Текст книги "Невеста воина, или Месть по расписанию"

История вторая, с нелегальными гонками, лемаками и Дьяром

В гелликсе пришлось полежать: удар дедка МакОратов оказался излишне проблематичным, внутренние органы повредил, урод! Икас спал неподалеку, растянувшись на полу, Накар настроил мне аппаратуру и ушел, предварительно сообщив, что мой ужин в холодильной камере, ужин Икасика там же, но полкой ниже.

И вот я, подремав часика два, в итоге встала, погладила уже полностью здоровый живот и потопала ужинать. А на кухне нас ждал сюрприз, а точнее, Джем в банном халатике.

– Ты как? – весело спросила она, заплетая мокрые волосы. – Оклемалась?

– Ага. – Я первым делом для Икаса мясо достала и только потом вернулась к разговору: – Накар сильно удивился, что меня ударили, вроде как воины женщин не бьют.

Джем отбросила недоплетенную косу за спину, начала помешивать кофе, задумчиво глядя в чашку, потом скосила на меня взгляд из-под огроменных ресниц и спросила:

– В живот бил?

Я кивнула и пузико погладила. Нет, уже ничего не болело, но животик было жалко, очень. Джем как-то печально усмехнулась и, неожиданно всхлипнув, снова спросила:

– А он… мог предполагать, что ты ждешь ребенка, которого не захочет видеть твой клан?

Я задумалась. По идее, мой клан убежден, что я спала с Нрого. Но могли ли они подумать, что я забеременела?

– Воины умеют бить так, что один удар гарантированно убивает младенчика в животе, – не дожидаясь моего ответа, сказала Джем.

Невольно я опять живот погладила. Джем усмехнулась и объяснила:

– Далеко не каждый сын воина становится воином, Кира. Обычно только один из трех-пяти. Насколько мне известно, хассар Айгора единственный, чьи сыновья – тар-эны. Все. Он тренирует их сам, фактически с рождения, готовил их к посвящению тоже сам. Но это исключение. А так… на Иристане очень любят и ценят детей, говорят: богатство мужа – дети его, и потому к детям особое отношение всегда.

– Не поняла. – Я достала из холодильной камеры шесть свертков.

Сообразив, что это еда из ресторана, начала осторожно разворачивать, ища то, что придется по вкусу.

– Что именно ты не поняла? – переспросила Джем.

– Какая связь между ударом меня в живот – больно было, кстати, – и тем, что у моего папандра все сыновья воины? Какая вообще разница, воин или не воин, не всем вояками быть. – Я развернула запеченную в кляре рыбку и поняла, что это я буду кушать. – Из мужиков получаются повара классные, водители, гонщики, ученые… да мало ли! Необязательно всем быть воинами.

Джем хмыкнула и, глядя на меня, протянула:

– Кира-а-а-а, плохо же ты мужчин знаешь, девочка.

Выгрузив рыбку на тарелку, я захватила кофе, уселась за стол и великодушно согласилась:

– Рассказывай.

Джем вновь улыбнулась и с легкой грустью сказала:

– А чего рассказывать? Тебе все это ни к чему, Кира. Накар дал добро, через часик за тобой Джокер зайдет.

Я радостно кивнула и ускорилась с поеданием ужина. А Джем решила все же разговор продолжить:

– Понимаешь, воины, они… как альфа-самцы. Сильные, уверенные, умные, сдержанные, – протянула она. – Они такие… Наверное, правильно будет все же употребить эпитет – «уверенные». Они лидеры, хозяева, мир принадлежит им. Они ходят прямо, ноги ставят широко, и в каждом жесте эта самая уверенность в себе, в своих силах, в своих возможностях.

Перед моим мысленным взором пронеслось видение некоторых мускулистых, самоуверенных, синеглазых… Атом нестабильный, старалась же не вспоминать о нем с утра, и получалось даже! Нервно сглотнула, постаралась отвлечься.

– И у них право левого трицепса, – добавила я к восторженным высказываниям Джем.

– У них право сильнейшего, – поправила она.

Я хмыкнула и взялась за чашку, не преминув спросить:

– Так в чем связь, а?

