Текст книги "Поцелуй смерти"

– Мне пора идти, – говорю я через мгновение дрожащим голосом.

– Нет, – отвечает он, застигая меня врасплох, – у меня есть идея получше.

Сердце замирает в груди, когда я поднимаю взгляд на Киприана, и он одаривает меня улыбкой. Искренней улыбкой, мягкой и многообещающей. Такой улыбки я никогда раньше у него не видела.

Затем мой взгляд перемещается на его протянутую руку, и я понимаю, что он намерен куда-то меня отвести.

Часть меня понимает, что я не должна никуда с ним идти, что делать это было бы абсолютно неразумно, и все же я замечаю, как моя рука тянется к его.

Не говоря больше ни слова, он поворачивается и тащит меня за собой прочь отсюда. Крепко держась за руки, мы проходим через фруктовый сад, перелезаем через сломанный забор и удаляемся от дома.

Мне интересно, куда он собирается меня отвести, но я не знаю, как произнести этот вопрос вслух. Тишина окутывает нас своим коконом, когда мы выходим на пыльную дорогу и направляемся в город.

Глава 7

Хейзел

Сидя за столиком в глубине прокуренной таверны, я делаю еще один глоток из стакана, который держу в руке.

Впервые пробую вино, и меня удивляет его приятная ягодная сладость. В отличие от Киприана, который заказывает эль кружка за кружкой, я медленно потягиваю свой первый бокал.

Вокруг суетятся горожане, они приходят и уходят, заказывают напитки и еду, болтают друг с другом и время от времени кивают нам.

– Как-то раз, когда мне было шесть, он завел меня в дровяной сарай, – говорит мне Киприан с нежной улыбкой на лице, возвращая мое внимание к себе. – Он вручил мне топор, почти вдвое больше и тяжелее меня, и стал учить меня колоть дрова. Конечно же, потом мама устроила ему взбучку за то, что он позволил мне заниматься работой прислуги, так я еще и натер мозоли от этого, ведь дерево – достаточно грубый материал.

– Думаю, что Амадей вообще вряд ли хоть раз видел топор своими глазами, молчу уж о том, чтобы уметь его использовать.

Киприан смеется, качая головой.

– Я тоже очень сильно сомневаюсь, что он когда-либо держал в руках подобный инструмент. Он, скорее всего, просто сломал бы свои изящные хрупкие пальчики, если бы попытался.

Услышав это, я фыркаю, и тут же закашливаюсь, поскольку немного вина попадает мне не в то горло. Киприан похлопывает меня по спине, а затем мы оба заливаемся смехом.

Не знаю, как долго мы здесь сидим: сквозь зашторенные окна внутрь почти не попадает дневной свет с улицы; но мне нравится узнавать Киприана поближе, мы делимся историями о наших отцах и о счастливых днях нашего детства.

Сперва я насторожилась, когда он завел меня сюда, а затем насторожилась снова, когда он протянул мне стакан с вином, которое от тепла моих рук постепенно потеряло свою первичную прохладу. Но сейчас, слушая, как он рассказывает что-то, и наблюдая, как смягчается его взгляд, когда он смотрит на меня, я практически расслабилась.

Мой взгляд скользит мимо Киприана, когда к столику приближается пара средних лет; я выпрямляюсь на месте, настороженно глядя на них, когда в какой-то момент их взгляд останавливается на мне. Постепенно, словно пробираясь сквозь туманную гущу воспоминаний, я смутно осознаю, что знаю одного из этой пары, мужчину. Будучи торговцем, он однажды заказал иллюстрированную книгу сказок в подарок для своей жены в честь рождения их первенца.

– Извините, что отвлекаем, – нервно говорит мужчина, перебирая кольца на своей руке. – Мы только что узнали о том, что ваш отец болен. Он хороший человек, прекрасный мужчина, один из приятнейших людей в этих краях. Мы просто хотели, чтобы вы знали, мы все молимся за его здоровье. Хоть бы смерть пока не спешила забрать его к себе.

