Текст книги "Большие перемены"

– В их любовь я верю. Безоговорочно.

– Да, посмотреть на эту пару – кажется что они светятся от счастья, – согласился Буравин.

– Да, за Алешу и Машу я спокойна. А вот союз твоей дочери и моего старшего сына мне кажется слишком скоропалительным, – поделилась своими сомнениями Полина.

– Но, в конце концов, и наше с тобой решение быть вместе другим может показаться… слишком быстрым. Правда? Но мы-то знаем, что это не так.

– Знаем, – немного неуверенно сказала Полина. – Хотя… Мне до сих пор не верится, что мы уже вместе. Я так привыкла жить мечтой, что реальность меня немного пугает.

– Неужели? А я, наоборот, очень счастлив, что ты рядом, – признался Буравин. – Мы так долго шли к своему счастью, родная!

– Но сейчас окружающие нас понимают так же мало, как я – Костю и Катю, – заметила Полина.

– Вот и надо показать детям пример. Понимать и принимать их поступки такими, какие они есть. Ни в чем не сомневаться. Тогда им тоже будет легче понять нас.

– Я попробую, – улыбнулась Полина.

– Непременно. Мы все должны научиться заново любить друг друга в новом качестве.

– Да, – засмеялась Полина. – Не успею я ощутить себя молодой женой, как придется примерять на себя образ тещи!

– И возможно, скоро – бабушки, – таинственно сказал Буравин.

– С чего ты взял? – удивилась Полина.

– Ни с чего, – пожал плечами Буравин. – Но ведь такое развитие событий очень логично, правда? Непростой у нас период. Мы – молодожены, дети у нас вот-вот станут молодоженами. Надеюсь, что с Катей как с невесткой тебе удастся поладить?

– А тебе – с Костей и Алешей. Не формально, а искренне, по-родственному.

– Ты же знаешь, что Алешку я люблю, как родного сына! – признался Буравин. О Косте ему говорить не хотелось.

– Витя! Я знаю, что сыновья у меня разные. Я также знаю, что ты по-разному к ним относишься. Но… пойми! Я их люблю одинаково сильно. Это как пальцы на одной руке. Любой порань – будет больно. Ты для меня – самый близкий человек. Но даже ты, боюсь, не можешь абсолютно и полностью понять материнских переживаний. Наша задача сейчас, Витя, быть с ними обоими в согласии.

– Да кто спорит? Разве я что-то сказал против? – согласился Буравин.

– Подожди, Витя, не перебивай меня, я волнуюсь. Дай договорить, – попросила его Полина. – Алеше трудно примириться с новым положением вещей чисто психологически. Он ранимый, чувствительный человек. Косте тоже непросто. Уже по другой причине. Константин сейчас входит в твою бывшую семью. Понимаешь? В семью, где осталась обиженная Таисия, для которой я – естественный раздражитель.

– Не думаю, что Костю это особенно смущает, – отметил Буравин.

– Зря не думаешь! Даже если он еще этого не осознает полностью, у него непростая ситуация. Ты бы был с ним помягче, а?

– Хорошо, хорошо. Я постараюсь сдерживаться, – Буравину уже не нравился этот разговор.

– Ну вот! Я же чувствовала, что ты с ним поговорил таким тоном, что он выскочил отсюда, как ошпаренный!

– Я все тебе рассказал.

– Иногда интонация важнее сказанного. В интонации – наше отношение к людям, – объяснила Полина.

– Обещаю, что буду следить за своими интонациями. Но…

– Что – но?

– Я ему ничего не скажу… Но тебе не кажется, что .сегодня именно Костя все подстроил таким образом, чтобы они застали нас в неловком положении? – высказал свое предположение Буравин.

– Почему ты так решил? Дурацкая случайность, мы сами виноваты, Виктор, – не согласилась Полина.

– Да в чем, в чем виноваты? В том, что как любые нормальные молодожены не можем оторваться друг от друга, нам не хватает ночи, не хватает суток… – Буравин со страстью обнял Полину, но она отстранилась.

– Виктор, а ты давал ключ Алешке? – Полина вдруг стала кое-что понимать.

– Конечно. Еще давно. Мне тоже показалось странным, что Лешка мог открыть дверь своим ключом. На него это не похоже. А Костя как человек более опытный и… менее чувствительный, говоря твоим языком, он мог вполне все просчитать и предугадать.

