Текст книги "Обещание лорда Лорейна"

Элизабет Бикон
Обещание лорда Лорейна

Elizabeth Beacon

LORD LAUGHRAINE’S SUMMER PROMISE

A Novel

Все права на издание защищены, включая право воспроизведения полностью или частично в любой форме.

Это издание опубликовано с разрешения Harlequin Books S. А.

Иллюстрация на обложке используется с разрешения Harlequin Enterprises limited. Все права защищены. Товарные знаки Harlequin и Diamond принадлежат Harlequin Enterprises limited или его корпоративным аффилированным членам и могут быть использованы только на основании сублицензионного соглашения.

Эта книга является художественным произведением. Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами или событиями случайны.

Lord Laughraine’s Summer Promise Copyright

© 2015 by Elizabeth Beacon

© «Центрполиграф», 2019

© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2019

© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2019

Глава 1

– И где же была бы школа «Кейтерет-Хаус», если бы ваша память так не ослабла из-за жары? – раздраженно осведомился сэр Гидеон Лорейн, известный также как Фредерик Питерс, у туповатого местного жителя, которого он подозвал, чтобы спросить дорогу.

Бездельник почесал сивую голову и пожал плечами. Гидеон извлек из жилетного кармана монетку и поднял повыше. Может быть, она оживит память зеваки?

– Вон там, – наконец заявил местный житель, кивая в сторону фермы на другой стороне долины, которая выглядела так, словно знавала лучшие дни. – Старуха-то, скорее всего, дома, а девица с полчаса назад ушла в Мэнидаун.

Гидеон еле удержался от ругательства и бросил монетку мошеннику, а затем развернул уставшего коня и поскакал по следам «девицы». Невозможно предугадать, как встретит его «девица». Побледнеет ли она, увидев его, задрожит ли, как будто за ней гонятся все демоны, или одарит его лучезарной улыбкой, которую он до сих пор вспоминал с замиранием сердца, хотя прошло столько лет? Кто знает? Как бы там ни было, леди Виржиния Уинтерли права; он должен выяснить, улыбнется ли ему еще его жена наяву, а не во сне…

Его покойная покровительница и друг оставила ему письмо, в котором объявляла о ждущем его испытании. По условиям ее завещания, несколько человек должны были решать определенные задачи в разное время года. Гидеон понятия не имел, что принадлежит к числу несчастных, пока молодая леди Фарензе не передала ему, что следующие три месяца ему предстоит кое-что совершить.

«Милый мальчик! – так леди Виржиния начала письмо. – Не сомневаюсь, ты очень удивишься, узнав от милой Хлои, что тебя ждет следующее испытание в моем списке. Хотя удивляться тебе не следует, – продолжала леди Виржиния, как будто стояла у него за плечом и заметила скептическое выражение его лица, когда он наконец понял, зачем молодая жена Люка Уинтерли разыскала его и передала письмо от покойной родственницы. – Ты – тайный внук моего любимого Виржила, и мы не объявляли открыто о нашем родстве лишь из почтения к твоему двоюродному дяде, лорду Лорейну. Наше признание лишило бы титулов и поместий единственного законного наследника, а мы оба слишком любим и уважаем Чарли Лорейна для того, чтобы поступать так с ним или с тобой. Знаю, правда о твоем рождении мучила тебя с тех самых пор, как ты подрос и до тебя дошли слухи о том, кто твой настоящий отец. Но для меня эти слухи утешительны.

Я очень рада, что получила возможность увидеть, как из затравленного, несчастного мальчика вырос настоящий красавец. Жаль, что милый Виржил не дожил до наших дней и не видит, каким ты стал. Отрадно сознавать, что ты нашел свою дорогу в жизни. Не нахожу слов, чтобы передать, как я любила мужа; конечно, мною двигало себялюбие, когда я приблизила тебя к себе: ты похож на Виржила не только внешне. Да, вы с ним очень похожи, хотя, по-моему, Джеймс больше пошел в него внешне, чем ты, милый Гидеон. Зато у тебя большое сердце и добрая душа, которые уравновешивают твой острый ум, и я радовалась, что получила возможность лучше узнать тебя за последние несколько лет, чем знал тебя Виржил при жизни, как он ни умолял твоего отца, чтобы тот разрешил ему хотя бы познакомиться с внуком.

По-моему, Эсмонд готов был пойти на что угодно, лишь бы причинить боль своему настоящему отцу. Держа тебя вдали от него, он доказывал, что в состоянии причинить боль человеку, который, как он считал, сломал ему жизнь».

Гидеон остановился и посмотрел вдаль. Очень не хотелось вспоминать о сложных отношениях с отцом. К тому же и Виржил, и Эсмонд находятся далеко за пределами сферы его влияния. Поэтому вместо них он стал думать о жене. Куда Калли направилась в такой жаркий день? Может, у нее свидание с любовником? От жгучей ревности его скрутила такая боль, что он судорожно вздохнул. Девять лет назад она отправила ему последнее письмо, в котором категорически требовала больше никогда ей не докучать. Потом – годы молчания… Едва ли сейчас она ему обрадуется! И все-таки леди Виржиния, чтоб ей провалиться, была права. Он похлопал по внутреннему карману сюртука, перекинутого поперек седла, и вздохнул с облегчением, услышав шорох бумаги за шелковой подкладкой. Ему, адвокату, который брался за необычные дела, непременно требовались надежные места для хранения важных документов. Но к письму леди Виржинии он относился со смешанными чувствами, хотя и успел выучить его наизусть.

«Задача, которую я тебе предлагаю решить, непроста: разыщи свою жену и поговори с ней по душам. Не знаю, согласится ли она выслушать тебя и проявит ли достаточно великодушия для того, чтобы уступить. Тем не менее ты должен выяснить, остается ли надежда на возрождение вашей семейной жизни, или ее нужно окончить с достоинством. Если будешь по-прежнему жить, как сейчас, ты до конца дней останешься беспокойным и одиноким, а я очень хочу, чтобы ты был счастлив. Мне повезло: я повстречала мужчину, которого любила всей душой и всем сердцем; еще больше повезло в том, что мы вместе прожили долгую жизнь. А вы, двое детей, умудрились полюбить и потерять друг друга, едва сойдя со школьной скамьи. Гидеон, если окажется, что вы не можете жить вместе как муж и жена, согласись на раздельное проживание и устраивай свою жизнь. По моему мнению, два таких своевольных упрямца, как ты и Калли, созданы друг для друга.

Как ты поступишь с Рейной и прекрасным наследством, на которое ты имеешь все права как последний официальный наследник Лорейна, – решать тебе. Мой тебе совет: перестань быть упрямым идиотом и прислушайся к старику Чарльзу Лорейну. Ты называл его дядей Чарльзом с тех пор, как научился говорить, и, наверное, понимаешь, что он охотно назовет тебя своим родственником, каковы бы ни были истинные обстоятельства дела. Несомненно, твоя жена вольна поступать, как захочет, но, поскольку мы с тобой знаем, что она – родная внучка лорда Лорейна, ей придется хотя бы выслушать его, даже если она останется глуха к твоим увещеваниям. Будущее такого большого поместья и всех, кто с ним связан, определится довольно скоро. Жаль, что нельзя поступить по-другому, и прошу тебя, поверь: Виржил с радостью признал бы тебя своим внуком, хотя твой отец терпеть не мог упоминаний о собственном незаконном рождении и ничего не желал слышать. Чарли Лорейн сейчас почти так же стар, как и я, и, если вы не поспешите, время накажет вас, трех несгибаемых идиотов. Остается добавить: никогда не принимай за чистую монету то, что говорит ее тетка, и постарайся понять, почему ваша юная любовь окончилась так неудачно».

Гидеону очень хотелось выбросить из головы последнее письмо своей наставницы и покровительницы и вернуться в Лондон настолько быстро, насколько позволил бы уставший конь. Он успел привыкнуть к своей жизни и даже считал ее сносной. Какой он был дурак, когда с готовностью вызвался помогать леди Виржинии в последний год ее жизни, когда она наметила четырех жертв!

Неужели он думал, что останется без задания? Возможно – до получения письма. Врожденное чувство справедливости заставило его уточнить: нет, они – не жертвы. После первых двух испытаний Люк Уинтерли и Том Бенберг стали счастливыми мужьями очаровательных молодых жен. Леди Виржиния может записать на свой счет две победы. Если он хоть что-то понимает про себя самого и Джеймса Уинтерли, двух одиноких волков, они нескоро сравняют счет. Наверное, леди Виржинии следовало тратить силы на более достойных претендентов, а на него и Уинтерли махнуть рукой!

В тот день Калли столь решительно выбралась из дому, так как собиралась как можно скорее, пока никто не заметил, добраться до Мэнидауна. Удушающая жара отнимала последние силы. Пришлось замедлить шаг, и все же она продолжала идти вперед, несмотря на сильное подозрение, что ей лучше вернуться в «Кейтерет-Хаус» и забыть о своих делах – по крайней мере, на сегодня. Печальная правда заключалась в том, что она не в состоянии была больше выносить ни дня праздной скуки – ведь ее ученицы разъехались на лето по домам. Промучившись неделю от жары и без конца выполняя теткины мелкие поручения, от которых невозможно было избавиться, она решила уйти. Иначе день непременно выльется в ссору, которая окончится слезами и многодневным каменным молчанием. Не стоит безвылазно сидеть в «Кейтерет-Хаус», когда ее не занимают школьные дела. Конечно, девять лет назад тетя Серафина была совершенно права: им обеим нужно было начинать жизнь сначала. В то время их обеих разочаровали и предали мужья. Тетка предложила объединить силы и снять просторный дом, в котором можно, например, открыть школу. Девять лет назад теткино предложение показалось ей замечательным: они будут вести скромную жизнь на свои ограниченные доходы, а она поможет пятнадцати девочкам из среднего класса узнать больше о мире – по крайней мере, узнать столько, сколько позволено для молодых леди. В то время собственная жизнь казалась ей пустой и безнадежной, поэтому она ухватилась за предложение тети Серафины. Теперь же внутренний голос все чаще спрашивал: «И это все?» Нет, она не станет его слушать! Она знала пылкую, страстную любовь, но оказалось, что любовь – ошибка, которая ранила всех, кто был ей небезразличен. Пока ей вполне хватает школы, да и ученицы как будто довольны. Если будущие жены и матери после ее уроков станут больше знать, может быть, со временем мир изменится к лучшему и общество начнет ценить по достоинству женщин, которые сейчас по закону считаются собственностью мужей, отцов или братьев. В школе она занята полезным делом. Она взяла девичью фамилию – мисс Соммерс, – и окружающие считают ее старой девой. Такая жизнь ее устраивает… ну, почти устраивает.

Науки, которые преподавала Калли, дополнялись уроками танцев и музыки – они наняли еще двух учителей, которые приезжали на несколько часов в неделю. Помня, что племянница гораздо охотнее занималась у преподобного Соммерса, чем его родные дочери, тетя Серафина даже позволила Калли преподавать девочкам ряд предметов, которые обычно предназначались только для их братьев… Где еще допустимы подобные вольности? Калли напомнила себе, что летом, когда ничто не отвлекало ее от мыслей о той жизни, которую она выбрала для себя добровольно, она сама себя не узнавала. В такое время года ей приходилось гнать от себя тяжелые воспоминания о страсти и горе, которые лучше всего забыть. Самое трудное заключалось в том, чтобы придумать, чем себя занять, – и она нашла себе дело не хуже любого другого.

Она искала спасения в своих фантазиях. Они еще в раннем детстве помогали ей пропускать мимо ушей брань и упреки тети Серафины. Теперь же фантазия уносила ее в такие места, о существовании которых она раньше даже не подозревала. Надежда на другую, лучшую жизнь укрепляла решимость выяснить, приведет ли ее писательство к чему-то большему, чем то, на что она надеялась, когда впервые села с пером над чистым листом бумаги. Наверное, лучше всего не думать о том, каким будет ответ на ее последнее письмо издателю… не слишком тешить себя надеждами и не сжиматься от страха. Поэтому она отвлеклась от созерцания природы – в такую жару все живое спит – и задумалась о том, как живут женщины в экзотических странах с жарким климатом. Знатные дамы, во всяком случае, днем наверняка отдыхают в прохладных комнатах, а не гуляют в одиночку в такую погоду, когда трава от жары жухнет и становится безжизненной, как солома. Сейчас она могла бы лежать в подушках на шелковом диване и беречь силы для прохладного вечера, мечтая о возлюбленном. Контраст между таким праздным и сонным времяпрепровождением и тем, что происходило на самом деле, быстро вернул ее к действительности. Она вздохнула и пожалела, что пропустила мимо ушей вопросы, куда она идет в такой жаркий день; тогда она могла бы заказать коляску и не идти в Мэнидаун пешком.

Хорошо, что старая соломенная шляпка хоть немного защищает голову от солнца. Тетя Серафина не укорит ее в том, что она портит цвет лица. И все же очень хотелось бродить по прохладному дворцу своей мечты в легких и воздушных шелках, которые струились бы вокруг ее рук и ног… Какое чувственное наслаждение – касаться босой ступней гладкого, как атлас, мраморного пола! На миг ей показалось, будто у нее под ногами гладкий камень, и она инстинктивно поджала пальцы и мигом вернулась в действительность. Жара, пот, грязь; ноги с трудом переступают по раскаленной земле.

Прошло почти девять лет с тех пор, как дедушка Соммерс заразился лихорадкой от мужа тети Серафины, по которому тетка, впрочем, совсем не горевала. Когда преподобный Соммерс последовал в могилу вскоре после своего недостойного зятя, больше ничто не удерживало тетку и племянницу в Рейне. Калли решила, что, уехав из родных мест, она снова сможет стать самой собой. Ее девичья фамилия достаточно распространенная, да и разыскивать ее никто не будет. Поэтому она снова стала называться мисс Соммерс, старой девой, а тетя Серафина стала вдовой миссис Гришем. Соседкам, которые приходили посплетничать, она говорила, что очень горюет по покойному мужу. Хотя жили они менее чем в двадцати милях от Рейны, казалось, что они переместились в совершенно другой мир, где нет старинного величественного замка и окружающих его многочисленных деревушек, в названии которых присутствует слово «Рейна».

Лучше не думать о прежней жизни, решила она, боясь, что боль и горе захватят ее даже сейчас, через девять лет. О чем она? Ах да – вышла из дому без чулок, отчасти экономии ради, а отчасти из-за того, что сегодня слишком жарко. Может быть, под маской строгой школьной учительницы по-прежнему живет порывистая Калли? Она сосредоточилась на цели своей прогулки. И все же в такую жару на знакомой тропинке она не способна была отвлечься слишком надолго.

И потом, невозможно представлять себя отважной и чувственной красавицей и томиться по красивому возлюбленному, когда тебя облепили сорочка и корсет, нижняя юбка и строгое платье! Калли с трудом загнала мысли о возлюбленном в дальний уголок сознания, где она хранила свои самые заветные тайны. Во всяком случае, целых девять лет она мечтала не о том мужчине, в которого когда-то влюбилась. Если бы сейчас перед ней очутился ее муж, она бы, скорее всего, его не узнала. Вспомнив страшные ссоры и наводящее ужас молчание перед расставанием, она вздохнула и погрузилась в мечты о другой, выдуманной Калли, которая мечтала о совершенно другом мужчине, не похожем на того, что был у нее когда-то. И о чем же мечтала другая Калли? Разумеется, она страстно жаждала увидеть его снова, хотя они провели врозь всего несколько часов. Их освежали вееры, которыми махали невидимые руки; от палящего солнца они укрывались в мраморном дворце, где гуляли искусно созданные сквозняки. Героиня отошла от придворных дам, которые праздно бродили по залам и сплетничали в ожидании вечера, когда мир снова оживет. Вечером воздух напитали нежные ароматы экзотических цветов и редких специй. Глаза радовали яркие цвета; чувственная музыка и танцы сулили ночь, полную возбуждения и страсти. Наконец-то жажда, которой она томилась, будет утолена!

Что-то подсказывало реальной Калли: даже если бы она вела такую жизнь, она непременно восстала бы против правил, запрещавших дамам вступать в связь с внешним миром за пределами дворца. С другой стороны, кто сказал, что фантазии должны совпадать с действительностью? Она вздохнула. Как же жарко! От испарины все тело стало неприятно липким. Далеко ли она, более взрослая и мудрая, ушла от жадной до впечатлений семнадцатилетней Калли Соммерс? Она покачала головой, жалея, что нельзя повернуть время вспять и предупредить безрассудную идиотку не мечтать так пылко и страстно – может быть, тогда ее теперешняя жизнь сложилась бы по-другому.

С трудом отогнав от себя мысли о прошлом, которое все равно невозможно изменить ни за какие блага мира, она с трудом удержалась, чтобы не повесить шляпку на ближайший куст. Шляпка, конечно, немного защищает от солнца – но как же в ней жарко и душно! Кроме того, в ней она выглядит настоящей старой девой. Она развязала старые ленты; легкий ветерок приятно обдувал шею. Она очнулась, когда под ногами заскрипел песок – а она-то грезила, как, совершенно обнаженная, входит в широкий пруд, где на поверхности воды плавают розовые лепестки! Воображаемая Калли наслаждалась окружавшими ее прохладой и роскошью, а больше всего тем, что владыка всей этой роскоши любил и ценил ее превыше всех богатств мира…

Нет, пожалуй, это самая опасная фантазия из всех. Она тряхнула головой, отгоняя ее, и почувствовала, как кровь стучит в ушах. Калли невольно вспомнила строгие предупреждения тети Серафины о том, как опасно бродить по проселочным дорогам в одиночку, особенно женщине. Пожалуй, тетка права – не хватало еще упасть в обморок на такой удушающей жаре. Калли попробовала развлечь себя мыслью о том, что некрасивая мисс Соммерс пробудит неуправляемую страсть в любом мужчине, который увидит ее распростертой в пыли. Нет, ей необходимо сохранить ясную голову, если она хочет дойти до почты и вернуться домой, прежде чем ее хватятся. Так что больше никаких фантазий, пока она не очутится в своей спальне, где можно в тишине поработать над следующей книгой. Сегодня даже тетка сомлела от жары, и Калли – редкий случай! – получила возможность поступать, как ей захочется. Совсем скоро она узнает, опубликуют ли роман, над которым она так долго трудилась втайне от всех. Да, жара и зной вполне могут окупиться, если мистер Ределл согласится опубликовать ее рукопись.

Несмотря на жару, она взволнованно подпрыгнула на месте, вспомнив, как он похвалил ее произведение, назвал его многообещающим. Он, конечно, предложил кое-что исправить и улучшить, но ведь и не отказал наотрез! Может быть, она сможет зарабатывать столько, что через какое-то время снимет небольшой домик, где будет жить одна, найдет себе друзей, станет работать в саду и готовить все, что ей захочется. Мечта настолько заняла ее, что она не услышала цокота копыт взмыленного коня, пока конь не поравнялся с ней и резко не остановился.

Седок выругал коня безмозглым ослом и послал его к дьяволу, а у Калли неожиданно закружилась голова. Потрясенная до кончиков пальцев звуками этого мужского голоса, она застыла на месте, точно громом пораженная. Она ни за что не обернется! Всадник, который сдерживал норовистого коня, наверняка успел заметить ее старомодную шляпку и выцветшее платье. Потом он извинился за то, что богохульствовал при даме, чего потрясенная Калли даже не слышала. Нет-нет, не может быть! Гидеон сейчас очень далеко, скорее всего, в Лондоне, а ее нагнал какой-то незнакомец. Обернувшись, чтобы удостовериться, что ей пригрезился кошмар, Калли поняла, что ошибалась.

– Ах ты, дьявол, – без выражения произнесла она.

Ей показалось, будто кровь отхлынула от головы в усталые, запыленные ноги… Черные пятна заплясали перед глазами… Сердце на жаре колотилось так громко, что стук отдавался в голове. Несмотря на зной и духоту, по спине побежали мурашки.

– К-какая я сентиментальная, – с трудом проговорила она слабеющим голосом. Даже зажмурившись, она по-прежнему видела его перед собой, как будто его образ отпечатался у нее на века. Да, перед ней в самом деле Гидеон!

После долгих лет, после стольких бессонных ночей, когда она попеременно тосковала о нем и жалела о том, что они вообще встретились, он вернулся, и ее тело снова мучительно жаждет его. Калли позволила мраку поглотить себя, и он наконец исчез.