Сидящий рядом со мной Киприан замирает, сжимая кружку в руках так сильно, что у него белеют косточки пальцев. Я осторожно ставлю свой кубок на стол, не зная, как лучше ответить на эти слова.

Отец был и остается уважаемым и почитаемым человеком в нашем городе, на самом деле даже не только в нашем, а в большинстве городов. Почти у каждого здесь есть книга или картина, принадлежащая его руке. Хоть мне и очень больно вспоминать об этом, но на душе становится тепло, когда я вижу, как в глазах этого мужчины читается грусть и скорбь, словно он вместе со мной искренне переживает это горе.

– Спасибо, – наконец выдавливаю я.

Кивнув в ответ, пара уходит.

Между мной и Киприаном повисает молчание. Я наблюдаю, как он допивает остатки своего эля, прежде чем взглянуть на меня. Боль, которую я замечаю в его глазах, режет словно ножом по сердцу.

– Знаешь, они правы.

– Что?

– Насчет твоего отца, – уточняет он. – Он и правда очень хороший человек. Настолько хороший, что вряд ли я или моя семья заслуживаем иметь такого человека рядом.

– Ох.

Я понятия не имею, что ответить на это, ведь сама прокручивала в голове эту мысль столько раз за все эти годы. Вместо ответа я лишь делаю еще один глоток вина.

– В некотором смысле твой отец был мне ближе и роднее, чем мой собственный, – говорит Киприан, пока я продолжаю пить из своего стакана; мои мысли становятся все более затуманенными. – Как-то раз по городу поползли слухи, якобы в городе появился человек, который занимается фокусами и магией, и я отчаянно захотел увидеть его своими глазами. Конечно же, мать отказалась ехать в город, а отец тогда уехал по делам на весь день. Поэтому, понятное дело, я решил пойти один.

– Просто чтобы посмотреть на уличного артиста? – спрашиваю я.

– Я знаю, это звучит нелепо, но в то время я и понятия не имел, что эти слухи были вовсе не про магов, а про обычных артистов, – отвечает он. – К тому же, на минуточку, мне было всего семь. Выскользнуть из дома не составило никакого труда, у меня всегда был к этому особый талант, но вот потом… потом по мере того, как я забредал все дальше и дальше вглубь города, я понимал, что понятия не имею, куда именно идти… не говоря уже о том, как добраться обратно домой. Я стоял в ступоре посреди городской площади, плача и моля о помощи, а люди суетливо пробегали мимо, даже не глядя в мою сторону.

После этих слов я протягиваю руку, чтобы утешительно положить ее на плечо Киприана. Из-за этого потерянного маленького мальчика у меня самой сердце рвется на части.

– Я думал, что окончательно потерялся и больше никогда не смогу вернуться домой, но потом вдруг возле меня остановился человек, – продолжает он, рассеянно проводя большим пальцем по ручке своей кружки. – У него были добрые глаза и вымазанные разноцветными красками и чернилами кончики пальцев. Помню, я тогда подумал, что он был каким-то волшебником или магом. Хотя в какой-то степени так и было. Присев, чтобы мы могли смотреть друг на друга, он спросил, почему я плачу. Я сказал, что заблудился и не могу найти дорогу домой.

– Тебе, наверное, было до ужаса страшно.

– Да, и, вспоминая об этом сейчас, я думаю: мне правда повезло, что меня никто не похитил, – признается Киприан. – Я ясно понимал, что он был занят своей работой, у него в руках была целая куча свертков, но все же он без раздумий бросил все свои дела, чтобы помочь мне. Он угостил меня обедом и все это время крепко держал меня за руку. Я целый день пытался вспомнить дорогу, и лишь только под вечер мы вышли на правильный путь. Когда мать открыла входную дверь, она даже не поняла, что меня не было и я куда-то уходил.

– Ох… – вздыхаю я, слишком хорошо понимая его чувства в тот момент.