Джем потянулась к своей сумочке, достала сигареты, щелкнула зажигалкой и, затянувшись, попыталась объяснить:

– Одно дело парни, которые и не готовились стать воинами, и совсем другое те, кто с рождения к этому шел и… ничего. На них смотреть страшно, Кира. Такие приходят в квартал развлечений для того, чтобы забыться. Забыть о своей никчемности, забыть о своей ненужности, да обо всем забыть. И конечно, отцам больно и неприятно смотреть на сыновей, которые так никем и не стали, точнее, не стали тар-энами. Особенно если отцы сами воины и понимают, чего сыновья лишились. Смотри: дитя иристанки и воина – сорок процентов, что ребенок станет воином. Дитя дочери воина и воина – восемьдесят процентов. Дитя воина и неиристанки – ноль целых две десятых процента. А теперь догадайся, что сделает воин, если от него забеременела тьяме?

Мне почему-то опять вспомнился тот самый синеглазый воин. И его взгляд, и его уверенность, что я буду с ним, и… прикосновения… И это его «забудь о своих планах»…

– А что он сделает? – спросила я, чувствуя, как глаза наполняются слезами.

– Удар в живот, Кира! – резко, с какой-то яростью ответила Джем.

Чашка едва не выпала из моих рук. На Джем я смотрела с каким-то священным ужасом в глазах, просто не желая верить… Тупая планета!

Джем рассмеялась, но как-то совсем невесело, и продолжила:

– Обычно приезжие предпринимают меры для того, чтобы беременности не случались. Меры разные, чаще всего идет стерилизация, но случается всякое. Воины – они какие-то особенные, и семя у них не только живучее, оно и женщину меняет. На моих глазах тридцатилетние, что начинали спать с тар-энами, стремительно молодели. Месяц-другой – и им уже не дашь больше двадцати.

– Но дети, – простонала я.

– Это тар-эны. – Голос Джем стал резким и неприятным. – Для них сын, что не стал воином, все равно что инвалид. Такой судьбы для своей крови они не желают. Так что… удар в живот при необходимости, и все.

Сижу, грустно смотрю на темный кофе… в нем почему-то вижу синие глаза, а мои собственные застилают слезы. Он ведь считал, что я тьяме… пока Икаса не увидел. И возник вопрос:

– Джем, а воины забирают тьяме в свой дом?

Она рассмеялась, а потом все так же со смехом:

– Кира, ты такая юная и наивная. Ответь, ну зачем воинам держать тьяме в собственном доме? Для них могут купить квартиру в квартале развлечений, и не более того. Ни один воин тьяме домой не повезет, ведь тогда женщина автоматически вступает под защиту иристанских законов. И с такой женщиной воин обязан быть нежным, вежливым и, да, подчиняться закону. А тьяме заводят как раз для того, чтобы позволить себе значительно больше, чем позволяют традиции.

Вспоминаю наш разговор с тем синеглазым. Мое «к себе везешь?» и его краткое «да». Странно… С другой стороны, «к себе» – понятие растяжимое.

– А чего там традиции не позволяют? – осторожно интересуюсь, старательно глядя только на кофе.

– Скажем так, иристанские традиции и законы охраняют хрупких женщин от излишне сильных мужчин. Тар-эны особенные, Кир, они желают большего, и они способны на большее, а спать с женщиной, обращаясь с ней как с хрупкой вазой, – сомнительное удовольствие, даже не обнять толком.

Вспоминаю бегемотистых особей в папандровом дворце. Да, начинаю понимать, почему габаритные создания у них в почете.

– Интересно, а тьяме полненькие? – действительно интересно было.

– Стараемся набирать крупных, но в процессе работы вес девочки теряют стремительно.

Я удивленно поглядела на нее. Джем странно улыбнулась, устало покачала головой и пояснила:

– С тьяме воины не сдерживаются, не считают нужным. И одна ночь с тар-эном фактически то же самое, что роту через себя пропустить. Так что худеют мгновенно, и фактически, если бы не особые свойства воинов, о которых я уже говорила, смертность в квартале развлечений была бы запредельной.

Улыбка у женщины стала совсем грустной. Не знаю, что она мне недорассказала, но и знать не хочется.

– Ладно, – тряхнула головой, прогоняя неприятные мысли, – давай тему закроем.

