Текст книги "Королевы завоеваний"

Часть 2. Матильда Шотландская, первая королева Генриха I

1
Сорвавшая монашеский покров

Вильгельм ненадолго пережил любимую жену. По словам Ордерика, мир между ним и Робертом Куртгезом, «к которому стороны шли так долго, вскоре омрачился. Упрямый юноша надменно отказывался подчиняться отцу, в то время как вспыльчивый король осыпал сына публичными оскорблениями и упреками за промахи». Другие источники свидетельствуют о том, что Ордерик преувеличивал размолвку отца и сына, которые временами явно действовали сообща.

9 сентября 1087 года, во время осады города Мант к западу от Парижа, Вильгельм упал с лошади и получил смертельную рану. «Ни друг, ни родственник не пришел к его одру»¹. Король скончался в одиночестве и был похоронен в канском аббатстве Святого Стефана, оставив Англию под бесспорным владычеством нормандцев. «Англосаксонская хроника» отзывалась о Вильгельме так: «Он был мудрейшим и величайшим из людей, превосходившим заслугами и могуществом своих предшественников. Вдобавок ко всему он установил в королевстве добрый мир, о чем не стоит забывать вовеки». Начиная с 1120-х годов покойного короля именовали Вильгельмом Завоевателем², а Вильгельм Мальмсберийский называл его Вильгельмом Великим.

Как правило, престол в средневековых европейских монархиях переходил по мужской линии от отца к сыну по праву первородства. Права сыновей определялись порядком старшинства, и только при отсутствии потомков по мужской линии права наследования переходили к дочерям. Но во времена нормандцев этот принцип еще не закрепился окончательно. Вильгельм оставил Нормандию старшему сыну Роберту Куртгезу, а Англию – второму по старшинству из оставшихся в живых сыновей, хитроумному, способному и безжалостному Вильгельму Руфусу, который теперь был так же широк в обхвате, как Завоеватель. Руфус родился после снятия папского запрета на брак родителей, поэтому законность его рождения была неоспорима. Возможно, это послужило одной из причин, по которой Вильгельм оставил королевство ему. Другой причиной было то, что Роберта почти не знали в Англии. Роберта утвердили на роль наследника Нормандии еще до рождения, и он долгое время правил герцогством совместно с матерью. К тому же Руфус всегда хорошо ладил с отцом, в отличие от мятежного Роберта.

Вильгельм так и не передал младшему сыну Генриху земли, которые оставила ему Матильда, но завещал сыну 5000 фунтов стерлингов. Генрих подал прошение Руфусу, требуя восстановить себя в правах наследования по материнской линии, но в 1088 году Руфус, вероятно назло Генриху, отдал земли Матильды Роберту Фиц-Хамону, своему придворному³.

Вильгельм II был суровым и нелюбимым в народе королем. Он не нашел себе жены. Поговаривали, что двор при нем выродился, а церковники неодобрительно косились на женоподобных королевских фаворитов, которые носили длинные волосы, бороды и экстравагантную обувь. Вильгельм Руфус вызвал гнев церкви, присвоив ее доходы, оказав сопротивление реформам и заработав дурную репутацию в монашеской среде. «В его дни праведность пришла в упадок, а всяческое зло по отношению к Богу и людям воспряло. Все, что было противно Богу и праведникам, во времена его правления стало повседневной практикой. Поэтому его возненавидел народ и отверг Господь»⁴.

Вильгельм Руфус не женился, хотя потенциальная супруга была совсем близко. Королева Шотландии Маргарита всегда мечтала о том, чтобы «ее сыновья и дочери достигли вершин земного достоинства»⁵. С этой целью Эдита и Мария, ее дочери, «с детства получали образование среди монахинь аббатств Уилтона и Ромзи, где женскому сердцу прививалась ученость»⁶. Это было лучшее образование, доступное на Британских островах⁷. Два великих аббатства, основанные саксонскими королями, находились в Уилтшире и Гемпшире, в самом сердце древнего англосаксонского королевства Уэссекс, славясь святостью и учеными традициями.

В 1086 году тетя девочек, сестра королевы Маргариты Кристина, приняла монашеский обет в аббатстве Ромзи, и Маргарита отправила Эдиту и Марию «учиться у [Кристины] Священному Писанию». Великое аббатство Ромзи, дошедшее до наших дней во всей красе романского стиля, появилось в 907 году, когда король Эдуард Старший основал общину монахинь во главе с дочерью Эльфледой. В 967 году король Эдгар передал аббатство бенедиктинцам. Обитель разграбили викинги, но примерно в 1000 году ее отстроили заново в камне. С тех пор аббатство Ромзи давало дочерям королей и знати превосходное образование, просвещая девушек в сфере наук и укрепляя их моральные устои⁸. Эдита и Мария прожили в аббатстве семь лет. «Принцессы долгое время были ученицами монахинь, обучаясь не только искусству чтения, но и хорошим манерам»⁹.

Проблема заключалась в том, что Кристина делала все возможное, чтобы убедить Эдиту стать монахиней или, по крайней мере, надеть монашеский убор. Позже Эдита заявила архиепископу Кентерберийскому: «Я не отрицаю, что носила монашеский убор при дворе отца, потому что в детстве тетя Кристина надевала мне на голову кусок черной ткани. [В Ромзи] я пребывала в постоянном страхе перед розгами тети, [которая] обычно накидывала мне на голову маленький черный капюшон, а если я его сбрасывала, тетя учила меня уму-разуму хорошей пощечиной и самым ужасным нагоняем, обращаясь со мной так, словно я совершила нечто позорное. Я действительно надевала капюшон в присутствии тети, но испытывала раздражение и страх; как только мне удавалось скрыться с ее глаз, я срывала его, бросала на землю и топтала, изливая таким способом кипевшую во мне ярость и ненависть, хотя это было глупо»¹⁰.

Когда Эдита достигла половозрелого возраста, Кристина заставила ее носить монашеский убор, «чтобы уберечь от похоти необузданных нормандцев, готовых посягнуть на честь любой женщины»¹¹. Это был мудрый совет, поскольку саксонские женщины часто подвергались домогательствам завоевателей, а «благородные девы терпели надругательства от простых солдат и оплакивали бесчестие, которое навлекли на них грязные негодяи»¹².

Возможно, именно жалобы Эдиты на принуждение носить монашеский убор побудили ее родителей отправить дочерей в Уилтон. Уилтонское аббатство, основанное в IX веке королем Альфредом Великим, имело давние связи с саксонскими королями. В нем хранились гвоздь Креста Господня, мощи святого Беды Достопочтенного¹³ и находилась золотая усыпальница святой Эдиты, внебрачной дочери короля Эдгара. Реликвии привлекали паломников, обеспечивая аббатству процветание. Юную Эдиту из Шотландии, которая в дальнейшем будет поощрять развитие английского рукоделия, скорее всего, не могла оставить равнодушной альба, украшавшая усыпальницу ее тезки. Святая Эдита сама расшила облачение золотой нитью, драгоценными камнями и жемчугом, изобразив себя в виде молящейся, которая преклонила колени у ног Христа¹⁴.

Аббатство перестроила в камне Эдита Уэссекская, королева Эдуарда Исповедника, получившая в Уилтоне прекрасное образование наряду с прочими девушками из знатных семей. Обучаясь в аббатстве, она преуспела в языках, грамоте и искусствах, обретя особый лоск, который придавало девочкам, предназначенным для великих свершений, обучение в Уилтоне. Отвергнутая мужем королева Эдита скончалась в Уилтоне в 1075 году.

Ускользнув от бдительного ока Кристины, шотландские принцессы получили схожее образование в области литературы и языков¹⁵. Однако с возрастом Эдита поняла, что притворяться монахиней – мудрый выбор. «Чтобы оправдать отказ от постыдного союза, который не раз предлагал ей отец, она надела святые одежды»¹⁶. Позже Эдита рассказывала: «Я притворно носила это, чтобы оградить себя от неподходящих браков»¹⁷. Одним из претендентов, которого она, вероятно в 1093 году¹⁸, отвергла, был Вильгельм де Варенн, второй эрл Суррея.

В первые годы своего правления Вильгельм Руфус, возможно, сам подумывал о женитьбе на Эдите¹⁹. Ее дядя, Эдгар Этелинг, был сторонником Роберта Куртгеза, и Руфус стремился уравновесить и нейтрализовать его влияние. Этот брак пришелся бы по душе англичанам и мог способствовать объединению двух народов²⁰. Но к 1093 году королю Малькольму стало ясно, что Руфус не уступит земель в Камбрии, которые, по мнению Малькольма, принадлежали ему. Тогда шотландский король стал искать союза с крупным северным магнатом, который мог бы его поддержать. Сказочно богатый Ален Рыжий, или Ален Руфус, лорд Ричмонда в Йоркшире, сын Эда, графа Бретани, согласился на роль союзника и просил руки Эдиты²¹. Девочке еще не исполнилось тринадцати. Алену было пятьдесят три, и его сердце принадлежало другой. Малькольм, вероятно, не знал, что весной Ален забрал из Уилтонского аббатства Гунхильду, незаконнорожденную дочь английского короля Гарольда II, которая жила там, видимо, в качестве испытуемой или послушницы, не так давно заверив святого и всесторонне образованного Ансельма из Аосты, преемника отца Ланфранка на посту архиепископа Кентерберийского, что хочет стать монахиней. Достигнув тридцати с лишним лет, она, видимо, оставила надежды на замужество и добровольно пошла с лордом Аленом, чтобы жить с ним вне брака²².

Скрепленный браком союз между Аленом и королем Малькольмом мог иметь зловещие последствия для Руфуса, которых устрашились король и его бароны, едва узнав, что затевается. Малькольма вызвали ко двору в Глостер, чтобы он присягнул на верность Руфусу как владелец земель в Англии и, возможно, обсудил с английским королем брачный союз с Эдитой.

В августе 1093 года, направляясь в Глостер на встречу с королем Малькольмом, Вильгельм Руфус без предупреждения прибыл в Уилтон с отрядом рыцарей. Он спешился у ворот и потребовал, чтобы его впустили в церковь помолиться. Аббатису встревожило появление в женской обители вооруженных мужчин. Наслышанная о репутации короля и его склонности к решительным, импульсивным действиям, она опасалась, что если он увидит хорошенькую юную Эдиту, то поведет себя неподобающим образом и прибегнет к насилию. Она поспешно велела Эдите надеть монашеское облачение и пойти к вечерне. Затем аббатиса впустила короля в монастырь, где он попросил показать ему розарий, прежде чем войти в церковь. Однако стоило Руфусу заметить среди монахинь Эдиту в монашеском уборе, как он внезапно покинул аббатство. Тот факт, что Руфус узнал дочь Малькольма, наводил на мысль, что король уже навещал Эдиту в Уилтоне²³. Аббатиса пришла к выводу, что Руфус объявился ради встречи с принцессой, и заподозрила, что это не сулит девушке ничего хорошего²⁴. Вероятно, Руфус хотел поговорить с Эдитой о браке и разгневался, застав ее в монашеском одеянии и подумав, что девушка намеренно его избегает.

24 августа оба короля находились в Глостере, но встреча так и не состоялась, поскольку Малькольм отказался приносить присягу, а Руфус – принять гостя²⁵. Причина этого неизвестна. Возможно, Малькольм слышал о приезде Руфуса в Уилтон и подозревал, что цель визита была не самой благородной. Руфус, вероятно, сердился из-за того, что Малькольм посвятил Богу дочь, на которой он рассчитывал жениться, или из-за того, что дочь Малькольма пренебрегла им, или же из-за того, что Малькольм подумывал выдать дочь за Алена. Не исключено, что Руфус запретил брак Эдиты и Алена.

Через неделю Малькольм появился в Уилтоне. «Когда отец случайно увидел меня в монашеском уборе, – вспоминала впоследствии Эдита, – то в ярости сорвал с моей головы покрывало, разорвал его на куски и растоптал²⁶, призвав Божью ненависть на того, кто облачил меня в монашеские одежды. Отец заявил²⁷, что намеревался выдать меня замуж, а не посвящать Церкви». Малькольм сказал Эдите, что «скорее обручит ее с эрлом [так в оригинале] Аленом, чем отправит в монастырь»²⁸. Слова Малькольма прозвучали язвительно, так как королю уже сообщили о похищении Гунхильды²⁹. Затем разъяренный Малькольм без лишних церемоний увез дочерей в Шотландию.

Возможность брака Эдиты и Алена Руфуса была исключена, так как 4 августа, до несостоявшейся встречи королей в Глостере, Ален скончался³⁰. Впоследствии архиепископ Ансельм с иронией писал бежавшей из монастыря Гунхильде: «Ступай теперь туда, где покоится граф Ален. Поцелуй его обнаженные зубы, с которых опала плоть». Архиепископ предупредил, что Гунхильду ожидает проклятие, если она не вернется в обитель. Однако Гунхильда предпочла монастырю объятия брата Алена, за которого вскоре вышла замуж³¹.

Когда Эдита и Мария вернулись домой в Шотландию, то обнаружили, что их мать больна. Но Малькольм не остался подле жены. Взбешенный непростительным пренебрежением Руфуса, он возглавил армию и вторгся в Англию, действуя «с большей глупостью, чем ему подобало»³². 13 ноября 1093 года Малькольм и его старший сын Эдвард пали от руки своего же родственника и управляющего Аркила Морела из Бамбурга, который подстерег их в засаде недалеко от Алника в Нортумберленде³³. Когда спустя три дня новость о гибели Малькольма достигла Эдинбургского замка, преданная супруга короля, «измученная огнем долгой болезни» и терзаемая болью, от горя скончалась, успев сказать Тюрго, приору Дарема: «Тебе я вверяю заботу о моих детях. Прежде всего научи их любить и бояться Бога и не забывай расточать им свою любовь»³⁴. Эдита и Мария, скорее всего, были рядом с матерью, когда она умерла³⁵.

В считаные дни оставшиеся в живых дети Малькольма и Маргариты осиротели. Эдите, которая была младше Эдмунда, Этельреда, Эдгара и Александра, тогда исполнилось тринадцать лет, Марии – одиннадцать, а Давиду – девять. В Шотландии старший сын монарха не всегда наследовал трон. Согласно обычаю, преемника выбирали представители знати или вожди кланов. Они избрали Дональда, сына короля Дункана I, чью смерть от рук Макбета описал в своей пьесе Шекспир, хотя на самом деле Дункан I пал в бою. Дональд сменил Малькольма на королевском троне, став Дональдом III.

В конце 1093 года король Дональд изгнал детей Малькольма и Маргариты из Шотландии. Скорее всего, Тюрго и, возможно, их дядя, Эдгар Этелинг, помогли Эдите и Марии бежать в Англию³⁶. Девочки взяли с собой очень мало вещей. Лишившись не только родителей, но и поддержки братьев, они обратились за помощью к Богу³⁷.

Ансельм из Аосты, достойный преемник Ланфранка на посту архиепископа Кентерберийского, неодобрительно отнесся к уходу Эдиты из Уилтонского аббатства. Ансельм полагал, что Эдита была монахиней. В феврале 1094 года архиепископ написал возмущенное письмо Осмунду, бывшему наставнику Генриха, брата Руфуса, и епископу Солсбери, в епархии которого находился Уилтон. Ансельм напомнил Осмунду о важности духовного брака и сообщил, что «блудная дочь короля Шотландии, которая по наущению дьявола сбросила монашеский покров и упорствует в ношении светской одежды», вернулась к мирской жизни.

Однако архиепископ не решился открыто осудить грех Эдиты, опасаясь, что она бежала из обители из-за короля Вильгельма или при его попустительстве. Позднее Ансельм встретился с королем, который, к облегчению архиепископа, заверил его, что, «как и подобает хорошему королю», желал бы видеть Эдиту в монастыре и беспокоился только о том, чтобы она не испытывала недостатка в пропитании. Ансельм поручил епископу Осмунду вернуть Эдиту «в Орден, который она высокомерно презрела»³⁸. Вильгельму Руфусу, несомненно, было выгодно заточить Эдиту в монастырь, ограничив притязания честолюбивых мужчин, которые могли взять ее в жены и заявить от ее имени права на престол.

Вероятно, Эдита и Мария вернулись в Уилтон. Девочкам было некуда больше идти. Возможно, они с облегчением воспользовались добрыми услугами епископа Осмунда, тем более что король Вильгельм предложил оплатить их содержание. Видимо, они находились в аббатстве в качестве мирянок на пансионе и не надевали монашеский убор. Благодаря полученному воспитанию Эдита «едва не превзошла в набожности собственную мать»³⁹, но все же не до такой степени, чтобы отказаться от брака и материнства.

Пока же она «изучала и упражнялась в словесном искусстве», «уделяя внимание литературе»⁴⁰. Эдита овладела чтением на латыни и, вероятно, на французском языке. Ее письма свидетельствуют об уверенном знании Священного Писания, Отцов Церкви, а также греческих и римских философов, которое она, очевидно, приобрела в Уилтоне. В эпоху, когда даже короли бывали неграмотны, наличие у женщины столь обширного образования не могло не удивлять. Впоследствии ученость сослужила Эдите хорошую службу. Эдита тянулась к знаниям всю свою жизнь. Позже Вильгельм Мальмсберийский напишет ее брату Давиду: «Доподлинно известно, что ваша семья любит словесность. Наша госпожа, ваша сестра, всегда поддерживала литературу и способствовала продвижению тех, кто посвятил себя этому искусству».

«Эти преданные девы, приближаясь к порогу зрелости, ждали утешения от Бога. Дважды сироты, они находились в разлуке с братьями, вдали от опеки родных и друзей. Монастырь дал им приют и подарил надежду, но все же по милосердию Божию не причислил их к монахиням. Распорядитель всего сущего на земле предназначил им лучшую участь. Милостью Божьей Эдите была уготована более высокая судьба»⁴¹.

В 1097 году при поддержке Вильгельма Руфуса и Эдгара Этелинга старший из оставшихся в живых братьев Эдиты, Эдгар, сверг Дональда III и принял корону Шотландии. Статус Эдиты как сестры короля был восстановлен.

2
Та, кого он страстно желал

Второго августа 1100 года во время охоты в Нью-Форесте Вильгельма Руфуса сразила шальная стрела, выпущенная из лука одним из его людей. Позже выяснилось, что виновника звали Вальтер Тирел. Это мог быть несчастный случай, и, вероятно, так оно и было, но наследник бездетного короля, его брат Генрих, который претендовал на трон, еще долго оставался под подозрением. Генрих знал, что Руфус и Роберт Куртгез давно договорились, что один будет наследовать другому. Но Роберт отправился в Первый крестовый поход, а до этого правил Нормандией так неумело, что привел в ярость собственных баронов.

Вполне возможно, что смерть незаконнорожденного сына Роберта во время майской охоты в том же Нью-Форесте подсказала Генриху способ избавиться от ненавистного Руфуса, которого мало кто стал бы оплакивать. Репутация Руфуса как воина была столь внушительна, что попытка устранить короля как-то иначе могла закончиться провалом. Но эти соображения, а также то, что Генрих не наказал Тирела, проявив великодушие к нему и его семье, являются лишь косвенными уликами. Какие-либо доказательства существования заговора с целью убийства короля отсутствуют. Фактически летописцы единодушно признавали, что смерть Руфуса наступила в результате несчастного случая.

Генрих был среди тех, кто охотился вместе с королем в тот роковой день. Едва услышав о смерти брата, он помчался в Винчестер, чтобы забрать королевскую казну, а затем проскакал галопом шестьдесят миль до Лондона, где уже через два дня состоялась его коронация. Он правил твердо и успешно, насаждая закон и порядок, а также сохраняя мир, пока его угнетенные подданные стонали под бременем введенных им налогов и жаловались на нищету и нужду.

Друзья нового короля, особенно епископы, уговаривали его жениться¹. В интересах объединения нормандцев и саксов, укрепления своего положения на троне и восстановления союза с Шотландией, который в 1097 году заключил Вильгельм Руфус, Генрих обратил взор на «высокородную деву»² Эдиту Шотландскую, в чьих жилах текла саксонская кровь Эдуарда Исповедника, принцессу, среди славных предков которой значились древние короли Шотландии и Англии³. Ее родословная прослеживалась «на протяжении многих столетий и [включала] четырнадцать королей», в том числе Альфреда, ее род возводили к Адаму – через сына Ноя, родившегося, как предполагали, в ковчеге и не упомянутого в Библии⁴. Некоторые по-прежнему считали, что Эдгар Этелинг и потомство его сестры, королевы Маргариты, имели больше прав на английский трон, чем нормандские короли.

Многие благосклонно отзывались об Эдите, именуя ее доброй и светлой. Двенадцатилетнюю девочку называли красавицей, но это слово широко использовалось при описании особ королевской крови и дам благородного происхождения. Вильгельм Мальмсберийский считал Эдиту «отнюдь не лишенной красоты», что походило на тактичный способ намекнуть на отсутствие выдающихся внешних данных. Тем не менее другие летописцы отмечали ее красоту, самообладание, целомудрие, превосходные манеры и «гладкую медоточивую речь». Они находили Эдиту «красивой и утонченной, а также образованной, благочестивой и мудрой». Принцесса была искусна в музыке и любила литературу⁵.

Не существует ни одного изображения, которое можно было бы с уверенностью счесть прижизненным портретом Эдиты. Иллюстрации в рукописях имеют более позднюю датировку и не претендуют на портретное сходство. Предполагается, что статуи по бокам романских западных дверей Рочестерского собора, которые относятся к 1125–1137 годам и являются одними из старейших английских скульптур, изображают Эдиту и Генриха. Однако не исключено, что это Соломон и царица Савская. Эти статуи напоминают вытянутые каменные фигуры на более позднем королевском портале Шартрского собора во Франции, но их лица стерты непогодой. Статуя королевы одета так, как могла одеваться Эдита. Ее волосы заплетены в две косы, достигающие колен; в руках зажат свиток. Она облачена в плиссированное платье с искусно вышитой каймой и мантию. Ее голова увенчана короной и покрыта головным платком.

Король Малькольм издал указ о замене при его дворе гэльского языка англосаксонским, так что английский, вероятно, был родным языком Эдиты, что давало ей преимущество. Женитьба на Эдите в первую очередь могла помочь Генриху объединить саксов с нормандцами и сохранить хорошие отношения с Шотландией. Поэтому король, «по достоинству оценив родовитость девушки, чьим совершенством он давно восхищался, выбрал ее своей невестой»⁶. Вильгельм Мальмсберийский утверждал, что Генрих «с давних пор был сильно привязан к ней» и «влюбился спустя долгое время после того, как она сняла монашеский убор». Это означает, что сватовство состоялось «спустя время после» 1094 года. Влечение было взаимным⁷. Роберт Вас утверждает, что Генрих ревновал Эдиту к бывшему соискателю ее руки Вильгельму де Варенну, эрлу Суррея, и ненавидел соперника «до самой смерти».

Мы не знаем, когда Генрих впервые увидел Эдиту и когда зародились их чувства. Они не могли встречаться при английском дворе, поскольку Руфус не был женат и Эдите не подобало приезжать ко двору, тем более что ее дядя, Эдгар Этелинг, находился за границей, участвуя в Первом крестовом походе. Возможно, Генрих познакомился с будущей невестой благодаря своему старому наставнику, епископу Осмунду, и навещал девушку в Уилтоне⁸. Он «не интересовался приданым, довольствуясь тем, что сможет обладать той, кого страстно желал, ибо, невзирая на свое благородное происхождение и приходясь внучатой племянницей королю Эдуарду, [Эдита] располагала весьма скромным состоянием, будучи сиротой, лишенной обоих родителей»⁹. Есть свидетельства, что ее брат, король Эдгар, мог даровать ей права на некоторые северные владения¹⁰, но это мало что меняло. Помимо любви, Генриха интересовали только родословная Эдиты и тот факт, что она была «поистине несравненной женщиной»¹¹.

Между Генрихом и Эдитой вспыхнула «особая любовь», король «пожелал взять девушку в жены» и просил ее руки у короля Эдгара, брата Эдиты. Епископы и бароны поддержали Генриха.

Саксонские летописцы утверждают, что Эдита не спешила отвечать согласием на предложение Генриха. Вероятно, это послужило поводом для необоснованного утверждения жившего в XIII веке Матвея Парижского, что Эдита предпочла бы остаться в монастыре и покинула обитель лишь затем, чтобы стать второй Есфирью и облегчить страдания саксов, чья кровь текла в ее жилах. Очевидно, нежелание Эдиты вступать в брак было всем хорошо известно, поскольку «Англосаксонская хроника» содержит обращенный к принцессе проникновенный призыв: «О благороднейшая и милостивейшая из женщин! Если бы ты пожелала, то смогла бы возвысить древнюю честь Англии; ты стала бы знаком союза и залогом примирения. Но если ты будешь упорствовать в своем отказе, вражда между саксонским и нормандским народом продлится вечно и человеческая кровь не перестанет литься». Эдита должна была осознать, если она еще не успела этого сделать, что брак с Генрихом являлся ее священным долгом, поскольку союз с нормандским королем помогал восстановить в правах древний королевский дом Уэссекса и обогатить правящую династию его кровью. Дети Генриха и Эдиты были призваны стать живым воплощением союза саксонской и нормандской монархий.

Эдита согласилась выйти замуж за Генриха при условии, что он дарует английским подданным новую хартию и пообещает управлять ими в соответствии с законами Эдуарда Исповедника. Генрих выполнил поставленное условие в том же году. Анонимный поэт восхвалял Эдиту за то, что она проявила настойчивость, и короля – за то, что, подобно Цезарю, он прислушался к жене, ответил на ее мольбу и отменил несправедливые законы¹². Таким образом, помолвка состоялась.

Генриху исполнилось на тот момент тридцать два года, он был среднего роста и очень походил на своего отца, Завоевателя. Короля описывали как «молодого мужчину необыкновенной красоты»¹³ с «черными, редкими у лба волосами, блестящим взором, мускулистой грудью и хорошо сложенным телом». «Громоподобный» голос дополнял грозный вид монарха. «Он не уступал в мудрости ни одному королю современности». Генрих предпочитал простую пищу, ел в меру и пил лишь для утоления жажды¹⁴.

На публике он вел себя «надменно, бросал на всех угрожающие взгляды и с напускной суровостью и свирепым голосом набрасывался на тех, с кем вел разговор». Его вспыльчивый нрав внушал страх. Есть основания предполагать, что Эдита побаивалась супруга, но ей чаще доводилось видеть Генриха в повседневной жизни – добродушным, приветливым и «расположенным к веселой шутке». Когда он отдыхал за столом с друзьями, то был общительным и веселым собеседником, отпускал шутливые замечания по поводу собственных недостатков, чтобы предупредить критику в свой адрес¹⁵.

Генрих питал свойственную нормандцам любовь к порядку. Как правитель «он явно превосходил своих английских предшественников и предпочитал сражаться словом, а не мечом. Если он мог, то побеждал без кровопролития»¹⁶. Дальновидный и одаренный, он обладал тремя яркими достоинствами: великой мудростью, военными талантами и богатством¹⁷. Его советы были содержательными, проницательность – острой, а красноречие – убедительным. Генриха называли мудрым правителем и опытным дипломатом. «Его ученость помогла ему постичь науку управления государством»¹⁸.

Генрих имел «три грубых порока»: алчность, распутность и жестокость¹⁹. Он бывал расчетливым, подозрительным, изворотливым, лживым и вероломным. Король немилосердно облагал налогами подданных и сурово карал нарушителей закона, за что его многие боялись. Однажды он безжалостно столкнул мятежника по имени Конан с высокой Руанской башни, клянясь душой своей матери Матильды, что предателям не позволено жить²⁰. В другой раз Генрих собственноручно выколол глаза одному из своих сородичей. После того как камергер попытался убить короля, Генрих приказал ослепить и кастрировать незадачливого убийцу – по мнению некоторых, слишком мягкое наказание для того, кого следовало повесить. Однажды Генрих приказал изувечить всех чеканщиков монеты в королевстве, когда те не смогли доказать, что не подделывали монет. В годы правления Генриха людей заковывали в цепи, бросали в подземелья и обрекали на голодную смерть. Конечно, такое жестокое правосудие сдерживало рост преступности. Однако не стоит забывать, что Генрих ввел выездные судебные сессии, чтобы обеспечить повсеместное торжество закона. Именно он позднее заменил наказание в виде нанесения увечий штрафами. К концу правления Генриха саксонский хронист наградил короля прозвищем Лев справедливости.

Двор Генриха походил на «вавилонскую печь»²¹, так как отличавшийся ненасытным сексуальным аппетитом король «привык заводить внебрачные связи»²², пребывая в «вечном плену женских соблазнов»²³. У Генриха было около двадцати пяти внебрачных детей, большинство из которых родилось до женитьбы. Вильгельм Мальмсберийский, не осуждая «погоню [короля] за юбками», простодушно уверял, что Генрих потакал своей похоти из желания иметь больше детей. Всю свою жизнь король «был свободен от нечистых желаний и поддавался искушению не для того, чтобы удовлетворить свою невоздержанность, а ради продолжения рода. Король не позволял себе случайных сношений, за исключением случаев, когда они могли принести плоды. В этом отношении он был властелином своей натуры, а не рабом похоти»²⁴. Очевидно, Генрих действительно считал, что обилие сыновей и дочерей способно обеспечить ему политическую силу. Несомненно, дети сыграли важную роль в его жизни. Кого-то он выгодно выдал замуж, а кого-то эффективно использовал для службы. Но трудно поверить, что сластолюбие не играло никакой роли ни в многочисленных любовных похождения короля, ни в его чувствах к Эдите.

После свадьбы король принял решение не «предаваться похоти, подобно лошади или мулу, лишенным разума»²⁵; он прекратил заводить наложниц и остепенился рядом с женой²⁶.