Текст книги "Школа над преисподней"

Урок 5. Зарождение и развитие крысятничества

Саша

Перед уроками я прошла ворота и направилась дальше – к курилке, которая находилась за трансформаторной будкой на пятачке асфальта. По традиции нашей школы пользование этой курилкой – привилегия старших классов.

Как правило, в курилке стояла веселая суета: здесь обсуждали новости и сплетни, строили планы. Кто-то потихоньку дымил, кто-то переписывал домашки, кто-то обучался трюкам – крутить зажигалки и ручки. Многие, как я, приходили просто за компанию с курящими друзьями. Сегодня что-то поменялось. Висела гулкая тишина, а два класса, обычно перемешанные, разделились на две заметные группы, будто между ними вдруг выросла стена. И эти группы упорно игнорировали друг друга.

Рома учил Свету крутить ручку. Света хихикала – у нее ничего не получалось.

– Да н-н-нет, не так. Т-толкай средним, чт-т-тобы вокруг б-б-б-ольшого крут-т-тилась.

Мне показалось, что Рома заикается сильнее обычного. Он взял Светину руку и поставил ее пальцы в правильную стойку. Подруга так лихо крутанула ручку, что она отлетела Роме в лоб. Света и Рома засмеялись.

– Ой, а дайте мне, дайте мне, я умею «соника» делать, сейчас покажу! – Я радостно подбежала к ним, выхватила ручку и крутанула ее.

– Молодец, – похвалил Рома. – У г-географа научилась?

– Ага, по его ютубчику.

– А «инфинити» можешь?

– А это как?

Рома показал. Света отошла к девчонкам, а я стала учиться новому трюку с ручкой. Тут я заметила на шее у Ромы наушники и воскликнула:

– Ой, у меня такие же!

– Да это твои старые и есть, – ответил Рома. – Мне их твой Олежек продал. Говорит, тебе не нужны…

– Что?!

Хорошее начало утра. Вскоре я уже неслась в школу, а именно в кабинет физики, закрепленный за 7 «б».

– Ай! Ой! Санюха, перестань! – закричал мой младший брат на потеху всему классу, когда я, одной рукой схватив его за шею и наклонив, принялась раздавать ему болезненные тумаки.

– Это были мои наушники, мерзкая ты крыса! Какого хрена ты тыришь мои вещи?! – Меня так и распирало от злости.

– Я не знал! Они валялись в коридоре под шкафом, как будто не нужны. Вот я и взял! – верещал Олежек, уворачиваясь от ударов.

– Ты врешь! Они у меня в комнате были! Не смей заходить туда! Никогда! – Я одарила брата парочкой самых мощных тумаков и направилась к третьей парте, где лежал его рюкзак. – И чего еще ты успел прихватить?

– Не трогай! Это мое! – Олежек попытался меня опередить, но я ловко его отпихнула и высыпала на пол содержимое рюкзака.

– Да какого черта?!

На Олежкин рюкзак было явно наложено заклятие расширения: внутри оказалось практически все содержимое моей комнаты. Я подняла с пола зарядник для телефона, пауэрбанк, поясную сумку «Адидас», ремень и коллекционную фигурку Дарта Вейдера, купленную на eBay. А еще забрала Олежкин кошелек, чтобы обратно выкупить свои наушники. И черт знает, что этот дуралей уже успел продать.

– Еще раз сунешься в мою комнату – убью! – грозно пообещала я и направилась к выходу, сжимая в руках находки. Олежек требовал назад кошелек и посылал мне вслед удивительные слова из своего богатого словарного запаса.

Мой младший брат – гребаный торгаш. Иногда я просыпаюсь и ощупываю себя: вдруг Олежек ночью успел кому-нибудь толкнуть мою почку?

Добро пожаловать в мой мир чересчур обидчивых подруг и чересчур предприимчивых братьев!

* * *

Наступила череда первых контрольных сразу по многим предметам. На русском раздали наши тетради с сочинениями, у меня – пять/три: пять за сочинительную часть, а три за ошибки. Такое бывало часто. После урока Валерия Антоновна подозвала меня и сочувственно сказала, что я начала год неважно и мне стоит подтянуть русский. Я вздохнула. Легко сказать. Чего не дано, то невозможно подтянуть. Но я шла на золотую медаль и понимала, что четверки за четверть мне не нужны совершенно.

– Не переживай, до конца четверти еще много времени, – подбодрила учительница. – Наверстаем. Можем на дополнительном занятии с тобой сначала разобрать ошибки в сочинении, а потом перейти к подготовке к ЕГЭ. Хорошо?