Джем кивнула, растрепала челку и, сдув ее со лба, спросила:

– Что на гонки наденешь?

Да, вот эта классная тема для разговора, а еще я сама не знала, как об этом спросить, потому как попорченный алый костюмчик, собственно, принадлежал именно Джем и я за него даже извиниться не успела. А еще у нее был потрясный гардеробчик! Реально потрясный, и вещички в духе «все, что вы когда-либо хотели надеть, но очень стеснялись».

– Хочешь платье? – предложила Джем.

– Хочу шортики, – мечтательно протянула я, вспоминая, чего я там у нее в шкафу видела, – желательно до умопомрачения короткие, и рубашку, так, чтобы подвязать, и сапоги на каблуках, и волосы соберу в высокий хвост и…

– И кто тогда будет смотреть на гонки? – возмутился Джокер, входящий на кухню. – Ты мне там еще стриптиз устрой!

Мы взглянули на Джокера, с подозрением глядевшего на нас от двери, а потом я выдала:

– Да легко, мы с Микой на занятия по стрип-пластике ходили.

Мужик прошел, налил и себе кофе, сел напротив меня, задумчиво поскреб лысую макушку и резюмировал:

– Ладно. Все равно воины в подземелье не спускаются, тем более ночью, а остальных ретивых мои парни быстро успокоят. Зажжем!

И как же мне в этот момент Мики не хватало.

* * *

Подземный город… Город под сводами огромной пещеры. Город, как змеями, пересекаемый двумя реками. Город древний, полуразрушенный, с плоскими крышами. Город в сиянии разноцветных огней… Короче, вечеринка в варварско-городском стиле.

Мы с Джокером прибыли часа за три до начала действа. И пока техники налаживали аппаратуру, я в кроссах бегала по городу. Страшно не было, хотя Икасик спал, устроившись возле техников. Он вообще сонный был с тех пор, как вернулись с вылазки в родовое гнездо МакОратов. Я даже занервничала, но Накар успокоил, сказав, что ночью съездим к ветеринару на всякий пожарный, а вообще, зверь скорее всего переволновался, когда я упала и в себя не приходила… Как оказалось, удар дедка МакОрата вырубил меня на полторы минуты.

Так что, оставив Икаса спать, я моталась по площадке предстоящего действа. И пока техники ставили освещение, облазила все, что можно, осматривая пыльные здания, в которых кучами валялся мусор, а потом я обнаружила это.

– Джокер!

На мой вопль пещера ответила раскатистым «эрррр», а сам Джокер ленивым:

– Чего тебе, Кир?

– Джокер, – я высунулась из окна, – у вас что, есть почетная ложа?

– В смысле? – не понял он.

– Иди сюда!

– Кир, я не горный козел, чтобы к тебе прыгать, это ты у нас молодая и шустрая. Пожалей старого человека и сразу скажи, чего там? Если труп, не трогай, сами уберем.

– Очень смешно! – Я присела на подоконник и повторно осмотрела помещение.

Вот ничто так не настораживает, как совершенно чистая галерея древнего грязного дворца! Нет, тут было не идеально, но все же чисто. И полукругом расставленные у окон кресла были достаточно чисты. Несомненно, здесь сидели и наблюдали за гонками, но… Но, кажись, не просто зрители, потому как в остальных местах валялись остатки еды, мусор, ну, и пыль вековая сворачивалась струпьями на полу, а это…

Гулкий звук шагов – и ко мне спрыгнул один из охранников по прозвищу Шум – Джокер сам не пошел, но и без внимания не оставил.

– Чего тебе? – грозно спросил мужик под метр девяносто и телосложения типа «шкаф обыкновенный».

Я указала на окружающее пространство и поинтересовалась:

– Ничего не удивляет?

Шум почесал затылок и выдал:

– Нет.

Возмущенно на него посмотрела и с намеком протянула:

– Так, значит, воины сюда не ходят, да? А что-то мне подсказывает обратное.

Шум тяжело вздохнул и устало ответил:

– Кир, да без разницы, кто сюда ходит, мы не за вход бабло срубаем, а по ставкам. Расслабься, детка.

