Текст книги "Роза и крест"

V
Справедливость и Удовлетворенная женщина

– Исправление, она же Удовлетворенная женщина, она же Справедливость, – сказал Мирослав, глядя на труп с гримасой легкой брезгливости.

– Чего? – не понял майор.

– Я говорю, что, по мнению убийцы, эта женщина является воплощением карты Таро Тота «Исправление». В традиционных колодах этот аркан называется «Справедливость». По мнению Алистера Кроули и Фриды Харрис, «Исправление» олицетворяет собой удовлетворенную женщину. Фаллос, который убийца положил между ног жертвы, – это символ фаллического меча, который на карте женская фигура держит между бедер. Рыбий пузырь на подушке символизирует ромб, который в мистической геометрии служит мерой неизмеримого. На карте женская фигура вписана в правильный ромб. Что касается разрезанного лица, как вы это называете, «улыбка Глазго», то, по версии авторов Таро Тота, удовлетворенная женщина непременно должна улыбаться. Секундочку…

Мирослав достал из сумки книгу, с которой не расставался вторые сутки, открыл на нужной странице и вслух процитировал: «„Удовлетворенная женщина!“ Полноте, да бывают ли на свете такие чудеса? Могу себе представить, какой дурацкой улыбкой она бы встречала рассвет!» – из письма Фриды Харрис Алистеру Кроули, 19 декабря 1939 г. А вот ответ Кроули: «По моему опыту, удовлетворенная женщина и впрямь встречает рассвет (или любое другое время суток от рассвета до пяти часов пополудни) самой что ни на есть дурацкой улыбкой. Но как только она перестает улыбаться, приходится начинать все сначала…»

– Надпись на стене «Бога нет» также имеет прямое отношение к этому аркану, – продолжил Мирослав. На карте нарисованы еврейские буквы Алеф и Ламед, AL или Эль – корень еврейского слова со значением «Бог», LA – означает «нет».

– Час от часу не легче, – ответил на все это майор.

На место преступления майор решил взять с собой и Погодина, пусть эксперт своими глазами посмотрит на художества убийцы. Мирослав приглашение принял, хотя созерцать открывшуюся перед ним картину ему, эстету, было крайне неприятно.

Милена Соболь, светская львица и весьма небедная благодаря удачным замужествам дама была убита в московской квартире. Квартиру Милена снимала, несмотря на наличие загородного дома, в котором проживала вместе с мужем. Наверняка у Соболь в собственности была и другая недвижимость, тем не менее ей понадобилось арендованное жилье. Логично было предположить, что секретное гнездышко требовалось ей для нужд, которые она предпочитала не афишировать.

Безжизненное тело Соболь раскинулось на черной шелковой простыне поверх огромной кровати в одной из двух комнат просторной квартиры-студии. Ее обнаружили голой с разведенными в стороны ногами, меж которых лежал ярко-розовый фаллоимитатор. На подушке слева от ее головы находилось нечто бело-серебристое с розовыми разводами, бесформенное и склизкое на вид. Лицо убитой женщины выглядело крайне непривлекательно: от уголков рта к ушам тянулись глубокие разрезы, вокруг которых клоунским гримом запеклась кровь – та самая «улыбка Глазго». На стене у изголовья кровати алела надпись «Бога нет», сделанная предположительно кровью жертвы. В общем, зрелище не из приятных. Помимо всего прочего, Мирославу крайне не нравился вид силиконовой груди, особенно такой, как у Милены. Тонкие ручки светской львицы были раскинуты в стороны, над впалыми подмышками тяжелели имплантаты, под весом которых на мертвенно бледной коже проступали синие вены. Жуть, да и только.

– Интересно вы говорите, Мирослав Дмитриевич, – сказал Замятин, переварив монолог эксперта по оккультизму. – Но в этом преступлении есть еще одна крайне занимательная деталь: Соболь была клиенткой Заславского. Она есть в его списке.

– Почерк идентичен. Ее убили так же, как психиатра, – подключился к разговору криминалист. – Острым предметом рассекли сонную артерию на шее. Увечья наносились после смерти, крови вокруг раны на лице выступило совсем немного.

– Странно… Вообще-то сатанистам не свойственно избавлять жертву от мук. Как правило, именно смертные муки живого существа являются главной составляющей ритуала жертвоприношения… – словно сам себе сказал Мирослав, а потом обратился к криминалисту: – Чтобы совершить такое убийство, нужны какие-нибудь специальные знания? Медицинское образование, например?

– Нет. Достаточно лишь знать, где находится сонная артерия. Это школьная программа, – ответил судмедэксперт.

– А если исходить из того, что убийца хочет что-то сообщить, оставить некое послание, то что, по-вашему, он пытается сказать? – обратился майор к Погодину.

Мирослав молчал, разглядывая место преступления.

– Если он и хочет что-то донести, то не нам, майор, – тихо проговорил он.

– А кому? – рефлекторно спросил Замятин.

– Ему… – Мирослав указал рукой на стену, к которой примыкало изголовье кровати.

«Бога нет», – снова прочитал про себя майор. Ему тут же вспомнилась шутка: «„Бог умер“. Подпись: Ницше. „Ницше умер“. Подпись: Бог».

– Хотелось бы мне знать, до чего они в итоге договорятся, – задумчиво произнес Погодин.

– Ох, не волнуйтесь, Мирослав Дмитриевич. Обязательно узнаете! – твердо сказал Замятин, и Погодин впервые услышал в его голосе стальные нотки. – Что у нас с отпечатками?

– Отпечатков, как и в офисе психиатра, несметное количество, – ответил криминалист.

– Сравнивайте. Возможно, здесь и у Заславского найдутся одинаковые образцы, помимо отпечатков жертвы. На фаллосе отпечатки есть?

– Есть, но, скорей всего, они принадлежат самой Соболь.

– Еще какие-нибудь следы?

– Ищем.

– Труп, как я понимаю, обнаружил сосед по квартире?

– Да, утром он выходил на прогулку с собакой. Дверь была закрыта неплотно, собака на нее начала бросаться, видимо, учуяла труп. Сосед рискнул войти и посмотреть, в чем дело. Вызвал нас.

– Где он?

– Сидит дома. Ждет, когда позовем.

– Пусть посидит пока. Я сейчас вернусь.

Глядя на Погодина, майор кивнул в сторону двери. Они вышли на улицу, Замятин закурил. Первые несколько затяжек он сделал молча, разглядывая асфальт, потом покосился на окно квартиры, где в неприглядном виде лежала Соболь. Знала бы она, в каком образе предстанет на своей последней фотосессии…

– События разворачиваются быстрее, чем я ожидал, – признался Замятин и провел рукой по ежику золотистых волос на макушке. – О том, что вы мне вчера изложили, я толком и поразмыслить-то не успел, но чувствую, что копать в этом направлении надо. Хотя пока ума не приложу, как подступиться к этим сатанистам. Ну не на допрос же мне их всех вызывать по списку…

– Зато у меня было время поразмыслить над тем, что я вам вчера изложил. Я прикинул, за какую ниточку проще всего потянуть, ведь действовать необходимо. Принцип, по которому можно искать телемита-самоучку, мне пока непонятен. Прощупывать все сатанинские секты – дело весьма долгое, их сейчас много. Остается одна ощутимая зацепка, за которую можно ухватиться сразу, – орден Телемитов. Несмотря на то что я отдал этой версии наименьший процент вероятности, вы были правы, когда подчеркнули, что хоть какой-то процент все-таки есть. Значит, нужно прощупать этот вариант. И я намерен этим заняться.

– Каким образом?

– Я планирую вступить в этот орден и посмотреть, что там у них происходит. К тому же главные телемиты страны наверняка располагают информацией о сатанинских сектах, которые исповедуют то же учение.

– Мирослав Дмитриевич, во-первых, это может быть опасно. Во-вторых, вы как частное лицо, привлеченное к следствию в качестве независимого эксперта, не обязаны делать ничего подобного. В-третьих, я не смогу получить санкций на привлечение вас к этой рискованной операции.

– Не волнуйтесь, Иван Андреевич, – улыбнулся Погодин. – Во-первых, мне самому интересно узнать внутреннюю кухню этих ребят, еще неизвестно, когда и кого после них придется приводить в чувство. Во-вторых, как вы совершенно справедливо заметили, я частное лицо и имею полное право вступать куда бы то ни было на свое усмотрение, независимо от вашего расследования. В-третьих, всю ответственность за свое решение я беру на себя.

Замятин курил и думал. Благословлять Погодина на подобные действия он не имел ни законного, ни даже морального права. Но эксперт по оккультизму сам рвется в бой и, похоже, отдает себе отчет в том, что делает. Ну не расчленят же его в этом ордене? Хотя кто их знает… В одном Погодин прав наверняка: действовать надо! Второе убийство за три дня. Если чертов кукловод будет выводить на сцену двадцать две фигуры этого Таро с такой периодичностью, выйдет просто катастрофа!

– Я уже все решил, – сказал Погодин, с улыбкой наблюдая душевные терзания майора. – И, как уже сказал, всю ответственность за свое решение я беру на себя.

Майор молча смотрел на Погодина. Потом протянул ему свою крепкую ладонь, и Мирослав с готовностью пожал ее.

– Только я прошу вас выходить на связь как минимум два раза в день. Вообще, звоните мне в любое время суток. Непосредственно перед внедрением обязательно сообщите все пароли и явки. Когда вы собираетесь вступить в эту шайку?

– Сегодня я свяжусь с ними и сообщу о своем желании присоединиться к ордену. Остальное будет зависеть от них.

– Понял. И помните, связь минимум два раза в день!

– Договорились.

Они снова обменялись рукопожатиями и разошлись. Майор двинулся в подъезд, Погодин – к машине.

– А лучше три! – крикнул майор вслед удаляющемуся Погодину, выглянув из-за тяжелой двери подъезда.

На душе у Замятина было неспокойно. В ответ на свою просьбу он услышал лишь смех эксперта по оккультизму, который, садясь в машину, показал ему пальцами знак «о’кей» и преспокойно укатил.

* * *

Майор вернулся на место преступления. Еще раз обозрел картину и отправился общаться со свидетелем, обнаружившим труп.

Ох и наговорил же сосед про Соболь!.. Квартиру эту она арендовала уже второй год, являлась сюда в среднем несколько раз в неделю в компании «натуральных самцов», как выразился сосед – упитанный мужчина пятидесяти двух лет. Судя по описанию «самцов», майор предположил, что это, скорей всего, стриптизеры из известных московских клубов. «Высокие, мускулистые, на руках и ногах ни одного волоска (что особо удивляло соседа), и волосы у некоторых будто месяц не мытые – слипшиеся и блестящие. Тьфу!»

Приводила самцов Милена когда по одному, а когда по несколько. С их появлением в квартире начиналась у соседей веселая жизнь: оры-стоны, мебель ходуном. Если вакханалия проходила днем, то еще терпимо, можно выйти погулять или телевизор включить погромче. Если вечером – беда. Квартира соседа от «гнезда разврата» прямо через стенку, слышимость соответствующая, дом-то панельный. Жена Леонида Михайловича (так зовут соседа) в такие вечера сама не своя была. Злилась, психовала, срывалась на муже. А что он сделает? Он пару раз и в стенку стучал, и в квартиру звонил, да кто б ему открыл – разве там до него? Так и жили. «Знал я, что добром эта девка не кончит. И вот, пожалуйста!» – завершил свой эмоциональный рассказ сосед.

Однако в вечер убийства (а Милену убили предположительно в районе одиннадцати часов ночи) ни стонов, ни криков, никаких посторонних шумов из квартиры убитой не доносилось. Леонид Михайлович даже не заметил, во сколько соседка явилась и с кем. Кто бы сомневался…

Судя по всему, гражданка Соболь (в девичестве Елена Бобылева) была нимфоманкой. Что-то подобное майор и подозревал, изучая клиентский список Заславского. Профессор запретил секретарше вписывать в базу клиентов диагнозы: вдруг список каким-либо образом попадет в чужие руки – тогда не сносить Заславскому головы, клиенты-то у него непростые. Поэтому напротив имен в базе указывалось лишь кодовое слово, которое в случае чего могло помочь профессору вспомнить историю болезни. Когда майор подготавливал досье, то напротив фамилии Соболь прочел слово «секс». Это он точно помнит – предположение насчет диагноза светской львицы в его голове родилось сразу. Тогда еще он отметил про себя, что, будь у убийцы такое отклонение, преступление носило бы сексуальный характер.

А вообще на Милену Соболь в Интернете нашлось много информации. Когда Замятин собирал сведения из ее биографии, монитор компьютера пестрел калейдоскопом фотографий: Милена с широкой улыбкой и бокалом в руке на каком-то фуршете; Милена на фоне растяжки с логотипами во время громкого столичного мероприятия (в облегающем, местами прозрачном платье телесного цвета, расшитом стразами), за тонкую талию ее к себе прижимает солидный взрослый мужчина (нынешний муж); Милена в горнолыжном костюме на фоне заснеженных Альп; Милена шагает по подиуму на показе молодого российского кутюрье и так далее. Судя по всему, светская львица жила яркой, насыщенной жизнью, как публичной, так и сугубо приватной.

Чего только не узнал майор об этой жар-птице, когда рысью пустился по горячим следам ее убийства. Сегодня он решил непременно встретиться с бывшими мужьями Соболь, коих было два, и нынешним. Вдруг страсть к этой роковой женщине довела кого-то из них до безумия? Тем более что верность своим избранникам Милена не хранила, но при этом обладала некой властью над сильными мира сего, которые один за другим вели ее под венец и исполняли все капризы. Еще двум следакам из его группы предстояло разобраться с любовниками Милены и дружески-родственными связями.

Как выяснил Замятин, первый муж светской львицы вот уже несколько недель безвылазно сидит за границей. Зато второй – «четкий пацан» с Камчатки – весьма успешно торгующий икрой и морепродуктами, поставляемыми с малой родины, находился в столице. Владимир Березин согласился встретиться с майором в собственном офисе, но с оговоркой: «максимум двадцать минут на разговор». Однако этого времени хватило, чтобы еще больше расширить границы сознания майора, и без того потревоженные рассказами о Соболь. Березин, крепкий молодой мужчина в костюме с отливом и румяным лицом, встретил майора в своем кабинете, сразу перейдя к делу.

– Послушай, майор, ты мужик вроде правильный, я по глазам вижу. Я тебе сейчас на пальцах ситуацию объясню, чтоб понятней было. А то у меня на всю эту канитель с твоим расследованием времени нет, – начал он, нисколько не расстроенный новостью об убийстве бывшей супружницы. – Мне на эту… – он явно подбирал подходящее слово и наконец выплюнул: – …Милену плевать, и уже давно. За что боролась, на то и напоролась. Я с ней как год назад развелся, так и знать о ней больше ничего не хочу. Меня вообще в холодный пот бросает, стоит мне вспомнить про этот первый и, дай Бог, последний брак в моей жизни. Знаешь, как говорят, хорошее дело браком не назовут. Святая правда. Да! – Березин встал из-за стола, подошел к огромному аквариуму с яркими, чудными рыбками и пульсирующими кораллами. – Да, я презираю эту тварь, но убивать ее – только руки пачкать.

Березин сыпанул рыбам щепотку разноцветных крошек и отряхнул ладони. Рыбы оживились, а Иван Замятин опешил. Он ожидал услышать что-то вроде: «Да! Да я все еще люблю эту тварь, страдаю и ревную! Но убить ее не смог бы». А тут такой поворот!..

– Пойми, если бы я решил ее замочить, то сделал бы все по-тихому, как говорится, перо в бок – и мясо в реку. Искали бы вы потом ее костлявое тельце долго-долго и вряд ли бы нашли.

Березин сделал шаг к большому напольному глобусу, откинул верхнее полушарие, выудил из центра Земли бутылку виски. Он разлил жидкость по двум стаканам и вернулся к столу. Один стакан молча протянул майору. Майор поставил угощение на стол, напомнив, что он на службе.

– Зря. А я вот выпью, пожалуй, – Березин раскачивал стакан, глядя, как перекатывается в нем жидкость цвета гречишного меда. – Я ведь, когда женился, думал, что вот встретил наконец женщину своей жизни. Ни с кем мне так хорошо в постели не было, как с ней. Просто космос! Ну, у меня крышу и снесло. Я-то привык девок менять – в обед одна, в клубе вторая, после клуба можно и третью домой вызвать. Разницы между ними никакой, только спортивный интерес. А с Миленой все особенно, запредельные ощущения. Ну, думаю, вот она – любовь, судьба или как там еще… вторая половина. Повел ее в ЗАГС. Ни о каких брачных контрактах даже не думал.

А после свадьбы решил: зачем нам предохраняться? Пусть уж наследника мне рожает. Она, правда, ныла: мол, давай подождем еще годик, а я ни в какую. В общем, стали мы без резины виражи объезжать. Что такое, думаю, кайфа-то нет. Оргазм как оргазм. Такой же, как с другими был. А один раз перед сексом решил я к ней прям в душе присоединиться. Открываю дверь в ванную, а она у раковины стоит, порошок белый в только что распакованный презерватив сыпет. Она всегда во время прелюдии мне резинку сама надевала. И я внимания не обращал, откуда она ее выуживает и как распаковывает. И тут открывается мне такая картина. Я, понятно, у нее из ручонок все выхватил. Короче, порошок тот коксом оказался. Она мне его в презервативы подсыпала во время секса, он впитывался в мягкие ткани – вот и весь секрет космического оргазма. Он же секрет неземной любви, второй половинки, прочей херни, которой я свою дурную голову забил.

Березин допил свой виски и потянулся к стакану Замятина. «Точно не будешь?» Замятин мотнул головой. Березин опустошил стакан одним глотком.

– Я три дня после этого с пацанами бухал. Потом домой прихожу. Она сидит в гостиной, ручки сложила, смотрит на меня невинными глазами: «Милый, – говорит, – я так волновалась! У тебя все хорошо?» У меня от этой наглости забрало мгновенно упало. «Да, – говорю, – у меня все лучше всех!» – Березин метнулся к глобусу, глотнул прямо из бутылки, ослабил на шее сиреневый галстук. – Схватил я ее за космы, пару раз мордой о столешницу приложил. Если, говорю, ты мне сейчас бумажку не напишешь, что имущественных претензий при разводе ко мне не имеешь, и завтра при нотариусе хоть слово пикнешь, я тебя без суда и следствия приговорю! Ну, моя дражайшая вторая половина утерла кровавые сопли и поняла, что со мной лучше по-тихому разойтись. Ни копейки она от меня при разводе не получила. Уползла от меня эта гадина ни с чем, и я забыл про нее, как про страшный сон. Вот тебе femme fatale. Если б я ее и грохнул, то сразу, а не через год, я парень горячий, но отходчивый.

– Где вы были вчера вечером? – только и нашелся спросить Замятин.

– Ха! Так ты бы с этого и начал. В сауне я был с друзьями, свидетели у меня в ассортименте!

– А с психиатром Евгением Павловичем Заславским вам сталкиваться не приходилось?

– Мне? С психиатром? – предприниматель раскатисто захохотал. – Ну, ты даешь, майор! Хорошо, что пацаны этого не слышат. Как говорится, спасибо, что смешной. Да я сам кому хочешь мозги вправлю и жизни научу. К психиатру… – Березин закатил глаза, вздохнул, покачал головой. – У тебя все, Иван Андреевич? А то у меня встреча с партнерами через три минуты, крупная сеть ресторанов на камчатского краба подписывается.

– Все. Только название и адрес сауны на листочке запишите.

* * *

Убитый горем вдовец, нынешний муж Милены, дожидался майора дома, в поселке «Горки 3». На работу он в этот день не поехал. Любимая супруга не явилась домой ночевать. Полночи он рвал и метал, обрывая ей телефон, а под утро запил. В первой половине дня майор до него дозвониться не мог, ближе к полудню новоиспеченного вдовца сморило крепким сном. В третьем часу дня на очередной звонок он все-таки ответил.

Замятин застал его в просторной гостиной с высоченным потолком, под которым играла бликами большая хрустальная люстра. Вдовец сидел на белом кожаном диване в форме буквы «П» перед низким стеклянным столом и пил.

Выслушивая рассказ об обстоятельствах смерти жены, пятидесятилетний мужчина с приличным брюшком и расплывшимся лицом, которое Замятин охарактеризовал бы как «ряха», медленно багровел, играя желваками. Глаз на майора он не поднимал. Подливая себе коньяк и заглатывая благородный напиток в один присест, он по касательной смотрел на стол.

– Вы знали о том, что ваша супруга имела привычку подсыпать в презерватив кокаин перед сексом?

Лицо вдовца стало пунцовым. Он закрыл глаза, а потом медленно поднял веки и исподлобья уставился на Замятина.

«Убить-то он, пожалуй, может», – прикинул майор.

– Где вы были вчера вечером?

Вдовец с трудом встал, пошатываясь, подошел к стулу у круглого обеденного стола и достал из кармана висящего на нем пиджака глянцевую бумажку. Потом вернулся к Замятину, сунул ему листок и сказал: «Я тебя очень прошу, уйди». Майор прочитал текст. Это было приглашение на мероприятие, датированное вчерашним вечером.

Выйдя за порог, Замятин взглянул на небо, прикинул: сейчас уже седьмой час. Он набрал на мобильном номер секретарши Заславского и чудом застал ее в офисе. Попросил дождаться его, к парку Победы он подъедет минут через двадцать – к этому времени в сторону центра пробок быть не должно.

Секретарша встретила его в приемной, уставленной большими картонными коробками – сегодня она весь день укладывала свои и профессорские вещи, прежде чем передать ключи от квартиры владельцу. Теперь в этом частном офисе обоснуется кто-то другой.

Замятин начал расспрашивать о Милене. Но ничего нового не узнал.

– Кстати, я как раз хотела вам позвонить, – вдруг сказала секретарша. – Я сегодня нашла в своих бумагах листочек и вспомнила, что за пару недель до смерти Евгения Павловича к нему на консультацию приходил весьма солидный человек. Он пришел без записи, договаривался с Евгением Павловичем напрямую. Профессор записал от руки его данные. Но, уходя, этот мужчина попросил, чтобы сведения о его визите ни в коем случае нигде не фиксировались, его посещение было разовым. Профессор отдал бумажку мне, но распорядился, чтобы я не заносила информацию в базу. Со временем листок затерялся среди моих бумаг, а сегодня я его обнаружила.

– Милая моя Светлана Игоревна, ну можно ли забывать про такие важные для следствия детали? – майор старался говорить как можно спокойней, но внутри у него все кипело.

Бывшая секретарша затрясла жабо:

– Но я испытала такой шок, такое потрясение! У меня психологическая травма, – она всхлипнула и уткнулась носом в платок, который комкала в руке.

– Ладно, пожалуйста, не расстраивайтесь. Давайте сюда вашу бумажку.

Она достала из сумки помятый листок и протянула Замятину. Майор развернул его и увидел имя: Дмитрий Погодин. А рядом с ним слово из трех букв. Иван Андреевич побледнел и вперился взглядом в секретаршу. Немую сцену прервал звонок телефона в его кармане.

– Ваня, я подготовил то, что ты просил, готов пересечься, – раздался в трубке голос Ливанова. Замятину потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить – он просил у Ливанова набросать распорядок дня двух подозрительных олигархов.

Они встретились через сорок минут на Пушкинской площади.

– Ты чего такой смурной? Бледный какой-то. Укатали сивку крутые горки? – первым делом спросил Ливанов.

– Слушай, Серега… А что ты можешь сказать про Дмитрия Погодина?

– О-хо-хо! Погодин! Крутой мужик. А он что, тоже к психиатрам повадился? На него не похоже, нормальная у него психика. Хотя есть и у него слабое местечко.

– Какое?

– Семья. Так вроде уравновешенный, правильный. Но если ты семью его тронешь, он тебя без всякого скальпеля разделает, хребтину голыми руками переломит. Что за пометка напротив его фамилии?

Майор помолчал и через силу выдавил:

– Сын…