Электронная библиотека » Элис Хоффман » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Практическая магия"


  • Текст добавлен: 31 августа 2018, 16:20


Автор книги: Элис Хоффман


Жанр: Любовное фэнтези, Фэнтези


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Салли отпрянула назад. Ей сделалось понятно, что подразумевают люди, говоря, что у них в жилах стынет кровь.

– Как – без меня?

Джиллиан часто наведывалась на черную лестницу без сестры, проверяя себя на храбрость.

– Я думала, ты не захочешь. Они иногда вытворяют такое, что страх берет. Тебе не вынести.

После этого Салли уже не могла не остаться с младшей сестрой, хотя бы в доказательство того, что ей не слабо.

– Ну, это мы посмотрим, кому вынести, а кому нет.

Но Салли ни за что не осталась бы на лестнице, она бегом убежала бы к себе и заперлась на засов, знай, как отвратителен способ, которым можно вынудить мужчину жениться, когда он этого не хочет. Она зажмурилась, увидев, как в дом внесли лесную горлицу. Закрыла уши руками, чтобы не слышать криков птицы, когда ее положили на кухонный стол. Твердила себе: сколько раз сама жарила кур и бараньи отбивные, а это примерно то же самое. Но все равно никогда больше с того вечера Салли в рот не брала ни мяса, ни птицы, ни даже хотя бы рыбы и не могла без содрогания видеть, как вспархивает с дерева и улетает стайка воробьев или других мелких пташек. Долго еще потом, как только начинало темнеть, она тянулась схватиться за руку сестры.

Всю зиму Салли и Джиллиан видели девушку из аптеки с мистером Халлиуэллом. В январе он ушел от жены и женился на ней, они поселились в белом домике на углу Третьей улицы и Эндикотт. Став мужем и женой, они практически не разлучались. Куда бы ни направилась девушка, на рынок или на занятия в гимнастическом зале, мистер Халлиуэлл, словно пес, обученный гулять без поводка, шел следом. Сразу по окончании уроков он устремлялся в магазин аптекарских товаров; он появлялся там при первой возможности, с букетиком фиалок или коробкой восточных сладостей, и сестрам доводилось слышать, как иногда в ответ на эти подношения мужчина получал от своей новой жены какую-нибудь резкость. Неужели обязательно постоянно держать ее под присмотром? Вот что шипела она любимому человеку. Неужели нельзя хоть на минуту оставить ее в покое?

Весной, в ту пору, когда зацветает глициния, девушка объявилась у них снова. Салли и Джиллиан вышли под вечер в огород нарвать лука-батуна для овощного рагу. С дальнего края сада, как всегда в это время года, вкусно тянуло лимонным тимьяном, оживали кустики розмарина, теряя ломкость и белесый налет. Погода стояла до того сырая, что комары налетали тучами, Джиллиан едва успевала шлепать себя по тем местам, на которые они садились. Салли пришлось потянуть ее за рукав, призывая взглянуть, кто приближается к ним по выложенной песчаником дорожке.

– Мамочки! – завопила Джиллиан и перестала шлепать комаров. – Ну и вид у нее!

Девушка из аптеки больше и на девушку-то была не похожа, она выглядела старухой. Волосы у нее утратили блеск, рот поджался скобкой, словно в него попала кислятина. Она потирала руки – то ли кожа растрескалась, то ли, скорей всего, до безобразия расшатались нервы. Салли подобрала плетеную корзинку с луком и посмотрела, как тетушкина клиентка стучится в заднюю дверь. Никто не отозвался, и она с остервенением забарабанила по доскам кулаками.

– Открывайте же! – выкрикивала она. – Откройте!

Стук гулко отдавался в доме, но ему отвечала тишина.

Когда посетительница заметила девочек и направилась в их сторону, Джиллиан побелела как мел и прижалась к сестре. Салли не тронулась с места – да, собственно, отступать все равно было некуда. Тетушки приладили к забору лошадиный череп – отпугивать соседских ребятишек, неравнодушных к мяте и клубнике. Салли оставалось надеяться, что он способен также отпугнуть нечистую силу, потому что в девушку словно бес вселился – будто одержимая, налетела она на сестер здесь, в этом огороде, где уже густо разрослись лаванда, и розмарин, и змеиный чеснок, хотя у соседей большей частью еще чернела во дворе лишь голая земля.