Я кивнула. Русский уже несколько лет был для меня самым важным предметом в жизни (на пару лет его потеснила история, но затем все вернулось на места). Я его просто ненавидела.

После пятого урока, войдя в столовую, я сразу заметила изменения и здесь. Столы больше не сдвигали, два класса разбились на кучки и ничем не выделялись из остальной массы сидящих. Мы со Светой, купив по пирожку и кофе, сели за отдельный столик.

– Знаешь, что я узнала? – с заговорщицким видом спросила подруга.

– Ну?

– Кощей мутит с Валерией.

– Что? – Я поперхнулась кофе. Света просияла от моей реакции. – Он ее на двадцать лет старше!

– Любви все возрасты покорны, – пропела Света.

– Не знаю, какая там может быть любовь, – задумчиво протянула я, вспомнив нашего длиннющего, иссохшего директора, чью лысину в толпе можно было распознать за километр: она светилась, словно маяк. Валерия же была очень привлекательной. Я невольно нахмурилась: – Что-то тут нечисто… А это точно?

Света кивнула.

– Ага. Я сама их застукала в учительской. Он ее ручку вот так нежно взял, и гладил, и гладил, – елейно заворковала подруга и наглядно продемонстрировала сцену на моей руке. – Да ты сама приглядись к нему. За ним шлейф из сердечек тянется. И амурчики вокруг кружат…

– Ну, дела, – протянула я. – Зачем ей этот старикан? Она красивая.

– Может, ей надоело в учителях сидеть, хочет местечко потеплее, – пожала плечами Света. – Или дочке оценки получше выбить… Выпускной класс все же.

Я вздохнула и позавидовала Дине. Ей вообще не нужно париться из-за оценок по русскому… Тут же я отвлеклась. Снова, как в курилке, я остро почувствовала напряжение между одиннадцатыми классами. Мы все сидели, будто отделенные друг от друга невидимой стеной. Интересно, все специально рассаживались «по разные стороны баррикады», или оно получалось неосознанно?

Женя

Сплетню о Валерии и Кощее я впервые услышал на истории: впереди меня ее обсуждали девчонки. Историчке, как всегда, было плевать, что происходит на уроке; она будто не видела нас. Сгорбившись над книгой и скользя носом по строчкам, она нудно читала материал в пустоту. В это время можно было творить что угодно: вскакивать с мест и танцевать, пускать самолетики, спать. Когда отвечаешь у доски, она тоже никого не видит и не слушает. Вот в начале урока Репкин рассказал вместо параграфа по истории параграф по географии, а она усадила его на место с пятеркой.

Во второй раз сплетню я услышал в тот же день, уже на перемене, от исторички и латинички, которые поднимались по лестнице и оживленно болтали. Мне никак не удавалось их обогнать: пространство, куда я мог бы проскользнуть, занимала огромная торба латинички. Пришлось плестись сзади. Вообще, неудивительно, что эта парочка училок спелась: обе древние, как их предметы, вечно сплетничают и одинаково много чудят. У латинички, например, две сумочки. Одна – гигантская сумка-мешок, по объему смахивающая на походный рюкзак; вот она-то мне и помешала пойти на обгон. Там, наверное, она держала учебники и тетради. Вторая – маленькая, вязаная, с кучей кисточек. Там она хранила любимую морковную помаду, которой подкрашивала губы на каждом уроке, а еще… фляжку. Латиничка неизменно начинала занятия бодро и с улыбкой, но минут через пятнадцать задремывала. Засыпая, она вздрагивала, как от удара током. Затем выходила из кабинета, забрав сумочку, а возвращалась снова бодрая. По классу после ее возвращения разносился стойкий аромат травяного биттера. Вот и сейчас, идя сзади, я чувствовал этот запашок.

Я невольно вслушался в болтовню училок и нахмурился: ну вот, опять дурацкие слухи. Похоже, обе старушенции и сами не против были замутить с Кощеем, поэтому по поводу его отношений с Валерией зубоскалили теперь с особым смаком.

В тот же день после латыни я подсел к Дине в столовой. Не знал, как тактично начать разговор, долго наблюдал, как она задумчиво размазывает картофельный салат по тарелке.

– Дин, я тут услышал, что про Валерию говорят… – в итоге выдал я.

Она меня перебила:

– Ты о Кощее?

– Так ты уже знаешь? – удивился я.

– Да. Застукала их как-то из окна, он ее до дома провожал, и устроила маме допрос. Вот она и раскололась.

Дина говорила раздраженно, да и салат закалывала вилкой почти зверски.

– И что ты думаешь?

– Это отвратительно! – Она нахмурилась и бросила вилку на стол. – Именно так я маме и сказала. Во-первых, мутить с кем-то на работе – само по себе мерзко. Есть же всякие сайты знакомств, быстрые свидания и куча всего. Но не на работе же! Там клубок змей, ее все обсуждать будут, как самой не противно… А мама засмеялась, сказала, ей плевать на сплетни. Тогда я рассердилась: «Обо мне бы подумала, меня ведь тоже станут обсуждать». Она ответила, чтобы я ко всему проще относилась. А во-вторых, сказала ей я, мутить со стариком противно. Мама стала спорить, что вовсе он не старик, ему даже семидесяти нет, всего-то шестьдесят пять!

Дина изобразила, как ее рвет в тарелку.

– Совсем юнец! Мама говорит, с ним интересно, он умный, начитанный и все такое. И типа он с ней раскрывается. Они гуляли в парке и арендовали электросамокаты… Ты представляешь нашего Кощея на самокате? Я вот нет.

– Ну может, он и правда меняется. – Я решил найти в ситуации что-то хорошее. – Смотри, какой он по школе ходит живенький! Аж румянец проявился… Ты не знаешь, какой он был, а я помню: зомбак, восставший из могилы.

– Лучше б он таким и оставался! – Дина поставила локти на стол и так сильно подперла щеки кулаками, что они наползли аж на глаза, превратив их в щелочки.

Я посмотрел на эту гримаску – и невольно улыбнулся. Просто удивительно, как эта девчонка умела вызывать улыбку.

Новость о романе Кощея и Валерии облетела школу быстро, за следующую пару дней. На Динку действительно посыпался град шуток, довольно, впрочем, беззлобных. Часто подколы начинались со слов: «Дин, ты там скажи своему новому бате…» или «Дин, пусть твой папаня…» Я уже заметил, что Дина и сама любит юморить и на каждую шутку отвечает десятью, но тут она только хмуро отмахивалась. Зато ситуация вроде как нас сблизила. Я один, кто на эту тему не шутил, видел, что Дине неприятно. И она ко мне тянулась. Мы общались на переменах, в столовой сидели вместе, даже вне школы стали переписываться. Мне было интересно с Динкой.

Кажется, из нее мог бы получиться хороший друг.

Саша

Валерия Антоновна объявила, что в середине октября мы ставим благотворительный спектакль для детей из детских домов и это мероприятие поручили ей. Проходить спектакль будет в школьном актовом зале. Из-за сжатых сроков работать придется много и интенсивно. Она спросила, есть ли желающие поучаствовать. Вверх взметнулась одна-единственная рука – Вари, нашей лесной чудачки, которая вечно разгуливает в платьях, судя по виду, перешитых из холщовых мешков, а в лохматый пучок длинных волос вставляет веточки сушеной лаванды.

Валерия Антоновна вздохнула так, будто чего-то подобного и ожидала.

– Все участники получат к четвертной оценке по литературе плюс один балл, – уточнила она. Поднялся стройный лес рук. – А актеры главных ролей и помощники с костюмами и декорациями – еще и по русскому.

Моя рука выстрелила вверх. Вместе со мной подняли руки оставшиеся одноклассники. Теперь желанием ставить спектакль горели все.

Отлично! Мне просто необходима пятерка по русскому. Валерия Антоновна сказала, что мы на днях соберемся и все обсудим.

Середину дня испортили две плохие новости.

Первая: кто-то украл ежедневник, в который Валерия Антоновна записала логин и пароль администраторского доступа к электронному журналу 11 «б». Такие доступы есть только у двух человек: у классного руководителя и у айтишника. Вчера после уроков ежедневник еще был у учительницы, но, придя домой, она не обнаружила его в сумке. Последним уроком у 11 «б» была литература, а дежурным – Женька.

Вторая новость: кто-то взломал электронный журнал 11 «б» и испортил всем оценки за прошедшие контрольные. Взлом электронного журнала – это уголовка, и к происшествию учителя и завуч отнеслись крайне серьезно. Целый день они мучили оба одиннадцатых класса. Ребят вызывали рандомно по одному и уводили в неизвестном направлении прямо с урока.

Нас всех стали запугивать. Завуч сказала, что параллели отменят Осенний бал, если виновный сегодня же не найдется. Девчонки негодовали: многие уже купили платья, аж по две штуки – и на бал, и на дискотеку, которая ожидалась после него. Юля вообще разревелась – она все сбережения потратила на платья и купила их еще летом, когда начались хорошие скидки… А Ирочка Галанина с весны худеет, целых семь килограмм сбросила! Это только в зарубежных фильмах ученики постоянно ходят по клубам и вечеринкам, и школьные мероприятия им неинтересны, а в жизни у нас ничего такого нет. Редкие школьные дискотеки – то, чем мы живем, а тут еще и настоящий бал!

Классы пытались разжалобить завуча, но на нее не произвели впечатления ни потраченные сбережения Юли, ни испарившиеся килограммы Ирочки. Она была бесчувственна, словно робот-убийца. Мы поняли: шутки в сторону. Если мы хотим спасти Осенний бал, нужно срочно найти виновного.

Мы с классом обсуждали произошедшее на переменах. Бэшки тем временем во всем обвиняли нас, особенно Панферова. Они считали, что мы мстим за записку и венок, подброшенные Ване. Марка бэшки не наказали, и очевидно, что мы решили отыграться. Я не знала, что и думать. Если журнал взломал кто-то из наших, то это явно не коллективное решение. Мы ничего такого не замышляли. Но скорее всего, это не мы. Может, сами бэшки поколдовали с оценками, чтобы перевести стрелки на нас?

На одной из перемен я стала случайной свидетельницей неприятной сцены, которая явно для моих глаз не предназначалась. В коридоре Полина Викторовна распинала Валерию за ситуацию с журналом. Она ругала и стыдила ее, как школьницу, за безалаберное отношение к информационной безопасности, имея в виду потерю ежедневника, и за то, что распустила класс. Грозилась последствиями, под которыми явно подразумевала увольнение. Валерия терпеливо слушала, кивала и обещала все наладить. Мне стало ужасно жаль ее. Она-то тут при чем! Конечно, я понимала, что Кощей защитит ее и до увольнения дело не дойдет, но он не мог оградить ее от всего, например, от нападок завуча. Теперь я задумалась, что журнал мог взломать кто-то, кто точит на новенькую учительницу зуб. Ей достается не меньше нашего! Но вот кто? В неформальном ученическом рейтинге Валерия заняла одну из верхних позиций: ее здорово полюбили. Многие менее популярные коллеги могли захотеть как-нибудь ей нагадить. Валерия же пока никаких гадостей не делала.

Меня вызвали после четвертого урока. Завуч смотрела так, будто взглядом пыталась содрать с меня кожу. Задавала разные вопросы – о вражде между классами (значит, уже кто-то доложил), об угрозе Панферова бэшкам (и тут кто-то слил), где я была вчера в 14:40 (приблизительная дата кражи ежедневника) и кто может подтвердить, что в это время я стояла в очереди в «Пятерочке» с двумя пакетами кефира.

– Пойдемте в «Пятерочку», может, продавщица меня вспомнит. Если договоритесь, вам смогут показать запись с камеры.

Мой сарказм завуч не уловила и просто кивнула: окей, поверим.

Фразы мои были заученными: ничего не видела, ничего не знаю. Вражда? Нет, не в курсе. Наши классы очень дружные, какая вражда? И пусть Панферов еще хоть раз заикнется о том, что я что-то там сливаю учителям! У них и без меня достаточно осведомителей, учитывая, что к концу дня они все знают обо всех стычках.

Завуч помучила меня еще немного и разочарованно отпустила. Я вышла за дверь, где меня ждала Света, чтобы вместе пойти на физкультуру.

– Ох, когда уже найдут виновного? – вздохнула она. – Не хочу, чтобы бал отменили! Хочу вальс!

– Да найдут, не волнуйся. Надо, кстати, уже пары составлять для вальса…

– А кто этим будет заниматься? – заинтересовалась подруга.

– Валерия мне поручила. Ты с кем хочешь танцевать?

– Ну не знаю… – замялась Света. – Может, с Салтыковым?

– Чего? – хихикнула я. – Он тебя затопчет! Не, Светик, надо пары составлять так, чтобы партнеры гармонировали. А вы с Ромой подходите друг другу, как кит и креветка. Давай мы тебя с Димкой поставим? Он и танцует неплохо, и вместе вы хорошо смотритесь.

– Да ставь с кем хочешь… – Света махнула рукой. Она явно хотела что-то добавить, но не успела: проходя мимо учительской, мы заметили, что дверь открыта. Внутри, у зеркала, стоял Кощей.

Мы остановились, пораженные зрелищем. Кощей и зеркало – это несовместимо! Он вообще был ярым противником зеркал в школе, все уверял, что сюда приходят за знаниями, а не покрасоваться. Директор был сам на себя не похож. Бледное лицо порозовело, губы растянулись в кривую линию – наверное, он пытался улыбаться, но не знал, как это делается. Кощей зачесывал свой редкий пух на плешивую макушку и напевал: «Луч солнца золотого тьмы скрыла пелена…» высоким дрожащим голосом.

Прыснув, мы со Светой поскорее убежали, чтобы себя не выдать.

* * *

На физкультуру я переоделась быстрее всех и первой вошла в зал.

– Санек! Иди сюда! – Иван Павлович подозвал меня и повел в подсобку, где хранилось спортивное оборудование. – Возьми флажки, нужно расставить их по синей линии, через метр.

– А что будет? – спросила я, вынимая из ящика флажки.

– Бег с мячом по разным траекториям, – заговорщицки сообщил он.

Иван Павлович – тот еще массовик-затейник, всегда придумает что-нибудь новенькое для урока. Флажков было много, мне пришлось тащить целую груду. У выхода несколько флажков выпало из рук, и я чертыхнулась. Стоящая на пороге Дина помогла мне подобрать их и, после того как я поблагодарила ее, юркнула в подсобку.

– Иван Павлович, а вы пакет не находили, сиреневый такой? – спросила Дина.

Ответ физрука я не услышала, поскольку уже шла по залу.

Расставив флажки по синей линии, я удовлетворенно улыбнулась. Флажки были все пыльные, и я оттряхнула ладони – не помогло. Звонок на урок уже прозвенел, класс собрался в зале, но я все же решила по-быстрому сбегать в туалет помыть руки. Выйдя в коридор, я увидела, как мимо раздевалок к выходу идет Женька. Что он тут делал? Физкультура по пятницам у нас проходит раздельно; у бэшек она была только что, а сейчас должно быть обществознание. Может, он забыл вещи и вернулся за ними? Размышляя об этом, я помыла руки, а затем вернулась в зал.

Сегодня мы сорвали джекпот: мало того, что нас целый день мучили, так еще и физра, и семь уроков! Но наконец прозвенел освободительный звонок.

Я забрала вещи и направилась к стульям переодеваться. У подоконника стояла Таня; вид у нее был озабоченный. Заурчал живот, и я стала думать, чем бы сегодня пообедать. Вчера мы с родителями доели на ужин курицу, готовить себе одной было лень. Мама сегодня позвонила и виновато сказала, что они с папой на ночь останутся в Москве – много работы. Там у них маленькая квартирка-студия, где они ночуют в особо загруженные рабочие периоды, чтобы не тратить время на дорогу. Мы с Олегом в той квартире почти не бываем; похоже, родители купили ее скорее для себя. Я иногда с тоской думаю, что так они возвращаются в прошлое – во времена юности без детей…

Мама дала указание покормить Олега, но брат в отсутствие родителей только рад питаться всякой гадостью, так что на обед он с бо́льшим удовольствием слопает какую-нибудь заказанную пиццу, чем приготовленную мной еду. Значит, запланированные отбивные с кускусом сделаю завтра, когда родители будут дома. Правда, папа не любит кускус, но кто повар, тому и решать. Я эту крупу просто обожаю, особенно за то, что варится она две минуты. Так, а сейчас зайду во «ВкусВилл» и в отделе готовых блюд куплю любимые корейские пирожки с индейкой и шпинатом. Вот приду домой, надену мягкие чуни, включу себе «Пацанок», буду макать пирожок в соус и наслаждаться. И никаких тебе журналов, подозрений, выяснений отношений. Все это будет на экране. А в реальности – только пирожки. Кайф!

Но все приятные мысли испарились, как только я услышала невдалеке разговор на повышенных тонах. Я обернулась и увидела компанию ашек и бэшек. Север и Таня против Дины, Марка и Игоря. Ребята ругались, перебивая друг друга; обменивались злыми взглядами. Я тяжело вздохнула и направилась к ним. Когда это кончится?

Вскоре я узнала и причину очередной бурной ссоры. Нашелся виновный в хищении ежедневника и взломе электронного журнала бэшек. И это…