Текст книги "Три дочери Евы"

Ходжа

Стамбул, 1980-е годы

Неделю спустя Пери набралась смелости и открыла свой секрет отцу.

– Ты хочешь сказать, у тебя видения? – спросил Менсур, отложив в сторону газетный кроссворд.

– Только одно, Баба, – уточнила Пери. – Младенец.

– И что же он делал, этот младенец?

– Ничего, – пожала плечами Пери. – Парил в воздухе.

Несколько мгновений лицо Менсура сохраняло непроницаемое выражение.

– Доченька, ты ведь у меня умница, – наконец произнес он. – Неужели ты хочешь стать такой, как твоя мать? Если так, давай забивай себе голову всякими глупостями. Но я ожидал от тебя другого.

У нее сжалось сердце. Меньше всего на свете ей хотелось разочаровать отца. Значит, надо было убедить себя, что никакого призрака не было. Ну и пусть она видела его собственными глазами. Наши чувства так часто обманывают нас. В конце концов, ей ведь не удалось его потрогать. А первое правило ее отца гласит: если ты не можешь это потрогать, значит этого нет. И никакого младенца в тумане тоже нет. Он существует только в ее голове. С этим Пери готова была согласиться. Но вот откуда он взялся в ее голове – этого она объяснить не могла.

– Запомни, девочка моя, цивилизованный мир стоит не на бессмысленных верованиях, – продолжал отец. – Он стоит на науке, разуме и достижениях техники. И мы с тобой – часть этого мира.

– Я знаю, Баба.

– Вот и хорошо. Забудь о своем младенце. И прошу тебя, матери об этом даже не заикайся. Обещаешь?

– Обещаю.

Разумеется, обещание она не сдержала. Как и любимая отцовская наука физика, человеческая психология тоже имела свои законы. Стоит сказать человеку, чтобы он не заглядывал в закрытый сундук или не открывал запертую дверь, у него тут же возникает неодолимое желание взломать замки. Справедливости ради надо заметить, что Пери держала слово, данное отцу, столько, сколько могла, но когда Дитя Тумана явилось вновь, она бросилась за помощью к матери.

– Почему ты не сказала мне раньше? – нахмурилась Сельма.

– Я рассказала папе, – судорожно сглотнув, призналась Пери.

– Разве твой отец понимает что-нибудь в подобных вещах? Похоже, к тебе приходит джинн. Главное теперь – понять какой. Некоторые из них безвредны, зато другие – настоящее воплощение зла. Коран предостерегает нас против этой опасности. Некоторые джинны способны на все, чтобы завладеть человеком, особенно юной девушкой. Женщины беззащитны перед ними, поэтому нам следует быть осторожными.

Сельма отвела непослушный локон со лба дочери и заправила его за ухо. Этот жест, такой простой и в то же время исполненный нежности, поднял в душе Пери горячую волну любви.

– Что же мне делать? – спросила она.

– Прежде всего, всегда говорить мне правду. Помни, Аллах видит любую ложь. А родители – это глаза Аллаха на земле. Ну а еще мы должны найти заклинателя, изгоняющего нечистую силу.

На следующее утро мать и дочь отправились к ходже, который был знаменит тем, что вызволил многих людей из власти демонов. Это был дородный мужчина с темными тонкими усиками и хриплым голосом. На руке у него висели четки из оникса, которые он постоянно перебирал. В сравнении с приземистым телом голова его казалась слишком большой, словно его собирали наспех, не задумываясь о пропорциях. Ворот застегнутой на все пуговицы рубашки был слишком узок и врезался в шею.

Устремив на Пери изучающий взгляд, он задал несколько вопросов о ее привычках, пристрастиях в еде, любимых играх, успехах в учебе и регулярности ее физиологических отправлений. Девочка слегка оробела, но, сидя на краешке стула, продолжала старательно отвечать на вопросы. Ходжа осведомился, не случалось ли ей в последнее время убить паука или гусеницу, ящерицу, кузнечика, таракана, божью коровку, осу или муравья. Упоминание о муравье заставило Пери задуматься: как знать, может, она нечаянно наступила на одного из них. Ходжа подтвердил, что джинны, неуловимые и изменчивые, способны принимать вид насекомых, и тот, кто причинит им вред, не произнеся при этом имени Аллаха, навек оказывается в их власти.

Сообщив это, ходжа повернулся к Сельме:

– Если бы ты научила свою дочь не выходить из дому, не прочтя перед этим суру «Аль-Фатиха»[6]6
  Первая сура Корана.


[Закрыть], джинны бы ее сторонились. У меня пятеро детей, и никого из них джинны не беспокоят. Почему? Ответ очень простой: мои дети знают, как себя защитить. Почему же ты не позаботилась о своей дочери, сестра?

Сельма сокрушенно переводила взгляд с ходжи на дочь и обратно.

– Я пыталась учить ее, но она ничего не слушает. Отец плохо на нее влияет.

– Папа тут ни при чем… – попыталась вступиться Пери. – А что теперь будет? – тихо спросила она.

Вместо ответа заклинатель сжал плечо девочки, наклонился к ней и уставился ей в глаза. Казалось, это длилось целую вечность. Потом до нее донесся его шипящий голос:

– Как бы тебя ни звали, я узна́ю твое имя. И тогда ты станешь моим рабом. Я знаю, ты про́клятое Богом создание. Злобная и хитрая тварь. Оставь это невинное дитя. Внемли моим предостережениям!

Пери зажмурилась. Пальцы ходжи, сжимавшие ее плечо, ослабли. Он побрызгал ей на голову розовой водой, прочел молитвы, изгоняющие злых духов, и заставил проглотить несколько клочков бумаги с какими-то арабскими письменами. Чернила, которыми были выведены письмена, окрасили ее язык в ярко-синий цвет, сохранявшийся несколько дней. После этого мать с дочерью отправились домой. Ночью, следуя наставлениям ходжи, Пери, вздрагивая от каждого шороха, целый час провела в саду, освещенном лишь слабым светом уличного фонаря. На следующее утро мать послала ее разогнать стаю бродячих собак. Собаки едва не разорвали ее на части.

– Что ж, джинн, я дам тебе последний шанс, – заявил ходжа, когда они пришли к нему во второй раз. В руке он держал длинную палку, соструганную из сухой ивовой ветви. – Если ты не оставишь ребенка по собственной воле, я задам тебе хорошую порку.

Прежде чем Пери поняла, к чему он клонит, ходжа с размаху ударил ее по спине. Девочка вскрикнула.

– Эфенди, а без этого нельзя обойтись? – побледнев, спросила Сельма.

– Это самый верный способ. Джинна нужно испугать. Пока он остается в ее теле, его сила возрастает.

– Да, но… этого я не могу допустить, – твердо сказала Сельма и сжала губы в тонкую линию. – Лучше нам уйти.

– Что ж, тебе решать, – процедил ходжа. – Но я обязан предупредить тебя, сестра. Эта девочка – легкая добыча для темных сил. Даже если она избавится от этого джинна, ею завладеет другой – она просто вдохнет его, как вдыхает воздух. Ты должна постоянно следить за ней.

Мать и дочь, испуганные словами заклинателя больше, чем неведомым джинном, поспешили домой, разумеется после того, как Сельма щедро заплатила ходже.

– Не волнуйся, ничего этот джинн мне не сделает, – сказала Пери, когда они ждали автобус на остановке. Чувствуя себя виноватой, она крепко сжала руку матери. – Мама, а почему он сказал, что я легкая добыча для темных сил?

Сельма явно растерялась, не столько от вопроса дочери, сколько оттого, что не знала, как на него лучше ответить.

– Некоторые люди с рождения уязвимы перед темными силами, – сказала она. – Может, поэтому ты и вела себя так странно, когда была еще совсем маленькой…

Увидев на глазах матери слезы, Пери испугалась, что сделала что-то очень и очень плохое, хотя и не понимала, что именно.

