Текст книги "Без права на смерть"

Глава 4

Шоссейные дороги делили вытянутый в длину город на шесть прямоугольников. Центром каждого прямоугольника была вертолетная площадка, где стояли серые машины с бело-зелеными полосами, вокруг плотно теснились ангары и россыпью лежали разноцветные одно– и двухэтажные дома. Вертолетные площадки были наполовину пусты, и виднелись оранжевые кресты разметки.

Прильнувший к окну Лоцман высмотрел фигурки людей: желто-коричневые, как сидящие рядом солдаты, синие, как пилот вертолета, и еще несколько других цветов. Свободные от съемок операторы, предположил он. То бишь это база кино, и отсюда оно разлетается по другим мирам. Но экая прорва тех миров – вон сколько вертолетов для них приготовлено. Лоцман пригляделся к близкой, находившейся за крайними домами, границе мира. Здесь не было гор, как вокруг Поющего Замка, а от земли до неба стоял стеной, клубился и сам в себя перетекал сизый туман.

Вертолет пролетел над двумя площадками, опустился на третью. Машин здесь было негусто. Летчик заглушил двигатель; на миг показалось, будто после непрерывного рокота настала полная тишина. Кривоносый автоматчик отстегнул стягивающие Лоцмана ремни, поднял его из кресла и толкнул к двери. Лоцман налетел расшибленным коленом на угол кресла, охнул.

Громила с мохнатым козырьком бровей первым спрыгнул на землю. Охранитель мира стал потихоньку спускаться, оберегая ногу и одновременно вслушиваясь в чрезвычайно насыщенное, плотное информационное поле. Это вам не скудные сведения, разлитые в атмосфере Поющего Замка, которые и выловишь-то с трудом. Здесь они роятся и сами лезут в голову.

– Наддай ему, чтоб пошевеливался, – буркнул мохнобровый, наблюдая за Лоцманом. Мягкий голос солдата обрел хрустящую хрипотцу.

Кривоносый охотно последовал совету, пнул пленника в спину, хотя Лоцман уже стоял на земле. Больная нога подломилась, охранитель мира уцепился за порожек двери. Выпрямился, с холодной яростью поглядел в угрюмые туповатые лица.

– Как думаешь, этого добра еще много осталось? – поинтересовался мохнобровый у напарника.

– На наш век хватит. – Кривоносый спрыгнул из салона наземь и захлопнул дверь. – Ловить их не переловить.

– Шакалы вы бешеные, – проворчал вылезший из кабины пилот. – Развелось нечисти – машину некуда сажать.

– Объясни этой падали, чтобы шел! – заорал летчику кривоносый и сам «объяснил» Лоцману прикладом по спине.

Охранитель мира сделал шажок, другой – и, развернувшись, что было сил сунул автоматчику в живот кулаком. Солдат хрюкнул и согнулся, затем распрямился, тягуче застонал, готовясь обрушить Лоцману на голову приклад автомата, – но в последний миг удержался, опустил руку. Мохнобровый стоял в стороне, задумчиво двигая нижней челюстью. Поразмыслив, дал дельный совет:

– Оставь его, от греха. Еще огребешь неприятностей…

– Вот точно, – подтвердил летчик. – Заделается офицером – ласку вам припомнит.

Лоцман только сейчас заметил, что парень оставил свой шлем в кабине; без шлема лицо оказалось совсем юным – словно подросток из озорства натянул летную форму старшего брата. Однако выражение этого лица было не по-юношески умудренным и горьким.

Летчик взял пленника под руку и повел между вертолетов, приноравливаясь к его хромающей походке. При каждом шаге колено Лоцмана простреливало болью, и ныла огретая автоматом спина.

– Вот еще выдумали – Лоцманов калечить, – зло пробурчал пилот. – И так скоро ни одного не останется.

– Чего от меня хотят? – осведомился охранитель мира, слыша солдатскую поступь за спиной.

Пилот не отрывал взгляда от асфальтового покрытия под ногами. Не положено разговаривать с пленными, и всё тут. Летчик сказал, Лоцман может сделаться армейским офицером. С чего бы это?

