Текст книги "Я тебя приручу"

Глава 19

– Заказчик сказал доставить вас на Корабельный тридцать шесть, – возражает водитель.

– Планы поменялись, – сухо заявляю. – Я хочу выйти здесь.

– Но… – снова начинает мужчина.

– Пожалуйста, остановите машину, – требую более уверенно. Если бы Ратмир сам потрудился отвезти меня или доверил это одному из своих людей, вряд ли бы я осмелилась перечить. Но он сплавил меня обычному таксисту, поэтому я смелею не на шутку и тянусь к ручке двери на ходу.

– Ненормальная, – орет он и, наконец, тормозит у обочины.

Забираю пакет с заднего сиденья и под продолжительную брань водителя захлопываю за собой дверь. Мужчина резко трогается с места, а я остаюсь совершенно одна.

Оглядываюсь, пытаясь сориентироваться в пространстве, и бреду в сторону парка на указателе. Я не была в этом районе с детства и совсем не узнаю местность, но если верить табличкам и стрелочкам, то двигаюсь в верном направлении. Хотя стоит признать, что в моей ситуации едва ли есть верное направление.

На ум почему-то приходит странное слово «цугцванг». Папа когда-то учил меня играть в шахматы и объяснил, что так называется положение, в котором любой ход игрока только усугубит ситуацию, сделает только хуже. И несмотря на то, что в шахматы я не играла уже лет десять, чувствую себя сейчас самой обычной пешкой в чьей-то игре.

Ратмир держал меня при себе, пока я была ему нужна, пообещал помочь, а потом… просто выбросил, как ненужную игрушку.

Не знаю, сколько я бесцельно бреду по городу, но к тому времени, как добираюсь до парка, новые босоножки успевают натереть ноги. Обессиленно плюхаюсь на лавочку и в который раз перебираю в голове варианты. Точнее, пытаюсь перебирать. Но получается из рук вон плохо. Потому что нет их… нет у меня вариантов. Никаких. Абсолютно! Я в полном тупике.

Домой к брату я не вернусь. Ратмир может сколько угодно быть уверен, что Данил меня больше не тронет. Вот только он его не знает… Не знает, во что тот превращается, когда напьется.

Интересно, Бестаев сам осознает эту иронию или даже лицемерие – он всерьез верит, что мой брат сдержит свое обещание, в то время как сам даже не думал сдерживать свое.

Отчаяние уже не просто заполняет меня, я им захлебываюсь. Мне даже не плакать хочется, а выть. Дышать становится трудно, и в какой-то момент в голове даже мелькает мысль: а может, не надо? Может, не надо дышать? Никто и не заметит, если меня не станет…

Эти мысли пугают меня до чертиков. Я даже до боли прикусываю губу, чтобы вернуть фокус в настоящее, а не в то эфемерное будущее, в котором меня нет.

Бросаю последние силы на то, чтобы сосредоточиться. Сложно не скатываться в жалость к себе, но если я хочу найти хоть какой-то выход, то надо постараться посмотреть на ситуацию со стороны. Что бы я посоветовала человеку, который оказался в моей ситуации? Что люди обычно делают в кино?

В любое другое время я бы, наверняка, смешно закатила глаза оттого, что сравниваю себя с бомжами из голливудских фильмов, но сейчас у меня нет сил даже на это.

Там герои обычно идут в какие-то специальные центры, им предоставляют ночлежку и даже вроде какой-то горячий суп. По крайней мере, знаменитости часто любят щеголять в интервью информацией, как они по праздникам этот самый суп разливали бездомным.

И как мне его искать, этот центр? Спрашивать у людей? Подойти к полицейским? Они наверняка попросят документы, а у меня их нет.

И без того сумбурные мысли разлетаются, словно мошки, когда из кармана раздается трель входящего звонка. С недоумением смотрю на незнакомый номер, и взгляд непроизвольно цепляется за две семерки в конце.

Я специально не запоминала номер Ратмира, но сейчас в груди что-то отчаянно сжимается. Искорка надежды загорается слабым огнем, и я принимаю вызов, продолжая нервно кусать губу.

– Что ты делаешь, Ася? – его голос сквозит неприкрытым раздражением. – Я же велел тебе отправляться домой.

Глупая, глупая надежда… Он звонит не потому, что понял, что совершил ошибку, он звонит просто потому, что что-то пошло не по его плану… снова. И опять из-за меня.

– Хватит дурить. Иди домой. Брат тебя не тронет.

Я мотаю головой и начинаю оглядываться по сторонам. Погода не располагает к прогулкам, поэтому сейчас я вижу лишь двух мамочек с колясками и пожилого мужчину с палочкой, неспеша бредущего неподалеку.

Нет, Ратмир не может меня видеть. Даже мысль о том, что он следит за мной, кажется смешной и абсурдной. Скорее всего, брат позвонил ему и сказал, что «товар» не приехал по адресу.

Он продолжает требовательно настаивать на том, чтобы я немедленно ехала домой, а я лишь горько усмехаюсь и произношу:

– Иди к черту, Ратмир.

На удивление, я не испытываю даже толики удовольствия оттого, что наконец послала его вместе с его властными замашками. Отключаю телефон и убираю в карман. Мне наплевать, до чего они там договорились с моим братом. Не удивлюсь, если тот ему пообещал рассказать о том, где скрывается отчим, в обмен на то, что Бестаев вернет ему любимую игрушку для битья.

С трудом берусь сказать, что случается первым: я начинаю плакать или небо таки разверзается мощным ливнем. Да и какая разница, если итог все равно один. Я одна, мне холодно и крайне жалко себя.

Но тем не менее я не двигаюсь с места. Девушки с колясками убегают из парка, редкие прохожие спешат куда-то, перепрыгивая через лужи, а я продолжаю сидеть. Сил нет даже переместиться под какое-нибудь дерево. В принципе, в этом нет никакого смысла: льет настолько обильно, что это бы меня не спасло.

Одежда моментально пропитывается насквозь, а внутри… там ничего не меняется. Захлебываться, пусть не водой, а эмоциями, я начала уже давно.

Мне кажется, у меня даже мыслей не остается. Есть только я и шум дождя. Будто поняв, что я никому не нужна, сама стихия пришла ко мне на помощь… или, наоборот, решила добить меня окончательно. Да, судя по тому, как продрогло мое тело, это все-таки второй вариант.

– Девушка, а вы чего тут одна сидите? Такая красивая… и мокрая.

Поднимаю глаза вверх и вижу перед собой троих парней. Они тоже без зонта, и капюшоны на толстовках мало спасают от ливня. Но почему-то это не мешает им продолжать глумиться над моим видом.

– Пойдем с нами, мы тебя согреем, – улюлюкает один.

– Обогреем так, что мало не покажется, – подхватывает второй.

– Ага, сразу втроем.

– Идем, не пожалеешь.

Один из них протягивает ко мне руку и, не дождавшись, когда я возьмусь за нее, сам хватает меня за рукав.

– Ля, какая скромная, – кивает он своим друзьям. – Кажется, даму надо подбодрить.

– Это мы запросто, – ржет второй и хватает меня за другую руку.

Глава 20

Ратмир

– Она вышла из такси, – недоуменно сообщает Аид, глядя на экран телефона.

– Уже? До их дома ехать как минимум полчаса.

– Она вышла не у дома, – усмехается он. – Я же говорил, что она что-то скрывает.

– Хочешь сказать, она сразу побежала на встречу с отчимом? – всем своим видом выражаю скепсис. Она не так глупа. По крайней мере, мне хочется верить, что она не так глупа.

– Скоро узнаем, – пожимает он плечами. – Парни идут за ней.

– Ну? – тороплю его через сорок минут. – Где она?

– Не поверишь, все еще идет.

– Куда? Куда, блд, можно идти сорок минут? Заметила «хвост»? Пытается запутать след?

Если Аид и удивлен обилием вопросов, то никак это не показывает. Друг вообще довольно скуп на эмоции. Правда, еще недавно такое можно было сказать про нас обоих. Но сейчас явно что-то пошло не так.

Мышца безразличия, которую я с таким усердием качал всю свою жизнь, на поверку оказалась лишь напичканной анаболиками пустышкой. Потому что мне ни хрена не все равно. И если окажется, что она действительно в курсе, где ее отчим, я буду не просто зол, как Аид. Я буду… разочарован.

– Не похоже. – Он снова пожимает плечами и хмурится. – Идет тупо по прямой. Ребят точно заметить не могла, если, конечно, Мата Хари не ее пробабка.

И мы снова ждем. Отбираю у Аида телефон и сам слежу за красной точкой на карте, будто от этого зависит моя жизнь. Движется медленно, не похоже, чтобы она куда-то спешила. Такое впечатление, что она просто изматывает наших парней. Решила взять измором? Но опять-таки, для этого ей нужно было догадаться, что за ней слежка…

Какого черта она творит? Я ее не понимаю, и это крайне бесит. Я привык считывать людей, просчитывать их ходы наперед. С Настей все было предельно ясно. До сегодняшнего дня.

Типичная «дама в беде». Типичное «дай мне денег».

Однако сегодня что-то пошло не так…

– Она остановилась, – пялюсь в отметку на карте. – Ждет кого-то? Это парк.

Аид набирает кого-то из своих людей и тут же докладывает:

– Села на лавочку. Они позвонят, как только кто-нибудь войдет с ней в контакт.

И мы снова ждем. Любые попытки заняться какими-то рабочими вопросами рассыпаются в прах. Все мое внимание сузилось до крошечной красной точки на карте.

Чего она этим добивается? Какой у нее план?

– Что ты делаешь? – сощурив свои черные глаза, шипит Аид, когда я хватаю свой телефон.

– Она сидит там два часа, – рявкаю в ответ. – По-моему, уже понятно, что она никого не ждет.

– Или она хочет, чтобы ты так подумал, – резонно заявляет он.

– То есть в ее роду все-таки были первоклассные шпионы и она засекла твоих людей?

– Это исключено.

– Тогда что? Со своего телефона она точно никому не звонила, он на прослушке. Ты всерьез считаешь, что Солод перед тем, как свалить, в лучших традициях тайных агентов велел ей ждать его на определенной лавочке в парке каждый четверг после полудня?

– Какие еще варианты?

– Она не хочет идти домой.

– И? Решила жить в парке? Она настолько глупа?

– Она настолько упряма, – подтверждаю нехотя и набираю ее номер. А еще она в отчаянии.

– Все еще утверждаешь, что она не глупа? – усмехается друг после того, как девочка послала меня к черту.

– Утверждаю, что наш план не сработал, – раздраженно огрызаюсь.

– Еще не вечер. Когда-нибудь ей надоест там сидеть.

– И пойдет домой пешком?

– Поймает попутку, позвонит брату, чтобы приехал за ней. Позвонит тебе, в конце концов.

– Не позвонит.

Понятия не имею, откуда у меня такая уверенность, но я точно знаю, что она мне не позвонит. Второй раз она не совершит такую ошибку.

Как бы парадоксально это ни звучало, но последней каплей становится капля. Дождевая. Мне хватает пары минут созерцания влажных дорожек на окне, чтобы наконец сорваться с места.

– Ты куда? – интересуется Аид.

– Туда, – тыкаю пальцем в экран телефона, где все еще не двигается красная точка. Если бы не наши люди неподалеку, я бы давно заподозрил, что она каким-то образом нашла маячок и сбежала. Но это исключено. Они подтвердили, что Настя уже несколько часов сидит на этой чертовой лавочке и, судя по всему, даже несмотря на дождь, не собирается оттуда уходить.

– Парней отзывать? Или пусть еще помокнут?

– Отзывай, – кидаю уже у двери.

Я буду там через десять минут, вряд ли за это время ее здравый смысл наконец восторжествует. О чем она вообще думает? Неужели так сложно было послушаться меня? Я же пообещал, что брат ее не тронет. Мои люди доходчиво внушили ему, что руки впредь следует держать при себе.

И пусть в данный момент мне самому хочется придушить Настю за упрямство и неповиновение, я жалею, что не добил его, когда мы обнаружили этого придурка с окровавленной башкой. Это ж надо было так запугать девчонку, что она решила провести целый день на скамейке в парке, лишь бы не идти домой.

Или это опять какой-то план? Ждала, что я снова примчусь на помощь? Тогда какого черта послала меня, когда я ей позвонил?

Обиделась, что так быстро ее сплавил? Она-то рассчитывала разжиться бабками и потом уже свалить. Но мне не нужно, чтобы она уезжала и «уходила на дно». Мне нужно, чтобы она была рядом с братом. Этот мудак явно что-то скрывает. Аид уверен, что и Настя тоже.

Я же уже не уверен. Вообще ни в чем не уверен, если честно.

Разве что в том, что вот этим придуркам, которые стоят рядом с ней и громко гогочут, увлекая ее за собой, п*здец.

Ярость топит, заполняя глаза какой-то яркой ослепляющей темнотой. Я даже ударов не чувствую. Не отдаю себе отчета. Вспышка – один из них лежит на асфальте, еще одна – второй оседает на скамейку и держится руками за окровавленный нос. Третья вспышка успевает лишь зафиксировать спину убегающего парня, и потом снова все накрывает кромешная тьма.

И лишь яркие перепуганные глаза Аси как два огромных фонаря.

Она дрожит. Трясется всем телом, и я не берусь сказать – от холода это или от страха. Хочу ее обнять, прижать к себе, но боюсь еще больше напугать и лишь мягко зову:

– Идем отсюда.

Смотрит не моргая. Оценивает. Размышляет о чем-то. Видимо, прикидывает, какое из «двух зол» все-таки меньше. В итоге делает неправильный выбор и вкладывает свою ладонь в мою протянутую руку.

Просчиталась ты, Ася. Эти трое кретинов – ничто по сравнению со мной.

В машине я включаю климат-контроль и подогрев сидений. Сам замерзнуть не успел, а вот девчонка до сих пор дрожит. Интересно, что бы она делала, если бы я не появился?

– О чем ты думала? – зло бросаю, притормаживая у своего дома. – Я же сказал тебе возвращаться домой.

– А я сказала, что больше туда не вернусь, – упрямо цедит она.

– И каков был план? Просидеть на скамейке до утра? Найти веселую компанию на ночь? Бомжевать?

Я настолько зол, что готов проигнорировать лифт, чтобы воспользоваться ступеньками и хоть как-то выплеснуть бурлящую энергию. Но Настя так и не согрелась, поэтому я яростно вдавливаю ладонь в кнопку вызова на первом этаже. Идиотский поступок. Идиотское решение!

– Я не знаю! – срывается она, впервые за время нашего знакомства повышая голос. – Не знаю, что бы я делала. Не знаю, куда бы пошла. Но точно не домой.

– Если бы не я, то эти парни… – начинаю сурово.

– Если бы не ты… – горько усмехается она. – Если бы ты сдержал обещание, Ратмир, то ничего этого бы не произошло. Ты согласился на мои условия! Пообещал их выполнить, а в итоге просто избавился от меня. Выставил на улицу и теперь делаешь вид, что тебе не все равно?

Девчонка уже не просто повышает голос, она натурально орет. Остается только радоваться, что сейчас разгар рабочего дня и ни в лифте, ни на лестничной клетке никого нет. Вталкиваю ее в квартиру и иду на кухню, чтобы сделать ей горячий чай. Или лучше сразу отправить в душ?

– Если бы мне было все равно, – цежу сквозь зубы, – ты бы так и осталась в том гребаном парке! Хотя нет, думаю, те парни настойчиво пригласили бы тебя к себе.

– Как ты вообще узнал, что я там? – застывает посреди кухни и хмурится.

Черт. Вопрос застает меня врасплох, и я теряюсь на несколько секунд, не зная, что на это ответить.

– Ты следил за мной? – Она подозрительно сощуривает глаза, а я завороженно разглядываю капли дождя на ее ресницах.

На ней нет ни грамма макияжа, поэтому дождь не оставил никаких подтеков, но в то же время он будто смыл с ее лица тот образ, который четко обосновался в моей голове. Сейчас я вижу не шлюху Солода, не хитровыдуманную девицу, пытающуюся запудрить мне мозги и выдурить побольше денег. Я вижу чертовски сексуальную и дико разъяренную женщину.

– В моем графике есть куда более важные задачи, чем следить за тобой, – нахально усмехаюсь. – Для этого существуют специально обученные люди.

– Люди? – неверяще переспрашивает она. – За мной следили твои люди? Все это время? Но зачем? Ты же сам выгнал меня, зачем было следить??

Я сверлю ее взглядом и молчу, предоставляя ей шанс самой сложить два и два. Губы непроизвольно кривятся в усмешке, когда она наконец произносит:

– Ты использовал меня! Ты использовал меня как наживку! Надеялся, что отчим или те люди снова к нам заявятся??

Я коротко киваю, а в следующее мгновение она вскидывает свою ладонь и звонко припечатывает меня по лицу.

На пару секунд мы оба замираем, словно кто-то нажал на стоп-кадр. Я медленно провожу языком по нижней губе и слизываю соленые капли крови. Увидев мой взгляд, Ася в страхе пятится назад, но я одним прыжком настигаю ее и, схватив за подбородок, заставляю посмотреть в свои глаза.

– Это ты зря, девочка, – недобро скалюсь, нависая над ней.

Пространство вокруг нас потрескивает от напряжения. Будто гроза с улицы переместилась сюда и сейчас нас с шумом засасывает в воронку адского торнадо.

Кожу пощипывает. Словно оголенными проводами меня опоясали, и грозит нам не просто короткое замыкание, а полный, тотальный блэкаут.

Настя тяжело дышит, приоткрыв рот. Не двигается, не шевелится. Даже не моргает. Если бы не горячее дыхание на моем лице, можно было бы подумать, что передо мной лишь кукла. Красивая. Притягательная. Сексуальная. Мы сверлим друг друга напряженными взглядами и не спешим разрывать контакт. Будто приросли друг к другу.

А затем капелька крови с моей губы соскальзывает на ее подбородок, медленно ползет вниз и растекается красной стрелочкой в декольте. В полнейшем ступоре слежу за тем, как моя кровь метит ее тело, а когда возвращаю глаза к ее лицу, охреневаю окончательно. Настя слизывает эту каплю, окрашивая свои губы в алый цвет.

И от этого вида я окончательно теряю сознание.

И нет, это не значит, что я падаю в обморок, как кисейная барышня. Это значит, что я бесповоротно теряю контроль над своей цивилизованной частью. Тем единственным, что удерживает меня от превращения в настоящего зверя. И этот зверь сейчас надсадно рычит, требуя присвоить ее себе.

Зря она не сбежала, когда у нее был шанс. Очень зря.

Глава 21

Кожа горит. Я до костей продрогла под дождём, но сейчас мое тело полыхает, будто меня бросили в костёр. Не иначе как инквизиция прознала про все мои грехи…

Я громко охаю, когда солоноватый привкус на языке сменяется вкусом горького кофе и чего-то еще. Такого до боли знакомого и в то же время неизвестного.

Почему-то в этот момент мне даже не приходит в голову стиснуть зубы. Я с готовностью распахиваю губы и позволяю его языку протолкнуться глубже. Задыхаюсь. Но при этом будто только сейчас впервые в жизни начинаю по-настоящему дышать.

Он совсем не нежен. Даже не пытается сгладить свой звериный напор. Однако ощущения не идут ни в какой сравнение с тем, что я испытывала, когда меня пытался поцеловать Данил. Если я и испытываю отвращение, то исключительно к себе. За то, что так быстро сдаюсь. За то, что из памяти слишком быстро стираются все обидные слова, что он мне говорил. Все его жестокие действия.

Впрочем, и само отвращение очень скоро улетучивается. И остается только пламя. Оно обжигает мою кожу, испепеляет последние здравые мысли и раскаляет до предела внутренности. Я сама превращаюсь в огонь.

Хотя нет, не сама. Мы.

Мы превращаемся в огонь. Пожираем друг друга, словно пламя. Яростно. Страстно. Дотла.

Его пальцы все еще крепко держат меня за подбородок, но вторая рука ныряет в мои волосы и оттягивает их назад. Выгибаюсь дугой, а Бестаев в это время наклоняется и ведет влажным языком по линии груди в разрезе платья. Казалось бы, я должна радоваться этой временной передышке и тому, что могу, наконец, отдышаться, но, когда понимаю, что именно он делает, снова падаю в бездну.

Ратмир не просто меня целует. Он слизывает свою кровь.

И меня вновь раздирает на части от противоречивых чувств. С одной стороны, хочется провалиться сквозь землю от стыда. Это слишком… откровенно. Слишком пошло.

Но с другой… я не могу отвести от него глаза. Завороженно слежу, как он отрывается от моего декольте и плотоядно облизывается. Громко сглатывает и поднимает на меня взгляд абсолютно черных глаз, в которых танцуют языки пламени. Вена на шее крупно бьется, а грудь вздымается так, будто там вместо легких печные меха. Огонь в его глазах каким-то образом перекидывается на меня. Обжигает кожу, разливается в груди и перетекает на живот.

Все инстинкты внутри меня вопят о том, что нужно бежать. Но ноги не слушаются. Мозг настолько затоплен какой-то сладкой запретной патокой, что просто не в состоянии передать нужные сигналы в конечности. Все мои нервные окончания сейчас полностью сосредоточены на том, чтобы впитать в себя остроту его прикосновений. Записать их на подкорке и втереть под кожу.

Хватка на моих волосах ослабевает, но это дает лишь секундное облегчение. Потому что уже в следующее мгновение его руки перемещаются под подол моего платья и кожу бедер обжигают сильные, слегка шершавые пальцы. Требовательно сжимают. На грани с болью. Вот только почему-то сейчас меня не посещают мысли о возможных синяках, и я лишь еще сильнее прижимаюсь к Бестаеву.

Его губы вновь толкаются в мои, и те предательски распахиваются, будто только этого и ждали.

«Останови его, – уговариваю себя. – Скажи, чтобы прекратил это безумие».

Но на деле я не предпринимаю даже жалкой попытки хоть как-то это застопорить. Я слишком пьяна сейчас. Сильно взвинчена и… возбуждена. Да, кажется, так.

Со мной это впервые, и сравнить не с чем, но… да, это точно оно.

И наверное, поэтому я позволяю ему так много. Мало того, что не отталкиваю, но и сама даю волю рукам. Сначала жадно ощупываю его спину через материал рубашки, а затем наглею окончательно и остервенело вырываю ткань из-за пояса брюк.

В момент соприкосновения моих пальцев с его голой кожей нас обоих бьет током. Электрические заряды огненными змейками пробегают вверх по моим рукам и прицельно бьют в сердце, словно разряд дефибриллятора.

По губам разносится мощная вибрация от какого-то утробного рыка, и я даже не сразу осознаю, что он исходит от Ратмира, а не от меня. Расценивая это как поощрение к действию, я веду вдоль позвоночника отросшими ногтями и вывожу какие-то замысловатые круги на его коже.

Он мычит что-то нечленораздельное и впечатывается бедрами мне в живот. Не взирая на неопытность, я сразу распознаю эрекцию и, несмотря на странный трепет в груди, жутко пугаюсь. Перед глазами моментально всплывает та сцена из его спальни, случайной свидетельницей которой я стала, и сердце предательски ухает в пятки. Нет, я так не смогу… не хочу.

Если Ратмир и замечает мой ступор, то виду не подает. Я вообще не уверена, что его в этот момент могло бы что-то остановить. Он уже не просто мнет мои бедра, он четко и целенаправленно двигается к цели. А цель – это, надо полагать, мое нижнее белье. Точнее, то, что под ним находится.

В панике сжимаю бедра, пытаясь поймать его руку «в капкан», но ощущения от этого только усиливаются. С губ срывается хриплый стон, когда ребро его ладони непроизвольно упирается в самое чувствительное место. Все попытки вырваться лишь усугубляют порочное давление и распространение огня по моим ногам. Языки пламени лижут мои бедра и концентрируются внизу живота.

– Не надо, – прошу, не узнавая свой голос. – Остановись.

Тело Бестаева мгновенно каменеет, и он переводит на меня остекленевший взгляд, с трудом концентрируясь на моем лице.

За те несколько секунд, что мы не шевелимся, я стойко пытаюсь игнорировать тотальное разочарование от того, что он меня послушал.

Тело все еще горит, но те места, которых еще недавно касались его горячие ладони, покрываются корочкой льда. И внутри я себя чувствую идентично. Противоречиво.

Конечно же, я понимаю, что так нельзя. Секс… он должен быть особенным. С любимым человеком.

Но разве может что-то плохое дарить такие потрясающие ощущения?

На ум моментально приходят наркотики, и я окончательно запутываюсь в своих ощущениях. Любые мысли сейчас словно сквозь толщу воды доносятся. Голова кружится, и картинка перед глазами расплывается. Хотя нет, это задний фон расплывается. Ратмира же я вижу четко. Настолько, что легко улавливаю момент, когда неконтролируемое возбуждение на его лице сменяется маской холодного презрения.

– Быть посланным шлюхой… Такого со мной еще не было, – криво усмехается он.

– Я не ш… шлюха, – с трудом выдавливаю из себя это грязное слово. Глаза застилает пленка слез, но даже сквозь них я продолжаю любоваться его лицом. Такой красивый и такой жестокий… Очередное противоречие. Очередной отрезвляющий контраст.

– Серьезно? – Темные брови летят вверх в притворном удивлении. – Ты течешь, как шлюха. Трясешься вся от того, как хочешь мой член.

Я в шоке от его слов. Бьют наотмашь, словно плетью. Лучше бы он меня действительно ударил… Его слова по-настоящему ранят. Но самое ужасное – это то, что я так и не могу понять, что сейчас причиняет бОльшую боль: его презрение… или то, что он перестал меня трогать.

Как можно быть таким грубым и бесчувственным? Хотя о чем я… вместо чувств у этого мужчины одни инстинкты.

Но в то же время глупо бы было утверждать, что он неправ. Я хочу его. Жутко боюсь и хочу одновременно. Несмотря на эти ужасные слова, огонь внизу живота не погас. Мое желание никуда не исчезло. И да, судя по ощущениям, я действительно теку. Но делает ли это меня шлюхой?

– Ты ошибаешься, – мотаю головой. Как я могу быть шлюхой, если у меня ни разу не было близости? Он просто хочет меня обидеть. Уколоть побольнее.

И только когда Ратмир снова приближается вплотную и, коснувшись губами моего уха, произносит: «Это очень легко доказать, Ася», я понимаю, что он не так меня понял.

Потому что вместо того, чтобы спросить, вела ли я беспорядочные половые связи, уже в следующее мгновение его рука молниеносно ныряет под подол моего платья и, не дав мне шанса второй раз ее остановить, проникает под трусики.

С наших губ срывается синхронное шипение. Мое – от шока… и немного от удовольствия. Его же… без понятия. Но чернота зрачков Ратмира снова растекается, заполняя собой радужку. Продолжая смотреть мне в глаза, пальцами он аккуратно ведет по моей плоти. Очень влажной плоти.

Я всхлипываю и открываю рот, чтобы снова попросить его остановиться, но не могу. Это слишком… чувственно. Слишком насыщенно.

Прикрываю веки в попытке обмануть себя, что это лишь сон, но тут же слышу требовательный приказ:

– Смотри на меня, Ася.

Глаза предательски распахиваются, будто его воля гораздо важнее моей собственной, и я теряю связь с реальностью. Точнее, она сужается до двух ярких точек. Одна – его черные глаза, гипнотизирующие меня на подчинение, и вторая – его пальцы. Уже не просто на мне… во мне тоже. Они скользят, порхают, надавливают и доводят меня до исступления. Полностью подчиняют.

Не в силах справиться с эмоциями, я снова закрываю глаза, и на этот раз даже его требовательный голос не может заставить меня открыть их. Пока я не вижу его, я могу убедить себя, что это просто сон… Очень порочный и приятный, но ненастоящий… Всего лишь иллюзия. Самая сладкая из всех, что мне доводилось испытывать.

– Плохая, плохая девочка, – выдыхает он мне в губы и резко разворачивает к себе спиной.

За ту секунду, на которую исчезает давление его пальцев, я готова взвыть от отчаяния. Но Бестаев благородно не дает мне рассыпаться на части. Уже в следующее мгновение он перегибает меня через столешницу и, впечатываясь своими бедрами в мои ягодицы, продолжает терзать мою плоть.

И я бы хотела сказать, что эти высоковольтные разряды по всему телу вызваны стыдом, но весь этот сладкий коктейль из жара, стонов и бессвязных мыслей – следствие неистового наслаждения. И я отдаюсь ему полностью. Без остатка.

Тугая спираль внизу живота раскручивается так же быстро, как и закрутилась. И так же неожиданно. Ратмир прикусывает мочку уха и слегка усиливает давление своих пальцев. И это все, что мне нужно, чтобы взорваться.

– Что и требовалось доказать, Ася, – его бархатистый голос с трудом доносится до меня сквозь какофонию праздничных фейерверков. Но даже это не в силах обрубить поток эйфории, который заживо сжигает меня на месте.

А вот звуку удаляющихся шагов и щелку замка входной двери вполне удается с этим справиться… Он снова оставил меня одну.