– Я буду вести себя хорошо, обещаю, – сказала она.

С этого дня она изо всех сил старалась сдерживать свое новое обещание. Послушная и безропотная, она делала лишь то, чего от нее ожидали, не думая о собственных желаниях и прилежно избегая любых проявлений собственной воли. Каждый ее шаг можно было предсказать заранее, она никому не причиняла тревог и неприятных сюрпризов.

Сельма коснулась лба дочери губами:

– Джаним[7]7
  Жизнь моя (тур.).


[Закрыть], будем надеяться, что с этим покончено. Но прошу тебя, будь осторожна. Если джинн появится вновь, сразу дай мне знать. Джинны очень хитры и мстительны.

Видение не замедлило посетить Пери, но, хорошо усвоив полученный урок, она никому об этом не обмолвилась. Мать была слишком суеверной, отец – слишком здравомыслящим, и ни один из них не мог помочь ей, когда дело касалось столь тонкой сферы. По убеждению Сельмы, в любом необъяснимом событии, мало-мальски нарушавшем привычный порядок вещей, лежала религиозная подоплека. Менсур же считал это проявлением душевного недуга. Ни то ни другое объяснение Пери не устраивало.

Чем дольше она размышляла об этом, тем больше укреплялась в мысли, что о своих видениях лучше помалкивать. И хотя таинственные визиты по-прежнему тревожили ее и надолго выбивали из колеи, постепенно она научилась воспринимать их как одну из пусть странных, но неотъемлемых особенностей жизни, вроде черных мушек перед глазами, о которых лучше не задумываться, а просто спокойно принимать их появление. Вот так Дитя Тумана – был он джинном или кем-то еще – поселилось в укромном уголке ее сознания, оставаясь для нее неразрешимой загадкой.

Спустя годы, незадолго до отъезда в Оксфорд, Пери написала в своей заветной книжечке:

Неужели нельзя найти название для того, что не относится к категориям веры и безверия и равно чуждо как чистой религии, так и чистому разуму? Неужели есть только два пути, а третьего, подходящего для таких, как я, не существует? Но как же быть с теми, кого не удовлетворяет выбор лишь из двух возможностей? Я уверена, людей, разделяющих мои чувства, немало. Им всем, как и мне, необходим иной язык. Язык, включающий в себе понятия, которых не существовало прежде…

Аквариум

Стамбул, 2016 год

Только в четверть девятого вечера мать и дочь добрались наконец до особняка на побережье. Балконы с ажурными чугунными решетками, белые мраморные ступени, выложенные мозаикой фонтаны, современные камеры слежения, автоматические ворота, глухой забор с колючей проволокой. Все это напоминало не загородный дом, а крепость, отгородившуюся от всего мира, маленький островок покоя и безопасности. Против возможных нарушителей границы – нищих, воров, уличных торговцев и просто незваных гостей – были приняты все меры предосторожности.

Прижимая к груди раненую правую руку, Пери держалась за руль левой. По пути они остановились у аптеки, и аптекарь, пожилой мужчина с седеющими усами, обработал порез. На его вопрос о том, что случилось, она лишь скупо ответила:

– Резала овощи. Вот что бывает, когда готовишь второпях.

Он рассмеялся. Стамбульские аптекари – это особое мудрое племя. Они никогда не покупаются на ложь, но при этом не добиваются неприглядной правды. Проститутки, побитые клиентами или сутенерами или изувечившие себя сами, жены, отделанные мужьями, водители, пострадавшие в столкновениях, произошедших по их собственной вине, – все они могут смело отправляться в аптеку и выдавать там самые невероятные версии случившегося. Аптекарь не поверит ни слову из их рассказов, но и выводить их на чистую воду тоже не сочтет нужным.

Пери потрогала повязку и поморщилась, увидев, что сквозь бинт проступило алое пятно. Она хотела разбинтовать руку перед тем, как войти в дом, чтобы избежать неприятных вопросов. Но кровь, боль и страх возможной инфекции заставили ее изменить решение.

