок в магазине, где глаза разбегаются от разнообразия. Но сегодня что-то случилось. Это, конечно, была виновата музыка. Странная старинная музыка, не похожая на все то, что слушала Маринка. Ей нравилась музыка тревоги и ритма, чтобы уплывать и не возвращаться. Но сейчас даже ее слушать не хотелось. Почему? Что могло измениться? Куда ее тянуло? Или что она внезапно потеряла?

Маринка забралась в кровать, спряталась в наушники, пролистала плейлист, поискала русские народные песни. И так – переключаясь то туда, то сюда, – она плыла, плыла…

– Я не поняла, это что за безобразие? – крикнула мама из кухни. – Какой торт? Почему не ели суп? И почему вы торт резали мясным ножом? Сколько раз говорить – большой нож для мяса! Где ваши мозги?

Маринка уже выплыла из своих сновидений, поэтому успела и маму услышать, и то, что в чат прилетело сообщение. Быстро глянула. От Влада.

«Привет!»

«Как дела?»

– Маринка! – Хорошо, что успела снять наушники, а то бы мама еще и за них отругала. – Где Ира?

Маринка глянула на соседнюю кровать. Сестры там не было.

– Не знаю.

Студентка первого курса института, Ира была человеком непредсказуемым.

– Почему ты ничего никогда не знаешь. Могла бы написать ей разочек! Пойдем, ты мне нужна. Лисе плохо.

Маринка замерла. Ее сейчас не волновала ни Лиса, ни Ира.

– Что ты сидишь? Пойдем!

– А папа? – тянула время Маринка.

– При чем здесь папа? Пойдем!

Нет! Только не сейчас! Ей надо подумать! Ей надо ответить. В комнате родителей темно. Неужели папа уснул?

– Смотри! – мама уже была на кухне. – Лису тошнит. Ты заметила, что она два дня ничего не ест.

– Не ест? – Мысленно Маринка еще сидела с наушниками, еще думала о тоске народных песен. Поэтому шла очень медленно, не торопясь завернуть за угол и увидеть кухню, где тошнит Лису. Мама ведь может заставить убирать.

– Нельзя быть такой бесчувственной. – Мама в третий раз пробежала мимо Маринки, что-то собирая, а Маринка все шла и шла. – Как таскать и тискать – ты первая, а как что-нибудь заметить… Я ее попыталась накормить, ее стошнило. Надо ехать к ветеринару. Собирайся. Будешь нести переноску.

– Почему я? – взвизгнула Маринка.

Она не может. Ей некогда. Ей надо вернуться к сугробам и тоске.

– У меня уроки!

– Марина, прекрати! – Мама остановилась. Лицо уставшее, все в морщинках. – Потом уроки сделаешь!

– А почему не папа? – еще упиралась Маринка.

– Потому что он лег отдыхать, а нам надо помочь Лисе. Ты ее не любишь?

Любит? Может быть, но не настолько, чтобы сейчас все бросать и куда-то ехать. Она вообще сейчас может думать только об одном.

– Я сказала, быстро! – Мама была уже в прихожей и натягивала сапоги. На полу стояла переноска.

– Ну почему? – простонала Маринка и пошла в комнату за свитером.

Почему дела нельзя как-то так распределять, чтобы все было по порядку? Сначала Влад, потом Лиса. Ей надо подумать! Ей надо ответить! Почему всегда появляется какая-то срочность, которая все нарушает.

– Быстро!

Мама дернула Маринку за руку, и в этой руке появилась переноска. Сквозь сеточку была видна кошка. Она жалобно крякнула и легла на бок. Ой, и правда, что с ней?

– Она умирает, – прошептала Маринка.

– Пойдем! – Мама стояла в коридоре, перебирала в руках ключи.

Мысль о смерти придала Маринке ускорения. Больше она ни на что не жаловалась. Ей вдруг и правда стало страшно за кошку. Сколько себя помнила, Лиса была с ней. Она терпеливо позволяла себя гладить и таскать по квартире, сносила бантики и заколки, платья и плащи. Лиса была на даче и дома, потому что это была Лиса. Ее не может не быть.

Ветеринарную клинику Маринка запомнила плохо. Были коридоры и затоптанный пол. Лиса жалобно мяукала. Переноску то забирали у Маринки, то возвращали. Лису опять стошнило. А потом кошку унесла медсестра, и они с мамой остались вдвоем на лавочке у стены. Маринка почувствовала, что ей холодно, что пусто рукам. Там должна была быть переноска, а в ней – кошка. Ее не могут вот так взять и унести.

– Она умрет? – прошептала Маринка.

– Перестань! – прошипела мама. – Врачи сейчас выяснят, что с ней происходит.

Маринка ничего не слышала. Она пыталась представить свою жизнь и видела только черную беспросветность.

– Неужели она умрет? – шептала и шептала Маринка.

Остановившимся взглядом мама смотрела на дверь. И эта дверь открылась, выпуская медсестру. Та позвала маму. Тут Маринка почувствовала, что сама немного умирает. Она плыла в странном состоянии без времени и конкретного места. И это длилось, длилось, пока перед ней не появилась мама, а в руках опять не возникла знакомая тяжесть переноски.

– Держи! Пойдем.

– А Лиса? – не поняла Маринка.

– Все в порядке! Просыпайся.

Мама что-то еще говорила, а Маринка, словно космический корабль, медленно причаливала к Земле. И пока состыковка не произошла, она ничего не слышала и не понимала.

Глава четвертая. Боевая ничья

Ой, что было, что было! Утром Маринка совершенно не могла собрать себя. Мама будила, мама толкала. И была не каша, а Маринкины любимые мюсли, и Лиса сидела на кухне и вылизывалась. Но окончательно понять, где она находится – что это планета Земля, что все правильно, все так, как и должно быть, – Маринка смогла только к физкультуре. У раздевалки их встретил физрук, высокий полный дядька, прозванный за свою походку Пингвином, – и сообщил, что урок сегодня пройдет на улице.

– Девочки волейбол, мальчики разминка!

И свистнул, чтобы ни у кого не возникло сомнения, что так оно и будет. Времени осталось только-только чтобы переодеться, поэтому народ быстренько разбежался на женскую и мужскую половины.

Девчонки только-только потянули через головы юбки и свитера, когда дверь распахнулась. Появилась хитрая физиономия Слепцова.

– Ах ты! – крикнула Анютка, замахиваясь на него свитером. Но Сашки уже не было.

– Мышь! – гаркнули из коридора, и в раздевалку влетело что-то серое.

Стены дрогнули от визга. Девчонки врезались друг в друга, запрыгивая на лавку.

– Это носок! – Натусик продралась сквозь кучу-малу – кому не хватило мест на лавке, пытались втиснуться в угол, – и вышла в центр раздевалки. Пнула серый колобок.

– Грязный.

И следующим ударом ноги послала колобок к двери.

– Копыта свои чаще мойте! – крикнула в коридор. – Слепцов! А ты особенно.

Все захохотали, натянули свитера с платьями обратно и вывалились за дверь. В сторону лестницы мелькнули последние тени. Мальчишки позорно покидали проигранное поле боя.

– Слушай, ну Слепцов что-то последнее время вообще… – Натусик прыгала на одной ноге – она выскочила из кроссовки и теперь на ходу пыталась надеть ее обратно. – Чего он?

– Не замечала. – После вчерашних страданий Маринка была немного как будто во сне. Не хотелось ни думать, ни торопиться. Она плыла, и все вокруг тоже немного плыло.

На улице физрук уже гонял мальчишек вокруг площадки.

– Разминаем руки, приседаем, у вас сегодня волейбол, – крикнул он вышедшим девчонкам.

Девчонки недовольно загудели, ну так, для видимости. Не должны же они сразу на все соглашаться и всему радоваться.

– Аня, проведи разминку, – попросил физрук и смешно побежал следом за мальчишками: немного переваливаясь с ноги на ногу, и даже как будто эти самые ноги не очень-то и отрывая от земли. – И с вами восьмые классы играют, – добавил он, начиная бежать спиной – это у него вышло еще смешнее, чем бег вперед. – На выбывание, со сменой команд. Аня, начинай разминку!

Анютка выпрыгнула вперед, развела руки. Все тоже приготовились делать что-то очень оздоровительное. Но замерли. Даже бегущие вдалеке мальчишки как будто бы застыли в полете. От школы шли девчонки из восьмого. Они шли, а все остальные на них смотрели.

– Чего мы сразу против восьмого? – возмутилась Плотникова. Она всегда недовольна и возмущается. Когда говорит, рот широко открывает. А еще она всегда первая. Сказала и разбила окаменение. Все задвигались и зашаркали ногами.

– Да справимся, – пожала плечами Маринка – получилось, что она сделала первое упражнение разминки.

– Легко, – Анютка положила руки на свои плечи и стала этими плечами шевелить – вперед, назад, а потом крутить. – Быстрее разогревайтесь! Они не успеют и плохо сыграют.

Пока восьмиклассницы нога за ногу до них дошли, Анютка и правда провела полразминки. Они уже приседали и подпрыгивали, когда Натусик выскочила из строя и спросила:

– А чего вас к нам?

– У нас русиш заболел, – лениво отозвалась выбеленная до прозрачности волос девчонка и резко отчеканила мяч об асфальт. – Две физры подряд сделали. Мы вас сейчас сделаем, а потом нормально поиграем.

