Текст книги "Нейрологика: Чем объясняются странные поступки, которые мы совершаем неожиданно для себя"

Зомби среди нас

Вообразите: в заброшенном склепе восстала семья зомби. Они выбрались наружу, добрели до ближайшего города и начали разгуливать по улицам, пугая встречных чуть не до смерти. Задетые реакцией горожан, зомби отправились в городской центр пластической хирургии, желая измениться до неузнаваемости. Хирург – специалист с мировым именем – берется за дело, и в итоге из-под его скальпеля выходят настоящие шедевры пластического искусства. По окончании операции зомби выглядят замечательно, совершенно как живые люди. Разлагающуюся плоть заменила красивая нежная кожа. Аппетитные формы скрыли торчавшие прежде ребра. Хирург постарался на славу, и теперь зомби могут вполне спокойно перемещаться по городу – их не отличить от обычных горожан. Однако одно отличие все-таки осталось. У зомби нет сознания.

И люди, и термометры могут определять температуру, но только человек способен чувствовать тепло и холод. В этом смысле зомби после операции напоминают термометры, только в отношении не только к температуре, но и к человеческому опыту вообще. Как пишет австралийский философ, специалист по вопросам сознания Дэвид Чалмерс, такое существо – «это просто нечто физически идентичное мне, но лишенное сознательного опыта, где всё темно внутри»[14]14
  Пер. В. В. Васильева. – Прим. ред.


[Закрыть]. Чалмерс, как и другие ученые, поднимает вопрос о том, изменилось бы наше поведение или нет, не будь у нас сознания, чувств или воображения. Так ли уж необходимо сознание человеку или можно успешно обойтись без него?

Если летчик покинет кабину самолета, полет продолжится в режиме автопилота. И тогда никто не станет решать сознательно, стоит ли повернуть или изменить высоту. Все эти действия будут автоматически регулироваться компьютерной системой.

Зомби напоминают самолет в режиме автопилота: функционируют так же, но ничего не испытывают. А могут ли люди, подобно зомби, действовать машинально? Или же так: способны ли зомби после операции успешно слиться с человеческим обществом и жить точно так же, как люди, несмотря на отсутствие человеческого сознания?

Начнем с восприятия. Бóльшая часть нашего сознательного опыта основывается на том, как мозг интерпретирует информацию, получаемую от наших пяти чувств. Как мы видели в предыдущей главе, мозг существенно перекраивает нашу картину мира, если мы слепнем. Самым важным элементом зрения является не столько восприятие объектов глазами, сколько осознание того, что мы восприняли. Что такое восприятие без сознания? Наши ощущения и сознательный опыт, связанный с ними, находятся в интенсивном взаимодействии. Но можно ли их разделить? Можно ли, например, видеть что-нибудь, не осознавая этого?

Смотреть и не видеть

Водитель, увлеченный своими мыслями, не помнит, как добирался до места, не помнит, как решил остановиться на красный свет или включить поворотник. Он действует на автопилоте. Представьте ситуацию, когда водитель, едва не попав в аварию, внезапно пробуждается от своих грез и резко жмет на тормоза. Автомобиль с визгом останавливается в паре сантиметров от почтового фургона. Немного успокоившись, водитель обдумывает произошедшее. У него нет ощущения, что он отвлекся лишь на секунду. Кажется, все намного серьезнее. У него возникает чувство, будто его сознание не принимало в процессе вождения ровным счетом никакого участия. Уйдя в свои мысли, он будто ослеп.

Эти ощущения подтверждаются научными исследованиями. В ходе одного из экспериментов испытуемых посадили за автосимулятор и надели на них гарнитуру. Они должны были управлять автомобилем и одновременно говорить по телефону. Симулятор был снабжен объемной картой небольшого города со спальными, офисными и деловыми районами (более 80 кварталов). Вдоль городских дорог стояло немало рекламных щитов с крупными и выразительными надписями. Немного потренировавшись в управлении виртуальным автомобилем, испытуемые отправлялись в путешествие по заранее обозначенным маршрутам, соблюдая все дорожные правила. Во время езды они говорили по телефону при помощи гарнитуры. Далее испытуемые прошли тест: нужно было отметить, какие из рекламных щитов встречались им на пути. Их ответы сравнили с ответами тех участников эксперимента, которые ехали по тому же маршруту, но без телефона. Нетрудно догадаться, что участники, чье внимание было занято разговором по мобильнику, справились с тестом хуже, чем те, кто был всецело сосредоточен на вождении. И хотя рекламные щиты стояли на самых видных местах, испытуемые, разговаривавшие по телефону, попросту не заметили их.

Как такое могло произойти? Неужели участники не смотрели на рекламные щиты? Чтобы найти ответ, ученые надели на испытуемых айтрекеры[15]15
  Приборы для отслеживания движений глаз.


[Закрыть]. С помощью этих приборов удалось выяснить, что, даже увлекшись разговором по мобильнику, водители не переставали активно замечать все, что появлялось на пути. Их взгляд перемещался и фокусировался на всех важных объектах, включая дорожные знаки, другие автомобили и даже рекламные щиты. Странно. Водители с гарнитурой видят те же объекты, что и водители без телефонов, но не могут вспомнить, что же они видели. Как это объяснить? Теория такова: глаза испытуемых действительно смотрят на объекты, однако водители настолько поглощены общением, что не в полной мере осознают увиденное.

Но если такие крупные и заметные дорожные объекты, как рекламные щиты, можно пропустить из-за какого-то разговора, почему же не растет число аварий? Ведь люди постоянно говорят за рулем – либо с пассажирами, либо по телефону. Как же у нас получается вести машину и разговаривать одновременно, если разговоры влияют на нашу способность видеть? Очевидно, что осознавать увиденное необходимо, чтобы соблюдать дистанцию между машинами, ехать в своем ряду, поворачивать и вообще выполнять все те действия, благодаря которым можно добраться до дома, не уничтожив собственную машину по пути. Тем не менее эксперименты демонстрируют, что, хотя наш взгляд и переключается с одного дорожного объекта на другой, мы зачастую не обдумываем увиденное.

Но если сознательное зрительное восприятие отключается, то что же контролирует наш взгляд? Мозг заботится об этом подсознательно. Подсознание инициирует движения глаз, необходимые для того, чтобы следить за машинами, дорожными знаками и уберегать водителя и пассажиров от повреждений. Вот почему аварий не становится больше. Вот почему занятые своими мыслями водители добираются до нужной им точки невредимыми. Хотя увиденное и не осознается в полной мере, мозговые подсознательные процессы берут зрительную систему под контроль и ведут нас к месту назначения. Этот пример показывает, как нарушается связь между сознанием и зрением. Зрительная система работает, поскольку автомобиль не выходит из повиновения, но водитель не осознает, что видит объекты.

Определенные неврологические отклонения подтверждают тот факт, что зрительная фиксация и осмысление увиденного – это разные процессы. Например, люди с синдромом одностороннего пространственного игнорирования обладают прекрасным зрением, однако осознают только половину увиденного, а остальное, как кажется, не воспринимают. Ученые провели тест на выявление такого игнорирования: они попросили пациентов скопировать рисунки. Вот что получилось:

Рисунки справа выполнены пациентами, которые не жаловались на зрение, однако почему-то у них возникли трудности с копированием левой части изображения. Синдром одностороннего пространственного игнорирования возникает из-за повреждений правого сегмента теменной доли (располагающейся в верхней части мозга), которая отвечает за фокусировку нашего внимания. И хотя зрение продолжает работать, мозг не обращает внимания на левую часть картинки, она не осознается, но это совершенно не значит, что подсознание ее не замечает.

В ходе другого задания, называемого «тестом на зачеркивание», испытуемым дали маркерную доску, испещренную короткими линиями. Они должны были перечеркнуть каждую из линий, чтобы получилась буква «X». Как видно на фотографии справа (части B и C), пациент с синдромом одностороннего пространственного игнорирования зачеркнул линии лишь на правой стороне доски, линии же слева оставил без внимания. В модифицированной версии этого теста пациентов попросили не зачеркивать линии, а стирать их (части D и E на фотографии). В этом случае испытуемые с синдромом одностороннего пространственного игнорирования порой стирали все линии. Неврологи объясняют это так: когда испытуемые стирают линии с правой части доски, их внимание переключается на левую (справа смотреть уже не на что); там они замечают еще одну колонку линий, которые надо стереть, и так продолжается, пока все линии не исчезнут.

Хотя пациенты и не видят левую часть страницы, зрительная информация все же попадает в мозг. Зрительная система работает исправно, и ничто не мешает мозгу фиксировать, что же находится перед ним. Только сознание остается в полном неведении.

При синдроме одностороннего пространственного игнорирования сознание не замечает левую часть мира, однако подсознание ее видит. Схожим образом занятый своими мыслями водитель не следит за ситуацией на дороге осознанно, однако не попадает в аварию, из чего можно сделать вывод, что автомобиль за него ведет подсознание. Получается, подсознание действительно может видеть без нашего ведома?

Это верно: наш мозг способен видеть объекты, даже если мы не осознаем, что видим их. Самый удивительный пример – загадочный феномен слепозрения.

Рассмотрим историю Даррена, 34-летнего мужчины, который в течение 20 лет страдал от изнурительных головных болей. В результате обследования у него выявили деформацию кровеносных сосудов в правой части затылочной доли, и стало ясно, что без хирургического вмешательства состояние пациента не улучшится. Нейрохирург удалил поврежденный участок, а вместе с ним и большой фрагмент правой части затылочной доли мозга Даррена.

Спустя несколько недель Даррен с радостью сообщил, что головные боли прошли, но пожаловался, что никак не может привыкнуть к неприятному последствию операции: он перестал видеть то, что расположено слева от него. Правая сторона затылочной доли контролирует «левостороннее» зрение, поэтому частичная слепота Даррена не стала сюрпризом. Однако среди зрительных симптомов нашелся такой, которого никто не ожидал.

В темной комнате Даррена попросили сесть на стул и опереться подбородком на специальную подставку. Даррен смотрел прямо перед собой, а ученые направили свет в левую часть его поля зрения. Несмотря на то, что в этой области Даррен ничего не видел, он заметил свет и начал искать глазами его источник. Ученые спросили пациента, видит ли он свет. Даррен уверенно сказал, что не видит. Тогда они вновь направили свет в «слепую» часть поля зрения и попросили Даррена наугад указать источник этого света. Пожав плечами, Даррен выполнил их просьбу. И указал в точности на источник света. «Догадка» оказалась верной, но, возможно, дело было лишь в везении. Неврологи повторили тест еще… и еще. Каждый раз они немного сдвигали источник света, не выходя при этом за грани «слепого поля» Даррена, и каждый раз он верно угадывал его местоположение.

Ученые в недоумении продолжили свой эксперимент. Теперь Даррен должен был определить, вертикальный или горизонтальный луч направлен в «слепую зону». Раз за разом он отвечал абсолютно верно. В ходе третьего эксперимента он даже смог определить цвет лучей. Эта удивительная способность, продемонстрированная Дарреном, и называется слепозрением.

Исследования слепозрения демонстрируют, что пациенты с изолированным повреждением первичной зрительной коры могут верно определять местоположение предмета, его цвет и даже распознавать, движется ли он. По словам ученых, точность доходит до 100 %. Более того, анализ движений глаз показывает, что взгляд испытуемых свободно перемещается на объекты и фокусируется на них. Пациенты слепы, однако следят глазами за предметами и могут точно их описывать.

В 2008 году внимание ученых привлек пожилой господин по имени Тэд, перенесший два инсульта подряд. Инсульты разрушили зрительную кору пациента, и он ослеп. Тэд привык ходить с тростью, но в день эксперимента его попросили явиться без нее. Ученый подвел Тэда к началу длинного коридора, напоминавшего полосу препятствий. Он был заставлен самыми разными предметами: двумя корзинами для мусора, штативом, стопкой бумаг, подносом и коробкой. Однако ученый сказал Тэду, что коридор абсолютно свободен, и попросил пройти по нему. Тэд шагнул в коридор. Подойдя к первой мусорной корзине, он обошел ее, чтобы не врезаться… и сделал то же самое, когда оказался у второй корзины. Далее он миновал штатив, прошел, ловко лавируя, между стопкой бумаг и подносом и умело обогнул коробку. Когда Тэда спросили, как же ему удалось так искусно обойти все преграды, он не нашел, что ответить. Ему как-то удалось сориентироваться в лабиринте, несмотря на слепоту.