Как только машина остановилась у ворот, к ним подошел дюжий охранник в темном костюме, благоухающий лосьоном после бритья. Он отвез машину на стоянку, а Пери и Дениз отправились к дому через ухоженный сад с увитыми плющом шпалерами. Легкий ветерок шевелил листву платанов.

– Дорогая, с моей стороны было страшно глупо пуститься в погоню. О чем я только думала? – нарушила молчание Пери.

Здоровой рукой она коснулась плеча дочери так легко, словно девочка была хрустальным сосудом. Сосудом, до краев наполненным злобой и раздражением. Еще недавно они были бесконечно близки, даже придумали собственные тайные знаки, понятные только им одним. Трудно было поверить, что сейчас рядом с ней идет та самая девочка, что прежде до слез хохотала над ее немудреными шутками и хватала мать за руку, когда герои мультфильмов попадали в опасную переделку. Та милая девочка безвозвратно исчезла, оставив вместо себя угрюмую и хмурую незнакомку. Это превращение – по-другому не скажешь – застало Пери врасплох, хотя она прочла кучу статей о том, что пубертатный период у современных подростков, особенно у девочек, наступает все раньше и раньше. Она всегда надеялась, что ее отношения с дочерью будут более близкими и доверительными, чем ее отношения с собственной матерью. В конце концов, разве не к этому мы стремимся всю жизнь: стать лучше своих родителей, дав нашим детям возможность стать лучше, чем мы. Но в результате мы зачастую обнаруживаем, что, сами того не желая, повторяем ошибки предыдущего поколения. Пери знала: злоба нередко маскирует страх.

– Прости, что заставила тебя волноваться, – мягко сказала она.

– Мама, при чем тут мое волнение, – отрезала Дениз. – Тебя могли убить!

Дочь была права. В том темном переулке она могла запросто распроститься с жизнью. Но девочка не знала, что у этого происшествия был и еще один, возможно, даже более вероятный исход: ее мать могла сама убить бродягу.

– Никогда больше не повторю подобной глупости, – заявила Пери, когда они подошли к дому.

– Обещаешь?

– Обещаю, любовь моя. Только прошу, не надо рассказывать об этом папе. Зачем ему лишние переживания.

Дениз эта просьба привела в замешательство, которое длилось всего несколько мгновений.

– Папа имеет право знать, – покачала она головой.

Пери собиралась возразить, но тут массивная дубовая дверь, покрытая затейливой резьбой, распахнулась изнутри. На пороге, приветливо улыбаясь, стояла горничная в черной юбке и белой шифоновой блузке. Из дома доносились голоса, смех и аппетитные запахи. Вечеринка была в самом разгаре.

– Добро пожаловать! Входите, прошу вас!

Горничная говорила с заметным акцентом – возможно, была уроженкой Молдавии, Грузии или Украины, одной из бесчисленной армии иностранок, которые отправились в Стамбул на заработки, оставив детей на попечение родных и обеспечив мужьям возможность ежемесячно получать денежный перевод.

– Зачем ты меня сюда притащила? – громко прошипела Дениз.

– Я же говорила: здесь будет много твоих друзей. Уверена, тебе понравится.

Едва они вошли, Пери сразу увидела мужа, он проталкивался к ним сквозь толпу гостей. Выражение его лица было сердитым и обеспокоенным одновременно. Элегантный темно-коричневый пиджак, накрахмаленная белоснежная рубашка, синий галстук с коричневыми разводами, отполированные до зеркального блеска ботинки – Аднан уделял немало внимания своей внешности. Человек, который сделал себя сам, он вышел из низов и заработал состояние на операциях с недвижимостью. Он всегда любил повторять, что своим успехом обязан только Всемогущему Аллаху. Пери, при всем уважении к энергии и деловой хватке мужа, не могла понять, почему Аллах отдает предпочтение именно ему. Аднан был на семнадцать лет старше жены, и разница в возрасте становилась особенно заметной, когда он сердился или расстраивался и морщины на его лбу, и без того уже достаточно глубокие, проявлялись еще больше.