– Да ладно, сделаете, – Натусик, с этого года начавшая заниматься легкой атлетикой, заломила ногу, растягивая мышцы. – Сами себя вы сделаете.

Пересвеченная махнула рукой, словно хотела бросить мяч, но в последний момент подставила руку, перехватывая его. Шестой взвизгнул.

Натусик повернулась к своим, дернула бровью. Моргать и дергать бровью – это были фирменные приемчики Натусика. Означали, что она готова к бою. Означали – пленных не брать.

– Я на подачу, Маринка под сетку. Анюта – центр. Катька в левый угол. Коза и Сушка по первому. Играем на распасы. Я их загашу.

Все с надеждой смотрели на Натусика. Нормально играть в команде могла только она. Но и у Казаковой с Суховой были неплохие подачи. Они команда, они справятся.

Мимо площадки пробежал физрук.

– Девочки, все норм? Тогда вот вам судья. – Он сдернул с шеи свисток и потряс им в воздухе. – Кирилл! Иди судить! И помни, я болею за шестой. Обидишь их, будешь бежать десять кругов после уроков.

Восьмой зафыркал. К физруку вяло, словно у него совсем не было сил, подошел высокий сутуловатый парень, взял свисток. Повернулся.

– Кирюха! Ну ты понял, – махнула ему рукой пересвеченная. И посмотрела так, словно обещала тонну пирожных и цистерну газировки.

Маринка нахмурилась. Где-то она этого парня видела. Только ему чего-то не хватало. Кирюха…

– Дадим вам форы, – пересвеченная катнула мяч через площадку к команде шестых.

Изящно это у нее получилось. Словно танцевальное па выполнила.

Коза остановила мяч. Обернулась. Натусик подняла руку, показывая, куда его надо перенаправить. Мяч точно лег ей в ладонь. Все собрались. Это была их игра.

– Они сами напросились, – ухмыльнулась Натусик, красиво повела рукой над мячом, чуть подбросила его и ударом снизу послала через сетку.

Еще не сыгравшиеся восьмые столкнулись. Мяч ударил в голову, в плечо, в протянутую руку и поскакал под сеткой к Маринке.

– Один-ноль! – крикнул Кирюха и свистнул, показав, куда должен идти мяч.

Рука, движение… Да где же она его видела?

Свисток. Натусик снова совершила магическое движение рукой, мяч неспешно полетел через сетку. Встретил одни руки, вторые. Боковая девчонка успела подхватить мяч у земли и отправить в сетку. Мяч закрутился на кромке. Маринка выпрыгнула, не давая ему упасть на своей стороне.

– Держим! – гаркнула пересвеченная от первой линии.

Девчонка под сеткой отбила падающий мяч, тот взял вялую высоту, но пересвеченной хватило. Она выбросила его вверх, заставляя уйти на сторону противника.

– Коза! – ахнула Натусик.

Казакова вздрогнула. Мяч ударил ее по плечу и запрыгал по площадке. Коза отвела взгляд от Кирюхи. Он был с телефоном в руках и все снимал.

И тут Маринка его вспомнила. Это был горе-оператор Влада.

– Потеря подачи. Ноль-один. Переход.

– Только попробуй это выложить, – крикнула пересвеченная, подхватывая брошенный им мяч. Зло чеканя им, пошла к задней линии.

– Да ни разу, – заверил Кирюха, поднося свисток к губам. – Подача.

Маринка застыла под сеткой. Вчерашняя история с Лисой здорово выдернула ее из всех проблем, а сейчас эти проблемы как-то разом решили вернуться, столпились, крича, что каждая из них главная.

Шарахнул звук удара. Маринка успела только в полоборота повернуть голову, когда мяч четко вошел в сетку напротив ее лица, коснулся щеки.

Было не столько больно, сколько неожиданно. Маринка закрыла лицо руками и присела. Свисток оглушил.

Окружили девчонки, зашумели.

Маринка выпрямилась, бросила взгляд на пересвеченную. Она стояла, довольно ухмыляясь.

– Потеря подачи, – с явным удовольствием произнес Кирюха. Было видно, что он, как и физрук, болеет за шестой. – Переход. Один – ноль.

Маринка ушла уже от надоевшей сетки. Теперь она смотрела на пересвеченную, все еще топтавшуюся на задней линии. Игра вновь закипела. Дальше подачи и отбивания дело не шло. Все решала подача. Счет двигался вяло.

– Два – один, переход! – Кирюха уже сидел с опущенным телефоном. Забывать про камеру – это его постоянная беда.

На подаче Маринка отправила мяч высоко наверх, он еле дотянул до сетки и плавно опустился под руки девчонки на первой линии. Она хорошо примерилась, вновь поднимая мяч в воздух.

– Беру! – крикнула пересвеченная с задней линии. Она сделала широкий шаг, подпрыгнула и резко ударила по мячу. Он потерял свою вальяжность и пулей полетел на сторону шестого. Натусик рыбкой нырнула навстречу, поднимая его. Резиновое покрытие мягко приняло ее падение.

С этого момента рубилово уже пошло не на жизнь, а на смерть. Разогревшаяся пересвеченная немилосердно гасила. Шестые как могли выставляли блоки.

Пацаны уже не бегали по своим препятствиям, а потихоньку собирались вокруг площадки. Все чаще стали звучать крики поддержки. Восьмые зло комментировали каждую ошибку. Девчонки злились, по-глупому пропуская мячи.

– Давай! – Крик заглушил остальные голоса. Мяч от восьмого пошел к центру площадки шестого. Маринка чуть присела, принимая мяч на пальцы, мягко подняла его.

– Беру! – выдохнула чуть ли не в ухо Натусик. – Держим! – гаркнула, потому что поднятый ею мяч не дотягивал до сетки.

– Есть! – Анютка выставила сложенные замочком руки, отбивая мяч предплечьем и отправляя его к восьмым.

– Ну! – взвыла группа поддержки.

Мяч упал в центре площадки. Восьмые смотрели друг на друга.

– Я думала, ты возьмешь, – перекидывали девчонки друг другу обвинения.

– Так на тебя летел!

– Восемь-семь! Подача слева! – веселился Кирюха.

Маринка обернулась на него. Прикольный пацан. И чего он ей вначале так не понравился? Около оператора стоял Влад. Стоял и смотрел на нее. И даже, кажется, кивнул. От неожиданности Маринка опустила голову. А когда опомнилась и вздернула подбородок – Влад все еще стоял и смотрел.

Поднял руку. Махнул. Маринка машинально подняла руку в ответ. Испугалась, что это он не ее приветствовал, а кого-то за ее спиной. Оглядываться не стала. Ей, ей, кому же еще!

– Переход! Подача!

Кирюха показывал на сторону восьмиклассниц. Игроки устали злиться и бегать. Пропускать мячи стали чаще. Влад что-то шептал судье. Кирюха снова поднял телефон.

– Так, киношники, хватит! – Физрук пробежал вдоль площадки. – Заканчиваем игру. Записываем боевую ничью.

Шестой завыл от радости. Отставали они с небольшим разрывом, но все чувствовали, что он бы только увеличивался. Восьмой завозмущался.

– А вы не шумите, не шумите, – отмахнулся физрук от насевших на него восьмиклассниц. – Сейчас у вас второй урок, продолжите играть. Вон, против мальчиков встанете. Посмотрим, кто у вас злее.

Шестой сорвался с места и побежал к школе. Большая перемена, надо успеть переодеться и позавтракать. Маринка чуть задержалась. Она вдруг вспомнила, что Влад ей вчера написал. Но за всей этой суетой с ветеринаркой письмо начисто выветрилось из головы.

Мяч стукнулся около ее ноги. Маринка вздрогнула. Пересвеченная ударила мячом о землю еще раз, посмотрела жестко.

– А ты та самая параллельная? – Ухмыльнулась. Фу, как противно. – Эй, Влад! Это же твоя из фильма?

Влад отмахнулся. Они с Кирюхой что-то смотрели на экране телефона. А Маринка молчала. Словно потеряла способность говорить. Все вокруг провалилось в бездну. Она осталась одна на крошечном пятачке.

– Две параллельные пересекались, пересекались да и не пересеклись. – Пересвеченная улыбалась всем ртом, показывая маленькие щербатые зубы.

– Она у нас еще квадратная и круглая, – крикнул, пробегая Слепцов.

– Сам ты круглый!

Натусик – и откуда она только взялась? – вынырнула словно из пустоты и бросилась за Слепцовым. Сашка заржал и зигзагом рванул к полосе препятствий.

– И квадратный! – выпалила Маринка.

Она бы тоже побежала за Слепцовым, потому что достал уже со своими шуточками, но рядом с пересвеченной не хотелось показывать себя маленькой. Но пересвеченная ушла, Натусик бежала от полосы препятствий, и оставалось только выдохнуть и пойти к школе.

– Жрать хочу! – выпалила Натусик, нагоняя. – А хорошо сыграли, да? Если бы не физрук, мы бы их сделали! А Слепцов клоун. Потом его закопаем. Только бы сегодня дали запеканку. Со сгущеночкой. Мммм. Давай сядем у окна. А ты матиш сделала? Чего-то у нас там ерунда какая-то, как будто опять в началке. Слушай, а руки грязные. Я только вчера маникюр делала. Эта белобрысая вообще кривая. Погода сегодня ничего, да? Хорошо, что на улице занимались. Но математика вообще. И жрать хочется…