– Да. Но зачем Косте это было нужно? – спросила Полина недоуменно.

Буравин развел руками. Они немного помолчали. Наконец Полина приняла решение:

– Виктор, мне кажется, то, что мальчишки вошли в квартиру без предупреждения – это досадное недоразумение. И чем раньше мы об этом забудем, тем лучше. Мне и так стыдно… Мне не хочется ни об Алеше, ни о Косте думать плохо. И я тебя прошу – сделай все возможное, чтобы сейчас они были заинтересованы в общении с тобой.

– Прости… Можно, я сейчас тебе самой напомню про интонации? – остановил ее Буравин. – Ты со мной говоришь, как с коллегой, которому выдаешь план-задание на экспедицию… Почему так жестко?

– Извини. Жестко – значит, я еще не успокоилась. Витенька! Ребята могут сейчас ополчиться против тебя, потому что Борис очень обижен. Встать на сторону отца в конфликте – это же логично.

– Я понял. И постараюсь не допускать и не развивать никаких конфликтов, – пообещал Буравин.

– Вот и хорошо, – вздохнула Полина. – Когда мы станем дважды родственниками, не хотелось бы при этом стать огромным семейством со склоками и конфликтами.

– Согласен, – улыбнулся будущий дважды родственник Буравин. – С Костей, я думаю, мне —поможет найти общий язык дочка.

– А разве Катя сама сейчас на твоей стороне? – поинтересовалась Полина.

– Когда я с ней поговорю о приданом, все наладится, – пообещал Буравин.

– Понятно… Кстати, Алешка, по-моему, вовсе не думает о деньгах, – заметила Полина.

– Леша – да, – согласился Буравин. – Он ревнует. И я придумал, что можно сделать.

– Раз придумал, расскажи, – попросила Полина.

– Я пойду к Сан Санычу, поговорю с ним об этом. Думаю, Сан Саныч поможет.

Борис Самойлов наконец-то дождался того состояния, когда выпитый алкоголь слегка притупил боль, вызванную уходом Полины.

Самойлов ходил по квартире, немного покачиваясь, и вел беседу с умным и понимающим его человеком – с самим собой.

– И где? – спросил он сам себя.

– Там, – ответил собеседник.

Самойлов отправился в кухню за очередной бутылкой текилы. Бутылка показалась ему родной и близкой, он открыл ее, хлебнул прямо из горлышка и отправился в свое бесконечное путешествие по квартире. Он в который раз заглянул в пустой" шкаф и провел рукой по плечикам, как по струнам. Затем методично выдвинул ящики в тумбочке, убедился, что они по-прежнему пусты.

Увидев себя в зеркале, Самойлов удивился. Потом с трудом подтащил к зеркалу кресло и сел, поставив рядом бутылку и рюмку. Двойник приобрел реальные очертания в зеркале.

– Вот и все! Ты, Борис, оказывается, уже никому не нужен, – обратился к своему отражению Самойлов. – Придется принять этот грустный факт… Принять, принять… Это хорошая и светлая мысль. Принять!

Самойлов взял рюмку, налил текилы, чокнулся с двойником в зеркале, который охотно ответил на его приветствие, и выпил.

– Ну и черт с ними со всеми! – заявил он зеркалу. – Зато я сейчас общаюсь с самым лучшим собеседником на свете! А они… они все обо мне пожалеют!..

Самойлов неожиданно шмыгнул носом, утерся рукавом и прослезился пьяными слезами.

– Пожалеют, но будет поздно. Я докажу, что могу быть первым… хоть в чем-то… Я докажу, что создан не только для тени! – он снова налил и выпил, чокнувшись с двойником.

– Тени, тени… Ах, вы тени, мои тени… Или я не о том? Да нет же, о том. Все скрывают свою теневую сторону, а я – нет. Мне – плевать! Мне плевать теперь на все на свете, потому что свет мне не нужен! – в голосе Самойлова появился пафос.

– Они еще наплачутся без нас… пра-вда, Боррря? – собеседник в зеркале с готовностью ему кивнул.

* * *

Маша все еще обдумывала свое решение по поводу учебы, когда в дверь ее комнаты тихо постучали.

– Кто там? – Маша оторвала взгляд от письма, которое перечитывала в десятый раз.

– Машенька, это я! – отозвался голос Алеши. Маша отбросила письмо и кинулась к двери.

– Здравствуй, любимый! – Маша обняла Алексея, как будто не видела его целую вечность.

– Здравствуй, любимая, – эхом отозвался Алеша. Какое-то время влюбленные не замечали ничего вокруг.

– Что же мы стоим на пороге, – всплеснула руками Маша, – заходи, я тебе что-то покажу!

Она вернулась к кровати и взяла счастливый конверт.

– Что это? Готов смотреть и слушать, – послушно сказал Алеша.

– Нет, подожди! Закрой глаза! – потребовала Маша.

– Зачем? Я уже видел, что какой-то конвертик…

– Нет, ты закрой! Алеша подчинился.

– Раз, два, три! – сказала Маша и положила Алеше в руку письмо так, чтобы он сразу увидел написанное.

– Открывай глаза! – скомандовала Маша.

– Что это? Не понял! – спросил Алеша, пробежав глазами текст.

– Как это не понял? Меня зовут учиться! – просияла Маша.

– В институте? – наконец стал понимать Алеша.

– Да, да! Ты прочитай!

Алеша еще раз озабоченно прочитал вызов в институт. Он опустил бумагу и замолчал.

– Ты не рад? – тихо спросила Маша.

– А как же наша свадьба? Отменяется?

– Почему отменяется? Лешка! Разве учеба свадьбе может быть помехой? – удивилась Маша.

– Свадьбе – нет. Но совместной жизни – точно, – расстроенно сказал Алеша.

– Как это? – не поняла Маша.

– Очень просто, Машенька. Если ты уедешь учиться, нам с тобой сложно будет на расстоянии быть семьей. Невозможно вести… общее хозяйство. Невозможно жить вместе.

– Но почему? Разве ты не поедешь со мной?

– Вот так. Ты это говоришь, как само собой разумеющееся, – расстроился Алеша.

– А разве… – начала Маша и вдруг осеклась, слезы стали наворачиваться ей на глаза.

– Любимая! Ты не так меня поняла… – кинулся к ней Алексей. – Я же не против… Просто все очень неожиданно…

– Прости! Я думала сделать сюрприз, а получилось как снег на голову, – согласилась Маша.

– Я согласен с тобой попасть под любой, даже самый сильный снегопад, – улыбнулся Алеша.

Поцелуй рассеял все сомнения, которые были у Маши.

– Алеша! Послушай меня! Если ты не захочешь, я никуда не поеду. Ты для меня важнее всякой учебы.

– Машенька, жертв не нужно, – не согласился Алексей. – Но если честно, у меня в планах не было отъезда. Да и отца я сейчас оставлять не хотел бы.

– Алешенька, я думаю, что все образуется. Твой папа – мужественный человек. И мы вместе поможем ему справиться с временными трудностями.

– Маша, как бы я хотел сейчас тебя оградить от роли спасителя. Ты и так помогала нам не раз. И столько трудностей разрешила. А сейчас я должен отцу помочь сам.

– Хорошо. Как скажешь. Но я буду тебя морально поддерживать!

– Меня морально поддерживает твоя любовь, – признался Алеша. Он немного походил по комнате, раздумывая, и, наконец, принял решение:

– Хорошо! С отцом я поговорю. Он должен меня понять. В институт мы поедем с тобой вместе.

Маша даже захлопала в ладоши: —Ура!

– Я не могу допустить, чтобы ты ехала туда без меня.

– А я бы без тебя и не поехала. Ни за что! – заверила Алексея Маша.

– Прямо сейчас и позвоню, – решительно сказал Алеша. – Машенька, принеси мне телефон, пожалуйста.

Маша принесла ему телефон, Алеша набрал номер и сказал:

– Алло! Папа!

Отец ответил не сразу. Он сидел напротив початой бутылки с текилой, пьяный и несчастный. Язык его уже не слушался.

– А, это ты, Лешка… И что ты мне новенького можешь сообщить, сынок? Важный разговор? Ха, а мне сейчас не важно то, что для всех важно… Видишь, я почти стихо… стихоплет… ствую. Тьфу, еле выговорил. Вот так. Никаких важных разговоров. Отбой!

Самойлов положил трубку раз, потом второй раз, потом третий, наконец ему это удалось и он, удовлетворенный, потянулся к бутылке.

– Все в порядке? – спросила Маша.

– По-моему, не очень, – сообщил Алеша. – То есть наоборот.

– А что случилось?

– Не знаю, но мне нужно домой.

– Может быть, зайдем к нему вместе? – предложила Маша.

– Нет, Машенька, я сам.

– Хорошо.

– Не обижайся, но нашу с тобой поездку я с отцом хочу обсудить один на один.

– Как скажешь…

– Да, и еще одна важная вещь. Чуть не забыл, – обернулся Алеша уже на пороге.

– Я слушаю.

– Маша! Мы с Костей сегодня разговаривали… Мы решили, что если мы с ним окончательно помирились, будет правильно, если наши невесты тоже помирятся.

– Я и Катя?

– Да. Я же сказал. Ты и Катя. Ты против?

– Вообще-то… Ох и мастера же мы с тобой друг другу сюрпризы устраивать!

– Машенька, в чем дело? Ваши с Катей разногласия – в далеком прошлом. А в скором будущем мы все станем родней, – успокоил Машу Алеша.

– Да-да, я понимаю… – согласилась Маша, но тут же сама себе возразила: – Нет. Не понимаю. Мне эта идея не по вкусу.

– Почему? Мы договорились, что после подачи заявлений в ЗАГС мы соберемся все вчетвером, возможно, в ресторанчике…

– Так, может быть, нам и свадьбу на четверых справить? – иронично спросила Маша.

Алеша не заметил этой иронии:

– Почему бы и… Маша, я не понимаю.

Хорошо, тогда я объясню. Представь себе, как Катя себя будет чувствовать за одним столом, где будем и я, и ты. Твоя бывшая невеста и твоя настоящая невеста. Ты думаешь, это будет хорошо для всех? Правильно?

– Хорошо. Возможно, мы с Костей поторопились, – пошел на попятную Алеша. – Если ты пока не готова помириться с Катей, я не буду тебя торопить.

– Пожалуйста, не торопи, – попросила Маша. – Мне надо привыкнуть, что Катя со мной не соперничает.

– С тобой невозможно соперничать. Ты самая лучшая. И я тебя люблю. – Алеша поцеловал Машу.

– Алеша, ты хотел поговорить с отцом, – смущенно напомнила Маша.

– Обязательно. Я ненадолго. Встретимся в ЗАГСе! – и Алексей поспешил к отцу.

* * *

Следователь Буряк еще и еще раз перечитывал материалы из папки, которую ему дал Марукин. Они вызывали у него неподдельный интерес. Он решил кое-что для себя уточнить и вызвал Марукина в кабинет. Тот охотно явился.

– Действительно, очень интересно. Следы старых дел, которых, к сожалению, не было у меня на руках. Спасибо, Юрий Аркадьевич, – поблагодарил Марукина следователь.

– Рад быть полезным, Григорий Тимофеевич, – угодливо склонил голову Марукин.

– Я нашел здесь много интересных фактов об археологической экспедиции, пропавшей в наших краях в 1999 году.

– Да вы что? – притворно изумился Марукин.

– Да. Эта экспедиция была с самого начала для всех нас загадкой. Не санкционированная сверху, мы не знали, что в ней принимает участие профессор Московского университета…

– Этот, как его… Рыбин? – переспросил Марукин.

– Сомов, – поправил следователь. – Известнейшая, кстати сказать, личность. По его учебникам сейчас школьники обучаются.

– Значит, он не только учебники писал… – заметил Марукин.

– Не только, – согласился следователь. – И его гибель в девяносто девятом году как раз совпадает с белым пятном в биографии нашего смотрителя. Я ведь, Юрий Аркадьевич, на Михаила Родя целое досье собрал.

– Ну так что, колоть его будем? – радостно спросил Марукин.

– Будем, будем. Только мне непонятно: почему ты, имея на руках такие документы, притащил их ко мне в отдел? Неужели сам не захотел лишнюю звездочку на погонах заработать? – спросил следователь.

Марукин заглянул ему в глаза и заговорил преувеличенно бодро:

– А знаете что? Я понял, что очень хорошо работать в паре! С таким, как вы, профессионалом! Давайте я буду играть «злого следователя», а вы – доброго… Хотите, я его прямо сейчас расколю? А? Я из него всю душу вытряхну, вот увидите!

– Насчет души – не бери на себя слишком много. А допрашивать – пожалуйста.

– Значит, разрешите идти? – заторопился Марукин. – Иди. Только… Ответь мне все-таки на один вопрос. Почему тебя перевели к нам с понижением в звании?

– Да ладно… – отвел глаза Марукин. – Длинная история… Потом расскажу…

– И все-таки. У коллег не должно быть тайн друг от друга, – настаивал следователь.

– Это все злые языки… В общем, подсидели, – невнятно ответил Марукин и вышел из кабинета.

В комнате свиданий, разговаривая со смотрителем, Марукин невероятно изменился. Он стал уверенным и напористым.

– Ты мне все сейчас расскажешь, скотина! – орал он на сидящего перед ним смотрителя. – Ты мне исповедоваться будешь, как на духу, понял?

– Буду, буду, только по голове не бейте, – нисколько не боясь, ответил смотритель и подмигнул Марукину. Марукин в ответ тоже подмигнул, но тона своего не изменил:

– Шуточки шутишь? Да я тебя сейчас в порошок сотру и по ветру развею, понял? Нашел где шутки шутить! И с кем!

В этот момент смотритель положил записку под лист допроса и глазами показал на нее Марукину. Тот, не прерывая своего гневного монолога, взял записку и положил ее в карман.

– Так ты будешь говорить или нет? – гремел Марукин.

– Буду, буду, так ты слова не даешь вставить, гражданин начальник…

Смотритель и Марукин играли в какую-то одним им понятную игру. Они понимающе кивнули друг другу.

– Не расколешься, я тебя похороню, обещаю! – орал Марукин.

– Похорони, – вдруг тихо и серьезно ответил смотритель. – Только не забудь рядом с детьми моими похоронить.

Марукин вздрогнул, в его глазах мелькнул испуг, и он быстро вышел из комнаты свиданий. Зайдя в кабинет к Буряку, Марукин снова приобрел угодливый и немного фальшивый вид:

– Эх! Я с этим Родем так хорошо поговорил! Срразу взял быка за рога. Я его расколол… Ну, почти расколол. Осталось совсем чуть-чуть.

– Ладно, можешь не рассказывать. Я сам все слышал, – сообщил следователь.

– Сам все… Как? – удивился Марукин.

– Да ты так орал на все отделение, будто не с преступником разговаривал, а ток-шоу вел! – улыбнулся Буряк.

– А вы так сказали сейчас, я подумал, что вы Родю в камеру прослушивающее устройство установили.

– Нет, зачем же. До этого мы пока не дошли. Но установим и прослушку, и видеонаблюдение, если это потребуется. Пока этого не нужно. Все – свои.

Марукин вышел из кабинета и подумал, что насчет «своих» следователь немного поторопился.

* * *

Потерпев фиаско с Буравиным, Костя направился искать поддержку у Таисии. Он купил цветы и шел по улице, раздумывая, как грамотно построить разговор с будущей тещей. Кроме того, он соскучился по Кате.

Обе женщины его ждали. Они беседовали. Таисия поливала цветы, а Катя сидела на стуле и наблюдала за ловкими мамиными руками.

– Как забавно, – сказала Таисия Кате. – Один мужчина ушел из этого дома, а другой скоро придет. Словно Виктор освободил место…

– Мама! Так говорят, когда человек умирает, а другой рождается. А здесь – просто смена мужа. Был у тебя муж, а теперь будет у меня.

– Для меня, дочка, это важное событие. Мне кажется, даже более важное, чем для тебя. А ты к предстоящей жизни относишься как-то легкомысленно.

– Неужели?

– Мне так кажется.

– Может быть, ты просто против того, чтобы мы здесь с Костей поселились? – засомневалась Катя.

– Вообще-то вы с Костей меня не спрашивали об этом. Просто поставили перед фактом, – заметила Таисия.

– Но ведь мы хотели как лучше для тебя! Мама, ты что-то имеешь против Кости? – Катя искренне не понимала, чего хочет мать.

– Нет, но я до конца не уверена в серьезности твоих намерений.

– Я абсолютно серьезно хочу выйти замуж за Костю, – сказала дочь.

– И сразу, уже сейчас, вы будете жить в одной комнате, как муж и жена? – поинтересовалась мама.

– Не знаю, – задумалась Катя. – Наверное, не сразу. А может быть… Не знаю, мама. А что?

Таисия внимательно посмотрела на дочь, затем отставила в сторону графин с водой, из которого она поливала цветы, взяла горшок с цветком и протянула Кате. Катерина взяла горшок и уставилась на мать с удивлением.

– А то, что человек – как цветок, – продолжила Таисия, – Он не только тянется вверх к небу и стремится к солнышку. Он еще и зависит от земли.