На чужой корабль со своим уставом не лезь – истина на века. Я и не стала, поднялась на крышу, пробежалась до развалин городского центра, спрыгнула на нашу площадку, погладила сладко посапывающего Икасика, последила за работой техников и…

– Джокер, а если мы будем свет последовательно включать, освещая только ящеров, оно тогда эффектнее получится.

Да, влезла. Но мужики переглянулись, посовещались, и Джокер спросил:

– Еще идеи есть?

Нет, положительно жизнь потрясающая штука!

* * *

– И мы приветствуем отважного Харго на верном лемаке по кличке Смертоносный! – возвестила я, поставив одну ногу на край парапета.

Мой голос, усиленный звуковой установкой, разнесся над всем подземным городом, отразился от стен и вернулся неясным эхом, растворившимся в гуле восторженных голосов.

На сейре, в который я подглядывала, высветилась надпись от Джокера: «Мужик – фермер, лемака растил сам, неудачники оба».

– Угу. – Это я едва слышно ему, и уже громко всем: – Настоящая дружба человека и зверя! Отважный Харго сам вырастил брошенного матерью лемакеныша. И сегодня Смертоностный будет сражаться за своего смелого и великодушного хозяина, за семью, за честь!

«М-да-м, Кира, мужик только что узнал о себе много нового, – сообщил Джокер. – Ты поменьше с воодушевлением, еще пара слов – и этот Харго решит, что он уже победил».

Я подавила улыбку, ибо как-то неприлично было бы хохотать под прицелом трех камер, которые транслировали мое изображение прямо на стены пещеры справа, слева и сверху, ну, это чтоб всем видно было. А народу собралось за десять тысяч, не меньше. И Джокер сказал, что это сегодня еще слабо, так как из-за лютующего правящего клана многие не смогли приехать. Кстати, еще Джокер сообщил, что факт моего исчезновения из дома папочки не афишируется вовсе. То есть меня ищут, но тайно. Ну, а еще Джокер заверил, что тут меня искать точно не будут. Надеюсь, иначе папандра удар хватит – шортики моего размера мы так и не нашли, зато нашли безумно короткое золотое платье, обтягивающее, как чулок, от груди и до… в общем, там все едва-едва прикрывалось. И сапожки – сказка, до середины бедра, и каблук запредельный, и перчатки тоже черные выше локтя. Волосы я собрала в высокий хвост, как рассчитывала. Макияж простой и в то же время вызывающий – позаимствовала у Джем черные накладные реснички и губы подвела алым. Короче, до неприличия роскошный образ вышел. Джокер всю дорогу глаз не сводил, а Накар в момент прощания трижды повторил, что трогать меня нельзя. Жаль, с нами он поехать не смог, решал какой-то вопрос с шефом и проштрафившимся Штофом.

«Мясник Дайо и лемак Вектор, – сообщил по сейру имена следующей пары гонщиков Джокер».

– И мы приветствуем новых участников! – возвестила я.

Толпа взревела, на круглой площади перед полуразвалившимся дворцом появились очередные участники: черный двуногий ящер с недоразвитыми передними лапами и сидящий на нем здоровый мужик в желтом комбинезончике. Цыплячий цвет одеяния, как объяснил Джокер, был банальной защитой – у лемаков молодняк желтый, его не трогают ни в коем случае, то есть, если наездник свалится, его никто не сожрет.

Толстяк остановил своего ящера и помахал толпе. Ему вяло ответили, но больше было советов сваливать домой к мамочке. Ладно, сейчас бум исправлять.

– Перед вами самая смертоносная команда наших гонок! Приветствуйте! Дайо – тот, кто способен вырезать ваше сердце за несколько секунд! – Толпа притихла, уже иначе глядя на мужика. – Он тот, кто расчленит вас недрогнувшей рукой опытного убийцы! – Толпа вообще смолкла. – Но сегодня Мясник Дайо и его верный лемак Вектор проложат свой путь к победе! Свежей крови вам, ребята!

Стены, крыши, окна полуразвалившихся зданий огласились радостными криками, вот теперь участников приветствовали как следует.

«Кира, ты просто клад, – засветились символы на сейре, – ты в курсе, что у нас стремительно растут ставки? Детка, где ты раньше была?»

Ответить возможности никак не представлялось, и я только загадочно улыбнулась, скромненько так.

* * *

Я едва успела объявить последних участников, как пришло сообщение: «Начинаем гонку. Прямо сейчас!»

В отличие от Джокера я торопиться не собиралась. Опустив сейр, взяла огненно-алый платок и ловко вскочила на парапет. Толпа ахнула, когда из-под каблуков вниз понеслись раскрошившиеся камушки, но я стояла спокойно – даже если свалюсь, точно знаю, что смогу ухватиться за оконный выступ на втором этаже. И потому, гордо выпрямившись, я подняла платок вверх, и над городом разнесся мой голос:

– Да начнутся гонки века! На позиции, внимание… СТАРТ!

И одновременно с последним словом резко опустила руку.

И задрожала земля! Она действительно задрожала, едва лавина из двадцати семи всадников рванула по улицам мертвого города. И это невероятное зрелище отражалось на всех трех экранах в динамике, в неудержимом порыве, в…

Чьи-то руки неожиданно легли на мою талию, а в следующее мгновение я была просто стянута с парапета и водружена обратно на плоскую крышу. И все бы ничего, но развернули меня от экранов лицом собственно к крыше. А там… а там лежал без сознания Джокер, и валялся тот несчастный десяток его телохранителей, и даже пяток техников, которые следили за трансляцией и за ставками. А над стонущими, скрюченными и просто бессознательными телами стояли мой папандр и дедок МакОратов. И оба на меня смотрели…

Вот вам и «воины в подземелья не заходят»!

Неосознанно как-то потянула платье вниз, пытаясь сделать его чуть длиннее… Глазки папика сузились. Папандр вообще был дико злой! Уже догадываясь, что придется драпать, и быстро, я заодно сняла микрофон, отключив предварительно, чтобы не отвлекать внимание народа от бегущих ящерок. Потом оглянулась на собственного снимателя. Узкие черные глаза и злой взгляд были уже знакомы.

– Дьяр, – неприязненно выдохнула я.

Воин презрительно хмыкнул и посмотрел на отца. Папик стоял, натянутый как струна, причем мышцы у него были заметно напряжены, смотрел исключительно на меня и сжимал кнут. Даже жутко стало, но тут удивил дедок МакОратов:

– Последнее, что я стал бы делать на твоем месте, – это бить девчонку.

Отец нервно оглянулся на него, и тогда воин пояснил:

– Она в гораздо большей степени продолжение тебя, Агарн, чем любой из твоих сыновей.

Я мгновенно скривилась, так как быть похожей на отца мне ни в коей мере не хотелось, и папандр мою реакцию заметил. Вскинул подбородок, не отрывая от меня взгляда, и на загорелом лице словно прошла судорога ненависти. А затем в его глазах я увидела что-то странное, словно из глубины их на меня другие глаза смотрели, и этот взгляд…

– Дьяр, – хриплый голос отца вынудил вздрогнуть, – она твоя!

У меня руки похолодели, а отец к сказанному добавил:

– Займись воспитанием своей женщины.

МакОрат неодобрительно покачал головой, но сказать ничего не решился. И оба главы кланов просто развернулись, дошли до края разрушенного дворца и спрыгнули вниз.

Проводив их взглядом, я взглянула на табло и увидела, что гонки уже подходят к концу, а у нас ставки срываются.

– Джокер, – напряженно позвала я, – хватит изображать полутруп, у тебя ресницы дергаются!

Мужик не дрогнул, но зато дрогнули его губы, которые пробормотали:

– Кира, у тебя воин за спиной, и он достал кнут.

Ну да, ну да, жених тама. Я повернулась и посмотрела на Дьяра… все хорошо, но жутко папика напоминает, так и хочется по морде врезать. И вот этот самый клон папандра, глядя на меня, спокойно произнес:

– Твоя мать ничему тебя не научила, женщина.

Зря он так!

– Моя мать научила меня самостоятельности, братик, – язвительно произнесла я, – а ты без папочкиного слова и шаг сделать боишься!

Дьяр сжал кнут, который уже держал в правой руке, и демонстративно шагнул ко мне, сократив расстояние до неприличия.

– Ну конечно, – сокрушенно пробормотала я, упираясь носом чуть ниже его плеча, – на это папочка добро дал… – шмыгнула носом и крикнула: – Икас!

Дьяр жестко усмехнулся и взмахнул кнутом.

