Текст книги "Как мы были мамами глухих детей. Книга для родителей"

ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ

Вкладыш – важная составляющая аппарата. Индивидуальный вкладыш изготавливается с учетом особенностей состояния слуха конкретного человека. Канал вкладыша может быть расширен или сужен в зависимости от того, восприятие каких частот необходимо усилить (или заглушить). Для этого мастер может попросить у вас аудиограмму. Изготовление слепков требует соблюдения некоторых условий. В идеале ребенок должен сидеть спокойно, желательно с открытым ртом. Хорошие вкладыши – залог успешного протезирования и «мамского» покоя. Тонкий пронзительный свист – развлечение не для слабонервных. Вставленные в уши вкладыши не должны свистеть. Свист – это брак.

Вкладыши могут быть твердыми или мягкими – это решать специалистам. Но девиз «Не пищать!» актуален в любом случае. Сегодня выбор организаций, изготавливающих вкладыши, очень велик. Не постесняйтесь отказаться от не устраивающих вас вкладышей: ваши нервы и покой ребенка важнее!

Занятия

АНТОН

Осенью Антошке исполнилось год и 9 месяцев. Именно с этого времени и начались «его университеты», что продолжается до сих пор. Тот, первый год нашей учебы не был слишком обременительным. Несмотря на то что мы много ездили, тягостных воспоминаний об этом времени не осталось. Занятия у Елены Павловны были практически отдыхом для меня. После двух лет домашней жизни я начала встречаться с друзьями. Антона в лекотеке ждала спокойная, радушная тетя Лена, небывалое количество игрушек, включая любимые машинки. И кроме того, это тот этап, когда все только начинается, когда нет ощущения, что вот это у нас упущено, а с этим не справляемся. Это позже, когда словарь начинает пополняться, кажется, что нельзя объять необъятное. В мире столько слов, понятий, глаголов! А еще письмо, чтение, обучение грамоте!

Это не представить. В одной из книг мама глухого малыша написала, что она не думала, что в жизни столько слов. Именно это чувствуешь, занимаясь с неслышащим человечком. Голова кру́гом. Но это потом. А пока у нас самый благостный период. В цене любой звук, любое подражание, любая реакция на окружающий мир. Я вспоминаю этот учебный год с улыбкой и удовольствием.

Трудности пришли позже. Кроме занятий в лекотеке, мы ездили в сурдоцентр: один раз на занятия в отделение ранней реабилитации, а один раз на групповые занятия музыкой. И то, и другое понятно и не слишком «напряжно». Ранняя реабилитация – дело трудоемкое, но благодарное. Под грамотным руководством мы перелопатили кучу игрушек, табличек, картинок. Чтобы не слишком обременять себя написанием пресловутых табличек, я расправлялась с ними просто – картон и маркер. С огромным уважением отношусь к тем мамам, которые делают это тщательно и качественно. Но для меня такая деятельность из разряда «я не смогу никогда». Скажете – просто не пробовала? Честно – пробовала. И штук 50 у меня таких табличек правильных. Потом я сдалась. Возможно, потому, что мой мальчик педант – он никогда не рвал, не мял, не жевал их. Я имела возможность делать таблички «на скорую руку». Спасибо ему и за это тоже.

ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ

Антон в смысле порядка – отдельный разговор. Он может с удовольствием возиться в лужах, рисовать гуашью пальцами, валяться летом в траве и радоваться зеленым пятнам на одежде. Он скептически относится к необходимости убирать игрушки в своей комнате на место. Но: трусы и майка подбираются друг к другу по цвету или по рисунку. Красный ободок на резиновых сапогах влечет за собой штаны с красной строчкой. Однажды, собираясь ложиться спать, я зашла к сыну в комнату. Он был слегка вспотевший, и я решила поменять ему пижамку и влажную наволочку. Вытащив подушку, я ушла за свежим бельем. Вернувшись, я обнаружила, что малыш снимает простыню и пододеяльник. Свои действия он объяснил тем, что если надеть наволочку от другого комплекта, то уже «красиво – нет». Для полноты картины добавлю, что он всегда заметит свежий лак на ногтях у педагога, стрижку, костюм и т. п. «Дамский угодник», – как-то сказала о нем воспитатель в сурдоцентре. При этом в жизни он больше всего ценит красивые машины, гонки и «войнушку». Трактор, если ему позволить, он готов разобрать по винтикам и попытаться собрать его обратно. Что касается обычного хулиганства, то оно в общем не переходит границ нормы, но в рамках этих самых границ, к сожалению, безмерно. С ним бывает трудновато мне, слегка мечтавшей о девочке. Хотя везде есть свои плюсы. В момент написания этих строк ему семь лет, и он всегда подает дамам руку, выходя из транспорта.

Возвращаясь к табличкам, скажу, что постепенно они перестали меня тяготить. Бумажные полоски, фломастер, пара минут времени – вот и все, что надо. Кстати, глобальное чтение у Антона так и не пошло. Он начал замечать печатное слово только тогда, когда научился чтению аналитическому, примерно к трем годам. Когда были освоены все буквы, а слоги начали собираться в слова – только тогда таблички стали иметь для Антона смысл. Хотя мы ими пользовались с самого начала пути. С другой стороны, наш знакомый мальчик Дима, у которого потерю слуха диагностировали в 3 года, обладает удивительными способностями. После второго предъявления таблички он запоминает написание и значение слова навсегда.

А вот типичный вечерний разговор того периода.

Звонок. – Алло.

– Мышь или мышка?

– Мышь.

Гудки в трубке.

Это не телефонное хулиганство, это мы с Ариной готовимся к новому дню. Я вырезаю картинки, Арина пишет слова. Ее таблички – произведение искусства. Причем если я этого просто не могу, то для нее сделать качественную табличку – моргнуть глазом. Думаю, на ее пособиях вырастет не одно поколение глухишей.

Следующие трудности при написании табличек – орфоэпия и надстрочные знаки.

Особенности произношения или написания слов влекли за собой заминки в их оформлении. Попробуйте, к примеру, правильно оформить на табличке слово «яйцо»! Это задача! Вместе с тем сколько хохота «пережили» наши телефоны в эти вечера! Уложив чад и домочадцев спать, мы развлекались, обсуждая прошедшие и предстоящие дни. Но к теме табличек мы еще вернемся.

Музыкальные занятия. Их в сурдоцентре проводит Ольга Евгеньевна Ранева. Это человек, преданный своему делу.

Первый год мы занимались в группе 4–5 человек детей и родителей. Летали птичками, скакали зайчиками, топали мишками, всего не перечислишь.

По большей части проделывали все это мамы, под музыку и капризы детей, с детьми и без них. Каждый раз находился какой-нибудь малыш, решивший для себя, что сегодня он – зритель, и вытащить его из-под стула или заманить попрыгать оказывалось невозможно. Так или иначе, наши усилия и труды не пропадали даром. Медленно, но верно малыши втягивались в процесс, и раз от разу музыкальные занятия приобретали все более осмысленный характер и становились все более и более результативными.

В этот год Антон еще не ходил в садик, и наша с ним жизнь была размеренной и безмятежной. Папа с утра отправлялся на работу, мы, съездив на занятия, проводили время в обществе друг друга, довольные собой и миром. В дни папиных выходных мы позволяли себе отдохнуть от занятий как таковых и «оттянуться» по полной программе. Делали хозяйственные дела, в которых требовалась папина помощь, либо гуляли в любимом парке. В такие дни мы не загружали себя табличками и картинками, не таскали на улицу мешки с пособиями. Все должны были отдохнуть. Остальное – не сейчас. Вероятно, это непрофессионально, но будет ли у меня возможность провести свое материнство иначе, неизвестно. Уж очень хочется просто гулять и быть просто мамой. Без табличек и картинок. И я могу себе это позволить. А сурдопедагогика… Она от меня никуда не уйдет. В конце концов, это единственное, что я умею. И я займусь этим, но не сейчас. Да и мальчик заслужил передышку. Ему тоже хочется просто гулять. И ему мы это тоже можем позволить. Глупо бегать за велосипедом с блокнотом и карандашом. А спокойные игры в песочнице – это не про нас.

Так прошел наш первый учебный год, и наступило очередное лето.

Лето – это смена обстановки и относительный отдых. Летом нет поездок на транспорте, которым мы собираемся посвятить отдельную главу. Есть домик в деревне со всеми вытекающими последствиями. Лето не избавляет от обычных учебно-развивающих работ, но на природе все выглядит иначе, чем в городе. Да здравствует лето!