– Где вы пропадали? Я звонил тебе раз сто!

– Прости, дорогой. Я потеряла телефон, – сказала Пери, стараясь придать голосу безмятежность. – Длинная история, давай не будем об этом сейчас.

– Знаешь, почему мы опоздали, папа? – При виде отца в глазах Дениз зажглись огоньки. – Мама погналась за грабителями!

– Что?

Дениз отбросила со лба прядь волос. От отца она унаследовала длинный нос с небольшой горбинкой и неистребимую самоуверенность.

– Спроси у нее сам, – бросила Дениз, прежде чем подойти к девочке примерно своих лет, которая со скучающим видом бродила в толпе гостей.

Но времени для объяснений действительно не было. Прервав разговор с известным журналистом, к ним уже спешил хозяин дома. Это был коренастый, широкоплечий мужчина с совершенно лысой головой и багровым румянцем завзятого пьяницы. На лице, каждая клеточка которого регулярно подвергалась самым современным методам борьбы с возрастом, не было ни единой морщины. Когда он улыбался, черты его оставались каменными, и лишь уголки губ слегка приподнимались.

– Наконец-то! – пророкотал он.

Его голубые глаза, в которых переливались шаловливые искорки, буквально пожирали Пери.

– Что с вашей рукой? Уверен, вас пытались похитить! Вы сами виноваты. Нельзя быть такой красивой.

Пери улыбнулась, хотя шутка заставила ее побледнеть. Она надеялась, что ни хозяин дома, ни кто-либо другой не станут комментировать состояние ее платья, измятого, порванного у каймы, покрытого пятнами крови и фраппучино. К счастью, пятна крови на ярко-лиловом шелке были не особенно заметны.

– В пути с нами случилось небольшое происшествие, – сообщила она.

– Какое еще происшествие? – нахмурился Аднан.

– Так, пустяки, – прощебетала Пери и тихонько коснулась локтя мужа, давая понять, что от дальнейших расспросов лучше воздержаться. – Какой у вас великолепный дом! – воскликнула она, обернувшись к хозяину.

– Благодарю вас, моя дорогая. К сожалению, этот дом словно кто-то сглазил. Одно несчастье за другим. Сначала лопнули трубы, и весь первый этаж залило водой. Потом молния ударила в дерево, оно упало на крышу и проломило ее, представляете? И все это в течение нескольких месяцев!

– Вам надо повесить в доме назар бонджук[8]8
  Оберег (тур.), представляющий собой небольшой диск из цветного литого стекла с точкой посередине, напоминающий глаз; в переводе с турецкого означает «сглаз от сглаза».


[Закрыть], – заметил Аднан.

– О, мы придумали кое-что получше. Сегодня к нам приглашен экстрасенс.

– Да что вы! – с наигранным удивлением протянула Пери.

Предмет разговора не слишком занимал ее, но она знала: надо что-то сказать. В последнее время интерес общества ко всякого рода медиумам и прорицателям рос в геометрической прогрессии. Разумеется, повальное увлечение пророками и телепатами коснулось в основном женщин, но и мужчины не остались в стороне. Вероятно, в государстве, где нестабильность всегда являлась нормой, подобное явление было закономерно. На фоне хронической политической неопределенности и отсутствия гласности маги и волхвы, как подлинные, так и фальшивые, выполняли важную социальную функцию, подменяя царившую в обществе неуверенность неким подобием уверенности.

– Все говорят, этот парень обладает поразительной силой, – продолжал хозяин дома. – Он не просто вступает в разговор с джиннами. Он командует ими. И они беспрекословно подчиняются его приказам. Джинны даже отдают ему своих жен, так что у него собрался неплохой гарем! – Произнеся последнюю фразу, хозяин фыркнул, но, заметив, что Пери слушает его без тени улыбки, внимательно на нее посмотрел. – Что случилось? Вид у вас такой, словно вы только что увидели привидение.

Пери невольно отпрянула. Она уже не раз опасалась, что по выражению ее лица люди могут догадаться о ее таинственных видениях, скрытых от посторонних глаз. К счастью, хозяин дома не испытывал ни малейшего желания слушать чей-либо голос, кроме своего собственного.

– Я знаю двух брокеров, которые постоянно консультируются с этим парнем, когда хотят купить акции. Разве это не сумасшествие, по-вашему? Экстрасенсы заправляют делами на бирже. – Он расхохотался. – Это моя жена настояла на том, чтобы его пригласить. Но не стоит ее упрекать. Бедняжка, после той жуткой катастрофы она ночей не спит – боится, что с нашим домом произойдет нечто подобное.

Около полугода назад эта новость попала в передовицы всех газет. Огромный сухогруз, трехсот тридцати пяти футов в длину, шедший под флагом Сьерра-Леоне, из-за поломки руля потерял управление, направился к берегу и вылетел на сушу, врезавшись в старинный особняк на набережной. В результате бедствия обрушилась обращенная к морю стена и великолепный балкон на южном фасаде здания.

Когда-то на этом балконе, относящемся к последнему веку Османской империи, кайзер Вильгельм II пил чай в обществе паши, известного своими непомерными амбициями и преклонением перед культурой и воинской мощью Германии. Паша распространил слух, что на самом деле кайзер является мусульманином – якобы сразу после рождения, прежде чем приложить младенца к материнской груди, ему прошептали на ухо начальные строфы Корана. С тех пор кайзер, подлинное имя которого Хаджи Вильгельм, является верным другом и неутомимым защитником ислама, и посему долг Османской империи – вступить в войну на стороне Германии.

Впоследствии на том же самом историческом балконе свел счеты с жизнью молодой наследник турецкого престола. Несчастный юноша без памяти влюбился в русскую балерину, эмигрировавшую в Стамбул после большевистской революции. Поняв, что ему никогда не удастся убедить семью принять его возлюбленную, он решил пустить себе пулю в лоб. Пуля, пройдя сквозь мозг и продырявив череп, вышла у него за левым ухом и вонзилась в стену, где оставалась нетронутой в течение трех десятилетий.

Особняк на набережной был свидетелем взлета и падения национальных героев, расцвета и упадка империи, расширения и сжатия границ. Он видел, как мечты превращаются в пыль. Но никогда за всю его богатую событиями историю здание не таранило судно. Нос сухогруза пробил стену, уничтожил картину Фахронисы Зейд и каким-то чудом остановился возле канделябра из муранского стекла. Сейчас в память о том дне с канделябра свисает миниатюрный игрушечный кораблик, дающий гостям возможность вновь и вновь вспоминать подробности этой невероятной истории.

– О, вот и вы! Мы уже боялись, что вы не приедете! – раздался женский голос за спиной Пери.

Это была жена хозяина. Она только что вышла из кухни, где отдавала распоряжения повару. На ней было изумрудно-зеленое коктейльное платье от модного дизайнера, с воротником стойкой спереди и вырезом до талии на спине. На пальце сверкало кольцо с изумрудом, огромным, как яйцо ласточки. Губы покрывал толстый слой алой помады, волосы были зачесаны назад и собраны в узел, такой тугой, что Пери невольно пришла на память козлиная кожа, натянутая на дарбуку[9]9
  Старинный ударный инструмент, распространенный на Ближнем Востоке.


[Закрыть].

– Пробки… – пробормотала Пери, целуя хозяйку в обе щеки.

Пробки на дорогах были универсальным оправданием для любых опозданий. Это магическое слово снимало все вопросы и недоумения. Посмотрев на лица хозяина и хозяйки, Пери с облегчением убедилась, что магия сработала и на этот раз. Они сочли объяснение вполне убедительным, в отличие от ее мужа. Ну что ж, с ним она поговорит позже.

– Не волнуйтесь, голубушка. Мы все знаем, что творится на дорогах! – пропела хозяйка и скользнула по платью Пери оценивающим взглядом, от которого, несомненно, не ускользнуло ни одно пятнышко.

– Я не успела переодеться, – сообщила Пери.

Под этим пронзительным взглядом она чувствовала себя раздетой, но в то же время, откровенно говоря, испытывала чувство, близкое к удовлетворению. Приятно было хотя бы слегка шокировать публику на этом параде сокрушительно дорогих нарядов и дизайнерских сумочек.

– Расслабьтесь, вы среди друзей, – улыбнулась хозяйка. – Но если хотите, я с удовольствием одолжу вам одно из моих платьев.

Пери представила, как проливает на шикарный наряд томатный соус. Учитывая, что сегодня явно был не ее день, подобное развитие событий казалось весьма вероятным.

– Спасибо, но я лучше останусь в своем, – покачала она головой.

– Вам надо подкрепиться! – предложила хозяйка. – Наверняка вы умираете с голоду.

– Принести вам выпить? – подхватил ее муж. – Белого? Красного?

– Вы очень добры. Но сначала я загляну в дамскую комнату, – ответила Пери.

Вслед за горничной она прошла вглубь особняка, ощущая, что взгляд мужа вот-вот просверлит дыру у нее в спине.

* * *

В дамской комнате Пери заперла дверь и, чувствуя себя совершенно вымотанной, уселась на крышку унитаза. Несколько раз вдохнула полной грудью, помассировала виски кончиками пальцев. У нее не было ни сил, ни желания выходить из своего убежища и общаться со всеми этими людьми; тем не менее она знала, что уже очень скоро ей придется это сделать. Если бы только можно было выскользнуть через окно туалета и убежать прочь от всех.

Она осторожно сняла повязку с раненой руки. Ножевой порез тянулся через всю ладонь, но был неглубок, так что зашивать его не требовалось. И все же при каждом движении он сильно болел и начинал кровоточить. Глядя на сочившуюся кровью рану, Пери невольно содрогнулась. Только теперь она наконец поняла, какой опасности подвергалась. Во рту у нее пересохло. Она вновь забинтовала руку.

Встав, чтобы умыться, она в изумлении застыла. Подножием для раковины служил огромный морской аквариум с десятками экзотических рыбок всех оттенков желтого и красного – цветов любимой футбольной команды хозяина. Все знали, что он рьяный болельщик, имеет на стадионе собственную ложу и при всяком удобном случае фотографируется с футболистами. Он даже намеревался когда-нибудь стать президентом клуба и для достижения этой цели плел сложную сеть тайных интриг.

Пери с завистью наблюдала за рыбками, которым было уютно и спокойно в их искусственном мирке, надежно защищенном от всех бурь и опасностей. По обеим сторонам раковины стояли две большие серебряные чаши с пушистыми полотенцами для рук, скатанными безупречными валиками. Повсюду на полу были расставлены зажженные свечи, язычки пламени чуть подрагивали, сладкий, слегка приторный аромат щекотал ноздри. К аромату свечей примешивался синтетический запах моющего средства, напомнивший ей о клее, который вдыхал бродяга.

Внезапно ее охватило неодолимое желание совершить какой-нибудь неожиданный и дерзкий поступок. Ей хотелось разбить аквариум и посмотреть, как рыбки будут биться в луже воды посреди осколков. В предсмертных судорогах они станут хватать ртом воздух и колотить хвостом по мраморному полу. Некоторые выскользнут в коридор и окажутся под ногами гостей, свет канделябров будет играть на их чешуйках, потом они доберутся до задней двери, пересекут террасу, и в тот момент, когда смерть покажется им неизбежной, их накроет морская волна. Море примет их как родных, их встретят старые друзья и родственники, которые все это время оставались дома, где все так скучно и привычно.

Путешественницы поведают домоседам, каково это – жить в большом аквариуме, тоскуя о беспредельности морского простора, но зато не ведая забот о пропитании. Вскоре домашние рыбки, утратившие всякую осмотрительность и разучившиеся избегать опасностей, станут добычей морских хищников. И все же они насладятся минутами свободы – блаженством, за которое можно отдать долгие годы в неволе.

Если бы только у нее был молоток… Порой собственные фантазии пугали ее.