Текст книги "Амур и Психея 2.0"

9

Весь вечер Алекс не находил себе места. Сначала он впал в уныние от того, что, дав слово отвезти Вету в Салоники, уже не мог отказаться от поездки. Через какое-то время, примирившись с мыслью, что придется ехать, он спросил себя, знает ли он, что он там будет делать. Оказалось, что ответа у него не было. Как ни старался, он не мог придумать, как ему следовало поступить. Вариантов было несколько. Например, он мог просто не пойти в «Македонию», ведь они с Ветой не договаривались о том, что он сопроводит ее в фойе отеля на книжную ярмарку. Или, что тоже было возможно, он мог взять с собой в Салоники и Эвелину. В том, что она непременно захотела бы ехать с ним и Ветой, если бы хоть краем уха услышала о том, что Джулия могла быть там, для него было очевидно. Да что там, она бы заставила его взять себя с ними под страхом огромного скандала, если бы догадалась, с кем он там мог увидеться. «Нет, это все уже было, довольно, – думал Алекс, – в Салоники она поедет, только если кто-нибудь ей меня выдаст!»

И он вдруг ясно понял, что единственным человеком, кто мог бы это сделать, как раз и был он сам! «Она догадается, она непременно догадается! Она у меня все прочтет на лице, она же так гордится тем, что знает меня лучше, чем я сам себя знаю! Что же мне делать? Что делать?!» – в отчаянии думал Алекс. И он решил, что проведет весь следующий день в школе, а потом скажет, что падает с ног от усталости и сразу после ужина уйдет в спальню и притворится, что крепко спит. Разумеется, в том, что заснуть ему вряд ли удастся, он не сомневался.

Однако следующий день прошел на удивление гладко. С утра Эвелина спросила его, чем он собирался заниматься. Алекс вдохновенно принялся перечислять многочисленные дела, которые у него накопились и которыми он занял бы себя днем, потом упомянул ряд важных электронных писем и звонков, которые ему предстояло либо подготовить и сделать самому, либо дождаться – непременно в кабинете. Эвелина кивнула, засобиралась по каким-то своим делам, взяла машину и уехала, вернулась после обеда. Вечером они немного посидели у телевизора, затем приходила дочь, а там и время ложиться подошло. Эвелина была спокойна и даже как будто в приподнятом настроении. Алекса же от напряжения к вечеру буквально бил озноб.

Спал он плохо, ворочался, а с утра пораньше, ничего не сказав жене, отправился в парикмахерскую освежить стрижку. Вернулся подтянутым и сосредоточенным, как если бы готовился к важному событию. Эвелина наблюдала за ним с интересом. В какой-то момент она вновь спросила его о его планах, и Алекс ответил, что поможет Йоргосу поставить елку, что он уже пообещал и что отказываться неудобно. Мол, это все займет какое-то время, пусть она не волнуется, к обеду его не ждет, он будет позже.

Так или иначе, в половине двенадцатого Алекс и Вета, довольно хорошенькая тридцатилетняя дочь Йоргоса, работавшая провизором в одной из аптек Ларисы, выехали в Салоники. Погода стояла тихая, позавчерашняя метель давно улеглась, снег растаял, и если и был заметен, то только в виде лежавших на траве газона серых кучек. Дорога была свободной и сухой, пробок не случилось, дорожных приключений – тоже, и они въехали в Салоники около двух.

До этого момента Алекс чувствовал себя довольно уверенно. Во-первых, ему удалось вырваться из дому, что уже было неплохо! Во-вторых, Вета знала, где именно и во сколько им надлежало быть, чтобы не пропустить презентацию «На трепетных крыльях мечты», и они не опаздывали. Ну и в-третьих, одет он был со вкусом, даже подчеркнуто элегантно. Вета сделала комплимент его длинному черному кашемировому пальто и шелковому кашне серо-голубого цвета с неявным рисунком. Очки с затемненными стеклами ему тоже шли. Но на этом список подарков судьбы заканчивался. Дальше было опасно, и ему было страшно даже подумать о том, что с ним могло произойти через каких-то пару часов.

Как ни уговаривал себя Алекс, что ничего не случится, что он просто посмотрит на нее со стороны, что даже за автографом не подойдет, что пошлет к ней Вету, внутренний голос говорил ему, что так у него не получится. Что именно могло произойти, он не понимал, но все равно чувствовал смутную тревогу.