– Смотрите, что они наделали! – кричала девушка. – От него невозможно отвязаться ни на миг! Все замки поснимал с дверей, даже в ванной комнате! Следит за каждым моим шагом – ни поесть по-людски, ни поспать! Поминутно норовит затащить в постель, у меня уже все саднит – и внутри и снаружи!

Салли попятилась, едва не сбив с ног Джиллиан, которая по-прежнему стояла вплотную к ней. Обычно с детьми так не разговаривают, но девушке из аптеки, по всей видимости, плевать было на то, что можно, а что нельзя. Салли заметила, что у нее красные, заплаканные глаза. Губы нехорошо кривились, как будто с них могли слетать одни только бранные слова.

– Где они, эти ведьмы, которые так со мной поступили?

Тетушки смотрели в окно, наблюдая, что могут сотворить с человеком неумеренность в желаниях и глупость. Когда Салли скосила глаза на окно, они грустно покачали головой. Они не желали больше иметь дела с девушкой из аптечного магазина. Есть люди, которых не уберечь от беды. Сколько ни пытайся, сколько ни предупреждай, все равно будут делать посвоему.

– А тетеньки уехали отдыхать, – чужим, нетвердым голосом сказала Салли. Ей до сих пор не приходилось говорить неправду, и от этого появился неприятный привкус во рту.

– Ну-ка сходи за ними! – крикнула девушка. Она стала совсем другим человеком. На спевках церковного хора, в тех местах, где ей полагалось петь соло, ударялась в слезы, и ее, чтобы не срывать репетицию, приходилось выводить наружу, на площадку для парковки машин. – Да живо, иначе так врежу, что не обрадуешься.

– Оставьте нас в покое, – заявила Джиллиан из безопасного укрытия за сестриной спиной. – Или нашлем на вас заклятие пострашней того!

Услышав это, девушка не стерпела. Она метнулась к Джиллиан, размахнулась, но удар пришелся по Салли. Он оказался так силен, что бедняга качнулась назад, наступив ногой прямо на розмарин и вербену. Тетушки за окном забормотали заговор, которым их в детстве учили унимать куриный галдеж. Кур в загородке разгуливало тогда полным-полно, рябых и голенастых, но тетки взялись за них так рьяно, что они больше вообще не подавали голоса, – из-за чего их, между прочим, всех до единой и перетаскали по ночам бродячие собаки.

– Ой, – вырвалось у Джиллиан, когда она увидела, как досталось сестре. На щеке у Салли выступило багровое пятно, но заплакала от этого Джиллиан. – Гадина! – крикнула она девушке из аптеки. – Просто гадина!

«Ты что, не слыхала? Ступай приведи мне теток!» – так собиралась, по крайней мере, сказать девушка из аптечного магазина, но никто ничего не услышал. Изо рта у нее не вылетело ни звука. Ни звука, ни слова, и уж точно – никаких извинений. Она приложила руку к горлу, словно кто-то душил ее, хотя задыхалась она как раз из-за избытка той самой любви, которой ей прежде так безумно недоставало.

Салли, наблюдая за девушкой, видела: лицо у нее помертвело от страха. Вышло так, что с тех пор девушка из аптечного магазина больше не разговаривала, лишь издавала изредка либо коротенькие звуки, похожие на голубиное воркование, либо, когда выходила из себя, скрипучие вопли, точно курица с переполоху, когда за нею погнались, чтобы схватить – и в ощип ее и в духовку. Подруги из церковного хора оплакивали утрату чудесного голоса, однако стали со временем ее сторониться. Спина у девушки выгнулась, точно хребет у кошки, ступившей на раскаленные угли. На всякое доброе слово она в ответ закрывала уши руками и топала ножкой, как избалованный ребенок.

До конца жизни ей предстояло терпеть, что за нею ходит как привязанный мужчина со своей непомерной любовью, и не иметь возможности даже послать его подальше. Салли знала, что этой клиентке тетушки никогда уже не откроют дверь, приходи она стучаться к ним хоть тысячу раз. Снова требовать чего-то девушка не имела права.

Она что, вообразила, будто любовь – это игрушка, милый пустячок, которым приятно позабавиться? Настоящая любовь опасна, схватит тебя изнутри и скрутит; зазеваешься, не ослабишь вовремя поводья – будешь ради нее готов пойти на что угодно. Была бы девушка из аптеки посообразительней, она попросила бы не приворотное средство, а отворот. А так получила в конечном счете то, что хотела, и если сама не извлекла из этого урока, то кое-кто там, в огороде, извлек. Девочка, которой хватило ума пойти в дом, три раза повернуть ключ в замке и ни единой слезинки не пролить, нарезая лук, до того едкий, что другая из-за него проплакала бы всю ночь.

Раз в год, под Иванов день, в дом к Оуэнсам залетал воробей. Как тому ни пытались воспрепятствовать, птичка всякий раз умудрялась проникнуть внутрь. И блюдца-то с солью выставляли на подоконники, и мастера вызывали заделывать пазы и латать крышу, а воробей появлялся все равно. Обнаруживался в доме, когда смеркалось, в час скорби, всегда бесшумно, но с необъяснимым упорством, которому ни соль, ни кирпичи не помеха, словно беднягу приговорили сидеть нахохлясь на шторе или на пыльной люстре, с которой каплями слез стекали вниз стекляшки.

Тетушки держали наготове швабру и гнали птицу в окно, но воробей залетал слишком высоко, и до него было не достать. Пока он кружил, облетая столовую, сестры вели счет, зная, что три круга – это к неприятностям, а выходило, как нарочно, всегда три. Неприятности, понятно, были сестрам Оуэнс не в новинку, особенно когда они подросли. Не успели девочки перейти из начальной школы в среднюю, как мальчишки, которые все эти годы их чурались, стали вдруг отчаянно увиваться за Джиллиан. Она могла пойти в магазин за банкой горохового супа и вернуться связанной железным обещанием «дружить» с парнишкой из отдела свежемороженых продуктов. Дальше – больше. Возможно, матовый отсвет ее лицу придавало черное мыло, которым она умывалась, но как бы то ни было, прикосновение к ней обжигало, и не обратить на нее внимание было невозможно. Ребята заглядывались на нее до головокружения, и их в срочном порядке отправляли в медпункт на переливание крови или сеанс терапии в кислородной палатке. Мужчины, состоящие в счастливом браке и годящиеся ей в отцы, внезапно загорались идеей сделать ей предложение и посулить золотые горы – по крайней мере в доступном для них варианте.

Когда Джиллиан надевала короткую юбочку, на улице Эндикотт случались автодорожные происшествия. Когда она проходила мимо, псы, сидящие на толстой металлической цепи возле своей конуры, забывали рычать и кусаться. Однажды жаркой весной, в День поминовения, Джиллиан, оставив мало что от своей шевелюры, постриглась «под мальчика», и почти все ее сверстницы в городе сделали в подражание ей то же самое. Но ни одна из них не останавливала видом своей открытой шейки уличное движение. Ни одной ослепительная улыбка не помогла без экзаменов, без вечерних бдений над уроками сдать биологию и обществоведение. В то лето, когда Джиллиан исполнилось шестнадцать, все игроки футбольной команды из их школы буквально каждую субботу проводили в саду у тетушек. Торчали там в полном составе, нескладные, замкнутые, влюбленные по уши, пропалывая от сорняков рядки пасленовых и вербены, но обходя старательно перья зеленого лука, до того жгучего, что стоит зазеваться – и не оберешься волдырей на пальцах.