Очевидно, что и Даррен, и Тэд все же обладают некоторой формой зрительного восприятия, пусть и неосознанного. Их мозг ощущает свет, в нем сохранились нейронные цепи, обрабатывающие зрительную информацию. Слепозрение становится возможным при повреждении скорее финального участка сенсорного пути, нежели самих органов зрения. В этом случае мозг реагирует на свет, но сознание в процессе не участвует. Тогда-то и проявляется слепозрение, форма подсознательного зрения. По нейронным цепям информация перемещается от глаз в затылочную долю, где и анализируется. Затем она отправляется в соответствующие моторные области, которые координируют движения глаз и вызывают нужные поведенческие реакции, и все это – без ведома сознания.

Нечто похожее происходит и с водителем, погруженным в свои мысли. Мозг обрабатывает сведения о дорожной обстановке, полученные от глаз и ушей, и отдает команду крутить руль, нажимать на газ или тормоз. В этот момент занятое мыслями сознание не принимает никаких водительских решений, и именно слепозрение помогает мозгу руководить перемещениями в пространстве. Вот почему водители в Хантсвилле не заметили, что сигналы светофора изменились. Слепозрение помогает ориентироваться, но его возможностей не хватает на обнаружение тонкостей – и потому оно не отличает зеленую стрелку от зеленого сигнала светофора.

Этот эффект наблюдается только при перемещении по знакомому маршруту. Если же вы едете по незнакомой дороге и пункт назначения для вас тоже нов, вы будете крайне внимательны. Вы будете обращать внимание на каждый дорожный сигнал. И только после того, как вы проделаете такое путешествие 20–30 раз, маршрут сделается знакомым и вы начнете отвлекаться. Что же изменилось? Маршрут стал привычным. Для поддержания привычки не требуется столько же умственных усилий, сколько нужно на выполнение нового, непривычного действия. Повторение – это не просто «мать учения», а еще и «автоматизатор» наших действий. Мы довольно часто сталкиваемся с этим феноменом, подчас даже не замечая его. Что интересно, испытать этот эффект на себе могут не только люди.

Мыши в крестообразном лабиринте

Давайте вернемся к злосчастному перекрестку города Хантсвилл в штате Алабама. Представьте, что для того, чтобы добраться до работы, вам нужно проехать по бульвару Адвентистов, а потом свернуть на Уинн-Драйв. Повторив этот маршрут несколько раз, вы, вероятно, усвоите его и сможете перемещаться по нему машинально, не обращая особого внимания на дорогу. Маршрут сделается привычным, но что при этом произойдет в вашем мозге? Как повторение действий, скажем езда на работу по одному и тому же пути, помогает довести эти самые действия до автоматизма? Неврологи изучили этот вопрос. Они разработали эксперимент с участием мышей: те должны были ориентироваться в крестообразном лабиринте – по сути, «перекрестке» из двух «улиц». В ходе эксперимента мышь сажают в южную часть креста, а вкусную награду помещают в западный отсек, как показано на рисунке ниже.

Попав в лабиринт, мышь осторожно движется вперед до перекрестка. На перекрестке она начинает вертеть головой в раздумьях, куда идти дальше, и часто выбирает не тот путь. Но в конце концов находит угощение в западной части лабиринта. На второй и третий раз мышь все равно задерживается на перекрестке, но гораздо чаще выбирает поворот налево и достигает цели. Неврологи повторяли эксперимент снова и снова, неизменно сажая мышь в южный отсек и помещая угощение в западный. В итоге поведение мыши изменилось: она перестала останавливаться на перекрестке – без всяких сомнений бежала вперед, а потом поворачивала налево. Этот маршрут стал привычным, как это бывает у всех тех, кто изо дня в день добирается до работы одним и тем же путем.