Он сосредоточился, желая поймать сведения о судьбе других отловленных Лоцманов, но информации о них не оказалось. Он доподлинно выяснил всё о специалистах по проводке судов и о морской рыбке, сопровождающей в плавании акул и корабли, – однако не сыскал ни малейшего намека на отвечающих за киносъемки охранителей миров. Можно подумать, Лоцманов нет в природе. Надо же, такое насыщенное поле – и ущербно… Проклятая нога донимает – оторвал бы ее да выбросил. И Змей его знает, сколько еще ковылять.

– У тебя есть что-нибудь унять боль? – обратился он к летчику.

Парень ошарашенно глянул, как будто охранитель мира сморозил невероятную чушь. Затем спохватился, что-то сообразил. Глазами указал на солнце, потом пленнику на ноги. Взглядом спросил: дошло?

Лоцман непонимающе качнул головой и попытался сотворить целительное снадобье. Сунул руку в карман, сосредоточил волю на кончиках пальцев. Ощутить круглую гладкую таблетку – одну таблетку, круглую, гладкую, твердую… ну же… ну!.. Не удалось – то ли не хватило сил, то ли в мире кино Лоцман не в состоянии творить.

По краю площадки брели двое в синей летной форме – такие же безусые юнцы, что и вертолетчик Лоцмана.

Вот они заметили пленника, остановились и стали ждать, когда он доплетется со своим конвоем. Пилоты оказались похожи не только молодостью – все трое на вид были отменного здоровья, кровь с молоком; темноволосые и темноглазые, с правильными чертами лица и чем-то неуловимо романтическим во всем облике, как будто их взяли из наивного и поэтического фильма о курсантах летного училища. А солдаты – из иной картины: из жесткого боевика. Да и киношные курсанты, изрядно побитые реальной жизнью, уже подрастеряли романтику и поэзию поднебесья.

– Очередного сцапали? – заговорил пилот, который не то чтобы казался старше, а как будто повидал на своем веку поболее товарища. Изучающий взгляд темных глаз обшарил двоих солдат и пилота, задержался на пленнике, сделался сочувственным. Лоцману подумалось, что, рванись он бежать, этот парень его прикрыл бы. Пускаться наутек не было сил, потому что зверски болела нога.

– Скоро всех подчистую изведут, – хмуро заметил второй летчик.

Охранитель мира остановился. Пилот дернул его, желая увести, но он уперся.

– Зачем сюда свозят Лоцманов? – Чувствительный удар прикладом по загривку.

– Полегче, ты! – рявкнул летчик, который открыто сочувствовал пленнику. И промолвил, глядя в сторону, ни к кому в отдельности не обращаясь: – Лоцманы здесь умирают.

Утешительно, нечего сказать. Всё же летчик заговорил с ним, нарушив запрет, и охранитель мира был ему благодарен. Он тронулся с места, подчиняясь своему пилоту, и услышал за спиной:

– Сволочи. Не успели привезти, а уже покалечили. – И затем – хрусткий звук удара и вскрик. Лоцман и его летчик обернулись. Кривоносый солдат опускал автомат, а нарушивший запрет пилот оседал на землю, держась за плечо.

– Нечего трепать языком!

Двое оставшихся вертолетчиков придвинулись – безоружные мальчишки против вооруженных громил. Солдаты ухмыльнулись, предвкушая забаву.

Лоцман позабыл про больную ногу – боль исчезла из сознания как не бывало. С холодной, расчетливой яростью он кинулся на кривоносого, подсек, пользуясь внезапностью атаки. Тренированный солдат перекатился, норовя зацепить за ногу, но Лоцман оказался проворней. Ударил по бицепсу сжимавшую автомат руку, выхватил оружие, увернулся от мохнобрового и пустился бежать, пригнувшись и ныряя из стороны в сторону.

Выстрелов в спину не было. Он на бегу оглянулся – летчики схватились с мохнобровым, обезоружили. Не такие уж мальчишки, отметил Лоцман и прибавил ходу – кривоносый летел за ним во весь дух.

Здорово, что разжился автоматом. В жизни не доводилось стрелять, но прикладом сподручно оглушить врага, да и примкнутый штык-нож – отличная штука. Лоцман метнулся в проход между ангарами, промчался по узкому коридору, вылетел на открытое место, сшиб кого-то – раздался вопль и брань пополам со смехом, – шмыгнул за составленные друг на дружку бочки, перемахнул через живую изгородь, опять нырнул в какой-то проход, пронесся по нему и с разгону уперся в стену. Тупик.

Стена была кирпичная, высокая – не перелезешь. Лоцман обернулся, сжимая в руках автомат, угрожая преследователю штыкножом. Однако проход был пуст, за беглецом никто не гнался; возможно, сбитый с ног незнакомец, добрая душа, задержал солдата.

Беззвучно ступая, Лоцман выскользнул из тупика, прокрался вдоль стены длинного строения с зашторенными окнами, завернул за угол – и нос к носу столкнулся с человеком, который как раз переступал порог открывшейся двери.

– Стоять! – Охранитель мира нацелил штык-нож ему в живот.

– Ах, вот вы где…– одновременно сказал незнакомец и с удивлением поглядел на трофейный автомат. – Ну что вы, право? Бросьте. – Он отстранился, и Лоцман ему позволил, доверясь ровному благожелательному тону.

Незнакомец был одет в мятый мундир, немолодое лицо тоже казалось измятым, даже изжеванным – под блеклыми глазами набрякли темные мешки, а желтоватые щеки и подбородок испещрили впадинки, словно какой-то зверь попробовал человека на зуб, но не соблазнился съесть.

– Господин Лоцмал, прошу вас. – Помятый незнакомец указал на дверь, из которой вышел.

На ней висела строгая табличка: «Посторонним вход воспрещен», а выше крупными буквами белело слово, смысл которого Лоцман никак не мог осознать – не удавалось сосредоточиться и выловить из роящейся в воздухе информации нужные сведения, – однако слово ему не нравилось. Пронзительной болью напомнило о себе колено; он скривился, перенес тяжесть тела на здоровую ногу.

– Что такое? – нахмурился незнакомец. – Вас били? Солдаты, конечно, – произнес он утвердительно, как человек, осведомленный об отношении автоматчиков к Лоцманам. – Я прослежу, чтобы виновные понесли наказание, – сухо пообещал он и наконец представился: – Комендант Кинолетного города. Пройдемте, – снова предложил он и добавил с ноткой терпеливой усталости: – У меня не так много времени.

АУКЦИОН – белело на двери загадочное слово. Комендант проследил взгляд Лоцмана.

– На это не смотрите – продажа осуществляется не здесь. Мы только выполняем необходимые формальности. Входите же. – Он открыл дверь.

Охранитель мира попятился, невольно положив палец на спусковой крючок. Длинный коридор с двумя рядами дверей, с матовыми лампами на потолке дышал неясной угрозой. Расшибленное колено подогнулось; охнув, Лоцман едва не выронил автомат и схватился за стену. Комендант с вежливой непреклонностью забрал оружие:

– Будьте любезны; это вам не понадобится.

Окаянная нога до того разболелась, что противиться дальше не было сил. Лоцман почувствовал себя побежденным.

– Здесь найдется врач?

– Вам не понадобится. – Комендант улыбнулся. Улыбка на изжеванном лице показалась натянутой и лишней. – Идите за мной.

Держа автомат вниз стволом, он зашагал по коридору. В тоне и походке было столько уверенности, что Лоцман беспрекословно двинулся следом – точней, заковылял, опираясь ладонью о стену.

Матовые лампы оказались забраны металлической сеткой; на дверях были набиты таблички. «Лестница в поднебесье», «Крадущийся мрак», «Любовь веселого демона», «Охотник с острова Ночи», – читал Лоцман. На многих дверях таблички крепились одна под другой, образуя изрядные скопления. Было тихо, как в очень серьезном учреждении, лишь из-за двери с единственной табличкой «Леди Звездного Дождя» доносился женский плач – негромкие жалостные всхлипы.

– Ну отдай, а? Отда-ай… – разобрал Лоцман. Комендант отворил соседнюю дверь и отступил, приглашая войти.

– Прошу вас, это не займет много времени.

«Пленники Поющего Замка» – гласила табличка, набитая под столбиком из четырех других. Лоцман скользнул взглядом по названиям: «Конвой глубокого космоса», «Двойник», «Космические волки», «Последний дарханец». Так и есть – когда-то «Дарханец» был его миром.

Стоя у порога комнаты – своей комнаты! – Лоцман чувствовал себя так, словно его собирались ввести в тюремную камеру. Или даже хуже – в мертвецкую.

– Будьте благоразумны. – Голос коменданта захолодел. – Входите, иначе вас заведут. Уверяю, вам нечего опасаться.

Стараясь поменьше хромать, Лоцман вошел. Комната оказалась странной, как будто в ней совместились частицы двух разных миров. Стены были оклеены обоями под мрамор, окно закрыто шторами с рисунком из верблюдов и пальм, у окна – стол с приборами в светло-серых корпусах, рабочее кресло. Стеллажи с книгами и с коллекцией безделушек: вазочки, фигурки животных, корзинки с сухими цветами; диван с покрывалом из искусственного рыже-черно-белого меха, середина комнаты застелена ковром. Возле дивана была дверь – но чувствовалось, что ее невозможно открыть, как будто в цельной стене вырезали рельеф и покрасили краской. Это был один мир – женская опрятная комната.

Завоевателями, вторгшимися в чужую жизнь, казались стоящий на середине комнаты чиновничий письменный стол с двумя креслами – одно для хозяина, другое для посетителя – и большой неуклюжий сейф. К сейфу была придвинута потертая банкетка, на которой сидел насупленный охранник в камуфляже;

– Садитесь. – Комендант приставил автомат к сейфу, обошел стол и уселся в кресло. И разительным образом переменился, приобретя солидный вид крупного военного чина: мундир сам собой разгладился, манжеты посвежели, жеваная кожа на щеках натянулась, впадинки на ней почти исчезли. – Садитесь же! – повторил он настойчиво. – Ноге сразу станет легче.

Солдат перевел на Лоцмана тусклые, как будто зачехленные, глаза и шевельнул кистью, указав на свободное кресло. Стоять было тяжело, однако сесть не позволял внутренний сторож, чуявший какую-то ловушку.

– Отдай. Ну пожалуйста! – скулили в соседней комнате.

– Усадите, – безразличным голосом распорядился комендант.

Молниеносный бросок – и Лоцман рухнул на пол, схватившись за разорванную в колене ногу, пытаясь приставить, приживить оторванную часть. Потом он расслышал собственный крик и замолчал. Нога оказалась на месте, но колено превратилось в раскаленный пульсирующий шар. Солдат постоял рядом, наблюдая, как дергается охранитель мира, затем ухватил его под мышки и перенес в кресло, а сам вернулся на банкетку. Плюхнулся на нее и застыл, полуприкрыв глаза.

Лоцман перевел дух. Сперва казалось, будто кресло обваливается в пропасть; затем возникло чувство парения, стало удивительно легко и свободно, захотелось чуть ли не петь. Боль исчезла. Он недоверчиво ощупал колено. Тут оно, родное, под штаниной, – однако утратило всякую чувствительность. А ниже нога как-то странно вывернута; этого раньше не было – значит, охранник постарался.

– Лучше? А вы не верили, – заметил комендант с наигранным укором. – Я ведь обещал, что будет легче. Но – к делу, – добавил он будничным тоном, вынул из стола и положил перед Лоцманом лист бумаги с плотным текстом. – Распишитесь.

– Ну отдай! – всхлипывала женщина за стеной. – Прошу же. А? Отдай…

Заметив, что Лоцман прислушивается, комендант сердито пожевал губами; кожа на лице вновь стала дряблой, со следами зубов неведомого зверя.

– Приношу извинения за шум, – процедил он с видом уязвленной гордости. Видимо, не в его власти было утихомирить плакальщицу. – Вот. – Он выложил на стол авторучку с золотым пером. – Расписывайтесь.

Лоцман стал читать документ. Сверху значилось: ОБЯЗАТЕЛЬСТВО, а дальше шло нечто вопиющее, невозможное.