Джиллиан разбивала сердца, как разбивают яйца для омлета. К выпускному классу она так в этом наторела, что ее жертва иной раз не успевала опомниться, как от нее оставалось мокрое место, да и то – сплошной вздох. Если собрать воедино истории, в которые обычно попадают девочки за время взросления, и сутки выпаривать их на огне, в сухом остатке получишь что-нибудь размером с батончик «сникерса». Но если удалить воду из тех историй, в которые умудрялась попадать Джиллиан Оуэнс, не говоря уж о количестве причиненного ею горя, – вырастет груда вязкого месива величиной с бостонскую ратушу.

Тетушек репутация Джиллиан не волновала нисколько. Им в голову не приходило отругать ее или назначить час, когда она обязана быть дома. Когда водительские права получила Салли, она садилась в микроавтобус, чтобы съездить в магазин или отвезти на свалку мусор; когда же очередь дошла до Джиллиан, она закатывалась с вечера гулять и пропадала до рассвета. Тетушки слышали, как Джиллиан крадется на цыпочках в парадную дверь, и находили в бардачке «форда» пивные бутылки. Что ж, молодость есть молодость, рассуждали они, тем более когда речь идет о девушках из семейства Оуэнс. Единственный их совет был, что проще уберечься от ребеночка, нежели вырастить его, – с чем даже Джиллиан при всем своем легкомыслии не могла не согласиться.

А беспокоились тетушки о Салли. О Салли, которая готовила каждый вечер калорийные обеды, покупала по вторникам продукты, а по четвергам вывешивала сушиться белье, чтобы простыни и полотенца приятно пахли свежестью. Добродетель была, на их взгляд, не достоинством, а всего лишь проявлением бесхарактерности, малодушием. В жизни есть, полагали тетушки, кое-что поважнее забот о пыли, скопившейся под кроватью, или палой листве, не сметенной с крыльца. Женщины Оуэнсов не считаются с условностями, они своевольны и упрямы, такими их и берите. Когда выходят замуж, то оставляют себе девичью фамилию, и дочери у них тоже носят фамилию Оуэнс. Особенно отличалась своенравием Реджина, мать Джиллиан и Салли. Тетушки смахивали с глаз слезинку, вспоминая, как по вечерам, хлебнув лишнего, Реджина, бывало, расхаживала босиком по перилам, раскинув руки для равновесия. Дурачество, возможно, зато она умела весело провести время – способность, которой женщины в семье Оуэнсов гордились. Джиллиан унаследовала от матери бесшабашный нрав; Салли же вообще не имела представления о том, что значит поразвлечься.

– Сходи куда-нибудь, – приставали к ней тетки в субботу вечером, когда Салли с книгой, взятой в библиотеке, ложилась, поджав ноги, на тахту. – Погуляй, развлекись, – уговаривали они своими слабенькими въедливыми голосами, какими разве что улитку сгонишь с капустного листа, но уж никак не племянницу с тахты.

Тетушки хотели видеть Салли более общительной. Они стали приваживать к дому молодых людей, как другие старушки приваживают бездомных котов. Давали объявления в университетские малотиражки, обзванивали общежития студенческих землячеств. Каждое воскресенье созывали молодежь к себе в сад на бутерброды с холодной говядиной и темное пиво, но Салли лишь безучастно сидела при этом на металлическом садовом стульчике, скрестив ноги, и думала о своем. Тетушки покупали ей тюбики розовой губной помады, импортные испанские соли для ванны. Выписывали по почте вечерние платья и кружевные комбинации, мягчайшие замшевые сапожки, но Салли отдавала все подарки Джиллиан, которая знала, как найти им применение, а сама субботними вечерами по-прежнему читала книжки – точно так же, как по четвергам занималась стиркой белья.

