Текст книги "Обещание лорда Лорейна"

Глава 2

Гидеон с трудом удерживал на месте измученного коня. Женщина, которую леди Виржиния велела ему разыскать, с которой она велела ему договориться, едва завидев его, увяла, как сломанный цветок. Гидеон старался усмирить бешено бьющееся сердце. Можно подумать, что конь ударял в него копытами – правда, его копыта находились в опасной близости от упрямой головы Калли.

– Подумать только, а я боялся, что не найду тебя здесь, – негромко заметил он, когда ему наконец удалось успокоить коня.

Сердце у него заныло. Никто не мог обвинить в истеричности ту Каллиопу Соммерс, которую он знал! Может быть, сэр Гидеон Лорейн еще хуже, чем казалось ему самому, раз жена упала в обморок, увидев его впервые за девять лет. Осталась ли хоть какая-то надежда для его черной души?

– И вам доброго дня, леди Лорейн, – пробормотал он, гадая, что подумали бы знатные клиенты о «мистере Фредерике Питерсе», узнав его настоящее имя.

Последняя мысль слегка рассмешила Гидеона: его нынешнее имя едва ли можно назвать истинным, и все же именно так он предпочитал себя называть, когда сбрасывал все маски. Сейчас уже поздно везти ее куда бы то ни было, чтобы спасти от самого страшного кошмара… Он стал наблюдать за женой. Она дышала ровно, и его дыхание более или менее успокоилось. Сердце снова сжалось, когда он с горечью вспомнил, как она однажды повелела ему больше не показываться ей на глаза до конца жизни. Можно подумать, он услышал от нее приказ убираться совсем недавно. С тех пор она упорно не отвечает на его письма – значит, по-прежнему считает, что это он виноват во всех их невзгодах. И все же будь он проклят, если сейчас ускачет прочь и бросит жену на дороге, где на нее наткнется любой злодей или дурак… Нет, он не может ее оставить!

Гидеон спешился и, по-прежнему унимая ноющее сердце, присел рядом с женой на корточки. Изнутри поднимался страх за нее, который свидетельствовал о том, что Калли по-прежнему ему небезразлична. Он нахмурился, заметив круги у нее под глазами, затем его взгляд задержался на ее длинных изогнутых ресницах. Он вспоминал, как эти ресницы по утрам щекотали ему лицо. Нет, не стоит предаваться таким мыслям, если он хочет сохранить здравый рассудок. И потом, она уже не прежняя тощая девчонка. Лицо немного округлилось, и вместе с тем черты стали определеннее: его похожая на жеребенка Калли выросла, а его рядом не было, и он не видел, как это случилось.

Конечно, и та, прежняя Калли была живой и хорошенькой; густые и блестящие черные локоны всегда выбивались из любой прически, как она ни пыталась их укротить. Ее темно-карие глаза были полны жизни и часто лучились озорством – или страстью, когда она бесстрашно бросала ему вызов. Как будто его тогда нужно было к чему-то призывать! Конечно, любой юноша должен был считать себя польщенным. Он был совсем юным и любил ее по-настоящему. Даже сейчас ни одна женщина не в состоянии сравниться с Калли. Он знаком со многими признанными красавицами, а одну или двух считал настоящими друзьями, но они не шли ни в какое сравнение с Калли, в которую он когда-то влюбился. Подруга его детства и отрочества была непоседой и любила приключения. Кроме того, она была такой хорошенькой, что сейчас у него разрывалось сердце при виде того, как мало осталось от прежней Калли в той женщине, которая неподвижно лежала на дороге.

Он внимательно смотрел на нее, ожидая, когда она очнется. А может быть, просто убеждал себя в том, что лучше подождать, чтобы получить возможность подольше полюбоваться ею? Ее женственная фигура оттенялась тонкой талией – бывало, ее талия умещалась в кольце ладоней, когда он помогал ей спешиться во время тайных прогулок, куда она приезжала верхом на спокойном гнедом коне ее деда. Фигура почти не изменилась… впрочем, он сумел кое-что заметить только потому, что при падении задралось ее платье с высокой талией. Какая глупость – или, наоборот, мудрый ход – носить платья, совершенно скрывающие фигуру! Тем меньше шансов, что на нее будут жадно смотреть мужчины-хищники… такие, как он, например! А ведь он посылает ей немало! Он настоял, что будет высылать ей пособие, еще в те дни, когда работал клерком, а затем начинающим адвокатом без постоянной практики. В последние годы размер содержания значительно увеличился… Интересно, на что она тратит деньги? Во всяком случае, не на одежду – судя по тому, что она носит. Платье, очевидно, стиралось столько раз, что белая хлопчатобумажная подкладка пожелтела, а простой узор из золотых розочек полинял. И фасон так давно вышел из моды, что носить его просто неприлично. Возможно, его так потряс ее неожиданный обморок, что он невольно обращает внимание на мелочи. И все же, как только она придет в себя, он непременно ее расспросит. Правда, солнце палит немилосердно; возможно, она просто не захотела пачкать хорошее платье, бродя по тропинкам в этом захолустье.

– Калли, что ты опять задумала? – пробормотал он, привязывая коня к ближайшему дереву и мрачно глядя на нее, как будто мог прочесть ответ на ее мертвенно-бледном лице.

Лежащая в пыли, она выглядела ужасающе хрупкой. Судя по тому, что грудь поднималась и опускалась, опасности для ее жизни нет, но… не слишком ли долго она без сознания? Больше всего ему хотелось поднять ее на руки, убрать с пыльной дороги и спасти от любой угрозы, какую представляет для нее жизнь. Сердце кольнула тоска: скорее всего, самой грозной для себя опасностью она считает его. Гидеона охватил ужас. Вдруг у нее какая-нибудь ужасная болезнь? Он посмотрел на ее чистую кожу и лоб без единой морщины… Нет, не похоже, чтобы она была больна. Остается единственный ответ. Она так его ненавидит, что подсознательно желает не встречаться с ним лицом к лицу.

Гидеон встал так, чтобы его тень защищала ее от солнца. Он долго смотрел на ее до боли знакомое лицо в форме сердечка, прислушиваясь к ее дыханию. Наконец он отвернулся. Он настоящий трус! Что, если она очнется, увидит его, поймет, что он не приснился ей в страшном сне, и ее лицо исказится от отвращения?! Подумать только – законная жена лежит без чувств у его ног, а он вожделеет ее, как неопытный юнец! Ему стало стыдно. Калли едва заметно улыбнулась во сне, когда он снова повернулся к ней. Ему показалось, будто она уплыла в какой-то иной мир, куда ему доступа не было. Он с трудом удержался от желания завыть, как пес, потому что она снова его отвергала… В голову пришли мысли о прошлом, которое уже не изменишь.

Калли плыла на мягком облаке, похожем на пуховую перину, а ангелы шепотом благословляли ее. На миг она действительно поверила, что Гидеон вернулся за ней. Вполне логично, что она слышит ангелов. Но почему один ангел смотрит на нее так сердито? И неужели ангелы в самом деле носят высокие трости черного дерева, неужели у ангела может быть копна белоснежных волос и проницательные темно-карие глаза? Сердитый ангел – точнее, ангелица – нахмурилась и заметила: ничего удивительного, что она злится на двух таких идиотов, как они с Гидеоном, ведь у нее помимо них есть и другие дела.

«Просыпайся сию минуту, моя дорогая, и перестань вести себя как дурочка. Ты несчастна без него с тех самых пор, как прогнала его, так что вставай и посмотри ему в глаза. Кстати, тебе полезно будет узнать кое-что новое», – с суровым видом приказало ей видение, и Калли нахмурилась, потому что в голову вдруг пришла мысль: может, и в самом деле очнуться?

Пуховое облако улетучилось, и ей стало гораздо труднее не думать о Гидеоне. Облегчение, когда она со вздохом упала в обморок, прошло. Калли невольно наморщила нос, возвращаясь в реальный мир. Судя по всему, она лежит на таком месте, которое не подходит для настоящей леди – жестко и слишком много камней. Как будто ей больше нечего делать!

– Убирайся, – хрипло прошептала она, надеясь вернуться на пухлое облако, хотя внутренний голос предупредил: не стоит подчиняться приказам драконоподобной ангелицы.

– Убрался бы, если бы смог, – отозвался голос Гидеона, и сердце у нее екнуло. Она вспомнила, почему потеряла сознание. Наконец она осторожно приоткрыла глаза: неужели она услышала в голосе мужа сожаление? Ей показалось, что он одновременно рядом с ней и где-то далеко… подобные уловки совершенно в его духе!

– Что ты здесь делаешь?! – Калли опрометчиво тряхнула головой, и перед глазами тут же поплыли радужные круги; она поняла, что еще не до конца пришла в себя, и застыла в неподвижности.

– Прямо к сути, как обычно, – устало похвалил ее муж.

Она посмотрела на него: он возвышался над ней. В его серо-зеленых глазах она прочла озабоченность и досаду. И все же она еще не могла заставить себя посмотреть ему в лицо. Может быть, через минуту-другую к ней вернутся смелость и хладнокровие и она смешает их в нужной пропорции… А может, этого и не случится вовсе, скептически прошептал ее внутренний голос. Она сама не понимала, ее ли это голос, или он принадлежит властной ангелице, которая только что беседовала с ней.

– Если ты не против, что я тебя перенесу, ты гораздо быстрее придешь в себя в тени.

– Тогда быстрее, – приказала она с видом поверженной королевы и властно взмахнула грязной рукой.

– Ваше высочество, счастлив повиноваться, – пошутил он, подхватывая ее на руки с такой легкостью, словно она была сделана из золотой пыльцы.

Калли прекрасно понимала, что она вовсе не бесплотна, и ощутила его силу, когда он оторвал ее от земли и глазом не моргнув. Должна ли она сносить оскорбления от такого сильного великана? Тот Гидеон, которого она помнила, был стройным, как молодое деревце; и его мысли были для нее открытой книгой. Мужчина, который держал ее сейчас на руках, оставался для нее полной загадкой. Зато тело моментально отреагировало на его близость, как будто признало его… Нет, так не пойдет! Калли тяжело вздохнула, чувствуя, как в ней снова оживают любовница и жена в горячем приливе желания. Придя в ужас от собственной реакции на его близость, она стала вырываться, и он севшим голосом велел ей лежать спокойно, иначе он ее уронит. Когда-то он был солнцем, а она – луной; причиной, по которой утром она вставала, а ночью засыпала, если, конечно, им хватало времени на сон. И сейчас ей хватит ума во второй раз не подпасть под его чары! Конечно, ей хватит на это здравого смысла. Как только она сможет самостоятельно переставлять ноги, она уйдет и докажет, что он для нее ничего не значит.

– Гидеон, поставь меня на землю. – Неожиданно для нее самой голос ее дрогнул. – Отпусти меня. Я не ребенок.

– В таком случае перестань вести себя как ребенок, – рассеянно посоветовал он, как будто сейчас, когда он нес свою жену в тень, он думал о более важных вещах.

– Ведь тебе не терпится поскорее ускакать прочь и еще на девять лет забыть о моем существовании, – по-детски укорила она и тут же пожалела, что вовремя не прикусила язык. Кое о чем лучше помолчать.

– Каллиопа, ты ко мне несправедлива. Как я мог забыть тебя?

Она не поверила его словам, решила, что он над ней издевается. На долю секунды на глаза навернулись слезы, но при мысли о том, что слезы оставят дорожки на грязном лице, она поморщилась. Посмотрела на рощицу, куда он нес ее. Слезы высохли. Она способна выгнать его из своей жизни, избавиться от него, как от старой тряпки. Наверное, лучше всего солгать, что у нее есть любовник. Тогда он почувствует себя опозоренным и скорее уедет… Только она никогда в жизни не встречала другого мужчину, с которым чувствовала бы себя как с Гидеоном. Не прояви она осторожность, она бы стала одной из тех женщин, которые полдня валяются на диванах, а оставшееся время плавают по дому, словно облачка. Она надеется на невозможное… а разве это не напрасная трата времени?

– Знаешь, ходить я еще в состоянии, – срывающимся голосом произнесла она.

– Конечно, – ответил он, и веселые огоньки заплясали в его серых глазах с зелеными искрами – такие искры способна увидеть только близкая ему женщина.

Воспоминание о близости с ним сжало ее сердце. Теперь он выглядел и говорил почти знакомо. Калли невольно вспомнила, как они часами глядели друг на друга и не могли наглядеться – или просто лежали рядом, тесно прижавшись друг к другу, пока желание не становилось слишком горячим… При воспоминании об этом она затрепетала даже сейчас, по прошествии долгого времени. Нет, так ей не удастся сохранить хладнокровие! Ему от нее что-то нужно. Им предстоит разговор о деле… Неплохо, что он сейчас скрывает свое истинное «я»; так ей будет проще снова ждать, когда он в очередной раз уедет.

– Возможно, я не самый лучший муж, но я не собираюсь смотреть, как моя жена ковыляет по округе в полуобморочном состоянии, словно пьяница.

– Чушь, я отлично переношу солнце!

– Ну конечно, – мягко согласился он.

Как вышло, что она реагирует на его улыбку, пока он снова утешает ее, как капризную девочку?

– Когда я тебя увидела, то испытала такое потрясение, что потеряла сознание, но я прекрасно чувствовала бы себя, если бы ты не застал меня врасплох, – объявила она, нахмурившись.

– Значит, радость настолько переполнила тебя, что при виде меня ты потеряла сознание?

– Не радость, – отрезала она.

– Понимаю.

– Какого дьявола ты здесь делаешь, Гидеон?

– Вот теперь я узнаю Калли Соммерс! А ведь еще несколько минут назад мне казалось, будто я принял за тебя кого-то другого.

– Я в самом деле стала другой, – проворчала она, убеждая себя, что все к лучшему.

– Судя по всему, нет, – поддразнил он. – Мне кажется, что ты совсем такая, как она.

– А вот и нет, – возразила Калли. По крайней мере, она стала другой с тех пор, как Гидеон надел ей на палец кольцо и в Гретна-Грин их объявили мужем и женой.

– Совершенно верно, теперь ты Калли Лорейн, – без выражения ответил он, и Калли внушила себе, что все к лучшему. Хотя бы одному из них следует держать чувства в узде, а про ее чувства такого никак не скажешь.

– Я потратила много времени на то, чтобы ее забыть, и мне это прекрасно удалось без мужа, который указывал бы мне, что и как делать, – не сдавалась она.

– Как будто мне когда-нибудь удавалось запугать, убедить или заставить тебя сделать то, чего ты не хотела! Ты всегда была сама себе хозяйкой, Каллиопа, и даже еще глупым птенцом я никогда не хотел, чтобы ты была другой.

– Понятия не имею, почему мать дала мне такое нелепое имя, – заметила Калли, чтобы отвлечь их от воспоминаний о том, как он любил ее, когда они бежали в Гретна-Грин. Больно думать о прошлом и гадать, могли ли они стать хорошей семьей, будь жизнь не так жестока. – Зачем было называть меня в честь музы? С таким же успехом она могла бы привязать мне на шею мельничный жернов!

– К счастью, у тебя красивый голос и ты любишь стихи – совсем как та муза, в честь которой тебя назвали! Может, ей просто понравилось имя. Мне оно нравилось всегда.

– Но как же ты дразнил им меня, когда был противным мальчишкой! Будь у меня дар к эпической поэзии, ты бы перестал таскать меня на руках, как младенца?

– Потому что тебя назвали в честь богини?

– Нет, потому что я тебя просила. Верно, раньше я хотела стать бардом и жить в такое время, когда женщин воспринимали всерьез. Но мне никогда не хотелось быть музой и иметь многочисленных сестриц с труднопроизносимыми именами – мы бы постоянно ссорились.

Гидеон не знал, насколько она серьезна, а Калли решила, что нечестно застывать у него на руках, пока он смеется. Ее постепенно сковывало, словно льдом, и она все больше отдалялась от него – а ведь ему почти удалось разоружить ее лестью. Разве не стоит воспринять произошедшее как очередной знак, что ей нужно быть осторожной? Лучше всего не забывать о том, что он стал профессиональным юристом и, по слухам, берется за самые безнадежные дела… Как бы там ни было, они уже не смогут стать друзьями. По крайней мере, тогда ей будет не так больно, когда он снова уйдет.

Она метнула на него испепеляющий взгляд, и он поставил ее так бережно, словно она была сделана из тонкого фарфора. Затем он отступил на шаг и шутливо поклонился.

– А теперь уходи, – сурово приказала она.

– Я не оставил бы в такой глухомани даже твою тетку, рискуя сделать ее жертвой любого злодея, какой окажется поблизости! А твоя тетка, если помнишь, мне никогда не нравилась… Так неужели ты думаешь, Калли, что я оставлю тебя?!

– Я – не моя тетка, – рассеянно ответила она.

– Дорогая моя, за это я ежедневно благодарю Всевышнего.

– Я тебе не «дорогая»… и не богохульствуй.

– Но мне бы очень не хотелось жениться на твоей узколобой и унылой родственнице, дорогая.

– Она поддержала меня, когда рядом никого не осталось. Кроме того, повторяю: я тебе не «дорогая», – сухо ответила Калли. Интересно, прочен ли пень, на котором она стоит? Можно ли топнуть ногой и показать ему, что ей неприятны фальшивые ласковые обращения, которые так легко слетают с его губ? Решив, что у нее снова закружится голова и она упадет, Калли передумала топать ногой и вместо того попыталась посмотреть на него сурово-равнодушным взглядом. Видимо, ничего не получилось; Гидеон с трудом скрывал усмешку.

– Может быть, позволишь мне вольность, которая доступна женатому мужчине – то есть поделиться с тобой своими мыслями? – Он изобразил мужа-подкаблучника.

– А может, не позволю, – отрезала она.

– Что, Каллиопа, боишься, что мои мысли тебе не понравятся?

Калли пришла в ужас. Как же хорошо он ее знал! Она фыркнула и тряхнула головой. Пусть знает, что ей совершенно все равно. Она тут же пожалела о своей неосторожности. Судя по шуму в ушах, она еще недостаточно пришла в себя, чтобы гордо удалиться и оставить в пыли несчастного рыцаря, который спешился, чтобы спасти ее.

– Если и так, у меня нет никакого желания их выслушивать.

– Да уж, не сомневаюсь, – проворчал он, поворачиваясь к ней, затем он достал из сумки, притороченной к седлу, фляжку.

– Гидеон, не вздумай вливать в меня бренди! – воскликнула она.

– Я не балуюсь спиртным, – ответил он, передавая ей фляжку с чистой водой, согревшейся в пути. В последние дни их совместной жизни он пил слишком много вина…

Когда она вспомнила, каким злым он становился, когда напивался, ее передернуло. Нет, он ее и пальцем не трогал, но при мысли о мраке и отчаянии холод пробрал ее до костей.

– Воздержание от спиртного тебе во благо, но не притворяйся, будто это имеет какое-то отношение ко мне. Если бы тебя хоть немного заботили мои желания, ты не приехал бы сюда и не нарушил бы мой покой, – проворчала Калли, скрывая смятение.

– Пока еще я не могу уехать, но тот пьяный, упрямый мальчишка, каким я был тогда, мне отвратителен, и уверяю тебя, я постарался от него отделаться. Сомневаюсь, что его кто-нибудь оплакивает.

«Его оплакивала я, – мысленно возразила Калли, чей внутренний голос упорно отказывался молчать. – Я плакала, пока не засыпала, потому что его слишком долго не было рядом со мной по ночам. Но потом я поняла, что он больше не вернется, потому что я сама прогнала его».

– Дьявол побери, но ведь я злодей, который докучал тебе, когда тебе так плохо, как только могло быть! – воскликнул Гидеон.

Ну вот – он снова стал ее Гидеоном, вспыльчивым и страстным молодым человеком! Едва у него на лице появлялась такая самоуничижительная улыбка, и под ней подгибались колени… А его любовь к безрассудным выходкам превращала их совместную жизнь в цепь сплошных сюрпризов, которые приносили не только радость, но иногда и ужасали…

– Полно тебе, женушка, давай отвезем тебя домой, не дожидаясь, пока ты во второй раз за день упадешь без сознания к моим ногам, – очень кстати добавил он.

Калли снова посмотрела на него исподлобья, гадая, удастся ли ей когда-нибудь заставить себя жить с мужчиной, который так привык настаивать на своем. Как ни странно, она поняла: подобная жизнь вполне могла бы ей понравиться, сложись у них все по-другому.

– Стоит тебе показаться у нас, тетя Серафина точно упадет в обморок, – предупредила она. – Ты можешь просто снова ускакать; никто ничего не узнает, – в отчаянии предложила Калли. Она так привыкла влачить жалкое существование почти в полном одиночестве, что мысль о возможных переменах показалась ей странной и немного пугающей.

– Мы-то ведь знаем, – возразил Гидеон, как будто его слова решали дело.

– Да, – вздохнула она, – мы-то знаем.

Глава 3

Гидеону с огромным трудом удалось уговорить Калли сесть в седло, чтобы он вел коня в поводу. Интересно, сумеют ли они забыть о вечных распрях и взаимных придирках достаточно надолго, чтобы склеить осколки разбившейся семейной жизни? Он призвал на помощь всю выдержку, какой научился за много лет существования без Калли. Надо чаще вспоминать о том, каким он стал, и меньше думать о волшебном клее, который по сути сводился к тому, чтобы меньше ее любить. Сейчас они с Калли хотя бы разговаривают, пусть даже сухо и раздраженно. Припоминая их прошлые ссоры, он поочередно испытывал знакомые чувства – и нечто совершенно новое. Иногда он жалел о том, что не перекинул жену, пока она была еще без сознания, через луку седла и не увез ее, как пират – принцессу.

– Тебе удобно? – спросил он, когда молчание стало таким напряженным, что он не мог его больше выносить.

– А ты как думаешь? – огрызнулась она. – Лучше бы посадил меня верхом, как я просила, а не сажал, как куклу, боком!

– Чтобы половина всех уилтширских парней пялилась на твои ноги? Ну уж нет, – с трудом выговорил он. Стоило ему представить себе такую картину, как его кольнула ревность.

– Вряд ли кто-нибудь захочет любоваться моими ногами, когда увидит все остальное. – Она отряхнула пыльное платье.

Конь под ней плясал, и нервы у Гидеона, и без того натянутые, как струны, готовы были лопнуть. Он очень старался взять себя в руки. В то же время надо было успокаивать идиота коня, сдерживать его, чтобы он не тратил силы напрасно.

– Еще как захочет. Выглядишь великолепно, – сдавленным голосом проговорил он. – Калли, ты и девушкой была прехорошенькой, а сейчас ты просто красавица, – продолжал он и испытал смешанные чувства, услышав, как она недоверчиво хмыкнула. Интересно, облегчит ли задачу ее ревнивому и в высшей степени властному мужу то, что она, по-видимому, считает себя дурнушкой? Если ему когда-нибудь удастся вернуть ее, конечно.

Однако, если она сама не понимает, как она хороша, стоит ей появиться в высшем обществе об руку с ним, на нее начнут охотиться все светские волки! По здравом размышлении, его жизнь превратится в ад, пусть даже Калл и пока не понимает, какое действие оказывают на мужчин ее милое личико, женственная фигура и упорное неверие в собственную привлекательность. Он едва не зарычал вслух при мысли о том, что до конца жизни придется всюду ходить за ней по пятам, как властному жеребцу, давая всем понять, что она его супруга и он не намерен ею делиться. Правда, сейчас он ставит телегу впереди лошади… На какое-то время лучше забыть обо всяких планах, чтобы надежда снова не рухнула и не разбилась вдребезги.

– Гидеон, тебе что, больно? – с невинным видом спросила она. И что ему прикажете делать с такой странной смесью наивности и искушенности в жене, с которой они девять лет живут раздельно?

– День был трудный, – ответил он, пожимая плечами.

– А будет еще труднее, – предупредила она, когда впереди снова показался «Кейтерет-Хаус». И она оказалась права, хотя вовсе не в том смысле, какой она имела в виду.

– Да уж, – отозвался он. – Твоя тетка меня и теперь терпеть не может? – Можно подумать, это сейчас самое главное. Правда, при мысли о том, что Калли – его законная жена, он решил, что сейчас не способен ни с кем общаться, и меньше всего с ней самой.

– Да, она не доверяет мужчинам, чему я не удивляюсь, когда вспоминаю ее покойного мужа.

– Кстати, а почему она все же вышла замуж за Бономи Бартла? Детей у них не было, так что сомневаюсь, что они вынуждены были пожениться из-за ребенка, как мои родители. Я и раньше гадал, что они друг в друге нашли; по-моему, они ненавидели друг друга почти так же, как мои родители.

– Дедушка рассказывал: Серафина сама настояла на том, что выйдет за него, хотя он умолял ее не спешить… Наверное, вначале она его все-таки любила. Никто не заставлял ее выходить за него замуж, и я тоже не знаю, что она в нем нашла, но почему вообще женятся те, кто не должен?

– Наверное, потому, что хотят прожить вместе всю жизнь, – ответил Гидеон и обругал свой неуклюжий язык, увидев, что она поспешно опустила голову.

– Мистер Бартл считался наследником богатого баронетства, но потом его двоюродный дед женился на молодой и начал, несмотря на преклонный возраст, плодить наследников одного за другим.

– Значит, они вовсе не разбогатели и разочаровались друг в друге?

– Да, но я не думаю, что хотя бы один из них с самого начала сходил с ума от любви.

– Да, наверное, – согласился он, не желая развивать эту тему дальше, хотя то, что Калли по-прежнему упорно отворачивалась от него, крепко сжимая поводья, подсказало ему, что она ждала продолжения. «Вот мы сходили с ума от любви», – возразил сидевший в нем идиот, и Гидеон, все больше злясь, приказал ему заткнуться, тем более что они подъехали к дому.

– Где конюхи? – Гидеон нахмурился, оглядывая грязный двор, затоптанный овцами.

– Тетя Серафина говорит: из-за войны все так дорого, что мы не можем себе позволить держать и разнорабочего, и конюха. Зато у нас есть несколько горничных и хорошая кухарка; по мнению тети, кухарка необходима, чтобы кормить молодых леди здоровой пищей.

– А ее любовь к вкусной еде тут ни при чем, наверное? Калли, как ты распоряжаешься пособием, которое я тебе выделяю? Судя по всему, на себя ты почти ничего не тратишь… Надеюсь, ты не заразилась скупостью от своей скряги-тетки.

– Как старшая учительница я назначила себе скромное жалованье, но его не хватает, чтобы выглядеть так, как ожидаешь ты, Гидеон. – Похоже, она обиделась или решила, что он намеренно старается ее задеть. Гидеон снова невольно задумался о том, кто из них двоих больше выиграл после их разъезда. Вспомнил он и предостережения Виржинии о тетке Калли.

– Сначала я мог посылать тебе совсем немного, но достаточно на приличную одежду и на то, чтобы ты могла окружить себя хотя бы скромными удобствами. Но в последнее время я посылаю тебе столько, что ты без труда могла бы снять дом вдвое больше этого и одеваться модно.

– В самом деле? Почему же я тогда ничего не получаю?

– Интересный вопрос, тебе не кажется?

Калли задумчиво посмотрела на него. Они повернули за угол. Гидеон увидел небольшую конюшню. В стойлах стояли две хорошие упряжные лошадки и три толстых пони; все повернули к ним головы.

– Вы держите пару упряжных лошадей, а где же лошади для верховой езды? Калли, как ты это терпишь? – спросил он, вспоминая, как Калли любила ездить верхом. Какие еще лишения она вынуждена сносить все эти годы? Да, она сама прогнала его, но он, по трусости своей, воспользовался ее словами и не пытался ее разыскать…

– Я давно уже не безрассудная девчонка. Я выросла.

– В самом деле? Калли, ты когда-нибудь задумывалась, что ты предпочла жизни со мной?! О да, ты, наверное, хочешь побольнее меня уколоть! Судя по тому, что я вижу, здесь ты жертвуешь всем, а твоя тетка купается в роскоши.

– Она поддержала меня, когда остальные от меня отвернулись! Мы с ней остались вдвоем, и она нашла нам дом в то время, когда мне нечему было радоваться…

– Без тебя она не сумела бы снять такой удобный дом, тебе не кажется?

– Нет, Гидеон, ты не понимаешь. Школа приносит разумный доход, но у меня нет никакого желания блистать в местном обществе. Тетя любит делать визиты; в гостях она рассказывает о нашей школе родителям будущих учениц. Она взяла на себя деловую сторону предприятия, а я – учебную. Я преподаю науки девочкам, которых вверяют нашим заботам. Как видишь, мы прекрасно обходимся без тебя.

– Значит, ее слову ты веришь больше, чем моему?

– Нет, конечно нет, – нерешительно возразила Калл и.

Гидеону пришлось прикусить губу, пока он помогал ей спешиться, а потом поддерживал ее, чтобы она не упала. Сегодня его жена перенесла сильное потрясение. Если его подозрения справедливы, вскоре ее ждут новые открытия.

– Мы с ног сбились, пока искали тебя… Куда ты подевалась? – Тетя Серафина укоризненно покачала головой, как только они с Гидеоном зашли в дом и очутились в прохладном холле «Кейтерет-Хаус» с плиточным полом. – Каллиопа, тебе надо было заняться чем-нибудь в доме в самую жару, если уж непременно хотелось найти себе дело.

– Тетя, я не нахожу себе места и скучаю по нашим ученицам. Кстати, обратите внимание: у нас гость. Не сомневаюсь, вы не хотели бранить меня в его присутствии, – сказала Калли.

Гидеон оказался прав; тетя Серафина давно заметила, что племянница вернулась на чужом коне, которого вел в поводу незнакомец в рубахе с закатанными рукавами. Да и горничные наверняка засуетились, заметив в их глуши незнакомого мужчину, тем более такого красавца, как Гидеон. Им хватит пищи для сплетен на целую неделю! Серафина наверняка решила выждать и оценить ситуацию. Теперь Калли знала тетку гораздо лучше, чем в детстве, когда Серафина Бартл относилась к ней довольно равнодушно; и такой взгляд на лице тетки она уже замечала прежде. Узнав Гидеона, тетка испугалась, и теперь, прежде чем признать незваного гостя, она размышляет, как обернуть положение к своей выгоде. В прежние времена Калли непременно взвалила бы вину за напряженную обстановку на него, но теперь она уже не была уверена в том, что во всем виноват ее муж – особенно после того, как почувствовала ярость со стороны ее всегда такой хладнокровной родственницы.

– Молодой человек, я решила притвориться, будто вас здесь нет. Наверное, так будет лучше для всех. Вы еще больший наглец, чем я думала, раз посмели приехать сюда! Неужели после всего, что вы натворили, вы рассчитываете, что вас примут?! – Тетя Серафина распекала Гидеона, как будто он был нашкодившим ребенком.

– Тетя Серафина, мой муж имеет полное право здесь находиться, – объявила Калли.

Одна из горничных, которая подслушивала на лестнице, тихо ахнула, а другая ткнула ее локтем в бок, чтобы помалкивала – так можно подслушивать и дальше. Калли, конечно, догадывалась, в какое смятение привели девушек ее слова. Оказывается, у мисс Соммерс есть муж, да еще какой!

– Этот человек недостоин того, чтобы чистить тебе обувь, не говоря уже о том, чтобы вламываться к нам с победоносным видом.

– Миссис Бартл, поскольку я не принадлежу к числу любителей перемывать грязное белье на людях, для продолжения разговора предлагаю найти более укромное место, – вежливо, но властно проговорил Гидеон.

Его новые манеры настолько ошеломили всех, что Серафина даже не успела возмутиться из-за того, что он назвал ее подлинным именем, – здесь ее называли миссис Гришем. Они втроем поспешно перешли в малую гостиную и закрыли за собой дверь.