Текст книги "Сокровища короля"

Она замолчала, потупив взор. Незачем рассказывать ему все как есть.

– Поэтому я сбежала из дому, а Герберт приютил меня. – С края дрог свисала пола туники Герберта. Мириэл затеребила в пальцах колючую зеленую шерсть, будто это давало ей утешение. – Остальное тебе известно, господин Уиллоби. Герберт был хорошим мужем и знал о моем прошлом. Глубоко заблуждались те, кто думал, будто я одурачила глупого старика. На самом деле он прекрасно, гораздо лучше меня самой, понимал, на что идет. – Мириэл покачала головой. – Я не ставила перед собой цель разорить Найджела, но не отрицаю: мне было приятно, что я могу утереть ему нос… до сего времени.

– Значит, это дело рук твоего отчима. Найджела из Линкольна, – уточнил Роберт, прищурившись.

Мириэл поборола новый приступ тошноты:

– Он намеревался уничтожить производство, отнимающее у него заказчиков. Он не догадывался, что эти мастерские принадлежат мне, пока не увидел меня. А когда увидел, пришел в бешенство… вспыльчивость у него в крови.

Они оба замолчали. Тишину церкви нарушал лишь тихий голос священника, молящегося перед алтарем. Потом зазвонили колокола, призывающие к заутрене. В окна церкви забрезжил рассвет.

– И если шерифу станет известно об этом, тебя привлекут к ответственности вместе с твоим отчимом, – заключил Роберт, испытующе глядя на нее. – Народ узнает, что жена Герберта в действительности – беглая дочь со скверной репутацией.

Мириэл склонила голову.

– Я предпочла бы избежать подобной огласки – как ради себя самой, так и ради памяти Герберта, Люди будут с жалостью называть его одураченным старым глупцом, а меня заклеймят своекорыстной распутницей. И то и другое далеко от истины.

– А что есть истина, раз у каждого она своя?

Он выгнул брови, выражая тем самым, то ли искреннее любопытство, то ли сарказм. Она это не могла определить, да и не стремилась.

– Думай, как хочешь, – устало ответила Мириэл. – У меня больше нет сил что-либо объяснять.

– Еще один вопрос – Он оперся подбородком на кончики пальцев сложенных в молитве ладоней. – Где ты взяла средства, позволившие тебе играть здесь роль богатой вдовы, если ты беглянка?

Она посмотрела на него:

– Я прихватила деньги с собой.

Не опуская бровей, он отвечал ей пристальным взглядом.

Мириэл покраснела:

– Они предназначались для меня. Каждой девушке полагается приданое. – Пусть думает, будто она обокрала собственную семью. Объяснение вполне приемлемое, исключающее любые другие вопросы о ее прошлом.

Уголки его рта дернулись. Он нагнул голову, пряча улыбку за сложенными молитвенно руками. В скором времени насмешливость исчезла с его лица, морщинки вокруг глаз и губ разгладились, и его черты застыли в напряженности. Такое выражение появляется на морде хищника, наблюдающего за своей добычей.

Глава 17

Лето 1219 года

Императрица, величавый стройный неф с головой дракона на носу, сооруженный по образу и подобию своих скандинавских предков, стоял на якоре у речного причала Бостона рядом с «Пандорой» и небольшим когом, носящим название «Божья благодать», который только что вернулся из Фландрии, куда он доставил английскую шерсть, а домой привез готовые ткани, сундук редких пряностей и набор изысканных кубков из позолоченного серебра для одного из заказчиков Николаса.

Хьюберт де Берг сдержал свое слово, и после морского сражения близ Сандвича и казни Эсташа Монаха выгодные заказы потекли к Николасу рекой. Прибыль от них была столь высока, что ему удалось приобрести еще два корабля. Большой неф, быстрый и элегантный, де Берг часто использовал в качестве курьера. Николас возил на нем эмиссаров к шотландскому побережью, плавал в Скандинавию и Нидерланды. На вырученные средства он заказал Роану четвертый парусник таких же размеров, как «Пандора».

Сейчас Николас стоял на причале, наблюдая за разгрузкой «Божьей благодати».

– Море довольно бурное для июня, но ему это не помеха, – сказал Мартин Вудкок, которого Николас назначил капитаном. – В Антверпен мы прибыли раньше времени, – Он обнажил в улыбке зубы, ослепительно белые на фоне его загорелой кожи. – И домой вернулись быстрее, чем ожидали. – Кто-то закопошился у него под туникой. Морщась, моряк сунул руку за пазуху, и из-за ворота его рубахи показалась пушистая мордочка крошечного щенка черно-белого окраса. – Весь груз в целости и сохранности. – Внезапно он вскрикнул: – Ах ты черт, вот мерзавец! Помочился на меня!

Николас от души расхохотался и покачал головой:

– Никак не пойму, чем эти зверушки так нравятся женщинам.

– Ха, а я так вообще женщин никогда не понимал! – ответил Мартин, вытирая ладони о тунику. – Взять хотя бы мою Элисон. А вон и она сама! – Он помахал женщине, спешившей к нему по причалу с корзиной в руке.

Николас ухмыльнулся, наблюдая, как Мартин Вудкок подбежал к жене, сгреб ее в объятия и крепко поцеловал. Вот таким и должно быть возвращение домой, подумал он. А его встречать некому. Магдалена осталась в Дувре; он по собственной воле избрал для себя одиночество. Ему некогда ухаживать за женщинами; все его усилия направлены на то, чтобы создать себе отличную репутацию и увеличить свое благосостояние. О женщинах ему случается задуматься лишь в такие вот редкие мгновения, когда у него появляется возможность сделать передышку и посмотреть, как преуспевают на этом поприще другие мужчины.

Хьюберт де Берг не раз намекал ему о своей готовности подыскать для него богатую жену из знатной семьи, благодаря которой он получил бы на суше такую же власть, как и на море. Николас притворялся глухим. Богатые жены, как правило, имеют аристократические привычки и кучу неуживчивых родственников. Корабли заменяют ему и любовниц, и возлюбленных, и жен. А когда у него возникает потребность в женском обществе, он всегда может рассчитывать на Магдалену.

Его недолгие раздумья были прерваны появлением рослого мужчины, облаченного в тунику из дорогой синей ткани. За его плечами развевался отороченный мехом плащ, густые светлые волосы переливались на солнце.

Николас повернулся к нему и поклонился – церемонно, но без подобострастия. Они были люди равного положения, достойные друг друга.

– Господин Уиллоби, – сказал он, – вы прибыли точно ко времени.

Торговец шерстью улыбнулся, сверкнув крепкими ровными зубами.

– Как и ваше судно, господин де Кан. – Он бросил довольный взгляд на палубу небольшого парусника, где царила суета. – Вы привезли товары, которые я просил?

Николас жестом показал на сундук, уже стоявший на причале:

– Кубки и пряности вон там. Рулоны материи, что вы заказывали, сейчас выгружают.

Уиллоби кивнул:

– Ладно, посмотрим. – Он погладил бороду. – А как другой мой заказ?

Николас приставил к губам сложенные рупором ладони и окликнул своего капитана. Мартин оставил жену и подошел к ним. В крупных ладонях моряка барахтался щенок.

Глаза Уиллоби просияли, но, услышав цену, названную Николасом, он чуть нахмурился.

– За собаку! – вскричал он. – Бог мой, целый фунт за щенка! Неужели эти маленькие зверушки стоят дороже перца?!

Николас пожал плечами:

– Собачки, подобные этой, пользуются большим спросом, их очень трудно найти. Мечта каждой женщины. Если вас не устраивает цена, на этого пса у меня уже есть четыре других покупателя. Так что…

– Нет, нет. Я беру его, – сказал Уиллоби, сдержанным жестом подтверждая свою готовность, – Это подарок для дамы, и, если с его помощью мне удастся заручиться ее благосклонностью, я буду считать, что потратился не зря.

Николас начал улыбаться, но, перехватив сердитый взгляд торговца, быстро прикрыл рот рукой.

– Вы не о том подумали, – ледяным тоном произнес Уиллоби. – Я намерен жениться на ней. Надеюсь, со временем она даст свое согласие. – Он забрал щенка у Мартина Вудкока и спрятал его под свой плащ.

Николас склонил набок голову:

– Надеюсь, подарок ей понравится.

Уиллоби чопорно кивнул в знак того, что не держит на него обиды.

– Когда вы отплываете со следующим грузом?

– Послезавтра, как только заполним трюм и дождемся прилива. К концу недели вашу шерсть уже будут обрабатывать на ткацких станках в Брюгге.

– Вот почему я обращаюсь к вам, – сказал Уиллоби. – Есть другие капитаны, которых я мог бы нанять за меньшую цену, но, ни один из них, насколько мне известно, не может сравниться с вами в быстроте и надежности.

– Я тоже доволен нашим партнерством, – отозвался Николас, пожимая протянутую руку торговца.

Проводив Роберта Уиллоби задумчивым взглядом, он вздохнул свободнее.

– Я рад, что он не считает нас своими врагами, – пробормотал Мартин.

– Ты тоже почувствовал? – Николас глянул на своего капитана.

– Да, сэр. У этого человека большие аппетиты, и он привык удовлетворять их сполна.

– Надеюсь, его невеста знает это, – насмешливо сказал Николас.

Надгробие на могиле Герберта в церкви Святой Марии было изготовлено из лучшего алебастра, добытого на Челластонском карьере. Руки Герберта были сложены на груди в молитвенном жесте, ноги покоились на камне, высеченном в форме мешка с шерстью. Его лицо с аккуратной ровной бородой изобразили более худым и привлекательным, чем оно было при жизни; гипсовые волосы с выбивающимися концами отлили по местному образцу.

Мириэл была довольна памятником. Герберт и в смерти сохранял достоинство, изваяние соответствовало его общественному положению, а качество материала и исполнения свидетельствовало о том, что вдова покойного уважает и чтит его память.

Положив на гробницу букет свежих синих ирисов, Мириэл покинула церковь и прошла на залитое солнцем кладбище. Все вокруг пестрело красками нарождающегося лета. Погода стояла ясная, в воздухе еще не висело пыльное марево, еще не было духоты более поздних месяцев лета. Мириэл взбодрилась.

Ее ткацкое производство продолжало процветать. Она наняла двух новых подмастерьев; ежедневно несколько горожанок приходили в ее мастерские и пряли на веретенах шерсть, обеспечивая нитками ткачей.

Роберт Уиллоби унаследовал часть торгового предприятия Герберта и теперь взял на себя все заботы по сбору шерсти на кошарах и выгонах. Торговал он главным образом с Фландрией, но лучшее руно всегда оставлял для Мириэл, следя за тем, чтобы ее станки не простаивали ни дня. В сущности, думала она, одновременно с благодарностью и смутным беспокойством, после смерти Герберта он стал ей добрым внимательным другом – всегда оказывается рядом, если ей нужна помощь, но никогда не навязывается. Того и гляди, она утратит бдительность и попадет в полную зависимость от него.

Возвращаясь домой из церкви, она увидела, что он поджидает ее на улице – как всегда, улыбающийся, холеный, безупречно одетый, с аккуратно уложенными волосами и расчесанной бородой. Мириэл тоже улыбнулась ему в знак приветствия – правда, настороженно.

– Рано ты вернулся, – заметила она. – Я думала, ты еще в Бостоне.

Он взял ее руки в свои и стиснул их:

– Я быстро управился. Нашел отличного капитана для перевозки шерсти. У него крепкие надежные суда, доставляют товар без задержек, всегда приносят прибыль. – Он поцеловал ее в щеку. – Ты сегодня восхитительна.

Мириэл поблагодарила его за комплимент, довольная тем, что он обратил внимание на ее внешность. Пусть ее вдовьи одежды, которые она носит из уважения к памяти Герберта, и невзрачных тонов, зато скроены они из самых изысканных тканей и по самой последней моде. Сегодня она надела платье из темно-зеленой саржи, украшенной кремово-зеленой тесьмой, и скромный платок из обесцвеченного полотна.

– На ужин останешься? – спросила она. Вопрос был чисто формальным. Роберт всегда ужинал с Гербертом, когда бывал в Ноттингеме, и не было причины предполагать, что он нарушит традицию и откажется делить трапезу с его вдовой.

По приходе домой Мириэл наказала Сэмюэлю с Элфвен готовить ужин, а сама налила вина себе и Роберту. Роберт взял свою чашу и вышел во внутренний двор с небольшим участком, засеянным травой, и фруктовыми деревьями, на которых уже завязались плоды.

Сад был тщательно ухожен, в нем появились новые насаждения.

– После смерти первой жены Герберт запустил сад, – сказала Мириэл, присоединяясь к нему. – Я начала приводить его в порядок незадолго до кончины мужа. Подумала, что было бы хорошо поддерживать здесь жизнь в память о нем. А мне самой всегда нравилось ухаживать за растениями.

Они поговорили немного о расположении клумб, обсудили, где посадить цветы, каких оттенков, с какими запахами.

Роберт бросил на нее ревнивый взгляд, но Мириэл не заметила.

– Ты его любила, да?

Мириэл устремила взор на заросли жимолости с кремовыми и золотистыми цветками.

– Да, – тихо ответила она, внезапно почувствовав жжение в глазах. – Но не той любовью, какой он ждал от меня. Он хотел быть мне мужем, а я всегда относилась к нему как к своему дедушке.

Роберт кивнул.

– Это вполне понятно, ведь он был гораздо старше тебя, – угрюмо заметил он. – И все же ты была ему хорошей женой.

Мириэл покачала головой:

– Он умер из-за меня.

– Вздор, – решительно заявил Роберт. – В его смерти повинны обстоятельства, алчность и коварство злого человека.

Мириэл промолчала, продолжая смотреть на цветущий сад. Чувство вины тяготило ее сильнее, чем скорбь.

– А Найджел из Линкольна поплатился за свои грехи, – добавил Роберт, поведя плечами, и осушил свою чашу.

– Что ты имеешь в виду?

– Он погиб. Пал жертвой разбойников с большой дороги, – сухо, без всякой интонации в голосе объяснил он.

У Мириэл на затылке зашевелились волосы.

– Погиб? Откуда тебе это известно? Роберт пожал плечами:

– В Бостоне услышал. Вести об убийствах торговцев в пути быстро доходят до тех, кто путешествует теми же маршрутами. На него напали на слифордской дороге – отобрали деньги, перерезали горло. Люди теперь ездят по двое, по трое, дабы избежать подобной участи. Может, ты сочтешь меня безжалостным, но я скажу так: его постигла кара Божья.

Мириэл внезапно стало холодно и дурно. Она доковыляла до беседки, окутанной благоуханием бледно-розовых собачьих роз, и опустилась там на скамью. Найджела она никогда не считала своим родственником, ненавидела его лютой ненавистью, но все же он был членом ее семьи. Теперь же у нее никого не осталось. Никого, кто любил или ненавидел бы ее. Она почувствовала пустоту в душе.

– По крайней мере, теперь ты можешь не опасаться, что кто-то выдаст твое прошлое. – Роберт сел рядом с ней и взял ее руки в свои ладони. – Боже, да ты холодна как лед. Прости, я и не думал, что тебя это так расстроит. Мне казалось, ты обрадуешься.

– Я потрясена, – призналась Мириэл. – Одно дело – желать кому-то смерти, другое – когда твое желание услышано. Боже милостивый, даже не верится.

– У тебя слишком мягкое сердце. – Он поцеловал ее в лоб, обнял за плечи и привлек к себе.

Мириэл приникла к нему – так же, как в ту ночь, когда узнала о смерти Герберта. Она чувствовала его силу, сердце в широкой груди Роберта билось уверенно и ровно, и это дарило ей ощущение надежности и покоя.

Роберт был человек проницательный и терпеливый. Он мог бы воспользоваться своим положением, но не стал торопиться. Время подоспело, рассудил он, но момент не самый подходящий. Поэтому он дождался, когда она вновь возьмет себя в руки, потом встал и откланялся, сказав, что ему необходимо позаботиться об одном маленьком дельце, но позже он обязательно вернется и поужинает с ней.

* * *

Мириэл сама открыла ему дверь. Внешне она казалась собранной и спокойной, пряча за фасадом безупречности безысходное отчаяние. Она прокляла свою семью, и ее родные умерли. Теперь ей не с кем бороться, кроме себя самой.

С застывшей улыбкой на лице она отступила в сторону, пропуская Роберта в дом. Тот с наслаждением вдохнул аромат готовящейся в котелке свинины и дружелюбно кивнул Элфвен и Сэмюэлю.

– Тот капитан, о котором я упоминал, – начал Роберт, – по моей просьбе привез из Фландрии миниатюрную собачку.

– Что привез?

– Маленькую собачку, чтоб в рукаве носить. – Из глубин своего плаща он достал щенка и вложил его в руки вздрогнувшей Мириэл. – Это то самое «дельце», о котором я должен был позаботиться.

Охнув от неожиданности, она едва не выронила маленькое существо. Казалось, весь щенок – это уши и хвост, которым он завилял с неимоверной быстротой, когда потянулся к ней и своим розовым язычком принялся яростно облизывать ее подбородок. Смеясь от восторга, все еще потрясенная, Мириэл тотчас же прониклась к песику горячей любовью.

Роберт наблюдал за ней с довольным выражением на лице.

– Кличку придумай сама. Всю минувшую неделю его называли просто «щенок» или еще как похуже, когда он гадил в неподходящих местах.

– Чудесный песик! Даже не знаю, что сказать! – Привстав на цыпочки, она отблагодарила Роберта поцелуем, на время позабыв и про осторожность, и про свои душевные тревоги.

– Я знал, что он тебе понравится. – Роберт обнял ее за талию, прижал к себе на мгновение и, тут же деликатно убрав руку, отдал свой плащ невозмутимому Сэмюэлю.

Ужинали Мириэл с Робертом в саду, под сенью самой раскидистой яблони. Солнце было жаркое, но милостивое; время от времени его заслоняли небольшие белые облака. Мириэл и Роберт пили приятное крепкое вино, лакомились мягкой свининой, приправленной специями. Мириэл кормила щенка с руки кусочками мяса, пока животик у того не надулся как барабан. Насытившись, песик свернулся клубочком под лавкой и заснул.

– Я назову его Уиллом, – провозгласила Мириэл, переводя взгляд с щенка на мужчину, подарившего его. – Сокращенно от Уиллоби.

Роберт насмешливо фыркнул:

– Не каждый мужчина может похвастаться тем, что у него есть тезка среди собак.

– Ты оскорбишься еще больше, если я скажу, что тем самым хотела сделать тебе комплимент, – поддразнила его Мириэл.

– Меня не так-то легко оскорбить, хотя предупреждаю: я принимаю строгие меры против тех, кто покушается на мое достоинство.

– О более. – Мириэл вытаращила на него глаза, прижимая к губам палец. После прискорбного известия о насильственной смерти отчима вино, вкусная еда и то счастье, которое она испытала при виде подарка, быстро вскружили ей голову, ибо в этих маленьких радостях она искала избавления от своего отчаяния.

Роберт тоже смотрел на нее, указательным пальцем медленно водя по ободку чаши.

– Никаких мер против тебя я принимать не хочу, – сипло произнес он, – но одно заветное желание у меня есть… Я мечтаю станцевать с тобой свадебный танец.

– О боже, – повторила Мириэл.

– Так думал и я. Она же овдовела всего лишь девять месяцев назад, говорил я себе, она тебе откажет. Ты – крестный сын Герберта по линии покойной жены, ты был его компаньоном. Как можешь ты думать об этом сейчас, когда после его смерти прошло совсем немного времени? – Поднявшись из-за стола, он подошел к ней и сел рядом – настолько близко, что она ощутила жар его тела. – Я считаю себя рассудительным человеком и горжусь этим, но, сколько б я ни спорил сам с собой, какие бы доводы ни приводил, избавиться от этого желания я не в силах. Мириэл, я прошу твоей руки.

Она покачала головой, но от этого воздействие винных паров лишь усилилось.

– Молчи, прошу тебя, – взмолилась Мириэл. – Я не готова тебя слушать. Прошло так мало времени.

Отклонив ее протест, он взял руки Мириэл в свои ладони.

– На самом деле это вовсе не глупость, как кажется на первый взгляд, – настойчиво продолжал он. – Мы восполним пустоту, образовавшуюся в жизни каждого из нас, и наш союз пойдет на пользу нашей торговле. У нас с тобой слишком много общего, мы очень нужны друг другу. Этого нельзя не учитывать. – Он выпустил ее руки, но лишь для того, чтобы взять ее за плечи. – Клянусь, я всегда буду нежно заботиться о тебе; ты ни в чем не будешь нуждаться, никто никогда тебя не обидит. Только скажи «да», Мириэл.

Он прижался к ней губами в требовательном поцелуе. От него пахло вином. Странные ощущения возникли в ее теле. Казалось, все ее существо засасывает куда-то, тело размякло, расплавилось. Когда он отстранился, дыша, как после долгого бега, она слепо последовала за ним, но потом резко выпрямилась, глядя на него глазами загнанной оленихи.

– Скажи «да», – повторил он сквозь прерывистое дыхание. – Если у тебя есть хоть капля жалости, Мириэл, ответь мне согласием.

Она сглотнула слюну, противясь одуряющему соблазну похоти и вина. В вороте его рубахи поблескивали жесткие колечки золотистых волос. От него исходил запах сильного самца, и этот запах обжигал ее словно пламя.

Она могла бы противостоять его напору, но он заранее обеспечил себе победу, умело нащупав все ее слабые места. Он проявлял к ней дружеское участие, помогая бороться с одиночеством, в знак преданности подарил ей маленькую собачку, дремавшую сейчас под скамьей, и, как искусный тактик, выбрал точное время для завершающего шага.

Встав со скамьи, он преклонил перед ней колено.

– Я не рыцарь, – ответил он, – но ты – дама моего сердца и навсегда останешься ею независимо от твоего ответа.

Такое признание мечтает услышать каждая женщина. Так сказал бы трубадур, по-рыцарски падая к ногам королевы. Возможно, в далеком прошлом вот так же объявлял о своей любви менестрель, преклоняя колени перед юной дочерью Эдварда Уивера. У кого бы ни позаимствовал Роберт эти слова, его речь, сопровождаемая шелестом согретых солнцем листьев, глубоко запала в душу Мириэл, изгнав из нее последние сомнения.

Она коснулась золотистых с проседью волос Роберта и прошептала:

– Разве смею я отказать?