Это не значит, впрочем, что Салли вполне добросовестно не старалась влюбиться. Как человек вдумчивый, основательный, с поразительным умением сосредоточиться на поставленной задаче, она какое-то время соглашалась на предложения сходить в кино, на танцы или пройтись с кем-нибудь в парке вокруг пруда. Старшеклассники, назначавшие ей свидания, диву давались, обнаружив, как долго ей удается сосредоточиться на одном поцелуе, и поневоле гадали, какие еще могут таиться в ней способности. Многие из них и через двадцать лет не переставали о ней мечтать, совсем некстати, но ей ни один не приглянулся и даже не запомнился по имени. На повторное свидание она ни с кем не соглашалась, считая, что это было бы нечестно, а в такие понятия, как честность, даже в делах столь неординарных и исключительных, как дела любовные, Салли в ту пору верила.

Глядя, как Джиллиан перебирает полгорода, меняя одного парня за другим, Салли спрашивала себя, не досталось ли ей самой каменное сердце. Но к тому времени, как сестры закончили школу, выяснилось, что хотя влюбляться-то Джиллиан влюбляется, но не дольше, чем на две недели. Салли стала думать, что обе они обижены судьбой в равной мере, да и не удивительно, в сущности, что сестрам так не повезло, если учесть их происхождение и воспитание. Тетушки, например, до сих пор держали у себя на комоде фотографии молодых людей, которых любили в юности, – братьев, которые во время пикника не пожелали из гордости укрыться от грозы. Юношей убило молнией прямо на зеленом городском пустыре, где они и покоились ныне под гладким округлым камнем, к которому на утренней и вечерней заре слетались траурные голуби. Каждый год в августе молнию вновь притягивало к этому месту, и, когда наверху собирались черные грозовые тучи, влюбленные парочки подбивали друг друга на слабо перебежать через пустырь. Но только воздыхателям Джиллиан, одуревшим от любви, хватало духу подвергать себя такой опасности, и для двоих из них пробежка через пустырь в грозу закончилась больницей, после чего волосы у них на голове так и остались стоять дыбом, а вытаращенные с тех пор глаза не закрывались даже во сне.

Когда Джиллиан исполнилось восемнадцать, она влюбилась на целых три месяца, решив по такому случаю сбежать со своим возлюбленным в Мэриленд и там обвенчаться. Необходимость такого шага объяснялась отказом тетушек дать свое благословение на этот брак. Джиллиан была, по их представлениям, еще молодая и глупая – забеременеет в два счета и обречет себя на бесцветную, унылую жизнь. Оказалось, что тетушки были правы лишь в той части, что касалась молодости и глупости. Забеременеть Джиллиан не успела – через пару недель после свадьбы она ушла от мужа к механику, который ремонтировал их «тойоту». Это был первый из длинной череды ее брачных крахов, но в ту ночь все на свете еще казалось возможным, даже счастье. Тогда Салли помогала связывать белые простыни для побега. Правда, она считала младшую сестру эгоисткой, неумеренной в своих аппетитах. Джиллиан же числила Салли педанткой и ханжой, но все равно они были сестрами, и теперь, когда их ждала разлука, они обнялись, стоя у открытого окна, расплакались и поклялись друг другу, что расстаются совсем ненадолго.

– Поехала бы с нами, – голос Джиллиан понизился до шепота, как, бывало, во время грозы.

– Тебе не обязательно это делать, – сказала Салли. – Если нет уверенности…

– Хватит с меня теток! Я хочу настоящей жизни! Хочу уехать туда, где никто слыхом не слыхивал об Оуэнсах.

На Джиллиан было белое короткое платьице, которое приходилось поминутно одергивать на бедрах. Шмыгнув носом, она порылась в сумочке и достала мятую пачку сигарет. Чиркнула спичка, и сестры разом зажмурились. Постояли, глядя, как проступает из темноты рыжее пятнышко, когда Джиллиан затягивается, и Салли не стала утруждать себя замечанием, что не надо бы стряхивать горячий пепел на пол, который она только сегодня подметала.

– Дай слово, что здесь не задержишься, – говорила Джиллиан. – А то скукожишься, как жеваная бумажка. Испортишь себе жизнь.

Во дворе молодой человек, с которым Джиллиан задумала совершить побег, начинал нервничать. Ни для кого не было секретом, что девушке случалось идти на попятный, как только дойдет до дела, – правду сказать, она этим славилась. За один этот год обнаружились три студента, каждый из которых пребывал в уверенности, что именно за него Джиллиан собирается замуж, и каждый преподнес ей бриллиантовое колечко. Какое-то время Джиллиан носила три кольца на золотой цепочке, но в конце концов вернула их назад, разбив на протяжении одной недели три сердца – в Принстоне, Провиденсе и Кембридже. В школе старшеклассники заключали пари о том, кто будет ее кавалером на выпускном балу, поскольку она за несколько месяцев успела принять и отвергнуть приглашения от самых разных поклонников.

Молодой человек внизу, которому предстояло в недалеком будущем стать мужем Джиллиан, принялся швырять на крышу камешки; судя по их перестуку, можно было подумать, что пошел град. Сестры порывисто обнялись – у них было такое чувство, будто судьба подхватила их, закружила и вот бросает на перекресток, откуда дороги расходятся. Годы минуют, пока они свидятся вновь. И станут они к тому времени взрослыми, которым не до того, чтобы шептать друг другу на ухо свои секреты или забираться на крышу среди ночи.

– Едем с нами, – сказала Джиллиан.

– Нет, – ответила Салли. Кое-что насчет любви она знала наверняка. – Побег совершают только вдвоем.

На крышу градом сыпались камешки, на небо мириадами высыпали звезды.

– Я буду слишком скучать без тебя, – произнесла Джиллиан.

– Давай же, – сказала Салли. Ни за какие блага на свете она не стала бы удерживать сестру. – Двигай.

Джиллиан обняла Салли в последний раз и скрылась за окном. Тетушки, которых накормили перловым супом, щедро сдобренным виски, посапывали на диване и ничего не слышали. Но Салли слышала, как сестра убегает по выложенной песчаником дорожке, и проплакала всю ночь, и все ей слышались шаги внизу, хотя в саду если что и двигалось, то разве только местные жабы. Поутру Салли вышла забрать белые простыни, которые Джиллиан свалила кучей у глицинии. Почему это стирать всегда доставалось Салли? Почему ей было дело до того, что на материи остались грязные пятна, которые придется отдельно отбеливать? Никогда еще ей не было так одиноко и тоскливо. Если б только уверовать, что спасение – в любви, но для нее все связанное с любовью было безнадежно испорчено. В ее глазах желание выглядело одержимостью, любовный пыл – плодом горячечного воображения. Лучше бы ей никогда не пробираться тайком вниз по черной лестнице, не подслушивать, как убиваются, канючат и ставят себя в глупое положение тетушкины клиентки. Все это привило ей устойчивую невосприимчивость к любви, и, откровенно говоря, она считала, что вряд ли в этом смысле переменится.

Два года от Джиллиан время от времени приходили открытки с «обнимаю и целую» и «жаль, что тебя здесь нет», но без обратного адреса. У Салли за это время убавилось надежды, что ей что-либо светит в жизни, кроме стряпни, в которой тетки не нуждались, да уборки в доме, где на дерево никогда не садится пыль.

Ей стукнул двадцать один год, другие в ее возрасте оканчивали университет или получали повышение на работе, а с ними возможность переехать в свою квартиру; для нее же самым захватывающим событием было сходить в скобяную лавку. Салли могла провести там битый час, выбирая моющее средство.

– Мыть пол на кухне – какое лучше? Как вы думаете? – спрашивала она у продавца, симпатичного молодого человека, которого этот вопрос приводил в такое замешательство, что он просто указывал ей на «Лизол». Роста продавец был почти двухметрового, и Салли не могла разглядеть, с каким выражением лица он направляет ее к нужному средству. Будь она чуточку повыше или же влезь на стремянку, которой пользовались, расставляя по полкам товар, она обратила бы внимание, что продавец глазеет на нее, разинув рот, как бы в надежде, что оттуда сами собой выплеснутся слова для передачи того, о чем он робеет заикнуться.