КУЗЯ

Первое лето пролетело быстро, мы ежедневно занимались, хотя мои педагогические потуги казались мне жалкими. У меня очень слабо получалось вложить хоть что-то в голову, хозяин которой даже и не пытался эту самую голову как-то напрягать. Но тем не менее к году Кузя уже владел двумя словами: «а—а» – это «ав—ав». И «бау», что означает «мяу».

Осенью, когда мы вернулись в город, я уговорила Ирину Александровну попробовать начать регулярные занятия с Кузей не с полутора лет, а с одного года. Как только в группе раннего возраста появилось свободное место, мы начали заниматься один раз в неделю в сурдоцентре. И хотя учеба больше походила на игру, мне стало попроще, так как я каждую неделю получала новые упражнения для сына. Мое педагогическое творчество больше не напоминало бег по кругу.

А Кузя? Кузя сопротивлялся как мог, иногда он просто орал. Появлялись все новые проблемы. Кузя не складывал пирамидки, не умел дуть и не играл в мальчишеские игры. Не желал он делать и того, что мог. Он был непреклонен в своем решении никогда не стараться. И с годами это качество характера все крепло. Я даже не совсем понимала, как он хоть чему-то научится. Иногда в сурдоцентре я встречала детей от трех лет, которые ходили на учебную смену. И эти встречи очень огорчали меня, потому, что даже самые прилежные 5–6-летние дети с большей потерей слуха говорили, как мне казалось, очень плохо. Я-то представляла это себе по-другому. К тому же мой сын обещал стать великим оболтусом и разгильдяем, а отнюдь не отличником. Как же он тогда будет выглядеть к этому возрасту?

Может сложиться неверное впечатление, что Кузина глухота – это все, что осталось в нашей жизни. Это не так. Просто эта книга о том, как я была Кузиной мамой, и соседкой по коммуналке, и подругой, и приятельницей многих любимых мною людей. Сурдоцентр – это раз в неделю. Конечно, со временем, когда занятия стали сложнее, пара часов уходила на их подготовку. Но в сутках двадцать четыре часа. Так что во всем остальном мы продолжали жить, как все и как раньше. Ходили в гости, гуляли, навещали родителей, выезжали за город, дулись в карты с соседями. Все как обычно при наличии маленького ребенка.

Несмотря на то что Кузя отчаянно сопротивлялся получению каких-либо знаний, ежедневные домашние занятия все-таки делали свое дело. Увеличился пассивный словарь и даже активный пополнился некоторыми новыми словами. С тех пор как мы пошли в сурдоцентр, у нас появились новые знакомства. Некоторые из них переросли в дружбу, хотя Кузю новые потенциальные знакомые в силу возраста не интересовали. С появлением на нашем горизонте большого числа глухишей в моей жизни наступил новый этап. Этап сравнивания. Наверное, любой маме знакомо чувство гордости, если ее малыш делает что-то лучше других, и огорчение, если не умеет чего-то, что другие карапузы освоили с легкостью. Головой-то я прекрасно понимала, что детей сравнивать нельзя, слишком они разные, но понимать – это одно, а не делать этого – совсем другое. (Забегая вперед, скажу, что со временем я этому научилась, но потребовалось несколько лет.)

Сначала сравнение было в общем-то в Кузину пользу, ведь он был самым маленьким, но в то же время уже что-то умел. Но со временем среди наших знакомых появились новые глухиши. Те из них, которые занимались с интересом, начали постепенно обгонять моего упрямца. Бывало, что родители волей-неволей сравнивали аудиограммы малышей, очень переживая, что слух у их ребенка хуже, чем у кого-то из знакомых. Тут мне было проще, потому что сравнительный анализ на эту тему меня не волновал. В моем понимании степень потери слуха – это то, на что я никак не могу повлиять, а вот процесс обучения – другое дело. Было больно и обидно, что я хотела и могла научить, а наш сынишка не желал учиться. И только постепенно, после нескольких визитов к невропатологу, я начала понимать, что его способность заниматься зависит не только от моих способностей и стараний, но и от природных данных и здоровья малыша. А вот тут не все было гладко. Со временем неврологические проблемы нашего сына проявлялись все больше. Кузя с трудом сосредоточивался, были проблемы со вниманием.

Поэтому сейчас, когда Кузе шесть лет, он не все умеет делать так, как его глухие ровесники, хотя его словарь обширнее, чем у многих. Но, слава богу, время сравнений у нас прошло. Я этим больше не болею. Мы научились оценивать достижения нашего сына только как его личные победы. Мы твердо поняли то, что неплохо было бы усвоить другим родителям: каждый ребенок не такой, как все. Он совершенно особенный. Любые сравнения бессмысленны. Кузя – особый случай. А ваш разве нет?

Конечно, на втором году жизни сына я была еще далека от всего этого. Мне еще предстояло переживать из-за Кузиных неудач, расстраиваться из-за того, что он все больше отстает от слышащих сверстников, огорчаться из-за его безумного поведения. Учебный год подошел к концу. Послушав советы опытных родителей, мы решили осенью отдать Кузю в обычный детский сад. Если он пойдет в садик позже, то отношение к нему со стороны подросших детей будет неоднозначным. Кстати, очень хороший и грамотный подход к проблеме. У нас все получилось.

В обычный сад, то есть в ясли, мы пристроили сына без особого труда. С сентября у него должна была начаться новая жизнь. Кроме того, было решено, что одного занятия для Кузи недостаточно. К дополнительным платным занятиям мы были уже морально готовы. Оставалось только найти педагога.

Мы с Андреем свой выбор уже сделали. В ЛорНИИ работала замечательная женщина Алла Дмитриевна Королева – сурдопедагог высшей степени с тридцатилетним стажем. Через ее руки прошли сотни глухих детей. Мы видели уже взрослых ее бывших воспитанников. Они прекрасно говорили. Мы своим выбором были довольны, но вот согласится ли Алла Дмитриевна – это был вопрос. Получить ответ на него мы надеялись в сентябре. С наполеоновскими планами на будущее мы удалились на каникулы.

Лето принесло нам несколько новых слогов и осознание понятий «папа» и «мама». Это, естественно, запомнилось лучше всего, хотя были и другие очень важные и желанные достижения.

Танго вдвоем

Второй учебный год начался со встречи. В узких коридорах городского сурдологического центра Алёна с Ариной практически столкнулись лбами. Антону в тот момент было 2 года 9 месяцев, Кузе – 2 года.

У Антона на шее болталось пластмассовое яйцо от «киндерсюрприза» с проделанными в нем дырочками – чесночница. Арина поинтересовалась назначением емкости. Алёна пустилась в объяснения – слово за слово…

С тех пор прошло пять лет. Так и хочется сказать: пять веселых лет. Пять лет раздумий, метаний, сомнений, переживаний. Пять лет побед и радости. И в эти годы у каждой из нас была возможность в любой момент снять трубку телефона со словами: «Покурим?»

Эти слова в разные моменты обозначали разные ситуации: «Давай передохнем между стиркой и уборкой»; «У меня новости»; «Не могу сдержать возбуждения». «Покурим» в телефонном жаргоне означало: «Давай срочно и коротко поговорим».

Коротко, потому что вечером, когда все домашние улягутся спать, дела отойдут на второй план, мы сможем позволить себе эту «единственную настоящую роскошь – роскошь человеческого общения».

И отказываться от этой роскоши не следует. В вечерних беседах принимались решения, обговаривались тонкости занятий и заданий. Да мало ли что! Любовь, дети, болячки, цены, диеты и т. п. Перечень тем, которые можно обсуждать вечером, составит отдельную книгу. Иногда мужья и дети принимали участие в этих беседах, но не часто, ограничиваясь единичными репликами. Что, естественно, только добавляло прелести.

Так что со второго учебного года и по сию пору мы идем этим путем бок о бок. Поэтому, встречая в дальнейшем описание одних и тех же событий, не удивляйтесь. Мы намеренно не стали исключать их из повествования, а просто объединили две рукописные тетради в одно печатное издание. Вам, читатель, предоставляется возможность увидеть ту или иную ситуацию глазами двух мам по очереди.

Итак, мы продолжаем описание второго года обучения.

КУЗЯ

Осенью мы возобновили занятия в сурдоцентре. Там набирали небольшую группу малышей для занятий музыкой. Когда нам предложили поучаствовать в этом, мы с радостью согласились. Договорились и с Аллой Дмитриевной. Потом нам позвонили из спецсада и предложили устроить Кузю туда. Когда же мы отказались, то нас спросили, не хотим ли мы, чтобы раз в неделю к нам на дом приходила сурдопедагог – совершенно бесплатно. Я очень удивилась. Оказалось, создается группа домашнего сопровождения и туда набираются дети. Глупо было отказываться от такого щедрого предложения, тем более что нас это ни к чему не обязывало. В результате у Кузи получалось четыре занятия в неделю. Этот год обещал быть очень и очень непростым.

Основное событие осени – Кузя пошел в ясли. Я не знаю, кто из нас больше боялся – я или воспитатели, но уже через пару недель все успокоились. Как ни странно, претензий к Кузе не было. Такой неугомонный дома, мой сын вел себя в детском саду совершенно адекватно. Все шли, и он шел; все спали, и он спал; все гуляли, и он гулял. Правда, первый месяц воспитателям приходилось кормить его на бегу: мой сын был настолько подвижным, что не мог посидеть ни минуточки. Но пример детского коллектива положительно повлиял на Кузьму. Через месяц он тоже сидел за столиком вместе со всеми.

После одного из длительных осенних насморков я заметила, что Кузя почти ничего не слышит. Оказалось, отит. Когда отит прошел, начался насморк. Когда закончился насморк, снова начался отит. После Нового года Кузя подцепил еще и скарлатину. Слух, соответственно, то ухудшался, то улучшался. И к весне вполне здоровый Кузя слышал хуже, чем раньше. Игровые аудиограммы, которые мы время от времени делали, не могли этого ни подтвердить, ни опровергнуть, так как нельзя было ручаться за их точность. Прилежно сидеть и работать Кузя не желал, кривые его слуха были очень приблизительными и каждый раз иными. Вообще за всю жизнь у Кузи не было двух одинаковых аудиограмм. Громкость у слуховых аппаратов была явно недостаточной для сына, и я попросила врача перенастроить их. Кузя стал слышать как всегда, и спокойствие в доме было восстановлено.

Год был насыщен не только занятиями, но и общением со сверстниками. Во-первых, ребята в яслях. А во-вторых, групповые музыкальные занятия. Это были первые занятия, где кроме Кузи, мамы и педагога были еще другие дети и мамы. На главный жизненный принцип сына – никогда не стараться и делать что-либо только в самом крайнем случае – этот опыт никак не повлиял, зато прибавилось новых знакомых. Там мы впервые познакомились с Алёной и Антоном. Вообще среди наших мам не считается странным, если тебе звонит или приходит в гости незнакомый человек. Все мы не совсем чужие друг другу и очень связаны. Бывало, сурдопедагог или врач расскажет о какой-нибудь семье, посоветует пообщаться или даст телефон. И вот уже мама беседует с совершенно пока посторонними людьми, просит совета или даже разрешения приехать. И всем понятно, что это не праздное любопытство.

В Кузькином младенчестве так делала и я, и мне ни разу не отказали. Каждая мама глухиша понимает, что бывает жизненно важно не только услышать об успехах или способностях другого ребенка, но и знать, как это выглядит. Смотрины да и только. Ну и что? Никаких обид. Все через это прошли. Теперь уже звонят мне. Дают мой телефон. Петербург город большой, но почти все мы друг друга хотя бы заочно знаем. Либо врач, либо другая мама, либо педагог что-то расскажет, и вот все мы уже знаем, что какой-нибудь Петя Иванов умеет то, а Вася Петров научился делать это, а у Коли Сидорова, к сожалению, ухудшился слух. Так случилось и у нас с Алёной. Мимолетная встреча положила начало знакомству, а знакомство – настоящей дружбе. Как только мы разговорились, Алёна пригласила все наше семейство в гости. Предложение приехать на пироги и «подкорректировать фигуру» показалось заманчивым, да и жили мы, как выяснилось, рядом.

Встреча получилась замечательной. Даша возилась с Кузей и Антоном, а мы разговаривали. Кроме того, что Алёна – мама глухиша, она еще и профессиональный сурдопедагог. Так что нам было о чем поговорить. И вот как мы тогда начали болтать, так до сих пор мы не можем остановиться. Ежедневный вечерний разговор у нас уже традиция. Это если не считать нескольких «суперблицев» в течение дня. Это не пустое времяпрепровождение. В вопросах воспитания глухих «папуасов» мы понимаем друг друга с полуслова. И в наших беседах рождается не только истина, но и многие интересные задания для наших детей, планы на ближайшее будущее, оригинальные идеи. Что мы будем делать, если введут повременную оплату телефона?!

С Алёниной подачи у Кузи появился еще один педагог – Микшина Елена Павловна. Это удивительный человек. Вы заметили, что в жизни нам встречается гораздо больше хороших людей, чем плохих? Это первый педагог, у которого Кузя действительно занимался. У Елены Павловны занимаются все дети. Любые. Даже неуправляемые и дикие. Слово она, что ли, волшебное знает? Елена Павловна всегда спокойна и доброжелательна. Вывести ее из себя просто невозможно. Очень терпеливо и нежно общается с ребенком. Поэтому даже самым отчаянным проказникам приходится отвечать тем же. У нее на занятиях Кузя сменил гнев на милость и выполнял все, что от него требовалось. А у меня хватало наглости думать, что он безнадежен! Да и вообще, к этому моменту я уже знала многих неслышащих малышей. И в основном все они были буйные и упрямые. Антон старался всегда залезть куда-нибудь повыше, Татьяна стремилась всех построить, а учитывая патологическое упрямство подчиненных, можно представить, какой стоял ор. Варя, если что-нибудь было не по ней, крепко сжимала губы, и ни педагог, ни мама не могли выбить из нее ни слова. Все были хороши! Послушные попадались редко. На общем фоне Кузя не слишком выделялся. Все это вселяло надежду.

АНТОН

Для Антошки этот год тоже оказался наполненным событиями. Как и Кузя, он пошел в ясли. Садоустройство не явилось трудностью. В двух ближайших к нашему дому садиках не имели ничего против нашего ребенка. В одном из этих садов сказали: «Разберемся». В другом выразились осторожнее: «Взять-то его возьмем, а вот с вашим слухом разбирайтесь сами».

Но волею случая и благодаря помощи близких мы наконец оказались в слегка отдаленном, но зато логопедическом саду. Это была очень большая удача!

Внимательные воспитатели, десять детей в группе, занятия с логопедом, массаж, кислородный коктейль. И это был не коммерческий детский сад, а самый обычный, государственный.

Ясельная группа носила название «Островок радости». Не знаю, что пришлось пережить за этот год нашим первым воспитателям – тете Тане, тете Ире и тете Вере. Но в садик ребенок бежал с радостью, уходить не хотел, а я кроме веселых историй и легкого «грозения» пальцем в сторону сына больше ничего не слышала и не видела. Хотя уверена, легким воспитанником он не был. И дело не в состоянии слуха. В ясельной группе он оказался самым старшим, а дети нежного возраста ни внятной речью, ни дисциплиной не отличаются. К тому же Антон был вполне самостоятельным в плане еды, туалета, одевания-раздевания. С учетом возрастных норм – шарф и шнурки он, конечно, завязывать не умел. Но вот характер… Упрямство можно назвать любым словом, суть остается прежней: вся жизнь – борьба.

Тамара Михайловна, появившаяся в Антошкиной судьбе чуть позже, человек с сорокалетним стажем работы в детском саду, сказала мне однажды: «Конечно, в моей жизни такие дети встречались. Ты думаешь, он один? Что ты!!! Человека четыре у меня таких было». Четверо за сорок лет работы!

ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ

Тамара Михайловна – наша замечательная палочка-выручалочка. Так сложилось, что наши бабушки и дедушки оказались вдалеке от нас. Виделся с ними Антон только летом. И хотя одинокими мы, конечно, не были, иногда приходилось трудновато. Но в один прекрасный день у нас появилась Тамара Михайловна – соседка по парадной. Только она могла уговорить Антона вымыть руки перед едой, не вскакивать из-за стола, читать, решать примеры и многое другое. Именно на нее и на Даната легла вся тяжесть забот об Антоне и занятий с ним, когда я на протяжении нескольких месяцев почти отсутствовала дома.

В садике трудности характера проявлялись в том, что Антон совершенно не желал не только спать во время тихого часа, но и просто лежать. Вдобавок проблемы со слухом – уговоры не действовали, и на нежные попытки воспитателей уложить его сын реагировал так громко, что будил остальных детей. Пару раз меня просили забрать его до сна.

Кроме того, он имел свое мнение обо всех предложенных на занятиях заданиях. Например, однажды, воспитательница вынесла мне аппликацию, на которой цветочки были наклеены иначе, чем требовал образец и элементарная логика. Тетя Таня извинилась и сказала, что уговорить его переделать не было никакой возможности, даже обычный прием сравнения со всеми не подействовал. Ежедневное чтение сказок в садике тоже оказалось трудностью. Активная жизненная позиция, усиленная самодостаточностью, – и результат не заставил себя ждать. Добавлю, что группа состояла из семи таких же активных, но слышащих мальчиков и трех не менее активных девочек. Насколько я помню, пара спокойных человечков там была, но, видимо, они просто растворялись в шуме остальных. Так что вскакивавший в середине чтения Антон получал поддержку товарищей, что, уверена, не добавляло здоровья педагогам. Но и ребята и педагоги Антона любили, а я за этот год не услышала о сыне в саду ни одного худого слова. Более того, когда весной пришла пора расставаться (ребят передавали другим воспитателям), няня Вера Константиновна сказала: «Ну вот, брали в группу, думали, не справимся, а уже и год незаметно пролетел».

Я, отдав мальчика в ясли, слегка ошалела от свободы. Так непривычно оказалось быть без ребенка. Впервые за почти три года. Это было интересно. Так и начался наш садиковский этап жизни. Правда, ездили мы в сад не пять, а три раза в неделю, два раза у нас были утренние занятия, а три – вечерние. Кстати, поскольку до садика нужно было добираться на автобусе, как правило, забитом до отказа, то в иные недели мы посещали сад и того реже. Дождь, сильный мороз, ветер – в такие дни мы с Антоном не утруждали себя поездками, зная, что вечером еще нужно будет отправляться на уроки. А уж их-то отменять нельзя! Наш папа всеми силами старался облегчить эти дорожные трудности, к счастью, в то время от работал по скользящему графику, и нередко его выходные выпадали на будние дни. Тогда автобус заменялся машиной и поездки на занятия превращались в необременительные прогулки.

А занимались мы много. Пять поездок в неделю – это испытание. Помню, устала я в тот год ужасно. Хотя были и подвижки. Музыкой он теперь занимался индивидуально. Группа его возраста не набралась, а с ребятами первого года обучения сыну оказалось скучновато. Он-то уже «отчирикал» свое в прошлом году. Я даже не присутствовала на занятиях – еще час отдыха. К трем годам мы успешно освоили аналитическое чтение, и таблички обрели вторую жизнь. Ребенок стал видеть в них суть. Мы начали овладевать счетом и начальными математическими знаниями – голова у Антона оказалась лучше характера. На факультете дефектологии были специальные компьютерные программы по развитию речи у глухих детей. И раз в неделю Антон занимался там с Наташей Горбуновой.

И была в тот год учебы еще одна поездка – на занятия по игре на фортепьяно. О значении музыки в жизни неслышащих детей есть отдельная литература, в которой говорится, что музыкальный слух может присутствовать или отсутствовать у людей с нарушением слуха так же, как и у слышащих. У Антона с музыкальным слухом, чувством ритма оказалось все в порядке, чего нельзя было сказать обо мне, о чем я честно в первый же день предупредила педагога. Та улыбнулась со словами «Все так говорят». Но в первый же день к концу занятия даже видавшая виды Нина Анатольевна Яцентковская была, мягко говоря, удивлена. Полное отсутствие у меня музыкальных способностей превзошло все ожидания. Договорились, что пока я помогать Антону не буду. В отличие от меня он интонирует правильно. А я только сбиваю. Забегая вперед, скажу, что позже я стала не только верно мурлыкать мелодии, но и умудрилась пару раз что-то сыграть. Правда, к этому моменту сам Антон ушел далеко вперед: играл несложные вальсы в четыре руки с Ниной Анатольевной. Пальчики у сына оказались хорошими, голова – сообразительной. А трудный характер Нина Анатольевна чудесным образом умела не замечать. Обоюдная симпатия делала занятия необременительными и плодотворными.

Если бы не одно но… И этим «но» был ужасный транспорт.