– Естественно, она вошла в роль заботливой матери и изобразила сцену горести и скорби в ту же секунду, как он рассказал ей о том, что произошло. Мой отец все еще был в отъезде по делам, но она настояла, чтобы человек зашел и выпил ее фирменного чая несмотря на то, что он всячески пытался отказаться. Пока мама готовила чай, он спросил меня, люблю ли я книги. Я покачал головой, и тогда он сказал мне, что скоро это изменится. До сих пор помню блеск в его глазах, когда он полез в карман пиджака и вытащил оттуда маленький сверток, аккуратно перевязанный красной ленточкой.

Я молча смотрю на него, как вдруг до меня доходит, что Киприан рассказывает об отце, моем отце.

– И что дальше? – спрашиваю я, сосредотачиваясь на его истории, несмотря на тупой гул в голове.

– Он отдал этот сверток мне, и внутри оказалась самая красивая детская книжка с картинками, которую я видел в жизни. Я тогда еще не умел читать, но и не нужно было. Картинки говорили больше, чем могли бы сказать любые слова.

Киприан прочищает горло и принимается ерзать на скамье, пытаясь добраться до кармана брюк, затем достает что-то и осторожно кладет на стол крошечную потрепанную книжечку.

– Ты хранил ее все это время? – ахаю я и протягиваю руку, чтобы нежно провести по красивым линиям на обложке, которые с годами стерлись и потеряли былой яркий цвет.

– Конечно, я хранил ее, – тихо отвечает он, рассеянно глядя вдаль. – Твой отец за один день проявил ко мне больше доброты и заботы, чем кто-либо за всю мою жизнь.

Несмотря на боль в сердце, на моем лице появляется легкая улыбка. Услышав эту милую историю о моем отце, я ни капли не удивлена, ведь он, добрая душа, действительно никогда бы не смог пройти мимо маленького ребенка, плачущего в одиночестве на улице.

– Есть еще кое-что, – говорит Киприан, заставляя меня взглянуть в его печальные глаза. – Смотри.

Он открывает книжечку на первой странице.

Там располагается прекрасная иллюстрация, на которой изображена маленькая девочка с каштановыми волосами и голубыми глазами, держащая в руках цыпленка… а под ней надпись.

«Моей дорогой Хейзел. Желаю самого счастливого дня рождения, люблю тебя».

Я вглядываюсь в эту картинку и надпись, толком не осознавая то, что вижу.

– Я… я не понимаю. Никогда в жизни не видела эту книгу.

– Думаю, он подарил мне то, что должно было стать твоим подарком на день рождения, – говорит Киприан. Его челюсть на мгновение напрягается, как будто ему даются с трудом эти слова. – Я думаю, он не мог допустить, чтобы у ребенка не было любви к книгам.

– Это и правда похоже на него, – тихо говорю я, нежно обводя пальцами строку с моим именем.

– Я знаю, это звучит глупо, но эта книга изменила мою жизнь. Твой отец изменил мою жизнь, Хейзел… и…

– О боже, – перебивает его румяная женщина, опускаясь на лавку напротив нас. – Он умер?

– Что? – потрясенно спрашиваю я, глядя на нее, пока Киприан благополучно убирает крошечную книжечку обратно в карман.

– Твой отец, он умер?

– Не… не думаю, – отвечаю я, и все внутри меня сжимается лишь от одной этой мысли.

– О, хвала небесам, – вздыхает она, практически распластываясь на столе от облегчения. – Я уж распереживалась, подумала, что твое присутствие здесь означает… ну, ты понимаешь.

Женщина продолжает болтать, перескакивая с темы на тему так резво, что я едва поспеваю за ней. Я все крепче сжимаю стакан в руке, пока слушаю, как она рассказывает историю за историей о моем отце и о том, как же ужасно ей жаль, что он заболел.

– Ты допила? – спрашивает Киприан, когда женщина, наконец, покидает нас, отойдя по нужде.

Заглянув внутрь стакана, я с удивлением обнаруживаю, что он пуст.

– Да, – говорю я в ответ, кивая.