Через секунду, связанная по рукам и ногам всего одним ударом плети, которая почему-то оказалась значительно длиннее, чем можно было предположить с первого взгляда, я уже пожалела о своих словах. Но еще больше я жалела о том, что никакие другие сказать не могу – кляп мне затолкали чуть ли не в глотку, когда я заорала в момент обвивания плети вокруг моих рук и ног. И в результате под изумленными взглядами техников Джокера, которым притворяться надоело, меня, спеленутую по рукам и ногам, воин просто перекинул через плечо и, разогнавшись, перепрыгнул через парапет! И пока я, закрыв глаза, мычала от ужаса, преспокойно приземлился.

А потом я увидела страшное – в полуразрушенном фонтане, где воды не было уже много тысяч лет, лежал Икас… без сознания…

Икас!

Меня как молнией поразило!

Я застыла, не отрывая взгляда от своего зверя, замерла, на мгновение перестав дышать… Сердце сжалось, и так больно стало… Кажется, он напал, видимо, сонный, а они… они…

И у меня началась истерика. Просто истерика. Я выдержала все, даже мучительную боль после посещения Шоданара, даже осознание того, каким мерзавцем является мой отец… я бы все выдержала, но Икас! За что с ним так?! За что?!

Дьяр поначалу мое состояние игнорировал, унося меня прочь от города, прочь от Икасика, но, осознав, что истерика идет только по нарастающей и успокаиваться я не собираюсь, снял с плеча, поставил на ноги, прислонив к стене. А затем, наклонившись так, чтобы я видела его лицо, прошипел:

– В отличие от отца я всегда учитываю детали, женщина. Ты сбежала со своим зверем, но ты не знала его предпочтения. Я узнал! И потому на рынке, где твой «друг» покупал еду, появилось мясо горной козы.

Я замычала и рванулась снова, Дьяр без труда удержал и продолжил:

– Снежная смерть к ядам очень чувствительна, – губы воина коснулись моей щеки, заскользили к уху, – но есть снотворные природного происхождения. Мясо, что твой зверь съел сегодня, принадлежало козе, которую зарезали спящей.

Меня просто колотить начало и от ярости, и от злости, и от безысходности всей ситуации. И даже злые слезы из глаз потекли, что было особенно неприятно под презрительным взглядом тар-эна.

– И да, – продолжил Дьяр, и его рука, скользнув по плечу, сжала мою шею, – если бы не гонки, в которые ты ринулась, забыв о стыде, тебя схватили бы этой же ночью у ветеринара, Киран.

Истерика прекратилась мгновенно. Я смотрела на тар-эна и понимала страшное – я его убью. Просто убью! Никогда никого убить не хотела, а этого убью!

– Успокоилась? – насмешливо спросил Дьяр.

Слезы тоже прекратились. Молча смотрю на… как бы родственника, молча и с ненавистью. А воин тихо выдохнул:

– Без противоядия Икас издохнет к рассвету.

Закрыв глаза, я попыталась успокоиться. Я попыталась, я… Жесткий удар головой в лицо воин сумел отразить прежде, чем я нанесла урон его внешности, и исключительно потому, что продолжал держать меня за шею. Хлесткий удар по щеке Дьяр нанес легко, расслабленно даже, а затем сорвал плеть. Удар – и я снова связана, но на сей раз не в пример более туго.

И уже без разговоров перекинув меня через плечо, Дьяр устремился к выходу из подземного города.

* * *

Последние метров двести Дьяр шел спокойно и уверенно, словно и не торопился никуда. Но мы все равно очень скоро вышли на поверхность под яркие звезды уже ночного неба.

А там нас, как оказалось, ждали.

– Ослабь плеть, – услышала я недовольный голос отца, – слишком туго стянул, ей больно.

Но, видимо, кое-кто слишком буквально воспринял мои слова про подчинение папочке, и Дьяр резко ответил:

– Это мне решать. Моя женщина.

Я замычала, делая попытки привлечь внимание к своему плачевному состоянию.

И папандр повторил попытку призвать сына к благоразумию:

– Не совершай моих ошибок, Дьяр. Есть женщины, которые прогибаются, а есть такие, как Кира.

Но брательник папика не слушал, и вскоре мы мчались на четвероногой зверюге куда-то непонятно куда. Меня метров через пятьсот таки сняли с плеча и усадили перед собой, но уже даже это не спасало: руки потеряли чувствительность, ноги так же, а еще у меня слезы не прекращались… никак совсем. И перед глазами – Икас! Мой Икас… шерстюсик…

* * *

«Ненавижу Дьяра. Ненавижу Дьяра. Ненавижу Дьяра». Мне казалось, что я мысленно повторяю это уже целую вечность, но проще было так, чем ощущать, как тело сводит судорогами боли. Впрочем, терпимо, на Иристане мне было и больнее… после того блондина, например… По щекам снова потекли слезы…

Не о том думаешь, Кира, совсем не о том. И я завела привычную пластинку: «Ненавижу Дьяра. Ненавижу Дьяра. Ненавижу Дьяра».

Тар-эн спешил. Не знаю, что его насторожило, но он гнал свою четвероногую животину, а потом свернул к ручью, и некоторое время мы мчались по руслу, что совсем животину четырехногую не радовало. И меня не радовало – ветки хлестали по лицу и рукам довольно сильно.

Проехав вниз по ручью, Дьяр резко свернул, и мы въехали в заросли колючих деревьев, мужественно продрались и через лесопосадку, а после снова на скорости помчались через степь. Потом была какая-то гора из светлого камня, и она белым мутным пятном выделялась в ночи. Мы въехали на эту гору, проследовав куда-то между деревьями, чьи ветви плотно переплетались. И в итоге прибыли на небольшую поляну с маленьким округлым озерцом и каким-то не внушающим доверия навесом, притулившимся у отвесной стены собственно этой горки.

Дьяр спрыгнул с животины, рывком снял меня, затем тоже как-то рывком высвободил плеть. Тело не слушалось абсолютно, и я начала падать, так как онемевшие ноги стоять отказывались.

– Тихо-тихо. – Тар-эн со смешком перехватил меня и теперь удерживал в стоячем положении. – С ножками проблема, Кирюсик?

«Ненавижу Дьяра. Ненавижу Дьяра. Ненавижу Дьяра».

– Хочешь поговорить? – продолжал издеваться воин.

Поговорить не хотелось, хотелось избивать урода до посинения, до кровоподтеков, до сломанных ребер…

Рывок. Избавив от кляпа, Дьяр прислонил меня спиной к скале и, продолжая придерживать, медленно пальцами вытер мои губы с таким видом, словно оружие перед боем протирает, а затем задумчиво произнес:

– Ты помнишь наш поцелуй, Кира?

Нормально?

– Помню, – старательно улыбнулась кровному родственнику, – меня тогда еще едва не стошнило, если не забыл.

– Не забыл, – как-то угрожающе произнес Дьяр. – Меня это взбесило.

Выть хочется. Онемение начинает спадать, и ощущения далеки от приятных.

– Тебя, как я посмотрю, вообще все бесит.

Рывок. Нет, если, сжимая шею, Дьяр думал меня напугать, то это он зря – так хоть от немеющих конечностей отвлеклась.

– Послушай, Кира, – он наклонился надо мной, и теперь его лицо было совсем близко, – я бы советовал тебе, жена, вспомнить о том, что ты женщина.

Совсем нормально… Хотелось бы ответить, но горло, навигатор глюченый, сжал так, что способна я была только на хрипы.

– И как женщине, – продолжал воин, – я приказываю тебе заткнуться.

Я думала, на этом с доказательствами на тему «Я круче, я мужик» будет закончено, но, как выяснилось, это было не все.

– Это моя ночь, – продолжил Дьяр, – и этой ночью я буду делать с тобой все. Я поступлю с тобой, как с тьяме.

После такого я не смогла промолчать, я просто обязана была спросить:

– Потому что не дома? – Хрип получился на славу.

– Да, – не стал отрицать тар-эн. – В стенах своего дома я должен подчиняться традициям Иристана. Здесь – нет.

Все, что мне оставалось сказать об этом, прозвучало в хриплом:

– Так нравится твоя прическа. Здорово твою морду уродует.

Гортанный рык из самой диафрагмы, но бить Дьяр больше не стал. Отпустил шею, подхватил меня на руки и, отнеся к навесу, не особо бережно уложил на шкуры.