«Я, Лоцман „Пленников Поющего Замка“, отказываюсь от прежней концепции съемок и считаю свое участие в них ненужным и нежелательным. Я отрекаюсь от права изменять мир и беру на себя обязательство не вмешиваться в ход событий, независимо от того, какой оборот они примут…»

Не дочитав, он поднял глаза. Комендант Кинолетного города со скучающим видом смотрел в потолок.

– Я это не подпишу.

Комендант вздохнул и свел кончики пальцев, готовясь к утомительной и неинтересной беседе. Заговорил, опустив отяжелевшие веки, повторяя наизусть затверженные фразы:

– Я объясню положение. Ваша Богиня от вас отказалась. Мы не в силах предоставить вам с ней встречу, так что не просите – бесполезно. Однако поверьте: она от вас отреклась, поэтому вы более не являетесь ее представителем в мире… э… Поющего Замка. – Он запнулся, так как Поющий Замок выпадал из ряда неоднократно повторенного. – Вы ей больше не нужны.

– Как это не нужен? – Лоцман не успел осознать услышанное. – На съемках необходим глаз да глаз… То Режиссер вздумает какую-нибудь глупость, то актеры ошибутся. Чего только не случается!

– Господин Лоцман, – комендант улыбнулся доброй, усталой и невыносимо фальшивой улыбкой, – отныне это не ваша забота. Богиня Поющего Замка сняла с вас ответственность по отношению к миру и актерам. Они будут играть без вас. Поставьте подпись, и закончим наш разговор.

– Это предательство, – решительно объявил охранитель мира. – Я на такое не пойду. – Сказал и сам ощутил, как неуместны в странной комнате со стальным сейфом и охранником на банкетке понятия предательства, верности, чести. – Заберите свою бумажку. – Он оттолкнул ОБЯЗАТЕЛЬСТВО.

– Это не бумажка, а серьезный документ, – возразил комендант скрипучим голосом. – Никто не выходит отсюда, не подписав.

– Я скорей сдохну! Это же мой смертный приговор. На кой ляд нужен отказавшийся от съемок Лоцман?!

– А на что годен Лоцман, от которого отказалась Богиня? У вас нет выбора, милейший: вы так и так не у дел.

Он остыл, пораскинул умом. Видать, не зря он, в отличие от актеров, не жаловал свою Богиню. Удумать же надо: съемки без охранителя мира! Да еще это паскудное ОБЯЗАТЕЛЬСТВО, которое и читать-то – себя не уважать, не то что подписывать.

– Я не нарушу свой долг, – сказал он, глядя коменданту в глаза.

Тот не выдержал взгляда, потупился.

– У вас больше нет долга перед Богиней. Создательница мира освобождает вас…

– А мои актеры, Замок?

– Бросьте. Отныне вы ни за что не отвечаете.

– Допустим. Тогда объясните, из каких соображений Богиня, как вы говорите, отреклась.

Комендант отрицательно покачал головой:

– Этого я вам не скажу. Не имею права.

Лоцман потер многострадальное колено, ощупал его сквозь ткань. Не болит, однако сильно распухло. Чудесное кресло унимает боль, но не занимается лечением. Комендант как будто прочел его мысли, услужливо подсказал:

– Уйти отсюда, не подписав документ, – верный способ остаться без ноги.

– Я хотел бы поговорить с Хозяйкой Поющего Замка, – учтиво попросил Лоцман.

В блеклых глазах коменданта мелькнуло удивление.

– Вы знакомы с Хозяйкой? – Он подумал; желание отказать боролось с желанием решить дело полюбовно и выполнить просьбу. В конце концов он кивнул, ткнул кнопку на переговорном устройстве: – Передатчик дальней связи.

– Ну миленький, ну отдай, а? – снова заныли за стеной. – А я тебе тогда – вот. Хочешь?

В ответ прогудел глубокий бас:

– На… ты мне сдалась? Вали к своим вшивым Лоцманам, под них и стелись.

Комендант покривился:

– Вот наказание!

– Я хочу выйти в туалет, – заявил охранитель мира, подымаясь из кресла. – Ох! – Он чуть не сунулся лицом в край столешницы – такая боль взорвалась в колене.

Вскочивший охранник поддержал его.

– Поставьте сначала подпись, – отечески посоветовал комендант.

– Хотите, чтоб у вас на глазах произошла неприятность? – Лоцман изобразил нахальную улыбку.

– Отведите, – махнул рукой комендант.

До двери добрались еле-еле – Лоцман хромал и стонал при каждом шаге. Перевалили порог. Дверь закрылась. Охранитель мира вывернулся из рук потерявшего бдительность охранника и метнулся к двери с табличкой «Леди Звездного Дождя», крутанул рукоять, толкнул. С обтерханной банкетки на него уставились сидевшие рядком солдат в камуфляже и нечесаная девица в замызганном платье, с покрасневшим опухшим лицом. Вокруг них стояла дорогая мебель светлого дерева, и стены были обиты бежевым атласом.

– Чего надо? – прогудел солдат своим неподражаемым басом.

– Что он должен отдать? – вцепившись в косяк, спросил Лоцман у девицы.

– А ну пошел! – Охранник пытался тащить его вон. Впрочем, старался больше для виду – приложи он всю свою силу и сноровку, Лоцман в два счета оказался бы в коридоре.

– Документ прошу, – объяснила замарашка. – ОБЯЗАТЕЛЬСТВО. В сейфе держат. – Она кивнула на шкаф, нелепо громоздящийся посреди изящно обставленной комнаты. – А ты подписал?

– Нет.

– Давай двигай. – Охранник оторвал Лоцмана от косяка и захлопнул дверь.

Девица тут же распахнула ее и высунула лохматую голову.

– Не подписывай! – заголосила она, в то время как охранник волок охранителя мира по коридору. – Миленький, резать будут – не подписывай! Я тоже Лоцманкой была; не подписывай! – Она еще долго вопила – он слышал захлебывающийся крик сквозь дверь туалета. Затем коротко прогудел солдатский бас, и бывшая Лоцманка утихла.

В кабинке Лоцман осмотрел больную ногу. От вида распухшего, сине-лилового колена и вывернутой голени становилось жутко. Он донельзя устал от боли, и хотелось плюнуть на всё, зажмуриться и подписать проклятый документ. Хоть нога перестанет донимать…

Ну уж нет. Пусть Богиня от него отреклась – но Лоцман не отречется от своих актеров: бесстрашного Ингмара, заботливой Эстеллы, великодушного Рафаэля, очаровательной стеснительной Лусии… и Хозяйки. Особенно Хозяйки. Разве можно отказаться от красавицы в полумаске, которая потрясла его и пробудила в душе нечто, чему он еще не нашел названия?

Он возвратился в комнату с табличкой «Пленники Поющего Замка». Сердце колотилось где-то в горле, на глазах выступили слезы. Благословенное кресло было развернуто боком, поджидало измученного хозяина. Хоть бы на минуту избавиться от боли, передохнуть… Лоцман обессиленно повалился на сиденье.

– А-у! – Словно кто намотал на пальцы обнаженные жилы и дернул. Анестезия не сработала – установку отключили.

Комендант цепким взглядом ощупал его лицо.

– Вижу, вам несладко. Еще не готовы подписать? Нет? Извольте, можете говорить с вашей Хозяйкой. – Он подвинул через стол прибор в черном пластмассовом корпусе.

Лоцман взял прибор в руки, постарался, чтобы голос звучал ровно и приветливо:

– Хозяюшка?

– Лоцман… – донесся шелест, в котором он едва признал ее нежный голос.

Екнуло сердце, боль в колене чуть отступила.

– Послушай, Ингмар говорил, будто ты – второе «я» нашей Богини. Я подумал: может, знаешь… Меня уверяют, будто Богиня от нас отказалась. Это правда?

Хозяйка помолчала, затем отозвалась еле слышно:

– Богиня продала тебя – не нас, а тебя. Не хотела, но он настоял.

– Кто – «он»? Итель?

– Итель? – переспросила она. – Ах, этот! Ну да. Платит пять тысяч долларов.

Лоцман сосредоточился и уловил знание о том, что такое доллары и как ими платят. И усмехнулся.

– Пять тысяч долларов – не маловато ли за Лоцмана?

– Мало, – всхлипнул передатчик. – Но она согласилась. Ей деньги нужнее, чем ты. – Хозяйка вдруг закричала: – Мальчик мой, чудесный, волшебный – прощай! Ты был очень хорошим Лоцманом… – Крик оборвался: комендант выхватил у охранителя мира и выключил прибор.

– Вы удовлетворены?

– Вполне. – «Был хорошим Лоцманом». Вот как: «Был». И вертолетчик, которому солдат раздробил плечо автоматом, говорил: «Лоцманы здесь умирают».

Он взял со стола ОБЯЗАТЕЛЬСТВО, глянул в конец текста. Строчки прыгали перед глазами. «Обязуюсь не чинить Богине препятствий в исполнении ее замыслов и сотворении еще не рожденных миров». Тысяча Змеев, провались треклятое колено! Я сейчас взвою.

– Ставьте подпись, и делу конец. – Комендант вновь протянул авторучку. Золотое перышко расплывалось, дрожало желтым огоньком.

Лоцман стиснул руками голову, проморгался. В конце концов боль его добьет, рано или поздно он сломается.

– Подписывайте, – утомленно повторил комендант. – Поймите: это пустая формальность, на самом деле всё решено без вас.

– Я не продаюсь за пять тысяч долларов. – Комендант раздраженно хлопнул дорогой авторучкой о стол.

– Ваше упрямство ничего не изменит. В любом случае вы – проданный Лоцман. Ставьте подпись! – заорал он и ахнул кулаком по столешнице. Ручка покатилась к краю.

Лоцман смахнул ее на пол и сам рявкнул:

– Не поставлю!

Комендант вскочил на ноги, перегнулся через стол, навис над охранителем мира и проорал:

– Ставь подпись, не то плясать заставлю!

Капли брызнувшей слюны попали на лицо, Лоцман брезгливо утерся.

– Падаль вонючая! Я тебя…

Лоцман взвился и почти вслепую толкнул коменданта, опрокинул в кресло.

Подсечка. Он вмазался лбом в столешницу, ухватился за угол стола, повис, спас колено от удара об пол. Сокрушительный удар в шею. Лоцман обмяк, свалился охраннику под ноги. Тяжелый башмак наступил на истекающее болью, сводящее с ума колено. Лоцман закусил губу, чтобы не закричать; в глазах чернело.

– Подпишите документ, – отчетливо выговаривая каждый слог, произнес комендант.

Охранитель мира мотнул головой, крепче стиснул зубы. Ощутил во рту кровь. Башмак сильней прижал ногу.

– Вы обязаны исполнить свой долг до конца и подписать ОБЯЗАТЕЛЬСТВО.

Он повернул голову, пытаясь что-нибудь разглядеть сквозь пелену в глазах. А ведь это не охранник жмет – сам комендант топчется на живом человеке. Лоцман приподнялся, упираясь в пол ладонями. Разжал зубы. Вытолкнул хриплые, непослушные звуки:

– Не подпишу. – Дальнейшее вырвалось само, чуть ли не помимо воли: – Клянусь «Последним дарханцем».

Он уронил голову и закрыл глаза. Делайте что хотите – моей подписи под ОБЯЗАТЕЛЬСТВОМ не будет.

Ботинок убрался с колена. Жесткий ворс ковра захрустел, отзываясь на шаги, – комендант повернулся к столу.

– Что там с «Последним дарханцем»? – Вопрос явно относился не к Лоцману. – Проверьте. – Пауза. – Так… Ах вот оно что… Спасибо. – Долгое молчание. – Поднимите.

Охранник усадил Лоцмана в кресло. Его тусклые глаза обрели блеск, точно с них сняли чехлы, и светились любопытством. Комендант возвышался у стола – внушительный, как подобает большому начальнику, – но кожа на щеках начала дрябнуть, обвисать, лицо изъели нездоровые рытвинки. Он глядел на Лоцмана так, словно тот был фургоном, везущим ценный груз, – фургоном, который сломался и застопорил движение на трассе: и не объедешь, и в кювет не столкнешь.

– Ладно, – решил он, – обойдемся без вашей подписи. Как я уже говорил, это пустая формальность. – Он подвинул к себе лист с ОБЯЗАТЕЛЬСТВОМ и сам подмахнул его вместо охранителя мира.

– Ваша бумажка не имеет силы. Здесь стоит «Лоцман Поющего Замка», а я еще и Лоцман Последнего Дарханца.

– Вы наглец, – обрезал комендант. – Учтите: при малейшем нарушении порядка я вас отправлю… – Он не договорил, куда отправит нарушителя, открыл сейф – пустой, разглядел Лоцман, – сунул на полку ОБЯЗАТЕЛЬСТВО и захлопнул дверцу. Щелкнул закрывшийся замок. – В армию я вас не допущу, стимулятор не получите. Свободны. Уведите, – бросил комендант охраннику и размашистым, сердитым шагом покинул кабинет.

– Ну, даешь, парень, – пробурчал солдат, поднимая Лоцмана с кресла. – Да не трепыхайся, колченогий, – донесу. – Он выволок охранителя мира из дома, поставил на крыльце. – Ишь, прикрылся старым фильмом! Додумался же… – Он исчез за дверью с надписью АУКЦИОН.

Лоцман привалился к стене. Боль простреливала ногу от колена до бедра. О каком нарушении порядка толковал комендант? Я шагу ступить не могу, не то что устроить дебош.

Охранник возвратился с обыкновенной, несколько облезлой шваброй. Щетку он сорвал и выбросил, а палку вручил Лоцману:

– Держи. Пойдешь прямо, до большака, потом направо. Там найдешь своих.

– Понял. Со мной теперь позволено разговаривать?

– Теперь – да, – ответил солдат. – ОБЯЗАТЕЛЬСТВО подписано, и ты – мертвый Лоцман. – Хлопнула дверь, и охранитель мира остался один.

Он долго не решался спуститься с крыльца. Затем кое-как сполз, неловко ступил – и плюхнулся на ступеньку, едва подавив крик. Уму непостижимо, как можно терпеть такую боль. Комендант сулил – коли не подмахну бумажонку, останусь без ноги. Ну и Змей с ним. Вспомнить только, как кричала несчастная замарашка, заклинала не подписывать, – мороз по коже. Видать, она-то в свое время покорилась, а теперь канючит бумажку, умоляет вернуть…

И все прочат мне смерть. Как долго умирает Лоцман, не подписавший ОБЯЗАТЕЛЬСТВО? Комендант, конечно, врал насчет пустой формальности – на деле это, должно быть, очень важно. Но он вроде бы не ожидал упорного сопротивления, а упоминание о «Последнем дарханце» его и вовсе обескуражило. Что-то у них не сошлось, и охранитель мира одержал верх не только из-за собственного упрямства – помог некий сбой в системе отлова Лоцманов и отстранения их от съемок.

Его спас «Последний дарханец»; тут есть закавыка, которую в Кинолетном городе не учли. А Ингмар говорил, что проход в иномирье возник неспроста и что такого прежде не бывало. Выходит, Богиня продала своего Лоцмана Ителю – мы еще разберемся, что это за фрукт такой, – и в то же время хотела, чтобы Лоцман укрылся в мире Последнего Дарханца. А два взаимоисключающих желания Кинолетный город выполнить не в силах. В результате охранитель мира оказался на ступенях АУКЦИОНА с искалеченной ногой и палкой от швабры вместо костыля.

Продать Лоцмана за пять тысяч долларов! Смехотворная цена. Да чтоб я стал помирать за такие деньги? Была охота.

Опираясь на скользкую палку, он поднялся и заковылял по асфальтированной, обсаженной кустами дорожке – прямо, как велел охранник. По сторонам за живой изгородью блестели чисто вымытыми стеклами разноцветные одноэтажные дома, чуть дальше раздували рифленые бока ангары. Впереди наблюдалось движение: дорожку пересекали люди, изредка проезжали машины. Большак, сказал охранник. Большая дорога.

– Ты что, еще не побывал у коменданта? – неожиданно раздался голос за спиной.