Светофор в Хантсвилле усовершенствовали в расчете на то, что водители заметят изменения и тут же приспособятся к ним. Но этого не произошло. Многие автовладельцы не заметили перемен из-за многолетней привычки поворачивать на этом перекрестке. Аналогичный эффект можно наблюдать и тогда, когда рабочий день предстоит начать не в офисе, а в другой точке города.

Что же происходит с мышами, когда им приходится приспосабливаться к новым условиям, скажем менять привычный маршрут?

После того как мышь научилась продвигаться от южного сектора к западному, условия поменялись: теперь мышь начинала свой путь с северной части лабиринта. Угощение ученые так и оставили в западном отсеке. Однако для того, чтобы до него добраться, мыши требовался новый маршрут, с поворотом направо, а не налево. Здесь есть два варианта развития событий. В том случае, если привычка полностью захватила контроль над ориентированием, мышь повернет налево и обнаружит, что забрела в тупик, где совсем нечем полакомиться. Она будет следовать привычным маршрутом, как поглощенный своими мыслями водитель. Если же привычка не скажется на поведении мыши, то испытуемая остановится на перекрестке, оценит обстановку и повернет направо, к угощению. Вот с чего все началось:

Оказавшись в северной части лабиринта, мышь, привыкшая начинать свой путь с южного сектора, идет до перекрестка, сворачивает налево и движется прямиком в тупик. Она совершает ту же ошибку, что и занятый своими мыслями водитель, потому что привычка полностью контролирует ее поведение. Мышь приучилась бездумно сворачивать налево и следует своей привычке.

Далее ученые повторили эксперимент: на этот раз они посадили в лабиринт мышь, которая не привыкла перемещаться из южного сектора. Теоретически такая мышь не должна повернуть налево на перекрестке – ведь у нее нет соответствующей привычки. Нетренированная мышь перебежала от северной части к центру, остановилась, покрутила головой, безошибочно выбрала поворот направо и устремилась на запад к желанному лакомству.

Судя по всему, поведение испытуемых грызунов обуславливается либо наличием привычки, либо ее отсутствием. Но как нам убедиться, что все дело именно в привычке?

Неврологи выяснили, что центр привычек базируется в глубине мозга, в области, называемой стриатум или полосатое тело. Чем больше мышь тренируется, тем сильнее становится активность на внешней стороне стриатума. В то же время ослабевает активность внутри стриатума и в гиппокампе (в центре формирования памяти), что, как считают ученые, существенно влияет на необусловленное привычкой поведение. Если мы достоверно знаем, в какой части мозга рождаются наши привычки, то мы теоретически можем приостановить работу этой области, тем самым помешав привычке закрепиться.

В нейробиологии существует особая техника исследования, при которой испытуемому при помощи особого химического вещества или электрического тока ненадолго деактивируют одну из областей мозга. Что будет, если приостановить работу внешней стороны стриатума мышиного мозга, тем самым выключив центр привычек, а затем посадить грызуна в северный угол? Ответ: мышь выберет верный поворот! При деактивации центра привычек мышь не может больше перемещаться по лабиринту на автопилоте и свернуть налево, в тупик. Ей приходится останавливаться на перекрестке, смотреть по сторонам и идти к западному углу, где она в итоге обнаруживает лакомство.

Система привычки срабатывает быстрее системы непривычки. Мышь не останавливается на перекрестке, она машинально сворачивает налево. Путь на работу укорачивается, когда не приходится напряженно следить за дорожными ориентирами. Однако эта система порой допускает ошибки, например в случае, когда мышь начинает движение с северного угла или когда вам нужно выступать с презентацией в непривычном месте. Система непривычки же дает мыши возможность обдумать новые условия и приспособиться к ним.

Две эти параллельные системы совместно контролируют наши действия. В зависимости от того, какая из систем более активна, меняется наше поведение. В теории возможна и одновременная работа: пока система привычки руководит нашими маневрами на дороге, система непривычки говорит по телефону.