– Хорошо, давай налью еще. Если бы я знал, что тебя здесь будет донимать почти каждый посетитель, отвел бы в более тихое местечко.

– Меня не волнует шум, – отвечаю я. – Он, наоборот, заглушает бурный поток моих мыслей.

– Ну хорошо, я вернусь через минутку, – говорит он.

Судя по тому, как у меня уже кружится голова, возможно, ему не стоит нести мне второй стакан, но я не останавливаю его, когда он направляется к бару. Я наблюдаю, как он прислоняется к барной стойке в дальнем конце таверны, фамильярно болтая с барменом.

Однако в этот момент краем глаза я кое-что замечаю.

Сначала я думаю, что это игра света или, возможно, моего разума… но все выглядит слишком реально: клянусь, я вижу, как нечто, похожее на гигантскую чернильную тень, проскальзывает в таверну.

Мурашки пробегают у меня по спине, когда я вглядываюсь в дальний угол комнаты. Медленно тени вихрятся и стягиваются вместе, будто пытаясь принять форму огромного рогатого существа.

Мои глаза расширяются, сердце бешено колотится в груди, и я уже открываю рот, чтобы что-то сказать.

– Вот ты где, Хейзел, – восклицает другая женщина, пугая меня, когда я отвожу взгляд от теней и вижу ее, стоящую рядом со столом. – Я уже начала переживать, что не успею найти тебя вовремя.

– Простите, мы знакомы? – спрашиваю я, бросая взгляд обратно в угол и обнаруживая, что там и следа не осталось от тех теневых монстров.

– Пока нет, – отвечает она. – Но просто знай, если тебе когда-нибудь понадобится помощь, дитя мое, лишь только попроси.

Наши взгляды встречаются. Ее глаза имеют необычный золотистый оттенок, он кажется нереальным. Должно быть, это отблеск огня в камине, или, возможно, это вино сыграло со мной еще одну злую шутку. Я-то думала, что со мной все в порядке, но с каждой секундой становится яснее и яснее, что вовсе нет.

– Что вы имеете в виду?

– Поймешь, когда придет время. Прислушивайся к своему сердцу, ибо разум часто может играть с нами злые шутки.

Моргая, я уже открываю рот, чтобы попросить ее разъяснить, о чем она только что сказала, но в этот момент возвращается Киприан. Держа в руках наши напитки, он хмуро осматривает крошечную женщину, глядя на нее сверху вниз.

– Проваливай отсюда, ведьма, – рычит он, ставя передо мной новый стакан, полный вина.

Женщина ничего не говорит, просто закутывается поплотнее в свой темный плащ, прежде чем бросить на меня последний взгляд и исчезнуть в толпе.

Я хмурюсь, пытаясь высмотреть ее. Слова ее звучали так серьезно, что, казалось, они пронзили меня в самое сердце. Ощущение, будто она всяческими намеками пыталась донести до меня что-то важное, просто не имея возможности сказать прямо.

Не то чтобы эти слова имели для меня какой-то смысл. Не то чтобы сейчас для меня вообще хоть что-то имело смысл.

Я возвращаю свое внимание к вину, стоящему передо мной, колеблясь секунду, прежде чем поднести стакан к губам.

Со временем сладость вина ослабевает, и оно ощущается более кислым.

Время идет, в таверну начинает заходить все больше и больше людей. Многие из них останавливаются поболтать с Киприаном, и невозможно не заметить осуждающие и неодобрительные взгляды, направленные на меня.

В попытках спрятать лицо за своим стаканом я сама не замечаю, как вторая порция вина исчезает в мгновение ока. Поднимаясь, Киприан забирает мой уже опустошенный стакан и направляется обратно к бару за добавкой, пока я провожаю его взглядом.

Не знаю, почему я никогда не замечала, что своим присутствием он заполняет всю комнату. Здесь он, кажется, привлекает к себе внимание каждого второго; люди, будто перед королевской особой, сами убираются с его пути.

– Держи, – говорит Киприан по возвращении, протягивая мне на этот раз кружку.

– Мне кажется, в меня больше не влезет, – с трудом выговариваю я; слова словно прилипают к моему языку.

– Это обычная вод…

Наш разговор внезапно прерывается, когда крупный мужчина врезается в наш стол и подталкивает локоть Киприана, на который тот опирается – часть воды из кружки тут же плещется на меня.

– Киприан, мальчик мой, – выкрикивает мужчина, смеясь и обнимая потной рукой плечи моего сводного брата, тем самым заставляя эль, кружку с которым тот держит в руках, выплеснуться наружу. – Теперь, когда твой отчим при смерти, может, ты наконец позволишь нам заняться его девчонкой. Она скоро станет сиротой, нет смысла беспокоиться о ее репутации…

В глазах моего сводного брата бушует ярость, и у мужчины не остается ни единого шанса среагировать. Кулак Киприана сотрясает его лицо с невероятной скоростью, удары так сильны, что во все стороны тут же начинают брызгать слюни и кровь; спустя мгновение мужчина теряет равновесие и пьяно валится назад.

– Ты, чертов убл…

Киприан бросается на него прежде, чем с губ мужчины срывается еще хоть одно слово.

Я в таком шоке, что даже пошевелиться не смею, лишь с ужасом наблюдаю, как Киприан поднимает мужчину за воротник рубашки и другой бьет в лицо со страшной силой.

На лбу Киприана проступают капельки пота, его темные густые волосы сбились в комки, костяшки пальцев кровоточат, а на обнаженных предплечьях проступают вены.

Таверна в мятеже и панике, мужчины пытаются оттащить Киприана от уже потерявшего сознание незнакомца, но как раз в этот момент мое внимание привлекает открывающаяся дверь, через которую внутрь тут же заносится прохладный ветерок.

Снаружи небо уже сменило цвет с лазурного на нежно-фиолетовый, и глядя на спокойствие этого оттенка, я внезапно успокаиваюсь, несмотря на весь хаос, происходящий вокруг.

О нет… мы провели здесь почти целый день.

Мгновенный приступ паники сжимает мне грудь, когда я осознаю, что натворила. Конечно же, я поплачусь за это и буду жестоко наказана. Мерельда будет рада любому развлечению, особенно такому – все, что угодно, лишь бы не думать об отце, в этом я точно уверена. Нужно сейчас же идти домой, пока я не сделала еще хуже и не навлекла на свою голову еще больших проблем.

Я поднимаюсь со стула, и комната вдруг начинает качаться и кружиться вокруг меня.

Вино в полную силу обрушивается на меня, когда я наклоняюсь; я пытаюсь медленно потянуться к столу, чтобы найти баланс, и промахиваюсь мимо него.

Но не падаю. В мгновение ока рядом появляется Киприан и приобнимет меня рукой за талию. Он помогает мне опереться на него, пока комната все еще продолжает кружиться вокруг. Я прижимаюсь ближе, ощущая силу его рук, пока он ведет меня сквозь толпу к двери.

Люди пялятся на нас, и я вижу, как шевелятся их губы, но не слышу ничего, кроме своего собственного сердцебиения в ушах. Возможно, это очередная порция добрых слов о моем отце. По крайней мере, я надеюсь на это… Надеюсь, что они действительно обсуждают моего замечательного отца, а не осуждают меня и мое нынешнее состояние.

Щеки начинают гореть, когда я понимаю, как был бы разочарован отец, если бы увидел меня сейчас в таком виде.

– Хейзел? – спрашивает Киприан с явным беспокойством, когда моя голова плавно опускается ему на грудь.

– Домой, – бормочу я. – Мне нужно домой.

Его руки сжимаются вокруг моей талии, когда он проводит меня через таверну. Я слышу, как человек, которого он избил всего за несколько минут до этого, что-то невнятно говорит нам вслед, но Киприан никак не реагирует. Вместо этого его внимание по-прежнему сосредоточено на том, чтобы помочь мне сориентироваться среди кружащихся людей, которые все больше возвращаются к своим стаканам.

Закрыв глаза, я молюсь, чтобы туман, окутавший меня и мой разум, рассеялся к тому времени, как мы доберемся до дома.

Не уверена, что хочу знать, каким будет наказание за возвращение навеселе. Единственное, что я знаю, так это то, что Мерельда явно позаботится, чтобы этого никогда больше не произошло.

Выйдя из таверны, я чувствую, что вечер на удивление прохладный. Нас обдувает легкий ветерок, несущий с собой запах дыма и дождя.

Киприан дает мне полностью опереться на него, и мы идем вместе по городу. Я хочу поблагодарить его за то, что помогает мне, но не могу: слова не идут, они словно застряли в горле.

Такое странное ощущение – полагаться на него, быть настолько уязвимой рядом с ним и при этом не чувствовать себя настороженно, как раньше. Может быть, это все алкоголь, а может быть, я и правда судила о нем плохо все эти годы лишь из-за мучений и боли, которые причиняли мне его мать и брат.

Повернувшись к нему, я прищуриваюсь, пытаясь понять, какой же из вариантов подходит больше. Он смотрит на меня сверху вниз, одаривая легкой ободряющей улыбкой.

– Все будет хорошо, – говорит он, неправильно истолковав выражение моего лица.

Тишина повисает между нами, когда мы добираемся до окраины города и сворачиваем на тоненькую извилистую лесную тропинку, ведущую к нашему дому.

Удивительно, но я чувствую себя так комфортно в этот момент. Я чувствую себя в полной безопасности, даже несмотря на то, что мы отходим все дальше и дальше от города.

С каждым шагом я ощущаю, как туман в моей голове рассеивается, разум проясняется, а мир вокруг постепенно перестает кружиться. И все же я не сразу отстраняюсь от Киприана.

– Так, так, так… что это у нас тут?

Сердце уходит в пятки, когда я перевожу взгляд и вижу Амадея, прислонившегося к дереву у подножия холма, ведущего к нашему дому. Он ухмыляется, и меня раздражает, как сверкают его глазки, когда он окидывает меня взглядом.

Внезапно я жалею, что все же не решила сразу отстраниться от Киприана и, выпрямившись, пойти самой. А теперь Амадей, увидев такую картину, сразу понял, что к чему: ясно же как божий день, что со мной что-то не то, что я не в себе.

– Похоже, небеса наконец-то услышали мои молитвы, – говорит Амадей, отстраняясь от дерева, чтобы подойти поближе. – Она пьяна, и все благодаря тебе, брат. Я так и не получил то, что хотел, и вот, наконец, у меня снова появилась возможность! Теперь-то я не упущу этот шанс.

– Нет. И пальцем не смей ее трогать. Я ясно выражаюсь?

Киприан слегка подается вперед, так что я теперь стою наполовину за его спиной, скрытая от его брата. Но это заставляет Амадея ухмыльнуться еще сильнее, когда он вглядывается в нас.

С запозданием я осознаю, что Киприан только что повысил ставки и сделал из меня еще более солидный трофей, тем самым заставляя своего брата лишь еще больше хотеть его получить… особенно после того, что произошло в отцовской мастерской.

От этой мысли у меня кровь стынет в жилах.

– Как мило, брат, – лениво говорит Амадей, презрительно оглядывая нас. – Не думай, что я не понимаю, что ты делаешь. Строишь из себя защитника, находишь всевозможные способы ослабить ее бдительность, чтобы потом нанести резкий удар. Но не нужно так усложнять. Просто отдай ее мне, и я, так уж и быть, позволю тебе поиграться с ней, после того как закончу сам.

– Иди домой, Амадей, – рычит Киприан.

– Я не хочу домой. Я подумываю о том, чтобы взять ее прямо здесь, возле этого дерева. Что ты думаешь, брат? Не хочешь остаться и посмотреть на это?

Сама того не желая, я отступаю на шаг от Киприана, и, к моему удивлению, он позволяет мне сделать это. Секунду спустя я понимаю почему, ведь он тут же набрасывается на своего брата.

Амадей отшатывается назад, когда Киприан наносит удар ему в нос. Все внутри меня все сжимается от звука, а из уст Амадея вырывается парочка матерных слов, когда он прижимает ладонь к лицу. Когда он убирает руку, я тихонько ахаю. Даже в густых сумерках трудно не заметить кровь, хлынувшую из его теперь искривленного носа.

– Ты заплатишь за это! – кричит Амадей. Кидается к Киприану, который легко уклоняется от атаки.

Я наблюдаю, как они бросаются друг на друга, застыв на месте в ощущении полной беспомощности. Я понимаю, что мне стоит бежать. Я должна убраться от них как можно дальше, но я просто не могу заставить свои ноги сдвинуться с места.

В какой-то момент, когда Киприан оступается, Амадей внезапно делает шаг в сторону, поворачиваясь ко мне.

– Хейзел, беги! – кричит Киприан, глядя на меня и всеми возможными способами отвлекая Амадея.

Я ахаю от шока, когда Амадей резко поворачивается к нему и наносит сильный удар Киприану прямо в живот, заставляя того согнуться пополам и со стоном рухнуть на колени.

Прежде чем я успеваю среагировать, рука Амадея обхватывает мое запястье. Он дергает меня в сторону, и мир вокруг снова начинает кружиться.

Амадей толкает меня спиной к дереву и плотно прижимает к его шершавой коре. Он ухмыляется, глядя на меня сверху вниз, его губы и подбородок все в крови. В таком виде он похож на страшное чудовище с глазами, наполненными похотью и яростью.

Схватив меня за горло, он запрокидывает мою голову назад, прежде чем прижаться своими мокрыми от крови губами к моим. Ощущая у себя во рту смешанный вкус железа и соли, я изо всех сил пытаюсь оттолкнуть Амадея и, несмотря на его натиск, делаю все возможное, чтобы плотно сжимать губы, не давая ему раскрыть их.

Он отстраняется, тяжело дыша и крепко сжимая руками мое горло; мне удается сделать глоток воздуха.

– Ты сдашься первой, даже если это будет последнее, что ты сделаешь.

Внезапно глаза Амадея расширяются и он отшатывается от меня. Я хватаюсь за горло как раз в тот момент, когда Киприан берет меня за запястье и начинает тянуть вверх по склону к дому.

Я не сопротивляюсь, даже несмотря на то, что его пальцы со всей силы впиваются в мою руку. Уверена, что утром от его хватки останется синяк, но сейчас это меня беспокоит меньше всего.

– Стоять! – кричит Амадей, пытаясь подняться.

– Не оглядывайся! – приказывает Киприан, ускоряя шаг, пока я изо всех сил пытаюсь удержаться на ногах.

– Мама узнает об этом! И вот тогда-то она точно разберется с вами обоими!

Мы поднимаемся на холм, Амадей спешит по пятам, и вместе мы являем любопытное зрелище.

Мое сердце уходит в пятки, когда я вижу, что Мерельда стоит у входа в дом, уперев руки в бока.

– Что, черт возьми, все это значит? – шипит она. – Я повсюду искала тебя, девчонка.

Ярость на ее лице на мгновение исчезает, когда она переводит взгляд на своего старшего сына и видит кровь, размазанную по его лицу.

– Мой дорогой мальчик, что эта потаскуха сделала с тобой?! – задыхаясь, восклицает она. В ее глазах блестят слезы, когда она спешит подойти к нему.

– Я в порядке, мама, – говорит ей Амадей и слегка айкает от боли, вытирая рот рукавом рубашки.

– Иди пока смой кровь с лица. Я приду помочь тебе все обработать буквально через минуту.

– Мама… – начинает Киприан, но она поднимает руку, призывая его замолчать.

– Молчи, – огрызается она. – Ни слова больше, ясно?

