Текст книги "Хозяин восьми морей. Перерождение Артефактора"

Поразительно… Она выучила Устав наизусть к первому учебному дню? Вообще-то, нам на это дали месяц.

Собственно, после вмешательства Марселлы дель Ромберг профессор поумерил свой пыл и вскоре вернулся к лекции.

Во время перерыва я подошёл к парте Марселлы. Заметив моё приближение, девушка быстро встала и сказала, глядя мне в глаза, прежде чем я успел открыть рот:

– Ничего не имею против тех, кто выделяется из толпы. Даже одобряю это желание у людей. Но профессор Норингтон прав, не стоит заводить неприятелей на ровном месте.

– Не все придерживаются столь широких взглядов, как вы леди дель Ромберг, – я улыбнулся. – А я, даже если буду молчать, буду выделяться, – я указал на свою шевелюру. – И всё же, хочу поблагодарить вас за участие. Хотя я уверен, что господин профессор уж точно не стал бы считать меня своим врагом. Это ведь не по уставу, конфликт ученика с преподавателем.

Марселла чуть прищурила свои карие глаза и спустя пару секунд произнесла:

– Пусть так. Но сегодня я имела честь наблюдать и вашу перепалку с курсантом де Кастанедой. Он уже третий год в Академии и широко известен своим буйным нравом. А также своим мастерством фехтовальщика. Этот юноша в прошлом году выиграл турнир колоний Патрии Титос в Пятом сумеречном море среди фехтовальщиков.

– Турнир Мастеров? – удивился я.

– Нет, турнир молодых фехтовальщиков, – невозмутимо поправила девушка. – Но это тоже более чем достойный результат. Вам не победить его. Советую найти бретёра. С возможностями вашего отца это несложно.

– Бретёра? – усмехнулся я и покачал головой.

– Почему вы смеётесь? – нахмурилась девушка. – Я сказала что-то смешное? Ваш оппонент сам использовал термин дуэль. А любая дуэль предполагает возможность выставить вместо себя более квалифицированную замену.

Несколько секунд я смотрел на неё, не понимая, что в голове у этой девчули. Она ж не может быть такой дурой? После её жаркой речи вчера перед курсантами и гостями? Или же…

Она в самом деле переживает за жизнь и здоровье одного, по её мнению, самовлюблённого и заносчивого алти?

Я снова рассмеялся и покачал головой. Марселла смотрела на меня широко распахнутыми глазами, с раздутыми от гнева ноздрями.

– Это Морская Академия, леди дель Ромберг, – резко проговорил я. – Здесь не принято прятаться за чужими спинами. Оставьте бретёров для домоседов. Бретёр вместо меня не будет сражаться с врагом в абордажной бойне.

Дель Ромберг поджала губы, несколько секунд молчала, а затем кивнула:

– Прошу прощения, если оскорбила вас. И благодарю за пояснение. Сегодня, как и многие другие курсанты, я обязательно приду на арену, чтобы наблюдать за вашей дуэлью.

Ещё раз кивнув, она вышла из кабинета.

Глава 7

Я стоял на песочке главной арены, жмурился на вечернем солнце и предавался ностальгии.

Три раза мне уже довелось здесь биться.

Два раза во время моей учёбы в Академии. После второй победы никто больше не рисковал вызывать меня на бой. Ну а третий… Скажем так, одна красивая дама, представившаяся вдовой, стала причиной моей размолвки с её мужем. Тот разъярённый капитан хотел втоптать меня в грязь на глазах у большого скопления народа, но…

Как-то у него не получилось.

И вот теперь я снова здесь. В широкой фланелевой рубахе и шароварах, подвязанных атласным кушаком, стою с ятаганом в руках. И навстречу мне идёт мой оппонент, так же как я, одетый в тренировочную форму академии.

Эх… на девушках эта форма смотрится гораздо лучше.

– Кажется, твоих скудных алтийских мозгов недостаточно, чтобы понять, на дне какой ямы ты очутился, чучело? – раздражённо бросил Альфонсо де Кастанеда, плавно крутанув в руке лёгкую рапиру с волнообразным клинком. Любят титосийцы такие фламберги.

– Прости, Мистер Пёсик, я на солнышко засмотрелся. Ты что-то сказал?

Титосиец оскалился и чуть приподнял рапиру.

– Хватит трепаться, – процедил он. – Начнём!

Сорвавшись с места, он дёрнул рукой и попытался уколоть меня в грудь. Ба! А мальчик по мелочи не разменивается! Пытается убить, а не просто проучить?

Его выпад был крайне резким и быстрым, как и ожидаешь от чемпиона. Однако и я не варёная муха. Чуть приподняв ятаган, я легко отклонил рапиру, сделав полшага влево.

Альфонсо продолжил двигаться, умело переступая ногами. Поймав его ритм, я делал то же самое – секунда, и мы, сойдясь, на миг, разошлись в разные стороны, поменявшись местами.

Он тут же атаковал снова, с силой рубанув рапирой. Пламенеющий клинок – опасная вещица в руках мастера и довольно прочная, чтобы не сломаться сразу, столкнувшись с жёстким блоком.

– Неплохо, – выплюнул мне в лицо Альфонсо, пытаясь силой продавить мою защиту. – Но использовать кроншнеп – для обезьяны это слишком.

– «Гав-гав» говорит собачка, – хмыкнул я, резко довернув корпус.

Стиль фехтования, которым я владел в прошлой жизни и который «привил мне отец» в жизни этой, считается очень сложным и используется лишь с определённым оружием. Ятаганами-кроншнепами – обоюдоострыми саблями, изогнутыми вниз. Ровно как клюв птицы, в честь которой называется и стиль, и клинок.

Левым локтем я резко ударил снизу вверх по правой руке, которой и сжимал рукоять. Вложил вес тела в этот восходящий удар.

Клинок радостно взмыл вверх. Будь мой противник послабее и не такой опытный, его бы оружие просто взлетело в небо. Но он тоже крепко держал рукоять и пытался состязаться со мной в силе.

Зазвенел металл, и кусок разрубленного фламберга, крутясь, полетел над ареной. У Альфонсо в руках остался обрубок рапиры, которым всё ещё можно было меня зарубить.

Резко довернув бёдра, я схватил себя левой рукой за запястье правой и мгновенно сменил направление движения меча.

Только что он летел вверх, и вот уже устремился вниз.

– Полагаю, мы со всем разобрались, Мистер Пёсик? – ровным тоном спросил я, когда лезвие ятагана разрезало его рубаху и кожу на ключице. – Я могу вас убить, если продолжите сопротивление. Дуэльный кодекс это вполне дозволяет.

Я бросил косой взгляд на преподавателя, стоявшего неподалёку. Он хмуро смотрел в нашу сторону, но не вмешивался. Убить противника я в самом деле имею право. Да, акула его дери, Альфонсо с самого начала показал, что хочет забрать мою жизнь, но…

Всё-таки и у преподавателя есть право вмешаться в дуэль, если он решит, что победитель более чем очевиден. Однако сейчас ситуация несколько иная. Я даю возможность сопернику сдаться. И если он откажется, уже никто не станет останавливать наш бой.

Чтобы не запятнать честь того, кто решил биться до самого конца.

Другое дело, что у меня тоже будут проблемы, если я прибью Альфонсо из-за столь мелкой ссоры. Не особо большие, но неприятные – здесь на Буне, с местными чиновниками.

И возможно, вполне себе ощутимые в море, если адмирал де Кастанеда решит мстить за сына.

Альфонсо смотрел на меня со смесью ужаса и презрения во взгляде. Так себе коктейль.

– Ты… как ты это сделал? – пробормотал он.

– Неважно, – я сильнее надавил на клинок. Кровь из рассечённой кожи уже успела обильно смочить его рубаху. – Твоё слово?!

Он вновь начал скалиться, как злобный пёс, а затем разжал пальцы, сжимавшие обрубок рапиры-фламберга.

– Сдаюсь! – едва ли не выплюнул он мне в лицо.

– Ты гонор-то поумерь, – хмыкнул я, отводя ятаган в сторону. – Я не только в фехтовании хорош.

* * *

В первый день учёбы, помимо победы на дуэли, мне нужно было сделать ещё кое-что – найти одного человека.

Как мы и условились, он ждал на утёсе. Облокотившись на металлические перила, высокий крепкий юноша мечтательно смотрел вдаль, любуясь тем, как красное закатное солнце опускается в водную гладь.

– О, а вот и ты, – заметив меня, бодро произнёс парень. – Ты не очень-то торопился. Держи, – он кинул мне завязанный мешок, звякнувший в полёте.

– Тяжёлый, – одобрительно сказал я, взвесив мешок в руке.

– У тебя самый крупный выигрыш, – хохотнул собеседник.

– У меня ли? – спросил я лукаво.

– Эм? – парень изобразил удивление, склонив голову набок. – У тебя.

– А как же комиссионные организатору? – хмыкнул я.

– Так то ж комиссионные, – развёл он руками. – Считай оплата услуг, а не выигрыш. А ставить организаторам нельзя – моветон. Но мой друг Серёга поставил мои деньги за меня, – улыбнулся он.

– Ты дал ему денег, чтобы он тут же вернул их тебе в качестве ставки? – весело спросил я.

– Организовывать тотализатор очень непросто, – с серьёзным видом покивал он. – Кстати, если тебе интересно, Серёга ставил на тебя. Но поставил всё же чуть меньше, чем ты сам.

– Серёга – опытный мужик, – согласился я, – знает, на кого ставить.

– У Серёги просто чуйка рабочая, – отмахнулся парень.

Не удержавшись, я расхохотался. Он тоже рассмеялся.

– Рад был иметь с тобой дело, Тео, – парень протянул руку.

– Как и я, Лёша, – я ответил на рукопожатие.

В общежитие я возвращался в отличном настроении. Мне удалось найти того, кто принимает ставки и заработать на своей дуэли. Старый проверенный способ снова сработал. Лаграндж, конечно, от щедрот своих меня спонсирует сверх меры, но денег никогда не бывает много – ингредиенты для некоторых артефактов стоят заоблачно. Да и не хочется мне сильно зависеть от Лагранджа.

Удивительно во всём этом то, что Алексей Савельев – представитель Ильинского княжества, входящего в состав Республики Свободных княжеств, лишь второй день в Академии. Однако умудрился организовать тотализатор и, судя по весу моего выигрыша, собрал немало желающих поучаствовать. Понятно, что ставки – старая забава во всей Ойкумене, и такая же неотъемлемая часть обучения в Академии, как и дуэли, но задери его мегалодон, организовать всё на второй день?

Я, если честно, думал, что придётся ставить на себя у кого-нибудь из второгодников.

* * *

На учёбу я шёл, не торопясь, наслаждаясь утренней прохладой.

Периодически я ощущал на себе взгляды других курсантов, а острым слухом алти слушал чужие разговоры.

– А он силён… – шушукались две девчули.

– И богат, вероятно – его усыновил Господин Лаграндж!

– И хорош собой. Знаешь… я была в музее после восьми часов.

– О? Правда? А мне так и не удалось… Ну и? Что там?

– Ого-го…

– Прям «ого-го»?

– Ну может, даже ого-го-го. Я была со старшей сестрой. Она сказала, что всё более чем достойно…

Я шёл довольно далеко от девушек, и часть их фраз мне приходилось достраивать в голове. Когда я понял, что через пару шагов совсем не смогу расслышать их слова, то повернулся к ним и помахал рукой.

Обе курсантки смутились и отвернулись.

Ну а я продолжил идти дальше.

О, опять на меня косятся.

– Вон он, смотри… Святая Дева под Килем, как он умудрился использовать «Возвышение и Падение»?! Разве это не высшая техника стиля «Рвущий кроншнеп»? Я слышал, далеко не каждый фехтовальщик, практикующий «кроншнеп», рискнёт её исполнить.

– Ты приуменьшаешь, – усмехнулся другой курсант. – «Далеко не каждый»? Скорее уж, только единицы могут её использовать. Вероятно, этот Лаграндж просто не понимает, что подставляется, используя эту технику. Опыта не хватает осознать опасность.

Хах… Это вы, балбесы, не понимаете, что как раз я исполнил «Возвышение и Падение» чисто. А будь на моём месте неумеха, вот он бы подставился. В тот момент, когда ты поднимаешь ятаган и обе руки вверх, ты полностью открываешься. Да, противник тоже открыт, но риск, что он успеет достать тебя раньше из такого положения очень высок. А ещё выше риск обоюдного поражения.

Так что да, если не контролировать пространство и своё тело, можно подставиться. Вообще, «Кроншнеп» – неоднозначный стиль, который раньше мало кто использовал. А вот после капитана Джонсона, как я понимаю, в мире развелось множество фанатов-повторюш.

Которым далеко до истинного мастерства.

– Гляди, как выхаживает. Франт, дери его накер! – Трое пареньков недовольно пялились в мою сторону.

– Ага! Бесит меня этот мерзкий алти! Какого демона ему вообще разрешили остаться на острове?! Он же притянет к нам беду!

– Грёбаный алти! Из-за него малый левиафан едва не потопил бриг капитана Левиса!

Ну что за суеверия, а?! До сих пор кто-то верит, что алти притягивают морских охотников?

– Чтоб он сдох, выродок!

– И пошёл на корм акулам.

Остановившись, я повернулся лицом к этой компашке. Курсанты замолчали, двое из них вздрогнули.

Скривившись, я показал им средний палец – универсальный для всей Ойкумены жест, который, к слову, пришёл в нашу культуру от алти.

Ухмыльнувшись, я пошёл дальше. А эти трое молча пялились мне вслед. Никто из них даже не попытался ответить – моя победа над чемпионом Титосийских колоний Пятого моря наглядно продемонстрировала недоброжелателям, что в лицо мне лучше не грубить.

Я продолжил развлекать себя, собирая слухи и сплетни. Однако что-то интересное услышал, только когда остановился возле открытой двери кабинета моей группы.

– Эх… Все недельные карманные деньги проиграл! – беззлобно сокрушался один из моих одногруппников.

– Не ты один, – сухо ответил ему другой.

– Куча народу прогорели вчера на ставках! – воскликнул третий. – Кто-нибудь вообще ставил на Лагранджа?

На несколько секунд в кабинете повисла тишина.

Эх, никто здесь не верит в меня. Алексей Савельев не в счёт – он в другой группе.

– Я, – раздался робкий голос, как раз в тот момент, когда я решил зайти в кабинет.

Все как раз смотрели на говорившего – паренька с узкими глазами и чёрными, как смоль, волосами. Цвет не редкий, но на вид его шевелюра более жёсткая. Губы парня тонкие, щёки впалые и на них коричневые веснушки.

А ещё он носил огромные круглые очки.

Весь образ Шона де Липшека будто бы кричал: «Что ты забыл в морской Академии, парень?!»

Я знал некоторых де Липшеков ещё в своей прошлой жизни. Слышал, что у них есть традиция – старший сын обучается управленческому делу и готовится возглавить семью, второй сын в обязательном порядке становится морским офицером. А вот третий уходит в свободное плавание, но не по морским волнам, а по волнам науки или искусства. Таким образом де Липшеки поддерживают силу семьи, её статус, а также держат руку на пульсе современных достижений.

– Ты? – удивлённо переспросил Малколм Лерой. Как я понял из его вчерашнего спесивого представления, Малколм сынок какого-то капитана из приближённых Вице-Премьера Шестого Моря. Обернувшись, Лерой поморщился, увидев меня.

– Утречка всем, морские волки! – бодро поздоровался я с одногруппниками. – Шон, благодарю за веру в меня, – я отдельно кивнул де Липшеку.

– Ну как иначе-то… – неуверенно пробормотал он в сторону. – Мы же одногруппники… Как я мог ставить на другого человека.

«Ещё и на титосийца», – мысленно добавил я.

– Вряд ли найдётся много таких же, как наш Шон, – ухмыльнулся всё тот же Малколм Лерой. И вроде бы ничего обидного не сказал, но его тон и выражение лица раздражали.

Шон потупил взгляд, стараясь не смотреть на Лероя.

– Вообще-то, я тоже поставила на курсанта Лагранджа, – прозвучал уверенный женский голос, от которого Шон тут же вытянулся и просиял. – Пусть я и не любительница азартных игр, однако не могла не поддержать одногруппника.

– Хо-о-о? – скривившись, протянул Лерой, но развивать свою глубокую мысль не стал.

Я же, поймав взгляд Марселлы дель Ромберг, с полуулыбкой кивнул ей.

– Не стоит благодарности, курсант Лаграндж, – отозвалась она. – Я лишь сделала то, что должно.

Нда уж… явно есть в ней что-то от матери… Но отца она напоминает больше. Когда он был молод и искренен.

Глава 8

Тихим шагом по пристани шла пожилая женщина. Её плечи укрывала выцветшая шаль, а голову – широкополая соломенная шляпа. Любой, кто хоть сколько-нибудь разбирается в моде, отметил бы, что одета женщина очень бедно, но элегантно.

Она шла с гордо поднятой головой, а позади неё парочка довольных парнишек-оборванцев тащили плетёные корзины, полные снеди.

– Доброго вечера-с, мадам Джонсон.

– Рады вас видеть, мадам Джонсон.

– Снова с подарками, мадам Джонсон?

– Благослови вас Дева под Килем, мадам Джонсон.

Мадам Джонсон на каждое приветствие отвечала учтивым кивком.

На пристани всегда хватало нищих. Как обычных бездомных, кто в принципе не желал работать, так и тех, кому не хватало заработка, чтобы прокормить семью. Пусть с тех пор, как сын мадам Джонсон нашёл путь в Седьмое сумеречное море, нищих стало меньше, совсем они не исчезли и вряд ли когда-нибудь исчезнут.

Мадам Джонсон остановилась на просторной, огороженной площадке – месте, где береговая линия особо сильно выступала вперёд. Несколько секунд она смотрела на пришвартованные в порту корабли. Сжав губы в ниточку, женщина вспоминала свою прошлую жизнь. Когда-то давно в этот порт частенько заходил корабль её сына. Когда-то очень давно.

Сморгнув набежавшую слезинку, мадам Джонсон резко обернулась к собравшимся позади неё людям.

– Здоровья вам всем! – громко произнесла она. – Прошу вас, примите эти скромные кушанья.

Мальчишки поставили корзины с едой на брусчатку, и люди, по одному выстроившись в очередь, подходили к ним, брали то, что им нужно, и благодарили пожилую женщину.

Наблюдая за ними, мадам Джонсон тепло улыбалась, радуясь, что завела эту традицию. Правда, раньше она могла прокормить гораздо больше людей. Но последнее время её стали забывать.

Всю эту еду женщина получала в дар от тех, кто желал помочь матери легендарного капитана или проявить к ней внимание. Однако гордость мадам Джонсон не позволяла ей принимать чужие подачки. Но и выбросить еду она не могла себе позволить, прекрасно зная, что такое голод.

– Ты бы себе хоть что-то оставляла, а, – подойдя к женщине, прохрипел седобородый старина Бим. Его дряхлое тело выглядело точно так же ещё в те времена, когда мадам Джонсон гуляла на пристани с беременным животом.

– Незачем. Я не голодаю, – ответила она ровно.

– Глаза у тебя уже не те, – покачал головой старик. – Сколько ты там зарабатываешь со своих игрушек? Я же вижу, что ты вяжешь гораздо меньше, чем раньше.

– Незачем, – повторила она с нажимом. И чтобы сменить неприятную тему, спросила: – Какие новости? Что нового слышно?

– Хм… – прошамкал древний старик, глядя на то, как чайка пыталась ухватить кусок колбасы из корзины. Разумеется, птица потерпела фиаско, делиться с ней едой нищие были не намерены – чумазый мальчишка со скоростью тигра потянулся к ней и схватил за шею. Два раза ударил чайку о мостовую…

Чайка хотела угощений? Чайка сама скоро станет угощением.