10

И вот наконец они вошли в фойе «Македонии». За прошедшие двадцать лет интерьеры некогда шикарного пятизвездочного отеля очень изменились. Со стен исчезли зеркала в дорогих золоченых рамах, на некогда белый мраморный пол легло ковровое покрытие, были убраны китайские напольные вазы с искусственными цветами, букеты срезанных цветов в хрустальных вазонах на столиках также отсутствовали. Да и самих этих столиков не было видно. То есть они располагались теперь не в холле, а в прилегающих помещениях, и было не очень понятно, для чего в коридоре, ведшем к туалетным комнатам, например, мог обнаружиться такой изящный журнальный столик темного дерева, инкрустированный эмалью и поблескивавший медным декором.

По всему холлу стояли таблички, напоминавшие гостям о запрете курения во всех помещениях отеля, включая номера. Впрочем, никто особенно и не курил – эта привычка практически вышла из моды. Теперь довольно унылому серо-стальному стилю хай-тек, в котором был оформлен казавшийся пустым и холодным холл, противостояла только одна стена – та, на которой сохранилась керамическая мозаика, выполненная в теплых розово-терракотовых тонах. На ней, как и прежде, Александр правил колесницей, запряженной четверкой норовистых лошадей скирийской породы.

Алекс и Вета обошли установленные в центре холла стеллажи, на которых лежали и стояли немногочисленные учебники, словари и другие книги, но акцент в экспозиции был явно сделан на рекламе электронной продукции. Она была представлена аккуратными стопками компьютерных дисков – самым ходовым товаром теперь стала информация, глянцевые обложки уже давно мало кого привлекали.

Алекс обвел взглядом деловой интерьер холла. «Один большой офис, ничего теплого, эмоционального, чувственного, все цифровое и безликое, – подумал он. – Может, мне кто-нибудь объяснит, что я-то здесь делаю?»

Неожиданно из-за стеллажей появилось несколько служащих отеля. Они ловко переместили какие-то коробки и тумбы и выкатили довольно большую белую классную доску на колесиках, к которой скотчем был прикреплен постер с изображением разворота обложки «На трепетных крыльях мечты».

Перед постером, на расстоянии менее метра от доски, установили два высоких барных стула и круглый стол на витой стальной ножке, увенчанной полупрозрачной стеклянной столешницей. На полу под столом появилось несколько перевязанных пластиковой лентой стопок книг, пять или шесть экземпляров легли на стол, образовав пеструю горку. Еще через пару минут все те же служащие притащили фишки ограждения, какие обычно используются в аэропортах у стоек регистрации, и натянули между ними соединяющую ленту из плотного акрила, по всей длине которой читалась надпись «Не пересекать». Всех присутствовавших, а их было менее двух десятков, попросили отойти за ограждение и не мешать работе прессы. Стульев потенциальным читателям предложено не было.

Кареглазая Вета наблюдала за приготовлениями с интересом, она вытащила телефон и явно намеревалась сделать пару селфи на фоне представителей прессы, и если сложится, то и автора. В какой-то момент по рядам переминавшихся любителей дамских романов будто прошла легкая волна. Вета тронула Алекса за рукав и сказала шепотом, утрированно артикулируя и хлопая накладными ресницами: «Идут, слышите?»

Он слышал. Откуда-то из-за поворота показались трое – две женщины и мужчина, – они приблизились, просочились сквозь присутствующих и подошли к столу со стульями. Алекс, затаив дыхание, вытянул шею, подался вперед и… увидел Джулию.

Она повернулась лицом к собравшимся и, как ему показалось, в некоторой нерешительности оперлась об один из стульев, но не стала усаживаться. Она так и осталась стоять, женственно сложив руки на высокой металлической спинке. На ней было доходящее ей до щиколоток темное платье полуприлегающего силуэта с чуть расклешенной юбкой, на ногах – лакированные черные лодочки на устойчивом каблуке, на шее – легкий газовый шарф в теплых розово-коралловых тонах. Из украшений он заметил всего лишь неширокую дорожку золотого браслета на ее левом запястье. И хотя продуманная укладка ее темного золота волос и доброжелательное выражение лица были тщательно ею подготовлены к этому камерному мероприятию, все в ней казалось естественным. Ничто в ее облике не было чрезмерным. Алекс смотрел на нее во все глаза, узнавая и запоминая, но если бы его кто-нибудь спросил, изменилась ли эта женщина внешне за те два десятка лет, что он ее не видел, вопрос бы его удивил. Он не только не знал на него ответа, он этот ответ и не думал искать. Это была она, и этого ему было достаточно.

Юлия начала отвечать на вопросы, обычные для подобного случая. Говорила она в основном по-английски, иногда переходя на русский при упоминании каких-то важных для нее реалий, а переводчица поддерживала ее по-гречески, на языке издания, так сказать. Юлия старалась легко шутить, улыбалась, что-то рассказала о себе, кое-что – о книге. Потом благодарила издательство за работу над переводом. Затем сказала, что для нее честь знать, что у нее будут читатели в Греции, где у нее есть друзья, коллеги и добрые знакомые.

Алекс смотрел на нее, боясь пошевелиться, опасаясь привлечь ее внимание, нарушить ее гармонию, помешать ей быть собой. Видел ее он плохо, потому что на глаза навернулись слезы, и он испугался, что они потекут из-под очков и все это заметят. Он стоял и слушал ее голос, такой знакомый и особенный, вспоминал, что и как она ему говорила, как смеялась и смущалась, когда бывала с ним.

Когда интервью закончилось и журналисты стали сворачивать аппаратуру, разрешили подходить за автографом. Он не мог двинуться с места.

А она присела к столу и, надев очки в очаровательной перламутровой оправе, подписывала экземпляры, внимательно смотрела каждому подходившему в лицо, спрашивала, кому подписать, и снова благодарила, улыбалась, если просили сделать селфи, не отказывала, улыбалась, благодарила, улыбалась…

11

Он так и не подошел. И даже когда толпа поредела и она, оставшись в обществе переводчицы, не спеша собирала книги в пластиковые контейнеры, негромко обмениваясь с той короткими репликами, он не смог сделать к ней ни одного шага. Он просто стоял и смотрел на нее, как когда-то тогда, давно, когда впервые увидел ее в этом же холле с программой его конференции в руках.

Потом Вета взяла его под руку, и они пошли к выходу.

– Знаете, дядя Алекс, – сказала она, когда они уже сели в машину и он, надев перчатки, готовился трогать, – а я ведь взяла экземпляр для вас тоже. Так интересно получилось, я сказала ей, как меня зовут и коротко напомнила о том, что она приезжала в Ларису.

– Да? И что же, она вспомнила? – Алекс с интересом повернулся к молодой женщине.

– Да, она заулыбалась, даже смутилась немного. Потом сказала, что, возможно, я увижу вас, и попросила передать вам вот этот экземпляр. Там подписано для вас, посмотрите.

Вета протянула Алексу небольшое издание в приятном мягком матовом переплете.

Алекс порывисто стянул перчатки, поднес руку к лицу проверить, был ли он в очках, и открыл книгу. Поверх титула наискосок были написаны всего три слова по-гречески ее аккуратным почерком с наклоном вправо: «С любовью, Джулия».

12

Дома Эвелина встретила его обычным для нее вопросом о том, как все прошло. Он кивнул, аккуратно повесил пальто на плечики в шкаф, прошел в спальню переодеться. Там он спрятал книгу среди других, заткнутых как попало в небольшом книжном шкафу, стоявшем с его стороны кровати. Ничего обсуждать с женой он не собирался.

Однако за ужином Эвелина вдруг заговорила о путешествиях. Она принялась увлеченно рассказывать о том, как кто-то из ее приятельниц осенью побывал в Москве и Санкт-Петербурге, и что эта дама привезла из поездки незабываемые впечатления, яркие фото и видео, и, что было особенно необычно, прекрасно иллюстрированные альбомы фотографий шедевров экспозиций Эрмитажа и Русского музея.

– А ты знаешь, Алекс, мы ведь тоже могли бы слетать в Россию. Что ты об этом думаешь?

Алекс, который до этого сосредоточенно жевал отбивную, поднял глаза от тарелки и невольно переспросил, так как ему показалось, что он ослышался:

– Что ты сказала, дорогая? Извини, я отвлекся.

– Я сказала, что когда-то ты же так хотел там побывать, даже почти что собрался ехать в Москву. А теперь мы могли бы себе позволить такую поездку. Кстати, это получится не так уж и дорого, если забронировать номер в скромном отеле, конечно.

Алекс налил воды в бокал, не торопясь выпил до дна, пытаясь выиграть время. К чему Эвелина завела этот разговор, ему все еще было не очень понятно. «Что у нее на уме? – думал Алекс. – Зачем собираться в Россию зимой, там же ей покажется холодно. Неужели она забыла, как мерзла в Канаде и не могла дождаться дня, когда я получил диплом и мы могли вернуться? Нет, тут что-то другое… Осторожно, Алекс, с этой секунды очень осторожно».

Ему показалось, что он забрел на минное поле. Но делать нечего, нужно было что-то ответить, попытаться обратить все в шутку, не дать ей застать себя врасплох. Промокнув губы салфеткой, Алекс встал из-за стола и, подойдя к еще не закончившей свое блюдо Эвелине, обнял ее сзади вместе со спинкой стула и игриво сказал:

– Раньше ты не была такой расточительной! Что это за фантазии – ехать к медведям и цыганам? Да ты понимаешь, какие нужны средства, чтобы в их столицах хорошо провести время? Все эти музеи, театры, рестораны, такси, самолеты, поезда – да даже представить страшно, чего бы это все могло нам стоить! И потом, ты же в Париж хотела на Пасху, разве нет?

Эвелина обернулась, она попыталась ответить на его объятие, но спинка стула была на страже интересов Алекса. Он же поцеловал ее в лоб и, похвалив отбивную, которую она ему подала на ужин, пересел на диван, поближе к телевизору. И, чтобы у жены точно не возникло желания продолжить разговор, немного увеличил громкость.

Шел вечерний выпуск новостей, сюжеты менялись так быстро, что уследить за тем, кто из кабинета правительства какую страну и с какой целью посещал, где было какое наводнение или лесной пожар и в какой мировой столице оппозиция вывела на улицы очередную демонстрацию протеста, Алекс был не в состоянии. Он хлопал глазами, позевывал и совсем уж собрался подниматься наверх, когда диктор сообщил, что настало время блока новостей культуры.

Эвелина же к тому времени закончила мыть посуду, подсела к нему на диван и даже положила голову на его плечо.

– Сегодня в Салониках открылась ежегодная рождественская книжная ярмарка, – бодро сообщал диктор.

Алекс застыл. На экране сначала появился общий план «Македонии», на ступенях перед входом репортер скороговоркой прогнал текст подводки и, распахнув дверь отеля перед оператором, пропустил того вместе с включенной камерой внутрь. Теперь шла панорама холла, камера плыла между стоявшими и прогуливавшимися между стеллажами людьми. Прозвучал текст про десятки учебных, публицистических и художественных изданий, представленных на выставке, в том числе на иностранных языках и переводных.

Алекс все еще надеялся, что на этом сюжет закончится, но нет, камера выхватила постер с обложкой романа Джулии, репортер заговорщицким полушепотом сообщил, что ему удалось получить эксклюзивное интервью у автора нового и уже ставшего модным романа. Еще чуть-чуть, и в кадре появилась бы она сама. Не теряя ни секунды, Алекс спокойно взял лежавший на диване пульт, и… рев возбужденных трибун ворвался в комнату, мгновенно вытеснив из нее повисшую было опасную тишину – теперь на большом плазменном экране под пулеметным огнем комментария спортивного обозревателя развертывался полный драматизма командный поединок «Олимпиакос» – «Панатинаикос»!

– Ну Алекс, зачем ты это сделал! Дай сюда! – капризно протянула Эвелина и попыталась завладеть пультом. Но, конечно, Алекс не дал ей этого сделать. Он уже успел незаметно засунуть пульт между диванными подушками, поэтому ему пришлось сделать глубокий вдох и, притянув жену к себе, поцеловать ее.

Они еще немного посидели бы, но Эвелина стала жаловаться на слишком громкий звук и скоро переместилась в другую комнату. Алекс же, казалось, этого не заметил, он с головой ушел в происходившее на стадионе, шумно болел за «Олимпиакос» и даже подскочил с дивана с возгласом «Оле-оле-оле-оле!», когда был забит гол. Потом снова зевнул, достал пульт и, как только погас экран, пожелав жене спокойной ночи, поднялся наверх. «Повезло, бывает же, – думал Алекс, уютнее подтыкая одеяло. – Давай, милая, приснись мне хоть на миг, такое счастье было видеть тебя сегодня, голубка моя!»

13

И наступило Рождество, а за ним и Новый год. Все прошло, как и до этого все предыдущие зимы – празднования, колядки, сытные посиделки, домашняя выпечка, гости, родственники, милые непритязательные подарки, разговоры, разговоры, планы и снова разговоры!

Как-то Алекс открыл дверь в свой собственный дом, а там гости – подруги жены! Сидят себе, курят, пьют кофе, перемывают коллегам и соседям кости.

«О боже… Интересно, как скоро они уйдут?» – подумал он, пересиливая себя и широко улыбаясь. Всем своим видом Алекс умел демонстрировать радушие, если ситуация того требовала, даже если уставал как собака. У них так было заведено: нельзя зацикливаться на себе, пренебрегать обязанностями быть милым, веселым, радушным, приветливым по отношению к друзьям и соседям. Все это работает на твой имидж, следовательно, на твой бизнес, и просто обязано давать результат – конвертироваться в благосостояние семьи. Словом, кому какое дело, чего тебе, Алекс, хочется, от тебя ждут того-то и сего-то – ну-ка быстренько соберись и сделай! Не видишь, люди ждут!

– Алекс, дорогой, а мы о тебе как раз говорили! – обратилась к нему пышногрудая Николетта.

Эвелина и Валинда переглянулись, закивали. Эвелина подошла к мужу, взяла за руку и усадила на диван рядом с собой, напротив Николетты с Валиндой, восседавших на другом диване.

– Дамы, какой сюрприз! И чем же я заслужил ваше внимание? – Алексу не хотелось ничего с ними обсуждать, тем более выслушивать собранные ими по городу сплетни или их собственные всегда неинтересные новости, но делать было нечего. Он придал лицу оживленное выражение.

– Дорогой, мы все едем в Россию. На Пасху, – сообщила Эвелина.

– Ты шутишь? – Алекс переводил взгляд с одной соседки на другую, но те были абсолютно серьезны. На их лицах было написано плохо скрываемое осознание собственной неординарности и финансовой независимости.

– Никаких шуток! Мы уже все спланировали и купили тур на четыре человека. Ты – четвертый! – воскликнула Николетта и протянула ему бокал, в который только что плеснула розового шампанского.

Алекс взглянул на Эвелину в надежде найти поддержку, но та смотрела на него с легкой усмешкой.

«Ничего не понимаю, – подумал он. – Что опять случилось? Почему она просто не оставит меня в покое…»

Он принял бокал из рук Николетты и сказал:

– За поездку! Россия – удивительная страна, всегда хотел там побывать. Так, дамы, когда начинаем собирать чемоданы?

– А мы уже побежали это делать. Пошли, Валинда. Спасибо за шампанское, Лина. Созвонимся. Пока, Алекс. – Николетта увлекла Валинду к выходу, Эвелина вышла их проводить, и скоро хлопнула входная дверь.

Когда она вернулась, Алексу стало очевидно, что жена была не в духе. Он всегда определял, в каком настроении она была по тому, насколько громко она мыла посуду – если чашки и блюдца в ее руках постукивали и звенели, это означало, что готовилась очередная сцена!

Алекс решил не форсировать события. «Сейчас она дозреет и обрушится на меня с очередными обвинениями в неблагодарности и безразличии к ее желаниям и интересам. Одно и то же из раза в раз! Как ей самой не надоест?» – думал Алекс. Он включил телевизор и решил не провоцировать жену, не помогать ей. Пусть разыграет все сама, а он оценит, как у нее это выйдет.

– Так и будешь молчать? – холодно бросила Эвелина через плечо.

– Ты полагаешь, я должен о чем-то спросить? Ну ты же уже приняла решение, все организовала, до Пасхи далеко, у тебя будет время мне сообщить все подробности. Расслабься.

Эвелина с силой задвинула ящик буфета, приборы в ящиках опасливо звякнули.

– А не хочешь узнать, почему мы едем вчетвером? – Эвелина устремила на мужа испепеляющий взгляд темно-карих глаз. Кудряшки ее прически воинственно вскинулись.

– Вообще-то мне все равно, кто еще поедет. Главное, чтобы тебе было комфортно, меня же любая компания устроит. – Алекс попытался усилить в интонациях своего голоса теплые и мягкие нотки эмоций, которых, увы, он не испытывал, но искусно научился имитировать.

– Это-то я знаю! И не я одна! Вся Греция знает – тебя же на прошлой неделе показали в новостях на книжной ярмарке в Салониках! Крупным планом показали! Как тебе не стыдно! Она же девчонка совсем! – Эвелина, хлопнув дверью, вышла.

«Ах, вот оно что… Видимо, я попал в кадр вместе с Ветой, и теперь Лина изо всех сил станет ревновать, раз уж у нее есть повод – я же не взял ее в Салоники, а повез Вету! Смешно… Значит, все-таки эти сплетницы видели меня в новостях, – подумал он. – Интересно, как я там вышел. Я бы с удовольствием посмотрел этот сюжет». В том, что в сюжете было интервью с Джулией, которую все просто обязаны были узнать, он был уверен. «Придется снова наведаться к Йорго, может, Вета записала тот самый выпуск новостей, раз она увидела себя, – подумал он. – Завтра заеду к ним, посмотрим, что из этого получится».