– Но Хейзел…

– Разве я неясно выразилась? Не хочу ничего слышать! – вскрикивает Мерельда. – Еще одно слово из твоих уст, и я отметелю эту девчонку так, что на ней и живого места не останется.

Пальцы Киприана обхватывают мое запястье, но он сжимает губы в тонкую линию и сильно напрягает челюсть.

Шагнув вперед, Мерельда вырывает меня из его объятий, несмотря на то что он изо всех сил пытается удержать меня.

Я бросаю на Киприана взгляд, которым говорю остановиться и не идти за нами, когда Мерельда тащит меня в дом и запихивает на кухню. Как бы я ни ценила то, что он для меня сделал, он только усугубит ситуацию, пытаясь помочь сейчас.

Мерельда ничего не говорит, но я чувствую, как ее гнев накатывает тяжелыми волнами, угрожая утопить меня в любой момент.

– У меня кончается терпение, милая моя, – наконец произносит она сквозь стиснутые зубы.

Мы останавливаемся перед двумя большими ведрами, наполненными водой. От одного из них клубами поднимается в воздух пар. Она пинает меня в ноги, заставляя упасть на колени перед ведром. Прежде чем я успеваю среагировать, Мерельда хватает меня за волосы и с силой опускает мою голову в горячую воду.

Вода обжигает. Щиплет глаза и забивает нос. От полного шока я непроизвольно пытаюсь вдохнуть. Пузырьки воздуха, которые вырываются наружу, взрываются у лица.

Как раз в тот момент, когда я уверена, что просто захлебнусь, она вытаскивает меня наружу. Я кашляю и отплевываюсь, пытаясь ртом вдохнуть воздух, и едва успеваю это сделать, как она тут же окунает мою голову во второе ведро.

Ледяная вода вызывает боль, пронизывающую разум и тело. Легкие обжигает вода, я закрываю глаза и стараюсь свыкнуться с мыслью, что именно так и умру… И вот-вот наступает момент, когда я уже почти не могу вытерпеть эту боль и жжение в легких, и уже готовлюсь к смерти, как вдруг она вновь вытаскивает меня наружу.

Жадно хватаю ртом воздух, сражаясь со своими легкими, которые в этот момент пытаются очиститься от воды.

Не знаю, как долго она намерена меня наказывать, или она и вовсе собирается меня утопить. Часть меня надеется, что Мерельда действительно это сделает. Что она прикончит меня здесь и сейчас, чтобы потом не пришлось терпеть жалкое существование без отца в этом мире. Чтобы меня не выдали замуж за такого мерзкого человека, как лорд Пейн.

Мерельда окунает меня в оба ведра еще дважды, и каждый раз, кажется, длится дольше, чем предыдущий. Мое тело обмякает, я перестаю бороться с ней, приберегая остатки сил для кратких мгновений, когда я выныриваю на поверхность, чтобы глотнуть хоть капельку воздуха.

Я едва успеваю спохватиться, когда она неожиданно толкает меня в сторону, и я грузно падаю на холодный каменный пол кухни, задыхаясь и захлебываясь водой. Мерельда изо всех сил пинает меня ногой в бок, но, несмотря на боль, я едва ли могу издать стон.

– Ужин должен быть готов через час, – говорит мачеха, свирепо глядя на меня сверху вниз, когда я поднимаю на нее глаза. – Не опаздывай, иначе тебя будет ждать нечто гораздо хуже.

Бросив на меня последний взгляд, полный отвращения, она резко разворачивается и выходит из кухни. Дверь за ней захлопывается, а я сворачиваюсь калачиком, пока мои легкие изо всех сил пытаются прийти в порядок.

Довольно долго я лежу так, не шелохнувшись, упираясь головой в пол.

Как бы ужасно все это ни было, я даже слегка удивлена, что Мерельда не сделала чего-то похуже. Ведь она может. Несмотря на то что платье промокло, а там, где она ударила меня ногой, могут проявиться кровоподтеки и синяки, явных следов ее поступка нет.

По крайней мере не в этот раз.

Почему-то от этого осознания волосы у меня на голове встают дыбом.