– Из нового разве что начало нового учебного курса в Академии, – изрёк старина Бим, порадовавшись за ловкого мальчишку. – Солнцеголовый алти, которого приютил Лаграндж, поступил на учёбу.

– Приютил? – поморщилась мадам Джонсон, имевшая собственное мнение по многим вопросам. – После того как заработал шиллингов, демонстрируя голого мальчишку похотливым тёткам?

– Приютил и дал свою фамилию, – пожал плечами Бим. – И помог поступить. Вряд ли бы без помощи Лагранджа парень смог бы так быстро подготовиться.

– И всё же выставлять живого человека напоказ другим… – женщина скривилась. – Мой сын бы такое не одобрил. Бедный мальчик-алти…

– Это вон они бедные, – хмыкнул старик Бим, взглядом указав на женщину с младенцем на руках, которая доставала из корзины головку сыра. – А мальчик-алти с фамилией Лаграндж вполне богат. Ну да к накерам чужие шиллинги считать, Тереза. Про мальчишку-алти другое любопытно узнать. Представляешь, его в первый же день учёбы вызвали на дуэль.

– Как я и думала! – всплеснула руками мадам Джонсон. – Полно высокородных петухов, которым не даст покоя происхождение мальчика! Да чего уж там, даже вон, обычные люди, – раздражённо кивнула она в сторону нищих, – нет-нет, да поминают эти бредни о том, что алти притягивают тварей! Ну? Как там мальчик, не сильно пострадал? Говорят об этом что-нибудь?!

Старик Бим улыбнулся, довольный произведённым эффектом.

– А то ж! Конечно, говорят! Судачат все кому не лень. Солнцеголовый алти Лагранджа победил юного чемпиона титосийских колоний Пятого Моря! Но накеры с ней, с победой! Главное, как он это сделал! Представляешь, он использовал «Возвышение и Падение»! Да-да, Тереза, стиль «Рвущий кроншнеп»!

Мадам Джонсон изумлённо округлила глаза. Память услужливо начала подсовывать картины из давно забытого прошлого. Крохотный задний дворик, где улыбающийся мужчина с пышными усами учит фехтованию сынишку.

– … Кроншнеп очень сложный стиль, Леон, – говорит мужчина. – Даже я не могу позволить себе исполнять все его элементы в реальном бою. Но и того, что есть, мне с лихвой хватает!

Мадам Джонсон промокнула глаза платочком и, посмотрев на старика Бима, произнесла:

– Ветер сегодня какой-то особо солёный.

– Ага, слёзы выбивает, – хмыкнул старик.

Последние несколько секунд за беседой Бима и мадам Джонсон наблюдала старуха-нищенка по прозвищу Матильда.

Вредная, как голодная чайка.

И уже успевшая достать из корзины с яствами шматок вяленого мяса и банку сушёных помидор.

– Слышь, Терез, – проговорила ехидная старуха. – Так-то не только алтийский выродок в этом году поступил. Но и твоя ненаглядная внучка.

Тереза Джонсон резко обернулась и обожгла старуху яростным взглядом.

– Дочь этой девки не может быть моей внучкой, – процедила она.

– Хе-хе-хе… – засмеялась старуха. Как и все на пристани, она прекрасно знала, как мадам Джонсон реагирует на упоминание о своём родстве с Марселлой дель Ромберг.

* * *

Я стоял за спиной черноволосого юноши и смотрел, как он рисует карандашом девичий профиль. Рисует самозабвенно, совершенно не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Якорь ему в бухту, да он даже язык от напряжения высунул!

– Очень похоже получается, – шепнул я.

Шон подпрыгнул на месте, накрыв листок руками и ошарашенно уставился на меня.

– Вылитая юная леди дель Ромберг, – улыбнулся я. – Нравится дочурка нашего губернатора?

Шон изумлённо заозирался по сторонам. Кроме нас, в кабинете во время перерыва находились и другие одногруппники, но все были заняты своими делами.