И вот когда я была размещена в положении на спине, Дьяр присел рядом на корточки и начал просто смотреть. Вышла одна из двух местных лун, и теперь я была очень хорошо видна, как, впрочем, и он. Так мы друг на друга и смотрели… с минуту.

– Не будем терять время, – вдруг произнес воин и рывком содрал с меня платье.

А под платьем красное кружевное бельишко, выданное мне Джем за хорошее поведение и на удачу. Дьяр так и застыл с обрывками несчастного золотого наряда в руках. Выдохнул, резво поднялся и начал раздеваться на ходу, а ход его был направлен к озеру. И вот туда он и нырнул, с разбега фактически.

Глядя на это дело, решила, что и мне самое время сваливать. Попыталась сесть. С четвертой попытки даже удалось, начала осторожно разминать затекшие ноги затекшими же руками. Ненавижу это мерзкое ощущение мурашек по потерявшему чувствительность телу. И встать сейчас совсем не получится, но я все равно продолжала разминать конечности.

– Куда-то торопишься?

Вскинув голову, увидела, что Дьяр уже вышел из воды и теперь неторопливо направляется ко мне… голый. Весь. Не могу сказать, что увидела что-то новое для себя, мы же с Микой по интим-магазинам гуляли неоднократно, но у воина было на что посмотреть. Например, на кубик на прессе, четвертый в ряду слева, – он какой-то асимметричный был.

– Невероятно, – Дьяр подошел и теперь стоял в двух шагах от меня, – где смущение, Киран? Порозовевшие щечки, испуганный взгляд, трепет хоть какой-то?

– Ой, – задумчиво отозвалась я, разглядывая теперь шрам, пересекающий его грудь, – было б тут чего смущаться…

И почему-то мне на это ничего не ответили. И тихо так стало. Вскинув голову, удивленно смотрю на воина и вижу перекошенную от ярости рожу.

– Что? – решилась я спросить. – Правда опять бесит?

Дьяр продолжал стоять молча, с ненавистью глядя на меня.

Затем последовал вопрос:

– Значит, голый мужчина для тебя не новость?

– Шутишь? Мы трупы еще в лагере препарировали, так что и голые не новость, и в разрезе, как поперечном, так и продольном, тоже не в новинку. Кстати, – я вновь уставилась на живот тар-эна, – вот твой пресс я бы с удовольствием изучила… в поперечном разрезе. Там у тебя асимметрия странная.

Промолчал.

Но медленно, не отрывая взгляда, снова присел на корточки… голый весь, что его совсем не смущало, протянув руки, расстегнул сначала один мой сапог, потом второй, затем оба аккуратно стянул. И его левая рука осторожно взяла мою ножку, а пальцы правой начали ее поглаживать, легко массируя пальцами.

– Ты б оделся, – уперевшись руками для сохранения сидячего положения, предложила я.

Дьяр не ответил, продолжая почти невесомо массировать мою ногу. Только массировать, легко пробегаясь пальцами по пяточке, так что вроде и чувствительно, но не так чтобы щекотно, чуть сжимая стопу и поглаживая икры, и все это так интригующе смотрелось.

– Мм, это прелюдия? – полюбопытствовала я. – А когда будет моя очередь массажем развлечься?

– Хм? – Он изогнул бровь. – Имеешь желание прикасаться к моему телу?

– Нет! – слишком поспешно, но совершенно искренне ответила я.

– Я так и подумал, – спокойно произнес воин, продолжая манипуляции с моей конечностью.

Конечность не возражала, а меня никто не спрашивал, и я решила оглядеться, пока некоторые тут мануальную терапию практикуют, заодно и путь к побегу продумаю. Да и вообще смотреть на голых мужиков нет никакого желания.

И я начала разглядывать гору, точнее, ту ее часть, что была в моем поле зрения, и деревья, и озеро, кажущееся с моего места кривой лужицей… а потом что-то случилось! Сначала я как-то не поняла что, а когда вторая волна тепла пробежалась по телу, замерев где-то в районе живота, мне как-то разом поплохело. Стремительно повернув голову, взглянула на Дьяра и успела уловить хитрую усмешку, которую он столь же стремительно спрятал в уголках губ.