– Мама, я тебя совсем не поняла, – растерялась Катя.

– Я просто хочу, чтобы ты приземлилась. Если твои желания не имеют почвы и корней, то ничего не получится.

– О, мама. Да ты философ! Никогда от тебя такого не слышала.

– А я никогда с тобой о таком и не говорила, – заметила Таисия, – Подумай, дочка. Проанализируй еще раз свои желания. И пойми, чего ты хочешь на самом деле.

Но у Кати уже не было времени подумать над мамиными словами, потому что в дверь позвонили. Катя знала, что это Костя, и побежала открывать. Она взяла у него цветы и уклонилась от поцелуя.

– В чем дело, Катенька? – удивился Костя. – Что-нибудь случилось?

– Ничего особенного. Только голова болит и…

– И что?

– И разговор был с мамой какой-то странный, – призналась Катя.

– О чем разговор?

– Не о чем, а о ком. О тебе.

– И что сказала будущая теща о будущем зяте? – улыбнулся Костя.

– Сказала… что ты должен ухаживать за мной, как за цветком. Поливать, сдувать пылинки… ну и все такое прочее!

– Конечно! Это моя святая обязанность! – согласился Костя и обнял Катю. – Только не понимаю, почему это тебя озадачило. Ты сомневаешься во мне?

– В тебе? Нет… – Катя задумалась.

– Тогда все в порядке, – успокоился Костя. – Я готов подписаться под всеми правилами полива моего цветочка, которые напишет мне Таисия Андреевна!

– – Хорошо, посмотрим… – согласилась Катя и вдруг неожиданно спросила: – Костя, ты меня любишь?

– Очень. А ты? —Да.

Они зашли в комнату.

– Добрый день, Таисия Андреевна, – поздоровался с будущей тещей Костя.

– Добрый день, Костя. Красивые цветы.

– Да, только стоят недолго. Неделя – максимум. А вот ваши цветы – загляденье! – и Костя показал рукой на цветы, которые стояли у Таисии в квартире. – И я готов ухаживать за вами, дорогие женщины, как за лучшими цветками на свете!

Таисия поняла, что дочь рассказала Косте об их разговоре, и не одобрила этого, кинув на Катю осуждающий взгляд. Катя пожала плечами: мол, подумаешь, какая тайна!

– Костя, а это не очень смелое заявление? – спросила Таисия.

– Отчего же? Я говорю совершенно искренне.

– Это понятно. Но красивые цветы, как известно, дороги, – заметила Таисия.

– Красивые цветы бесценны, Таисия Андреевна, – поправил ее Костя.

– Ладно, дорогие будущие зять и теща. Вы успеете еще наговориться о цветах, – прекратила эту беседу Катя.

– Да, пойду что-нибудь приготовлю к обеду, – сказала Таисия и вышла на кухню.

Когда она ушла, Костя обратился к Кате:

– Катенька, это не мое дело, конечно… Но, может быть, ты поможешь маме на кухне?

– Не могу. Меня в последнее время мутит… когда я что-нибудь пытаюсь приготовить.

– Да-а, у тебя, наверное, аллергия на домашние дела! – предположил Костя и засмеялся.

– А что, если я не буду заниматься домашним хозяйством, то ты меня разлюбишь? – спросила Катя.

– Нет, конечно, Катюша. Я сам буду заниматься домашними делами, – успокоил ее Костя.

– Вот это ты зря сказал, – поморщилась Катя. – Настоящий мужчина – не тот, который моет посуду, помогая жене…

– А какой?

– А тот, который нанимает домработницу для этих целей!

Костя решил, что лучше сменить тему.

– Да, кстати, о домработницах… Это так, ассоциации. Не обращай внимания. Как ты теперь относишься к Маше? – спросил он.

– По-прежнему, никак, – передернула плечами Катя.

– Жаль. А мы хотели с братом примирить вас. Все равно скоро будем одной семьей.

– О, это такая родственница… – иронично сказала Катя.

– А что ты, собственно, имеешь против Маши? Тихая, спокойная девушка…

– В тихом омуте, Костя, черти водятся! – сообщила Катя.

В это время Таисия позвала их к столу, и разговор о Маше был прекращен.

– Ну что, дорогие жених и невеста? Самое время обсудить вашу совместную жизнь? – спросила Таисия, наблюдая, как Костя с аппетитом поглощает приготовленный ею обед.

– Угу, – отозвался Костя с полным ртом.

– А что обсуждать? – спросила Катя, которая к еде почти не притрагивалась.

– Например, какой будет ваша свадьба. Мне не терпится увидеть тебя, Катенька, в белом платье, – мечтательно произнесла Таисия.

– – Да, например, как в том французском каталоге, который мы с тобой смотрели, да? – оживилась Катя.

– Да. За пять тысяч долларов, – сообщила Таисия. Костя поперхнулся и уставился на Таисию.

– Но к такому платью нужны и туфли соответствующие. И фата. И сумочка, – продолжала добивать Костю будущая теща.

– Да. И на женихе должен быть костюм… – вспомнила о любимом Катя.

– Соответствующий, – поддержала дочь Таисия.

– А если что-нибудь из аксессуаров будет не соответствующее, то что? Свадьба не состоится? – иронично спросил Костя.

– Такого не должно быть! – категорично отрезала Катя.

– Свадьба моей единственной дочери должна быть по высшему разряду, – настаивала Таисия.

– Ну хорошо, хорошо… – уступил Костя.

Не хорошо, а важно, чтобы ты, Костя, уже сейчас понимал, что и на свадьбу, и на безбедную жизнь моей дочери ты должен иметь деньги. Как обстоят дела с твоим бизнесом? – задала Таисия неожиданный для Кости вопрос.

– С бизнесом?.. – растерялся он, – никак. Я продал аптеку за долги. У меня нет никакого бизнеса.

Таисия и Катя обмерли от неожиданности.

– Мне не послышалось? Ты продал аптеку и лишился бизнеса? – переспросила Таисия.

– Да. А что это меняет? – невинно спросил Костя.

– Многое. Ты, Костя, может, чего-то не понимаешь. В нашей семье женщины никогда не работали. Но при этом никогда не нуждались в деньгах, – с гордостью сказала Таисия. – Мужчина обязан не только обеспечивать достойный быт для своей женщины. Он должен и оплачивать все ее удовольствия, все прихоти.

– Ну, я понимаю… – замялся Костя.

– Понимаешь, но собираешься жениться в тот момент, когда сидишь без гроша! – возмутилась Таисия.

– Так это временное явление.

– Костя, мне кажется, ты не очень серьезно относишься к вопросу. Если ты безработный, как ты можешь обеспечить Кате достойный уровень жизни? – в голосе Таисии звучали поистине железные нотки.

– Не думал, что с этого разговора начнется наша совместная жизнь! – вспыхнул Костя.

– А с чего же еще? Начинают всегда с самого главного! – спокойно сказала Таисия.

Костя решительно встал из-за стола.

– Ты куда? – встрепенулась Катя.

– Аппетит пропал. Я же не заработал на этот обед! – с горечью ответил Костя.

– Ну не надо так буквально! – примирительно сказала Таисия.

– Нет, Таисия Андреевна, вы говорите очень конкретно. Другого смысла в ваших словах нет, – заметил Костя и направился к выходу.

Катя догнала его в коридоре:

– Ты что, Костя! Как ты себя ведешь! Вышел из-за стола, нагрубил маме…

– Катя, мне неприятен этот разговор о деньгах! – возмутился Костя.

– Нужно вести себя как положено!

– Кем положено? И куда? Тебе не кажется, что вопросы о деньгах задавать бестактно?

– Нет, не кажется. Я на самом деле хочу огромную, пышную свадьбу, о которой будет говорить весь город, – сообщила Катя.

– Тогда этот вопрос должны решать родители. Соберутся за одним столом, поговорят, решат, какая должна быть свадьба у их детей. И как ее устроить, – предложил Костя.

– Костя, ты что, не понимаешь? – изумилась Катя.

– Чего я не понимаю?

– Что теперь ни твои, ни мои родители уже никогда вместе не соберутся? Наши с тобой мамы терпеть друг друга не могут. Отцы разошлись и как друзья, и как партнеры. Ты что, не обращаешь на это внимания?

– Даже если и обращаю, то что? – не понимал ее Костя.

– А то, что моя мама ранена в самое сердце. И теперь важно, чтобы мы с тобой создали для моей мамы такую обстановку, в которой она могла бы забыть о разрыве с папой.

– Но я не психолог, чтобы создавать комфортную обстановку, – буркнул Костя.

– Лучшая психотерапия – это стабильная, налаженная жизнь, – рассудительно сказала Катя.

– Что-то я не пойму. При чем здесь твоя мама, если мы говорим о нас с тобой?

– Потому что отношения тещи с зятем – это классика жанра, – улыбнулась Катя.

– Но ты же другая, ты не думаешь о деньгах так же, как твоя мама? – с надеждой спросил Костя.

– С чего ты взял? Я с мамой абсолютно во всем согласна! – ответила Катя, лучезарно улыбаясь. Костя сник.

* * *

Самойлов находился все в том же состоянии беседы с собственным отражением в зеркале. Несколько пустых бутылок сиротливо валялись у кровати, а новая, еще не опорожненная, стояла рядом с ним на расстоянии вытянутой руки.

– И главное, Борис, все – такая банальщина, – жаловался Самойлов своему не менее пьяному, чем он, собеседнику. – О чем сейчас ни подумаю – уже сказано. И написано. Пить или не пить. Быть или не быть. Фу, аж противно. Ведь козе понятно: конечно, пить. И конечно, не быть. Зачем быть, если… вот. Извини, больше не буду о больном. Молчу, молчу…

Самойлов налил, немного пролив, священную жидкость и выпил.

– Я сейчас ведь что делаю? – Самойлов внимательно выслушал ответ зеркала и усмехнулся. – Нет, неправильно. Ничего я не праздную. Я поминаю. И их всех… поминаю! Лихом – не буду, ладно. А попрощаться надо, по-человечески… Ирину вот только жалко. Че я, дурак, в молодости-то не разглядел? Полина, Полина… Иришка-то – она же цветочек. Надо было подождать чуть-чуть… И жизнь повернулась бы иначе… Эх… Ну ее к чертовой бабушке, такую жизнь! Ни любви, ни дружбы, ни чести, ни совести… ни у кого! А ведь как они все притворялись, Боря! Тьфу!

Он снова выпил и совсем обмяк, но стал себя подбадривать:

– Нет, Боря. Ты, пожалуйста, на бок не вались. Надо довести начатое до конца. Начал – доводи.

Сказал – сделай. Хоть умри! Умри и сделай, вот смысл-то где! Ух!

Самойлов посмотрел в зеркало и печально подвел итог:

– Вот так и соображаем на троих. Я, ты и… снова я. Самойлов не слышал, что звонок входной двери заливается уже несколько минут. Это звонил Алеша. Устав ждать, он открыл дверь своим ключом и зашел в квартиру. Дом был невероятно тих.

Алеша открыл дверь спальни и увидел, что на кровати в какой-то неестественной позе лежит Самойлов.

– Папа, папка, что с тобой? – заволновался Алеша. – Папа! Папа! Почему ты молчишь?

Он стал трясти отца, пытаясь привести его в чувство, но это ему не удавалось. Из-под ног покатились пустые бутылки.

– Ты что, отец? Ты пьян? – Ответа не последовало.

Алеша понимал, что надо остаться с отцом и проследить, чтобы все было в порядке. Он позвонил Маше:

– Маша! Машенька! Ты извини, но у меня возникли некоторые осложнения.

– Что случилось, милый? – заволновалась Маша. – Какие осложнения? Что? Ты не можешь говорить прямо? Ты передумал на мне жениться?

– Что ты, глупенькая. Как ты —могла так подумать! – Алеша помолчал и добавил: – Но я не смогу с тобой поехать в институт.

Через некоторое время Самойлов уже сидел на кровати с мокрым полотенцем на голове и морщась пил приготовленный Алешей антипохмельный напиток.

– Ты что, отец? Напугал меня до смерти, – упрекнул Самойлова сын.

– До смерти, говоришь? А мне, сынок, жить и не хочется.

– Не говори так!

– Почему не говори? Почему я не могу сказать то, что я думаю!

– Потому что думать так тоже нельзя. Ты что? Оказывал мне поддержку в трудный момент, говорил, надо быть сильным… А сам?

– А сам – упс! – развел руками Самойлов.

– Нет, так не годится, – покачал головой Алеша.

– Мне незачем жить! – обреченно заявил Самойлов.

– Неправда! У тебя есть ради кого и ради чего жить, – возразил ему сын.

– Алешка, – всхлипнул Самойлов и полез обниматься. Алеша аккуратно отстранил отца.

– Папа! У тебя есть я, есть Костя, твои дети. Даст Бог, скоро будут и внуки. Ведь я женюсь, и Костя – тоже.