– Не нравится. Прошу, не распускайте слухов, курсант Лаграндж, – смущённо прошептал он, всё также бегая глазками по кабинету.

– Будь проще, зови меня Тео. И… может быть, я подумаю над твоей просьбой.

Шон хмуро уставился на меня, а затем тяжело вздохнул:

– Как-то нечестно получается, Тео.

– Главным знанием, которое курсанты должны вынести из обучения в Академии, на мой взгляд, является то, что в море с тобой далеко не всегда будут поступать по чести. Но лично я считаю, что как раз самому о чести забывать не стоит. А вот увещевать в отсутствии чести других – глупое и бесполезное занятие.

Несколько секунд Шон удивлённо смотрел на меня, а затем улыбнулся.

– Ты говоришь интересные вещи, Тео. Ты хорош не только в фехтовании, но ещё и мудрый философ.

– А ещё я красавчик, добряк и скромник, – расхохотался я. – А у тебя, определённо, выдающийся талант, – я взглядом указал на листок, который парень уже успел перевернуть. – Развитый талант. Ты третий сын?

– Что? – сбился с мысли Шон, ещё секунду назад смущённый моей похвалой.

– Много времени, говорю, тратил на обучение рисованию. Не метил в морские офицеры. Так ведь?

Парень снова нахмурился. А затем обречённо выдохнул, покачал головой и опустил плечи.

– Так заметно, да? – тихо спросил он.

– Хм… – я сделал вид, что задумался. – Если все остальные курсанты пытаются строить из себя могучих волчар с сильными и мохнатыми лапами, то ты на их фоне кажешься беззащитным котёнком.

Шон обиженно посмотрел на меня, а затем отвёл взгляд.

– Понятно… – выдохнул он.

– Но! – продолжил я, положив руку ему на плечо. – Раз ты настоящий художник, то, вероятно, знаешь, что порой мир не таков, каким кажется он. И в маленьком котёнке может скрываться настоящий лев, – улыбнулся я.

– Спасибо, – расплылся Шон в ответной улыбке.

Не удержавшись, я добавил:

– Правда, относится ли это к тебе, я без понятия.

Он начал было в очередной раз отводить взгляд, но не успел, так как я продолжил:

– Однако, настоящий моряк всегда стремится к своей цели. Поставишь цель разбудить внутреннего льва – разбудишь. Но это позже. Лично сейчас я поставил перед собой цель перекусить и не в одиночестве. Ну? Идём в столовку?

Хлопнув ресницами за стёклами круглых очков, парень робко кивнул.

* * *

Первые два месяца обучения курсантам нельзя покидать территорию Академии. А вот потом уже, при хорошей успеваемости и примерном поведении можно будет ходить в увольнительные. Но обязательно возвращаясь в общежитие до начала комендантского часа.

– Нда уж, сынок, как говорится, отжёг ты по полной, – усмехнувшись, изрёк мой приёмный отец Александр Лаграндж.

Использовать личные артефакты на территории Академии, а значит, и связываться с их помощью с роднёй тоже было запрещено. Однако один раз в неделю можно было встретиться с любым человеком. Места для «свиданий» на территории были оборудованы со всеми удобствами – с Лагранджем, например, мы сидели в красивой беседке и пили чай с пирожными.

– Не понимаю, о чём ты, отец, – я изобразил удивление.

– Не понимает он… – покачал головой Лаграндж. – Весь город только и говорит о твоей победе на дуэли. И о том, что ты использовал одну из высших техник очень сложного стиля. Эх, я лишь один раз поддался на твои уговоры и показал её. А ты запомнил и скопировал! Поразительно!

– Поразительная память у поразительного меня, – с важным видом кивнул я.

– И поразительные способности, – покачал головой Лаграндж. В его взгляде и движениях одновременно читались восхищение и неодобрение.

– А что, обо мне действительно много говорят?

– О! – тут же вскинулся Лаграндж, но взял себя в руки и спокойнее продолжил: – Говорят. Многие. И многие хотят с тобой увидеться. Даже госпожа губернатор!

Ну тут ничего нового – матушка Марселлы и восемнадцать лет назад хотела со мной увидеться…

– Не переживай, отец, я не собираюсь отбивать у тебя леди дель Ромберг.

– Эй! – возмутился Лаграндж. – Ты на что это тут намекаешь?!

– Да так, – хмыкнул я. – Ну а кроме неё? Кто ещё мной интересуется?

– Говорю же, мно-ги-е, – по слогам произнёс он, посмурнел и подвинулся ближе. – Сынок… Я хочу, чтобы ты жил своей жизнью и добивался своих целей. Но… мир бывает жесток. Ты умный, и ты должен это понимать. Мне неприятно это говорить, но…

– Я в курсе, что для многих я диковинка. Забавная зверюшка, как сказал Эндрю.

– Что? – брови Лагранджа взлетели на лоб. – Он это тебе сказал? Вот ведь засранец!

– Кстати, как он там поживает? – хмыкнул я.

– Ну… – замялся Лаграндж. – Злится, что ты выделяешься и привлекаешь к себе внимание. Я понимаю, что он волнуется за тебя. Но мне нужно будет провести с ним воспитательную беседу о том, что нужно тщательнее выбирать слова!

– Он просто завидует, что ты меня сразу усыновил. В отличие от него, – отмахнулся я и отвернулся от Лагранджа. В соседнюю беседку зашли две девушки. Обе были в красных камзолах, но на одной была форма курсанта Академии, а на другой форма офицера викторианского флота. Курсантка показалась мне знакомой…

Заметив мой взгляд, младшая очень быстро отвернулась, смутившись, и принялась что-то шептать старшей. Та с важным видом повернула голову. Волнистые тёмные волосы, красивая форма груди, очерченная жёсткой тканью камзола…

Старшая с полуулыбкой послала мне воздушный поцелуй.

И я вспомнил младшую. Ну точно! Эта та девчонка, которая говорила подруге, что вместе с сестрой ходили оценить мою кулеврину, когда я ещё был главным экспонатом в отцовском музее.

Я сделал вид, что поймал её невидимый летящий поцелуй левой рукой.

А затем отпустил эту руку под стол.

Девушка насупилась, не сводя с меня взгляд.

Я же развёл руками, улыбаясь. Ну в самом деле, не к сердцу же мне её поцелуи прислонять, если она во мне лишь кулеврину оценила?

Хмыкнув, офицерша отвернулась. Я же снова посвятил всё своё внимание приёмному отцу.

И был очень удивлён, поняв, что тот до сих пор пребывает в глубокой задумчивости.

– Ау! Эй там, на барже! – я тронул его за плечо.

– А? – встрепенулся Лаграндж. – Да, прости. Просто… Как-то я не думал о ситуации в таком ключе.

– А чего о ней думать? – пожал я плечами. – Ты подобрал его семнадцать лет назад, на улице, принял в свой дом. Дал достойное образование, артефактное оружие, дорогую одежду. Работу, в конце концов. Ну и… какое-никакое, но отеческое тепло. А затем подобрал меня и сразу назвал сыном. Ситуации-то, в общем-то, похожие. Да вот итог разный.

– Да нет… – пробормотал Лаграндж. – Просто… С тобой сынок, я сразу почувствовал, что могу стать тебе отцом. А с ним такого не было. Он мой драгоценный воспитанник, главный помощник, член семьи… Как племянник? В общем, очень близок, но не сын. Может быть, найди я его сейчас, эмоции были бы другими. Но семнадцать лет назад я был ещё тем… оторвой, – усмехнулся он весело. – Отцовских инстинктов во мне тогда не было от слова совсем. Ладно, побеседую с Эндрю ещё раз. Как и ты, он мне очень дорог. А ещё он старше тебя и должен лучше понимать… всё вокруг.

– А по-моему, он просто бука-социопат. Правда, предан тебе, – пожал я плечами. – Он пытается заботиться об окружающих его людях, и получается у него с переменным успехом. Не ругай его сильно отец. Не за что.

Несколько секунд Лаграндж удивлённо смотрел на меня, а затем расплылся в улыбке.

– И кто из вас двоих в самом деле старший? – воскликнул он.