По пути из лавки домой Салли поддавала ногой встречные камешки. Следом за ней увилась стайка черных птиц, галдя и каркая о том, что она за нелепое существо, и Салли, хоть и съеживалась каждый раз, как они проносились над головой, не могла с ними не согласиться. Ясно было, какая ей предначертана судьба. Век скрести полы, звать с огорода теток, когда для них становится слишком сыро и холодно, стоя на четвереньках, копаться в земле. Сменялись дни, все больше похожие друг на друга – до такой степени, что словно бы и вовсе не сменялись; она едва различала разницу между зимой и летом. Впрочем, для летнего времени в доме Оуэнсов имелась своя примета – противная птица, вторжение которой нарушало их покой, и в этом году, как всегда в канун Иванова дня, должна была появиться. Они сидели в гостиной, готовясь встречать незваного гостя, и – ничего. Тянулось время, слышно было, как тикают часы, и по-прежнему – ни звука, ни трепыханья, ни оброненного перышка. Салли, которая почему-то боялась птиц в полете, повязала голову шарфом, но теперь увидела, что зря. Ни в окно, ни сквозь дыру на крыше, пропущенную мастером, птица не залетала. Не облетала столовую трижды, предвещая беду. Даже не постучалась острым клювиком в оконное стекло.

Тетушки переглянулись в недоумении. Но Салли звонко рассмеялась. Ей, требующей во всем доказательств, предъявили мощный аргумент: перемены все-таки существуют! Жизнь меняется! Год на год не приходится, и один не похож на другой. Салли выскочила из дому и бежала, не останавливаясь, покуда не очутилась у входа в скобяную лавку, где с размаху налетела на человека, за которого ей суждено было выйти замуж. При взгляде на него у Салли помутилось в глазах – чтобы не лишиться чувств, ей понадобилось присесть на край тротуара и свесить вниз голову, а продавец, этот кладезь познаний в области мытья полов на кухне, сел рядышком, хотя хозяин кричал ему, чтобы он шел работать, поскольку к кассе уже выстроилась очередь.

Человека, которого полюбила Салли, звали Майкл. Он был такой заботливый и добрый, что при первой же встрече с тетушками расцеловал их и немедленно осведомился, не надо ли вынести на улицу мешки с мусором, чем расположил их к себе решительно и бесповоротно. Свадьбу сыграли быстро, и молодые поселились на чердаке, который вдруг оказался тем единственным в мире местом, где Салли хотелось находиться.

Пусть Джиллиан кочует из Калифорнии в Мемфис. Пускай выходит замуж и разводится три раза кряду. Целуется с каждым встречным и поперечным и неизменно нарушает обещания побывать на праздники дома. Пускай жалеет сестру за то, что замуровала себя в этом старом курятнике. Салли ничуть не возражала. Ей лично представлялось непостижимым, как вообще можно жить на земле, не любя Майкла. Тетушки, и те стали прислушиваться по вечерам, не раздается ли на улице насвистывание, означающее, что он идет с работы домой. Осенью он вспахивал для них огород. Зимой исправлял вторые рамы и заделывал шпатлевкой щели вокруг мутных от времени окон. Он разобрал на части древний микроавтобус «форд» и собрал заново, чем поразил тетушек настолько, что они отдали ему машину, а с нею – и свою беззаветную любовь. Ему хватало сообразительности держаться на расстоянии от кухни, особенно с наступлением сумерек, и если и замечал он присутствие женщин, что появлялись с черного хода, то Салли никогда о них не расспрашивал. Целовался он вдумчиво, проникновенно и любил раздевать Салли, не выключая свет на ночном столике, а играя в кункен[1]1
  Кукен – азартная карточная игра.


[Закрыть]
с кем-нибудь из теток, никогда не забывал проигрывать.

Даже дом с появлением Майкла начал становиться другим, что учуяли, скажем, те же летучие мыши и предпочли переместиться с чердака в сарай. К июню вдоль перил у крыльца зацвели розы, потеснив амброзию, хотя обычно происходило наоборот. Из гостиной в январе не тянуло больше холодом, а на выложенной каменными плитами дорожке не нарастала, против обыкновения, ледяная корка. В доме стало уютно и тепло, и, когда родилась Антония – тоже дома, так как в тот день разыгралась страшная вьюга, – люстра со стеклянными висюльками закачалась туда-сюда сама собой. Словно бы речка журчала, переливаясь по дому всю ночь до утра, так красиво и так натурально, что мыши сочли необходимым высунуться наружу, проверяя, стоит ли еще дом на старом месте, или теперь вокруг раскинулась поляна.

В соответствии с семейной традицией, Антонии, по настоянию тетушек, дали фамилию Оуэнс. Баловать дитя тетки принялись безотлагательно – подливали в бутылочки с молочной смесью шоколадный сироп, позволяли девочке играть жемчужными бусинами, брали ее в сад лепить песочные куличи и обрывать, едва она научилась ползать, кусты аронии. Антония была бы рада и счастлива век оставаться единственным ребенком, но через три с половиной года, ровно в полночь, на свет появилась Кайли, и все сразу же обратили внимание, что она не такая, как обычные дети. Тетушки предсказывали, что маленькой сестре Антонии откроется такое, что обыкновенно скрыто от людей. Наклонив голову, она прислушивалась к дождю, когда он и не думал еще накрапывать. Показывала пальчиком на потолок за несколько мгновений до того, как на это место садилась стрекоза. Кайли была таким хорошим младенцем, что от одного ее вида у тех, кто заглядывал к ней в колясочку, воцарялись в душе покой и блаженная дрема. Ее не кусали комары, не царапали черные тетушкины кошки, даже когда ей случалось ухватить их за хвост. Не ребенок, а одно удовольствие – такая послушная и ласковая, что Антония рядом с ней становилась день ото дня все более капризной эгоисткой.

– Смотрите на меня! – требовала она, наряжаясь в шифоновые платья тетушек времен их молодости или доев горошек у себя на тарелке. Салли с Майклом гладили ее по головке и шли заниматься своей младшенькой, но тетушки – те знали, что хочется услышать Антонии. Они выходили с нею в сад поздней ночью, когда несмышленым малышам разгуливать не полагается. Показывали, как распускаются в темноте цветочки паслена, и учили улавливать чутким ухом – маленьким этому нипочем не научиться, но она-то большая девочка, – как прокладывают себе путь в земле дождевые черви.

Отпраздновать прибавление в семействе Майкл пригласил всех, кто работал в скобяной лавке, которой он теперь заведовал, и всех соседей по кварталу. Все приглашенные, к удивлению Салли, явились в полном составе. Даже те, кто обычно, проходя поздним вечером мимо их ворот, боязливо ускоряли шаг, были теперь, судя по всему, совсем не прочь прийти в гости. Угощались холодным пивом и мороженым, танцевали вдоль выложенной камнем дорожки. Антонию разодели в органди и кружева, и, когда Майкл поднял ее и поставил на потемневший садовый стол спеть для гостей «Янки Дудль» и «Пегую кобылку», в кружке восхищенной публики раздались аплодисменты.

Тетушки поначалу уперлись и наблюдали за общим весельем из кухонного окна, припав к стеклу наподобие силуэтов, вырезанных из черной бумаги. Объявили, что они не любительницы попусту слоняться на людях и могут найти себе на старости лет более полезное занятие. Но под конец и они не устояли и ошарашили всех, выйдя в сад выпить шампанского за здоровье новорожденного, когда провозгласили тост в ее честь. И – уж гулять так гулять! – грохнули оземь свои бокалы, не посмотрев на то, что не одну неделю потом будут натыкаться на осколки стекла между вилками капусты на грядках.

«Ты не поверишь, до чего все изменилось, – делилась Салли со своей сестрой. Она писала Джиллиан не реже двух раз в месяц, на бледно-голубой бумаге. Случалось, что попадала пальцем в небо, продолжая слать письма, допустим, в Сент-Луис, когда ее сестрица, как выяснялось, успела перебраться в Техас. – Все у нас как-то совсем как у людей, – писала Салли. – Ты просто в обморок упала бы, если б видела. Честное слово».


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации