Текст книги "Прыжок в высоту"

– Знаешь его? – вопросительно посмотрел на меня Фельдман.

– Марк, давай ты похвастаешься Лизе своим новым платьем чуть позже, когда я закончу говорить о делах, которые, кстати, и тебя касаются, – уже с раздражением произнес Макар.

– No problem, pikey, – с нахальной улыбкой ответил Фельдман, – as your dedicated henchman I shall be obedient.[20]20
  – Без проблем, цыган… как твой верный паж/слуга я буду покорным (англ.).
  Pikey – это деклассированный в Великобритании элемент, чаще всего ирландского происхождения (англ, сленг).


[Закрыть]

После этой фразы он сделал что-то вроде реверанса рукой и слегка опустил голову.

Но Марк в тот день был явно в ударе и быть спокойным не собирался. Он постоянно отпускал шуточки, причем по-английски у него это получалось даже более изощренно, чем по-русски. Он словно жонглировал британскими сленговыми словечками. Макар не мог держать удар на равных, ему просто-напросто не позволял словарный запас. Через сорок минут по его лицу было видно, как сильно Фельдман его раззадорил. Еле сдерживая раздражение, Макар отшучивался как мог, но превзойти своего соперника ему никак не удавалось. А Марк, словно настоящий кокни (cockney),[21]21
  Низшие слои английского общества, известные своим диалектом.


[Закрыть] пытающийся облапошить лондонского интеллигента Макара, косился на меня и следил за реакцией.

Накалившуюся ситуацию разрядила Соня, чей мотив с торчащими сосками мне стал теперь ясен. Софья вошла в комнату с двумя коробками сока и поставила их на запотевший от эмоций стол.

– Макар, – с женским кокетством произнесла Сонька, – а ты мне поможешь принести стаканы? А то ребята пить, наверное, хотят, Семен так уж точно.

Макар весь переменился в лице. Издевки Марка сразу перестали его волновать, и он, готовый хоть в огонь, хоть в воду, где бы эти стаканы ни стояли, вышел с Соней в коридор.

Все сразу расслабились, открыли окно. Комната, в которой еще три минуты назад чуть не произошло извержение вулкана, стала наполняться свежестью и прохладой. Было видно, как Марк доволен собой. В его больших блестящих глазах отражались самоуверенность и чувство превосходства над соперником. Он знал, в чем его сильная сторона, и очень хотел это продемонстрировать. Операция прошла явно успешно.

Хихикающие Макар и Соня вернулись через десять минут.

– Er hat gerade so ein süßes Weib gevögelt![22]22
  Он трахнул такую бабу! (нем.)


[Закрыть]– наклонившись близко к моему лицу, шепнул Марк. – А я ведь тоже не против. Может, сегодня все-таки ко мне?

Ситуация повторялась. Только без фонарей, снежинок и легкого головокружения от первой встречи с Марком.

– Вечер уже занят, у меня сегодня свидание, – решила остудить я своего приятеля. Спасибо датскому знакомому Фредерику, который был в Питере по делам. Неожиданно, еще утром он пригласил меня на прощальный пятничный ужин.

Было около семи вечера. Я не думала, что так надолго задержусь в студии. Моя сумка разрывалась от сообщений неугомонного датчанина. В какой-то момент мне стало казаться, будто сейчас там все задымится.

– Так, ребят. На сегодня, думаю, закончим, – сказал уже спокойный Макар. – Лиз, по билетам я тебе расскажу позже, ближе к отъезду.

Ребята засобирались. Я тоже поспешила. Мне хотелось все-таки увидеть Фреда, с которым мы познакомились в Будапеште прошлой осенью. Он был бывший военный, как говорится, красивый-здоровенный, с которым меня связывала переписка, приправленная легким флиртом.

Пока все толпились на улице около студии, я заметила, что Семен и Марк о чем-то договариваются. Они явно обсуждали планы на вечер: «страдалец» был не против продолжить начатый вчера кутеж, в то время как Марк дал понять, что ищет женского общества. Найдя поддержку в глазах друг друга, с разными целями, но все-таки вместе, ребята уехали на такси.

На этот раз Марк посмотрел на меня из машины и скорчил гримасу, которая означала что-то вроде: «Ну я ж тебе предлагал».

«Послевкусие» от встречи осталось приятным по многим причинам. Во-первых, из-за возможности путешествовать с минимальными затратам. И во-вторых, я могла увидеть музыкальную тусовку изнутри, ну и, в-третьих, перспектива узнать Марка получше, проведя с ним несколько месяцев, грела душу больше всего. Я чувствовала, что моя жизнь наконец-таки начинает меняться, а главное – именно в том направлении, как мне этого тогда хотелось. В шумный пятничный вечер, под британский сленг Марка и исконно русский перегар Семена, окончательный состав Vagabrothers, включавший меня, был утвержден на следующие несколько месяцев.

* * *

Признаюсь, что годами, еще до появления Марка, я долго жила с ощущением, что жизнь проходит мимо меня. Постоянно что-то хотелось изменить: то завязать отношения, то сменить работу, чтобы больше путешествовать. Мои поездки в Европу казались каплей в море, несмотря на их содержательность. Ведь многие люди сумели превратить путешествия в образ жизни, чего мне никак не удавалось сделать. В период между двадцатью и тридцатью я находилась в состоянии какой-то «вечной гонки». Будто я ничего не успеваю и никуда не двигаюсь. Казалось, у меня была неплохая работа, с которой я вполне себе справлялась, но она не давала мне достаточной финансовой свободы. Меня окружали хорошие друзья, временами я заводила любовные интрижки и ходила на свидания, чаще всего это случалось в поездках, но все это в какой-то момент стало казаться пустым. Я четко осознавала, что мне не хватает в жизни человека, с которым пусть и не случилась бы любовь до гроба, но чья личность увлекла бы своей многогранностью. Мне нужен был тот, чью историю наконец-таки захочется записать.

Кроме всего прочего, я никогда не любила Россию. Поэтому в какой-то момент, придя к мысли, что хорошо везде, но только не у нас, я стала думать, как мне «свалить». Закончив университет в Петербурге, я почти на год улетела в Германию по программе Au-Pair,[23]23
  Международная учебная программа для иностранцев, предполагающая проживание в семье и посещение языковых курсов.


[Закрыть] но обратно вернулась разочарованная и словно проигравшая. Из благодатной Баварии я рвалась в Россию с надеждой, что реализуюсь здесь творчески и добьюсь успехов на литературном поприще. Через пять лет, когда мне исполнилось тридцать, ничего похожего в моей жизни даже не намечалось. Зато эмиграционные идеи сидели все так же крепко, а конкретного плана по-прежнему не было. Анализируя природу своего желания уехать, я все больше приходила к выводу, что пытаюсь убежать от самой себя. Скорее, от своей глобальной нереализованности, как личностной, так и профессиональной. Я постоянно чувствовала себя не на своем месте, а Россия казалась абсолютно чужой, как и люди, в ней живущие.

Когда мне исполнилось тридцать, я не стала вдруг другим человеком. Я осталась все той же Элизабет, но заметила, что начала спокойней ко всему относиться. Как говорил мой любимый Остап Бендер: «Киса, не бейте себя ушами по щекам». И я наконец-таки последовала его совету. Хочу сказать, что я достаточно поздно начала жить отдельно. Если многие покидали родное гнездо еще в студенчестве, то я, мне кажется, сидела в нем до последнего. Сколько бы я ни зарабатывала в разные периоды, мне всегда казалось, что этого не хватит на самостоятельную жизнь. Желание съехать однозначно было, но для конкретных действий не хватало смелости. Я находилась не только в материальной, но и в эмоциональной зависимости от отца. А ему это было очень удобно – держать меня в поле зрения.

Съехав от него только в двадцать девять лет, я наконец-таки получила возможность более ясно думать: мне никто не мешал, морально я чувствовала себя гораздо лучше, словно стала дышать полной грудью. Но ответы на свои вопросы я все так же не находила. Зато в свободное от статей время планировала различные поездки и даже составляла маршруты. И в какой-то момент загорелась идеей о Латинской Америке. Стала читать книги про страны этого континента, придумывать, чем я буду там заниматься, и даже начала составлять финансовый план. В какой-то момент эта затея настолько меня увлекла, что я прекратила смотреть на нее как на глупую мечту. День за днем она обретала форму и наполнялась содержанием. Даже не такой заоблачной теперь казалась минимальная сумма, которая покрывала необходимые расходы. Но сколько бы статей я ни сдавала, авторскими гонорарами таких денег заработать не получалось. Чтобы мечта о Южной Америке превратилась в цель, я решила найти проектную работу с максимальной загрузкой и максимальной же для себя прибылью. И даже прикинула, сколько нужно откладывать в месяц, чтобы нужная сумма набралась за полгода. Уже с января я ходила по собеседованиям, но ничего интересного найти не могла. Предложение Макара казалось привлекательным по многим причинам, в том числе и из-за денег. Сумма, которую он мне обещал, оказалась даже немного больше той, что значилась в моих расчетах.

Конечно, в моих смелых мечтах я путешествовала по Бразилии или Аргентине не одна, а с той самой многогранной личностью, нехватку которой я остро ощущала. Мне хотелось переживать волнительные моменты в новых городах не со случайными людьми – ведь компания при желании найдется всегда, – а все-таки иметь рядом единомышленника. Да и что уж тут скрывать, мне просто-напросто хотелось полюбить, как и любому из нас.

Стоит сказать, что в свои путешествия друзей я категорически не пускала, предпочитая ездить одна. Будучи по натуре своенравной и свободолюбивой, я приумножала эти чувства в отпуске в несколько раз. Оберегая свой мирок, я не всегда хотела впускать туда других людей. При этом чувство одиночества меня тяготило в равной степени, как и присутствие ненужного человека, от которого хочется поскорее отстраниться.

Когда ты живешь в стране, где большинство девушек ставят цель выйти замуж до тридцати и завести хотя бы одного ребенка, это начинает на тебя давить. В свое время и я хотела уйти в тихую заводь семейной жизни, но отсутствие стабильных отношений не давало для этого возможности. Сколько раз моя бабушка восклицала при нашей встрече: «Доживу ли я до того момента, когда ты устроишь свою жизнь!» Дело в том, что моя мама и тетушка вышли замуж в двадцать семь лет, и бабуля пророчила мне такое же будущее. А я взяла и испортила ей всю семейную статистику, за что и приходилось расплачиваться глупыми улыбками, пожиманиями плеч и отводом глаз.

Примерно так обстояли мои дела, пока Марк не объявился через день после собрания в студии. Нет, он не звал меня замуж и не увозил куда-нибудь к океану, на берегу которого я любила себя представлять. Но его неожиданное предложение прогуляться меня изрядно обрадовало. Мы договорились встретиться у метро «Черная речка» и пройтись в сторону центра.

В хорошем настроении и красивом пальто оттенка лаванды я стояла у метро, пока Марк нагло опаздывал. Он появился только через двадцать минут с невнятными извинениями, в расстегнутой темно-синей парке и белой толстовке, которая создавала продольную полосу и делала его визуально выше. С широкой улыбкой Марк крепко обнял меня, словно лучшего друга, наконец-таки вернувшегося из армии. А в моей голове крутились претензии Макара, которые казались теперь вполне обоснованными.

– Прости, Лизавета, так уж вышло. Больше опаздывать не буду.

– Да я тебя больше и ждать не буду, – ответила я с улыбкой, – это только сегодня. В виде исключения.

Мы двинулись в сторону Петроградской. Я очень хотела спросить, как сложился вечер с Семеном, но Марк меня опередил.

– Такая тусовка дурацкая в пятницу вышла, – протянул он, – скучно было, зря я вообще поехал. А как твое свидание? Что твой датский принц Гамлет?

– Он Фредерик. Поболтали, поели да разъехались.

– Ты всегда только с иностранцами встречаешься?

Марк меня, если честно, сильно удивлял своей прямолинейностью, начиная с самого знакомства в поезде.

– Да я не специально, оно как-то само. Мне кажется, я для иностранцев представляю гораздо больший интерес, чем для русских. Я сама это чувствую, но объяснить, почему так происходит, не могу.

– Ну а в процентном соотношении, – не унимался Марк, – сколько иностранцев приходится на общее число?

– Слушай, а что за вопросы?

– Да где это видано! Живешь в России почти всю жизнь, а любовь с иностранщиной крутишь! Ты очень непатриотичная, Лиз, я тебе скажу.

Я засмеялась. Патриотом меня действительно можно было назвать с очень большой натяжкой.

– Если тебе от этого будет легче, у меня было два «русских» романа, которые запомнились больше других. Правда, один парень жил в Канаде, а другой – в Москве.

– То есть локалы у тебя вообще в черном списке?

– Видимо, да, – ответила я. – В моем случае расстояние – главное условие для знакомства. Звучит, правда, как оксюморон.

– Первый раз с таким сталкиваюсь. Ну, а я на иностранца тяну, чтобы вписаться в твою любовную схему? – произнес Марк с усмешкой.

– Ты тянешь на живущего в Петербурге еврея с двумя иностранными языками. Даже не знаю, что с тобой таким делать.

– А ты евреев не любишь?

– Да наоборот, очень хорошо отношусь и даже частично себя к ним причисляю.

– И чем же они тебя привлекают?

– Прежде всего интеллектом и желанием учиться. Их дальновидностью и особым коммерческим чутьем. У меня даже есть своя собственная теория, что люди других национальностей немного побаиваются их, потому что не могут превзойти их способности.

Марку, конечно, было приятно все это слышать. Но цели петь ему дифирамбы у меня не было. Даже если бы он не был евреем и, сидя у метро, стучал по кастрюлям, он все равно бы мне нравился.

Я очень люблю Петроградский район, и у меня связано с ним много хороших воспоминаний. Сначала я здесь училась в гимназии, потом работала в нескольких офисах, да и просто часто гуляла. Та самая Эка, которая познакомила нас с Макаром, долгое время жила неподалеку от метро «Чкаловская». И за время нашей дружбы я часто бывала у нее в гостях. А теперь таким знакомым мне маршрутом мы шли с Марком, который начал рассказывать про старинные дома, которые стоят вдоль Каменноостровского проспекта. Мой новый приятель, а по совместительству теперь и коллега, снова удивлял своей образованностью. Он объяснял мне разницу между барельефами и горельефами, приправляя все это фактами об архитекторах, которые застраивали Петербург. Марк – словно говорящая Википедия, только с чувством юмора и харизмой. Сразу было видно, насколько сильно он привязан к Петербургу и как им дорожит. Я молча слушала его, задавала какие-то вопросы, дабы не казаться совсем профаном. Живопись занимала особое место в моей жизни, а интереса к архитектуре у меня никогда не было. Но я решила не разбивать сердце Марка таким громким заявлением, уж больно складно и хорошо он говорил.

Мы притормозили у серого дома с тремя крупными арками, которые служили входом во двор. Здание впечатляло своим размахом и обилием деталей на фасаде. Помимо эркеров я заметила глубокую лоджию, которая, как просветил меня Марк, по задумке архитектора отводилась для гарема хозяина. Впрочем, он оказался не только любителем женщин, но и достаточно щедрым человеком. Выкупив участок земли у государства, он спонсировал там строительство соборной мечети, что стоит теперь у метро «Горьковская». Войдя в арку, я заметила, что со двора дом действительно напоминал резиденцию какого-нибудь восточного вельможи. Огромные окна, нарядные коринфские колонны и помпезная двухъярусная аркада в самом центре фасада создавали по-настоящему парадный вид. Мы стояли с Марком и, задрав головы, рассматривали все это великолепие родного для нас Петербурга – города, где мы оба родились, но почему-то не встретились.

Просигналивший в арке роллс-ройс выдернул нас с Марком из параллельного мира, в который мы оба провалились на какое-то время.

– Так, ладно, – прервал молчание Марк, – пора нам кофе с тобой попить. Хватит тут стоять, а то охранники подумают, что мы ищем подходящее для взрывчатки место.

Он положил обе руки мне на плечи и стал крутить то вправо, то влево.

– Смотри, вот одна камера, а вот вторая. Улыбнись дядям, они давно на нас смотрят!

Указывая на камеры, Марк приблизился к моему лицу настолько близко, что щекой я почувствовала его дыхание.

Мы вышли из арки, прошли до метро и заглянули в самое популярное в народе фастфудное место, где варят очень даже приличный кофе. Свободных столиков не было, люди активно поедали гамбургеры и картошку фри, запивая все это колой или молочными коктейлями. Через пару минут за барной стойкой, расположенной напротив большого окна, освободилось два места, и мы с Марком быстро туда метнулись. Не сразу, а спустя только пару минут, заметили приунывшую рядом бабулю бомжеватого вида, которая смирно сидела в углу, чтобы оставаться незамеченной для снующего туда-сюда персонала. Под столом стояли две грязные сумки, из одной торчало что-то напоминающее маленькую детскую подушку. Рядом были расставлены бумажные стаканы с неизменной буквой «М». Судя по запаху, в одном из них был алкоголь. Я случайно поймала взгляд Марка. Он смотрел на несчастную старушку с какой-то тоской, поджав свои большие пухлые губы. Резко переведя взгляд на меня, он спросил:

– Бидон кофе и пару тортиков?

– Ja, genau,[24]24
  – Да, точно (нем.).


[Закрыть] только сегодня два бидона, пожалуйста. Я все-таки не одна.

Марк немного разрядил обстановку, а то от вида несчастной старушки мне стало как-то не по себе.

– Один капучино и пару этих, как их, «макарошек».[25]25
  Макарон – французское кондитерское изделие.


[Закрыть]

– Alles klar![26]26
  – Все понятно (нем.).


[Закрыть]

Марк ушел к кассе, а я осталась за стойкой сторожить вещи и рассматривать пробегающих мимо людей. Кто-то спешил, несмотря на выходной день, а некоторые шли небыстрым шагом, посматривая на меня. Один парень даже остановился и спросил, показывая указательный палец: «Ты одна?» Я отрицательно замотала головой, пока никто не увидел моей грязной измены.

Марк вернулся, сел рядом вполоборота и задал мне неожиданный вопрос:

– Тебе понравилось в Германии, какие у тебя остались воспоминания?

– Противоречивые, как и само восприятие этой страны.

– Интересно, почему? – Марк удивленно поднял правую бровь и внимательно посмотрел на меня.

Только сейчас я обратила внимание, насколько «живая» у него, оказывается, мимика. Лицевые мышцы были прекрасно развиты, словно Марк работал профессиональным актером. Особенно эффектно у него получалось поднимать то правую, то левую бровь, будто их кто-то дергает по очереди за невидимые ниточки.

– Немцы для меня оказались слишком пресными, вся их жизнь подчиняется определенному своду правил, которые нельзя нарушать. У меня было ощущение, будто я в какой-то клетке! Она вроде как и удобная, и комфортная, но абсолютно мне не соответствующая.

– А в чем тогда противоречие?

– Ну, многие вещи мне в немцах нравятся, например, их отношение к труду и чувство ответственности. Один среднестатистический немец приравнивается в моих глазах к пяти русским трудоголикам. Ты ведь в Германии дольше жил, какие у тебя отношения с этой страной?

Марк нахмурил свои пластилиновые брови и прищурил большие глаза, вспоминая что-то важное.

– Моя адаптация проходила очень тяжело, и в первую очередь это связано с немецким, которого я попросту не знал. Английский все-таки первый и основной для меня иностранный язык. В отличие от тебя я не мечтал уехать, родители поставили меня перед фактом, а что я мог сделать? Мы переехали в Берлин, который еще не выглядел цельным, несмотря на отсутствие стены.[27]27
  Имеется в виду Берлинская стена, разделившая Германию на два государства после поражения во Второй мировой войне.


[Закрыть] Я пошел в школу и не понимал, что происходит вокруг. Про правила – это ты верно сказала, там все на этом строится, без правил для немца жизни нет. И еще без бумажек, они, по-моему, самые большие бюрократы вместе с французами.

– Знаешь, я могу немцам в чем-то и посочувствовать, – прибавила я.

– И в чем же? – взглянул на меня Марк уже с левой поднятой бровью.

– А в том, что чувство вины и постоянные извинения напрочь уничтожили в них патриотизм. Для немца гордиться своей страной и как-то это проявлять расценивается как тяжкий грех. Ты когда-нибудь замечал, чтобы они вывешивали флаги на домах? У них такое не принято, это тебе не американцы. Причем за реальные грехи прошлого сейчас расплачиваются те, кто не имеет никакого отношения ни ко Второй мировой войне, ни к Холокосту. Я не пытаюсь оправдать их действия, но стараюсь смотреть на ситуацию как здравомыслящий человек. Знаешь, чем немцы похожи на русских?

– Удиви меня, Лизавета, – улыбнулся Марк своей красивой широкой улыбкой.

– А тем, что эти две нации – ведомые и могут до фанатизма во что-то верить. Сначала немцы верили в свою избранность, про которую им рассказывали всеми доступными способами, а теперь они пытаются затесаться между странами Евросоюза и спонсировать их, лишь бы лишний раз не услышать упрек, что погубили миллионы людей. Если проще сказать: сначала в газовую камеру, а потом к себе на шею. Herzlich willkommen![28]28
  Добро пожаловать (нем.).


[Закрыть]

– Ну а ведомость русских ты как объясняешь?

– Верой в светлое коммунистическое будущее, что неплохо показано, кстати, в немецком фильме «Гуд бай, Ленин». Хотя о советском человеке мне непросто рассуждать, я ведь ребенок перестройки и в СССР только и успела, что родиться да пару лет прожить. Но сейчас русские мне кажутся слишком равнодушными ко всему, и их пассивность используют те, кто хочет стоять у руля. Разве такое поведение – не проявление ведомости? Складывается впечатление, будто вагон метро с грустными гражданами тащат за веревочку как детский паровозик. Всех куда-то везут, а им – все равно.

– А может, их в Крым везут отдыхать, да народ не понимает своего счастья! – саркастично заметил Марк.

– Мне так кажется, что большинство в курсе, куда их везут, да только Крым им не нужен.

– Я отдыхала последний раз в Крыму в 1992-м, в Феодосии, – неожиданно для нас с Марком произнесла бабуля, что сидела рядом. – Мы с мужем жили в съемной комнате целых десять дней, купались в море и ходили смотреть на закат. Такая романтика! Мой Лешка был художником. Помню, все время мне повторял: «Люба, закат – это важно». Все бы отдала, чтобы оказаться с ним там вновь. Да разве ушедшее счастье вернешь за деньги?!

Но даже если б такая услуга и существовала – возвращаться в прошлое за умеренную плату, – бомжеватой бабуле этого сделать, очевидно, не удалось бы.

Мы с Марком переглянулись, и он с выражением произнес:

– А мы с тобой, Лиз, в Крым не поедем, нас ждет Европа. Я в закатах мало что понимаю, поэтому буду играть джаз.

Я ответила Марку улыбкой, но больно уж тронули меня чужие воспоминания о Крыме, чтобы назвать ее по-настоящему искренней.

– Знаешь, на что похожа жизнь в России? – задумчиво произнесла я. – На маленькую битву каждый день. Мы отважно сражаемся в офисах за свое место под солнцем, зарабатывая деньги, но при этом влезаем в неподъемные долги. Приходим домой несчастливые после нелюбимой работы, но даже среди близких зачастую не находим ни понимания, ни утешения. А наутро – снова битва по тому же сценарию.

– А ты наивно полагаешь, что на Западе берега кисельные? Странно будет такое услышать от человека, уже один раз «свалившего», а потом вернувшегося.

– У меня нет призрачного представления, что в Америке или в Европе все безоблачно. Да и у самой Германии проблем хватает. Но пока не посмотришь на их жизнь под другим углом, этого не поймешь. Я пришла к выводу, что надо жить там, где душа спокойна. Это и будет самое правильное.

– А если душа нигде не спокойна, что тогда делать? – спросил Марк.

– Пытаться найти того, кто душу успокоит. С кем можно будет отправиться в кругосветное путешествие и отыскать место, где обоим будет хорошо. А название и статус страны уже дело десятое.

– И как продвигаются поиски, простите уж, полюбопытствую, – улыбался мне Марк.

– Думаю, я двигаюсь в верном направлении!

Я смотрела на Марка и всеми силами пыталась скрыть нарастающую внутри симпатию. Своей фривольной манерой общения он напоминал мне типичного «плохиша». Этот особый вид мужчин всегда пользовался большим спросом у женщин, но мною интересовался достаточно редко. Я же, в свою очередь, к бунтарям проявляла неподдельный интерес.

– Расскажи мне про Лондон, – перевела я тему, чтобы подавить смущение, – какие у тебя остались воспоминания?

– Это странное чувство, что ты вроде как за границей, но при этом понимаешь, о чем вокруг говорят. Первое время, еще по привычке, я начинал фразу на немецком, а заканчивал уже на английском. Получался такой собственный новояз. Но потом я влился, поступил вот в академию…

– Как тебе это удалось?

– Да повезло! Я сам не заметил, как очутился там. В старших классах ударные для меня были что-то вроде хобби. Меня хвалили, но не возводили в ранг гения. Я пришел на экзамен, сыграл им что-то на выбор, а через месяц мне пришло уведомление, что я зачислен. Мне кажется, Лиз, это все потому, что я красавец!

– «Может, неизвестный собачий принц – инкогнито. Очень возможно, что бабушка моя согрешила с водолазом. То-то я смотрю, у меня на морде белое пятно – откуда, спрашивается»?[29]29
  Булгаков М.А. «Собачье сердце».


[Закрыть]

Я процитировала Булгакова с особым выражением, чтобы немного сбить спесь с Марка.

– Язва, – негромко произнес он прямо мне под ухо. – Ты настоящая язва, Лиза. – Что, так трудно меня похвалить?

– Знаешь, Маркуша, к язвам привыкают и даже с ними живут. С похвалой от меня придется малость подождать. Лучше мне расскажи, где ты в Лондоне работал.

– Ой, да везде! Мне так кажется, я все перепробовал. Даже травкой торговал, только т-с-с-с, об этом не принято говорить вслух. Но пока я не нащупал для себя золотую жилу, одно время был мальчиком на побегушках у русского олигарха, который жил в Stanley House,[30]30
  Особняк, построенный в Лондоне в XVII веке. В 2005 году его приобрел Б.А. Березовский, проживавший в Великобритании.


[Закрыть] что в районе Челси.

– Ха, рыбак рыбака видит издалека, – усмехнулась я.

– Ну да, помнишь, как у Балабанова: «Мы, русские, не обманываем друг друга».[31]31
  Цитата из кинофильма «Брат-2», Балабанов А.О.


[Закрыть] Примерно такой фразой он меня провожал с собеседования.

– Ты тогда в поезде рассказывал, что после окончания академии играл в ансамбле, а потом все бросил, вернулся в Россию. Есть конкретная причина такого поступка?

– Нет! Мне просто нужны были перемены, и я себе их устроил. Ты ведь говорила, что жизнь – это движение. Вот и я стараюсь не топтаться на месте, – ответил Марк.

Очевидно, что такими общими фразами он уходил от ответа, и я отчетливо видела это по его лицу. Ну раз человек говорить не хочет, клещами вытаскивать не станешь.

– С какими мыслями ты возвращалась из благодатного баварского края?

– Я думала, если в России ничего не выйдет, то где-нибудь в Европе или в Америке всегда найдется пол, который можно помыть за десять долларов в час.

– Десять долларов – еще не самый плохой вариант, я тебе скажу. Но ты, Лиз, явно не из тех, кто соглашается на подобную работу, это сразу видно. Чтобы мыть полы в Париже или фасовать продукты в Нью-Йорке, нужно суметь переступить через себя. Сказать: «Да, сейчас так, но я делаю это для того, чтобы потом было лучше». Ты хоть и не Мальвина, но дом у немцев все же не убирала. Как вашу Putzfrau[32]32
  Уборщица (нем.).


[Закрыть] звали, напомни?

– Имени не помню. Но это была женщина за пятьдесят с низким прокуренным голосом, которая иногда стригла нашу соседку Дженни, что работала санитаркой в больнице.

– Вот о чем я и говорю! А ты что не пошла в немецкую больницу работать? «Вы не сочувствуете детям Германии»?[33]33
  Булгаков М.А. «Собачье сердце».


[Закрыть]

– Сочувствую, но работать в больнице не хочу.

– Бывало там[34]34
  Имеется в виду в Германии.


[Закрыть] тебе одиноко?

– Ja, natürlich.[35]35
  Да, конечно (нем.).


[Закрыть] Хотя у меня сложился круг общения достаточно быстро. Но все близкие друзья жили по-прежнему в России, и мне жуть как их не хватало! Я, когда вернулась окончательно, ценила каждый час, проведенный рядом с ними. Потом это чувство ушло, конечно. Со временем всегда начинаешь воспринимать присутствие человека больше как данность, нежели как подарок. А жаль. Так можно не только про дружбу сказать. Пока с москвичом встречались, я дни на календаре вычеркивала до наших свиданий.

– А он что, с цветами на вокзале встречал? – ухмыльнулся Марк.

– Ну, почти. Сыр мне с белой плесенью покупал и все не мог определиться, нужны ли ему эти отношения. Через полгода, доев очередной камамбер, мы с ним расстались.

– Ну и такое бывает, – со вздохом заключил Марк, – людям зачастую сложно понять, что им на самом деле надо. Я вот тоже расставался и даже разводился разок.

– Да ладно? Когда успел? – вытаращилась я.

– Ну вот тогда и успел. В прошлом. Еще в Лондоне. Так что в Питер вернулся, считай, девственником. Сама невинность.

Такая самоирония Марка меня очень позабавила. Он не был, конечно, Аленом Делоном и не пил одеколон[36]36
  Слова из песни «Ален Делон» музыкальной группы «Наутилус».


[Закрыть] вовсе, но успехом у женщин явно пользовался. Так или иначе, к тридцати большинство из нас подходит со своим багажом. Другой вопрос: хотим ли мы про этот багаж знать?

В наших разговорах мы напрочь утратили чувство времени. Люди вокруг уже сменили друг друга аж по нескольку раз. А наша тройка – я, Марк и бабуля, – словно три товарища, оставалась верна себе. Есть такое негласное правило, что с малознакомыми людьми не принято разговаривать о политике и религии, так как ненароком можешь собеседника оскорбить. Но в случае с Марком я решила стать злостным нарушителем:

– В твоей семье было принято соблюдать шаббат?[37]37
  Иудейский праздник, начинающийся с вечера пятницы и заканчивающийся в субботу вечером.


[Закрыть] На ортодокса ты явно не тянешь, но, может, есть что-то особо важное для тебя?

– Иудаизм в нашей семье не культивировался. Отец был человеком науки и находил свое объяснение многим вещам, что свойственно ученым. Мама, помню, что-то рассказывала, в пятницу зажигала, как положено, две свечки, но никогда не требовала от меня строгого соблюдения правил. Хамса[38]38
  Защитный амулет у мусульман и евреев.


[Закрыть] мне вообще досталась в подарок от одного араба из Лондона.

Марк вытащил из-под белой толстовки серебряную цепочку с небольшим амулетом в форме ладони и гордо показал мне.

– А ты, вижу, звезду Давида носишь? Хоть знаешь, что она означает?

– Конечно! Она указывает мне путь, чтобы не потерять жизненный ориентир. А еще напоминает про еврейских прабабушку и прадеда. Так что имею право! Если я когда-нибудь уеду в Нью-Йорк, пойду устраиваться на работу к евреям. Только придется подучить иврит перед этим, дабы приняли за свою.

– Тут учи не учи – за свою не сойдешь, Лизавета, больно внешность у тебя неподходящая, – сказал мне Марк. – Да почему для тебя так важно быть еврейкой?

– Как говорила моя прабабушка Сара, если ты хоть немного талантлив, значит в тебе есть чуточка еврейской крови.

Марк рассмеялся.

– Ну да, из песни слов не выкинешь. Права твоя Сара была! Слушай, а не дойти ли нам до Рубинштейна поесть шакшуки?[39]39
  Национальное еврейское блюдо, которое готовят на завтрак – двойная яичница в пряном томатном соусе.


[Закрыть]К тому же, как-то подвигаться хочется, размяться, что ли.

– Warum nicht?![40]40
  – Почему нет? (нем.)


[Закрыть]– ответила я, ведь расходиться мне совсем не хотелось.

Марк отлучился на несколько минут, а когда вернулся, очень долго копошился, пока надевал свою куртку. Он зачем-то тряс ею и что-то без конца проверял. Потом стал перекладывать телефон и кошелек из кармана в карман. Мне так надоело на все это смотреть, что я отвернулась к окну и о чем-то задумалась. Марк выдернул меня фразой:

– Все, я готов. Идем! – радостно сказал он мне, разрешив все свои мнимые проблемы.

Я посмотрела ему в глаза и уже была готова съехидничать, как боковым зрением заметила бумажку в пятьсот рублей, которая лежала у одного из бабушкиных стаканов. В этот момент Марк бережно придержал меня за локоть и сказал: